Эпизоды

[Фарамир 150]

Семейная, так сказать, история)

Эпизод 1. Защитник.

 

Белая Цитадель была таким местом, в котором всегда можно было найти, чем заняться. Не всегда занятия эти были разрешенными - за некоторые можно было получить большую взбучку. Но это лишь добавляло интереса - риск быть пойманным делал обычную шалость опасным приключением. А Боромир любил приключения и мечтал когда-нибудь поучаствовать в настоящем. 

Пока же он ограничивался тем, что залезал туда, куда залезать не следовало, брал то, что брать не стоило, и приставал к тем, кто не слишком стремился уделять ему время. Единственной проблемой было то, что очень редко ему удавалось найти спутника для своих похождений из числа сверстников. К неполным шести годам Боромир был куда более развитым, чем большинство других детей. Он был выше и сильнее их, смышленей и сообразительней, кроме того, почти никто из знакомых мальчишек, даже на два, три, а то и все пять лет старше, не отваживались идти против воли взрослых, как часто и поступал Боромир. Он смутно подозревал, что некоторых мальчиков заставляют с ним играть. Еще бы - он ведь был внуком правителя города, и родители считали такую дружбу идеальной для своих детей, ведь рано или поздно и самому Боромиру предстояло стать правителем. Мальчишки же, не ведающие подобных мотивов, не особо любили его компанию. Боромир часто был зачинщиком драк - и почти всегда их победителем. Он таскал своих обреченных друзей в конюшни или в казармы, откуда их, конечно, с позором выставляли. И если самому Боромиру за это почти никогда не попадало, его спутники всегда получали на орехи. 

Именно поэтому Боромир предпочитал общество взрослых и часто расстраивался, когда никто не хотел с ним возиться. Отправить к нему своих сыновей главный оружейник или ловчий считали большой честью, но развлекать внука наместника самостоятельно они вовсе не жаждали. Боромир же, впрочем, не обращал на это внимания, пользуясь тем, что и выгнать его они не могут. Он часто ходил за взрослыми по пятам, задавая бесконечные вопросы, которые порождали новые вопросы, и так до бесконечности, пока несчастный не ссылался на срочное дело в другом конце города и не ретировался. 

Единственным взрослым, кто всегда не чаял души в Боромире, был его дед, наместник Эктелион. Хотя его скорее можно было назвать старым, а не взрослым. Но, когда у него оказывалась свободная минутка, он любил усадить Боромира к себе на колено и бесконечно рассказывать ему о былых сражениях, о славных временах почившего в волнах королевства, об отважных воинах и грандиозных победах. Потом, закончив, одну из таких легенд, дед всегда говорил, гладя мальчика по растрепанным темным волосам: "Ты - достойный наследник своих предков, и когда-нибудь и твое имя будут славить в сказаниях и песнях" И Боромир свято верил в эти пророчества. 

Однако в последнее время дед больше времени проводил в своих покоях, чем в кресле наместника, и к его постели Боромира пускали все реже и реже. Мальчик стал замечать, как все суровей и собранней становится его отец, как время от времени вельможи переходят на тихий шепот, обсуждая Эктелиона. За свою короткую жизнь Боромир никогда не видел смерти, но подозревал, что именно она забрела в гулкие залы королевского дворца, и решила остаться. 

Не было ничего удивительного в том, что, узнав, что у него будет сестра или брат, Боромир несказанно обрадовался. Он только настойчиво просил мать, чтобы это непременно был брат - иначе что он будет делать с сестрой? Девчонки в круг его интересов совершенно не попадали. Мать улыбалась и обещала сделать все возможное, чтобы выполнить его просьбу. И, как выяснилось в один жаркий летний день, сдержала свое обещание. 

Когда отец нашел Боромира во дворе Цитадели сражающегося на палках с невидимым противником, и позвал за собой, добавив "Хочешь познакомиться с младшим братом?", мальчик спешил за ним, не чуя под собой ног. Брат! Наконец-то! Боромир столько времени провел, придумывая игры для себя и того, кого родители не станут заставлять с ним дружить, что теперь происходящее казалось нереальным. Отец открыл тяжелую дубовую дверь в покои матери, куда раньше в тот день Боромира не пустили, хотя он всегда приходил пожелать маме доброго утра. Комната была залита мягким солнечным светом, и на пороге Боромир в первый момент немного оробел. Мать сидела в постели, опираясь спиной на высокие подушки, и устало улыбалась. Лицо ее при этом было таким бледным, таким осунувшимся, что казалось почти незнакомым. И Боромир, вмиг забыв о недавней радости, бросился к ней. Она протянула ему руку, и когда он сжал ее, свободной ладонью растрепала ему волосы, потом погладила по щеке. Мальчик хотел что-то спросить у нее, но Финдуилас легким кивком головы указала куда-то в сторону.

- Погляди,- произнесла она, и Боромир оглянулся. Ему совсем не хотелось отпускать маминой руки, но он вдруг вспомнил, зачем, собственно, пришел. 

Рядом с ее постелью стояла высокая резная колыбель, из нее не доносилось ни звука, и Боромир неуверенно приблизился. Отец тоже подошел и остановился за его спиной. Бортики колыбели были слишком высокими, и в первый момент у Боромира не получилось заглянуть в нее.

- Что там? - спросил он, стараясь подняться на носочки,- что там? 

Отец наклонился к колыбели и осторожно - Боромир никогда не замечал за ним таких бережных движений, словно он боялся разбить то, что держал в руках - поднял маленький сверток. Сверток сразу зашевелился, и Боромир услышал тихие жалобные всхлипы. Отец подошел к постели Финдуилас и вложил хнычущий сверток ей в руки - немного поспешно. Боромир приблизился, и, когда мать чуть наклонилась к нему, взглянул наконец на таинственный сверток. Среди легкой светлой ткани и кружев он увидел маленькой красное лицо. В его представлении брат должен был выглядеть как угодно - но только не так. Крошечное создание, продолжая всхлипывать и тихо кряхтеть, морщило нос, открывало и закрывало маленький беззубый рот, потом неожиданно замерло и открыло глаза. 

На фоне всего остального они казались просто огромными, и Боромиру на мгновение почудилось, что в их прозрачной голубой глубине мелькнуло узнавание - словно новорожденный младенец припомнил, кто перед ним, и отчего-то мальчик вдруг почувствовал, как у него приятно защекотало в груди. Он улыбнулся.

- Смешной,- сообщил он родителем,- как его зовут?

- Фарамир,- ответила мать,- думаю, он рад тебя видеть. 

- Привет, Фарамир,- младенец не сводил с него широко распахнутых глаз, и Боромир махнул ему рукой,- я твой старший брат.

- Ты должен пообещать мне,- тон Финдуилас вдруг стал очень серьезным,- что всегда будешь защищать его и заботиться о нем. 

Боромир поднял взгляд на мать, и ощутил вдруг всю тяжесть и серьезность момента, словно вдруг оказался в одной из тех легенд, что рассказывал ему дед. В них герои часто приносили клятвы, и порой даже умирали, исполняя их. 

- Обещаю,- проговорил он ей в тон. Финдуилас кивнула, а потом откинулась на подушки, словно силы вдруг окончательно покинули ее. Отец поспешил забрать младенца из ее рук, и тот снова завертелся и заплакал. 

- Ступай,- сказал отец Боромиру,- твоей матери нужно отдохнуть. 

Конечно, тот, кого называли его братом, мало подходил для игр - Боромир очень быстро в этом убедился. Мало того, что Фарамир не мог ни говорить, ни ходить, ни даже вылезти самостоятельно из колыбели, так еще и его, Боромира, почти не подпускали к нему. Вокруг младшего брата обычно хлопотала кормилица или кто-то из слуг. В Цитадели творились странные дела, и мало кому было дело до младенца, но даже при этом Боромиру очень редко удавалось подойти к нему. Кормилица заявляла, что "нечего ему делать с малышом", слуги велели не будить его, и все свои силы, которые прежде он направлял на то, чтобы пробраться на конюшни или в оружейную, Боромир теперь тратил на то, чтобы исполнять данное матери обещание. Как можно было защищать и заботиться о брате, если он почти его не видел. 

Это само собой уже превращалось в забавное и увлекательное приключение. До того, как кормилица выгоняла его из комнаты взашей, Боромир успевал насмотреться на спящего брата, спросить, как у него дела и не дождаться ответа, а больше ему было и не нужно. Если уж с братом нельзя было поиграть, то сделать его не товарищем, а целью игры Боромиру ничего не мешало. 

За этими играми, длившимися несколько долгих недель, Боромир почти не замечал, как в Цитадели начали происходить серьезные изменения. Наместник Эктелион теперь вовсе не вставал с постели, и отец проводил все больше времени за государственными делами. Мать после рождения второго сына почти не вставала, хотя времени прошло довольно много, и говоря ей "доброе утро", с каждым днем Боромир видел, что она остается бледной и усталой. Весь двор наместника, казалось, погружался в тишину и задумчивость, и в коридорах дворца теперь разговаривали полушепотом, а слово "смерть" передавалось из уст в уста. И слыша это, Боромир пытался выследить ее, настигнуть и выгнать прочь. Но, видимо, для подобной схватки он был пока слишком мал и слаб. 

Фарамир начал заходиться плачем посреди ночи - Боромир слышал его даже сквозь толстые стены своей комнаты. То же продолжилось и днем, и на вторую ночь. Ребенок иногда замолкал, но тишина длилась не долго, и, лежа под своим одеялом, Боромир с закрытыми глазами вслушивался в громкий жалобный зов о помощи. На утро он отправился к комнате брата, но внутрь его не пустили - и не было никакой возможности туда проникнуть. Из Палат Врачевания пригласили главного Лекаря, который лишь совсем недавно приходил к постели Эктелиона, и когда высокий жилистый человек в темных одеждах вышел из комнаты, Боромир понял - дело плохо. Его лицо было печальным и отстраненным, словно он радовался глубоко в душе, что это горе его не касается - оно слишком велико, чтобы его выдержать. Лекарь долго вполголоса разговаривал с отцом, и тот, заметив, что Боромир пытается подслушивать, резким выкриком отослал его прочь. 

Боромир, не став спорить, поспешил в свою комнату. Там, под кроватью, он хранил главную свою драгоценность - настоящий кинжал в простых черных ножнах. Слишком большой для его детской руки - в ней он казался почти что мечом. Боромир вынес кинжал из оружейной, решив, что рано или поздно, он все равно достанется ему, наследнику правителя. Сейчас же оружие было как нельзя кстати. По коридорам ходил враг. И он намеревался посягнуть на то, что Боромир поклялся защищать. Спрятав кинжал под одежду, мальчик вышел на охоту. 

Он должен был изгнать непрошенного гостя, победить его, но выследить его оказалось совсем не просто. К вечеру - усталый и разочарованный - Боромир снова оказался у дверей комнаты Фарамира. Он притаился за белой колонной - из-за двери вышла кормилица с блестящим заплаканным лицом, и вместе с ней - кто-то из лекарей. 

- Только бы госпоже не рассказали,- твердила кормилица шепотом,- она совсем плоха, бедняжка, а тут еще это...

- Ей все равно придется сказать,- ответил лекарь грустно. 

- Да неужто ничего не сделать? - всхлипнула кормилица,- неужели помрет маленький? 

Лекарь покачал головой, а Боромир в своем укрытии зло сжал кулаки. Ну уж нет. Он этого не допустит.

Шаги стихли в конце коридора, и мальчик вышел из-за колонны, сжимая пальцами рукоять кинжала. Теперь он точно знал, где его враг - он все это время был здесь, а Боромир потратил столько драгоценного времени, выслеживая его. 

В комнате брата было почти совсем темно и очень тихо. Впервые, кажется, с момента его рождения Фарамира оставили совершенно одного. Видимо никто - ни кормилица, ни лекари, ни слуги, ни даже отец - не хотели быть свидетелями его ухода. 

Боромир медленно приблизился к колыбели. На этот раз была другая - пониже, и он смог легко заглянуть в нее. Брат лежал на спине, и его маленькое лицо блестело от испарины. Глаза были закрыты. Боромир протянул свободную руку и коснулся крошечной пухлой щеки, потом лба - ребенок горел, пальцы Боромира едва не обожгло жаром его кожи. Фарамир зашевелился, негромко кашлянул и открыл глаза. 

- Привет,- Боромир улыбнулся ему, хотя улыбка и стоила ему больших усилий. Нельзя было терять бдительности - враг был рядом, готовый в любой момент напасть из-за угла,- прости, что раньше не пришел.

Фарамир сморщил нос и тонко заплакал - хрипло, едва слышно, и так жалобно, что Боромир и сам чуть не разревелся, а ведь этого с ним уже почти полгода не случалось вовсе. 

- Да ты не бойся,- он шмыгнул носом и решительно тряхнул головой,- я пришел, и тебя никто не заберет. Никто не обидит, понял? Я буду тебя защищать. 

Ребенок плакал еще пару секунд, потом, словно устав, замолк. Он дышал тяжело и шумно, но взгляд блестящих от слез глаз теперь был прикован к старшему брату. Тот устроился рядом с колыбелью поудобней и вздохнул.

- Я буду стеречь, а ты поспи, если хочешь,- предложил он,- не волнуйся, я при оружии! - он отогнул край своей рубашки, показывая рукоять кинжала. Зрелище это, видимо, не слишком впечатлило Фарамира, и Боромир поспешил добавить,- я умею им пользоваться, честно! - младенец тихо кашлянул и наморщился,- ну, может, не кинжалом, но палкой точно умею,- заверил его Боромир,- а это почти одно и то же. 

В углах комнаты собирались тени. Краем глаза Боромир замечал там какое-то движение, но не сводил теперь взгляда с брата. Они были вдвоем посреди мертвящей тишины, где отовсюду к ним тянулись нити страха и тьмы. Но Боромир почувствовал вдруг, что вовсе не боится. У него была миссия, священный долг, клятва. И нарушить ее из-за собственной пугливости он никак не мог. Его брат нуждался в нем, и Боромир понадежней перехватил рукоять своего оружия. 

- Хочешь, я расскажу тебе о герое Берене, который один сражался против полчищ врагов? - предложил Боромир. Эту историю он помнил лучше других, и сейчас ему казалось, что она понравится Фарамиру больше всего. В конце-концов, против Берена и правда были полчища, а против него, Боромира, всего один противник - пусть и невидимый. 

Не дождавшись от брата вразумительного ответа, мальчик принял решение сам.

- Я расскажу,- объявил он,- а ты слушай. Я вообще-то знаю много историй - на ночь хватит. 

***

- Он не плакал всю ночь,- голос молодой служанки срывался, и Денэтору никогда в жизни еще так не хотелось никого ударить.

- Вы оставили его на всю ночь одного,- скрипнул он зубами, и служанка побледнела.

- Мы хотели послать за вами, но вы были у постели наместника,- почти прошептала она,- но мальчик был так плох, лекари сказали, ему все равно уже не помочь... 

- Судьба наказывает меня,- Денэтор остановился у двери, из-за которой не доносилось ни звука,- в одну ночь я потерял и отца, и сына...

Служанка молча опустила глаза, а новый правитель со вздохом толкнул дверь и вошел.

Его старший сын спал, уткнувшись лбом в руку, устроенную на бортике колыбели. Вторая рука сжимала что-то под одеждой. Рвущиеся в окна рассветные лучи золотили его макушку, в мягком свете танцевали мелкие пылинки, тишина в комнате была похожа на вязкую патоку. Денэтор остановился в двух шагах от колыбели, чувствуя, как к горлу подкатывает комок слез. Уход старой жизни - был естественным ходом вещей. Старики уступали место преемникам. Но отцы не должны были хоронить сыновей - особенно таких крошечных. А ведь ему еще предстояло объяснить , что случилось, Финдуилас. И это могло убить и ее тоже. 

Денэтор подошел к колыбели и тихо опустил руку на плечо Боромира. 

Тот неожиданно дернулся, распрямился, рука рванула из-под рубашки рукоять кинжала, и Денэтор от неожиданности даже отпрянул, словно не шестилетний сын был перед ним, а опытный караульный с мечом. На несколько мгновений взгляд Боромира казался несокрушимо твердым и тревожным, но потом он узнал пришедшего. 

- А я думал, это он...- проговорил мальчик, и от этого "он" Денэтору ни с того, ни с сего стало холодно. Боромир же бросил взгляд в колыбель и с облегчением улыбнулся,- все в порядке,- обратился он к лежащему в ней младенцу,- ночь кончилась.

Денэтор открыл было рот, чтобы отослать Боромира - этого еще не хватало, разговаривать с мертвым братом! Но тут из колыбели донеслось сперва тихое кряхтение, потом сильный требовательный плач. 

Денэтор так и остался стоять с открытым ртом, а Боромир засуетился.

- Ну ты чего? - спросил он, протягивая к заходящемуся брату руку,- ну ты чего разревелся? Все же прошло, я его прогнал!

Подоспевшая к ним служанка, оттеснив в сторону наместника, подняла плачущего ребенка на руки. 

- Все в порядке,- проговорила она, и в голосе ее слышалось удивление, граничащее почти со священным страхом. На ее глазах произошло чудо - Денэтор и сам это понимал,- он плачет, потому что голодный.

Боромир с сомнением посмотрел на нее так, словно это ему было решать, верить ей или нет. И Денэтор даже попытки не сделал оспорить это.

- Ну ладно,- наконец авторитетно сказал Боромир,- покормите его. А потом я ему еще историй расскажу. Они ему нравятся.

[Фарамир 150]

Эпизод 2. Море в руках.

 

Дядюшка Имрахиль никогда не привозил с собой ничего дельного. Его излюбленным подарком, сколько Боромир себя помнил, были причудливые морские раковины. Красивые и необычные на первый взгляд, на деле они оказывались совершенно бесполезными. Дядя говорил, что, если приложить такую раковину к уху и прислушаться, можно услышать, как шумит в ней море. Но Боромир, как ни старался, ничего подобного не слышал. Мама обычно отбирала у него эти раковины вскоре после отъезда дяди, говоря, что Боромир может пораниться об острый край или разбить хрупкую вещицу. Мальчик не возражал – он знал, что мама забирала их себе и хранила в своей комнате в особом ларце, и Боромиру было совершенно не жалко для нее этих подарков дяди. 

Он застал ее однажды утром, придя проведать, когда мама стояла у открытого окна своих покоев, устремив печальный взгляд куда-то вдаль, прижав одну такую раковину к уху и замерев совершенно неподвижно. Окна ее спальни выходили на восток.

Боромир никогда не умел перемещаться особенно тихо – он скрипнул входной дверью, потом хлопнул ею, но мама не шелохнулась. Казалось, вовсе не заметила его. Чтобы привлечь ее внимание, Боромиру пришлось подойти к ней вплотную и ухватиться рукой за ее юбку – ростом он доходил матери до пояса, даже выше, но жест этот сохранился еще с тех пор, когда Боромир едва стоял на своих двоих, цепляясь за мать. 

Финдуилас вздрогнула и чуть не выронила раковину. Потом опустила глаза и улыбнулась.

- Ты уже встал, мой маленький герой? – спросила она мягко,- как тихо ты подкрался. 

Боромиру хотелось сказать, что вовсе не тихо, но он вдруг заметил, что мама выглядит странно. С тех пор, как на свет появился его брат, Финдуилас часто хворала, и бледность и тени под глазами не были для нее новыми. Но в тот день Боромир заметил в ее лице нечто такое, чего прежде никогда не замечал. Взгляд матери изменился – Боромир был слишком мал, чтобы подмечать подобные тонкости, но даже ему стало не по себе. Мама смотрела на него, улыбаясь, но глаза ее были пусты – такой взгляд был у дедушки Эктелиона, когда он возлежал на своей кровати перед тем, как отправиться на вечный покой в Усыпальницы. Боромир не должен был его видеть тогда, но пробрался в комнату, где старому наместнику отдавали последние почести, и успел заглянуть Эктелиону в лицо. Теперь же такими же глазами, как он тогда, смотрела на него мать. 

Боромиру к горлу подкатил горький комок панических слез. Испугавшись, что вот-вот разрыдается, мальчик со всей силы обхватил Финдуилас за пояс, прильнул к ней и уткнулся лицом ей в живот. От страха его начинало трясти, но стоя вот так – близко-близко – Боромир пока мог совладать с дрожью. 

- Что с тобой, малыш? - удивленно спросила Финдуилас, но мальчик лишь мотнул головой. Ее легкая рука растрепала волосы у него на макушке, погладила по плечу. – ты меня задушишь, Боромир,- сказала она с шутливой строгостью. Но Боромир не двинулся с места. Ему вдруг показалось, что, стоит отпустить ее, стоит разжать руки – и она упадет и разобьется, как хрупкая морская раковина.

- Хочешь послушать? – Боромир чуть отстранился и увидел, что мама протягивает ему свою раковину. Большую, изогнутую, с острыми шипами по одному краю. Внутри раковина была нежного переливающегося розового цвета, и мальчик покорно взял ее в руки, все же разжав свое паническое объятие. Раковина была тяжелой и теплой – видимо, ее согрели ладони матери, и Боромир вцепился в нее что было сил, боясь уронить на пол.

- Приложи к уху,- сказала мать, и Боромир едва удержался, чтобы не сказать, что уже пробовал так делать, и до сих пор ничего интересного не получалось. Но Финдуилас смотрела на него с выжидающей улыбкой, и, чтобы не разочаровывать ее, мальчик повиновался. 

- Закрой глаза,- продолжила мама тихо, и Боромир опустил веки.- Прислушайся,- последнее слово Финдуилас почти прошептала. 

Сперва ничего не происходило. Мальчик застыл, стараясь даже не дышать, чтобы шумом дыхания не сбивать магию раковины. Он чувствовал, как, стоя рядом, мама снова повернулась к окну – едва слышно прошелестели юбки. Он услышал сквозь давящую тишину бесполезной раковины, как Финдуилас тяжело вздохнула, почти ахнула, будто за окном вдруг возникло что-то ужасное. 

Где-то далеко-далеко вскрикнула чайка. Потом ей откликнулась другая, и лишь после этого Боромир понял, что звук доносится не из-за окна, а из раковины, которую он прижимал к уху. Одна за одной в ней на песчаный берег накатывали волны. Отступая, шипели, поднимали фонтаны белых брызг. Шум нарастал – море волновалось, и Боромир вдруг ощутил, как качнулся пол у него под ногами. Заскрипели мокрые доски. Ветер швырнул волну о борт, и палуба чуть накренилась. Хлопнули паруса. Волны бежали одна за другой, вторя ветру и чайкам.

- Ты услышал,- тихо проговорила мать,- ты его услышал.

***

Дядюшка Имрахиль прибыл рано утром, и его торжественную сопровождающую процессию Боромир видел из окна своей спальни. Князь Дол-Амрота всегда прибывал в Минас-Тирит с помпой. Окруженный своей верной дружиной, несущей стяги с серебряными лебедями, облаченный в легкие посеребренные доспехи, в высоком шлеме , из-под которого выбивались буйные черные кудри, Имрахиль походил на героя одной из тех сказок, что мама читала Боромиру на ночь. 

Боромир тихо выбрался из своей комнаты – не то чтобы ему очень уж хотелось увидеться с дядей и снова слышать от него «Какой ты стал высокий, словно настоящий нуменорец!». Но час был очень ранний, город за окнами только начинал просыпаться, а мальчик все равно уже был на ногах. Он пробрался длинными створчатым коридором к главной лестнице, скользнул вниз, к парадному входу, и там, спрятавшись за одной из статуй, наблюдал, как князь входит в Цитадель, а отец Боромира – наместник – встречает его сдержанно и скупо. Дружина Имрахиля осталась за дверями чертогов, а сам Имрахиль, сняв с головы шлем, бросил его оруженосцу, легким жестом отпустил его, и неторопливо пошел вслед за Денетором вверх – Боромир точно знал, куда они направляются. В святая святых – комнату, которая находилась для него, семилетнего, под строжайшим запретом. В отцовский кабинет. И от этого слежка становилась только интересней. 

Боромир подождал, пока отец и дядя поднимутся по лестнице до конца и ступят в галерею. Лишь после этого он взбежал следом. Сейчас мальчик старался двигаться тихо и незаметно, не грохотать шагами по каменному полу и не снести ничего на своем пути. Он не придумал пока, как проникнет в кабинет отца, когда тот закроет за собой и гостем двери, но сейчас это было неважно. 

Денетор и Имрахиль шли в нескольких шагах впереди и тихо разговаривали. Боромир, прячась за очередной колонной, старался прислушаться, чтобы понять, о чем идет речь. Большая часть того, о чем разговаривали взрослые, была для него недоступна. Он не понимал многих слов, а даже если и понимал, не мог ухватить сути. Но сегодня неожиданным образом разговор оказался предельно ясным.

- Это исключено,- злым полушепотом говорил отец – видимо, отвечал на фразу дяди, которую Боромир услышать не успел,- ее место здесь, рядом со мной, ее мужем, и ее детьми. Она больше не дол-амротская княжна, а жена правителя Гондора. 

- Но ведь дело вовсе не в этом,- Имрахиль говорил чуть громче отца, но в разы мягче. Он никогда не повышал голоса, только если командовал войсками. Никогда не позволял себе отвечать грубостью на грубость,- она тает здесь, этот город ее убивает…

- Ерунда,- отец почти выплюнул это слово,- да, она хворает, но это последствия тяжелых родов, и это пройдет – мои целители уверили меня в этом.

- Она родила два года назад,- напомнил Имрахиль,- а в своих письмах она пишет мне, что ей страшно. А чувствует надвигающуюся тень…

- Она пишет тебе письма? – Боромир замер в своем убежище – Денетор перешел почти на крик, больше не таясь от тех, кто мог его услышать.

- Разумеется,- спокойно отозвался Имрахиль,- она все-таки моя сестра. И она навсегда останется княжной Дол-Амрота.

- Не хочу ничего слышать,- отрезал Денетор,- пока она сама не захочет этого и не скажет мне об этом, я не стану ее отсылать.

Ответа Имрахиля Боромир уже не услышал – хлопнула входная дверь кабинета, обрезая разговор и оставляя мальчика в полном замешательстве. 

***

Во внутреннем дворе у одного из углов, в тени высоких стен, была насыпана огромная куча речного песка. Песчинки были крупные, сероватые и блестящие, омытые водами Великого Андуина. Иногда среди этого песка попадались длинные полупрозрачные пластинки сланца, сквозь которые так здорово было смотреть на солнце. В них его свет распадался на множество разноцветных искр. Правда, пластинки легко крошились и распадались в пыль, но всегда можно было отыскать новую. Строить, однако, из этого песка было довольно сложно. Он плохо слипался, и возведенные башни рушились от одного неудачного движения. Но Боромир был не из тех, кто сдается. 

После утреннего разговора с отцом, завтрака и урока чтения и письма, Боромир снова встретил дядю Имрахиля – тот, видимо, уже повидался с младшим племянником и сестрой, и теперь горел желанием одарить старшего. Подношение в этот раз было очень необычным – князь привез Боромиру целый мешок мелких плоских ракушек. Раньше в них жили моллюски – рассказывал он – которые умели создавать жемчужины. Боромир ему, конечно, не поверил. Что такое жемчуг, он знал, что такое моллюски – тоже. И как из желеобразных противных моллюсков могла получаться такая красота, никак не мог себе представить. Но ракушки, надо признать, были что надо. Все как на подбор, почти одинаковой формы, отполированные прибоем, совершенно белоснежные. И теперь Боромир, сидя в песке, пытался построить маленький Минас-Тирит. Наконец к нему в руки попало нечто, способное сравниться с белизной его стен и улиц, и мальчик старательно выкладывал хрупкую песчаную башню ровными слоями ракушек. Получалось пока очень красиво – Боромир несколько раз отодвигался немного, чтобы полюбоваться. Работа была кропотливая и сложная – за ней он успел начисто забыть о том странном разговоре, что подслушал сегодня утром. Отец сказал, что не отпустит маму – и это защищало ото всех возможных тревог. Дядя Имрахиль не заберет маму в Дол-Амрот, пока она сама этого не захочет. А она не захочет – это уж точно! 

Боромир аккуратно возложил последнюю ракушку на вершину башни – теперь предстояло вылепить из песка ровные круги ярусов, и украсить их тоже. К счастью, ракушек для этого было предостаточно. 

Рядом с Боромиром, закопавшись в песок почти по самые уши, играл Фарамир. Его отдали заботам старшего брата сразу после обеда. Мама давно стала доверять ему присматривать за младшим братом без помощи слуг и нянек. Финдуилас говорила, что старший сын достаточно ответственный, чтобы оставлять с ним двухлетнего малыша. Боромир ужасно гордился таким доверием, и еще ни разу не подвел маму, всегда следил, чтобы Фарамир не поранился, не залез, куда не надо, и не падал со ступенек. По мере возможности он даже играл с ним, хотя игры в основном получались довольно бестолковые – Фарамир с трудом мог сказать несколько осмысленных слов и пробежать десяток шагов, не упав. 

Теперь же Фарамир копал глубокую яму широкой деревянной лопаткой, разбрасывая вокруг себя веером песок и мелкие камешки. Увлекшись работой, Боромир не заметил, как брат бросил свою ямку, подошел к нему, протягивая на вытянутой руке лопатку. 

- Копай,- попросил он, явно желая, чтобы старший брат помог ему в грандиозных планах. 

- Сейчас, Фарамир, подожди,- не оборачиваясь, отозвался старший – нижний уровень был почти закончен, и нужно было начинать выкладывать его ракушками, а еще придумать, из чего построить Великие Ворота. Может быть, удастся найти маленький кусочек жести или плоскую деревяшку?..

- Копай! – Фарамир подошел ближе, и теперь голос его звучал требовательней и громче. 

- Подожди минутку, дай закончить! – отозвался Боромир, укрепляя внешнюю стену маленькой крепости. 

Фарамир обошел его с левого плеча, размахнулся лопаткой, и прежде, чем Боромир успел его остановить, нанес несколько коротких и точных ударов. Белая башня, пошатнувшись, рухнула – ракушки разлетелись во все стороны, увлекая за собой под лавиной песка почти законченный нижний ярус. 

Боромир отпрянул. Едва осознавая, что творит, он развернулся к брату – тот так и застыл с лопаткой в руке, явно пораженный собственным поступком. Старший схватил его за плечи, сильно встряхнул – так, что челюсти малыша лязгнули друг о друга.

- Что ты натворил?! – выкрикнул Боромир, снова встряхивая его,- нельзя так делать! Нельзя!

Голова Фарамира дернулась, он крупно вздрогнул и заплакал – сперва тихо, но потом голос его набрал силу и заполнил собой весь внутренний двор. Боромир поначалу растерялся – при нем, а тем более, из-за него Фарамир до сих пор почти ни разу не плакал. А теперь испуганные слезы катились ручьями по щекам, а крик становился все отчаянней. Боромир отпустил его. Фарамир не удержался на ногах, плюхнулся назад, и от этого зашелся еще сильнее. 

Через двор быстрой походкой к ним спешила сама Финдуилас. Боромир, заметив ее, застыл, а мать же подлетела к Фарамиру и подхватила его на руки.

- Что стряслось? – спросила она у Боромира, строго взглянув на него и гладя Фарамира по спине – тот продолжал громко всхлипывать,- что ты наделал? 

- Он…- Боромир заложил руки за спину и опустил взгляд. Он чувствовал себя одновременно и виноватым и обиженным – почему это мама не интересуется, кто разломал прекрасную башню из песка и ракушек? Может, ему тоже стоило расплакаться? Это, однако, было недостойно воина Гондора. Как и лгать, отвечая на вопросы,- он сломал мою башню, и я тряхнул его. 

- Боромир! – мать казалась удивленной до глубины души, и это выражение ее лица было в сотню раз хуже, чем если бы она злилась. Финдуилас будто не могла поверить, допустить, что такое возможно,- как ты мог? Он же не специально. Больше никогда, никогда так не делай, слышишь? 

Боромир обиженно насупился.

- Это была красивая башня,- сообщил он,- он ударил по ней лопаткой.

- Никогда,- настойчиво повторила мать. Она открыла было рот, чтобы выговорить что-то еще, но внезапно Боромир увидел, как с лица ее в мгновение ока исчезли все краски. Оно стало землисто-серым, цвета речного песка. Финдуилас покачнулась – на ее руках Фарамир испуганно замолчал.

- Мама? – Боромир бросился к ней, мгновенно забыв все свои обиды. Финдуилас неуверенно моргнула, разомкнула и сомкнула губы, повела плечами, и вдруг осела на землю, не разжав при том рук. Ее глаза закатились – теперь из-под век были видны лишь полоски белков. Падая вместе с ней, Фарамир явно слегка ушибся, но на этот раз крика не поднял – он, казалось, понимал, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Боромир оказался рядом с матерью мгновенно. Он потеребил ее за плечо.

- Мама,- позвал он,- мама, очнись! Я обещаю. Больше никогда-никогда не буду его трясти. И построю новую башню. Мама!

Она не шевелилась. Боромир не чувствовал, как по его щекам тоже полились слезы – он, всхлипывая, продолжал звать ее, когда за его спиной появился дядя Имрахиль и кто-то из его свиты. Он проворно вытащил Фарамира из рук Финдуилас и сунул его Боромиру. Тот, мгновенно собравшись, прижал брата спиной к себе, и тот, задрожав, доверчиво прильнул к нему. Имрахиль подхватил маму на руки и понес ее к выходу со двора. Со своего места Боромир видел, как бледная худая рука Финдуилас безжизненно висела, подрагивая в такт шагам Имрахиля. 

- Мама?- Фарамир указал вслед удаляющемуся дяде, и в тоне его звучал вопрос, на который он, несмотря на юный возраст, отчаянно хотел получить однозначный ответ.

- Маме пора спать,- шмыгнув носом, ответил Боромир,- но я с тобой. Хочешь, построим новую башню вместе?

***

Дядя Имрахиль уезжал из Минас-Тирита через несколько дней – когда сестра его более или менее оправилась. Она все еще не вставала с постели, но к ней вернулся аппетит, жар спал, и тяжелая усталость почти оставила ее. 

Боромир провожал дядю до самых ворот. Он шел рядом с ним, сжимая в руках большую теплую раковину – ту самую, в которой он впервые услышал море.

- Ты не заберешь маму с собой? – спросил Боромир серьезно. За последние пару дней он пришел к выводу, что это не такая уж плохая идея. Если маме там, в Дол-Амроте, станет лучше, то отчего бы не попробовать? 

- Нет,- покачал головой Имрахиль,- она хочет остаться здесь, с тобой.

Боромир понимающе кивнул, и некоторое время сосредоточенно молчал. Наконец, когда они подошли к границе нижнего яруса, мальчик остановился и протянул князю свою раковину. 

- Зачем это? – спросил Имрахиль.

- Мама дала мне послушать,- объяснил Боромир,- и там было море… А потом, когда я пробовал сам, оно исчезло. Наверное, волшебство кончилось. 

Имрахиль хотел возразить что-то, но Боромир не дал себя перебить.

- Когда приедешь в следующий раз, привези в ней еще моря? – он вложил раковину в широкие ладони князя,- для нее,- он неопределенно кивнул в сторону Цитадели.

- Хорошо,- серьезно, почти торжественно ответил ему Имрахиль,- обязательно привезу.

Эпизод 3. Прощаясь навсегда.

 

Каждый вечер, когда на город опускались жемчужные сумерки, она проводила с младшим сыном. С тех пор, как слабость начала удерживать Финдуилас в постели почти постоянно, это стало ежедневным ритуалом, и все знали, с каким нетерпением мальчик всегда ждал этого заветного времени. Он входил в покои матери, и все, кто был там до этого, выходили прочь, оставляя их наедине. В этот священный час никто не мог нарушить их уединения – ни лекари, ни слуги, ни даже отец и старший брат. И Денэтор никогда не отказывал в этом праве супруге и сыну. Лишь когда вечер окончательно переходил в ночь, он входил в спальню Финдуилас и забирал Фарамира с собой, чтобы она могла отдохнуть. Ее силы таяли день ото дня, и лекари, которые сперва говорили, что Финдуилас не хватает свежего воздуха и солнечного света, теперь чаще молчали и качали головами, а на прямые вопросы отвечали, чтобы Наместник сохранял надежду. И в такие моменты Денетор готов был всех их отправить в изгнание или на плаху, чтобы только больше не слушать этих пустых советов. Надежда! Какая уж тут надежда, когда та единственная, кому принадлежало его сердце, стояла на пороге небытия, и Наместник Денетор, великий воин и мудрый правитель, отец и супруг, ничего не мог с этим поделать. 

Длинный коридор казался ему бесконечным. Гулкое эхо шагов отражалось от стен. Светильники на стенах горели ровно и тускло, но Денетору чудилось, что со всех сторон его обступает тьма. Он прошел еще немного, остановился у входной двери и замер, прислушавшись. Створка была чуть приоткрыта, и, оставаясь невидимым, Наместник мог отчетливо слышать голоса из покоев. 

- …в его руках меч вдруг вспыхнул белым пламенем, и враги, завидя это, бросились врассыпную,- Денетор, даже не видя лица Финдуилас, различал в ее голосе скрываемую усталость. Она не хотела показывать детям, что больна. Особенно Фарамиру. Боромир навещал ее регулярно – утром и днем – и, скорее всего, несмотря на юный возраст, прекрасно понимал, что происходит. Для младшего же недуг матери оставался неразгаданной тайной, и он, пятилетний несмышленыш, просто радовался возможности посидеть с ней вместе в постели и послушать, как она тихим голосом читает о приключениях выдуманных героев.

- Врассыпную – это как? – спросил Фарамир серьезно.

- Это значит, в разные стороны,- ответила Финдуилас. Она всегда объясняла все мальчику терпеливо и подробно, видимо, боясь не успеть научить его хотя бы чему-то. Эта щемящая нотка обреченности была слышна в ее тоне и сейчас, и Денетор досадливо сжал кулаки. Смерть была несправедлива. Можно ли вообще было говорить о справедливости в мире, где зло распускалось и процветало, а люди, прекрасные душой, как Финдуилас, вынуждены были уходить… 

- А почему его меч вдруг загорелся? – продолжал спрашивать Фарамир,- он не обжегся, пока держал его?

- Не думаю, мой хороший,- ответила она, и Денетор почти увидел, как бледное лицо ее озаряется слабой улыбкой,- он же герой. 

- Герой,- повторил Фарамир и, помолчав, попросил,- почитай еще?..

Денетор, толкнув дверь, решительно вошел в комнату. Младший сын сидел на постели рядом с матерью, прижимаясь к ее плечу. Финдуилас держала на коленях раскрытую книгу, и, когда супруг ее вошел в спальню, подняла на него большие серые глаза. Бесконечно усталые. 

- На сегодня достаточно,- заявил Денетор решительно, и Фарамир заметно скис и явно хотел начать спорить, но Финдуилас остановила его.

- Иди, малыш,- обратилась она к сыну,- тебе пора спать. Завтра непременно почитаем еще. 

Фарамир посмотрел на нее внимательно и серьезно – Денетор и не подозревал, что у пятилетнего мальчика может быть такое выражение глаз. В нем была тревога и знание, недоступное для таких, как он. 

- Обещаешь? – требовательно спросил он, и Финдуилас кивнула, но, как заметил Денетор, отвела глаза в сторону.

Когда дверь за сыном закрылась, Наместник подошел к краю кровати и протянул руку за книгой. Финдуилас не пошевелилась.

- Он слишком утомляет тебя,- проговорил Денетор ровно. У него доставало сил улыбаться супруге, и даже делать это от чистого сердца и по доброй воле – иной улыбке она бы не поверила,- нужно было отослать его раньше. Тебе нужно поспать. 

- Он никогда не утомляет меня,- ответила Финдуилас, и ее тонкие нервные пальцы погладили обложку книги, замерли над вытесненными на коже буквами названия. Рука наконец опустилась и упала на покрывало,- он уже такой большой, но в то же время совсем малыш. Жаль, я все время болею и не могу посмотреть, как он играет на улице, как учится драться, как учился Боромир, помнишь?

Денетор кивнул. Он стоял сейчас рядом с ее кроватью в нерешительности – попыток отобрать у нее книгу Денетор больше не делал, но не решался он и присесть на кровать рядом – Финдуилас говорила явно через силу, с трудом удерживаясь на границе болезненного сна. 

- Расскажи мне,- попросила она,- расскажи, как у него это выходит?

Лгать умирающей супруге даже ради того, чтобы не расстраивать ее, Денетор считал немыслимым. Но не мог он и рассказать о том, как много у него забот, как редко он видит младшего сына, а тем более о том, что время от времени к нему приходит страшная, но неотступная мысль, что именно из-за рождения второго ребенка Финдуилас и была сейчас в таком состоянии. Денетор едва слышно вздохнул.

- Боромир учит его всему и всегда с ним играет,- ответил он, и это была чистая правда – связь между братьями была прочной и искренней, и старший сторицей компенсировал недостаток внимания родителей к младшему. – спроси у него завтра, он все тебе расскажет. 

Финдуилас прикрыла глаза, и бледная улыбка снова появилась на ее лице. Конечно же, она прекрасно понимала, почему Денетор уходил от ответа, но сейчас было не время и не место уличать его в этом. Наместник склонился к ней, коснулся губами ее бледного лба – снова горячего, с досадой отметил он про себя.

- Отдыхай,- он выпрямился,- завтра будет новый день.

Денетор повернулся уже было, чтобы выйти из комнаты, но Финдуилас тихо позвала его:

- Останься. Пожалуйста? 

Он обернулся к ней. Сейчас – прозрачно бледная, худая и словно встревоженная – Финдуилас и сама походила на ребенка. Денетор почувствовалось, как горло сжалось от жалости и нежности. Он мог бы поспорить с ней, настоять на том, что супруге нужен отдых, и лучше он пошлет за кем-нибудь из лекарей. Но сделать этого Наместник просто не смог. Он покорно присел на край ее кровати. Для хрупкой Финдуилас ложе это было слишком большим и пустым, Денетор поместился бы на нем, даже реши он вытянуться во весь рост и лечь в самую расслабленную позу. Но вместо этого Наместник устроился с самого края, позволяя Финдуилас прижаться к себе. Он приобнял ее, и только сейчас заметил, как сильно она на самом деле исхудала. Почти полностью истаяла – под своей рукой он ощутил дрожь ее маленького тела. Кости Финдуилас, казалось, теперь стали полыми, как у птицы, плечи – острыми, и вся она словно бы постепенно превращалась в утренний туман, истончалась, ускользала у Наместника меж пальцев, как ледяная вода горного ручья или полузабытый сон. Так как ее, Денетор не любил никого и никогда, и сейчас, теряя Финдуилас, с каждым днем отпуская ее все дальше и дальше в холодную тень смерти, он готов был впасть в бессильную ярость, рыдать и бросаться на стены, молиться кому только можно, лишь бы прекратить это. Лишь бы она осталась с ним. 

Но все было бесполезно.

- Ты встревожен,- проговорила Финдуилас.

Раньше, когда жизнь их еще текла по обычному руслу, Финдуилас была единственной, кто понимал его с полуслова. Она была проницательна и умна, но дело было не только в этом. Она умела смотреть в суть вещей, видеть людей насквозь. А еще – угадывать малейшее изменение его настроения. Радовать его, когда он тосковал. Успокаивать, когда начинал злиться. И всегда казалось, что творцы мира создали ее специально для него, Денетора. А теперь решил жестоко подшутить над ним и отнять ее. 

- Спи,- ответил Наместник тихо,- я буду здесь. 

- В тебе живет боль… и страх,- ее голос звучал теперь едва различимо, тихим шелестом страниц древней книги,- не нужно бояться. Я не оставляю тебя одного.

Денетор тихо хмыкнул – даже сейчас, на границе небытия, Финдуилас велела не бояться ему, словно ей самой страх был вовсе неведом. Он закрыл глаза. 

- Они вырастут воинами,- ответил он, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ни капли тоски и боли,- или учеными. Полководцами. Или теми, кто будет сажать сады и возводить прекрасные дворцы. 

- Они будут с тобой,- ответила она уже почти совсем невнятно,- и я буду.

- Спи,- повторил Наместник и поцеловал чуть растрепанный шелк ее темных волос.

 

Он проснулся от того, что в его руках Финдуилас начала крупно дрожать всем телом и всхлипывать. Наместник открыл глаза – за высокими окнами спальни царила темнота. Луны видно не было, и тень небес казалась непроницаемой. 

Финдуилас еще раз вздрогнула, и из горла ее вырвался сдавленный крик. Наместник быстро выпрямился, посадил ее и крепко обнял за плечи. Успокаивающе погладил по спине.

- Проснись,- попросил он шепотом, боясь трясти ее,- проснись же. 

Она отпрянула и распахнула глаза.

- Ты здесь…- сбившееся горячее дыхание мешало ей говорить. Лицо блестело от испарины, на бледных скулах цвел лихорадочный румянец,- ты здесь…

- Конечно, здесь,- заверил ее Денетор,- я же обещал остаться. 

Наваждение, казалось, миновало. Ее испуганный взгляд начал проясняться, а дрожь понемногу затихать. Но теперь по щекам покатились крупные слезы. 

- Я видела… я видела все так отчетливо,- она вцепилась в его руку с силой, которую в ее хрупком теле заподозрить было сложно. Денетор не отодвинулся, лишь снова обнял ее за плечо,- вы все погибли, все трое. 

- Это всего лишь сон,- заверил он ее, хотя в тоне Финдуилас было что-то пронзительно страшное, и Денетор будто видел все своими собственными глазами.

- Я видела, как Боромира пронзают черные стрелы,- теперь Финдуилас говорила, словно погрузившись в транс, очень четко, но монотонно и тихо,- он поднимался и падал вновь. Я видела кровь, сочащуюся из его ран, он упал… и больше не поднялся.

- Тише,- Денетор не узнал собственного голоса.

- Я видела, как Фарамира накрывает черная тень,- остановить Финдуилас было, казалось, невозможно,- и он погружается в нее, сам становясь тенью, а ты…- она вскинула на него широко распахнутые, побелевшие глаза,- а ты был весь в огне… 

- Все закончилось,- Денетор прижал ее к себе сильнее,- все закончилось – мы все живы. Хочешь, я пошлю за лекарем? 

Она мотнула головой и отстранилась от него, обняла сама себя за плечи и отвернулась к окну. В непроглядной темноте неба мелькнула зарница. Финдуилас едва заметно повела плечами.

- Я хочу выйти на стену,- прошептала она,- я хочу увидеть звезды. 

Денетор решительно покачал головой, хоть она и не могла этого видеть.

- Ты слишком слаба. А там холодно,- ответил он, но Финдуилас снова перевела взгляд на него, и ее заплаканные глаза смотрели с такой отчаянной тоской, что сердце Наместника сжалось. Слова ей были не нужны. Он нехотя кивнул,- только на несколько минут. 

Он пронес ее на руках по пустынным коридорам цитадели. Финдуилас была почти как младенец, завернута в синий, расшитый звездами плащ. Когда ее отец вкладывал на свадьбе руку дочери в ладонь ее жениха, плечи Финдуилас накрывал этот же плащ. Денетор помнил тот день – и ту ночь – так отчетливо, словно это было лишь накануне. Она была застенчивой и робкой, а он – отстраненным и рассеянным. Политический брак, ничего необычного. Но когда прохладные тонкие пальцы скользнули в его ладонь, привыкшую держать меч и подписывать приказы, все вокруг переменилось. Денетор не верил ни до ни после в такую ерунду, как любовь с первого взгляда. Но точно знал – судьба предназначила их друг другу, и в тот день всего лишь свершилась ее воля. 

В эту же ночь – или чуть позже - должна была свершиться другая. 

На краю крепостной стены Верхнего яруса Наместник остановился. Отсюда открывался вид почти на весь город и на Пеленнорское поле, расстилавшееся внизу, под их ногами. Финдуилас отпустила его.

- Поставь меня,- попросила она, и Денетор повиновался. Он опустил ее на ноги, но не отступил ни на шаг, и теперь Финдуилас почти опиралась спиной о его грудь. Она запрокинула голову и застыла. 

Над ними – невидимое из окон Цитадели – раскинулось бескрайнее звездное небо. Финдуилас постояла немного, не двигаясь, потом взор ее обратился на юго-запад, и Денетор почувствовал легкую дрожь, прошедшую по ее телу.

- Где-то там – моя родина,- прошептала она,- помнишь, как с приходом весны морские волны становились белоснежными, и девы бросали лепестки цветов в воду, и в спокойные дни казалось, что это целое море из вешних цветов. Ты помнишь? 

Денетор молчал. Его руки сомкнулись вокруг ее тела, этот жест был почти неосознанным, просто вдруг его охватила страшная и совершенно глупая уверенность, что Финдуилас обратится лебедем и улетит прочь, к шуму прибоя, к дождям весенних лепестков, к бескрайним полям Дол-Амрота, который она покинула ради него. 

Но она стояла неподвижно, лишь слегка дрожа. 

- Как жаль, что я больше этого не увижу,- прошептала Финдуилас, и Денетор хотел уже было солгать ей, успокоить, заверить, что времени, чтобы вернуться в отчий дом, у нее хватит. 

Поднявшийся ветер трепал полы плаща и пряди волос, и Финдуилас, отвернувшись от горизонта, вдруг уткнулась лбом в плечо Денетора, и он едва успел подхватить ее на руки, когда колени ее подогнулись. 

 

- Белая пена ласкает хрустальный песок…- голос Финдуилас – негромкий, но очень ровный и мягкий – звучал успокаивающе нежно. Денетор застыл за ее дверью, слушая, как она поет Фарамиру. 

С самого утра Финдуилас почувствовала себя лучше – сама попросила поесть и очень увлеченно обсудила с Боромиром то, как мальчик учил брата держать палку и игрушечный лук. К вечеру она устала, но Денетор чувствовал, что в каждом ее движении не было больше тяжелой обреченности. Она улыбалась не через силу, и во взгляде ее снова появился внутренний свет. 

И теперь впервые за очень долгое время Финдуилас пела. 

- Волны приносят янтарные светлые слезы…- Денетор прислонился к дверному косяку и закрыл глаза. Он чувствовал себя одним из тех героев, кто забредал в запретные земли и дивился их красоте за мгновения до поимки. Это было время для Финдуилас и Фарамира, но Наместник не мог уйти. Его супруга снова пела, и вместе с ней пело его сердце. 

- Слышу я эхо древних чужих голосов…- Денетор помнил, как она пела эту песню, когда рука об руку они бродили по саду Палат Врачевания. Больше десяти лет назад – Боромир тогда еще не появился на свет, но оба они с нетерпением ждали этого, полные надежд и счастья. И Наместник чувствовал, что надежда просыпается в нем и сейчас.

- Море уснет…- фраза оборвалась, но Денетор одними губами проговорил ее до конца и замер. Тишина давила невыносимой тяжестью. За две секунды, казалось, прошло несколько часов. Он закрыл глаза. 

- Мамочка? – услышал Наместник голосок Фарамира – испуганный и потерянный,- мамочка, проснись… 

 

С утра зарядил серый монотонный дождь. Мощеные камнем улицы блестели от влаги, как отполированные, и Белый город погрузился в тишину. 

Процессия, направляющаяся к Усыпальницам, двигалась издевательски медленно, словно кто-то хотел продлить эти минуты, растянуть их до бесконечности, заставить Наместника снова и снова возвращаться мыслями к тому, что там, под расшитым покрывалом, лежало не просто какое-то тело, а Финдуилас. Его Финдуилас. 

Он видел, как заплаканный и напуганный Фарамир, который едва ли понимал, что происходит, и почему его мать несут куда-то на богатых носилках, цеплялся за руку старшего брата. Боромир был собран и суров. Лицо его мало походило на лицо десятилетнего мальчика – он, казалось, враз повзрослел, и теперь сжимал ладонь младшего уверенно и твердо, а иногда наклонялся к его уху и шептал что-то успокаивающее. 

Но Денетор наблюдал все это лишь мельком, не придавая значения. Небо над городом стало низким и серым, и таким же стало все вокруг для него. На глаза словно накинули пелену, и, отсчитывая каждый новый шаг, Наместник чувствовал, как сгущаются вокруг него сумерки. Он всегда считал, что способен преодолеть любые трудности, справиться с любой бедой, но сейчас его вера пошатнулась. Если для этого мира справедливость была такой, то для него в нем не было места. 

Служители внесли носилки под темные своды Усыпальницы. Боромир помог брату переступить через порог, а Денетор застыл, пристально глядя в сырую темноту перед собой. Факелы чадили, и в воздухе пахло горелым маслом. Он слышал, как тихо шуршит полог погребального покрывала. Наместник закрыл глаза, и губы его неслышно сложили «Белая пена… ласкает хрустальный…» Он замер, с ужасом осознавая, что не может вспомнить больше ни слова. До сих пор эти простые слова, этот нежный мотив жили в нем, были частью его самого, но теперь словно чья-то беспощадная рука стерла и то, и другое из его памяти. 

В своем сером одиночестве Денетор остался слеп и глух. 

 

В дальнем кабинете уже давно не зажигали огней. Наместник осторожно опустил свечу на низкий дубовый стол, но пламя ее давало мало света. Посреди комнаты, теряясь в неясных тенях, возвышался небольшой каменный постамент. Под черным пологом угадывались очертания шара. 

Денетор подошел ближе и остановился. 

Судьба предала его, и не было никакого повода надеяться, что впредь можно ждать от нее милости. 

Рука Наместника потянулась к скрытому предмету, ладонь осторожно огладила его. 

- Если заглянуть поглубже,- прошептал он, и пальцы его ухватили край полога,- можно увидеть не только все в этом мире, но и то, что лежит за его пределами. 

 

Продолжение следует)

[Фарамир 150]

Эпизод 4. В глазах смотрящего.

 

Из высоких стрельчатых окон кабинета внутренний двор был виден, как на ладони. Ставни сейчас были широко распахнуты, и с улицы доносился приглушенный городской шум и звонкие мальчишеские голоса. Во дворе сыновья наместника играли в какую-то одним им ведомую игру. Солнце стояло в зените, день выдался жарким, но в тени высоких стен было прохладно. Стоя у окна, заложив руки за спину, Денэтор видел, как его старший сын остановился, смахнул со лба пот и тряхнул головой. Младший буквально в следующую секунду в точности повторил эти движения, хоть у него они и не получились такими же выверенными и изящными. Наместник смутно улыбнулся. Из Боромира рос настоящий воин – это было видно уже сейчас. То, как он двигался и держал себя, выдавало скрытую силу, которой с годами суждено было развиться в непобедимую доблесть – Денэтор был совершенно в этом уверен. Боромиру было всего двенадцать лет, но уже сейчас он побеждал во всех тренировочных схватках. Да и во всех спонтанных драках – тоже. Он был упрямым до непреклонности. И что бы там в свое время ни говорила Финдуилас, Денэтор считал эти качества необходимыми для того, кому судьбой было начертано стать полководцем и правителем. Наместник едва слышно вздохнул – супруга его не дожила до того, чтобы увидеть их первенца взрослым, славным воином, но Денэтор был уверен, что Боромиру предстояло оправдать все их надежды. Сейчас он бегом пересекал просторный двор – так быстро, словно земля горела у него под ногами. За старшим братом, заливисто смеясь, несся младший. Денэтор знал, что произойдет, еще до того, как все случилось. Фарамир споткнулся на бегу, упал лицом вперед и, поднимая клубы пыли, проехал пару шагов по земле. Бедный маленький неуклюжий мальчик – Наместник уже приготовился слушать, как детский плач отразится от стен и заполнит весь внутренний двор. Но Фарамир, вздрогнув, уперся ладонями в землю и начал медленно подниматься. Боромир оказался рядом с ним в один прыжок, и со своего места Денэтор видел, как он заботливо помогает брату подняться, отряхивает его и спрашивает, не ушибся ли Фарамир. Мальчонка обиженно отрицательно мотнул головой, хотя даже с такого расстояния было видно, что он едва сдерживает слезы. Боромир растрепал волосы брата жестом, который принадлежал Финдуилас, и у Денэтора защемило сердце. Несмотря на упрямство и страсть к дракам, Боромиру не было чуждо сострадание – это ли не качества истинного лидера? Денэтор с радостью бы оставил сыну в наследство не только кресло и жезл наместника, но и трон Гондора вместе с короной, но, увы, распоряжаться тем, чему он сам был лишь хранителем, Денэтор не мог, хотя видят Всезнающие – из Боромира король получился бы получше большинства из тех, о ком рассказывали древние хроники. 

В дверь кабинета негромко постучали, и Наместник вздрогнул, вырванный из хода своих мыслей. Появившийся на пороге слуга, объявил, что правителя хочет видеть его давний знакомый, и мысленно Денэтор крепко выругался. Вслух же велел слуге пригласить гостя. Бросив последний взгляд во двор, где игра уже возобновилась, Наместник отошел к своему столу, заваленному бумагами и свитками, и медленно опустился в кресло. В последнее время – видимо, от долгого сидения в этом неудобном кресле – у Денэтора начала болеть спина, и сейчас он поморщился, силясь устроиться поудобней – демонстрировать гостю свои слабости он не собирался. Давно прошли те времена, когда он слыл одним из лучших воинов Гондора, но и старым Наместник тоже еще не был. Конечно, с тех пор, как Финдуилас покинула этот мир, он немного сдал – с той ужасной ночи прошло почти два года, и за это время не проходило и дня, чтобы Денэтор не вспоминал ее милое лицо, добрый взгляд и ласковые руки, но он умел справляться со своим горем или по крайней мере, загонять его так глубоко в сердце, чтобы ни тени его не показывать окружающим. 

- Надеюсь, мой визит не отвлекает Наместника от дел государственной важности? – Митрандир появился в кабинете, как из-под земли – даже дверь не скрипнула. Он стоял, опираясь на высокий дорожный посох, и взор его проницательных синих глаз остановился на лице собеседника.

- Как будто тебя это когда-нибудь волновало,- мрачно ответил Денэтор, выдерживая этот взгляд . Митрандир хмыкнул и подошел к столу.

Нельзя сказать, чтобы они были врагами, совсем наоборот. Денэтор прекрасно понимал, что Митрандир озабочен судьбой Гондора в той же мере, что и он сам, с той лишь разницей, что для мага это была лишь одна из многих свободных земель, а для Наместника – единственная цель в жизни. Денэтор помнил Митрандира еще с тех пор, как он приезжал с визитами к его отцу Эктелиону, и тот перед самой смертью сказал сыну, что советника лучше ему не найти. В первые годы правления так оно и было – Митрандир никогда не был скуп на мудрые слова. Даже несмотря на то, что методы управления государством, которых придерживался новый Наместник, не слишком ему нравились. И в какой-то момент Денэтору даже стало казаться, что еще немного, и они с Митрандиром могут перейти зыбкую границу если не дружбы, то хотя бы товарищества. Все изменилось стремительно и бесповоротно, однажды, в одной из неторопливых бесед, в речи Митрандира проскользнуло случайное замечание, которое Денэтор мог бы и не заметить. Но он был слишком умен, чтобы пропустить нечто подобное мимо ушей. Они разговаривали о содержании свитков, найденных недавно в архивах Ривенделла, которые Владыка Элронд готов был передать в библиотеку Минас-Тирита. Рукописи, кажется, относились еще к тем временам, когда был жив брат Владыки, первый король Нуменора, и Элронд считал справедливым передать эти знания в руки тех, в чьих жилах текла настоящая нуменорская кровь. Обсуждая с Денэтором эту удивительную находку, Митрандир обмолвился о некоем пророчестве, мелькнувшем в этих свитках, пророчестве, способном, буде оно сбудется, изменить все вокруг – в том числе и жизнь Наместника. Маг не сказал туда ничего больше, и, как ни старался Денэтор расспросить его, что он имел в виду, эти попытки не увенчались успехом. Митрандир никогда не бросал слов на ветер, и молчание его вызывало в Денэторе больше подозрений, чем вызвал бы разговор начистоту. С тех пор, даже помня заветы отца, ко всем словам мага Наместник относился с оглядкой, почти ничего не принимая на веру. И Митрандир, конечно, тоже чувствовал это, и платил Денэтору той же монетой. Велико было искушение наместника прибегнуть к тому источнику знаний, что грозил некой туманной опасностью, но пока он не поддавался ему, предпочитая просто держать Митрандира на должной дистанции, но достаточно близко, чтобы дождаться, когда он ошибется и проговорится о чем-нибудь важном. 

- Ты приехал по делу или просто выдалась свободная минутка поболтать со старым другом? – в официальной обстановке Митрандир и Денэтор всегда были подчеркнуто вежливы друг с другом. Оказываясь же наедине, ни тот, ни другой не утруждали себя церемониями.

- Приятно иногда вернуться в город, зная, что тебя в нем гостеприимно встретят, - отозвался Митрандир. 

- Тебя разместят и накормят,- Денэтор побарабанил пальцами по столу, словно намекая гостю, что у него много срочной работы, но Митрандир и бровью не повел.

- Благодарю,- кивнул он,- признаться, я и правда соскучился по этим стенам,- неожиданно тон мага стал мягче, голос зазвучал тише и задумчивей. Денэтор с тенью удивления глянул на собеседника,- я не был здесь уже почти два года…- он вздохнул. Наместник же напряженно молчал, не сводя с него глаз. Это была правда – Митрандир не приезжал в Белый Город с того самого года, как умерла Финдуилас. И в тот его визит распрощались они с Денэтором не на самой приятной ноте. 

- Стало быть, ты и правда приехал просто повидать меня? – спросил Наместник с легкой усмешкой. 

- В том числе,- спокойно ответил Митрандир, словно и не заметил иронии в тоне Денэтора,- твоя судьба не безразлична мне. Как и судьба твоих сыновей. 

Словно в дальней комнате кто-то распахнул окно, и под дверь начал просачиваться ледяной сквозняк, так в душу Наместника просачивалось подозрение. Вот, значит, как. Маг, который прежде намекал на сильные изменения в жизни Гондора, теперь интересуется благополучием его сыновей? Само собой, для того, кто собирается подорвать власть Наместника, важно знать, кто ему наследует. Переманить на свою сторону неопытного юношу было, конечно, куда проще, чем повлиять на него самого. Что ж, на этот счет Денэтор был совершенно спокоен.

- Боромир полгода назад начал тренировки на боевом оружии,- ответил он с нескрываемой гордостью,- и учитель его говорит, что никогда не встречал столь талантливого ученика. Пройдет совсем немного времени, и его имя будет звучать повсюду – от Итилиэна до Серых гаваней. 

Митрандир сдержанно кивнул. Нет, в его взгляде не было ни снисхождения, ни недоверия – подумаешь, отец хвалится успехами сына! Но было нечто другое, словно Митрандир надеялся услышать от Денэтора что-то еще. Но больше Денэтор распространяться был не намерен. 

- Что ж,- сказал он тоном, четко указывающим на то, что разговор окончен,- мне нужно заняться неотложными делами, но если после смены вечернего караула ты снова почтишь меня своим присутствием, мы сможем выпить по стакану вина – Имрахиль только вчера прислал партию прекрасного Дол-Амротского – и поговорить. 

Митрандир неторопливо кивнул.

- Как будет угодно правителю,- отозвался он, и отчего-то в последнем слове Денэтору померещился сарказм. 

Наместник и правда засиделся за бумагами до вечера. За окнами уже начало смеркаться, света в кабинете становилось все меньше, но посылать за новыми свечами Денэтор не спешил. Он рассеянно скользил глазами по строчкам очередного письма , а мысли его то и дело отправлялись блуждать по темнеющим коридорам Цитадели, стоило дать им волю, на мгновение расслабиться, и на плечи снова тяжелым грузом ложилась тоска. Этот замок был пуст, и особенно явно эта пустота ощущалась в этот зыбкий час – между закатом и окончательным уходом в ночь – в час, когда она умерла. Денэтор всегда встречал это время суток в одиночестве, чтобы никто не мог видеть его за этой бессмысленной погоней за ускользающими воспоминаниями. Потом, когда этот час минует, он отправится на поиски Митрандира, чтобы и правда посоревноваться с ним в остроумии и немного выпить. Но пока время словно остановилось, и Наместник снова был одинок. 

Дверь едва слышно скрипнула, но никто не вошел. Денэтор поднял глаза от бумаг, и сперва не увидел никого. Лишь чуть перегнувшись через стол, он заметил, что, прижимаясь к дверному косяку, на пороге стоял Фарамир. Он взирал на отца робко и немного испуганно, будто заблудился в коридоре и случайно забрел сюда. Маленькие пальцы одной руки теребили подол рубахи – привычка, от которой необходимо было избавиться, сам Наместник преодолел ее еще в далеком детстве. 

- Что ты тут делаешь? – спросил он строго,- где твой брат? Почему он за тобой не присматривает?

- Он тренируется с мастером Амдиром,- ответил Фарамир тихо-тихо,- я сперва смотрел, а потом ушел. 

- Ладно,- Денэтор уселся обратно в кресло, поморщился. Боль поднялась от поясницы вверх и застыла между лопатками,- иди, поиграй где-нибудь.

- Можно я поиграю здесь? – спросил Фарамир, и в тоне его слышалось мало надежды на положительный ответ. Денэтор и не собирался его давать. Его уединение было бесцеремонно нарушено, и потакать мальчику еще больше он был не намерен.

Фарамир, не дождавшись мгновенного отказа, времени зря не терял. Он обошел отцовский стол и остановился рядом с ним, стараясь приподняться на цыпочки и заглянуть в разложенные бумаги.

- Столько писем,- с уважением заметил он, и Наместник понял, что выставлять сына придется теперь разве что пинками. – это от кого? – Фарамир поднял на него любопытный взгляд, и на миг у Денэтора перехватило дыхание. Он и забыл, что обоим его сыновьям глаза достались от матери – чистые серые глаза, в которых сейчас плескалось выражение, появлявшееся иногда и у нее. 

- От князя Лебеннина,- нехотя ответил Денэтор. – он жалуется на неурожай и просит сократить поставки. 

Мальчик серьезно кивнул, хотя – Денэтор был совершенно в этом уверен – не понял ни слова. 

- А это от кого? – Фарамир подтянулся, указывая на свиток, лежавший на дальнем краю стола, и Наместнику ничего не оставалось, кроме как помочь сыну вскарабкаться к себе на колени. Спина ответила неприятным уколом боли, но Денэтор не обратил на это внимания.

- Депеша из Итилиэна,- события теперь окончательно вышли у него из-под контроля. Денэтор не сопротивлялся, когда мальчик устроился у него на коленях поудобней, прижался к его груди и теперь с интересом созерцал разложенные на столе бумаги,- должно быть, отчет о состоянии дел на границе. Я еще не читал. 

- В Итилиэне красиво,- заметил Фарамир со знанием дела, хотя бывал в пограничном княжестве всего пару раз за всю жизнь и едва ли многое сумел запомнить,- Правда, красиво?

- Красиво,- согласился Денэтор. Сейчас странным образом он чувствовал, как в душе его рождается покой. Это ощущение было обманчивым и мимолетным – невозможно было изгнать все тени ни из коридоров Цитадели, ни из сердца Наместника – но на сегодня час сумерек миновал. Он рассеянно погладил сына по темным волосам – тот повел головой, подставляясь под эту нехитрую ласку, как вымокший под дождем котенок. 

- Почитай? – тихо попросил мальчик,- пожалуйста.

Наместник вздохнул – он помнил о том, что князья ждали ответов на свои письма, а Митрандир ждал обещанного разговора, да и читать вслух депешу с границ – вот уж глупость! Едва ли в ней было что-то интересное.

Одной рукой он потянулся за свитком, неуклюже попытался развернуть его – Фарамир прижал край бумаги ладошкой к столешнице, потом снова прильнул к отцовской груди. 

- Сообщение от Рамбора, капитана итилиэнских разведчиков,- начал читать Денэтор. 

Он закончил читать депешу, когда уже окончательно стемнело, и единственная свеча на столе была плохим источником света – буквы теперь было практически не разобрать. Денэтор отодвинул свиток и опустил глаза. Мальчик на его коленях спокойно спал, опустив голову и сжимая пальцами одной руки ткань его одеяний. Темные прямые ресницы слегка трепетали – или так только казалось в неровном свете свечи. 

- Я так и знал, что тебе будет совсем неинтересно,- задумчиво пробормотал Денэтор, не сводя с сына немного рассеянного взгляда. Что полагалось делать в таких обстоятельствах? Разбудить его? Отнести в комнату самому? Дождаться, пока он проснется? Наместник сидел, не шевелясь. Спина снова ныла от неудобной позы и неподвижности, свеча начинала догорать и чадить. 

- Ну и что ты будешь делать? – со вздохом прошептал Денэтор, убрал со лба сына упавшую прядь и снова замер. 

За все еще открытым окном начала перекликаться сменяющаяся стража.

Эпизод 5. Первый шаг.

 

Негромкий стук в дверь разбудил его почти мгновенно. Боромир очень гордился выработанным у себя умением просыпаться от любого подозрительного звука, и сейчас оно очень пригодилось. В дверь даже не совсем стучали – скорее скреблись, и юноша, подняв голову от подушки, нахмурившись, посмотрел в ту сторону. 

Звук повторился – на этот раз громче. Боромир выскользнул из-под одеяла. За окнами стояла глубокая ночь – Луна совершила лишь половину пути по небу и теперь пряталась за вершиной башни. В комнате было холодно, по полу гуляли ледяные сквозняки, и босые ноги мгновенно замерзли. Боромир подошел к двери и распахнул ее – нежданный гость застыл с поднятой рукой, готовый постучать в третий раз. 

- Ты что здесь делаешь? – сурово осведомился Боромир. 

Фарамиру было уже девять лет – возраст достаточный, чтобы не бояться больше ночных теней и спать в собственной комнате. Однако сейчас мальчик выглядел так виновато и испуганно, что Боромир почти моментально смягчился. Да, он очень серьезно относился к воспитанию младшего брата, надеясь вырастить из него отважного воина Гондора, но смотреть в эти широко распахнутые, готовые, кажется, наполниться слезами глаза и не отринуть принципы воинского воспитания, было практически невозможно.

- Плохой сон? – спросил он уже мягче и тише. 

Фарамир кивнул. В последние пару лет ночные кошмары, к счастью, были довольно редким явлением, хотя раньше, сразу после смерти матери, Фарамир просыпался с криками и в слезах почти каждую ночь. Отец, который болезненно переживал кончину супруги, велел не церемониться с младшим сыном. «Пусть берет пример с брата» - твердо говорил он перед тем, как удалиться в свои покои, чтобы не спать всю ночь напролет. Для Боромира смерть матери тоже была серьезным ударом, но каким-то странным образом в его десятилетнем сознании четко сформировалось представление, что в то время, как отец топит свою тоску в еженощных бдениях, а брат мучается нескончаемыми кошмарами, выкрикивая в темноту «Мамочка! Мамочка!», вся ответственность ложится на его, Боромира, плечи. Для отца он был надеждой, наследником и памятью о почившей жене, для Фарамира – старшим, сильным и разумным братом, и для самого себя, для собственной скорби и тоски, времени у него уже не оставалось.

Однако с тех дней минули годы, Фарамир справился со своими страхами, и лишь время от времени просыпался, ловя ртом ночной воздух, но теперь уже не помня, что именно его разбудило. 

Боромир заметил, что босые ступни младшего брата уже почти посинели от холода. 

- Заходи живо,- бросил он, пропустил брата в комнату,- простудишься. 

Фарамир скользнул мимо него, но замер в нерешительности, когда Боромир притворил дверь. Обычно он не решался приходить в комнату брата по ночам, даже если просыпался от кошмара. Тот считал, что Фарамир уже слишком взрослый, чтобы прятаться от своих страхов под чужим одеялом. Но сегодня мальчик выглядел как-то по-особенному растерянным, почти оглушенным, и Боромир встревожился. 

- Прости, что разбудил тебя,- Фарамир неуверенно переминался с ноги на ногу, явно не зная, что делать дальше – оторвавшись от своих призрачных преследователей, он оказался в безопасной обители. Но понятия не имел – разрешат ли ему в ней остаться.

- Под одеяло,- скомандовал Боромир, и брат, не долго думая, явно боясь, что юноша передумает, стремительно нырнул под одеяло. 

Боромир вздохнул и последовал за ним. За окнами негромко перекликалась ночная стража – до рассвета было еще далеко. Поднимался ветер – было слышно, как он свистит и завывает в трубах. К утру вполне мог выпасть снег – земля давно ждала его, став жесткой и серой, как горные клыки. 

За то время, что Боромир ходил к двери, постель его успела остыть, и он поежился, оказавшись под ледяным одеялом, но теплое, хоть и чуть дрожащее тело брата прижалось к нему и замерло. Некоторое время они молчали, Боромир даже начал снова задремывать, пригревшись, но внезапно Фарамир пошевелился и крупно вздрогнул. 

- В чем дело? – шепотом спросил старший. Фарамир молчал. – В чем дело? – повторил брат настойчивей.

- Вспомнил, что мне приснилось,- ответил Фарамир тихо-тихо, голос его звучал как-то надломлено и глухо,- как-будто я еще толком не проснулся. 

Мальчик снова замолчал, и Боромир чувствовал, что он напрягся всем телом, словно боялся пошевелиться. Прежде, когда Фарамир еще мог запоминать свои видения, ему обычно снилось, что он приходил в комнату к матери, где она спала – бледная и неподвижная. И как бы ни старался Фарамир разбудить ее, она все не просыпалась. Он приходил в себя после этого в слезах и отчаянии, снова и снова переживая страшную потерю. Теперь же все было иначе – слез не было, но зато от брата почти физически исходил сковывающий темный ужас, и прежде Боромир такого за ним никогда не замечал.

- Расскажи мне,- предложил он негромко,- если расскажешь, станет легче. 

Фарамир неуверенно пошевелился и засопел. Он, кажется, боролся с самим собой, не зная, стоит ли что-то рассказывать или лучше претвориться спящим. Наконец он неуверенно прошептал:

- Я не могу. Это слишком… страшно. 

- Да ладно, брось,- подбодрил его Боромир. Он развернулся так, что теперь они лежали лицом к лицу, и в полутьме комнаты кожа Фарамира казалась прозрачно бледной. Он поднял на брата большие испуганные глаза, в глубине которых плескалась тьма. – Сны – это всего лишь сны,- продолжал Боромир, хотя от этого совершенно не детского взгляда его самого передернуло,- сейчас-то ты уже проснулся, и я здесь, с тобой.

Последняя его фраза, казалось, решила дело. Фарамир медленно кивнул и опустил веки, но тут же его ресницы взлетели вверх, а взгляд снова уперся в лицо брата.

- Мне снилось, что город накрывает тень,- заговорил он тихо и монотонно, как во сне,- будто собирается гроза, но не было слышно ни грома, ни дождя. Я бежал по улице, а тень гналась за мной, накрывая один дом за другим. Я хотел позвать кого-то – отца или тебя или хотя бы стражу… но все вокруг было так тихо и неподвижно,- он снова едва заметно вздрогнул, и Боромир вдруг очень отчетливо увидел то, что описывал Фарамир – наползающая темнота и оглушительная тишина. Как тени его собственных, давно забытых кошмаров,- а потом я не смог бежать дальше, мои ноги увязли, и я не мог пошевелиться… а потом,- младший брат замер, и вместе с ним, кажется, замерло все вокруг – не было слышно ни криков сменяющейся стражи, но завываний ветра, Боромир не мог разобрать даже звуков собственного дыхания,- а потом я услышал визг.

- Визг? – похолодевшими губами переспросил Боромир,- как девчонки кричат?

Фарамир мотнул головой.

- Это было самое страшное – я боялся, что у меня вот-вот кровь хлынет из ушей или сердце остановится от страха… но потом я понял, что хочу этого, что это заставит этот кошмар прекратиться… - он задрожал сильнее, и Боромир притянул брата к себе, обнял и позволил прильнуть к себе. Фарамир рассказывал так, словно зачитывал слова из какой-то древней книги, девятилетние мальчишки так изъясняться не могли – это уж точно. И от этого Боромиру и самому стало не по себе. Сон – это всего лишь сон, но Фарамир, кажется, перестал был собой, а не просто грезил.

- Ну все,- решительно отгоняя эти мысли, выговорил Боромир,- довольно. Ты проснулся – и все закончилось. 

- Закончилось,- эхом повторил Фарамир, и на этот раз голос его снова был голосом маленького испуганного мальчика.

- Сегодня поспишь здесь,- продолжал старший,- но это в последний раз, в качестве исключения, ясно?

- Ясно,- в тоне Фарамира было столько искренней благодарности, что Боромир невольно улыбнулся. 

- Только ноги свои холодные ко мне не прижимай,- буркнул он, устраиваясь поудобней. Фарамир с готовностью кивнул и свернулся у него под боком. 

Уже через несколько минут Боромир услышал, как дыхание брата выровнялось, и он заснул. Сам же юноша еще долго лежал, не в силах сомкнуть глаз, прислушиваясь к звукам спящего города за окном, безотчетно боясь, что вот-вот тоже услышит ужасный визг из сна Фарамира. 

Но ночь текла своим чередом. 

***

Утро выдалось прозрачным и морозным. Снег за ночь не выпал, но его приближение ощущалось в воздухе особой тонкой свежестью, и город замер в ожидании. Фарамир проснулся первым, и Боромира разбудило то, как он скрипнул входной дверью, стараясь уйти неслышно. 

Юноша сел, протер глаза и взглянул на брата. Он не помнил, как заснул, и не знал, сколько проспал, но ощущение было такое, словно не спал вовсе. Фарамир замер на пороге, виновато посмотрел на брата в ответ. 

- Я хотел уйти до того, как проснется отец,- пояснил он,- еще очень рано.

Боромир зевнул и потянулся. 

- Ранняя пташка червячка получает,- сообщил он уверенно,- иди одевайся и выходи во внутренний двор. Если поторопимся, успеем к смене ночной стражи. 

Боромиру очень нравилось следить за тем, как Стражи Цитадели менялись на посту – особенно после рассвета. Зрелище это было простое и рутинное, но не для юноши. Ему в нем виделся знак стабильности и уверенности, потому что ничего более почетного, чем охранять Белую Цитадель, представить было невозможно. 

К тому же, если он вставал достаточно рано, чтобы успеть на рассветную смену, после ритуала можно было прибиться к ночной страже, отправиться с ними в казармы и там разделить с ними трапезу. В такие моменты Боромир чувствовал не только важность этой службы, но и собственную причастность к ней. 

Фарамир к этим действиям самим по себе никакого восторга не питал, но вот за братом следовал всегда с удовольствием, особенно если тот приобщал его к чему-то настолько важному. 

Они спустились во двор почти одновременно – Фарамир кутался в широкий, слишком большой для него меховой плащ, и на лице его не осталось ни следа ночного страха. От короткой пробежки по морозу щеки раскраснелись, частое дыхание облачками белого пара вырывалось изо рта. С легкой смесью удивления и отрады Боромир заметил, что брат прицепил к поясу деревянный короткий меч – видимо, чтобы сделать ему приятное. 

Вместе братья спустились по узкой улице на нижний ярус. Оледеленая брусчатка почти звенела под подошвами их сапог. Город медленно просыпался, и на двух мальчишек, спешащих к воротам, никто не обращал внимания. Лавочники открывали ставни и выставляли товар, откуда-то из-за домов вдоль улицы слышалось негромкое пение и смех. Люди приветствовали друг друга, и город был ничуть не похож на тот, что привиделся Фарамиру накануне. Но уже через несколько минут Боромир стал замечать, что брат опасливо оборачивается, время от времени бросает тревожные взгляды через плечо и даже тянется к рукояти деревянного меча. 

Под видом того, что брусчатка слишком скользкая, и чтобы не дать ему растянуться на ней, Боромир взял брата за руку. Тот отчаянно вцепился в его ладонь и сразу заметно успокоился. У самых ворот они замедлили шаг. Недавно взошедшее солнце уже золотило камни городских стен, и у входа в город царила суета и суматоха. Боромир уверенно двинулся к самой стене, к тому месту, где смену караула было видно лучше всего. Он помог Фарамиру взобраться на небольшую приступочку, чтобы тот мог смотреть за высокое ограждение, не становясь на цыпочки не подпрыгивая. Фарамир, впрочем, предпочитал со своего места обозревать окрестности, смотреть на въезжающих и выезжающих из ворот, а не следить за торжественным маршем стражи. 

Белое знамя наместников, пронизанное холодными золотыми лучами солнца, развевалось над крепостной стеной, и, не обращая внимания на то, за чем предпочитал смотреть его брат, Боромир с восторгом поднял к нему глаза. Он слышал, как прозвучали трубы, возвещая конец ночной смены. Все спокойно – пели они – Минас-Тирит встречал новый рассвет, и мир снова радовался солнцу. Высокие, все как на подбор, стражи, облаченные в черное с серебром, двинулись по крепостной стене, чеканя шаг, а им навстречу подходила свежая смена. Боромир много раз мечтал о том, что он тоже когда-нибудь сможет возглавить отряд Стражи Цитадели, и это его будут приветствовать эти трубы. Пусть сейчас, когда враг был далек, и лишь отзвуки возможной войны доносились до Белой Башни, служба Стражей и была скорее формальной, это все равно был почетный караул. Каждый из этих воинов, служащих правителям Гондора, готов был положить жизнь, защищая родной город и край. И Боромир ощущал в себе силу тоже, если придется, пожертвовать всем. Он затаил дыхание, смотря за тем, как стражи отдавали друг другу честь. 

- Смотри, кто это? – вдруг донесся до Боромира звонкий любопытный голос брата. 

Он вздрогнул, словно вырванный из сладких грез, и обернулся к Фарамиру. Тот, перевешиваясь через ограждение и привстав на цыпочки, смотрел вниз, к воротам. И, подойдя ближе, Боромир успел заметить, как в них въехал всадник на большом гнедом коне. Одет он был в серую хламиду и высокую синюю шляпу, и был совсем не похож на гостя из соседнего с Гондором Рохана, но и ничего примечательного в нем не было. Однако Фарамир следил за ним, не отрываясь. Незнакомец. проехал по привратной площади и двинулся дальше, вверх, к переходу на верхний ярус. 

- Наверно, какой-то путник с севера,- небрежно пожал плечами Боромир,- мало ли сейчас приезжает в Минас-Тирит. 

Фарамир не ответил – он вдруг стал серьезен и сосредоточен, нахмурил брови, и выглядел больше не девятилетним мальчиком, а человеком гораздо старше и опытнее. Боромира кольнуло неприятное воспоминание о том, как брат ночью рассказывал о своем сне. 

- Странно,- прошептал Фарамир, и голос его звучал также, как тогда.

- Идем,- поспешил разрушить наваждение Боромир,- а то все пропустим. 

Фарамир тряхнул головой и посмотрел на него – было видно, что он с куда большим удовольствием отправился бы сейчас вслед за таинственным всадником, но потом мальчик улыбнулся и кивнул.

- Я есть хочу – просто ужас! – сообщил он,- нас же накормят?

***

Никогда прежде нога Боромира не ступала под эти темные своды. Он знал, что такое место в Цитадели есть, но интереса его оно никогда не вызывало. Ну что можно было найти полезного в библиотеке? Только пыль, мышей и старые книги. Их отец время от времени ходил в книгохранилище и поводил там долгие часы, но Боромир полагал, что такова участь правителя, и когда наступит его черед править, тогда он и займется изучением старины. 

И если бы не Фарамир, так бы оно и было. 

После завтрака братья вернулись ко дворцу – как раз вовремя, чтобы увидеть, как большого гнедого жеребца уводят в конюшни, чтобы устроить на постой. Выходит, всадник, привлекший такое внимание Фарамира, приехал к наместнику, и Боромир удивленно посмотрел на брата.

- Как ты узнал? – спросил он.

- А я и не знал,- пожал тот плечами. Такое совпадение, кажется, и его самого привело в замешательство,- я просто заметил его – и все. Даже не знаю, почему заметил. 

- Сейчас узнаем,- Боромир сдвинул брови и решительно двинулся к конюшему, который успел уже передать жеребца из рук в руки мальчишке, распорядившись задать коню корма,- Хитион! – позвал Боромир, и мужчина обернулся на зов. 

- Приветствую сыновей наместника,- с должной почтительностью поклонился конюший,- желаете покататься? 

- Чью это лошадь только что отвели в стойло? – требовательно спросил Боромир, проигнорировав его вопрос. Хитион нахмурился. Фарамир выглядывал из-за спины брата, не желая вмешиваться, уверенный, что вот сейчас Боромир все выяснит, и все встанет на свои места. 

У конюшего, однако, был такой вид, будто он не знал, как ответить

- Это гость правителя,- проговорил он туманно, четко давая понять – за подробностями братьям лучше обратиться к кому-нибудь другому. 

Самых важных гостей наместник Денэтор имел обыкновение принимать в тронном зале у ступеней королевского трона. Лично он разговаривал лишь с теми, чье дело было достаточно срочным, чтобы с ним не могли разобраться помощники или советники. Но в совсем уж исключительных случаях наместник принимал посетителей в собственном кабинете, куда в обычное время даже его сыновьям ход был заказан. Сейчас, как узнали братья, был как раз такой случай. Отец остался наедине с гостем, отгородившись от всех крепкой дубовой дверью. Это было совсем уж странно.

Раньше такой прием от Денэтора получали лишь правители иных регионов или соседних стран. Этот же путник не походил видом даже на знатного вельможу, не то что на князя или короля. 

- Может, это шпион? – шепотом предположил Боромир, когда они с Фарамиром спрятались неподалеку от дверей отцовского кабинета, скрытые от взоров стражи. – прибыл с какой-то важной информацией с юга или с запада. Говорят, оттуда надвигается тень…

- Шпион бы не въезжал в главные ворота,- резонно ответил Фарамир,- и не привлекал бы к себе столько внимания. Он бы прибыл под покровом ночи…

- Ты прав,- согласился Боромир, напряженно морща лоб. Туман тайны, окутывающий странного посетителя, становился все гуще, и теперь старшему юноше и самому ужасно хотелось разузнать – кто же это и зачем он приехал. 

Сидеть в засаде, однако, было довольно скучно. Коридор был пуст, если не считать время от времени появляющихся стражников. Дверь отцовского кабинета оставалась закрытой. В сознании четырнадцатилетнего юноши, который вообще не любил сидеть на одном месте, прошло несколько часов, хотя на деле солнце не успело еще подняться над городскими стенами в зенит. Ноги у Боромира затекли, плечи ныли от неподвижности. Фарамир же, как он заметил, вел себя куда более мужественно. Младший брат с очень серьезным видом не сводил с двери кабинета взора. Вот уж из кого получился бы хороший разведчик – подумалось Боромиру, и он ощутил неожиданную волну нежности и улыбнулся.

- Может, вернемся позже,- предложил он тихо,- а то можно тут и до вечера просидеть. 

- Шшш,- неожиданно ответил Фарамир, взглядом указывая на дверь. Та неторопливо распахнулась, и на пороге возник сперва отец, а потом незнакомец в сером одеянии. Со своего места Боромир мог хорошо его рассмотреть – это был крепкий и высокий старец с длинной седой бородой и благородным лицом – в таком едва ли можно было заподозрить лиходея или даже шпиона. Он сказал что-то Денэтору, слов было не разобрать, но юноша заметил, что лицо отца было хмурым и неприветливым. Он медленно кивнул, и незнакомец двинулся по коридору в сторону притаившихся мальчиков. Наместник же снова скрылся за дверью.

Высокий старик шел медленно, но походка его ничуть не выдавала его возраста. Она была упругой и уверенной, незнакомец едва опирался на свой посох, словно он служил для чего угодно, но только не для удобства ходьбы. Старец приближался, и оба мальчика буквально вжались в стену, боясь быть раскрытыми. Но гость прошел мимо их укрытия, даже не взглянув в ту сторону. 

Фарамир подождал, пока шаги его смолкли дальше по коридору и потянул Боромира за руку.

- Идем! – громко прошептал он с азартом,- уйдет же!

Боромир был вовсе не уверен, что ему хочется следовать за таинственным стариком. Игра вдруг утратила для него изначальный интерес. Незнакомец выглядел как один из тех гостей, кого могли бы принимать у подножия трона. Но вместе с тем было в нем что-то более глубокое, непознанное, и юноше, казалось, совершенно не хотелось соваться в эти глубины.

Фарамир же напротив, пылал энтузиазмом. И Боромир последовал по коридору только ради него. После вчерашнего происшествия, следы которого сохранились в поведении брата и до сих пор, юноше не хотелось расстраивать младшего. Если тому охота была проследить за незнакомцем, так тому и быть. Иных планов на утро у них все равно не нашлось.

Они крадучись, но не слишком, чтобы не вызывать подозрений у встречных, пошли следом за старцем. Тот вышагивал неторопливо, что-то бормоча себе под нос, не глядя по сторонам, будто коридоры цитадели были хорошо знакомы ему, и он точно знал, куда свернуть на каждом следующем повороте. Следить за ним было совсем нетрудно – гость не обращал никакого внимания ни на что вокруг, и лишь у выхода во двор он остановился и взглянул в высокое, заточенное между стен, небо. Солнце застилали теперь легкие сероватые облака. Ветер усилился. Похолодало. Старик постоял немного в тени стены, похожий на статую из серого мрамора. Фарамир и Боромир следили за ним из-за угла, и когда он наконец ступил во двор, выждали немного, чтобы он их не заметил.

- Он идет к библиотеке,- уверенно прошептал Фарамир, и Боромиру, который прежде в книгохранилище ни разу не бывал, отчего-то стало жутковато. Ужасно захотелось повернуть назад, увести брата в оружейную или на стрельбище, а то к внешней стене, найти им обоим занятие поинтересней и побезопасней слежки за таинственным гостем. 

Но Фарамира с его пути свернуть было не так-то просто. Он решительно побежал через двор – так стремительно, что Боромир едва поспевал за ним.

В тень хранилища они ступали, держась за руки. У самого входа Фарамир вдруг оробел, вцепился в ладонь брата, и было видно, что дальше идти он не отваживается. Боромир почувствовал, интуитивно понял, что его останавливает. Надвигающаяся тьма и оглушительная тишина из видения Фарамира. Здесь эти образы становились почти осязаемыми и до ужаса реальными. 

На Боромира, однако, страх младшего брата повлиял противоположным образом. Так было всегда – он был старшим братом, и рядом с Фарамиром должен был оставаться отважным и сильным – никак иначе. Вот и теперь, чувствуя, что нерешимость отступает, Боромир, не выпустив руки мальчика, переступил порог библиотеки и двинулся вперед,

Тяжелые каменные стены принимали их неохотно. Хранитель библиотеки проводил братьев тяжелым взглядом, но не остановил. В коридоре пахло пылью и горящим маслом – факелы светили неровно и отбрасывали причудливые длинные тени. Фарамир шел на заплетающихся ногах. Он явно стыдился собственного страха, а потому и не думал отступать или останавливаться. Но ладонь его в руке Боромира стала холодной и влажной.

- Все в порядке,- прошептал Боромир,- я с тобой. 

Фарамир глянул на него, и в очередном сполохе факела показалось, что лицо его иссечено неровными шрамами. Боромир попытался справиться с этим жутким видением, но окружающая тишина начинала давить на уши и нервы, и юноша почувствовал, что вот-вот вынужден будет повернуть назад. 

Они свернули из главного коридора в зал хранилища, который был освещен куда лучше. Здесь один за одним громоздились шкафы со старыми фолиантами, а воздух был удивительно прохладным и сухим. Звук шагов тонул в густой тишине. Боромир потянул брата в сторону – за один из шкафов. Из дальнего конца помещения доносился шелест страниц. 

Фарамир послушно спрятался и прижался к брату. Нужно было выглянуть и посмотреть, кто там – хотя Боромир уже почти забыл, зачем вообще они преследовали гостя. Сейчас, оказавшись в этом зале, он снова вспомнил слова брата. 

…а потом я услышал визг…

Медленно и осторожно Боромир придвинулся к дальней стенке шкафа и выглянул из-за нее. В противоположном углу за столом спиной к ним сидел серый незнакомец. Он снял свою шляпу, и седые волосы рассыпались по широким плечам. Голова была склонена над каким-то свитком, и еще множество их было разложено вокруг него на столе. Высокая свеча давала ровный желтый свет, и в этом обители тишины и пыли казалась благословенным светочем. Боромир вдруг враз успокоился. 

- Что там? – прошептал Фарамир, и Боромир отодвинулся от края, снова прячась за шкафом. Он открыл было рот, чтобы ответить, но внезапно над их голова раздался громоподобный голос.

- Доброе утро тем, кто скрывается в тенях.

Боромир вздрогнул и отпрянул. Старец, только что склонившийся над свитком за столом, стоял теперь над ними, уперев руки в бока и улыбаясь. Несмотря на неясное освещение, улыбка его выглядела доброжелательной и светлой, а глаза – внимательными и ясными, полными мягкой лазури. 

Фарамир, прижавшийся было к брату, готовый спрятаться за его спиной, заговорил первым.

- Простите нас, - сказал он учтиво,- мы не хотели нарушать ваш покой.

- Хотели, еще как хотели,- в тоне старика слышался подавляемый смех,- то есть твой-то брат не очень хотел, Фарамир, сын Денэтора. А ты – явно буквально рвался нарушить мой покой и уединение, правда? 

Фарамир пристыжено опустил глаза, и Боромир раздраженно выступил вперед.

- С чего вы взяли, что нам нужны вы? – спросил он с вызовом,- это библиотека Цитадели, и сюда может ходить, кто угодно. 

- Кто угодно, но часто ли ты бывал здесь, Боромир? – осведомился старец,- к тому же, если не я был вам нужен, то зачем следить за мной с самых главных ворот?

- Это все моя вина,- откликнулся Фарамир до того, как Боромир успел ответить первым,- я не знаю, почему решил пойти за вами. А мой брат просто следовал за мной, чтобы защитить, в случае чего.

- Вам не понадобятся ни защита, ни извинения,- покачал головой старец,- иногда, юный Фарамир, сердце видит глубже и яснее, чем глаза. И твой взор со временем станет проницательней и острее, чем у многих мудрых. Ты уже сейчас видишь больше, чем пока что можешь понять. 

Боромир заметил, как взгляд старика на мгновение стал серьезным и пристальным. Он изучал Фарамира так, словно хотел допытаться у него о чем-то, проникнуть ему в душу, но мальчик спокойно выдержал этот взгляд. 

- Мое имя Митрандир,- наконец старец снова едва заметно улыбнулся,- и я рад знакомству с вами обоими. 

Боромир, который особой радости не испытывал – старик вызывал в нем странное тревожное чувство, объяснить которое юноша не смог бы, даже если бы попытался – буркнул что-то в ответ. Фарамир же вежливо поклонился, а потом с любопытством спросил:

- А что вы читали? Здесь столько книг, и иногда я думаю, как здорово было бы прочитать их все!

- Долгое путешествие начинается с первого шага,- склонив голову к плечу, ответил Митрандир,- или с первой страницы. И я помогу вам сделать это первый шаг,- он перевел взгляд на Боромира,- если это та дорога, по которой вы хотите пройти. 

[Фарамир 150]

Эпизод 6. Big boys - big toys

 

Весна запаздывала. Днем и ближе к вечеру ветер уже пах влажной просыпающейся землей и дымом далеких костров, но по утрам воздух был прозрачным и ледяным, как в середине зимы. Он щипал щеки и жег в груди при каждом вдохе, вырываясь на выдохе обратно облачками белого пара. Холод делал утреннюю тишину звенящей и всепоглощающей, и каждый звук, казалось, разносился на много миль вокруг.

В просторном внутреннем дворе Цитадели под ногами хрустели замерзшие за ночь лужи и удары металла о металл отражались от тяжелых серых стен.

- Ноги ровнее, не приседай! – резкий отклик растворился в ледяном безмолвии камней, не вызвав эха,- локоть выше и рукоять держи крепче, это же меч, а не лютня.

- Да я стараюсь! – в голосе Фарамира слышалась плохо скрываемая обида, хотя, скорее всего, на самого себя. В конце концов, ему было больше не десять лет, а в нынешние неспокойные времена умение держать меч правильно становилось чуть ли не самым важным из всех.

- Мало стараешься,- Боромир крутанул собственный клином вокруг ладони, словно на него были обращены сейчас глаза не только младшего брата, но и восхищенной толпы, готовой славить подвиги своего воеводы. Не то чтобы он был из тех, кто любил рисоваться, но Боромир точно знал, в чем он хорош и что получалось у него почти играючи, и принимать похвалы за это он не считал зазорным. Сейчас, однако, красоваться было не перед кем – к уважительным, иногда даже восхищенным взглядам брата он вполне привык. И сейчас было совершенно не до того.

Кроме того, его движения Фарамир, кажется, даже не заметил – он расстроено смотрел на собственные руки, стараясь понадежней перехватить рукоять тренировочного меча, словно прикидывал про себя, что нужно сделать и как встать, чтобы не получать больше сердитых окриков. Боромиру стало даже немного стыдно, хоть он и знал, что все, что он делал сейчас, делалось во благо младшего брата.

- Ладно,- сказал он примирительно,- давай еще разок, внимательней.

Фарамир с готовностью кивнул – он всегда очень чутко реагировал на изменения тона и настроения собеседника, и сейчас, конечно, почувствовал, что Боромир хочет подбодрить его, хоть и не говорит этого прямо. Он принял оборонительную стойку, поднял меч. Всего несколько выпадав, лязг металла, и тренировочный клинок Фарамира отлетел в сторону. Юноша дернул рукой – на тыльной стороне ладони остался красный след от удара. Боромир, не ожидавший ничего подобного, откинул свой меч и бросился к брату.

- Прости,- выпалил он,- я не хотел так сильно. Больно? Дай посмотреть.

Фарамир поднял на него глаза и поспешно прижал ушибленную ладонь к груди.

- Все в порядке,- отозвался он, явно стараясь не морщиться от боли,- я недоглядел, пропустил удар. Давай еще разок?

Боромир с сомнением посмотрел ему в глаза – он точно знал, как это неприятно пропускать такие вот удары – рука после них могла распухнуть и перестать слушаться. Но упрямство младшего брата ему было по сердцу – в мальчишке чувствовался внутренний стержень, характер, который за внешностью Фарамира и его вежливыми деликатными манерами разглядеть было сложно. Сейчас проще было согласиться, чем унизить его отказом и предложением сходить к лекарю – если станет худо, Фарамир сможет решить это и самостоятельно, в его ответственности сомневаться не приходилось. А пока же нужно было просто позволить ему проявить стойкость.

- Ладно, последний заход,- великодушно ответил Боромир,- я проголодался.

Фарамир быстро сбегал за отлетевшим в сторону мечом и, чуть поморщившись, сжал его в руке.

- На этот раз – ты нападай,- подбодрил его Боромир. Брат сдвинул брови так, словно это могло помочь ему сделать удачный выпад, и двинулся на старшего.

Две высокие фигуры в тени древних белокаменных стен Боромир заметил первым. Они появились беззвучно, словно материализовались прямо из леденящего воздуха. Отец смотрел на них с братом, чуть склонив голову к плечу, прищурив глаза и поджав губы – его обычный оценивающий взгляд, пробиравший до костей даже тех, кто привык к нему. Гость стоял чуть дальше, за его плечом, и под широкими полями островерхой шляпы его лица было не разобрать.

Фарамир резко двинулся вперед, нанося рубящий удар – клинок просвистел в воздухе, и Боромир легко отразил эту атаку, но встречный маневр проводить не стал.

- Достаточно,- сказал он, всем своим видом показывая, что не заметил появления зрителей. Фарамир, стоявший к ним спиной, непонимающе воззрился на брата. Тот серьезно кивнул, будто в подтверждение своих слов,- перед завтраком немного потренируемся в стрельбе.

Фарамир удивленно поднял брови. Он знал, что в стрельбе из лука Боромир был не особо хорош – они оба это знали. Ему не хватало терпения чтобы прицелиться и скорости, чтобы пускать одну стрелу за другой. Старший брат предпочитал сходиться с противником лицом к лицу, стрелы же считал оружием, безусловно, полезным и действенным, но не таким эффективным, как верный меч в надежной сильной руке. Совсем иначе дело обстояло с Фарамиром – он в стрельбе из лука даже в свои неполные пятнадцать лет не знал себе равных. И сейчас он почти мгновенно догадался, почему Боромир так поспешно решил сменить занятие. Юноша опустил меч и обернулся. Ни отец, ни его спутник не шелохнулись – это было частью представления, и Денэтор явно ждал, что же будет дальше.

- Хорошо, как скажешь,- поспешил согласиться Фарамир. Боромиру было хорошо известно, насколько высоко брат ценит отцовскую похвалу, еще более долгожданную из-за того, что такую редкую. Иногда старшему брату казалось, что Денэтор нарочно не обращает внимание на заслуги Фарамира, но с чем это было связано, Боромир не знал. Ему самому жаловаться здесь было совершено не на что. Кажется, с тех самых пор, как он научился ходить, не хватаясь за юбки матери, любое его достижение возводилось в ранг подвига. И иногда это страшно утомляло.

Боромир отложил свое оружие и подошел к брату. Похлопал его по плечу, демонстративно не глядя на отца.

- Ты сегодня молодец,- сказал он так громко, чтобы во всех концах тренировочной площадки его точно услышали. Фарамир посмотрел на него с благодарностью и коротко улыбнулся, кивнул и накрыл руку брата на плече своей рукой.

- У меня хороший учитель,- ответил он тихо, но совершенно искренне.

- Идем на стрельбище,- улыбнулся Боромир в ответ.

- Позже,- отец говорил негромко, почти в полголоса, но каким-то непонятным образом его голос расползся над площадкой, как клочковатый утренний туман. Он шагнул вперед, навстречу сыновьям, и оба они выпрямились, будто были солдатами, готовыми предстать перед командиром. Денэтор подошел к ним, перевел взгляд с одного на другого – на лице Боромира задержался немного дольше. – мне нужно поговорить с тобой, сын мой,- обратился он к нему.

Боромир заметил, что спутник отца, которого он, конечно, узнал, подошел следом за ним и остановился в шаге от Денэтора. Теперь он внимательно смотрел из-под полей своей шляпы на обоих братьев, и Фарамир, которого его визит радовал несказанно больше, чем Боромира и Денэтора, старался не таращиться в его сторону.

- Мы тренировались,- без капли враждебности, но очень настойчиво ответил Боромир. Разговаривать с отцом с глазу на глаз прямо сейчас ему совершенно не хотелось. Хотя бы потому, что он отлично знал, о чем будет этот разговор. С тех пор, как старшему сыну стукнуло двадцать лет, Денэтор задался целью устроить ему достойную партию. И никакие доводы о том, что двадцать лет – это совсем еще не возраст для женитьбы, а Боромиру больше хочется стать полководцем и защищать свою страну от врагов, чем беспокоиться о жене и детях, конечно, не действовали. Упрямство Фарамир унаследовал от отца, и, в отличие от него, еще не достиг в нем больших высот. Сейчас, как предполагал Боромир, Денэтор поведает ему об очередной невесте из Дол-Амрота или Лоссарнаха, девице достойной и воспитанной, а главное, тринадцатой дочерью после двенадцати сыновей. Ничего из этого ему было неинтересно. Он терпел это из уважения к отцу, и благодарил судьбу за то, что тот пока не начинал настаивать на немедленном браке.

- Продолжите позже,- холодно ответил Денэтор,- дело это не терпит отлагательств.

- Может, мы сначала хотя бы позавтракаем? – решил не сдаваться Боромир. Ему и правда не хотелось оставлять сейчас Фарамира. Тот прятал ушибленную руку за спиной, и поглядывал на брата с плохо скрываемой досадой.

Денэтор, кажется, неподчинения да еще на глазах у гостя терпеть был не намерен. Он сдвинул тяжелые брови.

- Идем со мной,- проговорил он тихо и почти с угрозой,- я не стану повторять дважды.

Боромир открыл было рот, чтобы ответить в тон отцу, но тут гость сделал еще один шаг к ним и остановился рядом с Фарамиром.

- Доброе утро, юноши,- обратился он к обоим братьям, и Боромир заметил досадливое выражение, промелькнувшее по лицу отца,- я надеялся, что ты, дружок,- гость улыбнулся Фарамиру,- составишь мне компанию в библиотеке, пока твои отец и брат заняты. Я почти уверен, что нашел один древний свиток, на который тебе полезно будет взглянуть.

Фарамир явно колебался, но в конце концов неуверенно кивнул.

- Конечно, Митрандир,- ответил он, снова взглянул на старшего брата и пошел вслед за волшебником.

***

В Чертоге Королей царил промозглый полумрак. Войдя вслед за отцом, Боромир поежился. Разгоряченный после утренних упражнений, он мгновенно замерз и жалел теперь, что не накинул плащ поверх рубахи.

Шаги гулко отдавались под сводчатым потолком. Отец шел молча в шаге перед Боромиром, опустив голову, и впервые юноша заметил, что широкие плечи Денэтора заметно поникли – он начал горбиться, чего прежде никогда не бывало. Все его фигура, казалось, осунулась и согнулась – Денэтор был еще не стар, но походка его едва уловимо стала похожа на походку старика. Это было неприятное наблюдение. При всем своем недовольстве некоторыми поступками наместника, Боромир любил и уважал отца. Тот был для него примером и опорой, как бы несправедливо ни поступал иногда с младшим сыном.

Денэтор остановился у ступеней королевского трона. Боромир застыл в шаге от него, не нарушая молчания. Отец несколько долгих секунд стоял, не поворачиваясь, будто раздумывал – стоит ли сесть в кресло наместника. Наконец он медленно опустился в него, и теперь Боромиру стало наконец видно лицо отца.

В тяжелом сумраке неосвещенного чертога черты его лица казались смазанными и нечеткими. Глубокие тени залегли под глазами, от носа вниз к подбородку опускалась глубокая складка, которой Боромир прежде не замечал. Сейчас, когда отец сидел перед ним, превратившись вдруг в глубокого старца, юноша понял, что разговор, кажется, пойдет не о новой невесте. Отец молчал, и Боромир чувствовал себя все более и более неуютно. Он был теперь маленьким мальчиком, провинившимся и теперь ждущим наказания за проступок. Юноша неуверенно переступил с ноги на ногу. От сумрачного холода или от тяжелого взгляда отца он почувствовал, как по коже идут мурашки.

- Ты стал совсем взрослым,- неожиданно заговорил Денэтор. Глаза его смотрели, кажется, мимо Боромира, куда-то ему за спину, где в полусвете высились каменные изваяния королей древности. Боромир неуверенно пожал плечами, не зная, стоит ли отвечать на подобное заявление. – ты – мой наследник. Моя надежда,- продолжал, меж тем, Денэтор,- надежда всей нашей страны.

- Не я один,- ответил Боромир. Он любил похвалу, особенно заслуженную, но от этой ему стало не по себе,- у Гондора много достойных сынов. А у тебя – двое.

Денэтор, кажется, пропустил его слова мимо ушей. Боромир не представлял, как можно было так состариться за такой короткий срок – кожа отца была болезненно бледной, а в глубоких темных глазах плескалась усталость. Давно ли юноша внимательно вглядывался в лицо отца? Боромир не мог вспомнить, но перемена, замеченная сейчас, настораживала его.

- Тревожные вести приходят с севера,- продолжал Денэтор, и Боромир подумал, что все наконец становится на свои места. Наместник никогда не испытывал восторга от визитов Митрандира, и теперь, вероятно, маг привез с собой тревожные известия. Война была вокруг них, она была фактом жизни, таким же неизбежным, как зимний холод или наступление старости. Они научились жить с ней, научились видеть глубже и дальше, но при этом – сосредотачиваться на том, к чему можно было прикоснуться, что еще оставалось за границами войны. Но сейчас, вероятно, что-то произошло, и Митрандир приехал, чтобы сообщить об этом.

- Враги готовят наступление? – спросил Боромир. Он был уже достаточно взрослым, чтобы вести армию в бой – по крайней мере, сам о себе он думал именно так. И в нем давным-давно поселилась мечта о ратных подвигах и немеркнущей славе. В своих мыслях Боромир был Первым Стражем Цитадели, отважным защитником города, воином Гондора, ведущим войско к победе над неприятелем. Он знал, что так все и будет, но сейчас, кажется, будущее наступало раньше, чем юноша мог себе представить.

- Враги наступают и отступают,- ответил Денэтор, и вспыхнувшая надежда в Боромире погасла в миг,- и буревестники могут каркать, сколько им вздумается. Наши границы надежно охраняются, и наши воины не знают себе равных, и укрепятся еще больше, когда к ним присоединишься ты… но речь не об этом.

Денэтор поднял глаза, и взгляд его устремился вверх, по мраморным ступеням, Боромир понял, что отец смотрит на пустой трон, возвышавшийся над ним.

- Митрандир ничего не говорит прямо, как и всегда. На этот раз он приехал безо всякой на то причины. Или по крайней мере, сказал так,- было слышно, что Денэтор готов был вот-вот презрительно рассмеяться.

Боромир пожал плечами.

- Может, он и правда приехал в поисках древнего свитка в библиотеке,- предположил он. Визиты Митрандира его ни капли не занимали. Приезжая, волшебник обычно либо проводил время за долгими беседами с Денэтором, либо в пыльных залах хранилища. Кто на самом деле радовался этим визитам, так это Фарамир. Тот был спутником Митрандира по его путешествиям за знаниями, с самого детства. После того, как волшебник уезжал, Фарамир и брата пытался приобщить к обретенной мудрости, но Боромиру это было совершенно неинтересно. Если, конечно, пыльные свитки и пожелтевшие страницы книг не рассказывали о сражениях былых времен, когда настоящие герои совершали настоящие подвиги.

Денэтор покачал головой.

- Но я прозреваю дальше, чем он думает. Я вижу его самого насквозь,- проговорил он, и от улыбки, появившейся на тонких губах отца, Боромир невольно снова поежился,- он приехал посмотреть на то, как я управляю страной, и каких наследников воспитываю.

- Ну тогда, полагаю, нам нечего скрывать,- ответил Боромир, стараясь прогнать странное наваждение. Может, Митрандир и говорил загадками и недоговаривал многое, но отец его сейчас вел себя еще более странно и загадочно,- ты правишь мудро и справедливо. И наследники твои оправдывают ожидания.

Денэтор окинул сына изучающим взглядом.

- Подойди, сын мой,- сказал он, и Боромир приблизился к подножию трона. Денэтор смотрел на него снизу вверх внимательно и пристально, и юноша выдержал этот взгляд. – сколько нужно лет и сколько заслуг, чтобы наместник получил право зваться правителем, а не охранником, приглядывающим за пустующим местом?

Боромир не был уверен, что должен отвечать на этот вопрос. Подобные мысли посещали и его, но думать об этом всерьез он не решался. Все знали, что их род не имел права носить корону, в руках наместников была власть над Гондором, но каждое новое поколение получало от предыдущего знание о том, что живут и правят они в надежде, что однажды истинный король займет свое законное место, освободив их от обязанностей и клятв. Боромир считал это несправедливым, но помалкивал. Денэтор был достойным правителем – мудрым, сильным и справедливым, и от него подобные размышления юноша слышал впервые.

- Я думаю, не в нашей власти это решать,- наконец ответил он нейтрально.

- Не в нашей,- повторил Денэтор. Он медленно поднялся и теперь смотрел на сына в упор – взгляд его был тяжелым и пристальным. Боромир нахмурился. – на моем веку этого не случится,- наконец выговорил он и отступил на полшага. Поднял глаза к пустующему трону, потом вновь посмотрел на Боромира. – поднимись по этим ступеням,- велел отец.

Боромир воззрился на него в изумлении.

- Мне? Подняться на трон? – приказ этот казался невероятным – Боромир помнил, как в детстве пытался взобраться по этим ступеням, не понимая тогда, почему такое красивое широкое кресло пустует. И был крепко наказан за одну только попытку. А теперь отец фактически велел ему сделать это.

Денэтор кивнул. Боромир подавил в себе необоримое желание спросить «А что если кто-то увидит?..», но это было бы проявлением трусости, он прекрасно это понимал. Кроме того, в зале они были совершенно одни – стража осталась за дверью. Боромир отошел от кресла наместника и остановился перед первой ступенью.

Лестница вверх, к трону, вдруг показалась ему непреодолимо высокой, словно враз к ней прибавилась еще тысяча ступенек, а ноги стали неподъемными. Боромир сглотнул, сжал кулаки и решительно сделал первый шаг.

Гладкий мрамор прошуршал под подошвой сапога – глухой жалкий звук. Боромир устыдился собственной нерешительности. В конце концов, это всего лишь лестница и всего лишь кресло. Он не собирался водружать корону себе на голову и объявлять себя королем. Просто прихоть отца – ничего более. И он, как послушный сын, собирался ее исполнить.

Еще один шаг – Боромир поднялся всего на две ступени, но чувствовал себя сейчас так, словно смотрел вниз с крепостной стены на пятом уровне города. Он бросил поспешный взгляд на отца, тот смотрел на него сурово и выжидающе. Боромир поднял глаза и двинулся вверх решительней.

Еще пара ступеней. Он чувствовал, как все тело от каждого нового шага наливается уверенной силой – казалось, будь в этой лестнице и правда тысяча ступеней, Боромир пробежал бы их все, даже не запыхавшись. Еще шаг – он слышал, как вокруг него начинает колыхаться приветственными криками толпа. Только теперь все было не как в его прежних мечтах – на нем был не доспех воина, а мантия, и голову сжимал сверкающий венец. Толпа славила не воеводу, но короля. И от этого понимания в груди вдруг стало легко и щекотно, словно Боромир готов был закричать, рассмеяться и расплакаться одновременно.

Он остановился на верхней ступени и посмотрел на отца сверху вниз. Тот стоял в шаге от трона, заложив руки за спину, и улыбался так гордо, как, кажется, никогда не улыбался. Его лицо разгладилось и больше не было похоже на лик больного старца. Глаза светились торжеством и радостью, и Боромир почувствовал, как екнуло сердце. Всего одно движение, и он готов был опуститься на трон. Да, это ничего не значило для их страны, для народа и войска, для мира вокруг. Но для него, сына наместника, это значило бы очень многое. Он понял теперь, что хотел ему сказать отец, к чему он его подталкивал, и такое предназначение было волнительным и приятным. Боромир расправил плечи и выпрямился, глядя поверх головы Денэтора, поверх воображаемых голов подданных, прозревая пространство и время, в сторону древнего королевства, поглощенного пучиной. И сейчас он был одним из его королей, славным воином и мудрым правителем.

Но неожиданно иллюзия растаяла, как облачко пара. Боромир осознал, что стоит у трона в почти пустом зале и готовится совершить какое-то страшное святотатство. Дело было не в крови, текущей по его жилам, не в происхождении и не в словах отца. Дело было в нем самом, и осознание себя было сейчас оглушительно нежданным и четким. Боромиру было двадцать лет, и к этим годам похвастаться подвигами, за которые его могли бы славить в веках, он не мог.

Юноша перехватил удивленный и разочарованный взгляд Денэтора. Сделав над собой усилие, отвел глаза не сразу, но все же отвел. По ступеням Боромир слетел стремительно и, встав рядом с отцом, беззаботно улыбнулся.

- Я хотел бы отправиться к границам,- заявил он, теперь прямо глядя на Денэтора,- если будет на то воля правителя, я хотел бы возглавить один из пограничных отрядов.

Денэтор несколько мгновений молчал, хмурясь, потом все же кивнул.

- Думаю, время для этого настало,- сказал он с прохладцей, и Боромир почти услышал несказанное «для этого – да, но не для иного».

***

Боромир нашел его там, где и предполагал – в саду Палат Врачевания. Фарамир любил это место больше прочих в городе. В Минас-Тирите, среди каменной кладки и древних тяжелых стен садов было очень мало, и каждый раз Фарамир с радостью ездил в Итилиэн или Дол-Амрот ради того только, чтобы побродить по тенистым тропинкам меж разросшихся кустов и ароматов цветов.

В этот же сад весна еще не пришла – брат сидел на каменной скамье под высоким деревом, ветви которого только начинали покрываться липкими зеленоватыми почками. Он сосредоточенно подкручивал колки на массивной десятиструнной лютне, время от времени касаясь струн.

Боромир подошел к нему почти неслышно – брат поднял голову от своего инструмента лишь когда тот присел рядом на скамью.

- Ну как твои занятия? – начал Боромир беседу первым. Фарамир ухмыльнулся.

- Тебе ведь совсем неинтересно,- он не спрашивал – констатировал факт, и брату ничего не оставалось, кроме как признать его правоту. Он рассмеялся и развел руками, мол, свой долг он выполнил – задал вопрос. Фарамир рассмеялся следом. – Митрандир нашел свиток, рассказывающий об одном из королей древности. Но он ни с кем не воевал, так что едва ли тебе он понравится.

- А что – были и такие? – Боромир изобразил удивление. Память о разговоре с отцом всколыхнулась в нем смутным отблеском беспокойства, но тут же улеглась – рядом с Фарамиром он всегда был старшим братом – уверенным, сильным, готовым прийти на помощь словом и делом. И демонстрировать свои сомнения и тревоги было не след.

- Представь себе,- Фарамир широко улыбнулся. Боромир знал – после общения с Митрандиром у брата всегда поднималось настроение. Младший брат тянулся к мудрости, которую иные руки и уста дать ему не могли. И Боромир догадывался, что это была одна из причин того, что Денэтор скептически относился к достижениям младшего сына. Тот больше слушал заезжего волшебника, чем родного отца. И иногда Боромир пытался намекнуть Денэтору, что отцовские уста были скупы и на знания, и на похвалы, но это было бесполезно.

- О чем вы говорили? – прямо спросил Фарамир, и Боромир под спокойным взглядом его не по-юношески мудрых серых глаз немного стушевался. Соврать Фарамиру было практически невозможно. Уже в таком юном возрасте он видел людей насквозь, хоть и оставлял по большей части свои знания о них при себе.

- О власти наместника,- ответил Боромир туманно, и тут же спросил, не давая Фарамиру возможности задать вопрос первым,- ты читал о королях Гондора? Что определяет их власть?

Фарамир нахмурился, и на мгновение Боромир испугался, что он спросит о причинах такого вопроса, но брат лишь пожал плечами.

- Происхождение и сила – духа и тела,- ответил он наконец,- но, насколько я понял, это не все.

Боромир сдвинул брови и молчал, глядя на брата. Тот явно подавлял в себе желание спросить «А что?», но вместо этого продолжал:

- Говорят, что истинный король Гондора не только великий воин. Он также великий целитель, и руки его способны исцелить самые страшные из недугов.

Боромир отвел взгляд и рассеянно кивнул головой.

- Все истории о героях описывают их так, словно они идеальны во всем,- заметил он,- я не знаю ни единой истории, где бы герой был подвержен сомнениям, боли или страху. Но ведь на самом деле таких людей не бывает.

- Может быть, ты просто мало читал,- улыбнулся Фарамир,- это правда, что легенды рассказывают нам о героях без страха и слабости. Но если заглянуть глубже…

Боромир поднял руку, и Фарамир замолчал. Он смущенно покрутил один из колков и вздохнул.

- Митрандир говорит, что грядет война,- проговорил юноша тихо-тихо,- не просто стычки и нападения, к которым мы привыкли. Настоящая война.

Боромир посмотрел на брата долгим серьезным взглядом. Тот не повернулся к нему, казалось, полностью поглощенный колками на своей лютне.

- Спой мне,- попросил Боромир.

Фарамир вскинул на него изумленный взгляд, потом скептически ухмыльнулся.

- Ты ведь ненавидишь, когда я пою,- напомнил он.

- Вовсе нет,- покачал Боромир головой,- я ненавижу песни, которые ты поешь. Спой что-нибудь, что мне нравится.

Фарамир неуверенно кивнул и устроил лютню на колене.

- Отец назначил меня командиром отряда, патрулирующим Броды,- вдруг на одном дыхании выдал Боромир, и рука Фарамира замерла над струнами,- играй,- попросил Боромир, опуская веки,- играй же.

Эпизод 7. Поражение.

 

Орки напали глубокой ночью, когда над пограничным лагерем царили тьма и тишина. Они пришли со стороны гор – маленький отряд, легко вооруженный. И сперва казалось, что набрели они на лагерь совершенно случайно. Их атака была быстрой и яростной, но какой-то беспорядочной и отчаянной. 

Когда в тишине ночи тревожно запели сигнальные рога, Боромир проснулся мгновенно, словно только этого и ждал. Хотя в сущности, пожалуй, именно так оно и было – за одиннадцать месяцев, проведенных в настоящем воинском отряде, он ни разу толком не участвовал ни в одном серьезном сражении. Дисциплина у подчиненных ему воинов всегда была отменной, а район, в котором они несли службу, не отличался особой опасностью. Через эти броды сунуться в Гондор решились бы лишь настоящие безумцы, и Боромир, теперь приучивший себя к неподдельной воинской жизни, иногда думал, что все его навыки, все его таланты и вся благородная ярость тратятся зря. Война была на пороге, но стучаться в дверь не спешила.

И вот наконец, кажется, свершилось. По тому, как резко зазвучал рог, юноша сразу понял – предстоит добрая схватка. Вот уже год он почти каждую ночь ложился спать, не откладывая далеко свой меч и даже зачастую, не снимая сапог. Из легенд древности Боромир знал, что настоящие мужественные герои никогда не обременяли себя тяжелым обмундированием, и поэтому, а еще потому, что привык сражаться налегке, юный командир не носил ни кольчуги, ни лат, ни даже шлема, мешающего обзору. Меч, подаренный ему отцом в тот день, когда Боромир впервые принял командование отрядом, был очень тяжелым, двуручным, с искусно вырезанной рукоятью, и, откладывая его в сторону, юноша убеждал самого себя, что бережет его для настоящей войны, для схваток куда более славных, чем та, что предстояла ему сейчас. В бою же он предпочитал легкий клинок без всяких украшений – такой, каким сражался едва ли не каждый воин в его отряде. И солдаты очень высоко ценили своего командира за это. 

Когда на укрепления накатилась первая волна нападавших, Боромир отдал приказ лучникам. А после того, как на желтой осенней траве осталась лежать добрая половина врагов, стало понятно, что доброй сечи сегодня можно не ждать. Стоило остаткам небольшого отряда орков преодолеть первый рубеж обороны, их встретили стальной стеной отважные защитники гарнизона. Люди шли в атаку без страха, орки же, которых гнала вперед какая-то неведомая сила, нападали с отчаянной злобой, похожей на безумное опьянение, но силы их, конечно, были не равны.

Уже предвкушая, как через несколько минут, когда последний враг будет повержен или обращен в бегство, он вскинет руки в победном салюте, и вместе со всеми будет кричать «За Гондор! За Наместника!», Боромир ринулся в атаку впереди всех. Противник был смят за считанные мгновения, откуда-то справа уже донесся торжествующий вопль «Победа!», и Боромир досадливо подумал, что сам бы хотел первым выкрикнуть это магическое слово – разве это не было его право, как командира? Но неожиданно прямо на него понесся огромный широкоплечий орк с кривым черным ятаганом. Он едва ли видел, куда бежит – его ослепил ужас нависшей над ним гибели, и от этого руки его, кажется, налились грозной, хоть и беспорядочной силой. Боромир заметил его слишком поздно – орк налетел на него и едва не сбил с ног. Юный командир успел неуклюже отскочить в сторону и выставить вперед меч. Орк развернулся, кинулся на него, взмахнул ятаганом, и черное лезвие едва не выбило клинок из рук Боромира. Тот пригнулся, отклонился от удара и поспешил нанести встречный – откуда-то слева послышался голос кого-то из воинов «На помощь командиру!», и юноше захотелось крикнуть в ответ «Не надо! Я сам!», словно он боялся, что подчиненный догадаются, что у него не достает сил побороть противника. Одного-единственного полубезумного орка! Взметнулся черный ятаган, Боромир встретил этот удар прямым блоком, но на этот раз рука его не выдержала. Предплечье от запястья вверх прошила вспышка горячей боли, и меч отлетел в сторону. Боромир поднял глаза на орка, и в узкой щели забрала его тяжелого шлема увидел глаза собственной смерти. Вот и все – успело пронестись в голове – первый же бой, первая победа, и такая нелепая смерть. Орк размахнулся вновь, Боромир выпрямился, и не думая бежать прочь от смертоносного удара. Когда клинок врага застремился вниз, метя ему в шею, Боромир все же отпрянул – лезвие рассекло плотную кожу походной куртки, в первый миг юный командир даже не почувствовал боли. По боку слева потекло что-то густое и горячее, и за миг до того, как сознание его поглотила тьма, Боромир увидел, как кто-то из его воинов снес проклятому орку голову. 

Он очнулся от тихих приглушенных голосов где-то в отдалении. Не сразу сообразив, что произошло, Боромир попытался встать, но резкая парализующая боль в боку повалила его обратно и чуть снова не погасила сознание. Он сжал зубы, чтобы не застонать в голос, но тут над ним возникло лицо Амдира – умудренного опытом воина, одного из лучших в отряде. Оно было обеспокоенным и бледным, но, увидев, что юный командир очнулся, Амдир улыбнулся.

- Не двигайся,- проговорил он тихо,- ты ранен, но не смертельно.

Боромиру очень хотелось попросить воды – губы пересохли, а во рту словно бы ночевали вороны, но вместо этого он с усилием спросил:

- Мы победили?

Амдир кивнул.

- Ни один не ушел,- ответил он,- ты мужественно сражался, мой мальчик.

Боромир дернулся – да, Амдир был вдвое старше и в сотню раз опытней его, он учил в свое время Боромира правильно держать стойку, но это вовсе не давало ему права называть своего командира «мой мальчик». Спорить, однако, у юноши не было никаких сил. Он откинулся на подушку – потолок шатра над головой кружился, на грудь навалилась тяжелая усталость, рану тянуло, но куда больнее было чувство горькой досады. Бой был выигран, но он, Боромир, едва не погиб и получил нелепейшую рану, которая неизвестно как надолго вывела его из строя. Такого уж точно никогда не случалось ни с кем из героев старых баллад. Боромир смежил веки и замер.

- Не волнуйся,- голос Амдира теперь доносился до него словно бы из-под воды, и юный командир чувствовал, как волны раскачивают его тело, словно он лежал в лодке и позволял бурному течению нести ее. – у тебя жар, рана загноилась, но мы отправим тебя в Минас-Тирит. Там тебя быстро поставят на ноги.

Боромир вынырнул из уютной темноты забытья и вздрогнул в отчаянной попытке выкрикнуть «Нет! Только не это!» Этого ему еще не хватало – возвращаться домой, пред суровые очи отца побежденным, униженным, с тяжелой раной, полученной в пустяковом сражении. Этого просто нельзя было допустить.

Но правда была в том, что поделать с этим Боромир ничего не мог. Очень скоро он снова погрузился в беспамятство и бред, смутно видя, как потолок над головой сменил полог повозки, затем его несли куда-то, и наконец погрузили в прохладный ароматный плен простыней. Заботливые руки меняли влажный компресс на горячем лбу и повязки на воспаленной ране – боль будила Боромира, вытаскивала из милосердных объятий сна, он пытался вырываться, метался, снова и снова видя перед собой занесенный над его головой ятаган. 

Он очнулся ранним утром, когда солнечный свет только-только начал просачиваться в комнату. Покои в Палатах врачевания были светлыми и просторными, почти лишенными мебели. Здесь пахло целебными травами и совсем немного – кровью и болезнью. Боромир повернул голову к окну, попытался приподняться на подушках – в теле еще гнездилась тяжелая муторная слабость, хотя рана, кажется, почти затянулась и теперь не болела, а тупо ныла под свежей повязкой. Боромир огляделся. У дальней стены, в нескольких шагах от его постели, свернувшись в широком и на вид страшно неудобном деревянном кресле, спал Фарамир. Он опустил голову на спинку, поджал под себя ноги, и создавалось впечатление, что он только что смежил веки, давая отдых глазам, и прикорнул на секунду. 

- Эй,- позвал Боромир, и брат вскинулся, будто он прокричал это прямо ему на ухо. Фарамир вскочил и в один шаг оказался у кровати брата. Лицо его, покрытое юношеским светлым пушком, осунулось, под глазами залегли глубокие тени, но Боромир подозревал, что сам выглядит еще хуже. 

- Ты проснулся,- брат улыбался так искренне и радостно, что Боромиру стало почти стыдно за решение, принятое за миг до пробуждения,- как хорошо!

- Долго я спал? – спросил Боромир, силясь устроиться поудобней. Фарамир быстро помог ему приподняться, пихнул ему под спину подушку и оправил край одеяла. 

- Пять дней,- ответил Фарамир,- тебя сильно лихорадило, ты бредил, но сегодня ночью жар спал, и я решил подождать, пока ты проснешься. – брат протянул руку и сжал ладонь Боромира в своей,- я очень боялся за тебя,- признался он шепотом,- я даже думать не хотел, что было бы, если бы ты умер.

- Но я не умер,- Боромир посмотрел на брата серьезно и мрачно,- хотя лучше бы умер, наверно.

- О чем ты говоришь? –Фарамир разве что не отпрянул в ужасе от этих его слов, и старший отвел глаза. Признаваться мальчишке, который всегда брал с него пример, в собственном позорном падении, было тяжелее всего. Что там суровый взгляд отца или сочувственный взгляд Амдира – именно в глазах Фарамира Боромир боялся упасть больше всего. Но и лгать ему он не мог.

- Тебе рассказали, что случилось? – спросил юноша прямо.

- Тебя ранили, когда вражеский отряд напал на броды,- отчеканил Фарамир, как заученный урок,- ты сражался мужественно, но противник был больше и одержим. 

Сейчас, когда Фарамир рассказывал то, что, видимо, ему самому рассказали спутники Боромира, эта история казалась не такой уж позорной. Но Боромир-то знал, что все было не совсем так. Одно незначительное сражение, и он уже оказывается на пороге смерти. Что же будет, когда врагов будут полчища? Нет-нет, вверять участь Гондора в руки такого бездаря, как он, было бы катастрофой. Хорошо еще, что не поздно все изменить. 

- Я кое-что решил,- медленно начал Боромир, стараясь не прятать глаза под испытующим взглядом Фарамира,- я…

Закончить он не успел – дверь комнаты с негромким скрипом отворилась, и на пороге возникла высокая фигура отца. Фарамир, только что сидевший на крае кровати, подавшись вперед, подскочил, отступил на шаг и вытянулся по струнке. Наместник не удостоил его даже взглядом. Неторопливым размеренным шагом он подошел к кровати старшего сына. Внимательные черные глаза изучали лицо юноши, и Боромир сумел не отвернуться. Отец тоже выглядел усталым и постаревшим с тех пор, как они виделись в последний раз, но сейчас ни единое движение его лица не выдавало, рад он тому, что сын его пришел в себя, или нет. 

- Ты очнулся,- выговорил он тихо и ровно, будто просил слуг подать в комнату больше свечей,- хорошо. 

Ну что ж – решил Боромир – раз уж теперь вся семья была в сборе, момент объявить о своем решении настал. И если уж ему не хватило мужества выйти из схватки невредимым, то уж признаться отцу и брату, что он больше не хочет командовать отрядом пограничников, юноша должен был, не дрогнув. 

- Мне сказали, твоя рана закрылась и скоро совсем заживет,- Наместник не шевелился, руки его, худые и нервные, были сцеплены между собой, и только это выдавало его волнение,- добрые вести.

- Это еще не все вести,- решительно заговорил Боромир, и отец удивленно изогнул бровь,- я подвел тебя,- на одном дыхании продолжил юноша,- я не смог выстоять в схватке с противником, и едва не погиб, покрыв имя нашей семьи позором. – Наместник слушал его спокойно, не перебивая и не сводя с лица сына цепких холодных глаз,- потому,- Боромир сглотнул – во рту болезненно пересохло, он буквально чувствовал, как стоявший в стороне Фарамир, сверлит его взглядом,- и потому,- повторил юноша,- я прошу тебя снять с меня обязанности командира отряда Бродов.

Полсекунды в комнате висела тишина.

- Нет,- негромко, но очень четко ответил Наместник. Боромир вскинул на него удивленный взгляд. 

- Нет? – переспросил он растерянно. В такой значительный момент отец мог бы проявить и побольше участия и заинтересованности, чем просто бросить этот короткий отказ. 

- Я не люблю повторять,- отозвался Наместник,- ты останешься командиром этого отряда. И как только рана твоя заживет, отправишься обратно на границу до следующего моего распоряжения.

- Но отец…- Боромир не понимал, чего в нем сейчас было больше – удивления, злости или досады, что отец не понял его благородного порыва спасти Гондор от такого нелепого полководца, как он,- я едва не погиб в ерундовом сражении, едва не сложил голову не за что, а ты говоришь…

- Не бывает ерундовых сражений,- ответил Наместник, и впервые с того момента, как он появился в комнате, Боромир заметил в глубине его черных глаз искру скрываемых чувств. Каких именно, сказать было сложно, но юноша ощущал, как от ровного размеренного тона его голоса узлы отчаяния в душе развязываются один за другим, и собственный страх поражения начинает казаться глупым,- все вместе эти битвы, даже самые мелкие и легкие, лишь части общей войны за свободу Гондора. А эта рана,- он кивнул в сторону перевязанного торса юноши,- твоя первая. Но не последняя. 

Боромир молчал. Все, что он передумал, все страхи и вся неуверенность вдруг показались ему возмутительно глупыми. Он вел себя, как капризный мальчишка, который бросает урок, не дающийся с первого раза. Он опустил глаза. Хотелось извиниться за эту непростительную слабость, но юноша знал, что извинения его будут излишни. 

- Я понял, отец,- кивнул он, не поднимая головы, но чувствуя, что Наместник удовлетворенно коротко кивнул. Боромир посмотрел на него.

- Но кто командует отрядом, пока меня нет? – спросил он уже совершенно обычным деловитым тоном,- одну атаку мы отбили, но эти орки откуда-то ведь взялись, и нет никакой гарантии, что вскоре они не нападут снова.

- Я назначу кого-нибудь из Стражей, пока ты не оправишься,- махнул рукой Наместник.

- Я могу,- неожиданно раздался голос за правым плечом Боромира. Отец сурово нахмурил брови.

Фарамир, сжимая и разжимая кулаки, ступил вперед, и Боромир видел, что он старается не дрожать от волнения, как герой, вышедший один на один биться с драконом. 

- Что ты можешь? – Наместник окинул младшего сына скептическим взглядом.

- Занять место моего брата, пока он не вернется к отряду! – прямо заявил Фарамир, и с каждым словом его голос звучал все более решительно. Наместник же, кажется, был близок к тому, чтобы презрительно усмехнуться.

- Не говори ерунды,- отмахнулся он,- для того, чтобы командовать отрядом, ты слишком молод. 

- Мне почти семнадцать! – с жаром возразил юноша,- Боромир сам учил меня сражаться,- Фарамир бросил на брата быстрый взгляд, ища его поддержки. Старший же был так удивлен этой внезапной тирадой, что не знал, что и сказать,- я читал много книг, и знаю, как нужно командовать,- продолжал Фарамир,- кроме того,- он ступил вперед, словно хотел надвинуться на отца, выглядеть внушительней в его глазах,- кроме того, ты ведь и сам впервые вышел на поле боя в моем возрасте. 

Таких подробностей о жизни Наместника сам Боромир не знал, и сейчас ему показалось, что брат выбрасывает на стол козырь, в ценности и правдивости которого он вовсе не уверен. Последний шанс, последний удар. Но Денэтор неожиданно медленно кивнул.

- Это правда,- выговорил он словно нехотя, и черные глаза его снова остановились на Боромире,- но решение за твоим братом. Он командир, а ты…

Боромир перевел взгляд с отца на брата и обратно. Фарамир воззрился на него с надеждой, обмануть которую было просто нельзя. Но юноше вдруг снова стало страшно. Принимать решения за себя – это было одно. Отец был прав – одна рана способна лишь закалить и вдохнуть новые силы. Но совсем другое было отправлять на возможную смерть младшего брата. Пусть искусного, пусть начитанного и уже достаточно взрослого, чтобы отдавать приказы армии. Боромир вздохнул. Но ведь с другой стороны нельзя было также лишать брата права сразиться за то, во что все они так свято верили. Да и обучил он его совсем неплохо, что и говорить.

- Ладно,- наконец выговорил он, и прозрачные серые глаза Фарамира заискрились радостной улыбкой,- пусть он покомандует вместо меня,- отец сдержанно кивнул и собрался было уходить,- Но,- остановил его Боромир, подняв руку и наградив брата суровым взглядом,- только до тех пор, пока я не вернусь.

Эпизод 8. Цена победы.

 

На праздник Летнего Солнцестояния в Эдорас сыновья Наместника Гондора на этот раз поехали вместе. До сих пор, сколько мог припомнить Фарамир, такое происходило лишь много лет назад, когда они с братом были еще совсем мальчишками, а визиты в Рохан были частыми и обязательными. В последние же годы такие посольства обычно возглавлял кто-нибудь из князей и время от времени – Боромир. Младший же сын Наместника не бывал в Золотом граде уже несколько лет. 

В этот же раз брат очень настаивал, чтобы Фарамир поехал с ним. На границах Гондора наконец установился хрупкий, но пока что стабильный порядок – не без помощи обоих братьев. Младший теперь командовал собственным отрядом, старший же со дня на день должен был принять командование надо всеми силами Гондора и почетное звание Первого Стража Белой башни. Враги были отброшены от границ и затаились – разведчики доносили, что на много лиг к югу от Осгилиата не видно ни единого орочьего лагеря. Фарамир каким-то внутренним чувством, необъяснимым даже для него самого, подозревал, что это лишь затишье перед бурей, миг обманчивого спокойствия. Но подобными беспочвенными подозрениями не хотел портить моментов торжества для брата и воинов, славящих его имя. К неполным двадцати четырем годам Боромир уже снискал себе уважение и почет – и немалую роль в этом сыграл установленный той весной мир. Но из-за этой смутной тревоги, из-за нехороших предчувствий Фарамир с куда большим удовольствием остался бы в Минас-Тирите, поведал бы отцу о своих измышлениях и, может быть, поучаствовал бы в подготовке нового плана обороны от возможного нападения. Но Боромир был упрям и непреклонен, и в Гондоре еще не родился человек, способный его переспорить.

- Король Теодэн устраивает Воинские игры,- с жаром рассказывал брат, когда оба они стояли в отцовском кабинете, пока Наместник пытался работать, несмотря на неудержимый поток сыновьего энтузиазма,- и я хочу, чтобы Фарамир поучаствовал! Тебе непременно нужно поучаствовать, братишка,- повернулся Боромир к младшему. Фарамир, чуть стушевавшись, открыл было рот, но Денэтор заговорил первым:

- Ерунда,- отрезал он, не отрывая взгляда от очередного письма,- ты – езжай и поучаствуй. А у него дел и здесь предостаточно.

Фарамиру на миг стало обидно, что отец рассуждает о нем так, словно его нет с ними в комнате, но эта обида тут же стерлась от осознания того, что Наместник, кажется, действительно считает, что здесь, в Минас-Тирите, присутствие Фарамира важнее, чем участие в каких-то там игрищах. 

- Ничего не ерунда,- Боромира, однако, остановить было не проще, чем табун испуганных роханских жеребцов,- ты же видел, как он стреляет из лука! Да у лебеннинских лучников, которые каждый год выигрывают, против него никаких шансов! Надо наконец утереть им носы и показать, что сыновья Наместника вовсе не пальцем деланы!

Денэтор поморщился от грубого высказывания, поднял глаза на старшего сына, потом перевел усталый взгляд на младшего.

- Нет уж,- проговорил он ровно,- как бы они не поняли обратного, если он проиграет. Пусть уж лучше смотрят на тебя и на тебя ровняются. 

На этот раз у Фарамира от обиды и внезапно вспыхнувшей злости перед глазами все поплыло. Так вот, значит, как. Вот, значит, в чем дело. Отец боялся, что он опозорит его на глазах у ближайшего союзника. Фарамир и сам не понял, как ступил вперед, прямо и решительно глядя на отца. 

- Я хочу поехать, отец,- заявил он, сжимая кулаки,- и я покажу им всем!

Боромир рядом с ним одобрительно и даже гордо кивнул, Денэтор же смерил сына холодным оценивающим взглядом, остановил темные глаза на лице Фарамира, и у того хватило сил не отвернуться, хотя очень хотелось.

- Будь по-вашему,- после секундной паузы произнес отец,- ты за него отвечаешь,- кивнул он в сторону Боромира, и тот с готовностью похлопал брата по плечу. 

Уверенность Фарамира в своей победе начала истончаться, стоило им выехать за стены Минас-Тирита. Он прекрасно знал, каковы из себя лучники Лебеннина – некоторые из них несли службу в его собственном отряде, и он имел возможность убедиться, что стрелы их не знали промаха. Военные игры в Эдорасе были традицией старой и славной. В них участвовали только лучшие, и пусть особой славы снискать там было и невозможно, но имена победителей запоминались и передавались из уст в уста. Также, как имена проигравших. Фарамир и правда из всех видов оружия предпочитал длинный тисовый лук и тяжелые стрелы. Он достаточно наловчился, чтобы не стыдно было использовать свои навыки в бою. Но ведь соревнование – это совсем другое дело. В реальной схватке от попадания в цель зависели жизни людей. В играх же главное было попасть в цель – при том что целей высших у этого действа не было вовсе. На протяжении всего пути Фарамир думал о том, что же будет, если он действительно проиграет. Холодный, даже немного насмешливый взгляд отца снова и снова вставал у него перед глазами. За всю свою жизнь Фарамир мог по пальцам пересчитать случаи, когда Наместник смотрел на него с иным выражением, кроме безразличия, насмешки или раздражения. Он со всеми суров – пытался убеждать его Боромир, но Фарамир-то знал, что это не так. Вернее – не совсем так. Да, отец был суровым правителем и некогда – славным воином, не знавшим страха и пощады к врагам. Его боялись и уважали в равной степени. Он мог быть безжалостным и резким с кем угодно. Но его взгляды на Фарамира были совершенно особыми. Каждым из них отец будто снова и снова задавался вопросом – «за что мне в сыновья достался именно ты?» И почти всю свою жизнь Фарамир старался изо всех сил, чтобы добиться его одобрения. Но, судя по всему, выигранных схваток, поверженных врагов и прочитанных книг было недостаточно. Фарамир был Фарамиром, как бы ни пытался стать кем-то еще. И в этом была его главная проблема.

- Ты думаешь, я правда смогу победить? – спросил он шепотом у брата, когда они въезжали в главные ворота Эдораса.

- Конечно,- хмыкнул Боромир,- иначе я бы тебя с собой не потащил. Я ведь за тебя отвечаю, и твоя победа – и моя тоже. 

Фарамир благодарно улыбнулся ему и собирался сказать что-то в ответ, но неожиданно на широкую пыльную улицу перед ними выехал большой гнедой конь со светлой рыжей гривой, и всадник, правящий им, махнул рукой и издал приветственный возглас.

- Смотрите, кого нелегкая принесла! – крикнул Теодред, сын короля Теодэна,- неужто сам Боромир, гроза винных погребов?

- Кого я вижу! – Боромир дернул поводья своей лошади, останавливая ее,- это же сам Теодред, пьяное копье!

Секунду висела растерянная тишина – спутники братьев созерцали эту сцену в замешательстве, даже Фарамир на мгновение почувствовал себя неловко. Но внезапно оба юноши рассмеялись, спешились и, подойдя друг к другу, крепко обнялись. Теодред был ровесником Боромира и ближайшим его другом. Виделись они редко, но уж если виделись, дело никогда не обходилось без доброй драки, рек вина и браги, а потом еще одной драки. Фарамир видел наследника Золотого престола лишь пару раз в жизни, когда тот приезжал с визитами в Минас-Тирит, да и то наблюдал издалека, как они с Боромиром сходятся в поединке на мечах. 

- Так и не научился нормально держаться в седле,- покачал головой Теодред, хлопнув Боромира по плечу.

- А ты все также держишь меч, как девчонка? – осведомился Боромир в ответ.

- Да любая роханская девчонка держит его уверенней, чем ты, дружище,- отозвался княжич, и Боромир сильно ткнул его кулаком в плечо. Теодред незамедлительно ответил тем же, и пока не разгорелась серьезная потасовка, а спутники сыновей Наместника замерли в ожидании дипломатического скандала, Фарамир поспешил спешиться и приблизиться. 

- Приветствую принца Теодреда,- проговорил он громко и торжественно. Княжич и Боромир устремили на него удивленные глаза, словно Фарамир прервал нечто ужасно важное в самый неподходящий момент.

- Боромир,- проговорил Теодред, скрестив руки на груди,- это не тот ли мальчонка, который расквасил нос, подглядывая за служанками? 

- Это был ты,- услужливо напомнил Боромир,- а этот мальчонка – мой брат, Фарамир. И он будет участвовать в Играх. 

Фарамир вежливо кивнул, и Теодред, помедлив пару секунд, тряхнул златокудрой головой и рассмеялся.

- Если уж мы допускаем до Игр малышню, то пусть и моя кузина поучаствует! – заметил он.

Фарамир не понял, что произошло, но в следующий же миг в воздухе мелькнул кулак Боромира, и Теодред отпрянул – его голова дернулась в сторону, и он едва устоял на ногах. 

- Следи за языком,- на этот раз тон Боромира был серьезным, голос звучал угрожающе глухо, а на лице не было больше ни капли прежнего веселья. Теодред выпрямился и нахмурил светлые брови. У правого уголка его губ собиралась темная кровь. Княжич мгновение молчал, потом сплюнул в пыль под ногами. Фарамиру захотелось встать между ними, сказать брату, что ничего страшного – он вовсе не обиделся. Теодред шутил со старшим, почему бы не пошутить и с младшим братом? Но княжич уже взял себя в руки.

- Прошу прощения,- отчеканил он, глядя прямо в глаза Фарамиру,- моя шутка была неуместной. 

- Все хорошо,- только и успел ответить юноша, но княжич уже вскочил обратно на своего коня, а Боромир, не взглянув ни одного из них, направился к своему.

Когда они снова ехали по улице Эдораса к Медусельду, Фарамир склонился к брату и тихо спросил:

- Зачем ты так?

Боромир наградил его тяжелым пристальным взглядом, и в нем Фарамир с ужасом узнал взгляд отца, которым тот смотрел на него, говоря это свое извечное «Ерунда!» Теодред своим глупым шутливым замечанием, кажется, всколыхнул на дне души Боромира тяжелый грязный ил сомнений.

- Пусть знает, что обзывать тебя девчонкой и малышней могу только я,- наваждение было секундным, глаза Боромира снова заискрились приветливой улыбкой, но этого мига было достаточно, чтобы стало ясно – брат тоже не то чтобы очень верит в него. 

Первые соревнования Игр должны были начаться с рассветом – рукопашные схватки и бои на коротких одноручных мечах. Боромир собирался участвовать в обоих видах, но это отнюдь не помешало ему принять и оценить по достоинству гостеприимство короля Теодэна. Неприятная стычка с Теодредом, кажется, была полностью забыта. Во всяком случае, когда Фарамир уходил из зала в отведенные ему покои, оба молодых воина, обнявшись и размахивая в воздухе наполовину опустошенными кружками с брагой, распевали какую-то разудалую песню. 

Окна его комнаты выходили на запад, и хотя стояла уже глубокая ночь, горизонт был позолочен недавно закатившимся солнцем, и небо над ним казалось призрачно медовым. Фарамир постоял немного у окна, вглядываясь в лениво плывущие над степью облака, потом прошелся по комнате и присел на низкое твердое ложе. Улегся поверх расшитого покрывала, закинул руки за голову и устремил взгляд в резной потолок. Сон никак не шел, и Фарамир всеми силами пытался думать о чем-то другом, кроме пустых взглядов отца и брата и того, как Наместник скажет «Ну вот, я так и знал», а Боромир ответит с притворным ободрением «Ничего! Он очень старался». 

Юноша закрыл глаза и попытался бездумно прислушаться к крикам, пению и смеху, доносящемуся из главного зала. Но вскоре это начало лишь раздражать его, и про себя он принялся читать наизусть Песнь о падении Гондолина. Но и это не помогло – история чужого падения действовала на него ничуть не ободряюще. Окончательно отчаявшись, Фарамир взялся считать про себя коней, чтобы выбросить из головы вообще все мысли, сосредоточившись только на этих нехитрых подсчетах. Но на одном из этих коней, разумеется, скакал княжич Теодред, и его насмешливый голос снова повторял «Малышня… малышня…» Никакая я не малышня! – хотелось крикнуть Фарамиру и самому, вместо брата, заехать Теодреду по лицу, но вместо этого он теперь слышал жестокое, короткое и сухое «Ерунда». 

Он проснулся от того, что солнечный луч прожигал ему веки. Фарамир вздрогнул, чихнул и открыл глаза. Накануне он так и заснул – полностью одетым, поверх покрывала, не закрыв ставни. И теперь голову ломило, словно он выпил накануне больше всех собравшихся. Нужно было пойти к Боромиру, если он еще был жив после вчерашнего, и сказать ему, что в соревновании лучников Фарамир участвовать не будет – он перебрал, и у него тряслись руки – это было более или менее похоже на правду. И лучше такая маленькая ложь и сочувственный взгляд брата, чем публичный позор на глазах у всех.

Он нашел брата у выхода в просторный внутренний двор, где уже собиралась толпа, пришедшая поглазеть на рукопашные бои. Боромир был одет в простую роханскую рубаху, широкие штаны, заправленные в голенища мягких сапог. Выглядел он подтянутым и свежим, словно накануне лег спать раньше всех. Он улыбнулся брату, когда тот приблизился. 

- Ну и вид у тебя! – заметил старший, и улыбка его немного померкла,- ты же вроде вчера почти не пил. 

- А ты пил,- отозвался Фарамир. Сейчас, заработав добрую приветливую улыбку одним только своим появлением, он уже не ощущал такой уверенности, что сказать Боромиру о своем неучастии, будет так уж просто. – и как это у тебя получается? 

- Я поил Теодреда,- отмахнулся Боромир беззаботно,- чтобы сегодня у него против меня не было шансов.

- У него и так против тебя не было шансов,- заметил Фарамир совершенно искренне, и Боромир благодарно рассмеялся. 

- Я действую наверняка,- ответил он с наигранной гордостью. – Лучники соревнуются после полудня – я уложу всех, и приду посмотреть на тебя, идет? – Боромир смотрел на него прямо и уверенно, от вчерашнего выражения в его глазах не осталось ничего, но Фарамир уже открыл было рот, чтобы сказать, что участвовать он не будет, но над тренировочной площадкой запели рога, объявляя начало турнира. Боромир на миг задержался, притянул брата к себе, сжал в секундных крепких объятиях и, не дав ему сказать ни слова, поспешил на площадку. 

Фарамир остался стоять с опущенными руками и ощущением, что сердце его сейчас выскочит из груди. Это было слишком. Настолько слишком, что казалось, брат догадался о его сомнениях и специально все это сделал, не давая ему возможности отказаться. 

Фарамиру не хотелось идти на зрительские скамьи и наблюдать за соревнованиями. Ему хотелось спрятаться, подумать в тишине и одиночестве, собраться с мыслями и силами, чтобы принять окончательное решение, а там, под приветственные крики толпы это было сделать невозможно.

Он поднялся по небольшой деревянной лестнице на длинную навесную галерею, прошел по ней до угла, а оттуда взобрался через небольшое слуховое окно в помещение, напоминавшее огороженную часть чердака. Ноги будто сами вели его – до сих пор в Медусельде ему бывать приходилось не так часто, чтобы знать его потайные лазейки. Единственное окно на противоположной части выходило во внутренний двор, но шум сюда – видимо, из-за какого-то причудливого свойства бревен или конструкции – почти не доходил. Фарамир осторожно прошел по стропилам, служившим здесь полом, устроился в углу, недалеко от окна, и замер. Это было идеальное место. Юноша вздохнул и хотел уже погрузиться в размышления, но тут в слуховом окне появилась маленькая светловолосая голова. Фарамир застыл, глядя, как юркая девочка лет семи с толстой золотой косой за спиной, влезла в отверстие и, балансируя двумя раскинутыми руками, пробежала по стропилу до открытого окна во двор. Она была похожа на какого-то мелкого лесного зверька – осторожного и проворного. Фарамир удивленно следил за ней, не зная, что же делать – на то, что его уединение будет нарушено да еще и таким образом, он никак не рассчитывал. Девочка, меж тем, присела у подоконника, высунулась из окна и застыла. Еще через секунду она что-то досадливо пробормотала и начала тянуться дальше. Фарамиру показалось, что она вот-вот вывалится наружу, и тут уж было не до размышлений. Он ринулся к ней, перехватил ее за пояс и мягко втянул обратно. Девочка вскрикнула, извернулась и начала отбиваться так яростно, словно и правда была хищным зверьком. 

- Эй, эй,- Фарамир отпустил ее и покорно поднял руки,- я боялся, ты упадешь. Я не хотел тебя напугать!

Девочка застыла и посмотрела на него серьезными серыми глазами – глубоко осуждающими.

- Я не напугалась,- ответила она гордо,- просто тебя здесь быть не должно. Это мое место.

- Прошу прощения,- Фарамир учтиво склонил голову перед маленькой воительницей,- я не знал, что оно твое, и лишь по незнанию пришел сюда без разрешения. 

Девочка милостиво кивнула головой, даруя ему, видимо, свое прощение.

- Ты пришел посмотреть на бой? – осведомилась она с пониманием.

- Нет,- покачал головой Фарамир,- совсем наоборот. Я не хотел на него смотреть, и потому пришел сюда.

- Ерунда,- фыркнула девочка,- кто же не захочет смотреть на бой между лучшими воинами Рохана и Гондора? Я вот пришла посмотреть, как мой кузен отлупит этого глупого гондорца!

- Но почему же ты не пошла к зрителям? – спросил Фарамир, мысленно представляя, был ли еще на свете человек, осмелившийся бы вслух назвать Боромира, сына Денэтора, «глупым гондорцем»,- там ведь лучше видно.

- Меня наказали,- девочка надула губы и скрестила руки на груди,- за то, что я сбежала.

- Сбежала? – удивленно переспросил Фарамир, обводя малышку взглядом. 

- К папе,- кивнула она с гордостью,- он командует эоредом, который недавно направили к Эмин Муилу, я хотела поехать с ним, но мне не разрешили. И тогда я сбежала. 

Фарамир молчал, глядя в глаза девочке. В светлых зрачках плескалась ярая решимость, и отчего-то юноше вдруг почудилось, что, не верни беглянку домой злая судьба, она легко пошла бы в бой вместе с эоредом отца. Мысль была глупой и странной, но Фарамиру вдруг стало стыдно за самого себя. Тоже мне – достойное поведение гондорского командира отряда,- мысленно обругал он себя,- прячется на чердаке, боясь проиграть в глупом соревновании. 

Девочка оценивающе смотрела на него, будто могла читать его мысли. 

- Очень жаль, что тебя наказали,- вдруг проговорил Фарамир, улыбнувшись ей.- я буду участвовать в соревновании лучников – сегодня после полудня. И я хочу свою победу посвятить тебе, юная воительница Рохана. 

Девочка приосанилась, перекинула косу с плеча за спину и величественно кивнула.

- Это ничего,- сказала она,- я буду следить за тобой отсюда. Только обязательно победи,- добавила она серьезно.

***

Посылая в цель последнюю, победную стрелу, и слыша, как толпа взрывается его именем, Фарамир вдруг подумал, что совершенно забыл спросить, как зовут ту, кому он был обязан этой победой.

[Фарамир 150]

Эпизод 9. Приключение.

 

Ночью прошел дождь, и дорожки местами превратились в темную скользкую кашу. Доски, кое-где накрывавшие особенно расползшиеся участки пути, посерели и проседали, и ступать на них было еще ненадежней, чем идти прямо по грязи. 

Но Теодреда эти неудобства, кажется, ни капли не волновали. Он шел вперед решительно, почти не глядя под ноги, и, хоть Боромиру и казалось время от времени, что он вот-вот поскользнется и рухнет прямо в лужу, раз за разом княжичу удавалось миновать этой позорной участи. Сам же гондорец едва поспевал за ним, и потому Теодред время от времени оборачивался к другу и подначивал его, не забывая ввернуть насмешку-другую. Боромир терпел, потому что знал – стоит поддаться на провокацию и отвлечься от дороги, он непременно сам полетит в грязь. А после такого позора ему останется только самого себя привязать за ноги к лошади и позволить ей бежать в чистое поле. Вернее, конечно, грязное поле. 

Они вышли из Медусельда ни свет, ни заря. Хлеставший всю ночь первый летний ливень едва успел стихнуть – от ворот Золотого чертога по ступеням струились настоящие ручьи мутной дождевой воды. Ранние петухи начинали подавать голоса со всех сторон, слышалось ржание коней – табунщики собирали их, чтобы вывести в степь на пастбища. Было слышно, как хлопают ставни и скрипят двери, а откуда-то со стороны Торговой площади уже доносилось негромкое стройное пение. Эдорас просыпался рано, и сейчас, через несколько минут после мутного серого рассвета в город, казалось, снова возвращались краски и жизнь.

В конюшнях у подножия холма, у самых городских ворот, уже тоже царило оживление. Боромир про себя подумал, что рохирримы все как один выглядели так, словно и вовсе не ложились спать, но при том совершенно не нуждались во сне. И Теодред ничуть не отставал от тех, кому не пришлось накануне участвовать в соревновании кто больше выпьет между командами Рохана и Гондора. Кто победил, Боромир не помнил – и это, вероятно, и был ответ на этот вопрос. Не помнил он и как добрался до своих покоев, и кто стащил с него сапоги. И был крайне раздосадован, когда Теодред принялся расталкивать его, когда солнце едва начало появляться из-за горизонта. Своей досады княжичу, впрочем, он ничем не продемонстрировал. Благо, искусству бражных соревнований он был обучен отменно. 

На последнем грязном уступе княжич задержался, обернулся к спутнику.

- Ну же! – подбодрил он Боромира,- будь ты лошадью, я бы уже сжалился и пристрелил тебя. 

Боромир метнул на него раздраженный взгляд – подошва его сапога, грязного уже почти целиком, заскользила на последнем шаге, и он наконец потерял равновесие. Твердая сильная рука княжича поддержала его под локоть, и Боромир устоял на ногах. Теодред улыбнулся. 

- Может, тебе стоило остаться во дворце? – осведомился он,- отец устраивает совет с вашими воеводами через час. Там бы ты принес больше пользы. 

Боромиру страшно хотелось предложить другу заткнуться, но вместо этого он отрицательно мотнул головой.

- Ненавижу такие сборища,- заявил он,- чего переливать из пустое в порожнее? И так ясно, что нужно воевать, а они потратят весь день на обсуждения, стоит ли выступать первыми или нужно дождаться удара врага. 

Теодред беззаботно хмыкнул.

- Тут ты прав,- заявил он,- наступит день и наши мечи засияют на одном поле брани. Но пока у нас есть дела поинтересней. 

Он выпустил руку Боромира и тот похлопал его по плечу. 

- Куда мы направляемся? – спросил он.

- Увидишь,- подмигнул Теодред и решительной походкой двинулся к начальнику конюшни. Тот, завидев княжича, поспешил к нему навстречу. Конь Теодреда – светлогривый Ролло – обитал в стойлах конюшни Медусельда. В этой же меняли лошадей гонцы и усталые путники. И явление такого почетного гостя, да еще и в компании сына наместника Гондора, было событием исключительным. 

- Чего изволите? – поинтересовался конюх, кланяясь.

- Нам нужно две лошади,- ответил Теодред,- самые быстрые из тех, что у вас есть.

- Будет сделано,- поспешил ответить конюх и отправился раздавать поручения. 

Боромир встал рядом с княжичем и задумчиво посмотрел в небо. Над их головами оно было ослепительно голубым, без единого облачка, но у горизонта на востоке снова собирались черные тучи. 

- Снова будет гроза,- заметил Боромир негромко.

- Если ты испугался, дружок, я тебя не неволю,- ответил Теодред с сочувственной улыбкой, и Боромир наградил его весомым тычком кулаком в плечо. Теодред удар пропустил, но тут же ответил таким же. Боромир почти увернулся от него, перехватил кулак Теодреда и свой следующий выпад метил точно в челюсть. Но на этот раз княжич уже не зевал – он поднырнул под удар и свободной рукой нанес собственный – снизу в подбородок. Неизвестно, чем закончилась бы эта потасовка, если бы рядом с юношами не появился конюх. 

- Лошади готовы, мой господин,- обратился он к Теодреду. Тот повернулся на голос, и тут Боромир, воспользовавшись заминкой, поставил ему подножку, и оба они сверзились с высоты своего роста в грязь. Конюх не повел и бровью – подобные проявления дружеских чувств между княжичем и принцем-наместником были делом обычным. 

Поднимаясь из скользкой грязи, юноши смеялись, хватаясь друг за друга, чтобы снова не повалиться. К счастью, изваляться слишком сильно они не успели, Боромир поддержал Теодреда, и тот величаво выпрямился, стряхивая темные брызги с дорожного плаща. 

- Благодарю, добрый человек,- проговорил он самым королевским своим тоном.

Две гнедые кобылы нетерпеливо били копытами, и Теодред взлетел на одну из них легким грациозным движением. Во всем Рохане сложно было найти наездника, более искусного, чем он – под его рукой лошади слушались беспрекословно, и сейчас кобыла его загорцевала по грязному двору, пока Боромир взбирался на свою. 

- Путь неблизкий,- заявил княжич, ударяя пятками в бока кобылы,- не будем же медлить. 

За воротами Эдораса сразу, без подготовки, начиналась бескрайняя зеленая степь. Сейчас кое-где она окрасилась багрянцем и пурпуром летних цветов. После ночного дождя высокие травы клонились к дышащей влагой земле. Лошади ехали ровно и быстро, и когда городские стены оказались достаточно далеко за спиной, Теодред с громогласным «Э-хей!» пришпорил свою кобылу, и она перешла на стремительный галоп. Золотые волосы княжича разметались за спиной, и теперь бились, как победное знамя. Он держал поводя одной рукой, второй размахивал над головой так, словно нес в ней стяг, устрашающий врагов. Боромир и не думал отставать от него. Он был не таким искусным наездником, и, упав с лошади на такой скорости, мог бы и шею сломать. Но решил – чему быть, того не миновать, и тоже пришпорил лошадь. Та взвилась, прянула, и в следующий миг гондорец ощутил, как его охватывает безудержная обжигающая радость. Этот ровный бег, запах трав, поднимающееся все выше солнце наполнили его грудь почти невыносимым щекочущим теплом, и он выкрикнул «Э-хей!», едва ли осознавая это. Теодред ответил еще одним боевым кличем. Их теперь гнало вперед ощущение абсолютной восхитительной свободы – более пьянящее, чем самая крепкая брага. Боромир пригнулся к шее лошади, шепнул ей «Быстрее! Быстрее же!», и та повиновалась – казалось, еще секунда, и копыта ее оторвутся от мокрой земли. Теодред выкрикнул еще что-то неразборчивое, а потом запел, и его звонкий голос разнесся по степи, Боромир и сам бы подхватил эту разудалую песню, но он задыхался от восторга скорости.

Казалось, прошел целый день, когда Теодред наконец остановился, поднял лошадь на дыбы и беззаботно рассмеялся. Боромир подъехал к нему, чувствуя, что сердце его готово вот-вот выпрыгнуть из груди.

- Мы приехали,- сообщил Теодред, поведя рукой в сторону. 

Боромир огляделся – совсем неподалеку от них степь сменяла черная пышная пашня. Посевы едва начали всходить, и воздух был напоен влажными сладковатыми ароматами почвы, сдобренной навозом, и печного дыма. У края пашни жались друг к другу несколько низких деревянных домов – деревня была совсем небольшая, на десять дворов, не больше. Таких вокруг Эдораса раскидано было предостаточно. С тех пор, как вражеские отряды начали нападать на Рохан, подобные селения старались стягиваться поближе к столице или к горным укреплениям, но здесь все осталось нетронутым. Большой амбар возвышался за крышами домов. Из некоторых труб поднимался белый дым. Чуть дальше, там, где продолжалась бескрайняя степь, Боромир заметил небольшой табун лошадей, мирно пасущийся среди высоких трав. 

- Ну и зачем ты меня сюда притащил? – осведомился гондорец. Княжич рассмеялся.

- Терпение, мой друг,- ответил он весомо и тронул своего коня в объезд пашни прямо к деревне. 

У первой изгороди княжич спешился, взял кобылу под уздцы. Боромир последовал его примеру, и вместе они пошли вдоль редкого частокола. Слышался лай собак и приглушенные голоса. Боромир время от времени видел в зазорах между прутьями ходящих туда-сюда людей – никто из них не обращал на гостей ни малейшего внимания. 

Наконец Теодред остановился, накинул поводья своей лошади на низкий столб, погладил ее по шее, и, кажется, даже что-то прошептал ей на ухо. Кобыла потрясла головой и принялась спокойно щипать траву. Боромир с лошадьми разговаривать не умел, но, надеялся, что товарка кобылы Теодреда последует хорошему примеру, и тоже привязал ее к тому же столбу. 

- Идем,- княжич понизил голос почти до шепота, хотя, конечно, едва ли кто-то их слушал сейчас. Боромир, однако, оценил торжественность и секретность момента – кажется, приключение, ради которого они сбежали из столицы сюда, наконец начиналось. 

Здесь тоже было скользко и грязно – Теодред отворил небольшую калитку, и они скользнули в просторный двор. Чужой. И хотя разум подсказывал Боромиру, что Теодред был все же наследником короля Рохана, и мог ходить, где ему вздумается, сейчас осознание того, что их могли поймать и выдворить с позором, подстегивало интерес гондорца. На него подействовала безумная гонка по степи, и сейчас сердце юноши замирало от предвкушения. 

Они пересекли двор стремительно и крадучись, остановились у стены бревенчатого дома без окон, из трубы которого поднимался дым. Теодред обернулся к Боромиру, сделал ему знак не шуметь и заскользил вдоль стены, нырнул за угол. Юноша следовал за ним, и наконец они остановились у торцовой стены дома, над их головами виднелось небольшое окошко. Теодред огляделся и, приметив неподалеку сложенную на землю длинную деревянную лестницу, победно фыркнул, как довольный жеребец. Он сделал знак Боромиру, и вместе они подняли лестницу – мокрую и скользкую – и приставили ее к окошку. 

- Я первый, ты за мной,- шепнул Теодред, и, не дожидаясь ответа, полез вверх. Боромир, придерживая лестницу, огляделся. Двор был совершенно пуст. Собачий лай доносился откуда-то справа, и оставалось надеяться, что пес был надежно привязан. Выиграть столько сражений с орками и пасть от нападения сторожевого пса гондорцу ни капли не улыбалось. 

Теодред, меж тем, пролез в окошко и, высунувшись, махнул Боромиру. Тот лез по лестнице очень осторожно, стараясь не поскользнуться на ее ненадежных влажных ступенях. Наконец княжич помог ему влезть в окно, и юноши оказались на темном чердаке. Здесь пахло сухими травами и совсем немного горячей сыростью. Снизу до них отчетливо доносились теперь звонкие девичьи голоса и плеск воды. И в этот момент Боромир вдруг понял, где они оказались.

- В бане? – спросил он злым шепотом,- ты притащил меня в баню? 

Теодред кивнул так гордо, словно Боромир спрашивал, отбил ли он нападение всех вражеских сил одним эоредом. 

- Ночью здорово лило, так что сегодня – банный день,- прошептал он.

- Совсем сдурел? – нельзя было сказать, чтобы Боромир был очень застенчивым, а тем более – ханжой. Хотя до сих пор он и не испытывал особого интереса к тому, что скрывали девицы под юбками, но был совершенно уверен – рано или поздно одна из них покажет ему все, что нужно, и он будет готов к этому моменту. Но этот момент еще не настал – Боромир знал, что многие его сверстники уже проявляли интерес не просто к девушкам, но даже к женитьбе. Но сам он был слишком занят делами поважнее. Войной, например. И сейчас, поняв, что именно задумал Теодред, Боромир ощутил неожиданную волну смятения. И оттого разозлился. 

- Я ухожу,- заявил он решительно.

- Глупости,- шепнул Теодред,- давай хоть одним глазком? 

Не дожидаясь ответа, княжич легкой походкой пробежал по толстым стропилам на полу чердака. Боромир про себя крепко выругался. Но отступить сейчас, значило проявить слабость. Теодред потом ни за что не спустит ему этого. Насмешек у княжича хватит еще на несколько лет, а убивать лучшего друга было как-то уж совсем радикально. Боромир вздохнул. В конце концов, невелика беда. Они и взглянут-то всего одним глазком. 

Он догнал Теодреда, и тот ободряюще похлопал его по плечу. У дальнего ската крыши в полу виднелась небольшая дверца, и княжич осторожно поднял ее. Им в лица ударила волна горячего воздуха и тонкого девичьего смеха. Боромир на мгновение зажмурился, но потом открыл глаза и глянул вниз. 

Отверстие в полу располагалось ровно над углом нижнего помещения. Большая темная от копоти печь давала ровный жар. Несколько деревянных скамей стояли одна рядом с другой. У дальней стены под небольшим желобом стоял огромный чан с дождевой водой. Но всего этого легко можно было и не заметить. 

Девушек было четверо. Все стройные, высокие и гибкие, с водопадами мокрых светлых волос. Боромир замер, наблюдая за тем, как одна из них зачерпнула из большого чана воды резным деревянным ковшом и принялась поливать из него волосы другой. Они не подозревали, что за ними наблюдают, и потому ни капли не стеснялись своей наготы, двигались свободно и естественно. До сих пор обнаженных девушек Боромир видел лишь на картинках, но и то они были прорисованы грубо и безыскусно, а теперь все представало перед ним во всей красе. Одна девушка повернулась, и юноша очень отчетливо смог рассмотреть аккуратные светлые возвышения ее грудей с темными маленькими сосками. Вниз от небольшой ямочки между ними по плоскому животу шла неглубокая бороздка к пупку, а ниже, под ним, Боромир разглядел треугольник рыжеватых волос и стройные, но совершенно не похожие на мальчишечьи, бедра. Девушка, смеясь, подняла еще один ковш с прохладной водой, окатила ею себя с головы до ног, и на мгновение замерла, словно воздух вдруг весь вышел из ее легких. Потом она изящно тряхнула головой, как молодая кобылица, откидывая пряди волос с лица. 

Боромир трудно сглотнул. Зрелище было… необычным. Но отчего-то он вдруг ощутил себя разочарованным и обманутым, словно все это должно было происходить как-то иначе, или, как минимум, вызывать в нем совсем иной отклик. Девушки были красивые. И тела у них были красивые. Но после всего того, что Боромир слышал о связи мужчины и женщины, о том, какое волшебство начнется, стоит девице задрать юбку, сейчас он был в небольшом замешательстве. И что – столько шума вокруг вот этого? 

Теодред же, кажется, не разделял его разочарования. Боромир слышал, как участилось его дыхание, видел, как пальцы сжались в кулаки. Вот уж кто, кажется, получал от просмотра именно то, что должен был получать. Одна из девиц снова зачерпнула воды, но та, которую разглядывал Боромир, вдруг обернулась прямо к их наблюдательной позиции. Она встала, уперев руки в точеные бедра и нахмурилась.

- Эй,- требовательно позвала она,- я знаю, что ты там. Ты сопишь, как раненый мерин. Спускайся сюда, бесстыдник. 

Юный гондорец был застигнут врасплох. От неожиданности он едва не повалился вперед, прямо в отверстие на голову девушки. Теодред взял себя в руки гораздо быстрее. Он ухватил друга за локоть и потащил его по чердаку прочь, к открытому окну. Они почти кубарем скатились с лестницы и бегом бросились через двор. В голову Боромира снова постучалась мысль о сторожевом псе, и лишь после этого – о грандиозном скандале, который они с Теодредом могли по глупости сейчас устроить. Если отец узнает, что он, Первый Страж Белой башни, был застукан, подсматривающим за селянками… о, даже вообразить было сложно, что тогда случится. Боромир потащил Теодреда за собой к калитке, но княжич неожиданно остановился. По его губам промелькнула тень хитрой улыбки, которая, как знал Боромир, не сулила им ничего хорошего. 

- Идем,- дернул он его за руку.

- Ты что, не слышал? – Теодред повернулся к другу, и глаза его горели,- она сказала «спускайся сюда», а не «убирайся прочь». Пойдем.

Он сам потащил его к противоположной стене здания – и там они остановились у ступеней высокого крыльца. Ждать пришлось недолго, но Боромиру, которому затея эта уже успела совершенно разонравиться, показалось, что прошло несколько часов. Двери открылись, и девушки, раскрасневшиеся, одетые в легкие льняные платья, начали сбегать по ступеням. Теодред, приосанившись, ступил из своего укрытия им навстречу. Боромир, который не привык отсиживаться в тени, последовал за ним. 

- Приветствую вас, девы Рохана! – заявил княжич, явно рассчитывая на оглушительный эффект. Девицы замерли на второй ступени, но лица их выражали скорее замешательство, чем восторг – Боромир подумал, что, кажется, своего принца они попросту не узнали. Наконец та самая, что велела им спускаться, нахально улыбнулась.

- Значит, вам хватило ума не только подглядывать, но и явиться сюда? – вопросила она с вызовом. Теодред, не растерявшись, кивнул.

***

Девушку звали Эолейн, а одну из ее подруг – Фрида. Когда в степи начали разворачивать свое мягкое одеяло сумерки, на окраине деревни, рядом с амбаром, разожгли большой костер. Табунщики загоняли коней в стойла. Вечер был пронизан прохладой предстоящего дождя, так и не пролившегося за день. Оглушительно стрекотали кузнечики. Полевые цветы пахли так, что кружилась голова. А, может быть, дело было в хмельной темной браге. 

Они так и не отправились домой, решив, что ночью ехать ничуть не хуже, чем днем, а в Эдорасе их никто не хватится. Эолейн – дочь табунщика – отвела их на дальнее поле, в полулиге от деревне, и там они вчетвером ездили наперегонки, пока солнце не поклонилось к закату. Девицы пели, и голоса их разносились далеко по степи. 

У вечернего костра собралась вся деревня – если кто-то из них и узнал княжича, то виду никто не подал, а вскоре Боромир заметил, что друг его и вовсе куда-то запропастился. 

- Выпей со мной,- предложила Фрида, усаживаясь совсем рядом с Боромиром и протягивая ему кружку. Она улыбалась, и ямочки на ее щеках были заметны даже в неясном свете костра. У Фриды было открытое простоватое лицо, усеянное россыпью веснушек. Волосы она носила распущенными, словно боялась, что такую копну невозможно убрать в косу. У нее были маленькие проворные ладони. И большая упругая грудь под легким льном платья. Боромир остановил на ней взгляд, и девушка зарделась, перехватив его. Юноша сделал два больших глотка, потом Фрида последовала его примеру и отставила кружку в сторону. В полутьме глаза ее казались еще светлее и огромней, чем прежде. Боромир нервно облизнул пересохшие губы. 

- Иди за мной,- проговорила Фрида, взяла его за руку, и он покорно последовал за ней. Это было похоже на то, как сегодня утром Боромир гнался по бескрайнему полю вслед за неуловимым чувством свободы. Он не мог остановиться тогда, не мог и сейчас. 

Тяжелая дверь амбара скрипнула. В темнота пахло сухим сеном и лошадьми. Свет костра едва проникал сквозь неплотно прикрытую дверь, но глаза быстро привыкли достаточно, чтобы различать хотя бы очертания. Фрида потянула Боромира за собой на колючую подстилку из сена, и он повиновался. Все происходящее казалось сном, таким, на события которого совершенно невозможно повлиять, но исход которого знаешь наверняка. 

Фрида распустила шнуровку его штанов, и Боромир дернулся и негромко застонал, когда ее маленькая ладошка проникла под них и сжала то, что никто, кроме самого Боромира, прежде не сжимал. 

- Погоди,- выдохнул он. Что-то было не так, неправильно, и от этого свербящего чувства Боромир никак не мог расслабиться.

- Не бойся,- шепнула она,- ничего страшного не случится – я знаю, какие травки пить…

Объяснять девице, что дело вовсе не в травках и даже не в том, что он боялся быть застигнутым, было бесполезно. Боромир откинулся назад и позволил Фриде снова сжать себя, двинуть ладонью вверх и вниз. Его тело наполнилось странным тянущим жаром, поднимающимся вверх от паха к груди. Он снова дернулся и услышал, как девушка шепчет ласковое «Тссс», словно успокаивает напуганного жеребенка. Юноша поднял руку, и одна ее грудь буквально сама собой уместилась в его ладони – и когда Фрида только успела расшнуровать свое платье? 

Приятная теплая тяжесть была волнительной и непривычной. Боромир сжал пальцы, инстинктивно, не отдавая себе отчета, провел большим по твердому прохладному соску, и Фрида всхлипнула, сжав пальцы сильнее. Теперь уже тело перехватило власть над разумом, и Боромир капитулировал полностью. Он снова мял и гладил ее грудь, он покорно позволил ей сперва поцеловать себя, а потом – оседлать. Девушка двигалась умело, хоть и немного суетливо. Она отпустила его, но лишь затем, чтобы через мгновение вокруг его уже изнывающей плоти сомкнулась жаркая влажная теснота. 

Все чувства словно обострились – Боромир ощущал запах жарящегося мяса и пенной браги, он мешался с ароматами дыма и сена, но теперь к ним добавился еще один аромат – так пахла возбужденная, разгоряченная желанием девушка, и терпкая нотка ее запаха наполняла все прочие каким-то особым, высшим значением. 

Фрида уперлась руками в его грудь, приподняла бедра, и Боромир понял, что вот-вот упадет, хотя лежал на спине. Он застонал, но девушка, качнувшись вперед, накрыла его губы своими, глуша его стон. Еще мгновение висела душная тишина, а потом он все-таки рухнул в пропасть. 

***

Они ехали в предрассветных сумерках, храня полное молчание. Теодред едва ли правил лошадью – та скакала сама по себе. Он был задумчив и тихо напевал себе под нос, но в его лице и во всем его облике чувствовалось, что княжич вполне доволен жизнью. 

Боромир же ощущал себя странно. Накануне ночью они с Фридой выбрались из амбара, вытаскивая из волос и одежды оставшиеся соломинки. Потом, взявшись за руки, пошли к костру, и танцевали вокруг него чуть ли не до утра. А потом Фрида просто исчезла.

Когда Боромир с Теодредом уезжали из деревни за пару часов до рассвета, девушки не вышли их проводить, но, пожалуй, так было даже лучше. Приключение было закончено, и что-то подсказывало Боромиру, что, пусть ерундовое, но оно повлияло на него куда сильней, чем могло показаться. Он словно стал другим человеком за одну ночь. Понял о себе нечто такое, чего прежде не знал. И, пусть неожиданное и огромное, это знание его вовсе не пугало. А еще – самую малость – Боромир все же был разочарован. 

Когда они уже подъезжали к воротам Эдораса, начал накрапывать дождь. Тучи ходили вокруг еще со вчерашнего утра, но лишь теперь разразились первыми каплями. Теодред замедлил свою лошадь и поравнялся с Боромиром. Улыбнулся ему широко и искренне. 

- Вот теперь можно и о войне поговорить,- сказал он беззаботно, и, немного задумавшись, Боромир с готовностью согласно кивнул.

Эпизод 10. Правда или вызов.

 

Боромир прибыл в Хеннет-Аннун, когда солнце уже клонилось к закату, в одиночестве. Фарамир встречал его у начала тайной тропы. Они обнялись, и весь путь до скрытого убежища проделали почти в полном молчании. Пока Боромир шел рядом с ним, держа под уздцы усталую лошадь, младший брат время от времени поглядывал на него, но разговора начать не пытался – сейчас было не время для этого, и он знал, что старшему нравится молчать в его компании. Боромир всегда говорил, что это помогает ему думать. Сейчас, кажется, мысли его были не слишком приятные. Боромир хмурился, время от времени морщился, как от внезапных приступов зубной боли, но когда наконец братья ступили в прохладную гулкую пещеру за водопадом, старший повернулся к нему и улыбнулся. 

- Рад, что ты приехал,- искренне проговорил Фарамир то, что вертелось у него на языке с самого начала этого молчаливого похода, и Боромир похлопал его по плечу. Он кинул поводья своей лошади подоспевшему следопыту, потом расправил плечи и огляделся. 

- Рад, что у тебя тут все ладится,- сказал он ему в тон. Фарамир обвел пещеру взглядом. Вокруг бесшумно и споро двигались его люди. Каждый был при деле. Свежий отряд разведчиков собирался, чтобы выступить с закатом. Кто-то был занят очагом, кто-то – подготовкой оружия. Никакой суеты, все очень четко и безошибочно. Скрывать это было бессмысленно – Фарамир очень гордился своими людьми. С тех пор, как он возглавил отряд Итилиэнских следопытов, форпост в Итилиэне стал одним из главных в обороне южных земель, и удерживать их удавалось очень малыми силами. Отец отрядил вместе с Фарамиром тот минимум войск, который позволял говорить об установленной обороне региона – не больше, но этого оказалось вполне достаточно. Люди шли за Фарамиром охотно, даже с радостью, и среди следопытов командира не просто уважали – его любили, и за него готовы были умирать. Здесь царила идеальная дисциплина, и получалось это, казалось, само собой. Воины просто единым решением следовали установленному порядку. 

Фарамир снова посмотрел на брата, пряча улыбку.

- Они прекрасные воины,- ответил он туманно,- и для меня честь быть их командиром. 

Боромир перевел на него долгий задумчивый взгляд, и пару мгновений молчал, словно разглядывая, и брату даже стало неловко под этим взором. Он открыл было рот, чтобы уточнить, все ли в порядке, но Боромир опередил его. 

- Кажется, только вчера ты бегал по двору с деревянным мечом, и старался не плакать, если обдирал коленки,- проговорил он очень серьезно и тихо, глядя Фарамиру прямо в глаза,- а теперь посмотри на себя…

Фарамир почувствовал, как кровь бросилась к лицу, и он все-таки улыбнулся.

- Ты говоришь, как умудренный сединами старец,- ответил он также тихо. От желания обнять брата у него защекотало в груди, но капитан сдержался,- а ведь ты вместе со мной тогда бегал. 

Боромир секунда молчал, и Фарамиру показалось, что брат сам сейчас заключит его в объятия, но вместо этого старший лишь потрепал его по волосам привычным мальчишеским жестом, а потом тряхнул головой и откашлялся. 

- Ну ладно,- заявил он,- нам есть, о чем потолковать – собирай своих офицеров, будем держать совет. 

У широкого каменного стола, заваленного картами и депешами, Боромир вновь превратился в того, кем был всегда – в воеводу Гондора, командующего всеми войсками. Фарамир заметил, как оба его помощника оробели в обществе командира, и почти не вмешивались в разговор, лишь изредка отвечая на прямые вопросы. Они точно знали, кто перед ними, и слава Боромира – отважного защитника Белой Башни,- опережала его самого. Вот кто, по мнению Фарамира, был настоящим лидером. Его самого люди любили, и потому следовали за ним. Но Боромир внушал уважение и почти благоговейный страх. Любой чувствовал себя неопытным мальчишкой рядом с ним – мальчишкой, который мечтает стать великим воином, а потому из кожи вон лезет, чтобы этого достичь. 

Очень кратко и четко Фарамир доложил командующему о состоянии дел на границах. Рассказал о ситуации в Ближнем Хараде, известной из донесений разведчиков, и о том, как было остановлено несколько набегов. Быстро изложил план выдвинуть небольшую группу в Умбар, чтобы разведать, как обстоять дела там. Боромир слушал очень внимательно, кивал и не перебивал брата, но когда тот закончил, помолчав, вздохнул.

- Хорошо, что эта граница на замке,- медленно кивнул он,- но, боюсь, я привез дурные вести. Дела в столице и окрестностях плохи. – он сдвинул темные брови, и глаза его словно подернула тревожная серая пелена,- Осгилиат вот-вот снова будет захвачен, и мы потерям Броды и Каир-Андрос. А там не далеко и до Минас-Тирита. Из Рохана приходят странные известия. Теодред сообщает, что орки бесчинствуют почти по всей его территории, но отец его ничего не предпринимает. Он болен и, кажется, теряет рассудок. Так что помощи от них нам ждать не приходится… 

Боромир замолчал, а Фарамир продолжал напряженно смотреть на него. То, что рассказывал брат, было и правда очень плохо – вести о происходящем в столице доходили до Итилиэна, но одно дело – сухие разведданные в депешах и отчеты из Цитадели, а совсем другое – слышать, как Боромир рассказывает об этом. Младший брат видел, какую боль вызывает в нем необходимость отступать, отдавать врагу то, на что и они оба, и все жители Гондора, положили почти всю жизнь. Для Боромира это всегда было делом личным. Он был настоящим защитником родины, настоящим ее героем, тем, кто рано или поздно должен был стать не только командующим, но и правителем. И Фарамир был совершенно уверен – брат был единственным достойным. Но сейчас родина была в опасности, и у Боромира за нее болела душа. 

Он снова тряхнул головой и посмотрел на Фарамира в упор.

- В связи со всем этим, я хочу, чтобы ты собрал самых доверенных своих людей и отправился со мной в Осгилиат,- выговорил Боромир почти на одном дыхании.- Удержать южную границу – важно. Но отстоять столицу и Броды – наша первостепенная задача сейчас. И ты нужен мне, брат.

Фарамир почувствовал, как сердце подскочило к самому горлу. Его охватила глупая, совершенно мальчишеская радость, вовсе не уместная в таких тягостных обстоятельствах. Он понадеялся, что ни Маблунг, ни Анборн, этого не заметили. 

В сердце своем Фарамир был готов согласиться немедленно. Бросить все, подпоясаться мечом, наполнить колчан стрелами и следовать за братом пусть бы и в одиночестве. Но на его плечах лежал груз ответственности еще и за всех этих людей, а потому капитан принял серьезный вид и кивнул.

- Понимаю,- ответил он,- но как быть с этим форпостом? Я несу командование здесь – Наместник назначил меня, и без его распоряжения я не могу покинуть свой пост. 

Боромир едва не грохнул по столу, но лишь сжал кулаки. 

- Армией командую я, а не Наместник,- ответил он,- и раз уж мне доверено нести знамя Гондора, то мне и принимать решения о распределении сил. – командир разжал кулаки и выдохнул, заговорил уже спокойней,- В любом случае, со мной отправишься только ты и несколько твоих людей – самых надежных. Их выбор – за тобой. Это приказ, капитан. Все ясно?

Фарамир выпрямился и коснулся рукой сердца, отдавая честь.

- Ясно,- отчеканил он. Боромир кивнул – как ему показалось, немного устало. 

- Хорошо,- ответил он,- значит – решено. И на сегодня – довольно разговоров о войне. 

Серебряную стену водопада пронизали тысячи золотых лучей, блики их играли на полу и стенах пещеры. Из дальнего ее конца доносились запахи готовой еды, но Фарамир после военного совета чувствовал, что совершенно не голоден. Он отдал последние приказы, собрал пятерых самых верных своих следопытов и распорядился готовиться к выступлению на рассвете, назначил замену себе здесь, в Хеннет-Аннун, даже собрал походный мешок и проверил, хорошо ли натянут лук – словно завтра они не просто выдвигались к Минас-Тириту, а шли в решающий бой – плечом к плечу вместе с братом.

Когда окончательно стемнело, и стражи вместе с разведывательным отрядом выдвинулись из убежища, капитан снова подошел к Боромиру. Тот сидел в полном одиночестве у тлеющего очага. Весна еще не начала переходить в лето, но ночи были довольно теплыми. Боромир же время от времени протягивал руки к огню, будто они у него мерзли. 

Фарамир подсел рядом с ним.

- У меня все готово, командир,- доложил он,- люди собраны и ждут команды выступать. 

Боромир рассеянно кивнул. Фарамир помолчал, потом придвинулся еще ближе.

- Все в порядке? – спросил он тихо-тихо, почти уверенный, что ответа от брата не дождется – командирам не положено задавать подобные вопросы.

- У меня скверно на душе,- ответил Боромир также тихо, и Фарамир замер,- мне снятся дурные сны. 

- Это не страшно,- отозвался младший мягко,- пока мы едины и чисты сердцем, мы не проиграем. А кошмары… кошмары бывают у всех. Мне ли не знать,- он легонько пихнул брата локтем. Но тот не пошевелился.

- Мне постоянно снится, что я лежу и не могу подняться,- продолжал он так, словно и не слышал Фарамира,- на моих глазах тень накрывает Минас-Тирит, я вижу, как тебя уносят прочь черные руки врагов, как гибнут один за одним стражи… и не могу двинуться с места… 

Фарамир прижался плечом к плечу Боромира и замер так. Несколько мгновений они сидели молча – лишь слышно было, как потрескивают в очаге угли. 

- Ладно,- вдруг решительно выговорил Боромир. – довольно об этом. Давай лучше поговорим о чем-нибудь более приятном.

- Давай,- охотно подхватил Фарамир. На сердце у него теперь было тревожно, но он постарался отогнать это тягостное ощущение,- есть какие-нибудь новости, кроме дурных?

- Ты не поверишь, но есть,- Боромир чуть отодвинулся и посмотрел на него. У Фарамира немного посветлело на сердце, когда он разглядел на лице брата улыбку,- у кого-то в этой стране еще хватает мозгов заниматься чем-то, кроме боев. Помнишь Фалхада, сына одного из отцовских советников? Того, кто так рвался вступить в Стражи? 

- Конечно,- кивнул Фарамир,- я еще помню, как ты восемь раз отказывал ему. 

- Ну, видимо, не все в мире созданы, чтобы отказывать Фалхаду,- глубокомысленно заметил Боромир,- во всяком случае, за день до моего отъезда из Цитадели, он женился. На дочери какого-то лебеннинского землевладельца. 

- Но так это же прекрасно,- улыбнулся Фарамир,- я рад за них обоих. 

- Да уж,- ухмыльнулся Боромир,- для наших невеселых времен, гулянка была что надо. Папаша лично благословил молодых на брак. И на свадьбе все делали вид, что не замечают, что платье невесты слишком широко для нынешней моды. 

Он рассмеялся, а Фарамир посмотрел на него, изогнув бровь. Он никак не мог взять в толк, с чего вдруг брату вздумалось посплетничать. Стоило признать, подобная история, пусть и не очень оригинальная, но помогла отвлечься от тяжелых мыслей, но прежде Боромира никогда не интересовало, кто и по какой причине в Минас-Тирите женился.

- Отец благословил их? – переспросил он, решив обойти остальные детали вниманием,- с чего вдруг? Отца Фалхада он никогда не слушал, пока тот был его советником. 

- Понятия не имею, почему это взбрело ему в голову,- пожал плечами Боромир,- но после свадьбы я имел с ним очередной неприятный разговор.

Фарамир сочувственно покачал головой – он догадывался, что это был за разговор.

- В очередной раз пришлось выслушать, что стране нужен наследник, что отец наш стар, а я не защищен от всех на свете орочьих стрел,- Боромир недовольно хмыкнул,- и дядюшка Имрахиль тут же поспешил в очередной раз напомнить, что дочка его достигла брачного возраста. 

- Лотириэль – красивая,- нейтрально заметил Фарамир, прекрасно зная, как отреагирует на это заявление брат.

- Говорят, она – копия нашей матери,- отмахнулся Боромир,- к тому же – моя кузина. И в этом мне видится что-то нездоровое. 

- Маму я почти не помню,- пожал плечами Фарамир,- а кузину видел, когда ей было лет восемь от роду. И, пожалуй, это и правда не очень здорово… Но ведь она – не единственная женщина в Гондоре. И отец прав – было бы неплохо, если бы ты нашел себе жену, раз на твоих плечах лежит будущее нашей страны… 

- Говоришь в точности, как он,- угрюмо ответил Боромир и длинной палкой пошевелил угли в очаге. Несколько крошечных языков пламени взметнулись вверх вместе со снопом алых искр, и опали обратно,- и тебе, как и ему, я отвечаю, что не время сейчас думать о подобном. Я обходился без женщин и прежде, обойдусь и сейчас. 

- Ну…- Фарамир замялся,- есть такие вещи, в которых без женщины не обойтись… 

Боромир глянул на него так скептически, словно Фарамир заявил, что видел в округе живого дракона.

- Глупости,- фыркнул он,- нет таких вещей. 

- Ну как же,- Фарамиру вдруг стало неловко от того, что приходилось втолковывать старшему брату и своему командиру элементарные вещи,- ты же знаешь, наше человеческое тело нуждается в еде, воде, сне и в… ну ты понимаешь.

- Понимаю,- согласно кивнул Боромир,- мне уже не двенадцать лет, можешь так не мяться. 

- А если не двенадцать, то знаешь, что в таких вещах без женщины… ничего не получится,- Фарамир чувствовал себя так, словно сам вдруг вернулся в свои пятнадцать, когда начал замечать, что мальчики и девочки не только устроены по-разному, но и в некотором роде дополняют друг друга. Боромир же смотрел на него, ехидно выгнув бровь,- не будешь же ты заниматься этим с мужчиной,- заявил капитан уверенно, и тут же заметил, как коротко хмыкнул Боромир. Мгновенная догадка пронзила сознание Фарамира и он от удивления даже слегка подался вперед,- ты… что же – занимался этим с мужчиной?

- Да,- просто ответил брат, потом мрачно посоветовал: - подбери челюсть, Фарамир. Подумаешь.

Сказать, что Фарамир удивился, было бы не совсем верно. Конечно, новость была куда занимательней свадьбы какого-то стража, но Боромир преподносил ее так, словно в ней и правда не было ничего необычного. А младший привык доверять старшему во всем, потому он поспешил взять себя в руки.

- И… как? – он был совершенно не уверен, что стоит задавать подобные вопросы, но раз уж Боромир сам заговорил об этом, это могло значить, что он действительно хочет поговорить. И Фарамир решился,- когда? С кем?

- Ты уверен, что хочешь все это знать? –уточнил старший,- я помню, какое лицо ты сделал, когда я рассказал тебе о той роханской селянке.

- Это было так давно,- Фарамир тряхнул головой,- к тому же в истории про селянку было столько леденящих душу подробностей, а на мою долю тогда не досталось еще ни одной роханки. 

- Будут и у тебя роханки, не волнуйся,- подбодрил брата Боромир,- и раз тебе правда интересно, то было это всего пару раз. Когда я был на дальних рубежах, в последний раз около года назад. И это был один из сопровождающих офицеров – его имя тебе ничего не скажет. Сейчас он в Каир-Андросе. 

От любопытства Фарамир придвинулся к брату совсем вплотную. Тот рассказывал обо всем этом так просто и естественно, словно речь шла о совместной битве с отрядом орков. 

- И как это было? – спросил капитан, и тут же испугался, что брат ударится в подробные объяснения.

- Интересно,- пожал плечами Боромир,- приятно. Ничего особенного, если уж на то пошло. Не так удобно, как с девушкой, но для этого можно было использовать масло.

Фарамир не сдержал нервного короткого смешка и шутливо поморщился. 

- И что – он – тебя?...

Боромир взглянул на него так, будто брат нанес ему смертельное оскорбление.

- Я – его,- уточнил он весомо,- так что, по сути, особой разницы для меня и не было. 

- А он… ну… - Фарамир окончательно стушевался. Между ним и братом никогда не было запретных тем – они разговаривали обо всем на свете. Боромир рассказывал ему о своих девушках, а Фарамир о том, как ему показалось, что он влюбился в одну служанку, даже стихи ей написал и разучил песню на лютне, а она не посмеялась над ним лишь потому, что он сын Наместника. Но теперь, слушая о приключениях Боромира на дальних рубежах, Фарамир был совершенно не уверен, где провести черту дозволенного. Но, в конце концов, брат мог и осадить его, буде он зайдет слишком далеко. – а ты… вы…

- Да,- решительно отозвался Боромир,- он достиг пика. Я помог ему рукой. 

У Фарамира запылали щеки.

- Я хотел спросить, любили ли вы друг друга,- сказал он тихо-тихо. Боромир глянул на него с нескрываемым удивлением,- ну вот, например, я читал, что эльфы никогда этого не делают, если не влюбляются,- поспешил оправдаться капитан.

- Мы – не эльфы,- отрезал Боромир,- а ты – слишком много читаешь. 

- Это значит, - нет? – уточнил он осторожно. 

- Это значит, что тебе пора спать,- Боромир посмотрел на него и широко улыбнулся,- скоро рассвет.

Фарамир удивленно отвернулся от него и глянул по сторонам. Непроницаемая завеса темноты начинала рассеиваться – сквозь водный поток было видно, как небо светлеет в ожидании, когда взойдет солнце – вешние ночи были коротки, но капитан вдруг осознал, что именно сделал сейчас для него брат. Вместо того, чтобы всю ночь перекатывать в мозгу предстоящий тяжелый поход и будущие кровавые битвы, Фарамир потратил ее на легкую, хоть и чересчур откровенную беседу, и теперь наверняка сможет пару часов поспать без дурных снов. 

- Слушаюсь, командир,- Фарамир поднялся и внимательно посмотрел на брата сверху вниз,- все это – неправда, так? 

Боромир беззаботно пожал плечами.

- Кто знает?- ответил он и подмигнул брату.

Эпизод 11. Лучший подарок.

 

- Ничего не выходит! – она раздраженно откинулась на спинку кресла и нахмурила светлые брови,- я не хочу больше этим заниматься. В этом нет никакого смысла. 

Над высоким окном несмелая птица заводила негромкую ленивую трель. В саду стрекотали цикады, и звуки эти вплетались в тяжелое вязкое марево первой настоящей летней жары. От земли поднимался влажный запах прошедшего ночью дождя, но это не приносило ни капли облегчения. Одурманивающе благоухали цветы, и весь город к полудню погрузился в неторопливое ожидание спасительных сумерек. Откуда-то со стороны реки лишь изредка доносились звонкие детские голоса и смех, но даже они таяли, как воск на солнце, почти не нарушая застывшую медовую тишину.

В кабинете княжеского дворца, впрочем, было довольно прохладно. Окна выходили на бессолнечную сторону, в сад, к тому же светлые камни стен не давали летнему зною пробраться в комнату. Князь и княгиня Итилиэна сидели очень близко за столом, почти соприкасаясь локтями. Перед ними на темной столешнице лежала большая раскрытая книга, и Эовин взирала на нее так, как, должно быть, взирала на Короля-Призрака за миг до того, как тот отдал концы ее стараниями. 

Фарамир вздохнул, но больше ничем не выдал своего недовольства – он знал, стоит продемонстрировать хотя бы тень раздражения, и с надеждами довести начатое до конца будет покончено.

- Мне надоело здесь сидеть,- заявила Эовин, но отодвигаться от стола дальше не спешила.

- На улице очень жарко,- ответил ей Фарамир мягко, но без снисходительности,- к тому же, ни скакать верхом, ни помогать в садах тебе пока что больше нельзя.

Эовин нахмурилась еще больше – Фарамир был прав, и, видимо, это донимало ее сильнее всего. 

- Даже если так, я могла бы заняться чем-то другим,- ответила она, и в воздухе повисло несказанное «тем, что у меня получается». Фарамир ласково коснулся ее руки. В последнее время княгиня стала капризной и вспыльчивой. Прежние суровость и сдержанность преобразовались в раздражение и непреодолимое упрямство. За четыре года рядом с ней, Фарамир научился справляться с очень многим в характере супруги, но эта ее новая манера вести себя была для него в новинку. Но князь точно знал, что продлится это не долго и, безусловно, стоит того, чтобы потерпеть. 

- Разумеется,- согласился он покладисто. – если ты устала, я провожу тебя в твои покои…

Эовин метнула на него полный ярости взгляд – удар Фарамира попал точно в цель. Признать, что Эовин, отважная воительница Рохана, княгиня Итилиэнская, устала уже к полудню, было совершенно немыслимо для нее, и она, упрямо сдвинув брови, снова пододвинулась к столу. 

- …а в этот м…- тонкий палец уткнулся в строчку крупных угловатых букв,- ма… м…- Эовин поняла на супруга взгляд,- что это за буква? – требовательно спросила она.

- И,- ответил он. Его рука как бы невзначай ласково коснулась ее локтя. Фарамир потянулся к книге и сам провел пальцем по строчке,- а в этот миг…

- …миг…- послушно повторила Эовин, но неожиданно снова дернулась, оттолкнула книгу от себя с такой силой, что та проехала по столешнице до края и с глухим стуком упала на пол,- Нет! – Эовин едва ли не грохнула по столу кулаком,- нет, я не могу! Это слишком! 

- Ладно,- Фарамир неторопливо поднялся. Он выглядел сейчас совершенно спокойно, его тон остался прежним, ни взглядом, ни жестом князь не показал своего разочарования или досады. Он обошел стол и поднял книгу, отряхнул кожаную обложку от невидимой пыли и вернулся к креслу Эовин. Та, видимо, уже поняв, что перегнула палку, хмуро взирала на супруга снизу вверх. Он улыбнулся ей. 

- Не хочешь, не будем,- проговорил Фарамир и свободной рукой коснулся золота ее волос. Эовин на мгновение прикрыла глаза, но тут же снова подняла веки. На этот раз взгляд ее был почти извиняющимся. – я не должен был заставлять тебя это делать,- Фарамир коротко пожал плечами. 

- Зачем же тогда ты вообще это затеял? – осведомилась она, сообразив, что можно оседлать коня мужнего раскаяния и все же выйти из этой битвы победительницей. 

- Это все глупости,- Фарамир положил книгу обратно на стол и снова сел рядом с Эовин. Он смотрел немного в сторону, и на губах князя появилась рассеянная улыбка. Княгиня же глядела на мужа внимательно и пристально, ожидая, когда же он объяснится – так полководцы смотрят на провинившихся солдат, готовые слушать их бесполезные оправдания. – я очень мало помню о своей матери,- заговорил Фарамир, и голос его сейчас едва ли не заглушало стрекотание цикад за окном. Эовин подалась немного вперед, чтобы лучше его слышать,- она умерла, когда я был еще совсем мал. Единственное, что я помню очень хорошо, это то, как она читала мне перед сном. Это были минуты для нас двоих, и больше никого, и эти воспоминания я храню, как наивысшую драгоценность. Я мог позабыть, какой были ее руки, когда она гладила меня по голове, или каким был ее голос, когда она произносила мое имя… но я до сих пор помню, как вместе с ней и героями этих сказок,- он кивнул в сторону книги,- путешествовал по землям, которых никто и никогда не видал. И теперь мне показалось, что и своему сыну я должен сделать такой подарок…

Эовин снова чуть отодвинулась, рука ее почти неосознанно, сама собой опустилась туда, где под складками легкого платья билось еще одно маленькое сердце. 

- Ну что ж,- она решительно придвинула к себе книгу и открыла прежнюю страницу, не глядя. Палец целеустремленно уткнулся в строчку,- … а в этот миг…

[Фарамир 150]

Эпизод 12. Необдуманный поступок.

Посвящаю этот эпизод дорогому папе и нашему отыгрышу в Покоях)

Разбирать жалобы населения было занятием необходимым и почти невыносимо утомительным. Конечно, можно было бы поручить его кому-нибудь из советников – жалобы обычно были ерундовыми или неразрешимыми, и помощники Наместника вполне могли бы с ними справиться. Но Денетор был совершенно убежден – есть такие дела, которыми правитель обязан заниматься самостоятельно именно потому, что он правитель. И ради этого убеждения он тратил несколько часов в неделю, разбираясь с земледельцами, неспособными поделить плодородное поле, горожанами, жалующимися на то, что строители никак не закончат возводить для них дома на Нижних ярусах, и подобными мелкими трагедиями, с которыми люди просто не знали, к кому еще обратиться, кроме как к самому правителю. Денетор был не из тех, кто пытался таким вниманием к мелочам и связью с простыми людьми добиться их симпатии – это было ему ни к чему. Правителю необязательно было становиться объектом народной любви, особенно если для того, чтобы добиться ее, необходимо было поступиться принципами справедливости. Но он привык держать под контролем абсолютно все, даже подобные мелочи. Денетор был уверен – из мелочей складывается нечто куда более важное, чем проблемы с нерадивыми строителями и нечистыми на руку торговцами.

Окунув перо в простую стеклянную чернильницу, Денетор поставил свою размашистую подпись под очередной жалобой, приказывая смотрителю Городского рынка внимательней относиться к охране лавочников от воришек, которых в последнее время развелось слишком много. Помощник наместника – щуплый бледный юноша по имени Кинеан забрал подписанный пергамент и положил его в стопку к остальным.

- Много еще на сегодня? – спросил Денетор тихо. Он сидел над этой работой с самого утра, и успел порядком устать от нее. Неприятно ныла от долгого пребывания в одной позе спина, к тому же наступало время обеда, и наместник был не прочь поесть прежде, чем приступать к куда более важным делам.

- Одно, последнее,- сообщил Кинеан и неожиданно осекся, замешкавшись. Денетор, подняв бровь, недовольно взглянул на него – обычно парнишка был очень расторопным и смышленым, без его помощи бумажная работа занимала бы времени в разы больше, но сейчас наместник заметил, что Кинеан, казалось, не решался озвучить очередную жалобу.

- Что там? – раздраженно переспросил Денетор, и Кинеан, подхлёстнутый его мрачным тоном, откашлялся и протянул наместнику пергамент.

- Жалоба от Хитиона, главного конюшего Цитадели,- проговорил Кинеан, явно стараясь не запнуться. Денетор, ожидавший чего-то совершенно другого, еще больше нахмурился – да что не так с этим мальчишкой? Почему жалоба конюшего, который опять наверняка пишет о том, что роханским лошадям в конюшнях тесно и неудобно, вызвала в нем такую странную реакцию,- он жалуется на то, что его дочь… обесчестили. – закончил Кинеан отважно.

Денетор вскинул брови. Вот этого поворота он не ожидал.

- Обесчестили? – переспросил он,- там так и написано? «Обесчестили»?

- Так и написано,- подтвердил Кинеан,- Хитион жалуется, что Эльфриду, его среднюю дочь, обесчестил… сын наместника,- под конец фразы голос Кинеана окончательно сел, и он неловко замолчал.

Денетор устало вздохнул. До письменных жалоб ему лично дело прежде доходило редко, но вообще ничего необычного в случившемся не было. Боромиру шел двадцать пятый год, он уже несколько лет командовал войсками, много времени проводил на границах, но, стоило ему вернуться в Минас-Тирит, у служанок, дочек конюших, торговцев и стражников начинался настоящий праздник. Денетор никогда не поощрял этого – он предупреждал сына о том, к чему может привести подобная неразборчивость, и о том, что с возможными бастардами разбираться ему предстоит самостоятельно. Боромир на это лишь отмахивался, заявляя, что и сам хорошо знает, что к чему. Но при всем при том Денетор прекрасно понимал – в мальчике просто играла кровь. Он был юн, горяч и каждый день, находясь вне дома, рисковал собственной жизнью. Не было ничего удивительного в том, что ему подобная разрядка была необходима. Да к тому же девицы сами раздвигали перед ним ноги – Денетор скорее бы стал обвинять их родителей в том, что они так отвратительно воспитали своих дочерей, чем Боромира в том, что он брал то, что ему предлагали. Зная сына, наместник был уверен – с каждой новой девушкой он вступал в близость исключительно по обоюдному согласию. Потому, время от времени проводя воспитательные беседы с сыном, Денетор в глубине души очень гордился им. Сам он в его годы особой популярностью у девиц не пользовался – точнее, был слишком замкнутым, чтобы увиваться за ними.

И сейчас в том, что случилось между Боромиром и дочкой Хитиона, Денетора интересовал единственный вопрос:

- Девица понесла?

Кинеан кашлянул, снова глянул в пергамент, помедлил, потом ответил неуверенно:

- Ничего не сказано про это. Наверно, нет…

Денетор хмыкнул.

- Тогда напиши Хитиону, что я серьезно поговорю с Боромиром, а Эльфриду пусть выдает замуж за сына какого-нибудь Стража – это весьма почетно, и уж точно – отличная партия, для..

- Простите, правитель, но он пишет, что виноват в этом не Боромир,- негромко перебил наместника Кинеан.

- Не Боромир? – переспросил Денетор, даже не пытаясь скрыть удивления,- ты же сказал, что ее обесчестил сын наместника?

- Так и есть,- подтвердил Кинеан,- но только Хитион пишет, что это сделал Фарамир, господин.

Сказать, что Денетор удивился, было бы ничего не сказать. Он недоверчиво глянул на помощника, чуть прищурившись.

- Это какая-то шутка? – требовательно спросил он.

- Нет, правитель,- мотнул головой парнишка,- тут так и написано, вот взгляните.

Он протянул наместнику пергамент, тот взял его и быстро пробежал глазами по строчкам. Все было так, как сказал Кинеан – Хитионову дочку, кажется, действительно «обесчестил» Фарамир. Тихоня Фарамир, который, по мнению Денетора, и заговорить-то с девушкой не решался, лег с чуть ли не первой местной красавицей. Поверить в нечто подобное было сложно.

Денетора никогда особенно не занимала личная жизнь его сыновей – они были уже взрослыми, и сами могли отвечать за себя. Разумеется, он хотел, чтобы Боромир нашел себе достойную супругу, чтобы продолжить род наместников, но времени для этого было еще предостаточно – у правителей южных княжеств подрастали дочери, и Боромир был волен выбрать любую из них, когда придет время, а пока коротать ночи, как ему вздумается. Что же до Фарамира, то наместник вообще сомневался, что он когда-нибудь за всю жизнь обменялся с девицей хотя бы парой слов. Он был тихим, скромным и замкнутым, много времени уделял чтению и военным занятиям, особенно с тех пор, как вместе с братом отправился на рубежи, и Денетор полагал, что из юноши толка не выйдет. Впрочем, рано или поздно, он и ему планировал сосватать одну из княжеских дочерей, так что и в отсутствии интереса младшего сына к девушкам тоже не видел ничего страшного.

И вот теперь – черным по белому – Фарамир, сын наместника, обесчестил Эльфриду, дочь конюшего. Это было настолько невероятно, что наместник даже не знал теперь, как реагировать.

- Напиши все то же самое, только про Фарамира,- махнул он рукой,- и передай, чтобы мальчишку вызвали ко мне.

Кинеан поспешно кивнул и взялся за перо.

 

Фарамир явился, разумеется, не один. Боромир влетел в кабинет отца первым – кто бы сомневался, что, узнав, что наместник не доволен младшим сыном, старший не примчится ему на выручку. Фарамир шел следом – с сосредоточенным угрюмым лицом, словно собирался в последний бой против бесчисленных полчищ тьмы.

Боромир решительным шагом подошел к столу отца и буквально навис над ним, глядя на Денетора сурово и прямо.

- Он не виноват,- заявил Боромир громко и четко,- это я его подбил. Он не хотел идти, а я настоял, так что если хочешь кого-то наказать…

- Помолчи, Боромир,- не повышая голоса, осадил его Денетор, перевел взгляд на младшего сына и сурово сдвинул брови. Фарамир стоял рядом с братом, и хоть на лице его читалось отчаяние, взгляд был прямым и чистым, не замутненным страхом или заискиванием. – пусть твой брат выскажется. Что произошло, Фарамир? Хитион написал, что ты попортил его дочь. Это правда?

- Попортил?! – почти выкрикнул Боромир,- попортил?! Да она…

- Не надо,- Фарамир опустил брату руку на плечо, и тот замолк, пыша возмущением. Фарамир же неторопливо кивнул,- да, это правда, отец. Я лег с ней, но по ее согласию.

Денетор нахмурился еще сильнее.

- Еще бы ты ее изнасиловал,- желчно отозвался он,- понимаешь ли ты, Фарамир, что натворил? Хитиону теперь придется выдавать ее замуж за того, кто возьмет ее, уже не девицу.

- Да, отец, я понимаю,- Фарамир кивнул, его губы слегка дрогнули.

- Да она и не была девицей, когда с ним…- Боромир снова ринулся в атаку, но отец остановил его, властно подняв руку.

- А что если бы она понесла от тебя? – продолжал он наседать на Фарамира – тот покраснел от шеи вверх, до самых корней волос, но взгляда не отвел.

- Тогда я бы… женился на ней,- сказал он так, как вызывают на бой противника, который тебе не по зубам.

- Вот еще,- хмыкнул Денетор,- даже не думай об этом. Если бы твоя любовница забеременела, разбираться с этим позором пришлось бы мне. Ты осознаешь это?

- Да, отец,- Фарамир обреченно кивнул.

- Это правда, что Боромир тебя подбил?- Денетор заранее поднял руку, чтобы не дать плотине, сдерживающей красноречие старшего сына, прорваться немедленно.

- Он предложил это, но решение я принял сам – он меня не заставлял,- прямо ответил Фарамир. – я никогда раньше такого не делал, и подумал, что ничего страшного не случится. Это был необдуманный поступок.

- Это уж точно! – подтвердил Денетор с прохладцей,- надеюсь, тебе хотя бы понравилось совершать эту глупость?

Фарамир открыл было рот, но явно не нашелся с ответом.

- Отец! – снова встрял Боромир,- ну разве можно, в самом деле…

- Помолчи, я сказал,- наместник чуть повысил голос, не сводя глаз с Фарамира,- я спросил, тебе понравилось?

- Да,- ответил тот тихо-тихо,- наверно…

- Наверно? – Денетор грохнул по стону ладонью,- Наверно?! А я-то уже стал надеяться, что из тебя все же выйдет толк…

Оба брата непонимающе замерли, глядя на отца.

- Я уже начал волноваться, что ты никогда не выкинешь чего-то подобного,- продолжал он, покачав головой,- а ты уговорил самую красивую девицу в Цитадели лечь с тобой, а теперь говоришь, что тебе понравилось «наверно»?

Вся решимость слетела с Фарамира в один момент, и он стоял, открывая и закрывая рот, не в силах подыскать верный ответ на подобную отповедь. Даже Боромир был сбит с толку и смотрел на отца с удивлением.

- Вели слугам принести вина,- кивнул Денетор старшему, а сам снова глянул на младшего, - надеюсь все же, что первый опыт доставил тебе удовольствие. И я хочу сказать тебе то же, что постоянно повторяю твоему брату. Если у твоих действий будут последствия, разбираться с ними ты теперь будешь самостоятельно. Это понятно?

- Понятно,- Фарамир кивнул и облизнул пересохшие губы. Вид у него был такой, словно он получил удар клинком плашмя по голове, и теперь не очень понимал, где находится.

- Хорошо,- Денетор кивнул, вздохнул и откинулся в кресле. – пододвиньте стулья к столу,- он махнул рукой куда-то в угол комнаты.

Расторопные слуги принесли вино в кувшине и три кубка. Свой Фарамир сжал руками так, будто хотел скрыть дрожь в них. Денетор пригубил из своего и перевел взгляд с одного сына на другого. Оба смотрели на него так напряженно, что, казалось, ожидали от него неожиданного нападения.

- Выпей,- Денетор кивнул в сторону кубка Фарамира, и тот послушно сделал полглотка,- и расскажи-ка мне, как тебе удалось уговорить Эльфриду, дочь Хитиона, которая, по слухам, пять раз отказывала твоему брату.

- Восемь,- мрачно поправил Боромир. 

[Фарамир 150]

Эпизод Очередной. День снега.

 

Первое, что заметил Фарамир, проснувшись, была глубокая оглушительная тишина вокруг. Окна его спальни выходили во внутренний двор, и внешний шум редко достигал их, но обычно по утрам, открыв глаза, он слушал, как свистит за ставнями ветер, как перекликаются стражи, или как в гнезде над верхней фрамугой окна щебечут птицы.
Сегодня же город за окном, казалось, застыл и прислушался вместе с Фарамиром к фантастической непроницаемой тишине.
Мальчик сел в постели и потер глаза - по его ощущениям было еще очень рано, но спать дальше мешало незнакомое, немного пугающее безмолвие. В комнате царил прозрачный холод, и вылезать из-под тяжелого теплого одеяла совершенно не хотелось. Со своего места Фарамир мог видеть в окно лишь кусочек светло-серого неба, и понять, что происходит снаружи, было совершенно невозможно. Он снова постарался прислушаться - должно же быть хоть что-то! Накануне вечером он засыпал под заунывные завывания ветра в сточных трубах - в город приходила промозглая зима, и ветер порывами чуть ли не срывал белое знамя с городской стены. Сейчас же от этой пугающей музыки стихии не осталось ни звука.
Фарамиру вдруг ни с того, ни с сего стало страшно. В свои неполные девять лет он уже успел научиться  отличать подлинный страх от пустого, который несли кошмарные сны и смутные безотчетные тревоги, и вот теперь, сидя под теплым одеялом в собственной спальне, точно зная, что, стоит позвать погромче, и на пороге тут же появится кто-то из стражей, мальчик ощущал, как сердце его сжимается от неясной, но навязчивой тревоги. Словно холод в комнате просачивался тонкой струйкой в его душу, будя самые потаенные, спрятанные глубже всех страхи. Он попытался отогнать это глупое чувство - что бы сказал Боромир, узнав, что брат его трясется, сидя в постели, как запуганный котом мышонок? Фарамир только недавно перестал просыпаться среди ночи от кошмаров и приходить в комнату старшего брата за утешением, и Боромир очень гордился им и хвалил за каждую "смелую" неделю - их накопилось уже семь или восемь. Но сейчас Фарамир просто ничего не мог с собой поделать. Он закрыл глаза и накрылся одеялом с головой, но тут же откинул его - к давящей тишине прибавилась еще и жаркая духота, и мальчик вдруг подумал, а уж не снится ли ему очередной кошмар - вот сейчас дверь откроется, и на пороге возникнет высокая темная фигура, часто являвшаяся ему во сне. Она будет звать его и насмехаться... Фарамир огляделся - комната вокруг была самой обычной, если бы только не эта невыносимая тишина! Он зажмурился, повторяя про себя "Проснись... проснись..."
И тут дверь его спальни оглушительно грохнула, открываясь. Фарамир подскочил на кровати и чуть не свалился с нее. В панике он бросил взгляд на порог....
Боромир выглядел так, словно только что выиграл десять поединков подряд, и бежал весь путь от тренировочного полигона до спальни. Щеки его раскраснелись, темные волосы были в полнейшем беспорядке и блестели от влаги, а на лице цвела самая широкая и радостная улыбка, на какую юноша был способен.
- Ты все спишь? - громогласно спросил он так, словно Фарамир безнадежно опоздал на встречу с ним, но тут же, заметив выражение лица брата, хмуро сдвинул брови,- что такое? - спросил Боромир,- плохой сон?
Фарамир, который медленно начинал осознавать, что не спит, и что брат появился как нельзя кстати, поспешно помотал головой.
- Нет,- заверил он старшего,- просто...
Подробных объяснений Боромиру и не требовалось - видимо, то, с чем он сам пришел, по его мнению, было куда важнее всех кошмарных снов на свете.
- Одевайся скорее! - он рывком сдернул с брата одеяло, и тот зябко подобрал ноги, как паук, в которого ткнули иглой. Боромир решительно упер руки в бока,- полно спать! - с наигранной строгостью провозгласил он,- одевайся, говорю, а то все пропустишь.
- Что пропущу-то? - немного обиженно спросил насупленный Фарамир. Без одеяла он почти мгновенно озяб, и погреться в пламени взора брата пока у него не получалось.
- Увидишь! - пообещал Боромир,- я жду тебя - давай, живее!
Пока Фарамир умывался и одевался, Боромир расхаживал по комнате, нетерпеливо меряя ее шагами, наконец, когда последняя пуговица была застегнута, он схватил младшего за руку и потащил за собой. Собираясь. Фарамир напрочь забыл о странной тишине за окнами, но теперь, сжимая руку Боромира и спеша за ним по гулким коридорам цитадели, он вдруг снова вспомнил о ней. А что если именно это и хотел показать Боромир - что если за порогом чертогов больше ничего нет - весь мир просто взял и исчез за одну ночь?.. Нет, мысль была слишком невероятной, да и Боромир не казался расстроенным - даже напротив - горел энтузиазмом.
Еще один пролет лестницы, несколько шагов мимо молчаливых стражей в переднем зале, и братья вырвались из центральных ворот на площадь перед Цитаделью.
Первое, что увидел Фарамир, было Белое древо. И ветви его были в полном цвету. Мальчик замер, пораженный.
- Что... что это? - спросил он, чувствуя, что начинает дрожать от волнения - он как и все в Гондоре, знал легенду о Древе, и вот теперь, прямо у него на глазах - оно, прежде засохшее и мертвое, снова стояло в цвету,- как это?..
- Это снег, глупый! - с гордостью - так, словно сам его изобрел, - объявил Боромир,- смотри, он повсюду!
- Снег,- тихо повторил Фарамир,- снег...
В первый момент он ощутил укол разочарования - выходит, Древо вовсе не расцвело. Просто ветви его припорошил выпавший за ночь снег... Но тут же удивительным образом место разочарования - по маленькой снежинке - заняло чувство чистого восторга. Было ли дело в том, что Боромир - уже почти совсем взрослый мужчина - радовался сейчас, как дитя, или в том, что в последние несколько лет зимы в Минас-Тирите были совершенно бесснежными, но Фарамир запрокинул голову и почувствовал, как с прозрачного светлого неба на него сыплются острые ледяные снежинки.
- Снег! - воскликнул он.- Смотри, Боромир, это правда снег!
В бок его врезался рыхлый снежок, и Фарамир, смеясь, отскочил в сторону. Боромир оббежал древо и наклонился к земле за новым снарядом. Снега за ночь навалило по щиколотку - земля полностью скрылась под ним - и он продолжал падать. Боромир слепил большой комок и прицелился.
- Промажешь! - подзадорил его Фарамир, тоже скатывая снежок. Боромир угрожающе рыкнул и швырнул свой - младший легко увернулся, а его удар пришелся старшему в плечо.
- Ах так! - воскликнул Боромир, уже не утруждая себя тем, чтобы скатать из снега комок - он запустил в Фарамира горстью снега, которая, конечно, не долетела до цели. Младший смеясь и улюлюкая метнулся в сторону, припал к земле и слепил еще один снежок - снег был рыхлым и влажным, и легко слипался в пальцах. Он почти не прицеливался, но комок, просвистев в морозном воздухе, врезался точно в лоб Боромиру. Фарамир застыл, пораженный собственной роковой удачливостью - брату, должно быть, было неприятно, больно и холодно - Боромир, получив удар, упал, как подкошенный. Мальчик, враз забыв о недавнем веселье, осторожно приблизился.
- Боромир? - спросил он робко - брат не пошевелился,- Боромир?..- Фарамир уже всерьез забеспокоился - что если попадание было слишком уж точным, и брат потерял сознание от удара? Мальчик  подошел вплотную,- Боро...- цепкая рука старшего схватила его за сапог и резко потянула вниз - и вот уже Фарамир барахтался в снегу рядом с братом, а тот, смеясь, пытался засунуть побольше снега ему за воротник.
Кое-как освободившись, Фарамир вскочил на ноги и стремглав побежал на другую часть двора, по пути прихватывая с земли небольшие комки снега и отстреливаясь ими от Боромира - тот мчался следом, но явно не старался догнать брата, наслаждаясь самим процессом бега. У противоположной стены они снова устроили снежную битву, то и дело оказываясь на земле, и наконец, обессиленные, повалились на спину бок о бок друг с другом и замерли. Фарамир не ощущал холода, хотя пальцы его онемели от снежков, а одежда промокла почти насквозь. Сейчас, когда он лежал рядом с братом и пытался языком поймать сыплющуюся с неба белую крошку, тревога сегодняшнего утра показалась ему возмутительно глупой - и что только на него нашло? Чего он так испугался?
- Боромир? - тихо позвал Фарамир, не отводя взгляда от неба над ними - из серого оно стало ослепительно белоснежным.
- М? - откликнулся Боромир лениво.
- Тебе бывает страшно? - вопрос родился как-то сам собой - Фарамир не успел поймать его до того, как он сорвался с языка. Он был глупым, неуместным - но брать его обратно было слишком поздно.
Боромир молчал пару мгновений.
- Не за себя,- наконец негромко ответил он.
Фарамир непонимающе повернул голову - брат продолжал смотреть вверх, едва заметно хмурясь.
- Не за себя? - переспросил он,- а за кого?
Боромир тоже повернулся, и взгляды их встретились - секунду старший молчал, и под его внимательным взором Фарамиру вдруг стало неловко, словно он сморозил невероятную глупость. Еще через миг Боромир широко улыбнулся.
- Идем,- скомандовал он и сел,- ты весь промок, простудишься еще.
Фарамир тоже сел. Он точно знал - задавать брату вопросы сейчас было совершенно бесполезно.
***
Боромир догадывался, что первый за зиму - да чего там, за последние пять или шесть зим - снег станет и последним. Он проснулся утром следующего дня и поспешил к окну - небо над городом небо зияло синими просветами. Редкие серые тучи опустились почти до самых верхушек гор, а земля внизу была вся испещрена черными прогалинами - снег еще не сошел до конца, но к вечеру ему предстояло совсем исчезнуть.
Боромир оделся очень быстро - если поторопиться, можно было успеть еще попрыгать в большие кучи снега, которые слуги сгребли накануне, когда расчищали дорожки. Юноша родился на изломе зимы, и снег для него всегда был чем-то долгожданным и волшебным - а при том, как редко здесь, на юге, он случался, ожидание его становилось особенно значимым, и теперь Боромир надеялся не упустить ни единого мгновения этого белого праздника - и поделиться им с младшим братом, разумеется.
Он несся по коридору, не чуя под собой ног - их спальни располагались совсем рядом, но, завернув за угол, Боромир чуть не сбил с ног высокого человека в ниспадающих одеяниях служителя Палат Врачевания. И юноша тут же заподозрил неладное. Он остановился на пути целителя, и тому тоже пришлось замереть.
- В чем дело? - требовательно спросил Боромир. Целитель мгновение с сомнением смотрел на него, будто прикидывая - стоит или нет посвящать Боромира в то, что произошло. Наконец, приняв решение, мужчина покачал головой.
- Твой брат серьезно болен,- сообщил он,- меня вызвали среди ночи, когда он начал бредить и заходиться кашлем. Сейчас самое худшее уже миновало, и потому...
Боромир его не дослушал. Он обогнул целителя со стремительной решимостью и бросился к дверям спальни брата. Что он натворил?! Что натворила его идиотская любовь к снегу! Ну, конечно, Фарамир заболел - он никогда не отличался слишком крепким здоровьем, а вчера промок до нитки и совершенно замерз - когда они вернулись в Цитадель, у него не гнулись пальцы, а губы стали совершенно синие. И во всем виноват только он, Боромир! Он не только не уберег младшего но и в буквальном смысле сам толкнул его в сугроб!
У постели Фарамира сидела Иокаста - прежде она была кормилицей мальчика, а теперь просто присматривала за ним. Боромир, до того полный решимости, на пороге спальни оробел и притих. К кровати он приблизился неслышными короткими шагами и замер чуть поодаль.
- Как он? - почти шепотом спросил он. Иокаста подняла на него усталые глаза, и от их выражения внутри у Боромира все похолодело. Но ведь целитель сказал,. что самое страшное позади? Может быть, все же надо было его послушать до конца?! Боромир открыл было рот, чувствуя, что не может вымолвить ни слова.
- Уснул, бедняжка,- сообщила Иокаста замогильным тоном.
- Мой отец знает? - спросил Боромир, чувствуя, что от страха за брата голос перестает его слушаться,- с Фарамиром все будет в порядке?
- Целитель сказал, ему нужны покой и тепло,- сказала Иокаста так, словно целитель посоветовал ей готовить погребальный костер,- а Наместник сказал, что это ерунда - обычная простуда, и не надо отвлекать его по пустякам...
У Боромира от злости все побелело перед глазами. Он разрывался между желанием остаться у постели брата и нестись за отцом, чтобы заставить его прийти и оценить по достоинству серьезность ситуации.
Но тут Фарамир едва заметно пошевелился под ворохом одеял. Оттолкнув в сторону Иокасту, Боромир присел у его изголовья, тревожно вглядываясь в лицо брата. Тот медленно открыл  глаза - на фоне осунувшегося блестящего от испарины лица они казались почти черными - секунду-другую взгляд его блуждал, но потом мальчик узнал брата и улыбнулся с неподдельной радостью.
- Привет,- проговорил он. Голос его звучал незнакомо и хрипло.
- Привет,- тупо ответил Боромир, не зная, что еще сказать - спросить о самочувствии? Сразу начать извиняться?..
- Хорошо, что ты пришел,- Фарамир устало моргнул,- я хотел тебя позвать, но не хотел, чтобы тебя разбудили.
- Ничего, - отмахнулся Боромир,- хоть я и испугался за тебя...
Фарамир поднял брови - так, словно ему вдруг открылась величайшая истина, и он пока не в состоянии познать ее масштаб. Но Боромира царапало желание извиниться перед братом за то, что тот заболел по его вине.
- Послушай, братик...- начал он неуверенно,- я хотел...
- Жалко, что я заболел,- перебил его Фарамир и коротко закашлялся,- когда я поправлюсь - мы поиграем в снегу еще?
- Боюсь, снег уже почти растаял,- покачал головой Боромир.
На лице Фарамира отразилось глубокое разочарование.
- Как жалко,- сказал он и с хрипом вздохнул,- это было так здорово,- мальчик улыбнулся, и от этого Боромир и сам не смог сдержать ответной улыбки,- спасибо тебе за вчера.
- Не за что,- совершенно искренне откликнулся Боромир.
 

[Фарамир 150]

Эпизод Еще Один. Учитель.

 

Временами он мог сидеть молча и почти совершенно неподвижно, наблюдая за тем, как наставник неторопливо переворачивает одну за другой страницы очередной книги – большой и пыльной. Для Фарамира даже в этом простом действии таилось настоящее волшебство.

Он слышал множество разных слухов про Митрандира. Половина из них была слишком невероятной, чтобы хотя бы походить на правду. Вторая половина – слишком враждебной, чтобы захотелось в нее поверить. И с самого первого дня знакомства Фарамир решил – не верить в этом вопросе никому, кроме самого себя.

Митрандир в столице был нечастым гостем. Он приезжал обычно всего на пару дней, и большую часть времени проводил в кабинете отца или в библиотеке. Отец после разговоров с гостем обычно становился еще мрачней, чем обычно, и в такие минуты Фарамир старался не попадаться ему на глаза. И не было способа лучше избежать случайной встречи с ним, чем увязаться за Митрандиром. Гость никогда не возражал против общества мальчика. Иногда, правда, Фарамиру начинало казаться, что он и вовсе не замечает его присутствия. Обращался к нему маг очень редко – чаще молчал или бормотал что-то себе под нос. Шаги у него были широкие и быстрые – Фарамиру приходилось почти бежать следом, чтобы не отставать. Он пытался прислушиваться к тому, о чем старик говорил сам с собой, но чаще всего слова были ему совершенно незнакомы.

Если Фарамир отваживался о чем-то спросить, Митрандир всякий раз улыбался ему – и от уголков его пронзительных голубых глаз разбегались глубокие морщины, а обычно отстраненное, словно неземное лицо, становилось добродушным и простым. Отвечал маг всегда охотно, хотя обычно – загадками, и от его разъяснений все становилось еще запутанней. Но это тоже была своего рода игра. Фарамир, получив такой вот запутанный ответ на свой вопрос, с энтузиазмом брался за эту задачу, и когда в конце концов раскладывал все по своим местам, Митрандир едва заметно кивал и снова улыбался – и за эту улыбку мальчик готов был разгадать еще сотню таких же словесных загадок.

Боромир посмеивался над этими его занятиями. Он искренне полагал, что ничему путному заезжий фокусник научить не может, на что Фарамир замечал, что будь Митрандир простым заезжим фокусником, стал бы отец проводить за разговорами с ним столько времени. Брату с этим спорить было сложно, но он все равно продолжал считать, что более бесполезного дела, чем целый день торчать в пыльном библиотечном зале, придумать было сложно. Фарамир с ним никогда не спорил. Но со временем, по мере того, как прочитанных им книг становилось все больше, он начал пытаться и Боромира приобщить к тому, что узнал. Митрандир никогда не советовал ему напрямую, что именно почитать. Он брал книгу или свиток с полки, казалось, наугад. Фарамир обычно садился рядом и некоторое время робко заглядывал магу под руку, скользя взглядом по строчкам вместе с ним. Мальчик старался читать быстрее, боясь, что старик перелистнет страницу на самом интересном месте, хоть и замечал иногда, что тот замирает ненадолго, отрывая взгляд от последней строки, чтобы дать ему закончить. Потом, когда Митрандир уезжал, Фарамир возвращался в зал библиотеки, брал тот же фолиант и дочитывал его до конца. Со временем он и сам научился ориентироваться в бесконечном лабиринте полок и находить то, что было ему особенно интересно. Боромир все эти драгоценные осколки мирового знания называл «пыльным хламом» и начинал откровенно зевать, если Фарамир пытался рассказывать ему о правлении королей древности или о сказаниях об иных берегах. Единственное, что вызывало у брата какой-никакой интерес, были истории о былых сражениях. Хотя и их он лишь пробегал глазами, чтобы в конце заявить «А я бы поступил иначе!» Поначалу Фарамир очень переживал, что брату совершенно неинтересно то, что интересно ему самому. С самого детства так повелось, что Боромир обучал его всему, что знал и любил делать сам, и Фарамир преданно следовал за ним, искренне и с восторгом погружаясь в каждую новую игру, в каждое новое знание. И вот теперь выходило, что сам он научить брата тому, что успел полюбить, был не в состоянии. Это расстраивало и обижало мальчика настолько, что однажды он отважился даже поделиться своей тревогой с Митрандиром.

- Боромир из тех юношей, кто никогда не пожинает плоды, но всегда собирает клады,- ответил маг, едва оторвавшись от очередной книги, и Фарамиру не понадобилось много времени, чтобы понять, что он имеет в виду. Боромир любил до всего доходить самостоятельно – учить, а не учиться, дарить и щедро делиться, а не становиться соучастником. И мальчик решил не спорить с этой частью его натуры – в конечном счете, всегда оставался шанс, что Боромир, чуть погодя, обнаружит этот клад сам.

В один из своих визитов Митрандир сам застал Фарамира в библиотеке за чтением свитка, описывающего падение Нуменора. Мальчик даже не сразу заметил его приход – он был полностью поглощен историей. Он словно сам был там, стоял посреди жестокой бури, мечущихся людей, словно сам слышал леденящий душу смех того, кто обрек прекрасный остров на гибель, словно сам с замиранием сердца озирался, в надежде увидеть спасительный корабль, который унесет его от обреченных берегов, и не находил его.

Митрандир простоял молча несколько минут, пока Фарамир не почувствовал на себе его взгляд. Мальчик поднял голову. Он догадывался, что, если попробует заговорить, голос его непременно сорвется от волнения. Все его тело дрожало так, будто он правда вымок в порывистом штормовом ветре. Митрандир возвышался над ним, не сводя с Фарамира пристального взора, и в нем мальчику почудилась странная тень, которой прежде он не замечал. Маг, казалось, застал его за чем-то недопустимым, словно Фарамир проник в запертую сокровищницу, и теперь краденное золото оттягивало ему карманы.

Он попытался встать из-за стола, но ноги подвели его.

- Ты знал эту историю? – это был первый вопрос, который Митрандир задал ему за все время их знакомства. Фарамир неопределенно качнул головой.

- Только в общем,- ответил он, голос его и правда звучал придушенно тихо и предательски дрожал,- я всегда знал, что мы потомки тех, кто тогда сумел спастись. Король Элендил и два его сына вывезли из погибшего Нуменора ветвь Нимлота, выкрав ее из-под носа Врага.

- Верно,- кивнул Митрандир,- а знаешь ли ты, что стало с Ар-Фаразоном, последним королем Нуменора?

- Он погиб? – неуверенно предположил Фарамир – до конца рукописи он еще не дошел, но уже было понятно, что добром все не кончится.

- Думаю, он хотел бы погибнуть,- Митрандир подошел к столу ближе и навис над мальчиком, заглядывая ему через плечо,- на самом деле он был погребен заживо в Пещерах забвения у восточных стен Пелори, где и поныне взывает к тому, кто стал его проклятьем. Ар-Фаразон достиг благословенных земель Валинора, чтобы завоевать себе бессмертие. И он получил его. Забавно, не правда ли? – Фарамиру показалось, что Митрандир утопил в пушистой белой бороде усмешку.

- Нет,- сердито мотнул головой мальчик,- это вообще-то очень жестоко. Он был слеп и тщеславен, но никто не заслуживает подобного наказания без права на искупление вины.

Митрандир смотрел на него долго и пристально –Фарамиру даже стало неловко за произнесенные сгоряча слова, но глаз он не отвел. Взгляд волшебника потеплел, и улыбка тронула тонкие сухие губы.

- У тебя правильное сердце, мой мальчик,- сказал Митрандир тихо,- это великий дар.

С того самого дня Митрандир словно по-настоящему заметил Фарамира, сумел хорошенько разглядеть – теперь мальчик больше не читал из-за плеча волшебника, и большую часть времени они проводили в беседах. Поначалу говорил в основном Митрандир. Он был неспешным рассказчиком,  снова и снова вворачивал в свои слова загадки для Фарамира. Маг поведал мальчику о былых эпохах. О том, как появились эльфы и люди. О том, как брат ополчился на брата и о семенах зла, посеянных изначальным Врагом. Он рассказывал о скрытых эльфийских королевствах и о странниках, ищущих свой дом. О мужестве и стойкости, о предательстве и кровавых распрях. Об ошибках и умыслах. О прекрасных девах и отважных воинах. О том, как свободные народы думали, что победили зло, и том, как оно раз за разом возрождалось к жизни.

- Но теперь оно уничтожено? – спросил Фарамир как-то раз, когда Митрандир на мгновение задумался, замолчав. Маг посмотрел на него, будто не узнавая, потом медленно покачал головой.

- Увы, дружок, даже мудрейшие не защищены от тьмы,- ответил он ровно,- порой, думая, что совершаем благо, мы творим еще большее зло.

- Как же так? – Фарамир смотрел на волшебника во все глаза – так, словно тот вдруг превратился в огромного дракона,- ведь они на то и мудрейшие…

- Есть две главные ошибки, которые уводят от истинной мудрости,- ответил Митрандир,- подходить слишком близко и уходить слишком далеко. Те, кто видят лишь одну часть картины, потому что стоят вплотную к ней, не могут разглядеть ее во всех деталях. Тот же, кто сидит слишком высоко и смотрит за горизонты, не видит того, что происходит у него под носом.

- А ты? – осторожно спросил Фарамир, и Митрандир добродушно рассмеялся.

- А что я, мой мальчик? – спросил он,- я путник, который много где был и много что выдел, но для некоторых вещей мои глаза слепы. Ты же – совсем другое дело.

- Я? – растерянно переспросил Фарамир.

Митрандир ответил ему лишь еще одним долгим взглядом, и мальчик знал, что переспрашивать было совершенно бесполезно.

Однажды во время очередной тихой беседы, когда Митрандир в кои-то веки не просто рассказывал, а щедро отвечал на вопросы мальчика, произошло неожиданное событие.

Они вышли из-под темных сводов библиотеки в прохладу весеннего дня. Во внутреннем дворе небольшую резную беседку уже увивали нежно-зеленые побеги плюща, еще слишком тонкие, чтобы создавать настоящую тень. Митрандир шел по дорожке неспешно, казалось, почти не касаясь земли, и Фарамир старался вышагивать рядом с ним также степенно. Подмышкой он сжимал толстый тяжелый том, который хранитель библиотеки милостиво позволил забрать с собой – почитать на свежем воздухе. Сейчас фолиант очень мешал идти с величественной грацией, и Фарамир то и дело поправлял его, чтобы он не выскальзывал. У самой беседки Митрандир остановился и, прищурившись, поднял глаза к чистому небу. Время перевалило за полдень, и солнце стояло высоко, освещая весь внутренний двор.

- Слишком хороший день для этого,- пробормотал Митрандир – впервые с тех пор, как состоялся их первый настоящий разговор, он снова говорил сам с собой, словно вовсе забыл о присутствии мальчика. Тот удивленно посмотрел на наставника, но тот уже глядел куда-то в сторону.

По ровной дорожке прямо к ним, но глядя куда угодно, только не на них, шел Наместник. В отличие от Митрандира, его походка была порывистой и быстрой, как всегда. Он словно куда-то спешил, едва ли разбирая знакомый путь.

Поравнявшись с Митрандиром и Фарамиром, Денетор остановился, будто в стену уперся. Он одарил гостя холодным взглядом, а сына, кажется, и вовсе не заметил.

- Я думал, ты уже уехал,- сообщил он сухо.

- Как видишь, уважаемый наместник, я решил задержаться, если ты не против,- ответил Митрандир с приятной улыбкой. Наместник сдвинул брови и поджал губы.

- Ты мой гость,- процедил он, и тут наконец-то взор его обратился на Фарамира. Мальчик вдруг ощутил необоримое, возмутительное и постыдное желание спрятаться за спиной у волшебника – таким тяжелым был взгляд отца. – тебе не нужно тренироваться вместе с братом? – осведомился Денетор. Фарамир открыл было рот, чтобы сказать, что Боромир тренируется сейчас на боевом оружии, а ему, одиннадцатилетнему, его брать пока не положено, но в горле пересохло, и мальчик не смог выдавить ни звука.

- Юный Фарамир согласился составить мне компанию,- ответил вместо него Митрандир. – он очень талантливый молодой человек.

Денетор едва слышно хмыкнул, как Фарамиру показалось – презрительно и недоверчиво.

- Он слишком тебе досаждает, когда мог бы заняться чем-то полезным,- проговорил наместник, и по тону его было понятно, что на самом деле он хотел сказать нечто совсем иное.

- Может, Фарамиру от разговоров со мной пользы и немного,- беззаботно откликнулся Митрандир,- но мне эти беседы точно приносят пользу. Приятно наконец разговаривать с тем, кто тебя слушает и слышит.

- Слишком юные уши к мудрости бывают глухи,- Денетор чуть вскинул голову и скрестил руки на груди,- зато слишком хорошо слышат злокозненные шепоты.

- Пока мальчик со мной, я позабочусь, чтобы ни злокозненные шепоты, ни злые слова не долетали до его ушей,- Митрандир опустил взгляд на Фарамира, и тот мог бы поклясться, что мимолетно подмигнул ему.

Денетор снова перевел взгляд с одного на другого, губы его искривила смутная улыбка.

- Что ж, будем надеяться, он не разучится прислушиваться к тому, что должно услышать,- наместник быстро кивнул Митрандиру и, не посмотрев больше на Фарамира, зашагал прочь.

Мальчик, прижимая фолиант к груди, глянул отцу вслед, борясь с нахлынувшим вдруг желанием догнать его и извиниться – непонятно за что. Но тяжелая теплая рука Митрандира легла ему на плечо.

- Некоторым бывает сложно отдавать то, чем они не владеют, тем, кто этого у них не забирает,- произнес маг очень тихо, и Фарамир, провожая отца взглядом, уже начал подбирать ключи к этому новому замку.