"Союз меча и орала". [Флешбэк; Зима 3019 г., Королество беорнингов]

[Эомер 335]

Начало беседы

Участники: Милдред, Эомер.

[Мёдвейг 455]

Милдред была бледна - но выглядела неплохо для умирающей. Сложенные на покрывале руки, поворот головы - свет от жаровни подсвечивал вполне себе западный профиль, а бледность из-за потери крови скрадывала смуглую кожу - чем не дева Гондора? В ней чувствовалась и бурлила кровь эдайн.

И молчала Вождь долго, а потом обронила несколько слов - как будто не знала о чем говорить.

 

- Побеждая в поединке - врага убивают. Смешно, что ты этого не знаешь, Эомер. Смешно что ты посчитал меня только лишь девкой неразумной, до того считая ядовитой змеей.

 

Повернула голову - в уголках глаз таились слезы, горькая складка пролегла по лбу - а костяшки пальцев побелели, так сильно она стискивала покрывало - сто бы не закричать, не рассыпаться в гневном отчаянии, суметь говорить.

 

- Я должна убить твоего брата. Который оставил меня, выторговав второй шанс. Жрицы любви и то стоят дороже чем он оценил меня.  Передай ему, северный воин... нет, не нужно. Не нужно говорить ему что однажды - ядом ему вино обернется, и в том лишь он повинен. Нет, не думай - не моей рукой тот яд будет подсыпан, и не рукой моего народа - если мир обречет нас сражаться, я брошу его на землю и не заверну в ковер, пустив по нему своего коня - пусть небо видит его позор и кровь.

 

Тут бы гневу звучать, очаянью, ревности - но голос пуст, и звучит словно из транса - у Милдред мертвые глаза, слишком женские, слишком настоящие, смотрящие слишком глубоко. Смерть Тургэна была горше, ложная смерть Дамира - она не думала что когда-то сможет посмотреть на мир вокруг, где не насмешничает её любимый старший брат, где не сверкает тысячью золотых солнц её богорожденный младший...

Здесь просто - мелькнули и пропали детские следы на траве, смех в деревянных чертогах, служанка убирающая волосы под прическу иной земли. Просто треснула нить и оборвалась - другая жизнь о которой мечтала не Вождь - одуряюще одинокая женщина.

 

- Но поведу я разговор о мире. Горько - я знать не хочу зеленых знамен, но мы немного меньшее, чем люди, имеющие право засунуть голову в песок.

[Эомер 335]

Эомер проводил взглядом покинувших шатёр вастаков и сцепил руки за спиной. Они остались вдвоём, Маршал из Рохана и Вождь из Руна. Напряжение, вопреки ожиданиям мужчины, не спало. Рохиррим невольно напрягся, стиснул кулаки, ежесекундно ожидая брошенного в грудь ножа или какого-нибудь молодчика с саблей наголо. "Вот за той стеной, например, точно кто-то стоит. Или это свет так падает?" Эадиг мотнул головой, прогоняя наваждение, и посмотрел на Милдред. Слухи и россказни о подлости восточан не выходили из головы.

 

— Побеждая в поединке - врага убивают. Смешно, что ты этого не знаешь, Эомер. Смешно что ты посчитал меня только лишь девкой неразумной, до того считая ядовитой змеей.

 

Маршал моргнул. Он ожидал этих слов, ждал чего-то подобного... но не такой интонации. Речь девушки была пропитана горечью и досадой. Эомер замер, не зная, что ответить. Жаровня вспыхнула, освещая неровным светом профиль вождя. Милдред была бледна, бледна настолько, что загорелая кожа восточанки стала напоминать чуть ли не фарфоровый оттенок кожи знатных дев Гондора. "И не только Гондора..." — мелькнула в голове непонятная мысль. Милдред в неровном свете жаровен, окружённая полумраком шатра и с выбеленным от боли лицом отчаянно напоминала ему кого-то. Мужчина на секунду удивился этой неожиданной мысли, но развить её не успел.  Пока Эадиг безуспешно пытался найти подходящие слова, вастачка продолжила говорить. Тихо, но уверенно. Правда, что-то было в этом голосе... Эомер понял, что никогда ещё не слышал, чтобы Вождь говорила так, как сейчас. Обычно слова из её уст были либо обжигающими, как ветер в пустыне, либо ядовитыми, словно укус змеи, но сейчас её голос звучал на удивление просто, а глаза, что обычно стреляли почище эльфийских луков, глядели слишком по-женски. Рохиррим почувствовал, как его пробирает дрожь от услышанного, от произнесённого этой девушкой, что была совсем не похожа на ту Милдред, что Эомер знал прежде.

 

— Спасибо... за искренность, — Маршал помолчал. Он ждал и этих слов, но не совершенно не знал, как на них отвечать, и поступил, как всегда. Сказал правду. — Я отвечу тебе тем же. Я понимаю твои чувства по поводу Теодреда, но и ты меня пойми. Брат он мне. И пока я жив и буду рядом, я не допущу его смерти. Так поступил бы и он... так он и поступил прошлым вечером, — Эадиг сглотнул. В горле дико пересыхало, говорить было тяжело.

 

— И опять же, буду искренен. Поверь мне, Милдред. Я равно как и ты, не желаю видеть ваших знамён. Но... грядёт тяжелое время. И ты права, мы не можем просто отвернуться, спрятаться у себя дома, ожидая, пока лихо минует. Я знаю вас недолго, тебя, твоё племя... Фэнэка, Зафара, Дамира. Не думай, что моя ненависть — я буду называть вещи своими именами, — к вашему народу изменилась. Ничто не может испариться в мгновение ока, тем более такое сильное чувство. Но после этих двух недель, после этой поездки в эльфийский лес, я уже не уверен насчёт вашего народа. Да, у вас совершенно другая культура, вы мыслите и действуете совершенно иначе, чем мыслил и действовал бы я, но вы всё такие же люди. Люди, способные любить, радоваться, горевать. Так отчего мы должны быть порознь? — Эомер на секунду замер, понимая, до чего он договорился. "Маршал, проснись! Что ты несёшь?" — прозвенел внутренний голос. Мужчина, к собственному удивлению, не обратил на него внимания. Маршал поднял голову и посмотрел прямо в глаза девушке, — Я не говорю, что нам следует породниться, строить свои дома рядом и всё такое прочее, вовсе нет. Но есть ли нам нужда воевать? Враждовать? Грызть друг другу глотки? О, не будь над всеми нами такой глобальной проблемы, как сейчас, думаю, мы бы оба с упоением предались этому славному занятию. Но наша грызня меркнет перед тем, что надвигается на нас, — Эомер помрачнел. Ему вспомнилась Эовин и её слова про Тьму. "Ох не врёт сестрёнка, ох не обманывает её предчувствие," — осознал с внезапной ясностью рохиррим.

 

— Я не знаю, могу ли я обещать тебе мир от лица всего Рохана. Но как Маршал я могу заключить с тобой... перемирие. Да, думаю, это будет более точным словом. Но всё же, — Эадиг внезапно стушевался. Он распалился и из простого ответа выкатил целую речь, вероятно, весьма невежливо перебив девушку, — Извини меня, Вождь, за мой пыл. Что ж, моё мнение ты услышала. Что же хотела предложить ты мне?

[Мёдвейг 455]

Она глухо, хрипло рассмеялась. Смех рассыпался горстью пепла выжженного города - так давно выжженного, построечного той, что носила это имя до неё. Той, что под черными знаменами стояла, смеялась по-иному, возносила молитвы сплетениями слов, всю себя дарила Тьме, и Тьма отвечала ей. По-настоящему, а не так, как в храмах Умбара сейчас.

 

Та, другая, своими глазами лицезрела Величайшее Зло этого мира - и любила его более всего остального. Закладывая камни выжженного уже города, она посвящала его Тьме. И вот, её потомок лежит в шатре среди коневодов совершенно иного склада, потому что город тот был сожжен давно, а память имеет свойство стираться даже через десятилетия - а прошло куда больше, и тот Бог, во имя которого строили и жгли город знамени золотого орла давно уже мертв и равнодушен. И звать его нет смысла.

 

- Я думала о союзе, роххирим. Думала - но сердцем, а не головой. Женщина глупа, пока ей не разобьют сердце - твой брат с этим справился. Нет. Я не прокляну его - он давно проклят и без меня. А вражда... Что она значит? Да, есть враги. Да, твой народ убивали - быть может, даже мой гордый отец - но это не значит ничего. Память имеет свойство стираться. Смешно - но я уже союзник эльфов, и давно не желаю владычества Темного. Мое племя никогда его не хотело - нельзя мечтать о рабстве, родившись вольными.

 

Той, другой, скормить ложь о свободе было проще - времена были иными, и Великие ходили по земле, а не сияли Оком над миром. Та, другая, обладала верой, завещанной её народу. Эта Милдред несла в себе завещание - но времена уже иные, а Саурон теперь не просто тень - он Владыка, и желает подчинить своей руке. Некоторых коней даже вастаки отпускали - раз нельзя подчинить, так пусть живут. А уж на золотого орла накидывать узду и ждать покорности и вовсе глупо - для него есть лишь небо.

 

- Не было бы грызни. Я не бросаю своих людей в кровавую месть за кровавую месть, произошедшую из кровавой мести. Да, есть место, которое я желаю стереть с лица земли - и я совершу это. Малыми силами. Не говори что знаешь Фенека, Зафара. Не говори что знаешь меня. И более того - никогда не говори что знаешь Дамира, его лишь море знает и зовет. Но мы все будет делать то, что должно. Обрати свой взор на свои северные земли, на своих союзников. Я еще не видела ни одного племени, кроме моего, которое не искало бы больше власти и не таило в складках одежд отравленных клинков.

 

Голос её набирал силу - и женщина снова исчезала, оставляя лишь Вождя - а Вождю, даже поверженному, должно быть сильным. Бесстрашным. И мудрым, конечно же - её мудрой сделала боль.

 

- Я заключила бы союз, Маршал, да больше не верю словам твоего Ярла. Твоим - возможно - но что значит перемирие, если мы всегда можем уйти на восток так далеко, как уже темные твари не заходят?  Чтож, не нужное обещание, в обмен на не нужное обещание - если я однажды решу уйти от войны - я зову тебя и твой народ за собой. Если тебе нужно большее, чтож, вот еще одно никому не нужное обещание - я не ударю по Рохану первой.