За его спиной закрылись тяжелые створки тронного зала, а голос Повелителя все еще звучал в голове урука.
Сдохни, но верни украденное. Сдохни, но верни.
Эти слова эхом отдавались в его мозгу, словно они отпечатались в самом его сознании подобно раскаленному добела клейму.
Лархаша душила ярость. Как этот жалкий, ущербный урук, с наклонностями то ли женщины, то ли снаги, посмел украсть у него данную Повелителем карту! Он слышал о нем от других уруков, по слухам этот вор-неудачник был глуховат, кое как управлялся с глефой и за всю жизнь в Изенгарде так и не сколотил себе банду, и не был поставлен командиром хотя бы мало-мальского отряда из полудохлых орков.
Скаи ор сках! За урук бубхош глоб, пушдуг! Дуумп мат! Урук Лархаш тиб гимб! Тхрак снага шакх Шарку! Гаакх!
Голос урука эхом отразился рт стен и потолков подземелья, ковыляющий мимо мелкий орк-снага с охапкой оружия в лапах что то завопил, после чего заухал смеясь, скаля зубы и кривляясь. Лархаш зарычав бросился на насмешника, повалил на землю и, гнусно ругаясь, начал бить в его широкую морду своими пудовыми кулаками. Когда снага перестал верещать он поднялся, пару раз пнул полумертвого орка под ребра, и, раскидав по коридору оружие, притащенное орком, направился в свою пещеру, свирепо глядя на всех встречных и периодически утробно порыкивая. Добредя до своей норы, расталкивая и пихая по коридорам орков с уруками, Лархаш задернул за собой прикрывающую вход циновку. Откинув крышку дощатого короба он начал вкидывать из него части доспехов, сваливая их в кучу посредине своего жилища. Закончив сие действо он зачерпнул кружкой из ведра мутной воды, сделал несколько глотков, и вылил остатки себе на морду. После начал надевать броню, начав с наголенников и бедерных пластин. Затянув последний ремень, урук несколько раз подпрыгнул, попридержал, и остался доволен результатом, доспех нигде не давил и не натирал, что было весьма важно в преддверии долгой погони. Перемотав оставшиеся стрелы обрывком шкуры Лархаш соорудил некое подобие колчана, закрепив его на поясе, рядом с ножнами. После он сел перед потухшим очагом, достал из под служивших лежанкой тряпок небольшую долбленую боклажку с белилами, развел их в своей чашке водой, и, вымарав в них правую руку нарисовал у себя на лице белую длань, с длинными тонкими пальцами, стекающими со лба до самого подбородка, и переходящими на шею.
Забросив за спину мешок с пожитками он возможно в последний раз глянул на свою берлогу, в которой не единожды приходилось ему оклемываться после попоек, или драк, в которой он взял не одну орчиху, и выпил не одну чашу браги. Все стены пещеры были разрисованы кривыми символами темного наречия, и простенькими рисунками, изображающими победы и значимые события из жизни урука.
Лархаш рыкнул, практически беззвучно, испытывая странное чувство сожаления, резко развернулся и побежал. Выбравшись на поверхность он не сбавляя темпа пустился прочь из кольца Изенгардских стен, в сторону Рохана, туда куда подался по слухам беглый урук. В его руках был лук, с наложенной на тетеву стрелой, и бежать он собирался пока не упадет без сил.