Албусангуис

Трандуил
Кря.
Аксель

а штраф за что все-же? не понятно. Ну опечатался человек.

Самой ей есть тоже не хотелось; вид мёртвых животных, застывших на полу, вызывал тошноту и отвращение.
- Да на здоровье... - негромко проговорила драконица; взор её был несколько рассеян, голос чуть надломлен и глух - ещё алели, разрывая атласный блеск её чешуи, рваные засечки рун на шее. Вновь слова Белого Змея заставили её задуматься. Отчего же она, преступив привычки и опасения, решилась помочь ему? Почему не прогнала прочь со своих земель? Неужто она - всегда строга и непреклонна - переменилась от вдруг задрожавшего, ослабевшего отчего-то сердца?..
Злилась снаружи вьюга, билась о скалы, изнемогая от ярости; гневный голос дрожит от ненависти. "С чего бы это?.. - отвлечённо подумала крылатая. - Ночь была так тиха..."
- После сотен лет одиночества и молчания даже такие вещи как-то быстро теряют значение... - вздохнула чёрная, качая головой и глядя, беснуется за входом в пещеру буран. Она как-то странно ссутулилась; точно бы десятилетия жизни в холодных, неприступных горах, средь серых и безразличных ко всему хребтов, внезапно навалились на её плечи, пригибая к земле. Мирра точно бы повзрослела на несколько тысячелетий: не молодая и порывистая, горячащаяся и вспыхивающая неугомонностью и жаждой приключений драконица, но взрослая и...уставшая от пустоты горного эха наследница Севера, чья корона - тяжела и шипаста, сидела пред Албусангуисом средь размашистых багряных росчерков. Очи её потускнели. Она медленно подняла взор на дракона.
Перед ней сейчас, быть может, один из тех последних, в чьих жилах ровно пульсирует кровь гордого драконьего племени - чернила цвета умирающего дня, что написали историю их на камне, - так отчего же не испытывает она радости? В какой-то момент Мирра ощутила, как кусище льда заменил ей сердце, вморозившись в грудно клеть обжигающим, физически тяжёлым холодом.
Но новая мысль - такая, казалось бы, очевидная; почему она не задумывалась об этом раньше?.. - посетила драконицу, и та чуть расправила плечи, поднимая голову.
  - Но как... - в её глазах - непонимание и вопрос, - ...как ты смог отыскать меня средь этих снегов? В Северных горах десятки вершин, сотни пещер... Откуда ты знал, где искать?
Повинуясь некоему импульсу, она поднялась. Плеть хвоста вопросительно изогнута, вся она, напряжённая, подалась вперёд; вновь вернулись к ней гибкость и грациозность юности, вновь взор её ясен и чист - точно и не сидела она, сгорбившись, под тяжестью собственного одиночества.

Gandalf
Вот в обе... *оскалил клыки и предупредительно покачал головой*

Ох, мой внутренний перфекционист ликует - 50 "Уважение" и 25 "Позитив".

Кейдж нёсся по улицам городишка, обходя места особого скопления народа, ибо знал улочки. Орк, хоть явно этим и не занимался не особо отставал, а это значит, что завтра (да и в эту ночь) у лекарей кошельки хорошо пополнятся золотыми монетами.
Подбегая к воротам Кейдж увидел своих бывших коллег, что характерно, их штаны были явно отяжелены дополнительным грузом ответственности, что вызвало у Кейджа весьма кровожадную ухмылку. Как раз в этот момент скакун Фернандо снёс стойку с доспехами. Кейдж не стал терять времени даром и подлетел к стойке, попутно проорав гарнизону: "Что зенки разлупили? А ну быстро сменить бельё! На вас смотреть больно, обкакиши недоделанные, сами знаете, что после карнавала всегда инспекция из форта приезжает, хотите её встречать в обгаженных шмотках?!!!" Естественно бравые солдаты, побросав оружие убежали переодеваться: перспектива встречать фортовых в обгаженых штанах нравилась им куда меньше, чем остаться в них, но хоть как-то регулировать порядок.
Кейдж лишь усмехнулся этим простофилям: к стойке с доспехами с задней стороны был прикреплён внушительный мешочек "пожертвований" гарнизону на воротах, то есть взяток, который, как обычно, к концу дня был практически полон, ибо почти каждый входивший, будь то даже честный человек предпочитал дат монету, нежели торчать у ворот с целью "проверки" неопределённое количество времени.
"Вот идиоты", - весело подумал Кейдж, пряча мешок в свою суму и прихватывая копьё: удобный посох при ходьбе никогда не помешает, особенно если им можно ещё и убить, в случае чего.
После этого Кейдж припустил из города, с лёгким сердцем и чистой совестью.
Добрался к опушке он в одно время с орком и болтавшимся у того на плече магом и, прежде чем кто-то из них успел что-то сказать, Фернандо начал разливаться в словесных изречениях, извинениях и прочей лобудени, которую надо говорить, чтобы остудить пыл. А орка и мага остужать надо было точно. И, если с орком дела обстояли хуже, то на счёт мага Кейдж был спокоен: всем смертникам, чтобы подобные товарищи не доставляли им особых хлопот выдавали сыворотку "Антимагин", а так же втирали мазь "Маговпосылин", в следствие чего на них не действовало никакое магическое воздействие, во всяком случае негативное. Было достаточно одно процедуры, чтобы невосприимчивость оставалсь на всю жизнь. Но, то был Кейдж, а, так как маг мог воздействовать на других, то надо было решить проблему на месте, а для этого у Кейджа был припасён способ, который неоднократно спасал ему жизнь, сначала в исполнении Капитана, а потом и в его.
Кейдж подошёл к орку: "Уважаемый орк, меня зовут Кейдж и, чтобы наш разговор протекал в наиболее мирном ключе, я должен провести небольшую манипуляцию с вашим грузом". После этих слов, Кейдж спокойно проговорил: "Nonus Procatus!". "Теперь наш товарищ, который, а я в этом слабо сомневаюсь, маг, в ближайший час, которого, как я думаю, нам всем хватит, чтобы решит возникшие проблемы, а затем продолжить путешествие, не сможет досадить нам проблемами в виде внезапного применения уличной магии или чего похуже", - на этих словах Кейдж достал из сумы трофейную сигару и спички, после чего прикурил, выдохнул дым и продолжил: "Я так понимаю, что у двух наших спутников вопросы к твоему коню, Фернандо, и я всё больше уверяюсь, что этот конь, которого я чуть было не принял за мерина, ещё и говорить умеет. Так что, если я прав, все вопросы можно будет задать непосредственно ему. И лучше это сделать по очереди. Хотя я бы, на вашем месте, принял предложение достопочтенного Фернандо, и все вопросы мы бы уже разрешили в дружеской беседе".
Изображение Кейджа. Смотрим на лицо, а не науниформу

- В смысле? Мне что, нужно назад идти к тому полоумному клыкастику? Ты ведь шутишь? - с надеждой в голосе спросил Фауст, повернув голову назад и умоляюще посмотрев на своего всадника, но Фернандо был твёрд, как крем. Или кремень - конь путал некоторые слова за ненадобностью тех в своём лексиконе. Обречённо вздохнув и повернувшись в сторону трактира, жеребец лёгким галопом поскакал назад с видом идущего на казнь, стараясь не смотреть на орка. К счастью, Эль Водке не потребовалось останавливаться перед группой, состоящей больше чем на половину из конененавистников, от чего Фауст припустил и пронёсся мимо тех на всей скорости, однако его всадник успел отдать тем нужные наставления по встрече.
- Очень надеюсь, что зелёный не попрётся за нами... - не поворачивая головы, предположил Фауст, несясь прямо на какую-то группу размалёванных людей, которые не услышали крик его друга с требованием свалить с дороги. Что ж, белый всегда любил врезаться в скопища человечков, аки топор в масло. Пригнув голову и встретив первого попавшегося лбом, конь расплылся в довольной улыбке от шумного выдоха его цели, которой Фауст от души приложился головой в грудь. Разметая всех остальных при помощи своей головы, действуя ей на подобии увесистого молота, Фауст всё же вырвался из толпы и на мгновение остановившись, оглянулся назад. Вид лежащих вповалочку тел был прекрасен, но показавшийся чуть дальше детина-орк с тем самым магом на плече, разом испортили всё удовольствие.
- Чёрт, Фернандо, он же меня на отбивную пустит! - пожаловался конь и недовольно покосился на Эль Водку. Нет, конь мог за себя постоять, но вот было бы это удачно против такого противника - спорный вопрос. Покачав головой, Фауст взбрыкнул и громко заржав, припустил к выходу из этого захудалого городишки к виднеющемуся вдали бору, но тут его внимание привлекла повозка с мешками, набитыми... нюх никогда не подводил своего владельца - пузатые мешки были ни с чем иным, как с яблоками. Наплевав на опасность, настигающую его сзади, Фауст немного сменив траекторию бега, помчался прямиком к телеге.
- Я тут подумал, что время подкрепиться. Ну, не именно сейчас, а попозже. - словно оправдываясь, бросил через плечо конь своему наезднику и быстро выбрав мешок побольше, ухватился за него зубами и задрав голову вместе с мешком в зубах - благо, мощи Фаусту было не занимать, повернулся и продолжил прерванное путешествие в сторону леса.
- Т го ж птом рзвжшь? - пробубнел конь, не размыкая челюсти, от чего можно было лишь уповать на сообразительность его друга. У белого всегда возникали проблемы с завязками на мешках и прочих штуках, от чего они занимали почётное второе место после магов в списке ненависти Фауста. Ноша довольно таки мешала быстро бежать, от чего конь перешёл на лёгкий галоп, предвкушая сытный ужин и стараясь не думать о орке. Уж если что - он ему просто так не дастся и постарается сломать пару-тройку костей.
P.S. Раз пошла такая петрушка по изображениям, то я тогда тоже выложу для наглядности.
P.S.S. Решил сильно не заморачиваться...

Дамрод
Да, типа того... *надевает платочек на шею* Болеете чем-нибудь, мой друг?

Не успел Фауст с Фернандо отойти на какое-либо приличное расстояние от таверны, с удовольствием слушая, как из последней доносятся воинственные крики, смачные удары и звук опадающих на пол вырубленных тел. Уж никак конь не ожидал, что станет мишенью для метаний файерболов, от чего резкая боль в области крупа заставила белого чуть ли не взвизгнуть и в один прыжок поменять своё направление в противоположную сторону. "Проклятый маг-недомерок решил поиграть со смертью?!" - скривившись в яростной гримасе, подумал Фауст, встретившись с тем взглядом, но тут вдруг выбежавший из таверны Кейдж, видимо, восприняв обвинительные речи щуплого франта в свой адрес, тут же наехал на него с претензиями. Фаусту было это безразлично - он лично хотел вмазать обидчику с разворота в череп, чтобы услышать хруст ломающихся костей. Запах собственного поджаренного зада одурманивающе действовал на коня и он чуть ли не побежал назад к кабаку, не сказав Эль Водке ни слова, но тут из таверны появился ещё один персонаж, которого Фауст видеть совершенно не желал - тот самый орк, которому он случайно выбил оружие из рук. И, не нужно было быть королевским архимагом, дабы понять, что он вышел по его душу - обещание накормить его своей же печенью не давало в этом усомниться. Так же резко повернув назад, как минуту до этого, конь галопом пустился бежать за своим другом, стараясь не оглядываться назад.
- Фернандо, валим отсюда, я не хочу становиться колбасой! - истошно завопил конь на всю улицу, нагнав своего спутника и остановившись перед ним, предлагая сесть на себя, - Ты ведь знаешь, у меня на печень аллергия, так что давай быстрей!

С днём варенья от крылатых рептилий!

Мирра смущённо сжала когти и медленно поставила лапу на холодный пол. Людские замашки... Драконица неуверенно повела плечами - точно птенец, боясь расправить неокрепшие крылышки. Она не считала жест этот человечьей привычкой; что же с того, что двуножки повалились здороваться подобным образом? Однако же следующие слова змея отчасти успокоили её, и выражение встревоженности исчезло из её блестящих месяцем очей, черты смягчились: не так резко проступают тени, очерчивая линии скул и висков, улыбка стала спокойней.
- Не думаю, - после некоторых раздумий ответила чёрная на отчасти риторический вопрос змея; ей он показался в известной степени важным. Но она, однако же, недолго была им увлечена; мысли её были заняты другим.
Так необычно и странно было для неё принимать в своём доме гостей!.. Это как-то совсем не...так, совсем не так, как привыкли держаться друг с другом драконы... И этот совершенно несуразный и даже в какой-то мере неправильный для крылатого змея поступок, самая мысль эта делали Мирру радостной и...живой; она явственно чувствовала, как легко и светло делается у неё внутри, как скорым перестуком, взволнованным и возбуждённым от какого-то нового предвкушения, откликается её мыслям сердце.
- Да ты, верно, голоден... - пробормотала чёрная; во взгляде её вновь всполохами пробуждающегося от зимы солнца обозначилась тревога. - Я, признаться, об этом и не думала вовсе... Но ты же, в каком-то смысле, мой гость... - взгляд её вновь скользнул на пролитую ночью кровь, но она быстро отвела глаза; затем крылатая снова обратила взор к дракону. - У меня есть кой-какие съестные запасы на всякие непредвиденные случаи; похоже, один из таких моментов как раз наступил... - она рассеянно улыбнулась, пожимая плечами. - Ты это...подожди немного, я сейчас.
Драконица, каждый раз едва слышно болезненно охая и склоняя голову, когда ей приходилось обходить испещрившие камень прожилками мрамора дорожки крови, прошла в один из дальних коридоров, и силуэт её, тонкий и изящный, тенью растаял в темноте, сливаясь с ней в единый подвижный, оживший полуобразами и иллюзиями мрак. Мирра двигалась быстро и неслышно; вскоре она достигла небольшого каменного закутка позади своей сокровищницы - ах, как противело ей сейчас это золото, в дань чьему фальшивому блеску она, слепа от ненависти и алчности, едва не принесла жизнь своего кровного брата! - и, принюхиваясь, развернулась в тесной пещере. В углу её в аккуратной кучке лежали окоченелые тела горных козлов; порядка дюжины животных составляли "скромные" закрома драконицы. Она, чуть пораздумав, взвалила себе на спину весь запас еды и, придерживая туши крыльями, осторожно пошла обратно, раздумывая о своём госте; лунный свет, серебро, кованное ночью...
Сердце пропустило удар, на миг обрывая ровный бег. Серебро. Злато. Оброненные капли крови рубинов. Жар поднялся в её груди, замутил голову. Мирра порывисто бросилась назад, в сокровищницу, с досадою сбрасывая мешающиея тела копытных. Но нет же; вот оно, её золото, лежит, играются последние звёзды да пляшут, вспыхивая сребром, по россыпям самоцветов, и одна только тьма покойно спит, сторожа её богатства. Глупо. Глупо и так...
"...по-драконьи, Мирра".
Чёрная подобрала тела копытных, жмурясь и качая головой; её грудную клеть точно бы окатили ледяной водой изнутри; сердце робело биться. Как, как она допустила подобную мысль?.. Коря и журя себя аки истинную обманщицу, она, подавленная, медленно шла обратно. Сожаление исказило её черты: пристыженная и опечаленная, она, вымученно хмурящаяся и кривящая пасть, боялась показаться строгой матери своей, ночи; некоторое время она стояла средь темноты, собираясь с мыслями.
Через несколько мгновений она - всё та же собранная и уверенная в себе дочерь мрака - вновь показалась пред Белым Змеем. Ничто в ней не выдавало недавних истязаний душевных: только улыбка стала чуть задумчивей, да шаг тише и плавней.

А не слишком ли он самокритично к себе отнёсся? Да, забрался в чужое логово, чтобы нажиться золотишком. Да, отнёсся к хозяйке этого самого золотишка, как к пустому месту. Да, хотел её убить, в конце концов. А как ему ещё себя вести, дабы достичь своей мечты? Из мимолётных умозаключений дракона вывело выражение морды Мирры - она улыбалась. Именно улыбалась, а не злорадно скалилась, как показалось бы двуногим, вполне доброжелательно и без какой-то задней мысли, от чего Албусангуису вновь стало слегка стыдно за свои крайние думы. Попытавшись перевалиться с бока на брюхо, дракон вдруг вспомнил, что означало неприятное жжение на его боку и шее - глубокие порезы, из-за которых, видимо, он и проиграл бой, потеряв большое количество крови и, в итоге, отключившись. Всё же с осторожностью переложив лапы поудобнее, белый подал всё тело в сторону и улёгся на брюхо почти без болезненных ощущений. Раны уже принялись затягиваться, от чего новые потоки крови не спешили литься из потревоженных движениями кровавых рубцов, но Албусангуис всё равно был слишком слаб, чтобы встать на лапы, поэтому он решил с этим повременить. Положив голову на камень, каждый кровавый след на котором он уже тщательно изучил, дракон перевёл удивлённый взгляд на драконицу, стоило лишь той попросить прощения у него. Это ещё за что? Хотела она его убить, и что? Когда к тебе врывается кто-то с завышенной самооценкой и в мыслях уже присваивает себе твои сокровища, не мудрено иметь желание отделить такому умнику голову от тела, чтобы неповадно было. Но, видимо, Мирра, как представилась чёрная, имела на это свою точку зрения.
- Хм... - лишь произнёс дракон, покосившись на протянутую лапу чёрной и тоже улыбнулся, но с этим делом у него получилось похуже, чем у Мирры - улыбка вышла какой-то страдальческой, натянутой, - Я не буду жать твою лапу по двум причинам: во-первых, это людские замашки, во-вторых - у меня нет сил поднять хоть какую-либо свою конечность... - усмешка заиграла на морде белого, и он пожал крыльями, желая их хоть слегка приподнять и распахнуть, что, увы, не вышло, - Имя мне - Албусангуис, хозяин Серых гор. А что касается знакомства... Что ж... - дракон указал взглядом на окровавленные камни и пол и ухмыльнулся, - Думаю, мы ночью уже неплохо познакомились... Видимо, мне стоило как-то более мягко сказать, что я тоже хочу иметь такие богатства, а не так, как сделал это ночью... - всё же улыбка стала более широкой, оскалив клыки почти полностью, тем самым показывая, что он совершенно не держит зла на драконицу, а, наоборот, готов на этот повод даже пошутить, - Вдруг бы ты согласилась с моими доводами, да?

Мирра молчала. Её большие печальные глаза - что последние отблески меркнущего в небытии солнца - были задумчивы, но вгляда - как много, как много в нём боли! - она не отводила. Она не желала смотреть на свою кровь - отвратное, гадкое напоминание охватившего её бешенства, звериного и отупляющего; на метель, что раньше всегда баюкала свою крылатую дочь, когда ей было тяжело; на золото - пустой блеск, который она едва не предпочла чьей-то жизни.
"Точно нашкодивший мальчишка..." - отчего-то подумалось Мирре при взгляде на виновато потупившегося дракона; она улыбнулась этой мысли. Как непревычно было улыбаться!.. Не щериться резким всполохам факелов, не скаблиться, мрачно и сладко, безумствующему над её владениями северному ветру, не скалиться своему отражению в глазах почти что мертвецов - сердцу отсчитать до конца - три удара, - а чувствовать, как сами собою, невольно, поднимаются уголки губ, щурятся глаза от точно бы подступающего чем-то искристым и радостным, высоким звоном отдающимся в груди, смеха.
Что же это? Неужто этот строптивый, гордый змей просит у неё прощения своим высокомерию и тщеславию?.. Её улыбка стала мягче.
  - Я прощаю тебя, - негромко произнесла драконица, опуская веки; в вое метели её голос был едва ли различим. - И ты прости меня, - со внезапной серьёзностью добавила она, вмиг приобретая вид серьёзный и ответственный. - На меня порою так действует темнота... Вчера я готова была едва ли не вгрызться тебе в сердце... - взор её вновь и вновь возращался к зыблемым во мраке, нечётким образам событий минувшей ночи - страшной ночи, ночи, которую она всею душой жаждала забыть, оставить, как дурной сон, навеянный полной луной. - Мирра. - она протянула Змею лапу. Пусть, пусть это чем-то походит на обыкновенное человеческое приветствие; в нём она сейчас видела лишь добрую суть желания дружбы.
Вне: что-то не пишется. Пускай так будет, чем с вёдрами воды, бреда и несуразной болтовни.

Вопрос дракона, судя по всему, крайне озадачил Мирру, поставив её в некоторый тупик своей странностью. Она даже не сразу нашлась, что ответить, лишь сделав шаг к нему и внимательно глядя с тревогой в глаза.
- Почему? Почему... Почему... - словно заворожённая, эхом стала повторять драконица его вопрос, подыскивая на него ответ и озадаченно принявшись ходить перед ним по залитому засохшей кровью полу, - Да потому, что я не человек, чтобы убивать себе подобных! Ты, спесивый глупец, первый дракон - живой дракон!, которого я видела за последние несколько тысяч лет! Взгляни! - чёрная указала взглядом на камни и пол, но Албусангуису не требовалось следить за её взглядом - он и так прекрасно понимал, что она хочет ему этим сказать. И, впервые в жизни, в его душе проснулось такое чувство, которому, казалось, не место в теле кровожадного монстра. Да, это была именно она - дремавшая летаргическим сном в его теле с самого рождения совесть. А ведь драконица очень чётко подметила одну интересную черту людской расы - они не раздумывая готовы были перегрызть друг другу глотки, лишь бы им досталось больше сокровищ и богатств - тут уж Албусангуису не требовалось ходить далеко за примерами, а стоило лишь вспомнить вчерашних (или позавчерашних? Кто знает, сколько он лежал здесь без сознания...) воров. Неужто он был точно таким же, как и эти жалкие двуногие, раз покусился на жизнь своего сородича? Не выдержав пытливый взгляд Мирры, белый виновато отвёл глаза в сторону, вновь уставившись в окровавленный камень, как вдруг драконица зашлась тяжёлым кашлем, выплёскивая каждым судорожным сокращением всего тела на пол черноватые крупные капли крови, чем ещё сильнее усилила чувство вины у Албусангуиса. Разве она заслуживала того, чтобы совершенно неожиданно получить такого замечательного гостя в свою пещеру? Нет. Хоть она и напала первой, но кто её на это вынудил? Он. Последующие вопросы, которые, видимо, совесть задавала ему самому, лишь делали дракона каким-то безмозглым чудовищем в своих же глазах. Да что в своих - что могла теперь о нём думать эта драконица? Видимо, она давно и очень сильно хотела встретить крылатого собрата, что даже не захотела прикончить такого самоуверенного наглеца-захватчика, как он, не смотря ни на что, даровав ему жизнь. При каждом хриплом вздохе Мирры, Албусангуис презрительно кривил пасть, но отнюдь не от отвращения к чёрной, о нет... Отвращение в данный момент он испытывал только к себе, и это было новым и очень гадким чувством.
- Странно, что раньше я видел других драконов, лишь как соперников, желающих захапать мои сокровища в любой момент, стоит отвернуться... Не знаю, почему я так думал, ведь никогда не было даже повода... - подождав, пока Мирра отойдёт от приступа кашля, со скрываемой виной в голосе тихо прорычал дракон, вновь переведя взгляд на большую бордовую кляксу застывшей крови на камне, - Ты в какой-то мере раскрыла мне глаза... Да, мы не эти ничтожные люди, убивающие друг друга ради монетки, но я почему-то так и поступил... Как безмозглая тварь... - морду дракона исказила гримаса отвращения, и хвост метнулся в сторону, хлёстко приложившись о камень, - Хр-р... Проклятый гордец! Мы должны сражаться с людьми, гномами, эльфами, орками, а вместо этого я решил помериться силой с тобой, дабы приумножить своё состояние! - белый хотел было добавить что-либо едкое в свою сторону, но переведя взгляд на очи драконицы, подумал, что она уже и так поняла, что он хотел сказать. Шумно вздохнув и слегка пошевелив крыльями, будто проверяя, на месте ли они, Албусангуис хриплым голосом тихо, словно страшась неведомого шпиона, произнёс слово, которое никогда не использовал в своей жизни по назначению, - Извини меня, хозяйка сего логова...

Хрипел, надрываясь, ветер, проносясь над горами, бросаясь на твердыню камня, злясь тщетности своих попыток сдвинуть мёртвые безразличные скалы; мечется, мечется меж теряющихся в вышине небес пиков, бешеный, неудержимый. Отчего же так суров сделался вдруг ветер? Точно бы не нравится ему, этому горному божку Севера, что пульсируют ещё остатки жизни во вспоротой груди чужого - на его, его земле! - едва ли различимыми ударами сердца.
Находит метель отклик в чувствах драконицы. Бушует буран в её груди, холодит сердце неясным предчувствием. Сестра ли она тому, кто ради злата сам проливает родную кровь?.. Осталось ли в нём ещё что-то от их предков - истинных, благородных в деяниях своих и мыслях, великих и мудрых пра-драконов? Очи её потемнели, окрасившись остатками умирающей за пределами пещеры ночи. Эта её минутная слабость... Не будет ли плата за неё слишком высока?
Но вот Белый Змей чуть заметно шевельнулся; льдом сверкнули в темноте незнакомые ей очи. Как странно ей было глядеть в них сейчас, когда эта страшная, с умытою кровью луной и звёздами, что были вынужденными зрителями жестокой битвы, ночь позади! Крылатая неосознанно подступила ещё ближе, силясь понять, отчего же ей никак не разгадать, что кроется за холодностью и резкостью этих глаз - ни одно живое существо не смотрело на неё так. Не страх, как у людей, не безликий, безымянный ужас перед темнотой - её сутью, не праведная ярость, что порою загоралась в глазах тех храбрецов, что приходили в её пещеру затем, чтобы одолеть "ползучего гада, осквернителя земель Севера"; что же, что же это?..
  - Почему?.. - удивлённо повторила Мирра, отстраняясь от змея, поражённая странным вопросом. - Почему... - она, в каком-то неясном ей порыве, поднялась с пола и стала, озадаченная, ходить по пещере; её движения гибки и плавны в полумраке пещеры. - Почему... - во взоре её внезапно проступил металл. - Да потому, - она вскинула голову, прямо и уверенно глядя в очи ящера, - что я не человек, чтобы убивать себе подобных! Ты, спесивый глупец, первый дракон - живой дракон!.. - которого я видела за последние несколько тысяч лет! Взгляни! - Мирра со внезапным отчаянием посмотрела на скалы; подобно некоему языческому алтарю, они были багряны от крови, что пущена была в жертву жестоким богам. - И это сделали мы!..
Она на миг прервала свою порывистую речь, чтобы перевести дыхание. Воздух со странным присвистом, хрипом выходил из её пасти. В следующий миг она зашлась в приступе кашля; всё её тело содрогалось в конвульсиях, болезненных спазмах, она едва ли держалась на лапах. Крылатая всё никак не могла остановиться. Нечто чёрное, холодное и своей неизвестностью пугающее расползалось по её груди; драконица, едва ли сознающая происходящее - её била крупная дрожь, - вдруг явственно ощутила страх. На пол закапало что-то тёмное. Маленькие лужицы собирались вместе, расцветая уродливыми, отвратными взору тёмно-бардовыми бутонами; Мирра кашляла кровью, с ужасом теряя, упуская собственную жизнь с каждым импульсом, проходящим по её хребту от лёгких к глотке. Рана на шее её заалела последней летней розой.

Албусангуис летел где-то над безбрежным океаном, и, как успел он заметить, вода простиралась до самого горизонта со всех сторон, словно земли никогда и не было. Диска солнца, как ни странно, увидеть дракон так и не смог, сколько не всматривался в ясное голубое небо, почти сравнимое по цвету с океаном под ним, от чего выделить вдали чёткую линию горизонта не представлялось возможным и у белого даже сложилось впечатление, будто он находится внутри какого-то огромного голубого шара, который насмешливо передвигался следом за ним, не желая показывать свой край. Что он здесь делает? Беглый осмотр при помощи слабого поворота головы, дал дракону информацию о том, что это всё же действительно он, да вот только... он даже не чувствовал своего тела, хотя крылья размеренно вздымались и опускались, неся его вперёд в неизвестность. Что бы это значило? Вдруг его плеча что-то осторожно коснулось, словно какая-то невнимательная птица врезалась в дракона, но не просто врезалась, а аккуратно, чтобы его не тревожить. "Что за чушь, вокруг же совершенно никого нет." - без особого интереса подумал Албусангуис и хотел было продолжить этот бесконечный успокаивающий полёт, но тут касание повторилось.
- Извольте проснуться, сударь...
"Проснуться? Да что..."
Дракон так и не успел додумать мысль - его, резко остановив прямо в полёте, вдруг куда-то потащила неведомая сила, да с такой скоростью, от чего перед взором всё поплыло, смешиваясь в невероятные круговороты, которые очень быстро принялись меркнуть, будто произошло солнечное затмение. Не успел дракон даже понять, что произошло, как неожиданно вернувшееся ощущение собственного тела принесло неприятные чувства - всё тело было словно утыкано мелкими иголками, которые приглушённо отдавали болью в мозг, неприятный зуд на шее и боку так и подмывал дракона проверить, что же там такое, но несоизмеримая слабость срубила эту задумку на корню. Несколько секунд бездвижно лёжа на полу и стараясь услышать своё слабое дыхание, Албусангуис вдруг понял, что у него закрыты глаза, хотя через веки всё же просвечивал свет. Почти такой же, как и... дракон не знал, как назвать то, что было с ним только что. Сон? Да, скорее всего так. Разлепив одно веко и прищурившись из-за бьющего ему прям в глаз луча, дракон с трудом отвернул морду в сторону и уставился в окровавленный камень перед собой. Где это он? На его пещеру не похоже, но где-то он что-то подобное видел... Воспоминания пришли так резко и неожиданно, что Албусангуис даже открыл второй глаз и инстинктивно поднял взор, встретившись со взглядом драконицы. Да, он прилетел сюда в её пещеру, чтобы прибрать к лапам её золото - это он помнил. Помнил так же то, что между ними завязалась схватка, а вот чем она кончилась - тут уж память дала сбой и наотрез отказывалась делиться последними перед потерей сознания воспоминаниями. Странно было то, что чёрная не выглядела враждебно, а, скорее... виноватой? Или сожалеющей? Возможно, да. Неужто она сожалела о том, что смогла одержать верх в битве? Окажись он на месте драконицы, то без зазрений совести бы просто добил врага, но она так не сделала.
- Почему ты оставила меня в живых? - не отрывая челюсти от пола, словно она приросла к камню, сквозь клыки тихо прорычал дракон, сощуренным взглядом смотря прямо в слегка светящиеся очи Мирры, - Или ты хочешь добить меня, когда я в сознании?
Возможно, было не вежливо спрашивать такое у той, кто не видел в тебе врага, но, опираясь на собственное мировоззрение, Албусангуис просто не мог такого допустить - с чего ей жалеть того, кто покушался на её богатства? Вполне логичней было то, что Мирра действительно ждала момента, пока оппонент придёт в себя, дабы закончить начатое, получив ещё и моральное удовольствие от мук поверженного врага.

Точно самое свинцово-серое небо придавило своей тяжестью Мирру к земле; она явственно ощущала, как трещат, грозясь с хрустом надломиться, её кости. Тело её ныло, измотанное и истерзанное, зябнущие конечности отказывались повиноваться. Оглушённая, она видела всё окружавшее её точно через мутный, грязный лёд: чёрнота, огромная, подавляющая, резко, болезненно бьющий по глазам белый свет и алый, алый, алый, что вот-вот захлестнёт её...
Давится, давится она чужой и собственной кровью, задыхается от сжимающих глотку спазмов отвращения; сильней овладевает ей страх. Тьма тяжела, слишком тяжела... Она оседает в лёгких, насильно клонит голову к земле... Шепчет, завихряясь в терновый венок вокруг её головы: "Кровь, кровь, кровь..." Холодно, липко, промозгло, страшно, одиноко. Погребённая под тяжестью темноты, она, извиваясь в луже собственной крови, тщетно пытается вздохнуть.
Превозмогая боль, драконица, собрав остатки сил, резко рванулась куда-то вперёд, пытаясь выбраться из своей ловушки. Она судорожно вдохнула, почувствовав некоторую свободу; цепляясь когтями за неровности камня - лапы её дрожали от напряжения - Мирра, изворачиваясь под тяжестью противника, смогла, наконец, выкарабкаться из-под него. Обессиленая, она повалилась на пол...и свет её очей сам собой погас во мраке ночи.
Солнце расцветило размашистые бордовые письмена на полу всеми оттенками алого. Пугающей мозаикой заиграла в его свете кровь; заломленные хребты двух титанов неестественно недвижимы.
...боль пульсирует в висках, мутя рассудок, путая мысли; в голове стоит отупляющий звон. Мирра чуть приподняла веки и сразу же зажмурилась; свет, ослепляя, резанул по глазам. Едва ли помнила она события этой ночи: настоящими сейчас казались только импульсы боли, проходящие по её позвонкам электрическими разрядами. Некоторое время крылатая лежала, не шевелясь; только мерно вздымается и опадает грудная клетка. Наконец, она вновь открыла глаза и осторожно осмотрелась, не поднимая головы; пещера выглядела ужасающе. Брызги крови - её собственной крови - на полу и стенах грязно-бурого цвета, длинные зарубки на камне - следы когтей - и - он, тот, кто дерзнул посягнуть на её злато. Прежде цвета снега на пиках гор чешуя была покрыта рваными, глубокими ранами; алели на ней струпья. Неужто  о н а  сотворила  э т о?.. Мысль эта не давала ей покоя; она растравляла разум, истязала сознание почти что физической болью.
  Сомнение шевельнулось в груди, неуверенно ёкнуло сердце. Этот заносчивый гордец - брат ей по племени... Вновь в ней поднялось то странное, непривычное чувство, испытанное ею, когда, неслышима, кралась она навстречу ночному гостю; светлое и тёплое, оно нежным прикосновением точно бы лёгкого ветерка проходилось по её хребту, мягко смывая боль. Солнце прогнало ночь, а вместе с нею - и непримеримую, дикую злобу, ненависть, что вскипает в жилах, когда темнота овладевает разумом и телом; Мирра больше не видела пред собою врага. Она склонила голову набок. Как похож он, свернувшийся калачиком, на детёныша!.. Точно бы и не он давеча пытался вспороть ей глотку, движимый одними только алчностью и жаждой до богатств.
Драконица неуверенно подошла ближе. И что же ей теперь с ним делать?.. Чёрная склонилась над змеем, с трудом сдерживая подкатывающую к горлу тошноту - от него разило кровью - и осторожно коснулась его плеча кончиком когтя:
- Извольте проснуться, - голос её вновь мягок и тих, - сударь...

а я сижу с температурой
и думаю: "скорей бы мне
отделаться от этих
"куры,
давайте нам птенцов уже".

Фалхад
Подожди, подожди... *читает стишок, который не заметил* Кого ты это под курами подразумеваешь?!

Всем утра.

Мирра
О, так ты это, выздоравливай.
Арвен
А вдруг я умер?

В какой-то момент этого титанического противостояния двух исполинов, Албусангуис вдруг ощутил, что драконица постепенно поддаётся его напору, будто вдруг смирившись с тем, что ей не удастся победить. Белый определённо этому бы порадовался, но чувство очень большой тяжести по всему телу, будто кто-то заменил все его конечности на металл, беспокоило Албусангуиса намного сильнее, чем сникшая под ним Мирра. Перед глазами принялись плясать красные круги, постоянно ускользая куда-то в сторону, стоило лишь дракону попытаться на них сконцентрироваться. Спустя несколько мгновений круги принялись смешиваться с чернотой, царящей в пещере, от чего получилось нечто похожее на палитру крайне неаккуратного художника, ваяющего свои произведения лишь чёрными и красными цветами. Белый вдруг осознал, что медленно куда-то проваливается, словно под ним вдруг низверглась пропасть, утягивая уставшего змея вниз. На землю. На холодный камень, на который можно было просто лечь и закрыть глаза, чего так хотело в данный момент всё нутро дракона...
Совершенно пропустив мимо внимания успешную попытку драконицы выйти из его ослабевшего захвата, Албусангуис неожиданно почувствовал на своём горле её клыки, но, как ни странно, боли почти не было. Лишь ощущение, будто он неудобно улёгся на одно из своих богатств - такое частенько бывало в его собственной пещере, которая казалась теперь каким-то давним сном. Вяло отдёрнув потяжелевшую в несколько раз голову назад, что не дало никакого эффекта, дракон с трудом приподнял не прижатую Миррой лапу и, словно сонная черепаха, медленно провёл когтями по её шее, оставляя не особо глубокие порезы. И что же это? Неужто он, великий дракон, проживший на этой проклятой земле не много не мало семь с половиной тысяч лет, вот так вот умрёт в бою с какой-то самкой? Это ведь смешно! "Было смешно... раньше..." - выдал единственную мысль увязающий в пляшущем перед глазами красно-чёрном хаосе стремительно мутнеющий разум дракона. Издав невнятный хрип, Албусангуис в последнем порыве вдруг приподнялся и, разжав челюсти, навалился всем весом на Мирру, желая хотя бы напоследок вспороть ей бок, но так и не смог, от чего лапа с растопыренными когтями осталась покоиться на чёрной чешуе соперницы. Дракон часто слышал от людей фразу "пролетела вся жизнь перед глазами", и, как они утверждали, такое с ними постоянно случалось, стоило им узреть перед собой белого змея - то бишь, перед смертью. Следовательно, дракон сейчас должен был припомнить всё, что с ним когда-то случалось, но ничего этого не было. Лишь гнетущая тяжесть, которая постепенно переходила в онемение, и какое-то далёкое ощущение, что к его шее что-то прицепилось. Желание свернуться клубком было настолько сильным, что, даже частично не чувствуя своего тела, дракон всё же подтянул к себе хвост и, оставшись лежать на Мирре, накрылся крылом, словно надеясь, будто смерть его так не отыщет. Издав тихий хриплый вздох, Албусангуис бессильно уронил голову рядом с лапой, лежащей на боку драконицы и сжался ещё сильнее. Пляшущие перед глазами красные разводы постепенно пропадали, оставляя после себя лишь густую черноту, которая успокаивала дракона, обещая тому покой - стоило только полностью расслабиться и дать своему телу отдохнуть. Вечный покой...

В какой-то момент этого титанического противостояния двух исполинов, Албусангуис вдруг ощутил, что драконица постепенно поддаётся его напору, будто вдруг смирившись с тем, что ей не удастся победить. Белый определённо этому бы порадовался, но чувство очень большой тяжести по всему телу, будто кто-то заменил все его конечности на металл, беспокоило Албусангуиса намного сильнее, чем сникшая под ним Мирра. Перед глазами принялись плясать красные круги, постоянно ускользая куда-то в сторону, стоило лишь дракону попытаться на них сконцентрироваться. Спустя несколько мгновений круги принялись смешиваться с чернотой, царящей в пещере, от чего получилось нечто похожее на палитру крайне неаккуратного художника, ваяющего свои произведения лишь чёрными и красными цветами. Белый вдруг осознал, что медленно куда-то проваливается, словно под ним вдруг низверглась пропасть, утягивая уставшего змея вниз. На землю. На холодный камень, на который можно было просто лечь и закрыть глаза, чего так хотело в данный момент всё нутро дракона...
Совершенно пропустив мимо внимания успешную попытку драконицы выйти из его ослабевшего захвата, Албусангуис неожиданно почувствовал на своём горле её клыки, но, как ни странно, боли почти не было. Лишь ощущение, будто он неудобно улёгся на одно из своих богатств - такое частенько бывало в его собственной пещере, которая казалась теперь каким-то давним сном. Вяло отдёрнув потяжелевшую в несколько раз голову назад, что не дало никакого эффекта, дракон с трудом приподнял не прижатую Миррой лапу и, словно сонная черепаха, медленно провёл когтями по её шее, оставляя не особо глубокие порезы. И что же это? Неужто он, великий дракон, проживший на этой проклятой земле не много не мало семь с половиной тысяч лет, вот так вот умрёт в бою с какой-то самкой? Это ведь смешно! "Было смешно... раньше..." - выдал единственную мысль увязающий в пляшущем перед глазами красно-чёрном хаосе стремительно мутнеющий разум дракона. Издав невнятный хрип, Албусангуис в последнем порыве вдруг приподнялся и, разжав челюсти, навалился всем весом на Мирру, желая хотя бы напоследок вспороть ей бок, но так и не смог, от чего лапа с растопыренными когтями осталась покоиться на чёрной чешуе соперницы. Дракон часто слышал от людей фразу "пролетела вся жизнь перед глазами", и, как они утверждали, такое с ними постоянно случалось, стоило им узреть перед собой белого змея - то бишь, перед смертью. Следовательно, дракон сейчас должен был припомнить всё, что с ним когда-то случалось, но ничего этого не было. Лишь гнетущая тяжесть, которая постепенно переходила в онемение, и какое-то далёкое ощущение, что к его шее что-то прицепилось. Желание свернуться клубком было настолько сильным, что, даже частично не чувствуя своего тела, дракон всё же подтянул к себе хвост и, оставшись лежать на Мирре, накрылся крылом, словно надеясь, будто смерть его так не отыщет. Издав тихий хриплый вздох, Албусангуис бессильно уронил голову рядом с лапой, лежащей на боку драконицы и сжался ещё сильнее. Пляшущие перед глазами красные разводы постепенно пропадали, оставляя после себя лишь густую черноту, которая успокаивала дракона, обещая тому покой - стоило только полностью расслабиться и дать своему телу отдохнуть. Вечный покой...

Видимо, Албусангуис слишком глубоко ушёл в мысли о своём величии, от чего очнулся лишь тогда, когда по его шее ощутимо полоснули когтем и по чешуе тут же побежала вязкая холодная кровь, довольно быстро образуя под драконом кровавую лужу. В глазах неожиданно помутнело, но сильная боль и металлический привкус собственной крови, повисший в воздухе, действовал на дракона отрезвляюще. Неужто ей, этой самке, захотелось схлестнуться с ним в схватке?! Поразмышлять на этот повод Албусангуису не дала новая порция боли, но уже от ран на боку, на котором буквально повисла Мирра. Издав какой-то непонятный звук, напоминающий нечто среднее между хрипом и шипением, Албусангуис хотел было ухватиться клыками за шею соперницы, но та, словно предугадывая его выпад, резко отпрыгнула, от чего зубы дракона с громким "Клац!" сомкнулись в воздухе в жалких сантиметрах от шеи Мирры. Словно желая его куда-то затолкать, драконица принялась резкими выпадами толкать его куда-то в сторону, что дракон счёл за такую манеру врага вести бой. С силой мотнув головой, от чего из глубокой раны на шее буквально плеснул на чёрный пол ручеёк бурой крови, Албусангуис с рыком приложился своим костяным гребнем куда-то в область челюсти драконицы, на миг встретившись взглядом с её горящими злобой глазами, от чего дракону даже стало не по себе. Воспользовавшись секундой замешательства, Албусангуис резко подал свой зад в сторону, попутно приложившись им об какой-то крупный камень, и оказался мордой к морде Мирры.
- Ты смеешь мне противиться?! - прохрипел белый, скривив пасть в негодующем оскале. Появившийся солоноватый привкус крови на языке дал понять дракону, что нужно как можно быстрее заканчивать с этой самоуверенной самкой и дать некоторое время ранам затянуться, иначе могло кончиться очень плачевно. Скосив взгляд на пол, Албусангуис даже на мгновение ужаснулся - неужели с него уже натекло столько крови? Слабости он пока что не ощущал, но это был лишь временный эффект - стоит адреналину окончить своё благотворное воздействие на организм, как... Дракон решил не думать о плохом развитии событий. Он прилетел сюда за золотом, и он его получит! Раззинув пасть, словно желая проглотить медведя целиком, Албусангуис, в некоем подобии на прыжок, навалился на драконицу, тут же вцепившись в её грубую чешую на шее клыками и стараясь всем своим весом при помощи лап придавить её к земле. Ощутив вкус чужой крови, белый дракон надавил головой в сторону и вниз, стараясь увести шею Мирры к земле, где он мог бы с лёгкостью отомстить чёрной, точно так же полоснув лапой по податливой чешуе. Из-за всё ещё обильно кровоточащих ран, Албусангуис почувствовал лёгкое головокружение, от которого вдруг захотелось просто лечь и погрузиться в глубокий исцеляющий сон, но, ярость и жажда победы подстёгивали сознание и тело закончить бой. И закончить отнюдь не поражением...