Перейти к содержанию

Мирра

Свобода
  • Публикаций

    808
  • Зарегистрирован

  • Посещение

  • Победитель дней

    11

Сообщения, опубликованные Мирра

  1. Всё так же – боком к нему стоит, и профиль точёный, жестоко-прекрасный и гордый чётко вырисовывается в полумраке, пламенем костра затухающего осиян; и слушает внимательно, напряжённо, брови хмурит, клыки кажет каким-то отдельным словам.

     

    Но вот окончил свою речь южанин – и выражение некоего презрения, снисхождения появилось на морде Мирры, в то время как она, крылья с ленцою опустив так, что они подолом за нею тянулись, точно тень вторая, медленно шла прочь от пламени, Рханной разведённого, куда-то в темноту.

     

    - Я тебя свою грустную историю рассказывать не просила, человек, - обронила королева; голос резок, тишину разрезает, подобно кинжалу острому, а око янтарное – что докрасна железо накалённое, обжигает, опаляет жаром. Но вот уже отвернулась – мерно и величественно плывёт меж осколков звёзд, чьих-то солнц и божеств, меж монет и камней, меж костей и доспехов; она – ночи дочь, она – королева, она – смерть. И этот человек – миг, вспышка, всполох костров, вереницей рассыпанных бус лежащих в южной ночи.

     

    Прыжок, тело гибкое, стройное подтянула, перебралась на следующий ярус – и вот Мирра, ипостась темноты, лежит на коленях у огромной, до самого потолка, где своды каменные, инеем да льдом скованные, смыкались, золотой статуи Ганеши, бога с головой слона и двумя парами рук; лежит и медленно хвостом длинным поводит, по металлу, точно бы солнцем напоенному, скользит, и безразличен драконий взгляд, непроницаем, отстранён. И скучно дракону – всё это богатое однообразие утомляет, и за долгие века даже созерцание хода небесных светил начинает казаться бессмысленным занятием, и лишь только кровь людская, сокровищ добыча да перелёты длительные в страны соседние разнообразие вносят в невообразимо долгую жизнь северных королей.

     

    - Помни, человек, что скоро ты покинешь мои чертоги, - молвит драконица, и вновь – в сторону взгляд, и в оскале морда кривится, - ибо рана моя затягивается, а ты мне ничем полезен быть не можешь… Не думай, что божество может быть благодарно смертному. Мне скучно, человек, а ты не можешь меня развлечь.

     

    Говорит, а сама убедить самую себя хочет в этом: не привязалась, не смягчилась, не проиграла, и пусть уходит этот чумазый цыган, куда ветер его позовёт; и в то же время понимает – гонит его прочь, этого Рханну из Южных Земель, потому как боится, боится она, что сумеет укротить, в узду запрячь, в душу заглянуть, до сердца дотронуться.

     

    [spoiler=вне]мне всё равно, что статуя Ганеши не могла появиться в моей пещере, это иная игра, и я хочу статую Ганеши!

    он такой вот, только в игре - из золота.

    2011-02-1415.jpg

     

  2. Она чувствует его сердце – оно бьётся пойманной птицей, задыхается, сбивается с ровного хода, гулко стучится о рёбра; она чувствует его руки – озябшие, онемевшие, - но он ни слова не говорит – на своей шее, его тонкие длинные пальцы, проводящие по её гладкой чешуе, по её шрамам и порезам, чувствует его дыхание на своём загривке и явственно ощущает его взгляд – он в восхищении, он безумен, и он - единственный человек, умеющий видеть.

     

    Но дракон уже не боится показать слабость, не боится следовать слову человека, потому как сам не ведает того, что оступается, что проигрывает: всё так же самоуверенно ведёт танец, танец взглядов, коротких слов, танец движений незначащих и случайных прикосновений. И вся услада – в этой игре без названия, где нет победителя и проигравшего, где нет цели и правил.

     

    Лежит среди скал обрывком ночи, – черна, как смоль, только око янтарным болотным огнём мигает, вспыхивая – наблюдает за человеком, как тот землю мёрзлую ножом раскапывает, корни вырывает из почвы твёрдой, ветви с древа срезает, отыскивает средь сугробов высоких невзрачного цветка хрупкий бутон.

     

    Сам на спину к ней забрался – осмелел, стало быть?.. – и почти прошептал слова, казалось бы, обычные – но прошептал так, что бурею снежной захлестнуло всё изнутри, что вздрогнули крылья, для взмаха первого раскрытые – по-иному, совсем по-иному сказал; и слишком неосмотрителен шаг, и сбился осторожный, прощупывающий ритм танца странного, и дракон – узкий зрачок, горящие очи – резко сорвался вверх, ни слова не говоря.

     

    Уже не пляшет в небесах, не кружит над горами, не играется с ветром – напрямик к логову, чересчур быстро, чересчур упрямо.

     

    На золото вступила, снег с чешуи отряхнула – и почти скинула человека со спины, в глаза не смотрит, только хмурится, только дёргано вьётся хвост.

     

    - Говори мне о своей родине, человек, - уже не зовёт по имени, и боком к нему стоит, слепым глазом к южанину; говорит резко, жёстко, и вновь обрастает драконья грудь льдом – защитить, закрыться, смятение спрятать, - развлеки меня своим рассказом.

  3. И снова – осторожные, бережные руки на её гладкой, блестящей отсветами пламени да золота чешуе; но боль уже не растравляет зверя, не тревожит напряжённого сознания, и дикость, то древнее начало, в груди драконьей звучащее бубном и свирелью, - оно молчит, утихает, и зверь прячет клыки, не выгибает хребта, не щерит загривок: только вьётся петлями длинный хвост, только вздрагивает чувствительное веко от каждого прикосновения.

     

    Головой встряхнула, моргнула медленно – и вновь на харадрима – отступает, пятится - взор устремила, точно змея, точно охотник: принюхивается к его эмоциям, тонко охоту ведёт, крадётся, путает собственный след, почти играется с человеком, обманчиво расправляет крылья, плавно, в такт собственному неслышному напеву изменяя их плоскость, подобно тому, как дева южная тканью взмахивает, танцуя – а он и рад быть добычей; но не замечает за гордостью и высокомерием дракон, что сам поддаётся, что сам вступает в силки, что дичь видит его слабость, его податливость, и оба они – в двуликой, неоднозначной, сложной игре.

     

    ◍   ◎   ◍

     

    - Эти названия ничего мне не говорят, - раздражённо обронила драконица, уязвлённая тем, что в чём-то этот юнец оказался умнее, нежели чем она, раскраивающая небеса, прощупывающая ветра, укрощающая бури уже многие, многие века. – Сам отыщешь, человек; плотнее кутайся в плащ, ежели не хочешь замёрзнуть, зима нынче жестока.

     

    И больше ни слова – как и прежде, за ремни, как котёнка за шкирку, ухватила, шагом быстрым к выходу направилась – а сама думает напряжённо – не сможет ведь так вот его таскать, да как же ухватить человека, чтобы не мешался?..

     

    И впереди уж солнце в сиянии золотом разливается, выход из пещеры окольцован ослепительным светом – и Мирра щурится, улыбаясь своим мыслям, улыбаясь встречному ветру.

     

    Сильным толчком – прыжок в небеса, и ночи дерзкая дочь – в свободном падении, чёрною стрелой несётся вниз, в север, в ледяную пропасть, в холодное утро – и кажется, что в солёный океан с головой, и только рёв его в ушах, и ветер призывно кличет – дыши, кричи, пой, танцуй, прекрасный дракон, окунись в небосвод, вдохни его полной грудью.

     

    Челюсти разжала – и человек теперь летит наравне с нею, крыльями взмахнула – и вперёд вырвалась, так, чтобы у её плеч, у крыльев основания находился южанин; и только успел за гребень уцепится, только к спине сильной прильнул – резко из пике вышла, к солнцу морду, шрамами испещрённую, подняла – и мощными, слаженными взмахами стала ввысь подниматься, в небесную синь, в чистые, до звона морозные чертоги свои – здесь она королева, здесь она правит, здесь нет места людям – но она несёт человека на своей гибкой спине, она открывает ему этот мир, она показывает нему небеса, соколицей паря синеве.

     

    - Смотри, человек, - кричит она – ветер ревёт на высоте, свободу чувствуя, - смотри и правь мой полёт, говори, где растут твои травы!

  4. Ничего не ответила она на слова человека приветственные – только крыльями повела, взглядом опалила – вновь смотрит жгуче, испытующе – да к еде вернулась, жадно, оголодало заглатывая ещё тёплое мясо, мощными челюстями кости дробя, сухожилия разрывая; и чешуя в цвет ночи тёмною кровью окрасилась, и упали капли алые на золото, на драгоценности выделки тонкой, на кубки и доспехи – а дракон рычит утробно, дракон глотает горячую кровь, скалит клыки.

     

    И смотрит на пламя, - сытая, успокоенная, очи щурит, аки кошка сонная – что человеку маленькому подвластно, что послушно горит в его руках, отсветами рыже-охристыми по волнам золотым перебрасывается, пожаром занимается слепящим, и мечется огонь в драконьих очах таинственным, тёмным, штормовым полыханием.

     

    И на вопрос отвечает не сразу, точно бы думает, какое из имён своих назвать, какой язык подобрать, как сказать; голову набок клонит, смотрит искоса из-под полуприкрытых век, смотрит оценивающе, смотрит задумчиво – не с подобострастием говоришь, человек, не со страхом, говоришь, как с королевой, и глядишь так странно – отчего же ты не такой, как прочие, человек?..

     

    - Мирра, - коротко, резко прорычала драконица, с золота поднимаясь – звенящим, переливающимся пламенем каскадом, разбивающимся угольями да искрами, сыпется с атласа её чешуи. – Перевяжи мою рану, человек. Я потеряла ту тряпицу, - пренебрежительно плечами передёрнула, вновь опускаясь за землю подле костра Рханны, голову укладывая на монеты, холодом отрезвляющие, жгущие, и – уже без напряжения, только с бурею какою-то затаённой во взоре янтарном – взглянула на харадрима, прежде чем смежить веки.

  5. Вздрогнул дракон – и задрожало внутри всё, валами огромными схлестнулось, зашумело, заголосило, обрушилось снежной лавиною, пронеслось метелью белозубой – но впервые – не от гнева.

     

    К ней, к жестокой, кровью сотен невинных душ умытой, к ней, одинокой владычице небесных дворцов и горных чертогов, к ней, мрака дочери, прижимался враг всего её рода, тот, чьи предки жаждали выжечь, вытравить, выжить крылатых королей из их земель, тот, кого братья названные алчны, безумны в своей неуёмной жажде золота – он мирно спал, как дитя, утомившееся за день, свернувшееся, подобно котёнку, в своей постели.

     

    И то, как он смотрел на неё, этот Рханна, этот пахнущий терпким вином и пыльным солнцем человек с чёрными, как враньи перья, очами – он смотрел на неё с восхищением, почти с трепетом. Да, Мирра знала, что её королевская стать и стройное, сильное тело прекрасны в своём подобии первородной ночи, но разве для людей она – не монстр, не порождение зла, не та, кого надо убить, удушить, прострелить стрелою крепкою во имя их светлого бога?..

     

    «Кто же ты, Рханна из Южных Пустынь?.. – молча вопрошает она, склоняясь над лицом харадрима, всматриваясь в умиротворённые, спокойные черты. – Что такого неправильного в твоём маленьком человечьем сердце, что ты не хочешь заполучить все богатства севера и спасаешь ту, кого ненавидит и боится весь твой многочисленный род?..»

     

    ✦   ✦   ✦

     

    Едва ли уснуть сумела: мысли тяжёлые сон отгоняют стаей воронья, да только сильнее усталость, и провалилась драконица в сон тёмный, пустой, без сновидений. И с первыми лучами солнца позднего очи раскрыла, хоть и не достигал свет тусклый её взора: скорее ощутила, скорее почувствовала ночи уход, дня начало, и, мягко высвободившись из людских объятий – глядит хмуро, глядит со страхом, в тёмно-янтарной глуби драконьих очей затаённым – и чрез золота горы пошла, неслышима.

     

    Пещеру покинула, утро ясное вдохнула вместе с воздухом морозным – и взрезала чёрными крыльями рассвет алмазно-голубой, чистый, ясный – купается в скованном холодом небе, окунается в облака, отдаётся ветра порывам.

     

    Но возвратилась вскоре, да с добычей богатой: двух крупных горных баранов и веток сосновых, грубо обломанных, принесла, на скалу, из золота полого возвышающуюся, бросила и с шелестом тихим на монет и камней россыпи опустилась, за трапезу принялась, заведомо кусок человеку оставив.

  6. За такие слова – руку бы откусить, коей осмелился он к ней прикоснуться, к камню бы пригвоздить да зарычать в лицо; но сейчас, покуда тебе нужен этот человек – знаешь, что нужен, не отрицай, упрямая - гордыню смири, пламя убаюкай, морозного воздуха в лёгкие набери и ляг покойно, не мешай этим озябшим осторожным пальцам, что мягким касанием к твоей растравленной ране, что почти нежностью к изорванной чешуе; он, этот человек с юга, не боится, и драконица позволяет себе ослабить внимание и бдительность – только по-прежнему вьётся в пыли сильный хвост.

     

    И лишь челюсти мощные сжала, когтями по камню скрежетнула против воли, когда харадрим начал болт арбалетный выуживать дюйм за дюймом, когда огнём – по глазу незащищённому раз за разом, когда всё тело бесконтрольно в агонии извивается, когда молнии разрядом по хребту, но голову недвижимо держит, через рык, через боль; и тяжело, шумно дышит полною грудью, пар выпуская из узких ноздрей, и лежит, слепая, уязвлённая, но по-прежнему завораживающая в своей животной красе, по-прежнему венценосная и великая, даже сейчас, в этом странном подобии поклона пред человеком.

     

    Успокаивающим холодом – снадобье людское, и слабый стон вместе с холодным драконьим дыханием в черноту; тень улеглась, крылья сложив, подрагивая, с силами собираясь.

     

    Медленно, точно боясь, точно бы уже ощущая, как резануло по взору сталью калёной, веки раскрыла, вниз, на скованный льдом и инеем пол смотрит, и вдруг – взгляд подняла, и опалило человека пламенем неистовым, и зарделось в ночи пламя драконьего ока – яростью и гневом вперемешку с затаённым непониманием, – отчего помог, отчего не оставил умирать медленно и мучительно, умирать жалкой голодной смертью под ликом безразличной луны? – и непокорен, мятежен, невзнуздан драконий огонь, что в груди мощной и взоре диком горит светом ярым.

     

    С пола поднялась – без слов, в молчании холодном и отстранённом, - отошла, хвостом поводя задумчиво, крылья расслабив, мантией за спиною раскрыв, – пологом ночи за нею стелется – и голову высоко, гордо вскинула, слушая ночь, ощущая живую темноту вокруг; снова она сильна, снова она – могущественная и безжалостная правительница Севера, и снова за нею выбор – у кого жизнь отнимать, кого миловать.

     

    - Я благодарю тебя, Рханна из Южных Пустынь, - обронила она – почти нехотя, - и я не убью тебя, потому что ты не позволил умереть мне.

     

    Голову набок склонила, взглядом вновь обожгла – внимательным, цепким, пристальным, и глаз не отводит, смотрит испытующе, точно бы в душу человеческую смотрит ночи жестокая дочь, и молвит она – а голос сталью звенит:

     

    Ты останешься здесь, пока моя рана не заживёт, - не просьба – приказ. – Держи свою поклажу.

     

    И только успел Рханна мешок свой руками обхватить – склонилась, человека обойдя, клыки сцепила на ремнях кожаных, что крест-накрест через грудь и спину его проходили, подняла ношу свою – не так уж и тяжела для неё – и мерно, скоро, тягуче-плавно, аки ладья луны, что ход свой вершит по небесам ночным, – а крыла чёрные парусам подобны – поплыла через тьму, через океанические волны злата, янтарём и пламенем переливающегося, дробящегося на осколки солнца – прекрасная королевна ступает по богатым россыпям моря сокровищ несметных.

     

    Рханна чувствует дыхание дитя мрака на своём затылке, – точно бы гончие быстрые след его взяли – чувствует шаги драконицы, ритм её бесшумного танца в ночи, ритм её сердцебиения.

     

    Мягко опустила человека на землю, вокруг него кольцом широким обвилась, во всю длину своего стройного, в броню чешуи закованного тела, крылья свободно разостлала, голову на Рханну повернула – напускное безразличие и льда мерцание холодное во взгляде драконьем.

     

    Спи, Рханна из Южных Пустынь.

×
×
  • Создать...