Тэодред

Мне срочно нужен сон. Но после ванны, так и сон лучше пойдёт. — Подумала Эовин, как только с помощью брата «дошла» до жилых помещений родного дворца. Как оказалось, некоторые детали всё-таки вымылись из памяти или дом действительно изменился. В любом случае, чего-то не хватало, но девушка не могла себе объяснить, чего именно.
— Мне необходима горячая ванна, затем тёплая постель. Пошевеливайся. — Строго и не терпя отлагательств, обратилась она к служанке, как только вновь встала на ноги. Служанка была приятно удивлена возвращением княжны и, в то же время, неприятно удивлена её холодностью. Раньше леди была куда мягче со всеми, в том числе и со слугами.
— Х-хорошо. — Несколько испуганно проглотив слюну, служанка поспешила выполнить свои обязанности.
Все подчиняются тем, кого боятся. — Вспомнила дева рохиррим страшный урок, который ей преподал Враг. Не то чтобы он её чему-то учил, просто хотел полного подчинения и действовал через страхи. — Но не все ломаются. Я не плюнула ему в лицо не от страха, а из вежливости. — С гордостью помыслила она о себе.

В ожидании пока будет согрета вода, а это не самый быстрый процесс, Эовин предпочла тоже остаться в своих покоях. В них всё осталось по-прежнему, насколько она запомнила. Но всё же процесс нагрева воды не давал достаточно времени, чтобы поведать обо всём, что девушке пришлось пережить. Так что эту тему леди решила оставить до утра. Но о чём ещё поговорить, дева рохиррим не могла решить. Княжна ещё не до конца осознавала и верила, что вернулась домой, что теперь всё не так ужасно, как было в плену. Моментами, ей казалось, что она давным-давно забылась вечным кошмарным сном, который только сейчас начинает перетекать в нечто куда более приятное.
— Порой я думала, что моим мучениям не будет конца. — Печально озвучила Эовин свои мысли. Это единственная реплика, сорвавшаяся с её уст, за долгие минуты молчания и некой неловкой тишины.
Вскоре после этого, её пригласили в ванную. Что же, если бы девушка не поторопилась, вода могла бы и остыть. Так что леди сразу же направилась туда, куда брат не станет заходить, пока она там, так как это было бы неприлично. Во время мытья она и не обмолвилась ни одним добрым словом с обжуливающей её служанкой, только потребовала тишины. Служанка подчинилась и замолкла. 
Переодевшись в чистую одежду, дева рохиррим вернулась в свои покои. Постель к тому времени ей уже нагрели. А там, едва коснувшись головой мягкой пуховой подушки, Эовин провалилась в сон.

Эовин слышала все слова Теодреда, прежде чем заснуть. Так что успела ещё кое о чём подумать перед тем как провалиться в сон.
Они не верили, что я вернусь! — Пронеслась в голове девушки пронзительная и болезненная мысль, едва не вызвавшая новый поток слёз. В конце концов она и сама порой полагала, что лучше умереть, чем терпеть всё то, что творил с ней враг. Но за ней последовало утешение, благодаря которому на лице вновь возникла улыбка. — Но их надежда на это не угасала. Как и моя надежда, что я однажды выберусь из этого чёрного омута отчаяния.
Что касаемо Эомера. Его действительно здесь не хватало. И ему уж точно следует знать, что его сестрёнка вернулась домой, что она жива. Больше леди не могла вспомнить, кого ещё надлежит обрадовать сей новостью.
В общем, засыпала она по большей части со светлыми мыслями, но её организм настолько нуждался в отдыхе в нормальной постели, что никакие сны не снились, будь то кошмары или нечто доброе. Девушка просто отдыхала от всего.
Неизвестно, сколько Эовин спала, времени она не засекала. Проснувшись поутру, дева рохиррим почувствовала себя значительно лучше, нежели вчера. И на ногах стояла уже крепче. Но что-то мешало расправить крылья и порадоваться новому дню. И тому что новый день в принципе настал, и уже не в камере, а в собственной спальне. Всё что было до возвращения домой, хотелось забыть, как страшный сон. Но нечто необъяснимое, как будто нависло мрачной тенью и словно приставив нож к горлу, издевательски озвучивало страхи: Ты никогда не сможешь это забыть! Эти муки тебя не оставят никогда! Всю жизнь будешь страдать!
— Нет! — Выкрикнула она, напугав и заставив прекратить своё дело служанку, расчёсывающую ей волосы.
— Не обращай внимания, продолжай. — Строго приказала княжна, поняв что отреагировала слишком бурно на собственные мысли.
Я всё-таки постараюсь всё забыть. — Уже куда спокойнее домыслила Эовин.

— Ты здесь не причём. — Как можно спокойнее ответила княжна. К ней наконец-то пришло осознание, что она сильно изменилась и даже появилось некое чувство вины за эту перемену.
Вина? Перед жалкой служанкой?! — Возмущалось маленькое чёрное пятнышко в душе, и мешало, подобно соринке в глазу. Что пробуждало острое желание поскорее избавиться от такой «соринки» в уголке сознания.
— Это ты прости, если я кажусь слишком… — Эовин призадумалась, стараясь подобрать верное слово. Но это не самая простая задача, так как со стороны всяко лучше видно. Однако такое слово нашлось. — Резкой.
— На этом пока всё. — Отпустила леди служанку, но пока та ещё не ушла, кое-что добавила, всё ещё борясь с внутренним негативом. — Я не знаю когда стану прежней и стану ли… Просто попробуй войти в положение. Ты никогда полностью меня не поймёшь, но я никому и не желаю испытать такое. Просто представь свой самый жуткий кошмар, одновременно физический и моральный. — Дева рохиррим сделала небольшую паузу в речи, чтобы дать девушке вспомнить, что для неё ужаснее всего. — А теперь представь, что это происходит каждый день. Ты просыпаешься от кошмара в котором видишь каким будет весь день, и это всё сбывается, а засыпая, вновь видишь это во сне. Секунды, минуты, часы, дни, недели, месяцы, всё едино тянется как вечность.
Служанке стало совсем не по себе, после всего что пришлось представить, и потому она, выйдя из покоев княжны, едва не врезалась в проходящего мимо господина Тэодреда.
— Простите, господин. Но госпожа Эовин, — бедной напуганной служанке было крайне сложно подбирать слова. Она продолжала говорить, всё ещё дрожа от страха. — Я не знаю, что делать. Есть такое, в чём ей может помочь только родной человек.

Находясь в плену, Эовин пережила самые ужасные вещи, не все из которых можно вообразить, пока не поймёшь на собственном опыте. И которые любой бы пожелал забыть. Враг терзал её плоть и терзал её душу. Но, раны на теле в итоге стали казаться ей лишь комариными укусами, на фоне самой ужасающей раны после всех этих мучений — раны в душе. Чего стоила одна только показательная казнь, вероломная и жестокая, от которой кровь стыла в жилах. А от горящего взгляда самопровозглашённого «хозяина» пылала душа.
Не уверенная в том, что выплакала в своё время всю тьму, приникшую в самую суть, она сбежала. Княжна не боялась преследования, так как прекрасно понимала, что в такую погоду едва ли кто-нибудь осмелится на столь опрометчивый поступок. К тому же следы заметал тот самый не прекращающийся снегопад, созданный врагом. Так что, если взглянуть с верной стороны, можно прийти к выводу, что ей это было даже на руку. Если отбросить тот факт, что её мог убить сам холод и могли загрызть волки в лесу и многое другое. Но даже перспектива превратиться в льдинку или быть растерзанной дикими зверями ей нравилась гораздо больше, чем все те издевательства, которые пришлось вынести. А вот чем её там кормили, девушка не знала. На этот счёт в её воспоминаниях осталось лишь то, что достаточно часто та пища выходила наружу горлом, оставляя привкус горечи во рту. Весь этот поток мыслей и воспоминаний, в которые дева рохиррим погружалась всё глубже с каждой минутой, прервал лишь резко ворвавшийся в помещение брат. В прочем, уже успевшей согреться девушке, сейчас не был так уж страшен, ворвавшийся вместе с ним ледяной воздух с улицы. Но Эовин повернула голову в сторону двери, встрепенувшись едва ли не как птица.
— Бра… — хотела было она начать разговор, как осознала, насколько сел её голос. — кхм, кхм. — Прокашлялась Княжна. 
— Брат, я… — на сей раз в её речи образовалась пауза по иной причине. Из-за бурного потока слёз радости, которые она старалась удержать в себе всем силами, пусть и не видела ничего позорного в слезах такого рода. Но на том силы и иссякли. Вот девушка ясно видит столь родного человека, и через мгновение взор затуманивается беззвучными слезами. — Так рада. — Тихо всхлипнув, всё-таки сумела закончить Эовин. А на её лице проступила уставшая едва заметная улыбка.
 

Вторым профилемп.

Баран - высокий кряжистый мужик лет пятидесяти - остановился на границе лагеря и отбросил  капюшон теплого мехового плаща. Добрался таки.... Уф. Можно было на время перевести дух. Воин был путешественником бывалым - об этом говорила и одежда, проста, но добротная, качественная и без ненужных  нарядных финтифлюшек,  темно-зеленый, подбитым темным коротким мехом плащ с фибулой с  белым конем на зеленом поле, и взгляд  чуть прищуреных,  привыкших вглядываться в степь глаз, спокойный, уверенный, оценивающий.
Воин кхекнул коротко и спешился, кивнув  вышедшим им навстречу охраннику. Им - это ещу и еще одному всаднику. Тоже гонец, поди. Вон вид усталый, явно издалека ехал.
- Я из Рохана. Доложи обо мне командиру.
Вообще, ему б короля увидеть нужно было, но Баран не знал, в лагере ли он, так что пока и командир бы сошел, а там объяснятся, разберутся.
Он снова взглянул на хмурое, с серо-свинцовыми тучами небо. Вся дорога сюда говорила, чо в своих проблемах с холодом они не были одиноки - ии это плохо было. На сердце у воина лежали такие же тяжелые тучи, как плыли сейчас по небу. И не в том романтическим смысле, чтоо обычно вкладывают в эти слова певцы - не зависело его настроение от простой погоды. Но ведь в том и дело, что от простой...  а эта таковой явно не была. Силен вракг, ничего не скажешь... Сколько же он  земель вот так заколдовал, тать проклятый?!

Баран - высокий кряжистый мужик лет пятидесяти - остановился на границе лагеря и отбросил  капюшон теплого мехового плаща. Добрался таки.... Уф. Можно было на время перевести дух. Воин был путешественником бывалым - об этом говорила и одежда, проста, но добротная, качественная и без ненужных  нарядных финтифлюшек,  темно-зеленый, подбитым темным коротким мехом плащ с фибулой с  белым конем на зеленом поле, и взгляд  чуть прищуреных,  привыкших вглядываться в степь глаз, спокойный, уверенный, оценивающий.
Воин кхекнул коротко и спешился, кивнув  вышедшим им навстречу охраннику. Им - это ещу и еще одному всаднику. Тоже гонец, поди. Вон вид усталый, явно издалека ехал.
- Я из Рохана. Доложи обо мне командиру.
Вообще, ему б короля увидеть нужно было, но Баран не знал, в лагере ли он, так что пока и командир бы сошел, а там объяснятся, разберутся.
Он снова взглянул на хмурое, с серо-свинцовыми тучами небо. Вся дорога сюда говорила, чо в своих проблемах с холодом они не были одиноки - ии это плохо было. На сердце у воина лежали такие же тяжелые тучи, как плыли сейчас по небу. И не в том романтическим смысле, чтоо обычно вкладывают в эти слова певцы - не зависело его настроение от простой погоды. Но ведь в том и дело, что от простой...  а эта таковой явно не была. Силен вракг, ничего не скажешь... Сколько же он  земель вот так заколдовал, тать проклятый?!

Баран - высокий кряжистый мужик лет пятидесяти - остановился на границе лагеря и отбросил  капюшон теплого мехового плаща. Добрался таки.... Уф. Можно было на время перевести дух. Воин был путешественником бывалым - об этом говорила и одежда, проста, но добротная, качественная и без ненужных  нарядных финтифлюшек,  темно-зеленый, подбитым темным коротким мехом плащ с фибулой с  белым конем на зеленом поле, и взгляд  чуть прищуреных,  привыкших вглядываться в степь глаз, спокойный, уверенный, оценивающий.
Воин кхекнул коротко и спешился, кивнув  вышедшим им навстречу охраннику. Им - это ещу и еще одному всаднику. Тоже гонец, поди. Вон вид усталый, явно издалека ехал.
- Я из Рохана. Доложи обо мне командиру.
Вообще, ему б короля увидеть нужно было, но Баран не знал, в лагере ли он, так что пока и командир бы сошел, а там объяснятся, разберутся.
Он снова взглянул на хмурое, с серо-свинцовыми тучами небо. Вся дорога сюда говорила, чо в своих проблемах с холодом они не были одиноки - ии это плохо было. На сердце у воина лежали такие же тяжелые тучи, как плыли сейчас по небу. И не в том романтическим смысле, чтоо обычно вкладывают в эти слова певцы - не зависело его настроение от простой погоды. Но ведь в том и дело, что от простой...  а эта таковой явно не была. Силен вракг, ничего не скажешь... Сколько же он  земель вот так заколдовал, тать проклятый?!

Во дворце было холодно. Конечно, в жилых помещениях затопили, только это не мешало сквознякам выстуживать переходы и коридоры. Почти как зимой... Хотя - почему почти? Холодно было так же, и снег лежал повсюду, и таять не думал. Это  летом-то... Такого  Тэодред не помнил, да и не хотел бы. Только не спрашивала их природа. И все понятно было, что  это не случайность, а новый удар врага. Удар неожиданный и тяжелый, который им предстояло отражать, и прямо сейчас.
Он на мгновение  остановился перед дверью зала,  задержал дыхание, как перед прыжком  в  воду  и шагнул вперед. Прошел к креслу, сел, обвел взглядом собравшихся. Их было не так много, но это  и лучше. Зато разговор, как он надеялся, сразу перейдет в деловое русло, без споров и паники. Пальцы до побеления сжали подлокотник. Отец... как же его не хватало сейчас.
- Я приветствую собравшихся. Рад видеть вас... хоть повод и не располагает.
Он бросил хмурый взгляд на задрожавшее под очередным порывом ветра  окно.
- Враг нанес нам очередной удар и нужно решить, как отражать его и что делать. Думаю, на  то, что все вернется в прежнее русло, рассчитывать нам не стоит. Но я хотел бы, сначала, выслушать ваши вести. Что у вас происходит, тихо ли, что слышно о врагах?