Дхакира Лайали

- О моём вечном господине, - Голос снова набирает силу, облачается в страсть, будто изнутри накатывает высокая штормовая волна, принося чувства, разжигая её сердце и душу, переполняя ту не просто преданностью - фанатизмом, истинной верой в единственную допустимую истину. Всё иное ложь, любое отличное мнение - ересь. Их Тёмный Владыка - единственно важное, единственно весомое. И мир будет гореть в пламени ради него, а коль воля его будет такова, что и они должны с этим миром сгореть - она на костёр взойдёт последней, чтобы превозносить своего Владыку, пока есть хоть единая живая душа в мире, - О том, кто привёл меня сюда, о том, кто убил мои глаза, чтобы они не лгали мне, о том, кто отдал себя небесам, земле и морю, и небеса, земля и море вовеки его и только его. О том кто был прежде всего, и прежде всей лжи, о том кто жизнь и смерть. Но ты ведь ведёшь меня к чему-то, Жрец. Так пусть дорога твоих речей будет короткой для той, что преданна истово и искренне.

 

Тон смягчается быстро - умелые голосовые связки допускают и нежность, и хрипотцу, тот голос, что мог бы показаться голосом любовницы после долгих утех. Порочность, которую нет нужды прятать за благочестием, ибо его она лишена совершенно. Всё, что не могло в ней послужить Мелькору было отброшено и забыто, вычеркнуто, стёрто.

 

Когда-то жила маленькая девочка Дхакира. Слепая, почти беспомощная, но никогда не унывающая. Может, эта девочка когда-то и любила тех, кого сейчас звала лишь слугами. Рабами своей воли, которая ей тоже не принадлежала. Может, эта девочка бы оступилась, остановилась, отвернулась, но этого не случилось, и не случится уже впредь. Единственный вопрос, что она задаст на пороге смерти будет лишь о том, было ли её служение достаточным. Единственное, о чём она будет сожалеть - это о том, принесла ли она достаточно жертв.

Ей не нравилось, что её звали "Солнечной", но она не роптала. Нет смысла отвергать грани чужой веры, ибо они режут, и режут больно, если расталкивать их руками. Покажи истину, позволь обнаружить её самостоятельно.

Она - тёмные воды. Чтож, чёрный, во всяком случае, подходящий цвет.

 

- Не жарче, чем на воде в штиль. Я чувствую тень и прохладу, и чувствую здесь жизнь, - Она следует за Жрецом, будто бы по его собственным следам ступая, хотя это лишь мираж - настолько умелой она не была. Но в шторма плясала на палубе, плясала со смертью, испытывала свою удачу и своё благословение... А может, и позволяла себе побыть девчонкой, а не Пророчицей. Не важно.

 

- Вы так зовётесь, потому что почитаете и того, кто первым открыл нам правду. Того, кто следовал за Богом, того, кто помогал ковать ему легионы, - Трепет в голосе неподдельный, восторг, озаряющий черты - тоже. Это практически любовь, практически страсть, религиозный экстаз, нарушенный лишь холодным касанием холодного порочно разума, - От иных я слышала и то, что он, властвующий над Мордором, реален, а потому надлежит отбросить память о нашем Боге и служить лишь ему... Что я сделала с теми глупцами, поведать?

 

Она делится, улыбается так, будто бы в мире только они двое знают какую-то тайну, только они двое её делят, и притягательность в ней от того возрастает. Ещё одна изощрённая игра, но на сей раз более искренняя, потому что Жрец, скорее всего, мог оценить и иронию, и нелепость подобных речей, разделить этот момент веселья, в которое в своё время погрузилась она. Жаль, никто из ближних этого не разгадал.

 

- Это имя для колдовской ночи, Жрец, - То, что в иных устах звучало бы пренебрежением, в её звучит титулом выше королевского. Она не чувствовала, что за ней наблюдают - ничего не ощущала, поглощенная религиозным восторгом, в моменте, в миге, в экстазе - ей бы принести собственное сердце на этот алтарь, для её всеведущего всемогущего Бога, - Не знай я, что приносить в дар, не была бы достойна ни единого из своих имён. Веди. Мои люди меня подождут столько, сколько это будет требоваться, пока я не решу, что они достойны войти в обитель Бога, и умрут, не сходя со своих мест, если в их крови недостаточно силы выдержать испытание. Но её, я верю, достаточно.

 

Они были её верными, и всё же, она испытывала их, почти истязала. Из верность ей, их стойкость, их убеждённость. Костяк должен быть прочен, или вес грядущего сомнёт его.

И нет, Дхакиру не удивляло ни капли, что её ждали. Так и должно было быть, так было суждено, и жрец её Бога не сумел бы её не узнать, как и она никогда бы не спутала верного с неверным. Раз он узнал её, то значит это что вера его крепка.

 

- Мне не было открыто твоего имени, Жрец. Могу ли я узнать его? - Она не видит его жестов, но привыкла к тому, что те есть, знает нравы людей, знает привычки людей, а не будь жеста, так вела бы себя, словно они были. Её Бог лишил её зрения - о таком тяжком испытании плакала и голосила её мать, жалея себя, жалея, что не дала мужу здорового ребёнка, глупая - ибо Бог одарил её щедрее прочих. Мелькор избрал её жить и умереть во славу его, ради него, во имя его, и даровал ей вечную ночь.

 

А ещё он даровал ей дорогу к этому Храму, и милостей больших не было нужно. Жертвы приносятся Богу, а не Богом.

Они не были ценны для меня - и все же, ведь не только во злобе был замысел их смерти.

 

Хоть спать она и не легла, но после быстрого ужина, проглоченного не глядя, Дхакира погрузилась в медитацию. Для неё это был способ и молитвы, и размышлений, а так же попытка отвлечься от постоянной огненной бури перед глазами - она видела Саурона сквозь стены в замке, а воля его пронизывала сознание. Да. Самым тяжелым было быть в его тени, не умея закрыть собственный разум - в конце концов она училась раскрывать границы а не ставить стены. Сейчас ошибка стала очевидной.

Но, в излюбленной манере своей, она не противопоставляла силу силе - наоборот, подстраивалась под течение, смягчалась и изгибалась, и к середине ночи уже не чувствовала боли. Гордыня не мешала подчинению - путь наверх всегда лежал для неё во тьме. Ни осуждения, ни гнева - только вот отец, отец, тяжело будет без него. В медитации она неожиданно ощутила скорбь - осколок сердца, которого никогда не было - и с раздражением отмела её в сторону.

И все же, отец. Ты говорил, верность должна что-то значить.

Но Владыка не отдал бы тебя на съедение, если бы в Гаванях вы все не подвели его.

Верность не значит ничего без победы.

Утром Шакти чувствовала себя... уставшей. Долгий путь был ею проделан, и ей необходимо было провести в покое еще пару дней, что бы привыкнуть - но Саурон ждать не станет, так что от неё не последовало никаких возражений - наоборот, она постаралась выглядеть всем довольной, улыбчивой, и с мягкой благодарностью приняла помощь служителя. На конях она прежде не ездила, но удерживать равновесие в седле не составляло труда - на мокрой палубе в шторм бывало сложнее. Так уж вышло, что она была единственным белым пятном во всей кавалькаде - плащ из шкур выделялся на фоне черных коней и черных доспехов.  Дхакира не видела себя со стороны, но если бы могла - была бы очень довольна собой. В конце концов в том был замысел - оставаться заметной.

Когда кони сорвались в галоп, ей пришлось приложить усилия, и, выбросив из головы все мысли, она принялась осваивать новое для себя занятие - конную езду.

Пророчица поклонилась – слов более не требовалось, а оплетать Саурона сладкими речами было бы нелепо – в конце-концов он почти божество, первый среди Тёмных, и глупо оскорблять его. Накинув капюшон, она последовала за слугой, даже не оглянувшись на тела у двери.

До рассвета ей было чем заняться – она раскинула кости, пытаясь понять будущее, и долго касалась их, пытаясь вызвать видение – но перед внутренним взором была лишь тьма, а в воздухе витал запах крови.

Если бы она хотя бы почувствовала печаль, было бы легче. Но ничего не было. Дхакира пришла, как вела её судьба, но события понеслись иначе, чем она думала. По-крайней мере расчет был в том, что у неё останется хотя бы пара собственных слуг, чтобы защищать её и быть её руками.

А сейчас – словно снова они уплыли на корабле сражаться, а она осталась в городе. Неприятно. Неудобно.

До рассвета она так и не ложилась, решив не растравливать себя сном. Во снах могло прийти всякое.

 

Ужас не затронул её – нет, она ощущала влияние Саурона, давящее на плечи и грудь, но все еще не боялась. Она плясала ночами во время урагана, когда тот сшибал людей с ног, и видела таковым и Тёмного Владыку. Стихией.

Нет смысла бояться – если он захочет он снимет кожу и мясо с её костей. И ничто не сможет остановить его.

Её чувства не были гордыней. Идущий к цели не должен воспитывать в себе подобную слабость.

И для неё не стала неожиданностью жестокая расправа, последовавшая за словами Саурона. Примерно такого Шакти и ждала, но все же… Жалость, вот что она ощутила, слыша их крики. Острое сожаление отразилось на лице Дхакиры, когда она повернула голову. Такие хорошие инструменты, отточенные, удобные, как старая перчатка. В их смерти не было нужды – накормить темную тварь можно было и орками.

Эти были способны умереть полезнее.

- Мне нужна будет лошадь, если Вы не желаете, чтобы я шла за вами пешком.

Вот такая эпитафия отцу и людям, что были с ней едва ли не с рождения.

Шакти повернула голову обратно, к огню что видела вместо Владыки – отголоски её сожалений все еще звучали в холодном голосе, не смотря на то, что прикажи Саурон – она бы лично вскрыла глотку отцу и каждому своему слуге. Впрочем, лицо её снова было спокойно. Над такой сложно издеваться – сначала найди, чем её задеть, если даже люди что были рядом всю жизнь не получили даже слезинки.

Она не просто увидела слепыми глазами это Око – она покачнулась от его мощи, руки дернулись – сжать виски – но в руки себя Дхакира взяла очень быстро. Только выше вскинула гордую голову, пленительно улыбнувшись. Видеть пламя оказалось тяжело, намного тяжелее чем ей казалось и снилось. Но все шло так, как должно быть.

Умбарцы… Нет, её отец дернулся, чтобы её защитить от женщины за троном, но Шакти словно знала что он это сделает, и повелительно вскинула руку, приказывая оставаться на месте. Она не боялась. Не просто не боялась – она была уверена в том, что говорила и что делала. Холодная и спокойная, она поднялась, выпрямляясь, полностью игнорируя всех, кто мог быть в этом зале.

Они были ниже.

-Я не надеюсь, мой Повелитель. Я служу вам, да, но сюда я пришла не для этого. Я пришла, что бы вы учили меня.

Голос теперь звучал иначе – почтение осталось, но теперь пробивались мягкие, мурлыкающие интонации – возможно, только возможно – Шакти показывала на что способна. А способна она была бросить стоящих у дверей умбарцев на Повелителя одним словом – ну, разве что двое или трое промедлили бы. Такая могла взять себе трон в любом из восточных королевств, управляя мужем как кукловод-куклой, но стояла сейчас здесь.

На грани смерти и дерзости.

- Это моя судьба. Это – почему меня зовут Пророчицей. Этот миг я видела во снах с тех пор, как они начали ко мне приходить. Я или стану вашей ученицей сегодня, либо сегодня умру.

И выглядело все так, словно второй вариант не принимался в расчёт. Дхакира пришла сюда не просить о милостях, и не ползать на коленях – исполнить предначертанное, а Саурон пусть сам решает, нужна или нет ему ученица.

Дхакире решать было нечего.

1 час назад, Финдарион сказал:

Ну, если рассуждать, то эдак можно и про любую расу сказать

А надо не рассуждая.

@Хэлкар Ну тут не королева. Пришлось срочняком адаптироваться, чтоб не свалили на меня проигрыш в Гаванях)

2 минуты назад, Финдарион сказал:

Без адвоката такие темы не решаю.)

Пфффффф. А сам за себя ответить, а?)

 

3 минуты назад, Финдарион сказал:

О том и речь. 

Если есть выбор расы - надо выбирать самую упоротую.

Хотя чет меня дико развеселило играть людей времен неолита. При чем такого, дремучего, чет около 8тыс до н.э)

1 минуту назад, Финдарион сказал:

все еще впереди конешн. 

Ты мне так нравишься что могу ускорить)

 

1 минуту назад, Финдарион сказал:

А мы ВНЕЗАПНО за дворфов.

Ничего внезапного)

3 минуты назад, Финдарион сказал:

А на расу не кидаете?

Обычно таки либо на свой вкус выбор, либо за человеков, да

 

3 минуты назад, Финдарион сказал:

Тот тоже мужиков любил... До искр из глаз!  будутумс!

 Ну на труп ты не тянешь)

6 минут назад, Финдарион сказал:

ДнД чот тоже угарали с этого пункта.

А мы на этот пункт кидаем кубы

4 минуты назад, Финдарион сказал:

Ноуп, у меня все ровно, это ты воспринимаешь не в ту сторону, азаза

Ты вроде оправдаться пытаешься, но ведь эльф же. 

1 минуту назад, Финдарион сказал:

Я ее имел в виду - дамочка болтает и спит с мертвецами жи) 

Тогда у тебя проблемы с восприятием диалогов)

- Не завидуй.

-Не, я не по мертвым мужчинам.

2 минуты назад, Финдарион сказал:

Так я и не завидую, некрофилия не моя тема :D

Я имела в виду Хэлу не завидуй, но тут ты конечно здорово спалился с гендерными предпочтениями)

19 минут назад, Финдарион сказал:

. Да епт, когда был только Эру - появилась искра мысли в его разуме - это были Дромангорги, и они - эта мысль внушили ему идею о создании Арды. Так что вот так.

Перебор)

 

@Финдарион 

А ты не завидуй

2 минуты назад, Аксель сказал:

Не, это продукты психотропного воздействия Кабака на сознание форумчан.

Оууу

@Хэлкар 

Гугл сечет

50 минут назад, Аксель сказал:

Дромангоргами. 

И форменосовка? И трандуиловка? И муммачий кумыс?

Здесь не было моря, и под ногами была не теплая палуба – а холодная, мерзлая земля. Дхакира куталась в меха, и шла осторожно, но быстро – долгий путь её близился к концу. Пока не показалась крепость, Шакти держалась на плечо отца, но после выступила вперед, не позволяя себе прятаться за мужскими спинами. Её слепота не стала бы оправданием слабости, не сейчас, не здесь.

Когда я сказала, что отправимся мы на север и запад, остатки команды чуть не взбунтовались – им не хотелось идти маленькой группой сквозь земли врагов. Кнут и слово напомнили им, кому они на самом деле служат – а Саргон уже давно не перечил дочери.

Пробираться, как воры, по ночам, ночевать с оглядкой, беречься и хорониться – это мало радовало пиратов. Мало – но выбора у них больше не было – хлестким словом Лайали напоминала им, что они проиграли, а улыбками напоминала им чем грозит неповиновение ей. С каждым днем ошейники их служения затягивались все туже, пока любое её словно не стало восприниматься волей свыше. Этого Шакти было достаточно – большего добиться невозможно, на меньшее не согласишься.

- Ты уверена, что Он здесь, а не в своей Твердыне в Мордоре?

Едва слышный шепот сомнения – она повернула голову, одарив отца сладчайшей из улыбок, и прошипела тихо и презрительно.

- Он здесь. Как ты можешь звать себя морэдайн, если не чувствуешь Его присутствия?

Слова были хуже удара хлыстом, но которые она не скупилась никогда. Тень прошлого мелькнула в глазах Саргона – но уж слишком крепкими были узы, которыми Дхакира спеленала его. Ничего не сказал, только наклонил голову, соглашаясь с её правотой. Из него действительно вышел дурной морэдайн, хотя виноват в этом он не был. Дочь очень хорошо его сломала, очень правильно и чисто – можно сказать, шедевр.

 Возможно, это было предопределено – и ему никогда не стоило брать в свою постель женщину с гор. Тем более ту, что мнила себя ведьмой.

Умбарцам показалось самым сложным пройти через ворота – орки их тщательно досмотрели, но не стали отбирать оружие. Пока Шакти спокойно разговаривала с привратником, о них доложили Самому – и Он дозволил их пропустить к себе. Немалая честь в том, что Владыка вообще нашел на них время – но ни польщенной, ни удивленной Дхакира Лайали не выглядела. Она бесстрастно прошла через загаженный орками двор, и так же бесстрастно вошла в одно из самых жутких мест Средиземья.

Единственной эмоцией что она позволила себе, было глубочайшее почтение, когда она, оставив сопровождающих толпиться у дверей тронного зала, приблизилась к престолу Саурона и опустилась на одно колено, отбрасывая со светлой головы капюшон. В крови её звучал шепот матери –«Не поднимай головы, не говори пока не спросят, если ты вдруг встретишь Повелителя или ближайших слуг Его». Мать была глупа – Шакти смотрела слепыми глазами прямо на владыку и проговорила.

- Мой Повелитель. Дхакира Лайали, дочь морэдайн пришла что бы стать вашей ученицей.

А можно значок не злых людей, а просто людей и сразу Мордор?

  Герой:

Но море - море не прощает глупцов, а Шакти - самые темные его воды, омывшие вороную обжигающую сталь.

1. Имя персонажа

Дхакира Лайали, в ночь обретшая имя Шакти, прозванная Слепой Пророчицей.

2. Внешность

Человек из черных Нуменорцев, 25 лет.

Я видел её вчера - она поднималась на свой корабль, и ветер трепал подол длинного платья.

Она словно почувствовала мой взгляд, и обернулась с той смесью распущенности истинной наложницы и достоинством истинной дочери Нуменора, которую я еще не встречал.

Но в улыбке её было что-то такое, от чего кровь моя словно остыла в жилах.

В детстве Дхакира была достаточно загорелой, хилой и угловатой девчонкой. Смешной и нескладной, как жеребенок, и не сказать, чтобы слишком уж симпатичной. Годы это исправили и переменили, и даже бельма глаз уже совершенно не портят внешность. Природа наградила её красивым, гордым лицом и золотом словно бы присыпанных пеплом волос. Можно поспорить - будь она зрячей, глаза её были бы цвета ясного неба - но это не имеет значения.

Впрочем, преимущественно ночная жизнь оставила свой след - возвратившейся бледностью кожи, а умелый уход за собой подчеркнул благородную кровь, разбавляемую уже столько поколений.  И глубокие, темные тени под глазами которые она не скрывает, как некоторые, при помощи маленьких женских хитростей, а делает зону вокруг глаз еще темнее - подчеркивая собственную слепоту, как достоинство и отметину чего-то высшего.

Она несет на себе печать порока столь отчетливую, что устоять перед ней весьма сложно. Весь её внешний вид и повадки пропитаны этим - а стройное, красивое тело только усиливает впечатление. От кончиков пальцев до длинных волос в ней нет ни капли невинности - если, конечно, Шакти не притворяется таковой.

Сообразно своим желаниям, она облачается только в платья - из легких, летящих тканей, напоминающие одеяния жриц, даже близко не скромных. Впрочем, и не слишком развратных. О да, она очень хорошо знает, где граница между этим - в конце концов, соблазнить каждого попавшегося ей на встречу Лайали не стремится. 

Но какие бы уловки она не использовала - от неё всегда веет мертвенной жутью.

 

3. Профессия и навыки

Говорят, она может провести пальцами по ткани и назвать её материал и цвет, различить на запах породы дерева, и угадать облик по голосу.

Носи пророчица повязку - я бы не поверил, что она слепа.

 

Сила Шакти равно поделена между истинным колдовством и шарлатанством. Даже, скорее можно назвать ее шарлатаном, если умелое использование ядов, дурманящих трав, музыки и лицедейства подобного уровня не магия сама по себе.

Она тщательно изучила все существующие дурманы и яды, и достигла немалых высот в их смешивании и создании. То же касается и ловкости рук и отвлекающих эффектов - дыма и вспышек в нужные моменты. Для неё это сродни музыке, сродни искусству - подобрать пропорции, комбинацию, избрать цель - и насладиться реакцией, словно творец наслаждается только что завершенной скульптурой.

 

Но все же без прочих способностей все это оставалось бы только хитрыми фокусами. Не смотря на свою болезненность, она быстрая, гибкая и соблазнительно ловкая. А отсутствие зрения и вовсе придает всему этому мистическую силу в глазах окружающих, особенно тех, кто видит как она скользит по палубе корабля в шторм, огибая людей и вещи, или тех, кто видел как она пляшет после кровавой битвы - в которых никогда не участвует, под защитой своих воинов, но с удовольствием играется, подобно кошке, с пленниками - израненными, с выколотыми глазами мечущимися по палубе. И нож в её руке тоже танцует, перетекая из руки в руку подобно серебристому ручейку, вторя песне, которую она поет, отправляя души пленников во Тьму. От частого выпевания ритуальных песен с самого детства голос её способен звучать совершенно по-разному, а слепые глаза не выдадут чувств - лицемерить ей не сложно, язык тела всегда подчинится разуму.

Однако главное в ней - ее магия, древнее колдовство пополам с древним шаманством, и глазами, что видят лишь тьму и мертвых. Лайали способна говорить с ними и слышать их голоса, а иногда, в темнейшие и кровавейшие ночи - приказывать. То ли море благосклонно к ней, то ли это величайшая удача - но корабль никогда не потеряет курс, если на стоит подле штурвала, указывая рулевому, и выйдет из любого шторма, который предскажет загодя.

Никто не знает секрета притягательности Дхакиры - магия или дурманы, но приворожить она умеет - это проникает в сердце жертвы не сразу, постепенно, она заполняет мысли и извращает чувства, привязывает к себе смесью порочности и восхищения - что позволяет ей, являющейся хоть и достаточно хитроумной женщиной, использовать чужие умы для исполнения её приказов. Впрочем, не зря её назвали пиратской королевой - прожив всю жизнь на палубе, она не могла не изучить все хитрости и уловки корсаров.

    Ну и кто назовет колдунью колдуньей, если она не умеет проклясть?

 

4. Инвентарь

У неё не слишком много вещей – много и не надо. Пара кинжалов в богатых ножнах, ритуальный нож, кнут, сумка со сменной одеждой, несколькими украшениями, кошелем денег и двумя флягами – одна с водой, другая с кровью.

 

5. Биография

Она словно появилась из ниоткуда, эта ведьма.

Я помню её слепой дочкой капитана, а теперь служу ей. И не потому, что боюсь - а потому, что не служить ей невозможно.

А еще потому, что иначе Дхакира Лайали будет скармливать мое тело команде по кусочкам.

 

Её мать, Айчин, спускалась с гор каждый год - ведомая не пророчествами - грезами о них. Она мнила себя шаманкой и ведьмой - может, ею она и была, но Дхакира предпочла считать, что знания в материнской головушке да смазливое личико - единственные достоинства дражайшей матушки.

То самое смазливое личико, запавшее в душу гордому умбарскому пирату, относящему себя к роду морэдайн. Саргоном звали его - он был красив, жесток и молод, скор на любовь и расправу - он полюбил её мать и забрал с собой - но в их отношениях до самой смерти была примесь женского расчета. Вот только Айчин ошиблась, ибо муж её не стремился править - только лишь своими людьми и кораблем - вольная жизнь была ему по душе.

И она не сына она родила, не того, кто мог дать ей то, чего бы она желала - дочь, и Саргон позволил ей самой назвать ребенка. "Дхакира Лайали" - произнесла мать при свете дня. Ночью же - "Шакти", тайным колдовским именем - но все они словно бы состояли из острых углов и не несли в себе ни капли помощи слабому младенцу. Младенцу, не открывавшему глаз и только по плачу и дыханью признанному живым. Такой ребенок не мог выжить на корабле - но выжил, и открыв глаза нанес еще один удар - на сей раз своей слепотой. Айчин бы выбросила её за борт - но муж не позволил. Ему, вобщем-то плевать было на дочь - а вот уколоть жену, не сумевшую родить здоровое дитя, хоть и любимую, было приятно.

Но Лайали быстро доказала всем что слепота ей не помеха - как только начала ходить, осторожно ощупывая палубу ногами, не торопясь, как обычные дети - и узнавая всех по голосам. В детстве она не принимала помощи - с тех пор как осознала себя калекой - но тем не менее, к шести годам лазала по канатам и носилась по кораблю без капли страха - хотя и, бывало, расшибалась в кровь. Но с высоты не падала - скользила сильными тонкими пальцами по переплетению веревок, да цеплялась так, что не отдерешь.

Мать учила её тайным знаниям, жестоким и зачастую кровавым, отдавая нелюбимой дочери её наследство. А Шакти - та впитывала любой обрывок слов, любую каплю, и смотрела, не отрываясь, матери в лицо - та вздрагивала от взгляда мертвых глаз, и радовалась, что ребенок этого не видит. Она была жестокой наставницей, и не желала показывать слабину. А потом и вовсе ужаснулась, когда поняла, что на самом деле её дочь временами видит - но не людей. Слышит и говорит с духами, без ритуалов и трансов, легко и спокойно.  А Лайали, не сумев умолчать о "невидимых друзьях", дававших неокрепшему разуму пищу для размышлений, и не самую благоприятную пищу, умолчала о том, что начала видеть сны. Редко, очень редко, один и тот же, неясный, нечеткий - и шепот во тьме.

В десять лет она увидела его четко и ясно, как и то, что надлежит сделать. На следующую ночь Айчин совершила самоубийство - рядом с ней нашли пузырек с ядом и рыдающую дочь. В тот день Лайали поняла, что женские слезы способны отвести множество подозрений - а уж детские-то тем более. Это не было актом бессмысленной жестокости. Для целей ребенка, которые тот не вполне еще осознавал, нужно было безраздельное влияние на отца и отсутствие материнского контроля. Шакти постепенно проникала в жизнь отца, ластясь, когда тот был в настроении, и исчезая, когда тот гневался. Если на корабль попадали женщины - она пряталась от них, будь те купленными в порту шлюхами, которых приятнее любить в собственной каюте, чем в портовой таверне, или же просто смазливыми пленницами. Вскоре на корабле стали появляться шарлатаны, лицедеи, лже-колдуны и шаманы всех мастей. Дхакира оправдывала свои просьбы об обучении у этих людей памятью о матери и своим горем - Саргон кивал почти равнодушно - он не слишком то интересовался воспитанием детей - лишь бы не мешалась под ногами пока не позовет в порыве нежности. Он смеялся перед командой, не веря во всю их магическую чепуху.

И Шакти смеялась. Потом, когда обрела к инстинктам знание и умение, понимание необходимого состояния духа. Но тот период - с десяти до шестнадцати лет - это период учения, оттачивания навыков, постижения мира, развития собственных сил - они прибавлялись по капле, мучительно долго но когда к шестнадцати годам она из беспомощной слепой девчонки превратилась в гордую юную провидицу, отец и команда уже не отмахивались от её слов. Но нельзя вечно очаровывать отца дочерней преданностью, особенно такого - еще молодого, с горячей кровью, и возникшей мечтой о наследнике.

Шакти не нужен был брат. Совершенно - не зря она подсыпала отцу в вино, которым он поил шлюх, травы, что не давали им завести дитя. Но это было наполовину удачей - а нужно было наверняка. Решение пришло само, когда в каком-то закутке её поймал член команды и попытался склонить к ночи любви. Склонить не получилось, но порядок действий она прекрасно поняла.

Это оказалось до смешного просто - соблазнить собственного отца - немного дурманящих трав, немного уловок, мельком увиденных в порту, да шепот - и отец, которому пригрезилась его погибшая жена, сам наутро оказался соблазнителем, увидев не призрака, а дочь.

Дальше дело было лишь за умением играть, не свойственном шестнадцатилетней девчонке. Она умело скользила между похотью во время рейдов и чувством отцовской вины, густо смешивала их друг с другом, приправляла жестокостью, и взращивала этой порочной связью свое, впоследствии нимало ей пригодившееся, искусство темного приворота. Два года ей потребовалось что бы Саргон помешался от похоти и любви к ней - она погружала его в эту тьму, и всю команду вслед за ним, приучала их слушать только её речи, приучала их жаждать её общества, подливала свою кровь - в воду и пела во время боев, распаляя их эмоции. Это был первый опыт - и самый лучший - они и посейчас, включая отца - её слуги, а он - любовник и советник, крепче остальных привязанный к ней.

Убедившись в преданности команды уже ее корабля, Шакти пошла дальше - она использовала их связи и советы, свои мистические умения, обман, убийства что бы скрыть свое влияние – рано, рано еще было выходить на свет, показывать себя. Их ждала война, и за трон Умбара многие грызлись, а уж грядущие набеги предвкушали как никто. Она наращивала свою силу, набирала верных себе на море, создавая, понемногу, собственный флот и раскидывая семена преданности всё дальше и дальше. К нужному времени - они расцветут.

Ввязываться в грызню за трон она ее хотела – она видела истину от рождения, и судьбы выше, чем служение Божеству, жестокому и непредсказуемому настолько же, насколько жестоко и непредсказуемо море не существовало. Ей нужен был не трон Умбара - ей нужен был Храм Умбара.

 

6. Особенности персонажа

Она скорее предпочтет падение с высоты, чем навсегда откажется от восхождения.(с)

О, это совершенно аморальное создание. В Шакти нет ни капли милосердия и сострадания, даже если она их и проявляет исходя из каких-то своих соображений. Ею движет разум и цель - и ничто другое не важно - так что в числе её заслуг есть и детоубийство, и насилие, и любовь к пыткам и прочая, прочая, прочая. Она бесчеловечна и безжалостна, холодна и к мольбам, и к лести - впрочем, нет. Лайали любит слышать молящие голоса, любит давать надежду и жестоко отнимать её. Так что иногда все-таки внимает им и якобы смягчается - что бы кто-нибудь еще попался на такую же удочку. К тому же это служит устрашением союзников - в обществе, что держится на крови и убийствах удобнее быть самой злобной тварью.

В этом мире все - инструмент ведущий к цели - чужие жизни, мечты, чаяния - даже её собственное тело - если что-то можно использовать, то оно будет использовано без долгих размышлений о праведности и подобной чуши. Это делает её опасным противником - и непредсказуемым, она подобно лисице путает следы, не позволяет себя разгадать, для каждого "союзника" и "советника" у неё свой вариант цели их устремлений. Разумеется, единственно ему рассказанный по секрету - а иногда "случайно выболтанный" в постели.
 

 

7. Мировоззрение

Зло видит зло. Зло тянется к злу. Зло — удел сильных. (с)

Тьма

 

8. Чего вы ждете от игры этим персонажем?

Игры в аморально-темных, в жестокость и загадочность. Ну и немного магии.

 

 

Игрок:

1. Ваше имя или ник

Админы знают

2. Связь: skype, telegram, ссылка на страницу ВКонтакте.

И это знают

3. С какими произведениями Толкина, так же фильмами (анимационными\художественными), по книгам профессора вы знакомы?

Все кроме Утраченных Сказаний

4. Ваш опыт на ролевых

Немаленький

 

Дополнительная информация:

1. Как вы узнали о ролевой?

От себя же

2. Другие персонажи на ролевой

Мёдвейг