- Это имя для колдовской ночи, Жрец, - То, что в иных устах звучало бы пренебрежением, в её звучит титулом выше королевского. Она не чувствовала, что за ней наблюдают - ничего не ощущала, поглощенная религиозным восторгом, в моменте, в миге, в экстазе - ей бы принести собственное сердце на этот алтарь, для её всеведущего всемогущего Бога, - Не знай я, что приносить в дар, не была бы достойна ни единого из своих имён. Веди. Мои люди меня подождут столько, сколько это будет требоваться, пока я не решу, что они достойны войти в обитель Бога, и умрут, не сходя со своих мест, если в их крови недостаточно силы выдержать испытание. Но её, я верю, достаточно.
Они были её верными, и всё же, она испытывала их, почти истязала. Из верность ей, их стойкость, их убеждённость. Костяк должен быть прочен, или вес грядущего сомнёт его.
И нет, Дхакиру не удивляло ни капли, что её ждали. Так и должно было быть, так было суждено, и жрец её Бога не сумел бы её не узнать, как и она никогда бы не спутала верного с неверным. Раз он узнал её, то значит это что вера его крепка.
- Мне не было открыто твоего имени, Жрец. Могу ли я узнать его? - Она не видит его жестов, но привыкла к тому, что те есть, знает нравы людей, знает привычки людей, а не будь жеста, так вела бы себя, словно они были. Её Бог лишил её зрения - о таком тяжком испытании плакала и голосила её мать, жалея себя, жалея, что не дала мужу здорового ребёнка, глупая - ибо Бог одарил её щедрее прочих. Мелькор избрал её жить и умереть во славу его, ради него, во имя его, и даровал ей вечную ночь.
А ещё он даровал ей дорогу к этому Храму, и милостей больших не было нужно. Жертвы приносятся Богу, а не Богом.