История из леса Акалке

[Ашраз 167]

Последний открытый проход был лишним.

 ***
Тот, кто берет на себя право выйти в Кецаль-сон, должен оставить все свои сомнения племени. На нём обжечь глину своей души и закалить ее перед Спуском - пусть другие пьют его тревогу. Кецаль-сон чувствует тебя до костей, до самого твоего начала. Он не просто знает тебя - он Твой и ты Его, и нечего тут больше сказать. Если ты не был рожден отдать свою жизнь в дар Матери-Земле, Текутли, владычице пещерного мрака и звериного хрипа, то при входе в Кецаль-сон страх будет тебе лишь помехой. 

*** 

 

Для Илу это был третий Спуск. 

Он родился первым сыном у Разжигающего Огонь. Тот, кто хранит пламя вечно-горячим, жертвует своего первенца Кецалю, навсегда отдает его на волю шепота ветра и шороха вереска. Это - дар и дань одновременно, так было и так будет. В лесу Акалке нет другого закона, нет другого табу. 
Пройдя в семнадцать лет испытание-грань, рубеж между жизнью и юностью, его душа была предана огню в ночь Единого, и он встал на тропу обучения новому ремеслу. 
Ремеслу, которое больше сродно с танцем, с музыкой. Пляска слов на тенях дыма в пещерной черноте, прогулка по лунным тропкам между сетей невидимого паука. Кипящая, бурлящая смесь, варево из птичьей крови. Чужие ритмы и странные, взвизгивающие звуки туманной речи, перешептывающихся духов. 

Путь был таков:

***
Твое дело меж племени: говорить за них с миром. Тем, что вокруг и тем, что скрыт. Тем, что берет начало в сумерках, в зеркалах, и в ряби на воде. Раз в месяц, перед полной луной - она отдана Кецалю, как Его луна, раз в месяц ты должен выходить из Акалке и искать новый проход, дорогу туда, где отражения живут своей жизнью. Это мир, который похож на морскую волну - он дрожит, колеблется, и населен духами и полубогами. Настоящих богов уже нет, они давно слились со смертью в высеченных и расписанных менгирах, но их наследие и по сей день хранится в рассветной дымке и в пепле с лесного пожара.

Есть уже открытые проходы на ту сторону, есть и те, что заперты. 
Открывая новые двери, помни о том, что была и причина, по которой ее оставили и забросили.
Есть много способов увидеть дверь, приблизиться к ней, ухватиться за ее растворенный аромат. Он схож с жаром в воздухе, с тяжестью облака перед дождем. Он сводит с ума уже одной своей игрой с чувствами и памятью. Если спеть его голосом, ты забудешь самого себя, свой язык и страх. 

***

 

Но близнецы Кала и Ракша, земля, небо и звук нашего мира, хранят в себе дороги к жизни, к яви. Долго бродить по тому миру, что называют Кецаль-сон, могли только древние шаманы . Илу знал прадеда из тех диких племен. Варварских, открывавших двери человеческой кровью, спрашивавших у болотных огней о тайнах людской судьбы, о новых историях и птичьих напевах. О новых слухах о тех, кто ходит теми же тропами и пьет воду из тех же ручьев. Так шаманы старого времени слушали ветер и он им отвечал скрипом подлеска и шереховатым треском старой коры. 

В свой первый Спуск Илу выходил вместе с учителем.

 

Гребень полосатой полузмеи-полуптицы, холмы и могильные камни на них, складывающиеся в оскал духа-хранителя в теле ящерицы-агама, дрожащая взвесь красок в пустынном мареве - все мешалось в одну миражную рябь, зеленый на черном, мягко-голубой на песочно-рыжей тени. Через этот туман прошел Илу в его первый раз, цепочка миров, связанных то ли чувством, то ли расплывчатым образом перед глазами, то ли дрожащим звуком или ритмом. Это потерянная память и мир без цветов, прыжок в бездну на доверие, сестринская сказка, обещание нового рассвета. 

Первый раз он только смотрел - но не прокладывал дорогу. Долго шло время его учебы, всё, что было познавать в письменах и в песнях, было спето и переписано заново. Наступало новое время - Илу должен был покинуть племя, выйдя в одиночку в Кецаль-сон. Там ему следовало увидеть, на какой край леса Акалке ему держать путь, где ждут знахаря-колдуна, где кличут беду и просят милости у Многоликих. 

В час своего второго Спуска Илу сжёг свое прежнее тело в дар Ракше в канун Середины Года. 
То была ночь, полная смеха и танцев, радостная, весенняя, переломная и дразнящая. 
И у главного, самого широкого и светлого костра, у первого алтаря - сын из народа, как раньше и бывало: горло в узорах синей краски - потому что его голосом говорят Они, а всё, что ниже - в пряных маслах. Скрипучие и резкие слова его Учителя, переваливающиеся с одного монотонного ритма на другой, готовящие весь тонкий мир вокруг к восходу новой звезды - и потом тишина.

Ученик восходит на костер и отдает себя Кецаль-сну. Племенной проход в него, начинающийся с алтаря-жертвенника на главном кострище, пуст и свободен - духи предков очистили его и от боли и от радости. Прощальные слова уже оставлены на той стороне - осталось только войти, увидеть новую дорогу меж теней иного мира и пройти по ней до конца. Такой путь - на всю жизнь, если не больше. Когда пепел с той ночи будет развеян старым шаманом, Илу получит знак - можно возвращаться в Акалке и начинать третий Спуск, возвращение домой - в Лес, к матери-Текутли, что подготовит ему новое тело из глины и огня в одной из ее утроб. Там он пройдет по яви, до иного, нового племени - а в настоящий дом возможно не вернется и никогда.

 

Второй Спуск обернулся кошмаром. Буря в открытом море и степной ураган. Деревья вырваны и обруганы ветром, а корни разметаны по земле. Спутав тропы, Илу вышел на край Незримого Мира. 
Говорят, когда-то первые боги уходили туда умирать - под Небо Семи Цветов, туда, где властвует сам Кецаль, единый со всем и не знающий разницы ни между мясом, ни между дурман-травой. Раз оказавшись на Его земле, смертный либо остается там навсегда, либо идет дальше, в Вечную Ночь. 
А в ней есть только тишина. Живая дрожащая тьма - в ней все ответы, но услышишь ты их лишь в молчании. Эта Ночь рождается в неровном свете свечи и в норах змеиных царей, пещерами выплывает за конец всех морей, проскальзывает тенью по телу Кецаля, трясущегося в своем безумном хохоте и так приходит туда, где не звучало еще ни слова, к истоку и покою этого мира.

В ней ты видишь всё. 

Но Илу, выброшенный в Ее молчание метелью красок и полноводным хаосом-камнепадом, разорвал тишину своим криком и страхом - и Она отвергла его.
Ему пришлось начать новый путь - но то было одно из первых табу шамана, которые он узнавал по письменам на коре еще тринадцать лет назад.

 

***
Для первого камня пути нет места страшней, чем песок миражей Кецаль-сна.

***

 

Последний открытый проход был лишним.
Потому что проход, открытый в Кецаль-сне, непременно выведет тебя в родной мир, но закрыть его людям не под силу.