Слабость. Слабость была не чужда всем и проявлялась рано или поздно. Каждый кто жил под этим небом хоть раз, но испытывал это отвратительное, угнетающее и ужаснейшее чувство. И можно было сколько угодно притворяться и задирать нос, но рано или поздно упасть перед собственной немощью. И именно это сейчас происходило с Шелоб. Назгул даже не дрогнула от всех этих выплюнутых ядовитых слов, что были обращены к ней лично. Да, она не видела паучиху во всей её красе под солнечными зимними бликами. Конечно, она не могла уловить всех движений. Но то, что выходило видеть глазами лошади... весьма и весьма удовлетворяло Ломел. Вся эта шелуха вдруг встрепенулась и зашевелилась. Запричитала и зароптала, а ей... ей стало как-то вдруг легко-легко. И не обременительно вовсе, стоять и созерцать как человеческое тело паучихи корёжит от слишком большого количества использования чар.
И это всё что ты можешь... слабовато Шелоб. А мне не ведома усталость... Теперь ещё и останавливаться у каждого куста, как только “миледи” устанет.
- Да. Помогите своей леди спуститься. Разожгите костёр, да пожарче. И позаботьтесь о её ране. Она хоть и ничтожна, но сделана оружием эльфов. Кто знает, какие чары на нём были. А твои угрозы... убить меня ты не сможешь, а развоплотишь... кто знает что я могу рассказать лорду Майрону. В моей власти придумать тысячи причин, от чего вдруг непослушная госпожа решила убрать своё сопровождение. Подумай об этом, Шелоб. Ведь тебе я подчиняться не собираюсь. - Поведя плечом, Ломел вытянула из ножен меч и направилась чуть вперёд. Туда, откуда доносился неприятный запах жидкой как рыбья кровь жизни. Размышления о том, кто бы это мог быть не прерывались, лошадь не следовала за ней, но было достаточно обоняния со слухом. - Выходи тварь. Мне слышен твой ненавистный дух.
Водя головой по сторонам, Ломел старалась уловить какой-либо шорох, чтоб тотчас направить свой меч в ту сторону откуда послышится звук.