Ни смотря на длительное путешествие, и позднее заселение в трактире, эльфы как и свойственно их натуре пробудились от своего необычного состояния полу-забытия, довольно рано. Они почти одновременно собрались у столика на первом этаже. Последним же спускался Каинион, который тихонько оставив спящую кудесницу, скрасившую ему прошлый вечер, покинул трактир вскоре — вместе с остальной четвёркой. Тут у конюшни, они облачились в доспехи, впрочем не надевая шлемов, да и то только потому что то был оптимальный вариант их транспортирования, при той погоде, что имела место быть вокруг. Ночью прошёл ливень и теперь стояло весьма прохладное, но нормальное для этих широт, студёное утро. Пока эльфы выводили своих коней, расплатившись с конюхом за окормление и чистку, к ним вышел молодой парнишка в не дешёвом наряде. Он поклонился, перед озадаченной четвёркой и весьма важно заявил.  — Наконец-то я вас нашёл. Нам не уточнили, в каком из трактиров вы остановились! Имею часть, господа пригласить вас на аудиенцию к принцу Баину! — В этот миг, рысью подтянулся всадник на коне, улыбавшийся во весь рот.  — Вот ты где, Адиан. Молодец парень. Почтенные господа эльфы, — сказав это он спешился, так как и эльфы стояли пешком, и произнёс. — Моё имя Линдир сын Дронора, член совета принца-регента, а с моим младшим братом вы уже познакомились. Нам передали о вашем прибытии, и принц ждёт вас в гости. Последуете ли за мной ко двору?  Эльфы переглянулись, молодость местных важных вельмож и сановников, увы была весьма показательна, куда делся их отец даже спрашивать не стоило, памятуя об Ист Байте. Наконец Каинион вышел вперёд и кивнул.  — Конечно, Линдир сын Дронора. Мы следуем. — По пути, ведя лошадей под уздцы, они и познакомились, а Линдир оказался весьма толковым, хоть и несколько беззаботным молодым мужчиной, чего нельзя было сказать о его младшем, как оказалось шестилетнем брате, который с радикальной серьёзностью и важностью, подходил к тем обязанностям, которые сам на себя возложил. Они прошли по кольцевой улице, с окраин городка и вышли на широкий проспект. Преодолев небольшой подъём, спуск, потом ещё один подъём (местность в городе была не слишком ровной, что нормально учитывая, что Дейл располагался в предгорьях) они видели справа и слева от себя, как утро встречает этот город. Как суетливые хозяюшки, начинали домашние заботы, как пожилые и молодые мужчины помогали им, а другие отправлялись в поля и на охоту, точнее в точку сбора перед южными вратами города, в ожидании дружины принца, которая будет их охранять. Наконец, набрели они и на скромного вида дворец короля Барда Лучника. Во дворе этого трёхэтажного здания, с пятью башенками готовилась конная дружина, примерно из пяти десятков крепких ратников. Среди них был и сам принц. Баин вышел навстречу эльфам, и с улыбкой поприветствовал их рукопожатием.  — Добро пожаловать! Уважаемые эльфы, развейте сразу же мой вопрос. Бывали ли вы в лесной битве, расскажите что было там?  Ответив на рукопожатие, Каинион и трое его спутников сделали лёгкий поклон, после чего старший из них ответил.  — Благодарим за это гостеприимство. Да, мы бились за Дол Гулдур, и то была суровая сеча... — Он прервался, так как на крыльцо, вышел в длинной одежде сам Бард Лучник, чьи волосы были длинны, вид слегка взъерошен, но он твёрдо ступал помогая себе опорной палкой, хотя и было видно как тяжело ему даётся каждый шаг.  — Так что вы говорите? Вы одолели врага? — Спросил король Дейла.  Склонившись и ему, эльф увидев реакцию ратников Дейла ответил. — Я приветствую короля Барда прославленного Лучника, победителя Смауга. Моё имя Каинион, со мной Анамайтэ, Морагларо, Вернэссэ. Мы воины дружины владыки Элронда, властителя Имладриса, что на западном склоне Мглистых Гор. Средь людей больше известного как Ривинделл.  — Слыхал я о Ривинделле. Так значит и вы там тоже были? — Вместе с нашим владыкой, а также с защитником Золотолесья лордом Келеборном и леди Галадриэль. Мы прибыли на помощь воинству короля Трандуила, и вместе с эльфами ваниарскими и эльфийскими витязями Линдона, воинством с запада, мы сразили врагов. Тёмная цитадель пала, но враг бежал, бросив своё воинство на полное уничтожение. Лес был освобождён. Сюда мы прибыли по приказанию Элронда, нашего лорда. Мы наслышаны о том, сколь в тяжёлой битве смогли вы остановить армию Короля Чародея, важного полководца врага.  — Увы, и этот смог уйти от нас. — Грустно подметил Бард.  — В своём путешествии мы были в Эсгароте, ходят слухи что таны Озёрных Дружин, снова собираются в поход. Верно желают они пощипать врага, укрепившегося на юге за землями Дорвиниона. — Продолжал Каинион, продемонстрировав отчасти то, что удалось узнать ему в Эсгароте, и тем самым показать, что они здесь с "открытыми картами" и ничего не скрывают.  — Едва ли Дейл сможет поддержать такой поход. Нам нужно восстанавливаться, слишком многих мы потеряли. Почти весь мой королевский совет, со своими дружинами пал на полях Ист Байта. — Грустно отметил Бард — вот и теперь появились какие-то монстры с севера, которых тут раньше не видели и пугают моих людей, из-за чего я каждый день отправляю сына с дружиной, защищать наших селян обрабатывающих поля. — Он указал на собравшуюся дружину, слушавшую разговор.   Кивнув с пониманием, Каинион сказал.  — Нам известно, что король Трандуил обещал столь же твёрдо выступить к вам на помощь, если враг придёт сюда, как вы пришли на помощь к нему. По сему, самое время Дейлу начать путь на восстановление. Что же до монстров, быть может мы сможем чем-нибудь помочь, выследить и уничтожить тварь.  — Попробуйте, отправляйтесь с Баином, он будет защищать наших земледельцев, а вы ищите следы того кто напал на моих людей. А после, возвращайтесь сюда, и будьте гостями в моём доме. Мы заключили союз, и как я понимаю теперь сражались против врага, не только вместе с Трандуилом, но и с другими эльфийскими лордами, поэтому кем же я буду, если буду держать вас в своём городе по трактирам. Пока вы здесь, живите при дворе. — Он махнул рукой, и вскоре Баин кивнул Каиниону, и четвёрка эльдар присоединилась к конной дружине принца-регента, которая проследовала к вратам, а оттуда охраняя земледельцев покинули город в этот день. Квадрига покинув город, ещё некоторое время следовала вместе с дружиной, Каинион отвечал на вопросы Баина о том, как проходила битва за Дол Гулдур, а после их пути разошлись. Четвёрка эльфов отправилась искать следы некоего неизвестного существа, неизвестной же природы. Их путь пролегал в окрестностях города, в направлении небольших пещер, где мог бы укрываться монстр или зверь. Пока, они лишь очень смутно представляли с чем же имели дело. 

За последнее время, Эльронд не слишком ещё успел привыкнуть к столь скорому принятию решений, кое демонстрировали ваньяр, что само по себе впрочем он наблюдал ещё с самого, с ними знакомства. Эти аманэльда были удивительны, и в некоторой степени не слишком походили на тех, видевших свет Амана, к которым привык он сам, то есть к эльфам-нолдор, в королевском роду которых он был рождён, многие века назад. Выслушав командира их Раваона, владыка Имладриса медленно кивнул, и ответил.  — Разумно, лучше прежде других выслать рейнджеров и разведчиков. В месте, где сокрыт западный проход в Морию, может быть довольно опасно, однако там всегда можно найти целительных трав. Люди-фермеры, что живут по берегам реки Митэйтель, называют эту землю благословенной, из-за её щедрости и обилия целительными травами. Также туда часто ходят те из нас, из обитателей этой обители, кто вспоминает былые годы, особенно если намеревается отправиться на Запад. Из-за чего хотя слухи среди людей о призраках в тех лесах, по берегам Сираннона в Эрегионе. Но призраков, нежити там нет.   Выдержав некоторую паузу, в которую он пытался придумать хоть какой-нибудь ответ, для слов Раваона о том каковыми должны быть воители Амана, после чего, озадаченный преизрядно он лишь развёл руками.  — У каждого из числа эрухини свой путь и своя песнь, в нашем мире. Быть такими, каковые мы есть. Хотя и признаюсь, столь тесные узы среди вашего отряда, так верно служащие вам в бою, восхитительны, хоть и необычны. — Он просил короткий взгляд в сторону простых воинов ваниарского отряда, и ему пришла в голову мысль, что их нарочитая "простота", является влиянием вала Асталдо, ибо такое поведение было под стать светлому воителю Блаженного Королевства.    В ответ же на предложение отобедать, Элерондо кивнул и указал в направлении павильона, где это можно было без труда сделать. Само собой вскорости всем им, были поданы блюда. К началу трапезы, в павильон пришли по-очереди сначала Эльрохир, а за ним и Элладан. Лишь отпив по бокалу вина, первый отправился на тренировочное поле, в направлении манежа для проведения ратных, конных тренировок со своей дружиной, а Элладан, что был также в доспехах отправился к своей дружине, откуда с малым отрядом отправился в штатный и регулярный для обитателей Имладриса, рейд вначале на северо-запад, где Элладан проверит ход строительства странно-приимного домика, на горячем источнике, а после пойдёт западнее, спустившись по тропе Ирлиса к предгорьям Рудаура, по землям верных горцев, в охоте на остатки нечисти, которая по большей части бежала, из зоны воздействия блаженных Аратар. Впрочем именно на севере Рудаура проходила та граница, где разного рода холмистые тролли могли чувствовать себя вольготно, вне пределов божественного гнева. Что впрочем едва ли могло бы их спасти, от зорких эльфийских охотников Ривинделла. [NICK]Элронд[/NICK]  [AVA]https://i.imgur.com/WQmJxAk.jpeg[/AVA] [STA]лорд Имладриса[/STA] [SGN]Хранитель наследия Эрегиона и владыка Последнего Приюта.[/SGN]

Реакция Омары Зоровавель очень сильно порадовала Мурсили, и эту радость он сейчас проявлял вполне искренне и расслабленно. Широкая и довольная улыбка, обрамлённая его густой бородой красовалась на лике хозяина дома. Сей подарок был отчасти памятным подарком, повествующем о культуре Умбара, культуре наследовавшей нуменорской колониальной культуре, а отчасти в виде собственно статуи "Блистательная" даром искреннего восхищения от меценатствующего в Умбаре Дома Папратар лично Омаре. Сам Мурсили находил очень забавным такое своё наблюдение, которым он как-то раз поделился со своей супругой, когда они уже ложились спать. Удивительно — подмечал он, как порой самые лучшие отношения, строятся начавшись с чего-то радикально не доброжелательного, как то случилось с знакомством Дома Папратар с Омарой Зоровавель. И пока статуи начали заворачивать вновь, и относить в специальные ящики из брусков, составленных так, чтобы тряска не вредила скульптурам, за чем пристально следил контролируя процесс Хамдир Эланди, Мурсили подошёл к расставленному столику, со своей женой и жестом приманивая сына. Тот поняв сигнал, вместе со своей супругой и помахал мужу своей сестры, и также парой поднялась чета Дома Оэрнир. За хозяевами, подтянулись но на большем отдалении другие гости, желавшие так сказать полюбопытствовать. Все тут в целом были прекрасно осведомлены в том, что весь этот вечер организован для проводов достопочтенной гостьи города, поэтому вопросов излишних к программе вечера, не возникало. И вот перед раскладным столиком, собралась семья Папратар: Мурсили, его супруга, сын со своей супругой, дочь находящаяся в положении с её мужем, чуть поодаль стояли родственники невестки Мурсили, главы Дома Арнер-Тиравос, находящиеся в негласном альянсе с Домами Папратар и Оэрнир, что выражалось и в соседстве их проживания здесь, на улицах "верхнего" города. Также тут были некоторые преподаватели схолы философов, которую организовал и спонсировал Мурсили, и лучшие из их учеников, и конечно художники. Как и в прошлый раз, Омара создавала некоторого рода интригу, как на словах так и в виде завёрнутых и укрытых даров, в самых разных по виду свёрточках и шкатулках. Впрочем реакцией на слова Омары, со стороны Мурсили была фраза: — Любой подарок от столь почтенной гостьи моего Дома, бесконечно ценен.   Они внимательно наблюдали за тем, чем же решила одарить их леди Зоровавель, а будто бы в подтверждении его слов, тот перстень что был подарком Омары во время знакомства, по прежнему сидел на указательном пальце правой длани Мурсили. 

Армии Барад Харна не пришлось слишком долго стоять в ожидании, близ селения Хас Адари, ибо уже со второго дня пребывания на берегах реки Сакаль, разведчики Туварса начали докладывать о том, что замечали небольшие группы, таких же разведчиков (что было очевидно). Военноначальник Харна догадывался, учитывая что бедуины знали о его подходу к Хас Адари, свой сбор они начали ещё раньше. Также он знал и о том, что кочевники здесь обычно активно используют особенности местности, испещрённой скалистыми кряжами, и крутыми утёсами на берегах. Впрочем, главным козырем чародея были его птицы, ибисы глазами которых видел он в трёх днях пути впереди, собиравшееся войско бедуинов-харадрим. Они сочли отъём их данника в пользу Барад Харна — вторжением, что весьма справедливо, и теперь намеревались брать отпор. Порой, очами птиц Туварс Супилли видел как на большом открытом совете, многие из вождей похваляясь своей храбростью друг перед другом, говорили какие ценности тирана города-государства, они возьмут себе, и о том как впоследствии они обложат данью и сам торговый, портовый город.  — Амбиций им не занимать, — после сеанса обращения, проговорил Туварс улыбаясь. Вообще его сеансы заключались в таком ритуале, он садился в заранее подготовленном месте, внутри своей юрты в центр очерченного круга, и постепенно вводил себя в состояние изменённого сознания, после чего серией раскачек, напевов он соприкасался с ибисами в этой местности и смотрел то очами целой группы, то очами отдельных птиц, словно бы сам был этими птицами, при этом телесно оставался он в своей юрте. Покой его изнутри обеспечивала Жрица ордена Турингвэтиль, а снаружи в такие моменты покой хранили Рыцари и Капитан Аршун ордена, а внешним кругом Факелоносцы. Также на Аршуне было разбираться с проблемами и обращениями, пока Принц "разведывал" местность.  — Но ведь ты уже знаешь, что делаешь — то ли спросила, то ли утвердительно проговорила Турингвэтиль, в ответ на что Туварс лишь утвердительно кивнул. В это время армия сделала упор, в своих тренировках на работу отрядами, так Туварс достигал мобильности малых частей подразделений, на тактическом уровне. Следующим днём, бедуины снялись с мест и направились в направлении своего противника. Наблюдая за ними, Туварс приказал всему своему небольшому кавалерийскому отряду вернуться, и увёл его в заросли высокого кустарника, где буквально сокрыл этот отряд, позади левого фланга, создавая у врагов иллюзию отсутствия разведки с его стороны. Тем временем, как и ожидали от него враги, он начал расставлять войско лишь только их армия подошла и первыми отрядами, появлялась на горизонте. Туварс узрел об их тайном плане, выставить воинство напасть в лоб, отвлекая его армию, а самим с третью войска обойти по узкому ущелью, дабы ударить ему со стороны правого фланга и тыла. Эти маневрирующие отряды, он видел очами ирбисов с кряжей каменистых, голых скал. Выставив и чуть растянув фалангу своих отрядов Чёрных Щитов, он отрядил три отряда за спинами общей фаланги, переподчинив их капитану Аршуну, тогда как основной фалангой фронта командовал капитан Марсул, в ордене в чине Факелоносца пребывающий.     Это была полупустынная местность, тут и там стояли густые заросли кустарника, взращённые речушкой Сакаль, что была строго позади воинства Барад Харна. Перед ними было не слишком широкое, но достаточная равнина с небольшой неровностью и редкой травой. Слева возвышались скалы отделявшие береговую линию Залива от широкого плато Харондора. Справа же также были скальные кряжи, но в отличии от тех слева, эти были ниже, и разделённее, чем и намеревались воспользоваться харадрим. Здесь периодически кряжи выходили к морю, становясь утёсами, а местами спадали до примерного уровня равнины. Местами тут и там, виднелись птицы Туварса Супилли. Воители Харна уже попривыкли к необычным окрикам этих птиц, с причудливым крючкообразным клювом. Убедившись, что сами противники следуют своему же плану и ведут часть своего войска тайной тропой между скал, Туварс вышел из необычного состояния, и ни без помощи своих рыцарей-морэдайн облачился в броню, готовый к сражению. Вместе с ними, он занял место под своим стягом, в тылу воинства, наблюдая за ходом битвы с холма. В это же время, федайны-факелоносцы поклонились, стоя рядом перед крупными барабанами обтянутыми кожей. Мордорскую тактику использования барабанов, для подачи сигналов, Туварс Супилли перенёс и в свою личную армию Барад Харна, что помогало дисциплинировать солдат, и лучше управлять всем войском.     По фронту врагов становилось всё больше и больше, они делали вид что атакуют, потом останавливались  разворачивались, делая это спорадически небольшими группами. Затем, часть их вождей снимали с левой ноги обувь, и показывали врагам голую стопу. Завидев это, Туварс склонил голову на бок и спросил.  — Что они делают? — На что Аршун, несколько осведомлённый о традициях бедуинов долины реки Харнен, сказал. — Владыка, они смеют оскорблять вас.  Игнорируя ненависть к врагам в голосе подчинённого, Туварс Супилли улыбнулся. — О как прекрасно, они уверены в победе.  После чего, он переглянулся с Турингвэтиль, сидящую рядом на коне, в закрытом костюме, украшенном золотыми украшениями и после опустил взор. Мысли стали пролетать над ним, словно облака он перестал принимать их, перестал слышать и слушать, входя в особенное магическое состояние. Качнувшись чуть влево, он после тут же качнулся вправо и нараспев произнёс. В этот момент голос его, зазвучал ниже обычного. — Только победы достигнет отвага,  Ратей моих, позабывших свой страх  В этот момент, он одним движением изъял кортик правой рукой, начав начертание сакрального символа в воздухе направляя его к своей армии, при этом другую руку он поднял на уровне плеча, и коснулся большим пальцем среднего, оттопыривая другие пальцы.  — Стойкостью скал, и жестокостью варга С чёрной звездой, в их священных сердцах!  Ритуал был произведён, ритуал вселявший постепенно особое состояние отваги, воинской готовности и жажды сражаться с врагом и сражать его, в сердца воинов Барад Харна. Сочетание стойкости позволяло сдерживать их, ярость направленную к врагу, а сама ярость сжигала в них страх, когда противники скопившись начали массированную кавалерийскую атаку по фронту, стараясь повергнуть в страх и трепет врага, грудой лошадей и воинов улюлюкающих на их спинах. Кочевники начали стрелять, равно как и лёгкие застрельщики Туварса. От стрел бедуинов, впрочем в большей степени страдали именно последние, так как воины Чёрных Щитов, укрывались своими округлыми щитами, опустив по готовности свои пики вперёд. И тут, свершилось самое решающее. Ратники Туварса, укреплённые духом магии своего господина не дрогнули. В этот миг, на задние ряды скачущего противника начали налетать ибисы, ударяя по глазам, волосам врагов и улетая в тучу пыли, которую подняли сами же кочевники. Зрелище сие лишь укрепляло воинов Барад Харна.  — Сигнал, фланг — прошептал Туварс, всё ещё находящийся одной ногой в особом состоянии и постепенно выходя из него, но его услышал слушающий Аршун, который подал сигнал барабанщикам и побежал к резервным отрядам. Те, лишь заслышав сигнал и зная как им действовать бегом перестроились по флангу, направляя свои пики на правый фланг, откуда внезапно появились другие отряды врага, растянутые впрочем из-за узости того ущелья, по которому они сюда пробирались. Здесь сыграла двойная ловушка. Ловушка которую бедуины подготовили, предполагая стандартную тактику психологического давления на врага, чья армия в основе составляет пехоту, они намеревались сделать наскок по фронту и внезапное появление в тылу, чем опрокинуть врага и воспользоваться смятением, но по фронту фаланга встала стеной, выставив длинные пики, а во фланге бедуинов уже ждали, и также начали радостно и беспощадно, насаживать на пики. Атака в конном строю, штука весьма сложная и до предельности рискованная, во многом из-за сложностей с тем, чтобы остановиться, развернуться и бежать, что и обратилось против самих бедуинов, когда по всему полю стражения, врезались они в ощетинившиеся и не дрогнувшие шеренги Чёрных Щитов, а после по бою барабанов фалангиты начали равномерное наступление, сминая, стаптывая врагов, и приводя уже их самих в полнейшее смятение.   Уже придя в себя, и достав загнутый мессер, работы своих кузнецов-морэдайн, в окружении Рыцарей Ордена, Туварс поднял сокрытый до поры свой кавалерийский отряд, он был не велик, но теперь когда враг был в полном смятении, нёс потери терял вождей которых солдаты Туварса Хватали и оттаскивали в плен — численный перевес конницы уже не имел никакого значения. С яростными кличами, воители Харна обрушились с левого фланга на дрогнувшего врага, и погнали его прочь с поля боя, пока пехота продолжала добивать и пленять врагов своих. Тем временем Аршун сдержав натиск из ущелья, также перешёл в контратаку, но здесь развернуться врагу было совсем сложно и когда малый отряд пикейщиков, по ширине своих шеренг полностью укрыв ущелье, пошёл словно наводнение, они сметали всех врагов здесь, лишь немногим позволяя сбежать, тем кто был в самых дальних задних рядах противника.   Конная атака Туварса Супилли, с левого фланга не проходила долго. Прорезав павшие войска врага, он вышел к лагерю бедуинов, и пленив их семьи приказал перегнать их в свой лагерь. Это было сокрушительное поражение, для местных племён кочевников, семьи пленены, большая часть вождей также была в плену, и им всем Туварс даровал жизнь, исключая одного из вождей, стопа которого была отрезана и выставлена на пике, рядом с его головой. Не то что бы Туварса оскорбили — оскорбления кочевников, но он знал, какой язык они понимают, и как нужно с ними "говорить". Язык жеста властителя, наиболее универсален, среди этих суровых племён. Часть пленных он намеренно отпустил, обезоружив и оставляя им лишь "оружие чести" (по одному кинжалу) с посланием другим кочевникам, прибыть к нему на переговоры. Туварс говорил, а Турингвэтиль переводила на диалект харадрим: — Властитель Барад Харна, владыка земель не станет изгонять и уничтожать побеждённых, ибо желает взять вас под своё покровительство. Вас ждёт процветание, если прибудете к нему с миром, и почтением. До сего, вожди и семьи будут под защитой владыки Барад Харна.  После чего, он ждал. Шок поражения должен был пройти, а сознание постепенно стереть подробности битвы, и наполнить воспоминания мифом о могуществе их противника, о птицах, о раскрытии хитроумного плана, о железной отваге его воинов. Всё это в целокупности и приведёт к нему бедуинов сих земель, западных берегов Харнена. Армия после боя, продвинулась чуть восточнее, перейдя на пресную воду из реки Харнен, где было куда больше рыбы, а так же что позволило освободить деревню Хас Адари от своего присутствия. Пленных, содержали с уважением, но строго. Всё оружие, опять таки кроме "оружия чести" было изъято, а Аршун был назначен комендантом следящим за тем, чтобы пленные были под постоянным контролем двух сотен Чёрных Щитов. В своей же юрте, Туварс Супилли продолжал отслеживать перемещения бедуинов, их сборы и советы, очами птиц своих. 

Илгон принял тарелку с таким... холодом. Норнориэль почувствовала это, не поднимая головы, лишь печально улыбнувшись своим сапогам. Пусть поест, думала дева, такой роскоши сама она не видела очень давно, а потому будет рада разделить самое ценное, что было у нее в Бездне - самую захудалую еду. Справедливости ради, озерная рыба со дна Бездны была лучшим, что эльфийка ела за последние... сколько же сама она провела в плену у тьмы? И пока Морнэмир пытался пролить свет на случившуюся катастрофу метафизического характера, которая могла уничтожить целое войско не только лишь одного врага, умри Илгон посреди поля боя, Норнориэль и сама проголодалась, налив кузнецу целую миску ухи, подав ее майа, что наверняка тоже был мучим голодом, затратив столько сил, ведь его материальное тело отныне нуждалось в подобных дарах. Сама же она уселась на пол возле стены, скрестив ноги, поставив котелок между ног, подкрепляясь левой рукой, хоть всем ее витязям было известно, как она изящно орудует правой. Она не могла удержать ни тарелку, ни тем более котелок, перчатка не держала и ложку. Заметив это через плечо, Морнэмир было слегка подавился, так неприлично не ели даже самые оборванные горняки в забоях, где он бывал, наблюдая за тем как они отдыхают и пируют, когда их смена завершалась очередным успешным проходом. Илгон ничего не понимал, думала эльда. Услышав вопросы на вопросы, она бросила ложку в котелок, отодвинув его в сторону, желание есть пропало также внезапно, как и возникло. Она отвернулась в сторону, подтянув колени к себе, обняв их, уткнувшись взглядом в каменную стену, на которой в свете масляной лампы своей жизнью жили три тени. Ее терзали собственные думы, которые казались ей не менее важными, чем тревоги витязя и его скрытые обиды, которые так легко читались на его лице не только прозорливым кузнецом, но и даже недалекой Норнориэль.  -Тебя спас могучий майа, - буркнула дева куда-то в стену, но так, чтобы ее точно слышали, - Он спас... и меня... Это было словно в сказке. Великолепный и могучий, он появился из озера... и спас, - с дрожащим придыханием вспоминала она момент появления Морнэмира в своей жизни. - Я очнулась в совсем другом мире, где не было боли и страха, где были только мы двое. Она ласково улыбалась, но после этих слов застенчиво спрятала лицо и не показывала его довольно долго, похоже эльдарка... плакала? Морнэмир лишь шумно вздохнул, поднявшись на ноги, более он не видел нужды расспрашивать клятвенного гиганта, очевидно он узрел все сам куда яснее и больше, чем Илгон. Говорить ему, что его вернула к жизни сила, лежавшая вне понимая всякого просветленного духа, майа не решался. Пока что, во всяком случае. Когда кузнец заметил, что Илгон потупил взгляд, а его фэа источала саморазрушающие помыслы и идеи, он лишь рассмеялся, как смеются гномы, протягивая ему свою флягу с крепленным медом.  - Пустое долой, - требовательно ткнул он ее витязю, - В конце концов даже мне не ведомы все желания мироздания. Радуйся тому, что ты существуешь, и что она тоже здесь. Майа обернулся к Норнориэль, но дева лишь вытерла рукавом лицо, продолжая упрямо смотреть себе под ноги. Кузнец тепло улыбнулся, видя как они оба стеснялись друг друга, все еще переживая свое некрасивое расставание. Дева тогда много ему всего рассказала, как бы она выпорола бы Илгона на глазах у всей дружины, вернись он, сидел бы на заготовках для полевой кухни, много чего она обещала с ним сотворить, попадись этот паршивец ей на глаза, и каждая угроза тогда зависела от повышаемого ею градуса в ходе их посиделок с медом, пока она не признавалась, что просто обняла бы его и сказала ему "хватит", и они бы пошли вместе, и фантазия ее закручивалась, а Морнэмир лишь подливал, желая услышать чем именно должна будет закончиться та невероятная история, но потом рыжеволосая пьяница просто валялась у него на коленях, сохраняя все прелесть своего обаяния леди даже в таком состоянии. Почему-то Казадбилу казалось, что все эльфийские леди должны быть такими сумасбродными разрушительницами.  - Будет лучше, если ты сама ему все расскажешь.  Майа начал копаться в углу комнаты, там где были шкафчики с материалами для скульптур, которые должен держать здесь один из его учеников, но в итоге Морнэмир лишь тихо ругался на чистейшем кхузудуле, разминая свой застарелый слог - кроме чистейшего бардака в шкафах не было ничего полезного. - Безбородая девка, сколько раз говорил ему убирать за собой, - ворчал на подмастерье большой гном Казадбил, не имея собственной бороды и подавно.   Норнориэль упрямо молчала, вспоминая весь тот путь, что она прошла от того мгновения, когда Илгон предопределил свою нынешнюю судьбу, до ее встречи с Морнэмиром. Она лишь подняла лампу, и поставила ее на плиту стола, на котором отдыхал здоровяк. Дева не стала говорить, слова ничего не дадут, слова обманчивы, сердца трактуют их как того хотят страхи и обиды. Она была уж очень близко к Илгону.  - И чтобы не смел думать обо мне, как о всяком сброде! Чтобы я не видела в твоих глазах зависти!  С нетерпением она срывала с себя части брони, заставив на мгновение приостановить свои поиски даже Морнэмира, которому понравилась решительность эльдарки, как горячо может разгореться ее душа, подобно огню горнила, не зря он чувствовал себя возле нее так хорошо. Сбросив на пол доспехи, она стянула с себя рубашку, спустила штаны, не вылезая из них и сапог, и со злостью швырнула перчатку правой руки в сторону, заставив ту лязгнуть сталью о камень. Тело ее также было покрыто шрамами, пусть они не были с такими устрашающими следами, как у Илгона, но также знали себе цену. Следы на шее, руках и ногах от щупалец Истязателя, от ударов и падений, от бесчисленных боев за свою жизнь, синяки и ссадины, кривые шрамы, оставленные костяным оружием, все они еще затягивались. Ее тело исхудало под землей, кожа побледнела, а короткие волосы потеряли весь прежний лоск и блеск. Фактически она прошла тяжелый путь пыток и страха, какой должно быть проходили всякие пленники Моргота, становясь ему верными слугами.  - Она скиталась во тьме... хм, как долго? - задумался, заговорив с самим собой Морнэмир, пытаясь рассчитать на гномьем сколько по его мнению она бродила по бесчисленным коридорам Бездны.  Но Норнориэль лишь отвернула взгляд в сторону, она и сама не знала, как долго. И вот Казадбил вспомнил, после чего вернул собственное внимание к своим изысканиям, копошась словно мелкий вор в вещах, давно утративших своего хозяина. Так казалось со стороны, ведь Илгон все еще не знал кем был этот майа для гномов, и кем стал для Норнориэль.  - Отвергнутое дитя, нашло меня, юный Илгон. Она угадила в ловушку весеннего разлива, избрав своим путем Морию. Ах, если бы она пошла через Восточные врата, когда Кхазад-дум был на пике своего могущества, а я ходил среди своих учеников и друзей, помогая им постигать всю мощь творческих сил. Постоянство, уверенный признак мастерства, не спорю, но вот сдается мне, что постоянство во всем было не последним, что сгубило их в итоге. Они так привыкли, что ими правил мой старый друг, что все его наследники носили имя. Дурин... Дурин Второй, Дурин Третий, и далее-далее-далее, - раздраженно заворчал майа, вновь переходя на гномий диалект. Теперь Морнэмир звякал стеклом, подливая из фляги воды в склянки, судя по всему плоды его поисков увенчались успехом. Он продолжил творить, пока обнаженная Норнориэль крутилась перед Илгоном, явно испытывая того. Она его дразнила, лишь недавно поняв свою сексуальность, что стало для нее открытием. - Отвыкай быть оборванкой,- недовольно буркнул Казадбил, - И броня, чтоб блестела.   - Д-да, мастер, - засмущалась дева внезапно, собирая вещи, неловко одеваясь одной рукой. Труднее всего было справиться со штанами, с тем, чтобы завязать их на ее талии, до этого ей помогал кузнец, но сейчас он был занят.  - Что скажешь, Илгон? Не жалеешь, что ушел вот так? - в итоге поддела она витязя, не могла не поддеть, она была к нему так близко, заглядывая в глаза, можно было почувствовать ее дыхание, которое еще недавно могло отвадить, но Морнэмир также владел древней тайном цивилизаций - умыванием, а потому тело ее пахло разве что углем, пропитавшись запахом чертогов майа, а из рта несло сладким крепленным медом. Она всю обратную дорогу по Бездне пыталась заглушить свою боль, как они поили Илгона, когда того сжег балрог. Даже сейчас она умудрилась втихаря от всех выпить крепленного. Потому она так осмелела, потому ее несло дальше дозволенного. Казадбил, конечно, знал, что эльдарка пьет, но проблемы из этого не делал, его подмастерья любили не только крепкий мед, но и все возможные сорта пива, создавая целые механизмы, чтобы успешно гнать себе крепленное лакомство, пробивающее на открытия.  - Когда мы сражались с демоном Врага, нам не хватало только тебя. Когда я сражалась с существом, которое далеко за гранью твоего воображения, мне... не хватало только тебя. Когда меня окружали в кромешной тьме одни лишь гоблины, не давая спать, беспокоя своим мерзким существованием где-то рядом, в метрах, мне не хватало только тебя. Когда я, однорукая, сражалась с троллями, тем что нашла, ободранная и замученная, мне не хватало только тебя, Илгон. Когда, - голос ее дрогнул, по ее щекам побежали слезы, но она через перехваченное дыхание продолжила, она крепилась как могла, - Когда я вновь увидела валарауко, я... я так испугалась. Я была совсем одна. Лишь клинок, найденный мною благодаря случаю. Я... пыталась сбежать. Столько злобы, он желал отомстить за то, что мы сделали с ним, за то, что... Лаирендил почти убил его... - вспомнив павшего мастера меча, она отвела взгляд, продолжая пускать слезы по всем убитым, - Не хватало лишь тебя. Если бы ты был тогда рядом, если бы мы тогда не рассорились... - То ты бы не нашла меня, - Морнэмир стоял у них за спиной, довольно долго слушая тоскливое признание Норнориэль, которое, как чувствовал майа, должно будет немного осадить обиды, и сделать Илгона умнее, но это не точно. Во всяком случае он хотя бы временно перестанет считать себя пятым колесом в телеге. А к слову, кто изобрел телегу, задумался на мгновение Казадбил, но потом лишь спохватился, пока Илгон не довершил начатое Истязателем и не задушил бедную деву своим вниманием, чья кожа была такой мягкой, а тело столь упругим и нежным, что от прикосновений к нему у всякого разгорится огонь страсти. И сам майа, когда отмывал ее после похождений по Бездне, чувствовал к эльдарке подобные нотки, пытаясь разобраться в том, что за чувства испытывала тогда его материальная форма, однако, прежде всего тогда его переполняла тревога и желания унять ее боль, он хотел вернуть ее к нормальной жизни, какую знал сам, и какой учил детей Дурина.  - Ai-oi, - гномий тембер был совсем не знаком блаженным эльфам, но голос этот совершенно точно очаровывал саму Норнориэль, в нем чувствовалась уверенность в своих силах. "Сюда", подозвал он за собой Илгона, ухватившись за его плечо своей могучей рукой.  Морнэмир усадил на каменный табурет демоноборца, которому четко объяснили, что в нем нуждаются, и не важно, что он глупая гора мышц, которая даже не подозревает, какие процессы в мироздании могла запустить своим упрямством и отчаянным поиском пути, своей цели, своего обещания. Так Норнориэль тоже глупая неумеха во всем, разве что мастерски может создать проблемы, ну и, ладно, материт всякую нечисть тоже очень умело. Но во всем остальном она ужасно непутевая. Они оба стоят друг друга. Ну и что? Лично сам кузнец находил ее невероятной, а искру жизни, что не гасла у нее в сердце весь путь до самого дна Бездны, проявлением той силы, которая способна творить чудеса. - Вы оба ничего не смыслите в жизни здесь, - начал нравоучительным тоном майа Аулэ, словно сам понимал многое. Ловко подсек ноги Илгона вперед так. чтобы он сразу не вскочил, когда тот усадил свой мускулистый зад в обносках на каменный табурет. В его руках была миска с водой, в которой он начал отмывать волосы витязя от грязи и пепла, хотя, конечно могло показаться, что майа пытался его убить, но руки у кузнеца все же были сильнее. Скорее всего Илгон впервые встретил кого-то сильнее себя, кого-то, кто манипулировал его телодвижениями также легко, как мог он сам. Его побелевшие волосы никуда не годились, они могли вызвать лишь ненужные вопросы. Потому следовало с этим что-то сделать.  - Еж и роза, мои ученики рассказывали, что розы коварные растения, способные приманивать к себе глупых ежей, но когда еж вдыхает аромат роз, он теряет голову, и остается с розой до самого конца, пока... пока сам цветок не увянет из-за надвигающейся зимы. Помни о том, как хрупка наша роза, юнец.  Морнэмир поболтал на свету масляной лампы своей склянкой, довольно ухмыльнувшись. Содержимое попало на небольшую щетку, которую скульпторы использовали, чтобы стряхивать каменную крошку, занимаясь ремеслом. Морнэмир, напевая гномьи мотивы, активно шуровал ею по эльдарской шевелюре Илгона, так, словно какой цирюльник, марая волосы краской.  Закончив, он лишь довольно усмехнулся, стирая излишки с его кожи..  - Ну вот, совсем другое дело. Остается одеть, причесать и можно в народ.  Норнориэль заулыбалась, когда Морнэмир подсветил комнату указующим камнем в рукояти своего меча, а потом звонко засмеялась.  - Ты теперь воин-нолдор, - не могла сдержаться она, видя перед собой черноволосого воителя.