Река Келдуин Черные ели и сосны в этих лесах достигали невиданных размеров. Ни зверя, ни птицы не было слышно. Только хруст веток под ногами нарушал, стоящею здесь почти осязаемую тишину. Земля, долгое время бывшая обиталищем темных созданий еще не успела очиститься. Пройдет много времени и много трудов, прежде чем здесь снова расцветет лесная жизнь. Илгон брел между высоких стволов по ковру из опавших иголок, сам не зная куда и зачем. Его и без того скудные запасы, как не затягивай потуже пояс, скоро подойдут к концу. А сколько долгих дней он не пробыл здесь, не встречал никого и ничего, на что можно было бы поохотиться. Лишь странного вида синие ягоды, которые Илгон не рискнул пробовать. Выбраться бы в ту часть лесов, где водится живность, или хотя бы растут грибы. Впрочем, Илгон не был уверен, когда там грибной сезон. Он даже не был уверен, не ходил ли он кругами. Лесной полог был таким плотным, что не видно было ни солнца, ни звезд. Попытки забраться наверх он оставил после парочки хороших падений на землю. Слишком тонкие ветви были наверху, чтобы выдержать его массивный вес. Здесь же внизу, не было ни троп, ни каких-то иных следов. Илгон пробовал ориентироваться по мху, но тот рос как ему вздумается. Оставив тщетные попытки, эльда решил просто идти прямо, не сворачивая. Авось куда-то и выйдем. Хочешь сказать про Илгона - скажи, что в лесном деле он смыслит примерно столько же, сколько в астрономии.  Уставший, Илгон привалился к древесному стволу большой ели, обеими руками сжимая свой меч в ножнах. Тишина и долгие переходы на протяжении многих бесконечно одинаковых дней давали о себе знать даже для такого воина, как Илгон. Он смотрел на рукоять меча, немного вынув клинок из ножен. Прекрасное оружие, изготовленное лучшими мастерами нолдор в пору расцвета их искусства. Ковал его один из учеников Феанора, но творение сие было слишком огромным и ни один из воинов не смог бы орудовать таким мечом. Впоследствии нолдор ушли воевать с Морготом, а меч остался запертым в великих хранилищах Форменоса. Крепость так и осталась пустой, о ней предпочли забыть, и не приближаться к северным районам Амана, где память о деяниях Черного Валы не изгладиться никогда. Но Илгон был упрямым, он еще тогда отбросил все предубеждения, страхи и запреты. Пообщавшись с некоторыми из нолдор, кому удалось вернуться, Илгон прознал про это оружие. Долго убеждал юный воин опытного эльфа, что провел бесчисленные века в сражениях. В конце концов тот сдался, и они побывали в Форменосе в тайне от всех. Там Илгон и обрел свой меч, Губитель Сердец. Не всем понравилось это. Говорили, что сковавший его творил, подчиняясь своей гордыне, гневу и жажде превзойти учителя. Оттого и прозвал свое оружие подобным именем. Но тогда оно не нашло своего владельца, а сам создатель и поныне пребывает в Чертогах Мандоса. Теперь же, Илгон владел этим мечом, в коем видел своего самого преданного друга и товарища. Блеск меча внушал уверенность и спокойствие. Сам того не заметив, Илгон провалился в полузабытье, похожее на сон.  Он тонул в черной жиже, повсюду к нему из-за деревьев крались тени, темные провалы абсолютной тьмы в пространстве. Ему приходилось отбиваться от невидимых врагов, издающих лающий смех. Он видел Норнориэль, слышал, как она и остальные насмехаются над ним, а потом их лица превращались в уродливые гримасы орков, тянущих к воителю свои мерзкие лапы. На коре деревьев проступали отвратительные глаза и пасти, они тоже тянули к нему свои мерзкие ветки-щупальца. Он бил, рубил и колол всю эту мерзость, но темный прилив был бесконечным, постепенно подминая его под себя. Трупная вонь ударила в ноздри, горло сперло от запаха дыма, а во рту стояла отвратительная горечь пепла. Сквозь пелену он слышал собственное имя. Илгон резко пробудился, чуть не выхватив меч из ножен. Его дикий взгляд бешено озирался по сторонам, не сразу выцепив из поля зрения фигуру старика в остроконечной шляпе, опирающегося на посох. - Ну наконец-то. Не самое лучше место, ты выбрал для отдыха. Постепенно, он начинал приходить в себя. Старик в серой хламиде, поглаживал свою кустистую длинную седую бороду и хмуро осматривал Илгона. - Олорин… - прошептал воитель, сбрасывая остатки дурного сна. Это ведь был сон? - Конечно это был сон. Но не из простых дурных снов, что снятся, если переесть на ночь. Что до меня… У эльфов меня зовут Митрандиром, у гномов я Таркун, на севере же меня кличут Гендальфом. А мы на севере, не забывай об этом. Взгляд мага очень красноречиво передавал то, что он оставил между строк. Некоторым именам не нужно звучать. Илгон кивнул: - Хорошо, прости мое невежество… Гендальф. - Что же, уже неплохо. А теперь поднимайся, пора идти. - Но куда? - Тебе ли не все равно? Ладно, удовлетворю твое любопытство. Но позже. А пока скажи мне, Илгон Могучий, разве ты прибыл в эти земли из самого Заморья, чтобы превратиться в безвестного скитальца, вечно пробирающегося по диким пустошам? Взгляни на себя! Разве жизнь дикаря это то, чего ты искал?  Илгон хотел было что-то сказать, но слова застревали в горле. И правда, что он делает? и зачем? Куда бредет в этом бесконечном темном лесу? Чего ищет? - Я… Я должен исполнить Клятву. - О! И как, преуспел ли ты в этом? Много успел добиться, вырядившись с шкуры и лохмотья? Проклятье! И почему этот старик отчитывает его? И почему он всюду оказывается прав? Хотелось возразить, спорить, но силы казалось оставили Илгона. Но, что еще хуже, он понимал, что ему нечего возразить Гендальфу. Воитель опустил взгляд: - Ну я пытаюсь… Мой путь еще не завершен. - Верно, не завершен. Но, в своем упрямстве, ты далеко не уйдешь. Я знаю, что такое клятвы, а также знаю, что на тебя объявили охоту. Да, ты одолеешь многих охотников, но в конце концов клятва сожрет тебя, самое лучшее в тебе обратит в безумие, ибо ты ни на миг не приблизишься к исполнению обета. И превратишься ты в безумца, скитающегося в диких землях, и нападающего на всякого встречного, ибо всюду тебе будут мерещится враги. Ужас будет следовать за тобой. И смерть. Этого ли ты хочешь? Илгон продолжал молчать. Он не знал, что отвечать. Повисла гнетущая тишина, еще хуже той, что царила здесь до их встречи. Он-то мечтал о великих деяниях, победе, славе и воинской доблести, а нашел только грязь, смерть и бесславную резню. Ни песен, ни радостных криков, только бесконечная скорбь за гибель соратников в битве, о которой вряд ли кто-то узнает, кроме Мудрых. Гендальф все же немного смягчился, положив сухую руку на могучее плечо Илгона: - Но еще не все потеряно. Да, тебя обуяли горечь и скорбь от увиденного в смертных землях. Все видимо сложилось не так, как ты представлял себе. Но твоя гордыня не позволила тебе здраво рассудить обо всем. Да, зловещие слова ты произнес и Клятва навеки связала тебя узами обязательства, кое под силу  разрушить даже Валар. И все же… Ты все же действовал из благих побуждений, хоть взор твой и был замутнен. В отличии от других, что поклялись вернуть свое, ты клялся очистить землю от Тьмы. Благородно, самоотверженно, но безрассудно. Сделанного не воротишь. Однако, вместо того, чтобы клятва была твоими оковами, сделай ее своим оружием, и тогда, никто не остановит тебя! И, возможно, ты приблизишься к исполнению своих обетов.  Воитель поднял взгляд от рукояти меча на волшебника: - И как же мне это сделать? Я словно борюсь с морским приливом в одиночку… - Ага, вот именно! В одиночку! Ты на верном пути, мой друг. В одиночку ты ничего и не добьешься. Тебе нужны соратники, союзники, друзья. Вот что делает тебя сильным. В единстве сила. Разобщение - это на руку Мордору. Вспомни, почему Валар были вынуждены разбить Моргота самостоятельно? Люди и эльфы тогда были разобщены и рассеяны, они утратили единство. Предательство, интриги, зависть и ложь стали оружием страшнее мечей, топоров и копий орков. Тоже самое повторилось в Нуменоре. И лишь учтя все эти ошибки, удалось собрать союз, что зовут Последним, и только вместе свободные народы Средиземья могли низвергнуть хозяина Темной Башни. Увы, но вновь были повторены прежние ошибки и Зло опять возвысилось. Настало время исправлять промахи прошлого, настало время единства.  - Но Последний Союз был… Последним. - возразил Илгон. Эту часть истории Средиземья он знал хорошо. - О да, более уже не увидим мы блеска подобного тому, что исходил от воинств Гил-Гэлада и Короля Элендила. Но своим временам, свои герои. Ты кажется мечтал стать таким же, нет? Впереди много дел, так что пора бы вспомнить о своем истинном пути. И своем долге. Я иду в Морию, и ты тот кто мне нужен. Боюсь в одиночку даже мне не справиться. К тому же… Ваша командующая пропала там вместе с несколькими воинами из отряда воителей Амана. Птицы Радагаста поведали мне о том. Ваш отряд пересек горы, но несколько воинов так не добрались до Последнего Приюта. Подгорный мрак поглотил их, и западные врата Мории так и оставались закрытыми. Могло произойти худшее, но не знаешь, пока не проверишь, так говорят в Шире. А значит еще есть надежда. В этот час ты нужен мне Илгон, и ты нужен своим соратникам.  - Но я покинул отряд, меня изгнали… В одну реку дважды не войдешь, - эльф снова помрачнел, вспоминая прошлое. - Чепуха! Ваши ребячьи ссоры меня не интересуют. Вы словно дети малые. Тяжко мне с этим, а ведь впереди такой великий замысел! Я говорил с Галадриэль… Норнориэль тоже запуталась, обратилась в мир смертный и плотский, пытаясь тоже отринуть произошедшее. Тебя же сковал гнев и горечь от утрат, и жажда мести. Возможно и не стоило вам приплывать, но у всех нас своя судьба. Видать так было предрешено. Я не прошу тебя дважды входить в одну и ту же реку, я прошу тебя помочь мне, и помочь себе. Вспомни кто ты, и не пытайся обмануть самого себя.  Маг говорил не терпящим возражений тоном, после чего развернулся и зашагал прочь. - Коли охота, оставайся в этих лесах до скончания времен! Илгон медленно поднялся и зашагал вслед за Гендальфом, не вполне осознавая, что делает. Проклятье, чтобы там не натворила Норнориэль он попытается ее вызволить. Безумие какое-то, и где был Роваон? Впрочем все это было в духе рыжей эльфийки. И кто бы из воителей ей отказал бы? Да они все были готовы броситься за ней хоть за грань мира. Илгон был самым сильным из них всех, Роваон самым умным, но никто из них не обладал той же харизмой и умением воодушевлять, как Норнориэль. Поэтому Тулкас и сделал ее командиром. Она всегда была в центре внимания, всегда в сиянии устремлявшихся к ней вдохновленных взглядов, пока Роваон пропадал в библиотеке, а Илгон махал мечом. Илгон был их силой, Роваон разумом, а Норнориэль стержнем. И пока так было, их отряд жил и действовал словно единый организм. Что-то сломалось в них тогда. Что-то сломалось в нем самом. Илгон сомневался, что можно что-то изменить, но… Помочь Норнориэль он обязан. Помочь своим соратникам, что не отвернулись от него, когда он уходил, а кто-то даже порывался уйти вместе. Проклятье,  почему мир такой сложный, махать мечом гораздо проще.  - Я наворотил глупостей, но вряд ли теперь что-то изменишь… - тихо сказал Илгон в спину магу.  - Просто стоит почаще слушать и слышать других, попробовать понять их чувства, а не идти напролом, словно ты на штурме укреплений. - Что же, я такой, какой есть. Меняться поздно. - Глупости! Все течет и все изменяется. Можно меняться и нужно. Главное, меняйся, не изменяя себе! Запомни эти мои слова!  Илгон не нашелся с ответом, предпочитая молча шагать и переваривать услышанное. Гендальф привел его к поляне, где был сложен небольшой костер, в котле приятно булькало какое-то варево. Воитель почувствовал, что давно уже хорошо не наедался. Рядом тек журчащий ручей. Видимо маг разбил тут лагерь. Рядом с костром лежал большой сверток, скрытый плащом.  - Небольшая трапеза и умывание в чистом ручье пойдут тебе на пользу, - недвусмысленно намекнул Гендальф, присаживаясь на пенек и раскуривая трубку.  Эльда внял его совету, благо запах еды был такой, что не пришлось бы долго упрашивать. К радости Илгона, маг от своей порции отказался и воитель наконец-то насытился за многие дни урезанного пайка. Потом произвел ритуал омовения в ручье. И будто все тревоги и печали ушли, а он снова был тем же Илгоном, молотом Тулкаса.  - Что это? - спросил эльф, указывая на сверток. - О, посмотри. Если бы не помощь Радагаста и его саней, не дотащил бы я это все сюда. Да и тебя бы не нашел.  - Радагаст? Тоже волшебник? - Вроде меня, да. На свой лад. У него доброе сердце, но он предпочитает компанию зверей и птиц. А с главой нашего Ордена, как я слышал, ты встречался. - Хм, то была не самая радушная встреча, - произнес Илгон, вспоминая встречу в Изенгарде. - Понимаю. Саруман весьма мудр, но скуп на все остальное. Были еще двое, но они сгинули на востоке. Ибо Восток пожирает людей вместе с их мечтами. Кажется я позабыл их имена... Маг продолжал что-то бубнить себе под нос, пока Илгон отбросил ткань свертка. Эльда был очень удивлен.  Его доспехи! Они конечно не блистали, так как в Валиноре, но все еще были великолепны. Кто-то весьма умелый произвел ремонт, даже горжет был исправен. А шлем получил новое, закрытое забрало. Броня отсвечивала бледным золотистым светом, словно яркое серебро на солнце. Чистая одежда и такой же белоснежный плащ заботливо прилагались к доспехам.  - Но я не могу… - начал было Илгон, хотя ему отчаянно хотелось дотронуться до своей брони. - Давай отбросим в сторону эти сантименты. Я решил забрать их с кургана, и даже нашел достойного мастера, пришлось конечно сделать хороший крюк. Ты же не хочешь сказать, что все старания старика были напрасными? Или ты собираешься разгуливать по Мории в таком виде? Орды орков и троллей будут нашими меньшими проблемами, обещаю тебе. Защита не помешает. Похоже судьба звала Илгона, и он вздохнув, решил, что бросится ей на встречу. Как и всегда. Он медленно облачися в одежды, кольчугу, пластичнчатые элементы брони. Последним элементом был шлем, немного измененный, но все же его шлем. Илгон водрузил его на чело, затянув ремни, после чего медленно сжал и разжал пальцы в латной перчатке. - Я вернулся.  

Подготовка к военному походу дело не быстрое, но Туварс был личностью изощрённой, ибо на многие направления своей деятельности, имел всегда свой собственный, уникальный подход. Вот и теперь, он лично следил за сборами, с учётом своих планов, а также имевшихся колодцев и оазисов с чистой, а главное пресной водой по ходу движения воинства. С не меньшей тщательностью, продумана была им оборона Барад Харна, во время военного похода. Тут помимо уменьшенного на четверть, числа отрядов стражей на трактах, из числа нардукарабаров, была городская гвардия нардукадаров. А также три сотни нардуабаров и пятьдесят евнухов на страже дворца, под руководством Госпожи Кин-наи. Это была мощная оборонительная сила, в купе с морской силой Барад Харна. У Кин-наи уже был опыт управления городом, в отсутствии её супруга. Морскими силами по прежнему командовал брат властителя, Феррас Папратар. Ему Туварс Супилли сообщил быть наготове и ожидать писем, на тот случай если в ходе кампании, Туварсу потребуется помощь с моря. Впрочем, для самого тирана Барад Харна это скорее была подстраховка, так как его кампания должна была проходить исключительно по суше, и даже без пересечения крупных рек. Первым делом, ему предстояло отправится с войском на юг, и упрочить там своё влияние. Впрочем, это конечно же было лишь начало.    Не менее тщательно подошёл полководец к подготовке собственной армии. Основу её составляли отряды Чёрных Щитов, во главе с наёмным воителем Марсулом. Пехота пустынь, была хорошо подготовлена за последние три месяца, тем же самым наёмником и его командой, и включала порядка шести тысяч человек. Помимо них, при нём был разведывательный отряд нардукарабаров, упомянутых выше. Эта сотня всадников использовалась в качестве разведчиков армии. Личная гвардия Туварса Супилли в походе состояла из пятёрки Рыцарей Ордена Чёрной Звезды, тридцати семи "Факелоносцев" из его личных федайнов-телохранителей, во главе с Капитаном Ордена, Аршуном. В довесок к этому, Туварс набрал лёгкой пехоты, из числа свободных поселян, с пращами, луками и дротами, в качестве лёгкой пехоты и застрельщиков около восьми сотен человек. Но всё же Чёрные Щиты были основой его силы, с удлинёнными пиками как основным оружием, и дополнительным оружием в виде топоров и мечей харадского типа, широкими, круглыми щитами, они были не дурно защищены, а обученные Туварсом и Масулом они умели не дурно воевать в строю, но всё же главный козырь чародея и его армии, заключался в его чародейских способностях. Помимо собственно войск, он собрал обоз, включив в него рабов на которых была возложена тяжёлая работа. За день до выступления армии, Туварс Супилли завершил свой большой ритуал, по приручению ибисов в окружающем регионе, и по его призыву-заклинанию, прилетело несколько птиц. Турингвэтиль подсказала магу, как ему усилить свои сигны, для этого ему нужно было начертать заклинания на небесном языке валарине, которые она ему сообщила, но сделать это не языком смертных. На вопрос как ему это сделать, ответ был дан загадочный. Собственно для написания заклинания на валарине, Туварс Супилли подвесил свой ритуальный нож на прочную нить, и водил им над площадкой с песком. Затем, получившиеся контуры он продолжал под строжайшим надзором сущности майа. Теперь, он мог слышать и понимать голос ибисов, мог давать им команды и первым делом им был отдан приказ: летать в округе вместе с его армией, и сообщать обо всём, что птицы видят. С этого момента чародей начал практиковаться, чтобы в будущем освоить трансгрессию своего разума, в разум птиц, чтобы буквально видеть их очами. Следующим утром, армия выступала из города-государства. Провожала своего возлюбленного сама Кин-наи, которая была верхом, и облачённая в свою броню, символизировавшую её главенство в городе на этот момент. Подарив ей прощальный странстный поцелуй, Туварс Супилли, верхом повёл свою гвардию, а Аршун трижды протрубил выступление. Воинство направилось в путь, через южные врата.  =======> земли залива Этир Харнен    Оставшаяся управлять городом владычица Кин-наи, имела в этот раз под своим началом двух Мудрецов Ордена, и даже целого Капитана. Впрочем, последнему ни смотря на братские узы с Туварсом, она лично не очень доверяла. Иногда ей не нравилось, как он смотрел на неё, с характерным пиратским озорным взглядом. Впрочем, даже на уровне сил, едва ли Феррас мог бы решиться на переворот в городе, ибо нардукадары, дворцовые нардуабары, все эти тяжёлые пехотинцы, а с ними отряд евнухов внутренних покоев, и все те кого по городу могли ещё собрать Мудрецы (Сэмир Изар'дан и Авиль Нахари) серьёзно превосходили силы, доступные Феррасу, и последний это понимал. Столь сложные взаимоотношения среди элит города, Туварс держал в голове уходя, и именно исходя из них расставил баланс сил так, чтобы в его отсутствие вероятность существенных потерь была минимальна. 

Беседа лорда-наместника Гондора и короля Арнора, проходила достаточно продолжительное время. За это время, прислуга сумела встретить остальную процессию и разместить всех прибывших, весьма вельможных и венценосных гостей. Впрочем королева Ильмарэ, сопровождаемая небольшой свитой из хроникёра мистера Бэггинса и шестерых гвардейцев Арнора, прошла в Ротонду Варды Элентари, чему гвардейцы Минас Тирита ни сколько не препятствовали. Здесь, она отложила свою ношу и встав посреди ротонды с восхищением в очах своих оглянулась вокруг. И столбы украшенные статуями, и главное потолок на котором была изумительная по мастерству роспись, всё говорило о той любви верных эдайн, к Аратар и в том числе её почтенной Владычице, которую и сама Ильмарэ любила как среди людей дочь, может любить, нежную, заботливую и любящую мать. Тем временем в богатых, странноприимных домах пятого яруса, селились лорды и сенешали из провинций Гондора, что прибыли вместе с Арнорским государем, а в Нижних гвардейских бараках, началось размещение части королевской гвардии Арнора. Тут командующие довольно скоро нашли общий язык, ибо королевские гвардейцы Арнора, ещё недавно "безымянные бродяжники" были весьма неприхотливы в быту. Гондорцы же, не могли смотреть на этих достойных воинов, оказавших помощь в возвращении Пеларгира — с высока.    Вообще среди Стражей, здесь началось редкое воодушевление. Командиры достали некоторые фолианты, которые не использовались очень давно, при обучении отборных новобранцев, но тут свершились столь необычные события, что они начали рассказывать, что когда-то Стражи Белого Древа, были единой воинской ратью, королевской гвардией верховного короля Элендиля, со своими глубокими, уходящими в седую древность традициями Гвардии Лордов Андуниэ, в землях Андустра, благословенного прежде и проклятого ныне Акаллабет. Их структура больше всего походила на древние армии Нуменора, в сравнении с королевскими армиями и армиями Наместников. Многие из северных дунэдайн тоже помнили эти придания, и рассказывали свои, Северные истории: о войне с Королём Чародеем, столь печально известным в Гондоре, о чуме и расколе, а также о гибели Артэдайн, последнего королевства дунэдайн Арнора, и о том как хранили они последних представителей королевского рода, ставших вождями странствующего народа дунэдайн в тёмную эпоху. Рассказы северян сопровождались таким воодушевлением, какое присуще только людям начавшим жить в удивительные, с трепетом словно в сказке, ожидаемые времена возрождения. Они рассказывали о делах молодого короля, о его победах и отваге в сражениях, где он сражался в первых рядах со своими воинами. О той любви, которую он питал к Мудрым, и которую они питали к нему в ответ. В общем, для Стражей Башни и Белого Древа, эти рассказы были куда более детальны, интересны и насыщены подробностями, чем те слухи, которые доходили сюда раньше.   Стемнело, и над Минас Тиритом открылась яркая сиянием звёзд ночь. В ротонде Варды, пела песнь на языке небожителей, королева Ильмарэ, восхваляя неиссякаемый свет звёзд, и глубину красоты Элентари. Не мало нашлось людей, что с упоением слушали это пение. В это время, после долгого и обстоятельного разговора тет-а-тет, наместник Гондора и король Арнора отужинали в холле Исильдура, вместе с вельможами и лордами Гондора.  — Вижу во взорах ваших — сказал посреди ужина Эктелион — вопрос, который беспокоит всех. Но поверьте, скоро вы получите ответы на него. С государем Арнора, мы беседовали об устроении королевства, которое он налаживает в Арноре, о тех проблемах что постигли Гондор в наши дни, о том что важнее всего для суверена. И о многом другом. Признаюсь, я убедился в истинности принадлежности нашего драгоценного гостя, к венценосному дому. Но решение о восхождении его на трон его предков, я объявлю днём, пред всеми. Сюда прибудут также наши скауты, и представители гарнизонов. Мы будем держать большой военный совет, и на нём я сделаю объявление.  Для короля Арагорна, я приказал открыть врата Королевского Дома, где он окажет нам честь остановиться, по праву своего рода. А пока, пейте, отдыхайте. После ужина, Арагорн отправился проведать свою супругу, обходя Древо чей вид уже был довольно удручающ, а также фонтан. Он сошёл к ярусу с Ротондой Варды, где разместившись на стене, слушая пение возлюбленной задымил хоббитскую трубочку. Вскоре к государю Арнора присоединился и его хроникёр, делящийся своими впечатлениями от Минас Тирита. 

Того, что его слова станут столь убедительными, Мурсили ни как не ожидал. По крайней мере Омара умела произвести впечатление человека, которому разного рода увещевания нипочём, и импульсивность, в купе с любопытством порой могут изрядно ей навредить. Впрочем для Саластины тут ничего удивительного не было, ибо она ещё с первой встречи поняла, что Омара далеко не так проста и понятна, как порой хотела казаться. И тем не менее, слова легли на верную почву и Мурсили лишь кивнул, в ответ на слова леди Зоровавель, о её решении. Затем дама перевела беседу на тему своей семьи, отвечая рассказом на рассказ, откровенностью на откровенность, и тут даже Мурсили навострил уши, а уж его супруга и подавно. Омара открывала по больше то, каким человеком был её брат, властитель Сард-ми-Эруме, каким его видели со стороны, и каковы факты из его жизни. Её рассказ рисовал совершенно своеобразного человека, однако человека про которого Мурсили не мог однозначно сказать, что тот был опасным и страшным, как он недавно говорил про своего среднего брата. Конечно, глава дома Папратар понимал, что рука об руку с единоличным правлением всегда идут слухи о степени тирании, того или иного правителя. Но из поистине интересного и уникального, он выявил склонность правителя Сард-ми-Эруме к наукам, к познанию материи окружавшей его, и медицине. Последнее вообще, по разумению Мурсили, было делом весьма и весьма полезным, но увы под час игнорируемым многими людьми. А в завершении своего рассказа, леди Зоровавель рассказала удивительную историю о её сёстрах, похищенных пиратами, и выразила очень осторожные (как показалось Мурсили) мысли о своём замужестве. Кивая и подняв бокал с изысканным вином, Мурсили проговорил.  — Ах знаете, всё же для людей идущих по судьбе простолюдинов, так уж необходимо обвенчать себя узами брака в предельно раннем возрасте. Их век, увы короток, и для продолжения рода нужно успеть сделать всё, помимо простого выживания. Мне сие известно, ибо не мало приходится порой помогать клиентам нашего Дома. Зачастую, у людей даже нет возможности расплатиться с нами, и в таком случае мы находим то, чем они могут нам помочь, услугой за услугу. Поэтому столь достойной даме, в вашем положении, нет нужды в волнениях. Увы, о нашем браке рассказывать особенно нечего. — И он и Саластина улыбнулись — видите ли, нас поженили наши родители, это был сугубо договорной  брак. Но видно боги нам благоволили, так что наши сердца связало глубокое чувство.   Они снова обменялись улыбками, весьма искренними. А в это время, смеркалось и на площадке где только что жонглёры умеющие держать равновесие демонстрировали свои умения, появились иные мастера. Эти разожгли факелы, и начали с удивительной ловкостью да прытью размахивать ими, крутить вертеть, делая одновременно гимнастические пируэты, вроде сальто.  — Что же до узурпаторов, — допив свой бокал, и подав его виночерпию, продолжил Мурсили — в нашем городе это скорее сугубо технический термин. Так мы, в союзе правящих городом домов, называем тех в нашей истории, кто силой захватывал единоличную власть. Не более того. Порой это даже помогало, и не несло отрицательный характер, скажем когда именно корсарский узурпатор нашего города смог консолидировать силы, и отбить атаки гондорцев. Но в мирное время, это конечно вред для государства, таково наше убеждение здесь. Ибо очень многое зависит от личности правителя, и если вдруг правитель не способен управлять огромным числом людей и сил, то всё заканчивается смутой, от которой потери несут все. Именно поэтому, сейчас мы столь трепетно и бережливо относимся к той форме самоуправления города Умбар, которая сложилась на данный момент. Корсары уже почти не играют никакой роли в нашей политике, они лишь используются как наёмники и то не всегда. Семьи же, Дома руководят городом, и работают сообща, на его процветание особенно в экономическом отношении.  Завершив эту небольшую речь, Мурсили выпил ещё вина и почувствовал, что надо было сделать небольшой перерыв с этим напитком. Подобные перерывы, были в его личной традиции, дабы сильно не хмелеть. 

-----------------------------Минас Моргул    Города порой имеют свойства падать под пятой узурпаторов или людей с более сильной волей. Уже много лун прошло, и Кхафи потеряла счёт тем моментам, что слились в один. Амон Эйтель, город, который по древности не уступал Умбару и уже бывал и разрушенным, и отстроенным вновь. Но это едва ли сказалось на его чистоте. О, веру харда здесь чтили и уважали. Служители (талла), имели для своих нужд достаточно много территорий внутри городских стен. И в их части были и свои сады и участки с земледелием. То, чего под час не хватало бедным. Но здешний правитель был справедлив. Он давал черни ровно столько, чтоб они не сдохли в голодных муках, но и цену за это приходилось платить непомерную. Служение и подчинение. Оказываясь в водовороте этой жизни, Кхафи не без тоски смотрела в сторону отчужденного и светлого района, где жили талла и их семьи. В отличии от Умбара, здесь простых людей, не имеющих бирки работника, не допускала стража до чистых улочек. Там же, в некотором отдалении возвышались башни и висячие сады правящего князя.   Урамли Хашкашатт был человеком сияющей души. Он смог добиться куда большего за своё шестилетнее правление, нежели его отец. Хитростью и мудростью, князь Хашкашатт умудрялся избегать склок и войн с другими правителями. Его почитали, его любили... его боялись. Первые месяцы, Кхафи старательно выживала в самых низах, выполняя грязную работу и старательно избегая патрулей. Изучая и собирая знания по крупицам, девушка пропитывалась светом Амон Эйтеля. Его мрачными тайнами, его истинами и ложью что ядом просачивалась сверху вниз, пропивая себе путь сквозь камень. Вечерами сидя на каменной стене небольшого двора для наёмных работников, Кхафи смотрела в сторону дворца, такого идеального со всех сторон князя. Когда она только прибыла сюда, город праздновал, потому что Урамли женился на представительнице такого же старого рода, как и его. Политический брак, что может быть прекраснее... разве что двойной политический брак. Так уж вышло, что в это же время выдавалась замуж его вторая сестра. И от того, пышность празднества буквально удушающими волнами растекалась по всем улицам, достигая даже самых мрачных и дальних уголков. Паланкин невесты из другого города пронесли по главным улицам, посыпая дорогу дорогими лепестками лазурных роз. Охранный патруль был облачён в расшитые медными монетами нагрудники, а их маски были начищены так, что казалось, что супругу правителя провожают сами отблески солнца. За самим паланкином шли двадцать юных служанок, которые должны были войти в гарем Урамли вместе с невестой. Процессия же его сестры была чуть скромнее. Покидала город она в час закатного солнца. И тропу выстилали багровые как кровь цветы солнечника, особого сорта роз присущего священникам. Всё это Кхафи смогла лицезреть своими глазами, но этот краткий луч истины был всего лишь крупицей. Недостаточной для полного знакомства. А пробраться в чистые улицы этого города, так просто, с первых же дней, не представлялось возможным. Но Кхафи умела ждать. Служение и подчинение, то, что ей удавалось делать всегда так удачно и хорошо. И это ожидание оправдалось довольно неожиданным образом.  В тот вечер она, как и всегда, медленно шла по главной улице, с большим кувшином для воды, поглядывая под ноги. Прошло уже около четырёх месяцев с того дня, как её стопы коснулись песчаника местных улочек. Её одежда тщательно завёрнутая, лежала в тайнике вне черты города, а сама Кхафи уже длительное время старательно следовала линии своей легенды, в которой она, беженка города Пеларгир нашла убежище и кровь в этих святых для неё стенах. При ней остались лишь ножные украшения в виде змеек, что позвякивали при каждом шаге. Девушка, конечно же умела ходить так, чтоб не издавать ни звука даже с ними, но сейчас в этом не было нужды. Женскую голову покрывал простой отрез грубо обработанной ткани. Волосы она заплетала простой косой без украшений. Могла ли она привлечь к себе внимание просто так? Кхафи была уверенна, что нет. Процессию какого-то талла девушка приметила почти сразу и заблаговременно остановилась, опустив свой взор и не поднимая его. Однако шелест крыльев птиц, щебетание женщин за прилавком чуть поодаль, заставили на краткий миг поднять глаза и больше она их не опустила. Да и как это сделать, если перед ней был отпрыск той семьи, что когда-то низвергла её род, втоптав в пыль и превратив в ничто все символы и знания, которые они несли. Чёрные очи Кхафи буквально впились в мягкие черты лица мужчины, лишенные пресловутой мужской растительности. В сияющие одежды младшего жреческого послушника. Каковая была вероятность того, что возможность мести будет такой близкой.  Жрецы Киба должны ответить...  Сглатывая горечь слюны, дева-харадрим едва заметно задрожала, сжавшись внутренне и ощущая как пламя её желания правды вновь разгорелось внутри. Это было невозможной отправной точкой, в которой девушка истово возжелала переступить вновь черту и сделать непоправимое. Убить. Отомстить сейчас, наплевав на всё. На то, что таким трудом удалось выведать среди простого люда. То, что род Хашкашатт не по праву занимает своё место, они узурпаторы и истинный сын и князь этих земель до сих пор жив. То, что другие рода Амон Эйтиля страшатся пойти против его воли, потому как бояться проклятия жрецов, с которыми князь имел довольно тесную связь. Всё это могли бы быть лишь домыслы, если бы она услышала это лишь раз. Но слухи точно ветер... По голове ударили чем-то тяжёлым, кувшин для воды выскользнул из рук и с особым глухим стуком раскололся о твёрдую землю, привлекая внимание талла и его охраны.  -Прошу простить... недостойную. Я осквернила путь талла. Заслуживаю наказания.  -Кто ты, и почему нарушила шестой принцип? - В голосе говорившего заскользила лёгкая тень презрения, но при этом внешне он проявил мягкую укоризненную позицию наставления. Эта ядовитая маска так ловко облекала всё вокруг, привнося обманчивость окружающим. Но Кхафи видела всё это насквозь. Ей захотелось отпрянуть, но властные пальцы уже схватили её за подбородок, заставляя потонуть в глубоких омутах глаз.  -Никто. Я никто. Пустота пред очами светила, пыль на его подошве. - Она буквально шептала, источая волны испуга, тогда как рука тщетно пыталась нащупать за спиной отравленный и заговоренный Туварсом кинжал.  Шестой принцип... путь чистоты и тишины не нарушаем должен быть. От огня к огню, и в мыслях только пламя.  Но странно, что жрец упомянул именно его. Сегодня был день, малых домашних обрядов и если уж священослужители и появлялись в этой части города, то лишь по особой нужде. Видимо, уловив в её взгляде мысль, он нахмурился.  -Ты не местная. Хм... ну, вроде подходишь. Ладно. Взять её.  То, что было невозможным эти четыре месяца, стало новой реальностью так неожиданно, что Кхафи не успела даже осознать произошедшее. Взгляд выцепил сидящего на крыше Стурлунга, который клювом чистил свои перья и косился на неё, явно злорадствуя. Как выяснилось, у старшего жреца скоропостижно скончалась служанка, отвечавшая за его купальни. Казалось, само провидение направило стопы священослужителя для поисков именно в эту часть города, ведь ничего удачнее для расследования и быть не могло. А в случае Кхафи, ещё и напомнило ей о кровавой клятве. Так пролетело ещё два месяца, за которые девушка сумела узнать как развлекается здесь знать и то, что стало с теми двадцатью прекрасными девами что сопровождали супругу князя в тот торжественный момент. Все они стали жертвенными барашками в нечестивых ритуалах, а их кровь стала купелью для сохранения красоты Урамли. С помощью своих жрецов и советников, он готовил планы по захвату и перевороту власти в нескольких важных городах Харада, чтоб соединить под единым знаменем большую часть пустыни. Близился великий праздник Солнца, а с ним и предстоящее празднование дня рождения Урамли Хашкашатта. А меж тем, появилась нужда в новых жертвенных девушках, караван с которыми уже шёл в город.