[NICK]Валараукар[/NICK] [AVA]https://i.pinimg.com/564x/3d/43/ac/3d43acb54c379bb76f1d621a6b0c4e0f.jpg[/AVA] [STA]Разрушители королевств[/STA] Отравленные обещаниями падшего вала, облаченные в мерзкую форму, эти злобные духи уничтожали целые города и цитадели, прокатываясь необоримой силой по землям свободных народов. Личная гвардия Моргота, отступники и предатели, долгое время они покоились в этих пустошах, в котловине Серых гор, там где властвовали вырожденные драконы, внушая страх смертным на юге. Бежав от исхода войны далекой древности, восемь демонов пламени Утумно нашли себе пристанище далеко от сокрушительных поражений и катастроф, утопивших большую часть земель Средиземья. Они укрылись под землей, затаив обиду, где остались бы навсегда, до скончания времен, если бы мир не начал меняться. Одна за другой, перемены тонкой струйкой размывали землю, в которой покоилась забытая восьмерка демонов, лишенная имен, разогревая их злобу и амбиции. Трудно сказать по какой причине пробудились чудовища, была ли в том заслуга игры богов, а быть может все это из-за возрождения королевства людей при свете звезд, или же смерть морийского ужаса от руки второго перворожденного, быть может пробуждение их брата из числа верных майар? Все события вели к этому дню, как всякий прошедший вечер уступает место ночи, которая возвещает о начале нового дня. Вопрос лишь в том, смогут ли свободные народы, радовавшиеся красоте вечернего заката, пережить мрачную ночь, которую на своих крыльях понесут демоны народа балрогат? Там где покоились они долгое время, всякие дикие племена орков устроили алтарь, они справедливо считали здешний курган местом силы, к которому тяготели младшие драконы. И вот сейчас они приносили жертву, моля тьму даровать им такую силу, чтобы их вожди могли овладеть всеми людскими женщинами, а их слуги разграбить арсеналы гномов, чтобы они могли получить себе всякую гору, где им были не рады. В плясках они даровали великую жертву, подыхающего варга, давно лишившегося зубов, и теперь его судьба была предрешена, когда он не мог больше огрызаться жадным двуногим животным, искаженных злобой Моргота. Темные заунывные песнопения и целое празднество резко оборвалось, когда земля на месте обширного алтаря с грохотом обвалилась, из провала повалил густой дым со смрадом гнили и пепла, а накатывающий недовольный рык заставил орков с ужасом лицезреть как одна за другим возвышались фигуры, окутанные мглой собственных тел. Балроги восставали, прервав свой многовековой сон, распрямляя плечи, вытягивая крылья. Их пламя разгоралось так ярко, что больно жгло всю мелочь, собравшуюся у их ног. Мечты племенных вождей отныне исполнены, и они пали ниц перед своими богами и орудиями исполнения желаний, вызвав у последних лишь усмешку. Балроги сожгли своими плетями не только вождей, продавших старую собаку за сотню тысяч женщин, но и самых верных им приспешников, что разложились позади самоуверенных дураков. Остальные орки в ужасе разбежались по долине, позволяя пробужденным демонам насладиться первыми мгновениями столь сладкого для них утра, когда не было ничего лучше, чем утолить свой голод кровью и плотью слабых, охотясь на них, доставая из нор, выжигая целые стоянки. Им не было дела до слуг, они не Саурон, они та сила, что сокрушает, а не порабощает. Но шло время, и сознание балрогов постепенно устоялось. Теперь они мыслили, начиная понимать, что им было нужно. - Никчемные игрушки всегда можно сломать, - поделился один из демонов на черном наречии, что звенело по округе злобой, они еще не решили кто будет вести их всех, а потому старались заслужить лидерство в глазах остальных. - Согласен, нужно сдерживаться... Хоть это и трудно... Их тела так забавно хрустят. Не думал, что рабы такие... жалкие. Хочу пожрать город эльфов. Все балроги согласились с последним пожеланием, утвердительно вспыхнув огнем, каждый из них представил свои самые мрачные фантазии, какую судьбу каждый из них подарит бессмертным. - Все будет, но сначала нам нужно укрепить свою власть над этим местом. Отсюда мы положим конец той несправедливости, что загнала нас под землю, вернем все как было, и нам будет хорошо. Демоны согласились, все они желали оспорить результаты войны. В итоге восьмерка балрогов организовала себе логово на дальней стороне Серых гор, на границе Иссохшей пустоши и Фородвайта, назвав разветвленную сеть пещер громким именем арсенала. Кое-какое оружие тут и правда было, примитивные инструменты орков, которых балроги начали порабощать, заставляя многие племена покидать пустоши в поисках безопасности. Но это пока. Совсем скоро балроги поняли, что править отродьями Моргота не так то и просто, как кажется на первый взгляд, они привыкли распоряжаться ими как ресурсом в древних войнах, никогда не задумываясь над тем откуда те берутся. А здесь нужно обладать серьезными навыками управления, совсем как Саурон. Но это не страшно, они не хуже Саурона, они всему научатся. А пока балроги приказали своим пешкам плодиться, чтобы им было кого отправить на убой, сковав тем самым силы, что осмелятся противостоять воле разрушителей. Здесь начинался первый отбор. Слабые не добивались успеха, а потому балроги не жалели их, решая судьбу прямо там, на глазах у копошащейся массы, стимулируя тем самым рождаемость. Они бродили среди всей этой скользкой массы, зорко следя за тем, чтобы вся эта мерзость не отлынивала, щелкая бичами, вызывая у некоторых представителей орочьего народа чувства экстаза. Мир изменился и совсем скоро его жители прознают об этом.   

Увядшая пустошь была регионом в восточной части Серых гор. Там Серые горы разделялись на два хребта, северный и южный, между которыми в древности находилась Вересковая пустошь, выжженная драконами, со временем почернев. По слухам здесь обитали драконы, которые иногда возвращаются сюда, чтобы продолжить свой род. 

Отряд гномов застрял на одном из ухабов, сразу после гребли, переправив свой бронеобоз через запруду пару дней назад. Они долго решались как поступить, пока их еще не настиг летний сезон дождей, упирающийся в стену из Мглистых гор. Мори вел свою братию на очередную разведку к Подгорному королевству, готовясь столь основательно, что запасные части к своей телеге они забыли в людском поселении ранее. Теперь они были вынуждены проявлять всю мощь своей смекалки, дабы поставить обоз на ход. Бросать телегу полную припасов предприимчивые дельцы никак не хотели, а потому решили немного задержаться. Товарищи Мори ворчали, что совсем скоро они врастут в здешнюю землю и станут похожи на говорящие кусты, ибо до энтов им всем далеко.  Тем временем Раррик и Фонлир, гордость их отца Мори, были на разведке. Когда у гнома рождается ребенок, это считается делом хорошим, но когда появляется еще один, такой отец мгновенно получает уважение и почет, хотя казалось бы, что тут сложного, сам Мори всегда шутил, что прокаливать котлы и то труднее, чем строгать опилки-детишек.  И вот гномьи братья привели к отцу пришельцев, что спустились с гор и могли поведать о Мории куда больше, чем позволят себе сами искатели. Мори долго слушал каждого сына, нахмурившись, пытаясь разглядеть Морнэмира, но лишь потирал то и дело глаза, ворча, что к глубокой старости зрение совсем сядет. И когда Раррик сообщил, что перед ними Казадбил, знавший еще самого Дурина, Мори раскрыл в удивлении рот, чуть не выкатив глаза. Морнэмир харизматично улыбался, иногда приговаривая, что да, это он, вон он какой, да, смотрите на него, потомки. И когда зависший на минуту другую гном оттаял, ожив, он лишь сказал: - Не может быть! - эти слова вызвали еще больше гордости у Казадбила, который до этого ранее переживал большие печали, он засмущался, под широкую улыбку и смех Норнориэль. Начал ножнами чертить произвольные линии на земле, мол, ну что вы, что вы, я всего лишь ваш древний друг и наставник. Сам Казадбил! - Неверояной красоты дева! - добавил Мори, всплеснув руками.   - Да-а...да. Что? - Морнэмир не понимал, что происходит, а ловкач Мори, опьяненный Норнориэль, уже во всю крутился возле нее, вызывая у последней недоумение и еще больший звонкий смех, она поймала старичка за плечи, прежде чем он сделал еще круг другой, теряя равновесие. - О нет, опять старик за свое, это же эльфы! - возмутился Фонлир, выдвигаясь к Мори, который к тому моменту одарил поцелуями руку рыжей эльды. - Конечно, это эльфы, кому еще мне так сильно радоваться? - Например, нам, - скресив на груди руки, постукивая пальцами по броне, возмутился было Морнэмир, указав взглядом еще и на Гендальфа, наблюдавшего всю эту неловкую картину. Мори отцепился не без труда и помощи Фонлира с Рарриком от рук Норнориэль, успев одарить их последним страстным поцелуем, заметив, что одной у нее почему-то не было, а затем, прилаживая монокль, заложив свободную руку за спину, двинул в сторону Казадбила и Гендальфа, рассматривая их с придиркой.  И тут Мори внезапно торкнуло то, что он не смог разглядеть за пьянящим образом эльдарки, Казадбил и Норнориэль были в доспехах столь удивительных, что глаза гнома невольно сделались влажными от радости видеть такое. Он вновь раскрыл удивленно рот, переглядываясь с сыновьями, не веря себе, а потому ища у них ответов в кивках.  - Чтоб меня молотом, Таркун и тот, чье имя забылось младшими поколениями, но еще вспоминается изредка теми, кто пожил с мое, сам большой гном! Ходили слухи, что великого учителя низверг демон Мории?  - Было дело, - смущенно потер затылок Морнэмир, - Но после встречи с этими эльфами, демон сдох.  Услышанное заставило Мори выронить монокль, когда он рассматривал ноги Норнориэль, он вновь обратился за помощью, скорее за советом, к сыновьям, но те лишь напрягли свои бицепсы, демонстрируя отцу полную решимость.  - Новость, конечно, мастер Казадбил, стоящая того, чтобы отправиться в наш лагерь и испить славного пива.  - Пиво? - заинтересовалась Норнориэль, на что гном Мори лишь обернулся с легкой ухмылкой, двигаясь в сторону лагеря будучи взятым сыновьями под руки. - Крепленное, моя госпожа, прекрасная как летнее утро.  Норнориэль лишь закусила губу, она никогда еще не пробовала крепкое пиво, на что Казадбил удовлетворительно кивнул сыновьям Мори. Те были уверены в своем угощении, в конце концов они всегда считались отличными пивоварами, сколько себя помнили, пока отца не разобрало на приключения и он не стал искать тайные пути в Морию, чтобы разбогатеть и прославить свой род перед уходом из жизни. Старик Мори реализовал пиво на рынках, когда ожила торговля, а в его товарах нуждались, правда говоря, в зерне нуждались куда больше, потому он был вынужден вбросить и его на рынок, но оно того стоило. На выручку собрал отряд, оплатив им время и усилия, и запасся провиантом на время путешествия. То было славное сидение у костра, когда шумная братия гномов отмечала смерть балрога и возвращение в мир своего покровителя, надеясь, что теперь их жизнь наладится в лучшую сторону, Илгона демоноборца качали на крепких гномьих руках, не принимая возражения, он стал для них национальным героям, и каждый гном щедро подливал ему пива, не зная как лучше выразить свою признательность на небольшом празднике. Дева напилась вусмердь и приставала к кузнецу, что во всю шумел с гномами, ударяясь деревянными кружками. И не скажешь, что майа Аулэ проницал днями ранее ужасы на севере, о чем был в курсе лишь Гендальф. Тени древности не знали мира, в котором они пробудились, а потому ждать от них серьезного вреда так рано? Маловероятно. А потому, пока есть всякая возможность радоваться жизни, майа будет радоваться, радуя остальных.  Норнориэль танцевала под песни гномов в центре их круга, пока старик Мори чуть было сам целеустремленно не направился к ней, дабы броситься в страстный пляс, но был вновь отнесен своими сыновьями на место, усажен на скамью, снятую с бронефургона, Раррик строго запретил ему приударять за эльдаркой, потому как годы были совсем не те, на что Мори грозно размахивал кулаком, заявляя, что он этими руками столько орков передавил, что заслужил танца с эльфийкой.  После гуляний, все разошлись кто куда. Куча гномов столпилась возле полевой мастерской, наблюдая за тем как Казадбил творит чудеса из ничего, предрекая скорую починку телеги. Они уже вместе с Мори пообещали следовать за другом Дурина, набившись ему в спутники, деньги были тут вопросом вторичным, такая честь выпадает раз в жизни Но куда подевалась Норнориэль? Следы командира-пьяницы вели в сторону реки Бруинен. Примятая трава и сломанные ветки уходили прочь от протоптанной тропы, которую оставили гномы, дабы набирать воды и поить своих ездовых животных. Следы эти были не одиночными. Она увлекла за собой и Даээр, с которой ей не довелось толком пообщаться все это время.   Броня Норнориэль лежала возле дерева, а сама дева в лунной ночи, стояла в одной рубашке на продуваемом берегу, наслаждаясь ночным воздухом, что обнимал ее, толкал, и остужал. Она успела искупаться, а потому ткань липла к телу. Первый раз она искупалась зимой, теперь вот летом. И чувствовала себя восхитительно. Словно ей только и нужно было, чтобы смыть с себя все мысли и тревоги в свете звезд.  Она услышала посторонний звук, обернувшись. Кто-то шел к эльдаркам, что купались в ночи. - Илгон? Ее улыбка была виноватой, она прищурилась, словно знает, что снова натворила дел. Но она такая какая есть сейчас. Сейчас она была рада тому, что осталась жива, и ее тело наслаждалось мирскими днями. Норнориэль не дергала клятвенного гиганта и не торопила, давая возможность обеспокоенному пропажей медведю самому подкрасться к пчелиному улью. Усевшись на склоне берега, она лишь молча наблюдала за тем, как пробегает мимо ночная жизнь, ее глаза привыкли видеть во мраке, а потому свет звезд был таким ярким и проницательным, что она могла видеть вдаль также хорошо, как и днем.  - Когда закончится война, - начала Норнориэль буднично, рассказывая это кустам, - Я не хочу уезжать обратно в блаженный край. Этот мир полон чудес, которых нет там. Он такой живой, все куда-то движется. Куда-то идет. Даээр, вряд ли бы разделила ее чувства. - Ну а ты, - обратилась она к холодной деве, - Кому ты служишь? Ты словно бы не встречала до этого солнце. Твоя кожа такая бледная, ты словно снег, такое вообще возможно? - Норнориэль провела рукой по руке девы, а потом решила одарить ее капелькой тепла, обняв. Воительница любила смущать девушек, испытывая их на прочность. Только сейчас она начала понимать чего так смущались обычные придворные дамы. Загнав Даээр в воду, Норнориэль загнала туда и ее волка, потому что может. Ночные летние купания при свете луны завершились, и теперь разношерстной компании следовало продолжить свой путь. Гномы восстановили свою повозку, и их конвой двинулся в сторону Имладриса. За Казадбилом потянулось две дюжины гномов, половина из которых была на бронированных козлах, они рассчитывали покорять на них отвесные скалы, если потребуется. - Эй, Даээр, - кричала ледяной деве Норнориэль стоя в повозке, - Как насчет проехаться вместе, мне показалось, что тебе было мало моего тепла!  А потом Норнориэль засмеялась, как внезапно смущенно покраснела, ведь рядом в повозке сидел улыбающийся Морнэмир с ехидно посмеивающимся дедом Мори.  ==> Имладрис        

===> Мория Возвращение в мир, каким оно будет? Морнэмир слушал истории об этом от Норнориэль, коротая с ней дни, отмеренные скорее по наитию, чем по строгой системе. В Бездне время тянулось совсем иначе, упорядочивая свое течение ближе к поверхности. Они вышли из Подгорного королевства поздним вечером, а потому солнечный свет не мог навредить обостренному зрению узницы подземелья, освобожденной случаем и тем, что в простонародье звали удачей. Небо озаряла плеяда звезд. Морнэмир к тому моменту утомился просто следовать за разведчиками, слушая Гендальфа, которого усердно пытался вспомнить, уж больно тот вел себя так, словно всегда был знаком с майа, что предпочел остаться со смертными, укрывшись с ними под горой от глаз своего вала. Растолкав эльфов, кузнец вел всех вперед. Ему не хотелось, чтобы остальные видели, как он грустил. Велика утрата. Труд стольких поколений его учеников не пожалело ни то самое время, ни сквоттерская искаженная погань. И по всему пути в залах зажигались лампы, горя огнем Наватра, прямиком из пламенного сердца майа Аулэ. Свет настигал гоблинскую мелочь в каждом темном углу, заставляя ту забиваться в ужасе туда, где не достанет обжигающее тепло. Стройные отряды орков, привлеченные светом, мгновенно рассыпались в стороны, утекая в ужасе прочь, стоило им завидеть могучего кузнеца, давясь и расталкиваясь в проходах. Они более не шли тайными тропами, потому как в этом не было нужды. Морнэмир желал видеть, во что превратился его дом, и он сполна познал горе крушения, держась крепко, совсем скоро они покинут его дом, и вряд ли он вернется сюда, неспокойные мысли клубком катались в сознании майа, которые он упорядочивал все возможными утешениями. Внезапно майа почувствовал легкое касание одного такого утешения, то была Норнориэль, ухватившая его за пальцы, а потом вложившая свою ладошку ему в крепкую руку. Майа никогда не видел, чтобы дети Дурина делали так, да и никогда они не расклеивались так сильно у него глазах, даже когда началась война с балрогом. Они шли под руку довольно долго, пока майа, не надоело грустить, в конце концов он слышал от спутников про другие королевства гномов, куда ушли выжившие ученики. Нечего грустить. Как и обещал, он делился с Норнориэль знаниями о Мории, рассказывая историю каждого камушка, девушка лишь то и дело улыбалась ему, и не потому что ей была интересна технология создания подгорной цитадели, а потому что любила видеть могучего майа в благодушном настроении, она привыкла чувствовать от него неиссякаемый поток оптимизма, легко поддаваясь этому теплому чувству уверенности в лучшее завтра. Позади плелись недовольные тени. Но жаловаться им не приходилось, они все же получили свою порцию командирского внимания, Норнориэль одарила каждого благодарными объятиями, сообщая им, что они все сделали безупречно. Они даже не стали доносить на Илгона, что он их бросил вместе с колдуном, все всё понимали без лишних слов. - Пиздюк ты, Илгон, - недвольно помотал головой Охтарон при встрече, произнеся эти слова на местном наречии людей-работяг, не заботясь о том, поймет ли их пепельный гигант. Больше они с ним не разговаривали, игнорируя сам факт его существования, очевидно ждали, что он осознает свою ошибку, а может он им был больше не интересен. Цель была достигнута в любом случае. И не важно, что Илгон прибил балрога, похоже это мог каждый дурак, для этого достаточно быть просто сильной дылдой. Больше всего их сейчас занимал появившийся майа, и не тот старый дед с палкой, который все знал и располагал целым планом, на Гендальфа тени тоже обиделись. Им предстояло еще обидеться и на Раваона, но все потом, ах, все потом. Морнэмир довел экскурсию до врат Дурина, усердно делая вид, что не помнит как открыть двери. Он игрался. Ему не хотелось покидать гору, на поверхности все иное. В какой-то момент он оглядел своих спутников. Норнориэль напряженно стояла рядом с воином озера, сжимая-разжимая кулак, словно готовясь дать бой, это читалось по ее взгляду, полному нетерпения и тревог. Тогда майа легким толчком открыл тяжелые врата, заставив их трястись и осыпаться пылью. Как давно ими пользовались? Первыми из врат высыпались тени, словно собаки при слове "гулять", исчезнув в ночи. Они вернулись в естественную среду своего обитания, и теперь их можно увидеть только, когда того захочет Норнориэль. Впрочем тени довольно быстро осеклись, ведь у врат их всех уже ждали. Ментальный хор окружал неизвестную им эльдарку: - Засада? - Засада! - Стоп, это, что... еще одна... - Женщина? - Женщина! - Женщина! Их мысленный гвалт не утихал, он лишь заткнулся на мгновение, когда Даэрр представлялась всем остальным. И вновь. - Женщина! - Женщина! - О, еда. Но то чуть позже. Сейчас же следом за тенями из врат вышел Морнэмир, пытаясь уместиться на открывшемся просторе подножья горы. Могучая фигура майа двигалась лениво, но каждый шаг становился все более уверенным. Как только и на Норнориэль перестали давить своды королевства, она тоже распрямилась, упав на колени чуть дальше от врат. Поросшая жесткой травой и мхом каменистая почва приняла эльдарку, и она просто расплылась на земле, двигая руками и ногами, ворочалась, ерзала, словно бы ее заедали блохи. Великую радость она не могла выразить лучше, чем просто развернуться на спину, и протянуть руку к небу, полному звезд. Теперь и она плакала, пока Морнэмир пытался понять что за очередной перворожденный встречал их на этот раз. Но Даээр была какая-то не такая, холодная, с такими скучно, такие не поддержат огонь в твоем горниле. Потому все свое внимание Морнэмир обратил не к спичке-Илгону, он похоже вновь начинал дуться, как дитя, все его внимание было вновь обращено к источнику искр, к Норнориэль. Присев на колено возле эльфийки, предоставив старику-шляпнику приветствие и знакомство с холодной Даээр, в конце концов на что-то еще должен был сгодиться этот серый маг, Морнэмир протянул к ней свою руку, с удивлением обнаружив, что неугомонная эльфийка плачет также, как тогда, когда он ее нашел, только слезы эти были уже другими, слезы радости и боли. Она воспользовалась рукой, чтобы подняться, и обняла майа, что вытащил ее со дна бездны. Сжимая его крепко в благодарность за то, что он прогнал тогда балрога, который следующим мгновением убил бы ее, за то что приютил. Морнэмиру лишь оставалось приобнять ее в ответ, поглаживая по спине, приговаривая успокаивающим тембром на кхуздуле: - Прекрасное дитя, я буду ждать, когда ты засияешь с новой силой. Во время еды Норнориэль вновь не могла сдержать слез, сбегающих по улыбающемуся лицу из закрытых глаз. Столь слабо приготовленное самое обычное походное мясо было лучшим блюдом, чтобы отпраздновать свое возвращение в большой мир. Ей предстояло набраться сил. Казалось, что волосы ее постепенно возвращали свой блеск, но оно и не мудрено, она прихлебывала с радостью крепленный мед, запивая им мясо, великолепное сочетание. Морнэмир угостил последним пузырем из своей сумки и всех остальных, печально отметив, что все запасы истратила пьяница Норнориэль. Эльфийка смущенно покраснела, виновато предложив мастеру свою фляжку, но тот великодушно отказался, он был рад, что перворожденные ценили его небольшое увлечение, хоть и вели себя вольно... Казадбил сразу вспомнил, какими веселыми были его последователи, когда они отмечали любой творческий успех в их трудоемком деле. Воспоминания о былых днях вовсе не расстраивали его, напротив, он рад вновь собраться вот так. Прежде чем Норнориэль отослала теней обратно в Имладрис, за чем майа Аулэ наблюдал со стороны, удивляясь тому, насколько серьезной может быть эта непоседа, он попросил ее взять у них то, чем они заинтриговали его - курительную трубку и кисет табака. Тени с неохотой поделились последним, но отказать Норнориэль не могли. И вот они сидели довольные у очага. Норнориэль раскуривала трубку, уже заметно приловчившись не прожигать ее. Рядом своей очереди ждал кузнец. По началу вязкий сладковато-горький дым ему показался обычной показной игрушкой, он привык дышать ароматом раскаленной стали, что способен в конечном итоге убить любого кузнеца, если тот не будет осторожен, что ему до тления сушенной травы. Но чем дольше он пробовал, тем интенсивнее раскрывался потенциал выкуренного, в ушах слегка начинало звенеть, а тело чувствовало приятную слабость асфиксии. Он закашлялся, протянув трубку обратно Норнориэль, что заглядывала в глаза майа, слегка склонив голову. - Это тебе не сталью дышать? - засмеялась она, когда майа раскашлялся второй раз, отпив из ее фляги крепленного, а нужно было выпить воды. - Коленное железо прогревает нутро лучше всяких... травок, - с пренебрежением заметил он, но потом сам рассмеялся. Казалось, что Норнориэль уделяла уж больно много внимания кузнецу, но оно и не удивительно, майа располагал к себе, с ним было легко общаться, он не скрывался за тайными планами, живя так как того требовало сердце, привыкшее за столько эпох к материи и смерти друзей. Он видел, как Илгон был сам не свой, полагая, что здоровяк в очередной раз распинал эльдарку в легкомыслии и невежестве, в чем был абсолютно прав. Она вела себя совершенно недопустимо и развязно, где еще в Амане было возможным, чтобы благородная леди блаженных ваньяр завалилась спать, обняв майа Аулэ за его могучую, руку, пока второй он считал звезды в небе? Где еще в Амане эльдары спали на плече могучих ангелов? Сам Морнэмир не мог сопротивляться этому, когда он нашел ее, она была подавлена и совершенно не могла уснуть в одиночестве, тогда он подзывал ее к себе, и его присутствие внушало ей уверенность в безопасности. Но чем дольше он потворствовал ее травмам, тем сильнее его большое пылающее сердце проникалось лаской к деве. Единственное, что он мог сделать для другой потрепанной души, так это предложить Илгону прилечь рядом, а уж рядом с кем, пусть сам решает. - Если хочешь, можешь взять мой плед, когда прибудем в чертоги твоего народа, я сготовлю тебе что-нибудь приличное, сейчас на тебя жалко смотреть. Майа щедро делился своим, пристально наблюдая за каждым шагом гиганта. И голос майа проник в сознание Илгона, словно звучал он из просторных залов Мории. Это было возможно, майа оказался свидетелем возвращения Илгона в мир живых, а это было уже не просто знакомство, это куда большее, мастер-кузнец полагал, что Илгон его услышит. - Не привязывайся к деве. Она плоха во всем, что касается... кажется мои друзья звали это... хм... м-мм... любовью? В голове у нее крепкий ветер, а в глазах упоительный свет звезд. Ее широкое сердце, где есть место каждому, легко высекает искры, зажигая чужие сердца. Ей еще предстоит решить для себя многое, приноровиться к миру. Ты и сам видишь, как на нее смотрят другие перворожденные дети, как на нее смотришь ты сам. Но ты, Илгон, должен помнить одну вещь. Ты больше не принадлежишь ее народу, и я очень сомневаюсь, что твоя душа по итогу сможет встретиться с ее. Ты не перворожденный, больше нет, ты перерожденный. Не стоит печалиться, пока ваш путь лежит вместе, делитесь радостями друг с другом. Я не знаю какая сила сокрыта в тебе, но желаю лишь предупредить всякую ревность. Я видел как ревнуют дети Дурина, это разрушительное чувство, оно разъедает словно ржавчина всякую дружбу. Недоверие и обиды не то, что тебе нужно. Хм... будь готов принять любые ее чувства, но себя лишний раз не обнадеживай. Прежде всего ты воин, Илгон, воин сумевший сделать то, чего не смог я в те далекие дни. Ты сразил демона, а не я... Морнэмир перехватил дыхание, его переполняло непонимание, пылающие зрачки дрожали, не позволяя взгляду сфокусироваться на Илгоне. Он ревновал. Вот оно то самое разрушительное чувство, рождающее зависть, ту зависть, которой упивался Саурон. Он завидовал демоноборцу, сразившему чудовище вместо него. Поднявшись на ноги, он оставил Норнориэль своими дрожащими руками на своем теплом месте, прикрыв пледом, та недовольно проворчала что-то. Ухватившись за голову, майа тяжело поплелся куда-то прочь от ночного костра, не желая видеть Илгона, пока не разбереся в своих разрушительных чувствах. Мастер-кузнец припал на колени возле небольшого озера у врат. В нем он нашел отражение собственных глаз и абсолютное непонимание. Как он убил балрога? Почему Илгон, почему не он? Почему именно этот юнец избавил его разрушенный дом от ига демона? Зачем его самого пробудили? Морнэмир путался все сильнее и сильнее, обида, хлынувшая следом за завистью горячо жгла. Он не понимал себя, но больше всего он не желал становиться таким же, как его братья, как отвернувшиеся. Только последние дни под горой в компании эльдарской девы позволили найти тот простой ответ, а иной ему не требовался. Его пробудили ради нее. Его пробудила она сама. Такое откровение и понимание куда большей близости двух судеб заставило на мгновение остыть. Их маленькая совместная жизнь изменила взгляды майа на многое. Раньше он и помыслить не мог, что вернется на поверхность, наблюдаемый Аулэ, что предпочел своих созданий талантам перворожденных. Ради той, что пробудила его от вечного сна, позволив узнать много нового, почувствовать нечто большее, чем просто жажду творчества, он был готов забыть свою неудачу и простить себя. Колкий взгляд майа в озерном зеркале смягчился, вновь наполнив его фэа теплом. Усевшись на землю, кузнец скрестил ноги, наблюдая за звездами, которые двигались согласно своим причудливым законам, пока среди небесного народа одна не провалилась за горизонт, куда-то за Мглистый хребет, далеко на север, указав Казадбилу место, на котором его проницательный творческий взгляд невольно задержался. Облегченный чувствами к деве, забыв о всякой обиде, его плечи стали вновь тяжелы, но на сей раз без вины. В груди сдавил ком страха неопределенности, все эти чувства были в новинку для материального тела майа, он не мог контролировать себя в должной мере, потому не желал показываться на глаза своим спутникам, пока не разберется в них. Поднявшись на ноги, словно так будет лучше видно надвигающуюся катастрофу, отзвук той, что майа Аулэ узрел недавно. Казадбил чувствовал надвигающуюся беду, рядом с которой все ужасы последней эпохи покажутся жалкими стычками, ведь пробуждалось зло, которому не было места ни сегодня, ни завтра, ни потом. Тот кошмар просыпался далеко-далеко на севере, за Серыми горами. Такой многочисленный, что Морнэмир вновь припал на колени, ругая себя по чем зря, теперь то демонов хватит на всех. Он ненавидел себя за чувство зависти к Илгону, суеверно полагая, что именно они стали толчком к беде. Упершись руками в мягкую землю, уцепившись за траву, склонив покорно голову, он взывал к Аулэ, что, конечно, ему не ответил, как не отвечал и прежде, но растревоженному зову сердца майа поддалась Йаванна, заставляя того чувствовать, как его пальцы сжимает трава, словно чьи-то руки. Каментари младший дух оказался не безразличен, и она вложила в его сознание, обремененное материальным телом, свой весенний образ с мыслями о грядущем бедствии. Морнэмира нет в планах Аратар, а потому ему нет нужды тяготеть грядущими событиями. Но все же, она как всякая мать обеспокоена судьбой ангела, чье изначальное естество избрало для себя огонь Наватра. Она пожелала лишь, чтобы майа продолжал творить чудеса, как прежде. Среди смертных ходили посланники великих, с одним Казадбил был знаком, но в могуществе своем все эти маги заметно уступают той, что называют королевой людей. Йванна не давала четких указаний, она лишь делилась образами и желанием сохранить разнообразие жизни Средиземья, веря в творческий потенциал воззвавшего ангела. И пусть планы Аратар не смущают его в действиях, потому как на все воля Эру, и его замысел.   Внезапно майа ощутил на своем лице женскую руку, что заставило его сознание вернуться. Позади его отражения, в зеркально глади озера возник образ Норнориэль, чьи глаза сияли подобно свету звезд. Два горящих взгляда, ее и собственный, внимательно следили за кузнецом из воды. Она ласково потерла щеку майа, стирая с них влагу слез. - Я волновалась, - поделилась тревогой дева, следуя зову сердца, когда поняла, что спит в одиночку, - Что-то случилось? Я никогда не видела тебя таким... Она уселась на коленки, пытаясь разобрать в темноте выражение лица воина озера. - Я расклеился, открытые пространства давят на меня сильнее, чем я думал. Норнориэль встревоженно вздохнула. Она колебалась, ей хотелось увидеть остальных, но оставлять майа в таком состоянии казалось ей более непростительным, и прежде чем она решилась предложить ему остаться в его чертогах, Морнэмир поднялся на ноги. - Долой тревоги, - протянул ей руку, помогая встать, - Я не желаю оставаться в своих чертогах, потому как наши пути пересеклись. Морнэмир еще не знал, как сообщить о том, что видел его взор. Он лишь догадывался, что Илгон был в не меньшей степени причастен к возвращению древних сил. - Ты! - указал он на гиганта, - Воздай хвалу матери лесов, что оберегала тебя на всем пути, потому что я иду в чертоги эльдар. Пришло время творить. Мы обтянем твой зад в такие доспехи, каких свет не видывал, или в моем сердце не огонь Наватра. - А я? - деловито переспросила Норнориэль. - А ты? Ты с броней плохо обращаешься. Норнориэль расстроилась, потирая пальцы перчатки, что были вместо руки, ей стало неловко. Она искала оправдание, но его никто не дождется, не из ее уст. - Тебе я сделаю меч, - смягчился кузнец, заставив эльдарку кружить вокруг майа словно пчела, выспрашивая каким он будет, получая каждый раз лаконичное "все увидишь", в конце концов она испытывала его терпение, окончательно потеряв совесть и понимание того, кто был пред ней. Это заставило Морнэмира прервать сборы, вогнав рыжую эльду в краски лишь простым фактом и пожеланием: - Раз ты относишься ко мне, как к равному, то почему бы мне не обратить на тебя свое внимание... как к равной? Капризами своими ты добиваешься моего внимания, и получишь его сполна. Норнориэль и правда не понимала, что ведет себя легкомысленно, стоя ошарашенно, пока в конце концов не улыбнулась, сказав "Ну и пусть", продолжая терроризировать майа расспросами, как заведенная. Утром они все выдвинулись в путь. Но прежде Казадбил поведал Гендальфу о том, что видел, о тьме куда более опасной, чем жажда порабощения, о наливающейся свирепой злобе разрушений,  что дремала до сего дня в краю, где ей самое место. - В чертогах перворожденных, куда мы идем, меня ждут творческие открытия, служитель Тайного огня, - вспомнив кем был серый маг, сообщал майа Аулэ, - Такими ты видел свои планы, Олорион? Морнэмир прищурился, догадываясь, что Гендальф преследовал лишь волю Илуватара, его замысел, потому как всякий служитель Тайного огня тяготел к Эру.

В этом походе, ни без доли ностальгии, Туварс Супилли припомнил свои годы одиночества, когда окружали его лишь орки, да тролли, а люди если и попадались, то с ними такими и встречаться-то никогда не хотелось. Поэтому лучшие минуты, в те годы Туварс проводил наедине с собой, в своей чёрной юрте, даровавшей прохладу в жару, из-за эффекта пещеры и согревала в холод. Впрочем теперь, вид его ублажала Ирханну, своими танцами, а точнее Турингвэтиль, которая в это время наслаждалась жизнью, существованию в теле, о котором она радикально соскучилась. Она жила моментом и потому с лёгкостью и наслаждением проводила жизнь свободной супруги правителя. Разумеется помимо танцев, она и ублажала правителя своим телом, за которым дух ухаживала, и которое ценила. Впрочем, нельзя было сказать, что Туварс Супилли исключительно поглощён своей Ирханну. Помимо неё, он занимался документацией, следил за состоянием обоза армии, занимался теми вещами, которые были важны для мобильности войска. У него уже имелся опыт перегона большой армии, по землям с осложнёнными условиями, и этот опыт пригодился ему и теперь. Одно радовало, что по ночам можно было хорошенько выспаться и вкусить местного, прекрасного вина. Это не сравнить с походом у южных предгорий Эфель Дуат.    Волей владыки Барад Харна, воинство покинуло городок Гобель Мирлонд, и приросла обозом добавив пять телег с мастером плотником, его подмастерьями (членами его семьи) и рабами, которых Туварс подарил мастеру Иртокису. Тут надо отметить, что Иртокис сам отобрал наиболее подходящих себе людей, аргументировав сие такой фразой: "— простите повелитель, но мне нужны люди у которых руки из правильного места, и которые хоть немного соображают". Отчасти поэтому, пришлось ему и сыновьям его не дурно постараться. Но наконец рабы были отобраны ровно в том числе, которое выделил ему Туварс в дар, и дело пошло на лад. Даже во время пути, руки мастера и подмастерьев не были без дела, они занимались вырезкой нужных для сложных конструкций, и небольших по размеру деталей. То и дело он обращался к полководцу с запросом ресурсов, брусьев, жил и прочих, для деталей, которые в свою очередь были нужны для сборки военных машин.    Также имеющий ум пытливый и развитый интеллект, Туварс Супилли предложил Иртокису идею таких военных, торсионных, метательных машин, которые были бы легче и меньше тех, которые он делал обычно, но которые быстрее можно было бы развернуть на поле боя, прямо с походного марша. Иртокиса военные успехи не интересовали, но вот предложение с инженерной точки зрения, он воспринял как вызов, и взялся за дело, благо проектировкой можно было заниматься и прямо в походе, в крытой телеге. Армия подошла к селению Хас Йаиб, и разместилась в стороне выше по течению Харнена. В селении жили фермеры, но центром города был рынок, ибо это селение выросло на торговом пути.     Приказы властителя Барад Харна, исполнялись строго, воины не проявляли враждебных действий, по отношению к местным. Помимо прочего, его армия была также средством пропаганды. Распространения слухов, о его чародейском искусстве, которое конечно эти слухи здорово преувеличивало. Но дыма без огня не бывает, и Туварс Супилли продолжал свой анимистический практис, с использованием чёрно-белых ибисов. Группу конных разведчиков, вместе с разведчиками бедуинами, Туварс отправил к северному притоку Харнена, что был впереди. Его интересовал обход горных кряжей. Как водится в военных кампаниях Туварса, он сам создал карту в миниатюре, на ограждённом участке земли. И вместе с предводителями бедуинов сайртахани Асларом и Мураддаром, а также со своими командующими, членами Ордена, Туварс Супилли обсуждал текущую кампанию.  — Сейчас, мы не просто стоим в этих местах, я ожидаю возвращения гонцов, которых я разослал. А вместе с тем, мы ищем проходы для армии на север. Наша цель вам известна, но мы не пойдём к ней под фанфары труб, и барабанов, на большом тракте. Мы переправимся здесь, и выйдем к врагам неожиданно, по крайней мере настолько насколько это возможно. — Стены Амон Эйтеля велики, слава о них далека — сказал Мураддар, с акцентом харадрим — как мы в них проникнем? — Для этого у меня припасены кое какие тайны. Но вашей задачей у города, будет мобильная оборона. Вместе с моими рыцарями, ваши отряды будут патрулировать тракты по флангам и после, в осаде города. Большего я от вас не потребую, лёгкая кавалерия при штурме высоких стен, не слишком полезна. А пока, Аслар я отправляю твой отряд вперёд, для разведки сюда — он указал палочкой на место, выше по течению реки Харнен, тут же на северном берегу.  — Торговцев не грабить, а увидишь разбойников у брода, убить их всех. Мой закон нерушим даже так далеко от Барад Харна.  Завершив совет, Туварс отправился в свою юрту, где он проводил ритуалы и медитации, а том числе для практики отправки своего астрального тела, очищенного и обновлённого в туши птиц.