Фарамир

Прежде, чем успел разгореться очередной спор, Фарамир решил, что и правда нужно переходить к конкретным сведениям и действиям. Он деловито кивнул и поднялся. Среди разложенных на столе карт он выбрал самый подробный план региона и разложил ее на столе перед Денетором так. чтобы и остальные могли следить за его рассказом.
- В общей сложности сейчас в нашем распоряжении находится пятнадцать тысяч боевых единиц,- заговорил он спокойно и четко,- чуть больше, если считать разведывательные отряды, отправленные по разным направлениям. В Итилиэне службу продолжает нести отряд моих рейнджеров - триста прекрасных воинов. Они охраняют южную границу и перехватывают диверсионные отряды из Ближнего Харада. Особенно тревожных новостей оттуда не поступало - наблюдение за границей идет в штатном режиме. Далее,- его палец скользнул по линии границы,- в Лоссарнахе остается полторы тысячи воинов - пехота и конница, в полной боевой готовности. Форлонг готов выдвинуть отряд для защиты столицы в случае необходимости, оставив лишь необходимую защиту для своего региона. Несколько различных формирований располагаются сейчас в Ламедоне. Общей численностью около двух тысяч воинов. Классы войск там рознятся, но командиры региональных отрядов также приведены в боевую готовность. Тысяча и сто пехотинцев и лучников Мортонда под командыванием Дунгира удерживают позиции в своем регионе. В Анфаласе же, помимо отряда пехотинцев, численностью четверть тысячи под рукой Галасгила, собирается ополчение численностью около полутысячи - им необходимо снаряжение и вооружение, но дух их силен и воля тверда. Семьсот воинов Пиннат-Гелина держат позиции в этом районе,- снова указующий перст скользнул по карте,- Князь Имрахиль удерживает Каир-Андрос, его тамошний горнизон немного не досчитывается до тысячи. Под его же рукой имеется полуторатысячная армия Дол-Амрота, удерживающая юго-западное побережье. Он располагает, помимо пехоты и лучников, еще и конницей. Чуть менее полутора тысяч располагаются в Лебеннине, в этом году поля там принесли неплохой урожай, и правитель края готов предоставить не только военную, но и материальную поддержку войску. Наконец...- Он мельком глянул на отца и после секундной паузы продолжил,- гарнизон Осгилиата я покинул совсем недавно, чтобы вернуться в столицу, Там остается восемьсот пехотинцев и лучников, и этот регион на данный момент вызывает наибольшую тревогу. Столица же на данный момент времени защищена гарнизоном из без малого трех тысяч воинов, сотни Стражей и сотни артиллеристов на укрепиительных сооружениях. Все верны тебе, правитель. Дозорные отряды сигнальных башен несут свою службу в штатном режиме. Кроме того, имеются рассчеты по нашим морским войскам. Флот Гондора располагает семидесятью судами разного класса - все со своими командами и готовые к наступлению и обороне,- он разогнулся от карты и посмотрел на Денетора,- сегодня, по окончанию собрания, я намерен сформировать и отправить разведывательные отряды вдоль реки. Как уже сообщалось, в Умбар такой отряд был выслан еще накануне. Если у правителя или участников собрания остались какие-то вопросы, я готов ответить на них,- Фарамир замолчал, выжидающе глядя на остальных.

Пробный пост, тема: ЧЭ, возвращение Фарамира и Эовин в Итилиэн.
 
Итилиэн был прекрасен.
Фарамир очень любил зелень лесов, лучи солнца, проскальзывающие сквозь ветви деревьев, песнь ветра, запутавшегося в кронах. Наверное, здесь он и хотел бы провести всю оставшуюся жизнь. Раньше ему приходилось бывать здесь, но его визиты были омрачены постоянными думами о Враге, что затаился в стране теней. Итилиэн стал ему вторым домом - но пребывание в нем было работой, тонкой и опасной, полной предательских стрел и врагов, затаившихся в ночи. И еще осторожнее и умнее действовал Фарамир, зная, что однажды смертоносные стрелы могут забрать с собой кого-то из его воинов, которых и так было немного. О, сын Наместника знал, что им никогда не удержать Итилиэн, это было невозможно - но он воевал за свою страну, делая то, что мог, и даже больше того, чтобы сохранить в темноте, которая накрывала мир, как можно больше лучей света. И ему удалось это, разве не так?
Фарамир мягко улыбнулся. Они действительно победили, и теперь не было на востоке грозной силы, которая угрожала захватить все Средиземье. Конечно же, этим все не закончится. Наместник знал, какой длинный путь им нужно будет пройти. Но это не пугало его. В конце концов, они живы, и вокруг - живой, прекрасный мир, с его бедами и радостями.
И сейчас Фарамир с отрядом верных ему людей направлялся в Итилиэн, чтобы восстановить его. Темные силы не успели повлиять на это место. Когда волна орков захлестнула эту землю от конца и до начала, они слишком спешили в Минас-Тирит, чтобы оставаться здесь надолго, им было неуютно от солнечного света, чистого воздуха, и их нещадно гнали вперед. Сейчас их и вовсе не было здесь.
Но не в этом заключалась проблема. Люди Гондора не жили здесь уже давно. Когда силы Гондора стали слабеть, а силы Врага, наоборот, увеличивались, жители покинули это место. Ититиэн уже давно был военным форпостом, который сдерживал темные силы, не давая им пройти вперед. Сейчас исчезла опасность, и люди могли селиться здесь, но все поселения были давным-давно разрушены. Фарамир не обманывал себя. Еще многое предстоит сделать, и пройдет какое-то время, прежде чем эта земля наполнится не только пением птиц, но и человеческими голосами.
Но когда-нибудь это время наступит - непременно.
Фарамир знал, что темные силы повержены, но все же следовало соблюдать осторожность. Особенно сейчас, когда они шли по тайной тропе, ведущей в Хеннет Аннун. Шли с открытыми глазами, ибо Фарамир доверил бы каждому, кто сопровождал его сейчас, свою жизнь. Многие из тех, кто последовал за ним, воевали в Итилиэне и знали здесь каждый камень, каждое дерево. Некоторые - в том числе и леди Эовин - не были здесь раньше. Хеннет Аннун станет их форпостом, их убежищем, и пусть вокруг него нельзя построить город! Это место даст им приют, здесь они смогут отдохнуть, чтобы завтра отправиться дальше.
Дорога наконец кончилась, и перед путниками предстал Хеннет Аннун, прекраснейший из водопадов Итилиэна, во всей своей красоте. Закатное солнце освещало водный занавес, который был так близко, что его можно было потрогать рукой, и водопад искрился в солнечных лучах.
Фарамир обернулся к Эовин, которая стояла рядом с ним, и увидел в ее глазах радость.
- Добро пожаловать в Хеннет Аннун, - негромко, тепло сказал он, пользуясь тем, что они стояли рядом, впереди всех - и мало кто мог их слышать.

[AVA]cs623728.vk.me/v623728316/3f685/8ZBJBHC1Ss4.jpg[/AVA]
[NIC]Кинеан[/NIC]
[sTA]Большая сволочь[/sTA]
 
Кинеан работал в Цитадели сколько себя помнил. Его дед был советником еще Наместника Эктелиона, и потому отца Кинеана взяли в оруженосцы тогдашнего главы городской стражи, сам же Кинеан должен был пойти по стопам отца, но родился хилым и болезненным, а потому к военному делу был совершенно не приспособлен. Вместо этого он потратил все детство и юность на изучение цифр, книг и карт. Потому к своим тридцати пяти был сведущ во всех финансовых делах государства, отличался цепким умом и "легкой рукой" - качества эти наместник Денетор очень ценил, и потому назначил Кинеана интендантом и часто привлекал его к бумажной работе.
Интендант появился, как только получил весть, что Денетор желает его видеть. В кабинете Наместника пахло конным потом. Кинеан поморщился и чихнул, едва переступив порог. С его вечными аллергиями такие вещи он чуял за версту - роханцы. Даже если бы они провели в бане не один и не два дня, конники все равно не могли бы смыть с себя запах коней и навоза. Он не ошибся - двое роханцев - судя по виду, не самые последние деревенщины, а, как минимум, предпоследние, сидели перед Денетором, который сверлил их своим излюбленным взглядом, обозначающим, что Наместник терпит их исключительно из вежливости, и гости должны быть ему за это безмерно благодарны и немедля перестать ему перечить.
- Вы звали меня, Государь?- поклонился Кинеан, не спеша подходить вплотную - роханцев нюхать он предпочитал на почтительном расстоянии. 

Денетор слушал Эомера и Эофара с выражением лица обиженной в лучших побуждениях вдовушки, а уж когда услышал о предложенных условиях обмена, так и вовсе можно было подумать, что у него отобрали последние портки.
О, ну конечно, а мы будем с врагом бороться с голым задом, едва прикрытым рогожкой. Два комплекта доспехов, ну надо же...
-Скажите, Эофар, это ваша цена, или цена, которую благовидно предложил ваш государь? Я знаю насколько вы цените своих коней, ведь конь и всадник - это единое целое. Я также знаю, что большая часть ваших воинов - наездники. А мечи и доспехи, стало быть, для крестьян, которых вы собираетесь мобилизовать... ваша цена высока, не скрою. Остаться без такого ощутимого количества оружия и доспехов нам будет тяжело. Но брат с братом не торгуется, ведь не станет же брат брату завышать цену без серьезной на то надобности.
Денетор смерил гостей тщательно выверенным взглядом торговца, сбивающего цену. Наместник давил на совесть. В прочем, потеря 300 комплектов оправдывала приобретение 150 коней. 
Наместник повернулся к дверям.
-Позовите сюда интенданта!

Галадриэль стояла около окна, освещаемая закатными лучами солнца. Вежливо кивнув на приветствие Риннельдора, она внимательно слушала разговор двух эльфов.
Вести были тревожными и неясными. Но особенно она обратила внимание на то, что, оказывается, царевич искал помощи…
И ни разу об этом не обмолвился? Решил отправиться в Гондор, позабыв о первоначальной цели? Быстро же он отвернулся от родного отца? Неужели внезапное чувство настолько захлестнуло его, что он позабыл о собственном отце? Действительно, дети уже давно не тени их родителей. Они выпорхнули из гнезда и забыли о доме. Но, возможно, он просто не посчитал нужным обратиться к ним за советом. В этом случае детская обида поглотила короля Трандуила. И что было хуже, лишь предстояло выяснить. Хотя отношения отца и сына – уже явно не ее дело.
Взглянув на Риннельдора, она улыбнулась ему.
- Принц Леголас не ранен, и нас он покинул в добром здравии. А уехал он от нас, - она неспешно подошла к столу, за которым сидел лорд Элронд ,и встала сбоку от него, - возможно, потому, что не нашел того, чего искал. Или потому, что не попросил о помощи…, - Артанис задумалась. – Ты принес нам тревожные вести, Риннельдор. Но принц Леголас не упомянул об этом при нашем разговоре. О какой тьме, о какой болезни ты ведешь речь?
Если с королем Ласгалена что-то случится, то силы Света понесут ощутимый урон, чего нельзя было допускать. Конечно, они никогда не были закадычными друзьями, но Галадриэль всегда уважала Лесного Короля.

Эпизод 9. Приключение.
 
Ночью прошел дождь, и дорожки местами превратились в темную скользкую кашу. Доски, кое-где накрывавшие особенно расползшиеся участки пути, посерели и проседали, и ступать на них было еще ненадежней, чем идти прямо по грязи.  Но Теодреда эти неудобства, кажется, ни капли не волновали. Он шел вперед решительно, почти не глядя под ноги, и, хоть Боромиру и казалось время от времени, что он вот-вот поскользнется и рухнет прямо в лужу, раз за разом княжичу удавалось миновать этой позорной участи. Сам же гондорец едва поспевал за ним, и потому Теодред время от времени оборачивался к другу и подначивал его, не забывая ввернуть насмешку-другую. Боромир терпел, потому что знал – стоит поддаться на провокацию и отвлечься от дороги, он непременно сам полетит в грязь. А после такого позора ему останется только самого себя привязать за ноги к лошади и позволить ей бежать в чистое поле. Вернее, конечно, грязное поле.  Они вышли из Медусельда ни свет, ни заря. Хлеставший всю ночь первый летний ливень едва успел стихнуть – от ворот Золотого чертога по ступеням струились настоящие ручьи мутной дождевой воды. Ранние петухи начинали подавать голоса со всех сторон, слышалось ржание коней – табунщики собирали их, чтобы вывести в степь на пастбища. Было слышно, как хлопают ставни и скрипят двери, а откуда-то со стороны Торговой площади уже доносилось негромкое стройное пение. Эдорас просыпался рано, и сейчас, через несколько минут после мутного серого рассвета в город, казалось, снова возвращались краски и жизнь. В конюшнях у подножия холма, у самых городских ворот, уже тоже царило оживление. Боромир про себя подумал, что рохирримы все как один выглядели так, словно и вовсе не ложились спать, но при том совершенно не нуждались во сне. И Теодред ничуть не отставал от тех, кому не пришлось накануне участвовать в соревновании кто больше выпьет между командами Рохана и Гондора. Кто победил, Боромир не помнил – и это, вероятно, и был ответ на этот вопрос. Не помнил он и как добрался до своих покоев, и кто стащил с него сапоги. И был крайне раздосадован, когда Теодред принялся расталкивать его, когда солнце едва начало появляться из-за горизонта. Своей досады княжичу, впрочем, он ничем не продемонстрировал. Благо, искусству бражных соревнований он был обучен отменно.  На последнем грязном уступе княжич задержался, обернулся к спутнику. - Ну же! – подбодрил он Боромира,- будь ты лошадью, я бы уже сжалился и пристрелил тебя.  Боромир метнул на него раздраженный взгляд – подошва его сапога, грязного уже почти целиком, заскользила на последнем шаге, и он наконец потерял равновесие. Твердая сильная рука княжича поддержала его под локоть, и Боромир устоял на ногах. Теодред улыбнулся.  - Может, тебе стоило остаться во дворце? – осведомился он,- отец устраивает совет с вашими воеводами через час. Там бы ты принес больше пользы.  Боромиру страшно хотелось предложить другу заткнуться, но вместо этого он отрицательно мотнул головой. - Ненавижу такие сборища,- заявил он,- чего переливать из пустое в порожнее? И так ясно, что нужно воевать, а они потратят весь день на обсуждения, стоит ли выступать первыми или нужно дождаться удара врага.  Теодред беззаботно хмыкнул. - Тут ты прав,- заявил он,- наступит день и наши мечи засияют на одном поле брани. Но пока у нас есть дела поинтересней.  Он выпустил руку Боромира и тот похлопал его по плечу.  - Куда мы направляемся? – спросил он. - Увидишь,- подмигнул Теодред и решительной походкой двинулся к начальнику конюшни. Тот, завидев княжича, поспешил к нему навстречу. Конь Теодреда – светлогривый Ролло – обитал в стойлах конюшни Медусельда. В этой же меняли лошадей гонцы и усталые путники. И явление такого почетного гостя, да еще и в компании сына наместника Гондора, было событием исключительным.  - Чего изволите? – поинтересовался конюх, кланяясь. - Нам нужно две лошади,- ответил Теодред,- самые быстрые из тех, что у вас есть. - Будет сделано,- поспешил ответить конюх и отправился раздавать поручения.  Боромир встал рядом с княжичем и задумчиво посмотрел в небо. Над их головами оно было ослепительно голубым, без единого облачка, но у горизонта на востоке снова собирались черные тучи.  - Снова будет гроза,- заметил Боромир негромко. - Если ты испугался, дружок, я тебя не неволю,- ответил Теодред с сочувственной улыбкой, и Боромир наградил его весомым тычком кулаком в плечо. Теодред удар пропустил, но тут же ответил таким же. Боромир почти увернулся от него, перехватил кулак Теодреда и свой следующий выпад метил точно в челюсть. Но на этот раз княжич уже не зевал – он поднырнул под удар и свободной рукой нанес собственный – снизу в подбородок. Неизвестно, чем закончилась бы эта потасовка, если бы рядом с юношами не появился конюх.  - Лошади готовы, мой господин,- обратился он к Теодреду. Тот повернулся на голос, и тут Боромир, воспользовавшись заминкой, поставил ему подножку, и оба они сверзились с высоты своего роста в грязь. Конюх не повел и бровью – подобные проявления дружеских чувств между княжичем и принцем-наместником были делом обычным.  Поднимаясь из скользкой грязи, юноши смеялись, хватаясь друг за друга, чтобы снова не повалиться. К счастью, изваляться слишком сильно они не успели, Боромир поддержал Теодреда, и тот величаво выпрямился, стряхивая темные брызги с дорожного плаща.  - Благодарю, добрый человек,- проговорил он самым королевским своим тоном. Две гнедые кобылы нетерпеливо били копытами, и Теодред взлетел на одну из них легким грациозным движением. Во всем Рохане сложно было найти наездника, более искусного, чем он – под его рукой лошади слушались беспрекословно, и сейчас кобыла его загорцевала по грязному двору, пока Боромир взбирался на свою.  - Путь неблизкий,- заявил княжич, ударяя пятками в бока кобылы,- не будем же медлить.  За воротами Эдораса сразу, без подготовки, начиналась бескрайняя зеленая степь. Сейчас кое-где она окрасилась багрянцем и пурпуром летних цветов. После ночного дождя высокие травы клонились к дышащей влагой земле. Лошади ехали ровно и быстро, и когда городские стены оказались достаточно далеко за спиной, Теодред с громогласным «Э-хей!» пришпорил свою кобылу, и она перешла на стремительный галоп. Золотые волосы княжича разметались за спиной, и теперь бились, как победное знамя. Он держал поводя одной рукой, второй размахивал над головой так, словно нес в ней стяг, устрашающий врагов. Боромир и не думал отставать от него. Он был не таким искусным наездником, и, упав с лошади на такой скорости, мог бы и шею сломать. Но решил – чему быть, того не миновать, и тоже пришпорил лошадь. Та взвилась, прянула, и в следующий миг гондорец ощутил, как его охватывает безудержная обжигающая радость. Этот ровный бег, запах трав, поднимающееся все выше солнце наполнили его грудь почти невыносимым щекочущим теплом, и он выкрикнул «Э-хей!», едва ли осознавая это. Теодред ответил еще одним боевым кличем. Их теперь гнало вперед ощущение абсолютной восхитительной свободы – более пьянящее, чем самая крепкая брага. Боромир пригнулся к шее лошади, шепнул ей «Быстрее! Быстрее же!», и та повиновалась – казалось, еще секунда, и копыта ее оторвутся от мокрой земли. Теодред выкрикнул еще что-то неразборчивое, а потом запел, и его звонкий голос разнесся по степи, Боромир и сам бы подхватил эту разудалую песню, но он задыхался от восторга скорости. Казалось, прошел целый день, когда Теодред наконец остановился, поднял лошадь на дыбы и беззаботно рассмеялся. Боромир подъехал к нему, чувствуя, что сердце его готово вот-вот выпрыгнуть из груди. - Мы приехали,- сообщил Теодред, поведя рукой в сторону.  Боромир огляделся – совсем неподалеку от них степь сменяла черная пышная пашня. Посевы едва начали всходить, и воздух был напоен влажными сладковатыми ароматами почвы, сдобренной навозом, и печного дыма. У края пашни жались друг к другу несколько низких деревянных домов – деревня была совсем небольшая, на десять дворов, не больше. Таких вокруг Эдораса раскидано было предостаточно. С тех пор, как вражеские отряды начали нападать на Рохан, подобные селения старались стягиваться поближе к столице или к горным укреплениям, но здесь все осталось нетронутым. Большой амбар возвышался за крышами домов. Из некоторых труб поднимался белый дым. Чуть дальше, там, где продолжалась бескрайняя степь, Боромир заметил небольшой табун лошадей, мирно пасущийся среди высоких трав.  - Ну и зачем ты меня сюда притащил? – осведомился гондорец. Княжич рассмеялся. - Терпение, мой друг,- ответил он весомо и тронул своего коня в объезд пашни прямо к деревне.  У первой изгороди княжич спешился, взял кобылу под уздцы. Боромир последовал его примеру, и вместе они пошли вдоль редкого частокола. Слышался лай собак и приглушенные голоса. Боромир время от времени видел в зазорах между прутьями ходящих туда-сюда людей – никто из них не обращал на гостей ни малейшего внимания.  Наконец Теодред остановился, накинул поводья своей лошади на низкий столб, погладил ее по шее, и, кажется, даже что-то прошептал ей на ухо. Кобыла потрясла головой и принялась спокойно щипать траву. Боромир с лошадьми разговаривать не умел, но, надеялся, что товарка кобылы Теодреда последует хорошему примеру, и тоже привязал ее к тому же столбу.  - Идем,- княжич понизил голос почти до шепота, хотя, конечно, едва ли кто-то их слушал сейчас. Боромир, однако, оценил торжественность и секретность момента – кажется, приключение, ради которого они сбежали из столицы сюда, наконец начиналось.  Здесь тоже было скользко и грязно – Теодред отворил небольшую калитку, и они скользнули в просторный двор. Чужой. И хотя разум подсказывал Боромиру, что Теодред был все же наследником короля Рохана, и мог ходить, где ему вздумается, сейчас осознание того, что их могли поймать и выдворить с позором, подстегивало интерес гондорца. На него подействовала безумная гонка по степи, и сейчас сердце юноши замирало от предвкушения.  Они пересекли двор стремительно и крадучись, остановились у стены бревенчатого дома без окон, из трубы которого поднимался дым. Теодред обернулся к Боромиру, сделал ему знак не шуметь и заскользил вдоль стены, нырнул за угол. Юноша следовал за ним, и наконец они остановились у торцовой стены дома, над их головами виднелось небольшое окошко. Теодред огляделся и, приметив неподалеку сложенную на землю длинную деревянную лестницу, победно фыркнул, как довольный жеребец. Он сделал знак Боромиру, и вместе они подняли лестницу – мокрую и скользкую – и приставили ее к окошку.  - Я первый, ты за мной,- шепнул Теодред, и, не дожидаясь ответа, полез вверх. Боромир, придерживая лестницу, огляделся. Двор был совершенно пуст. Собачий лай доносился откуда-то справа, и оставалось надеяться, что пес был надежно привязан. Выиграть столько сражений с орками и пасть от нападения сторожевого пса гондорцу ни капли не улыбалось.  Теодред, меж тем, пролез в окошко и, высунувшись, махнул Боромиру. Тот лез по лестнице очень осторожно, стараясь не поскользнуться на ее ненадежных влажных ступенях. Наконец княжич помог ему влезть в окно, и юноши оказались на темном чердаке. Здесь пахло сухими травами и совсем немного горячей сыростью. Снизу до них отчетливо доносились теперь звонкие девичьи голоса и плеск воды. И в этот момент Боромир вдруг понял, где они оказались. - В бане? – спросил он злым шепотом,- ты притащил меня в баню?  Теодред кивнул так гордо, словно Боромир спрашивал, отбил ли он нападение всех вражеских сил одним эоредом.  - Ночью здорово лило, так что сегодня – банный день,- прошептал он. - Совсем сдурел? – нельзя было сказать, чтобы Боромир был очень застенчивым, а тем более – ханжой. Хотя до сих пор он и не испытывал особого интереса к тому, что скрывали девицы под юбками, но был совершенно уверен – рано или поздно одна из них покажет ему все, что нужно, и он будет готов к этому моменту. Но этот момент еще не настал – Боромир знал, что многие его сверстники уже проявляли интерес не просто к девушкам, но даже к женитьбе. Но сам он был слишком занят делами поважнее. Войной, например. И сейчас, поняв, что именно задумал Теодред, Боромир ощутил неожиданную волну смятения. И оттого разозлился.  - Я ухожу,- заявил он решительно. - Глупости,- шепнул Теодред,- давай хоть одним глазком?  Не дожидаясь ответа, княжич легкой походкой пробежал по толстым стропилам на полу чердака. Боромир про себя крепко выругался. Но отступить сейчас, значило проявить слабость. Теодред потом ни за что не спустит ему этого. Насмешек у княжича хватит еще на несколько лет, а убивать лучшего друга было как-то уж совсем радикально. Боромир вздохнул. В конце концов, невелика беда. Они и взглянут-то всего одним глазком.  Он догнал Теодреда, и тот ободряюще похлопал его по плечу. У дальнего ската крыши в полу виднелась небольшая дверца, и княжич осторожно поднял ее. Им в лица ударила волна горячего воздуха и тонкого девичьего смеха. Боромир на мгновение зажмурился, но потом открыл глаза и глянул вниз.  Отверстие в полу располагалось ровно над углом нижнего помещения. Большая темная от копоти печь давала ровный жар. Несколько деревянных скамей стояли одна рядом с другой. У дальней стены под небольшим желобом стоял огромный чан с дождевой водой. Но всего этого легко можно было и не заметить.  Девушек было четверо. Все стройные, высокие и гибкие, с водопадами мокрых светлых волос. Боромир замер, наблюдая за тем, как одна из них зачерпнула из большого чана воды резным деревянным ковшом и принялась поливать из него волосы другой. Они не подозревали, что за ними наблюдают, и потому ни капли не стеснялись своей наготы, двигались свободно и естественно. До сих пор обнаженных девушек Боромир видел лишь на картинках, но и то они были прорисованы грубо и безыскусно, а теперь все представало перед ним во всей красе. Одна девушка повернулась, и юноша очень отчетливо смог рассмотреть аккуратные светлые возвышения ее грудей с темными маленькими сосками. Вниз от небольшой ямочки между ними по плоскому животу шла неглубокая бороздка к пупку, а ниже, под ним, Боромир разглядел треугольник рыжеватых волос и стройные, но совершенно не похожие на мальчишечьи, бедра. Девушка, смеясь, подняла еще один ковш с прохладной водой, окатила ею себя с головы до ног, и на мгновение замерла, словно воздух вдруг весь вышел из ее легких. Потом она изящно тряхнула головой, как молодая кобылица, откидывая пряди волос с лица.  Боромир трудно сглотнул. Зрелище было… необычным. Но отчего-то он вдруг ощутил себя разочарованным и обманутым, словно все это должно было происходить как-то иначе, или, как минимум, вызывать в нем совсем иной отклик. Девушки были красивые. И тела у них были красивые. Но после всего того, что Боромир слышал о связи мужчины и женщины, о том, какое волшебство начнется, стоит девице задрать юбку, сейчас он был в небольшом замешательстве. И что – столько шума вокруг вот этого?  Теодред же, кажется, не разделял его разочарования. Боромир слышал, как участилось его дыхание, видел, как пальцы сжались в кулаки. Вот уж кто, кажется, получал от просмотра именно то, что должен был получать. Одна из девиц снова зачерпнула воды, но та, которую разглядывал Боромир, вдруг обернулась прямо к их наблюдательной позиции. Она встала, уперев руки в точеные бедра и нахмурилась. - Эй,- требовательно позвала она,- я знаю, что ты там. Ты сопишь, как раненый мерин. Спускайся сюда, бесстыдник.  Юный гондорец был застигнут врасплох. От неожиданности он едва не повалился вперед, прямо в отверстие на голову девушки. Теодред взял себя в руки гораздо быстрее. Он ухватил друга за локоть и потащил его по чердаку прочь, к открытому окну. Они почти кубарем скатились с лестницы и бегом бросились через двор. В голову Боромира снова постучалась мысль о сторожевом псе, и лишь после этого – о грандиозном скандале, который они с Теодредом могли по глупости сейчас устроить. Если отец узнает, что он, Первый Страж Белой башни, был застукан, подсматривающим за селянками… о, даже вообразить было сложно, что тогда случится. Боромир потащил Теодреда за собой к калитке, но княжич неожиданно остановился. По его губам промелькнула тень хитрой улыбки, которая, как знал Боромир, не сулила им ничего хорошего.  - Идем,- дернул он его за руку. - Ты что, не слышал? – Теодред повернулся к другу, и глаза его горели,- она сказала «спускайся сюда», а не «убирайся прочь». Пойдем. Он сам потащил его к противоположной стене здания – и там они остановились у ступеней высокого крыльца. Ждать пришлось недолго, но Боромиру, которому затея эта уже успела совершенно разонравиться, показалось, что прошло несколько часов. Двери открылись, и девушки, раскрасневшиеся, одетые в легкие льняные платья, начали сбегать по ступеням. Теодред, приосанившись, ступил из своего укрытия им навстречу. Боромир, который не привык отсиживаться в тени, последовал за ним.  - Приветствую вас, девы Рохана! – заявил княжич, явно рассчитывая на оглушительный эффект. Девицы замерли на второй ступени, но лица их выражали скорее замешательство, чем восторг – Боромир подумал, что, кажется, своего принца они попросту не узнали. Наконец та самая, что велела им спускаться, нахально улыбнулась. - Значит, вам хватило ума не только подглядывать, но и явиться сюда? – вопросила она с вызовом. Теодред, не растерявшись, кивнул. *** Девушку звали Эолейн, а одну из ее подруг – Фрида. Когда в степи начали разворачивать свое мягкое одеяло сумерки, на окраине деревни, рядом с амбаром, разожгли большой костер. Табунщики загоняли коней в стойла. Вечер был пронизан прохладой предстоящего дождя, так и не пролившегося за день. Оглушительно стрекотали кузнечики. Полевые цветы пахли так, что кружилась голова. А, может быть, дело было в хмельной темной браге.  Они так и не отправились домой, решив, что ночью ехать ничуть не хуже, чем днем, а в Эдорасе их никто не хватится. Эолейн – дочь табунщика – отвела их на дальнее поле, в полулиге от деревне, и там они вчетвером ездили наперегонки, пока солнце не поклонилось к закату. Девицы пели, и голоса их разносились далеко по степи.  У вечернего костра собралась вся деревня – если кто-то из них и узнал княжича, то виду никто не подал, а вскоре Боромир заметил, что друг его и вовсе куда-то запропастился.  - Выпей со мной,- предложила Фрида, усаживаясь совсем рядом с Боромиром и протягивая ему кружку. Она улыбалась, и ямочки на ее щеках были заметны даже в неясном свете костра. У Фриды было открытое простоватое лицо, усеянное россыпью веснушек. Волосы она носила распущенными, словно боялась, что такую копну невозможно убрать в косу. У нее были маленькие проворные ладони. И большая упругая грудь под легким льном платья. Боромир остановил на ней взгляд, и девушка зарделась, перехватив его. Юноша сделал два больших глотка, потом Фрида последовала его примеру и отставила кружку в сторону. В полутьме глаза ее казались еще светлее и огромней, чем прежде. Боромир нервно облизнул пересохшие губы.  - Иди за мной,- проговорила Фрида, взяла его за руку, и он покорно последовал за ней. Это было похоже на то, как сегодня утром Боромир гнался по бескрайнему полю вслед за неуловимым чувством свободы. Он не мог остановиться тогда, не мог и сейчас.  Тяжелая дверь амбара скрипнула. В темнота пахло сухим сеном и лошадьми. Свет костра едва проникал сквозь неплотно прикрытую дверь, но глаза быстро привыкли достаточно, чтобы различать хотя бы очертания. Фрида потянула Боромира за собой на колючую подстилку из сена, и он повиновался. Все происходящее казалось сном, таким, на события которого совершенно невозможно повлиять, но исход которого знаешь наверняка.  Фрида распустила шнуровку его штанов, и Боромир дернулся и негромко застонал, когда ее маленькая ладошка проникла под них и сжала то, что никто, кроме самого Боромира, прежде не сжимал.  - Погоди,- выдохнул он. Что-то было не так, неправильно, и от этого свербящего чувства Боромир никак не мог расслабиться. - Не бойся,- шепнула она,- ничего страшного не случится – я знаю, какие травки пить… Объяснять девице, что дело вовсе не в травках и даже не в том, что он боялся быть застигнутым, было бесполезно. Боромир откинулся назад и позволил Фриде снова сжать себя, двинуть ладонью вверх и вниз. Его тело наполнилось странным тянущим жаром, поднимающимся вверх от паха к груди. Он снова дернулся и услышал, как девушка шепчет ласковое «Тссс», словно успокаивает напуганного жеребенка. Юноша поднял руку, и одна ее грудь буквально сама собой уместилась в его ладони – и когда Фрида только успела расшнуровать свое платье?  Приятная теплая тяжесть была волнительной и непривычной. Боромир сжал пальцы, инстинктивно, не отдавая себе отчета, провел большим по твердому прохладному соску, и Фрида всхлипнула, сжав пальцы сильнее. Теперь уже тело перехватило власть над разумом, и Боромир капитулировал полностью. Он снова мял и гладил ее грудь, он покорно позволил ей сперва поцеловать себя, а потом – оседлать. Девушка двигалась умело, хоть и немного суетливо. Она отпустила его, но лишь затем, чтобы через мгновение вокруг его уже изнывающей плоти сомкнулась жаркая влажная теснота.  Все чувства словно обострились – Боромир ощущал запах жарящегося мяса и пенной браги, он мешался с ароматами дыма и сена, но теперь к ним добавился еще один аромат – так пахла возбужденная, разгоряченная желанием девушка, и терпкая нотка ее запаха наполняла все прочие каким-то особым, высшим значением.  Фрида уперлась руками в его грудь, приподняла бедра, и Боромир понял, что вот-вот упадет, хотя лежал на спине. Он застонал, но девушка, качнувшись вперед, накрыла его губы своими, глуша его стон. Еще мгновение висела душная тишина, а потом он все-таки рухнул в пропасть.  *** Они ехали в предрассветных сумерках, храня полное молчание. Теодред едва ли правил лошадью – та скакала сама по себе. Он был задумчив и тихо напевал себе под нос, но в его лице и во всем его облике чувствовалось, что княжич вполне доволен жизнью.  Боромир же ощущал себя странно. Накануне ночью они с Фридой выбрались из амбара, вытаскивая из волос и одежды оставшиеся соломинки. Потом, взявшись за руки, пошли к костру, и танцевали вокруг него чуть ли не до утра. А потом Фрида просто исчезла. Когда Боромир с Теодредом уезжали из деревни за пару часов до рассвета, девушки не вышли их проводить, но, пожалуй, так было даже лучше. Приключение было закончено, и что-то подсказывало Боромиру, что, пусть ерундовое, но оно повлияло на него куда сильней, чем могло показаться. Он словно стал другим человеком за одну ночь. Понял о себе нечто такое, чего прежде не знал. И, пусть неожиданное и огромное, это знание его вовсе не пугало. А еще – самую малость – Боромир все же был разочарован.  Когда они уже подъезжали к воротам Эдораса, начал накрапывать дождь. Тучи ходили вокруг еще со вчерашнего утра, но лишь теперь разразились первыми каплями. Теодред замедлил свою лошадь и поравнялся с Боромиром. Улыбнулся ему широко и искренне.  - Вот теперь можно и о войне поговорить,- сказал он беззаботно, и, немного задумавшись, Боромир с готовностью согласно кивнул.
Эпизод 10. Правда или вызов.
 
Боромир прибыл в Хеннет-Аннун, когда солнце уже клонилось к закату, в одиночестве. Фарамир встречал его у начала тайной тропы. Они обнялись, и весь путь до скрытого убежища проделали почти в полном молчании. Пока Боромир шел рядом с ним, держа под уздцы усталую лошадь, младший брат время от времени поглядывал на него, но разговора начать не пытался – сейчас было не время для этого, и он знал, что старшему нравится молчать в его компании. Боромир всегда говорил, что это помогает ему думать. Сейчас, кажется, мысли его были не слишком приятные. Боромир хмурился, время от времени морщился, как от внезапных приступов зубной боли, но когда наконец братья ступили в прохладную гулкую пещеру за водопадом, старший повернулся к нему и улыбнулся.  - Рад, что ты приехал,- искренне проговорил Фарамир то, что вертелось у него на языке с самого начала этого молчаливого похода, и Боромир похлопал его по плечу. Он кинул поводья своей лошади подоспевшему следопыту, потом расправил плечи и огляделся.  - Рад, что у тебя тут все ладится,- сказал он ему в тон. Фарамир обвел пещеру взглядом. Вокруг бесшумно и споро двигались его люди. Каждый был при деле. Свежий отряд разведчиков собирался, чтобы выступить с закатом. Кто-то был занят очагом, кто-то – подготовкой оружия. Никакой суеты, все очень четко и безошибочно. Скрывать это было бессмысленно – Фарамир очень гордился своими людьми. С тех пор, как он возглавил отряд Итилиэнских следопытов, форпост в Итилиэне стал одним из главных в обороне южных земель, и удерживать их удавалось очень малыми силами. Отец отрядил вместе с Фарамиром тот минимум войск, который позволял говорить об установленной обороне региона – не больше, но этого оказалось вполне достаточно. Люди шли за Фарамиром охотно, даже с радостью, и среди следопытов командира не просто уважали – его любили, и за него готовы были умирать. Здесь царила идеальная дисциплина, и получалось это, казалось, само собой. Воины просто единым решением следовали установленному порядку.  Фарамир снова посмотрел на брата, пряча улыбку. - Они прекрасные воины,- ответил он туманно,- и для меня честь быть их командиром.  Боромир перевел на него долгий задумчивый взгляд, и пару мгновений молчал, словно разглядывая, и брату даже стало неловко под этим взором. Он открыл было рот, чтобы уточнить, все ли в порядке, но Боромир опередил его.  - Кажется, только вчера ты бегал по двору с деревянным мечом, и старался не плакать, если обдирал коленки,- проговорил он очень серьезно и тихо, глядя Фарамиру прямо в глаза,- а теперь посмотри на себя… Фарамир почувствовал, как кровь бросилась к лицу, и он все-таки улыбнулся. - Ты говоришь, как умудренный сединами старец,- ответил он также тихо. От желания обнять брата у него защекотало в груди, но капитан сдержался,- а ведь ты вместе со мной тогда бегал.  Боромир секунда молчал, и Фарамиру показалось, что брат сам сейчас заключит его в объятия, но вместо этого старший лишь потрепал его по волосам привычным мальчишеским жестом, а потом тряхнул головой и откашлялся.  - Ну ладно,- заявил он,- нам есть, о чем потолковать – собирай своих офицеров, будем держать совет.  У широкого каменного стола, заваленного картами и депешами, Боромир вновь превратился в того, кем был всегда – в воеводу Гондора, командующего всеми войсками. Фарамир заметил, как оба его помощника оробели в обществе командира, и почти не вмешивались в разговор, лишь изредка отвечая на прямые вопросы. Они точно знали, кто перед ними, и слава Боромира – отважного защитника Белой Башни,- опережала его самого. Вот кто, по мнению Фарамира, был настоящим лидером. Его самого люди любили, и потому следовали за ним. Но Боромир внушал уважение и почти благоговейный страх. Любой чувствовал себя неопытным мальчишкой рядом с ним – мальчишкой, который мечтает стать великим воином, а потому из кожи вон лезет, чтобы этого достичь.  Очень кратко и четко Фарамир доложил командующему о состоянии дел на границах. Рассказал о ситуации в Ближнем Хараде, известной из донесений разведчиков, и о том, как было остановлено несколько набегов. Быстро изложил план выдвинуть небольшую группу в Умбар, чтобы разведать, как обстоять дела там. Боромир слушал очень внимательно, кивал и не перебивал брата, но когда тот закончил, помолчав, вздохнул. - Хорошо, что эта граница на замке,- медленно кивнул он,- но, боюсь, я привез дурные вести. Дела в столице и окрестностях плохи. – он сдвинул темные брови, и глаза его словно подернула тревожная серая пелена,- Осгилиат вот-вот снова будет захвачен, и мы потерям Броды и Каир-Андрос. А там не далеко и до Минас-Тирита. Из Рохана приходят странные известия. Теодред сообщает, что орки бесчинствуют почти по всей его территории, но отец его ничего не предпринимает. Он болен и, кажется, теряет рассудок. Так что помощи от них нам ждать не приходится…  Боромир замолчал, а Фарамир продолжал напряженно смотреть на него. То, что рассказывал брат, было и правда очень плохо – вести о происходящем в столице доходили до Итилиэна, но одно дело – сухие разведданные в депешах и отчеты из Цитадели, а совсем другое – слышать, как Боромир рассказывает об этом. Младший брат видел, какую боль вызывает в нем необходимость отступать, отдавать врагу то, на что и они оба, и все жители Гондора, положили почти всю жизнь. Для Боромира это всегда было делом личным. Он был настоящим защитником родины, настоящим ее героем, тем, кто рано или поздно должен был стать не только командующим, но и правителем. И Фарамир был совершенно уверен – брат был единственным достойным. Но сейчас родина была в опасности, и у Боромира за нее болела душа.  Он снова тряхнул головой и посмотрел на Фарамира в упор. - В связи со всем этим, я хочу, чтобы ты собрал самых доверенных своих людей и отправился со мной в Осгилиат,- выговорил Боромир почти на одном дыхании.- Удержать южную границу – важно. Но отстоять столицу и Броды – наша первостепенная задача сейчас. И ты нужен мне, брат. Фарамир почувствовал, как сердце подскочило к самому горлу. Его охватила глупая, совершенно мальчишеская радость, вовсе не уместная в таких тягостных обстоятельствах. Он понадеялся, что ни Маблунг, ни Анборн, этого не заметили.  В сердце своем Фарамир был готов согласиться немедленно. Бросить все, подпоясаться мечом, наполнить колчан стрелами и следовать за братом пусть бы и в одиночестве. Но на его плечах лежал груз ответственности еще и за всех этих людей, а потому капитан принял серьезный вид и кивнул. - Понимаю,- ответил он,- но как быть с этим форпостом? Я несу командование здесь – Наместник назначил меня, и без его распоряжения я не могу покинуть свой пост.  Боромир едва не грохнул по столу, но лишь сжал кулаки.  - Армией командую я, а не Наместник,- ответил он,- и раз уж мне доверено нести знамя Гондора, то мне и принимать решения о распределении сил. – командир разжал кулаки и выдохнул, заговорил уже спокойней,- В любом случае, со мной отправишься только ты и несколько твоих людей – самых надежных. Их выбор – за тобой. Это приказ, капитан. Все ясно? Фарамир выпрямился и коснулся рукой сердца, отдавая честь. - Ясно,- отчеканил он. Боромир кивнул – как ему показалось, немного устало.  - Хорошо,- ответил он,- значит – решено. И на сегодня – довольно разговоров о войне.  Серебряную стену водопада пронизали тысячи золотых лучей, блики их играли на полу и стенах пещеры. Из дальнего ее конца доносились запахи готовой еды, но Фарамир после военного совета чувствовал, что совершенно не голоден. Он отдал последние приказы, собрал пятерых самых верных своих следопытов и распорядился готовиться к выступлению на рассвете, назначил замену себе здесь, в Хеннет-Аннун, даже собрал походный мешок и проверил, хорошо ли натянут лук – словно завтра они не просто выдвигались к Минас-Тириту, а шли в решающий бой – плечом к плечу вместе с братом. Когда окончательно стемнело, и стражи вместе с разведывательным отрядом выдвинулись из убежища, капитан снова подошел к Боромиру. Тот сидел в полном одиночестве у тлеющего очага. Весна еще не начала переходить в лето, но ночи были довольно теплыми. Боромир же время от времени протягивал руки к огню, будто они у него мерзли.  Фарамир подсел рядом с ним. - У меня все готово, командир,- доложил он,- люди собраны и ждут команды выступать.  Боромир рассеянно кивнул. Фарамир помолчал, потом придвинулся еще ближе. - Все в порядке? – спросил он тихо-тихо, почти уверенный, что ответа от брата не дождется – командирам не положено задавать подобные вопросы. - У меня скверно на душе,- ответил Боромир также тихо, и Фарамир замер,- мне снятся дурные сны.  - Это не страшно,- отозвался младший мягко,- пока мы едины и чисты сердцем, мы не проиграем. А кошмары… кошмары бывают у всех. Мне ли не знать,- он легонько пихнул брата локтем. Но тот не пошевелился. - Мне постоянно снится, что я лежу и не могу подняться,- продолжал он так, словно и не слышал Фарамира,- на моих глазах тень накрывает Минас-Тирит, я вижу, как тебя уносят прочь черные руки врагов, как гибнут один за одним стражи… и не могу двинуться с места…  Фарамир прижался плечом к плечу Боромира и замер так. Несколько мгновений они сидели молча – лишь слышно было, как потрескивают в очаге угли.  - Ладно,- вдруг решительно выговорил Боромир. – довольно об этом. Давай лучше поговорим о чем-нибудь более приятном. - Давай,- охотно подхватил Фарамир. На сердце у него теперь было тревожно, но он постарался отогнать это тягостное ощущение,- есть какие-нибудь новости, кроме дурных? - Ты не поверишь, но есть,- Боромир чуть отодвинулся и посмотрел на него. У Фарамира немного посветлело на сердце, когда он разглядел на лице брата улыбку,- у кого-то в этой стране еще хватает мозгов заниматься чем-то, кроме боев. Помнишь Фалхада, сына одного из отцовских советников? Того, кто так рвался вступить в Стражи?  - Конечно,- кивнул Фарамир,- я еще помню, как ты восемь раз отказывал ему.  - Ну, видимо, не все в мире созданы, чтобы отказывать Фалхаду,- глубокомысленно заметил Боромир,- во всяком случае, за день до моего отъезда из Цитадели, он женился. На дочери какого-то лебеннинского землевладельца.  - Но так это же прекрасно,- улыбнулся Фарамир,- я рад за них обоих.  - Да уж,- ухмыльнулся Боромир,- для наших невеселых времен, гулянка была что надо. Папаша лично благословил молодых на брак. И на свадьбе все делали вид, что не замечают, что платье невесты слишком широко для нынешней моды.  Он рассмеялся, а Фарамир посмотрел на него, изогнув бровь. Он никак не мог взять в толк, с чего вдруг брату вздумалось посплетничать. Стоило признать, подобная история, пусть и не очень оригинальная, но помогла отвлечься от тяжелых мыслей, но прежде Боромира никогда не интересовало, кто и по какой причине в Минас-Тирите женился. - Отец благословил их? – переспросил он, решив обойти остальные детали вниманием,- с чего вдруг? Отца Фалхада он никогда не слушал, пока тот был его советником.  - Понятия не имею, почему это взбрело ему в голову,- пожал плечами Боромир,- но после свадьбы я имел с ним очередной неприятный разговор. Фарамир сочувственно покачал головой – он догадывался, что это был за разговор. - В очередной раз пришлось выслушать, что стране нужен наследник, что отец наш стар, а я не защищен от всех на свете орочьих стрел,- Боромир недовольно хмыкнул,- и дядюшка Имрахиль тут же поспешил в очередной раз напомнить, что дочка его достигла брачного возраста.  - Лотириэль – красивая,- нейтрально заметил Фарамир, прекрасно зная, как отреагирует на это заявление брат. - Говорят, она – копия нашей матери,- отмахнулся Боромир,- к тому же – моя кузина. И в этом мне видится что-то нездоровое.  - Маму я почти не помню,- пожал плечами Фарамир,- а кузину видел, когда ей было лет восемь от роду. И, пожалуй, это и правда не очень здорово… Но ведь она – не единственная женщина в Гондоре. И отец прав – было бы неплохо, если бы ты нашел себе жену, раз на твоих плечах лежит будущее нашей страны…  - Говоришь в точности, как он,- угрюмо ответил Боромир и длинной палкой пошевелил угли в очаге. Несколько крошечных языков пламени взметнулись вверх вместе со снопом алых искр, и опали обратно,- и тебе, как и ему, я отвечаю, что не время сейчас думать о подобном. Я обходился без женщин и прежде, обойдусь и сейчас.  - Ну…- Фарамир замялся,- есть такие вещи, в которых без женщины не обойтись…  Боромир глянул на него так скептически, словно Фарамир заявил, что видел в округе живого дракона. - Глупости,- фыркнул он,- нет таких вещей.  - Ну как же,- Фарамиру вдруг стало неловко от того, что приходилось втолковывать старшему брату и своему командиру элементарные вещи,- ты же знаешь, наше человеческое тело нуждается в еде, воде, сне и в… ну ты понимаешь. - Понимаю,- согласно кивнул Боромир,- мне уже не двенадцать лет, можешь так не мяться.  - А если не двенадцать, то знаешь, что в таких вещах без женщины… ничего не получится,- Фарамир чувствовал себя так, словно сам вдруг вернулся в свои пятнадцать, когда начал замечать, что мальчики и девочки не только устроены по-разному, но и в некотором роде дополняют друг друга. Боромир же смотрел на него, ехидно выгнув бровь,- не будешь же ты заниматься этим с мужчиной,- заявил капитан уверенно, и тут же заметил, как коротко хмыкнул Боромир. Мгновенная догадка пронзила сознание Фарамира и он от удивления даже слегка подался вперед,- ты… что же – занимался этим с мужчиной? - Да,- просто ответил брат, потом мрачно посоветовал: - подбери челюсть, Фарамир. Подумаешь. Сказать, что Фарамир удивился, было бы не совсем верно. Конечно, новость была куда занимательней свадьбы какого-то стража, но Боромир преподносил ее так, словно в ней и правда не было ничего необычного. А младший привык доверять старшему во всем, потому он поспешил взять себя в руки. - И… как? – он был совершенно не уверен, что стоит задавать подобные вопросы, но раз уж Боромир сам заговорил об этом, это могло значить, что он действительно хочет поговорить. И Фарамир решился,- когда? С кем? - Ты уверен, что хочешь все это знать? –уточнил старший,- я помню, какое лицо ты сделал, когда я рассказал тебе о той роханской селянке. - Это было так давно,- Фарамир тряхнул головой,- к тому же в истории про селянку было столько леденящих душу подробностей, а на мою долю тогда не досталось еще ни одной роханки.  - Будут и у тебя роханки, не волнуйся,- подбодрил брата Боромир,- и раз тебе правда интересно, то было это всего пару раз. Когда я был на дальних рубежах, в последний раз около года назад. И это был один из сопровождающих офицеров – его имя тебе ничего не скажет. Сейчас он в Каир-Андросе.  От любопытства Фарамир придвинулся к брату совсем вплотную. Тот рассказывал обо всем этом так просто и естественно, словно речь шла о совместной битве с отрядом орков.  - И как это было? – спросил капитан, и тут же испугался, что брат ударится в подробные объяснения. - Интересно,- пожал плечами Боромир,- приятно. Ничего особенного, если уж на то пошло. Не так удобно, как с девушкой, но для этого можно было использовать масло. Фарамир не сдержал нервного короткого смешка и шутливо поморщился.  - И что – он – тебя?... Боромир взглянул на него так, будто брат нанес ему смертельное оскорбление. - Я – его,- уточнил он весомо,- так что, по сути, особой разницы для меня и не было.  - А он… ну… - Фарамир окончательно стушевался. Между ним и братом никогда не было запретных тем – они разговаривали обо всем на свете. Боромир рассказывал ему о своих девушках, а Фарамир о том, как ему показалось, что он влюбился в одну служанку, даже стихи ей написал и разучил песню на лютне, а она не посмеялась над ним лишь потому, что он сын Наместника. Но теперь, слушая о приключениях Боромира на дальних рубежах, Фарамир был совершенно не уверен, где провести черту дозволенного. Но, в конце концов, брат мог и осадить его, буде он зайдет слишком далеко. – а ты… вы… - Да,- решительно отозвался Боромир,- он достиг пика. Я помог ему рукой.  У Фарамира запылали щеки. - Я хотел спросить, любили ли вы друг друга,- сказал он тихо-тихо. Боромир глянул на него с нескрываемым удивлением,- ну вот, например, я читал, что эльфы никогда этого не делают, если не влюбляются,- поспешил оправдаться капитан. - Мы – не эльфы,- отрезал Боромир,- а ты – слишком много читаешь.  - Это значит, - нет? – уточнил он осторожно.  - Это значит, что тебе пора спать,- Боромир посмотрел на него и широко улыбнулся,- скоро рассвет. Фарамир удивленно отвернулся от него и глянул по сторонам. Непроницаемая завеса темноты начинала рассеиваться – сквозь водный поток было видно, как небо светлеет в ожидании, когда взойдет солнце – вешние ночи были коротки, но капитан вдруг осознал, что именно сделал сейчас для него брат. Вместо того, чтобы всю ночь перекатывать в мозгу предстоящий тяжелый поход и будущие кровавые битвы, Фарамир потратил ее на легкую, хоть и чересчур откровенную беседу, и теперь наверняка сможет пару часов поспать без дурных снов.  - Слушаюсь, командир,- Фарамир поднялся и внимательно посмотрел на брата сверху вниз,- все это – неправда, так?  Боромир беззаботно пожал плечами. - Кто знает?- ответил он и подмигнул брату.
Эпизод 11. Лучший подарок.
 
- Ничего не выходит! – она раздраженно откинулась на спинку кресла и нахмурила светлые брови,- я не хочу больше этим заниматься. В этом нет никакого смысла.  Над высоким окном несмелая птица заводила негромкую ленивую трель. В саду стрекотали цикады, и звуки эти вплетались в тяжелое вязкое марево первой настоящей летней жары. От земли поднимался влажный запах прошедшего ночью дождя, но это не приносило ни капли облегчения. Одурманивающе благоухали цветы, и весь город к полудню погрузился в неторопливое ожидание спасительных сумерек. Откуда-то со стороны реки лишь изредка доносились звонкие детские голоса и смех, но даже они таяли, как воск на солнце, почти не нарушая застывшую медовую тишину. В кабинете княжеского дворца, впрочем, было довольно прохладно. Окна выходили на бессолнечную сторону, в сад, к тому же светлые камни стен не давали летнему зною пробраться в комнату. Князь и княгиня Итилиэна сидели очень близко за столом, почти соприкасаясь локтями. Перед ними на темной столешнице лежала большая раскрытая книга, и Эовин взирала на нее так, как, должно быть, взирала на Короля-Призрака за миг до того, как тот отдал концы ее стараниями.  Фарамир вздохнул, но больше ничем не выдал своего недовольства – он знал, стоит продемонстрировать хотя бы тень раздражения, и с надеждами довести начатое до конца будет покончено. - Мне надоело здесь сидеть,- заявила Эовин, но отодвигаться от стола дальше не спешила. - На улице очень жарко,- ответил ей Фарамир мягко, но без снисходительности,- к тому же, ни скакать верхом, ни помогать в садах тебе пока что больше нельзя. Эовин нахмурилась еще больше – Фарамир был прав, и, видимо, это донимало ее сильнее всего.  - Даже если так, я могла бы заняться чем-то другим,- ответила она, и в воздухе повисло несказанное «тем, что у меня получается». Фарамир ласково коснулся ее руки. В последнее время княгиня стала капризной и вспыльчивой. Прежние суровость и сдержанность преобразовались в раздражение и непреодолимое упрямство. За четыре года рядом с ней, Фарамир научился справляться с очень многим в характере супруги, но эта ее новая манера вести себя была для него в новинку. Но князь точно знал, что продлится это не долго и, безусловно, стоит того, чтобы потерпеть.  - Разумеется,- согласился он покладисто. – если ты устала, я провожу тебя в твои покои… Эовин метнула на него полный ярости взгляд – удар Фарамира попал точно в цель. Признать, что Эовин, отважная воительница Рохана, княгиня Итилиэнская, устала уже к полудню, было совершенно немыслимо для нее, и она, упрямо сдвинув брови, снова пододвинулась к столу.  - …а в этот м…- тонкий палец уткнулся в строчку крупных угловатых букв,- ма… м…- Эовин поняла на супруга взгляд,- что это за буква? – требовательно спросила она. - И,- ответил он. Его рука как бы невзначай ласково коснулась ее локтя. Фарамир потянулся к книге и сам провел пальцем по строчке,- а в этот миг… - …миг…- послушно повторила Эовин, но неожиданно снова дернулась, оттолкнула книгу от себя с такой силой, что та проехала по столешнице до края и с глухим стуком упала на пол,- Нет! – Эовин едва ли не грохнула по столу кулаком,- нет, я не могу! Это слишком!  - Ладно,- Фарамир неторопливо поднялся. Он выглядел сейчас совершенно спокойно, его тон остался прежним, ни взглядом, ни жестом князь не показал своего разочарования или досады. Он обошел стол и поднял книгу, отряхнул кожаную обложку от невидимой пыли и вернулся к креслу Эовин. Та, видимо, уже поняв, что перегнула палку, хмуро взирала на супруга снизу вверх. Он улыбнулся ей.  - Не хочешь, не будем,- проговорил Фарамир и свободной рукой коснулся золота ее волос. Эовин на мгновение прикрыла глаза, но тут же снова подняла веки. На этот раз взгляд ее был почти извиняющимся. – я не должен был заставлять тебя это делать,- Фарамир коротко пожал плечами.  - Зачем же тогда ты вообще это затеял? – осведомилась она, сообразив, что можно оседлать коня мужнего раскаяния и все же выйти из этой битвы победительницей.  - Это все глупости,- Фарамир положил книгу обратно на стол и снова сел рядом с Эовин. Он смотрел немного в сторону, и на губах князя появилась рассеянная улыбка. Княгиня же глядела на мужа внимательно и пристально, ожидая, когда же он объяснится – так полководцы смотрят на провинившихся солдат, готовые слушать их бесполезные оправдания. – я очень мало помню о своей матери,- заговорил Фарамир, и голос его сейчас едва ли не заглушало стрекотание цикад за окном. Эовин подалась немного вперед, чтобы лучше его слышать,- она умерла, когда я был еще совсем мал. Единственное, что я помню очень хорошо, это то, как она читала мне перед сном. Это были минуты для нас двоих, и больше никого, и эти воспоминания я храню, как наивысшую драгоценность. Я мог позабыть, какой были ее руки, когда она гладила меня по голове, или каким был ее голос, когда она произносила мое имя… но я до сих пор помню, как вместе с ней и героями этих сказок,- он кивнул в сторону книги,- путешествовал по землям, которых никто и никогда не видал. И теперь мне показалось, что и своему сыну я должен сделать такой подарок… Эовин снова чуть отодвинулась, рука ее почти неосознанно, сама собой опустилась туда, где под складками легкого платья билось еще одно маленькое сердце.  - Ну что ж,- она решительно придвинула к себе книгу и открыла прежнюю страницу, не глядя. Палец целеустремленно уткнулся в строчку,- … а в этот миг…

Эпизод 4. В глазах смотрящего.
 
Из высоких стрельчатых окон кабинета внутренний двор был виден, как на ладони. Ставни сейчас были широко распахнуты, и с улицы доносился приглушенный городской шум и звонкие мальчишеские голоса. Во дворе сыновья наместника играли в какую-то одним им ведомую игру. Солнце стояло в зените, день выдался жарким, но в тени высоких стен было прохладно. Стоя у окна, заложив руки за спину, Денэтор видел, как его старший сын остановился, смахнул со лба пот и тряхнул головой. Младший буквально в следующую секунду в точности повторил эти движения, хоть у него они и не получились такими же выверенными и изящными. Наместник смутно улыбнулся. Из Боромира рос настоящий воин – это было видно уже сейчас. То, как он двигался и держал себя, выдавало скрытую силу, которой с годами суждено было развиться в непобедимую доблесть – Денэтор был совершенно в этом уверен. Боромиру было всего двенадцать лет, но уже сейчас он побеждал во всех тренировочных схватках. Да и во всех спонтанных драках – тоже. Он был упрямым до непреклонности. И что бы там в свое время ни говорила Финдуилас, Денэтор считал эти качества необходимыми для того, кому судьбой было начертано стать полководцем и правителем. Наместник едва слышно вздохнул – супруга его не дожила до того, чтобы увидеть их первенца взрослым, славным воином, но Денэтор был уверен, что Боромиру предстояло оправдать все их надежды. Сейчас он бегом пересекал просторный двор – так быстро, словно земля горела у него под ногами. За старшим братом, заливисто смеясь, несся младший. Денэтор знал, что произойдет, еще до того, как все случилось. Фарамир споткнулся на бегу, упал лицом вперед и, поднимая клубы пыли, проехал пару шагов по земле. Бедный маленький неуклюжий мальчик – Наместник уже приготовился слушать, как детский плач отразится от стен и заполнит весь внутренний двор. Но Фарамир, вздрогнув, уперся ладонями в землю и начал медленно подниматься. Боромир оказался рядом с ним в один прыжок, и со своего места Денэтор видел, как он заботливо помогает брату подняться, отряхивает его и спрашивает, не ушибся ли Фарамир. Мальчонка обиженно отрицательно мотнул головой, хотя даже с такого расстояния было видно, что он едва сдерживает слезы. Боромир растрепал волосы брата жестом, который принадлежал Финдуилас, и у Денэтора защемило сердце. Несмотря на упрямство и страсть к дракам, Боромиру не было чуждо сострадание – это ли не качества истинного лидера? Денэтор с радостью бы оставил сыну в наследство не только кресло и жезл наместника, но и трон Гондора вместе с короной, но, увы, распоряжаться тем, чему он сам был лишь хранителем, Денэтор не мог, хотя видят Всезнающие – из Боромира король получился бы получше большинства из тех, о ком рассказывали древние хроники.  В дверь кабинета негромко постучали, и Наместник вздрогнул, вырванный из хода своих мыслей. Появившийся на пороге слуга, объявил, что правителя хочет видеть его давний знакомый, и мысленно Денэтор крепко выругался. Вслух же велел слуге пригласить гостя. Бросив последний взгляд во двор, где игра уже возобновилась, Наместник отошел к своему столу, заваленному бумагами и свитками, и медленно опустился в кресло. В последнее время – видимо, от долгого сидения в этом неудобном кресле – у Денэтора начала болеть спина, и сейчас он поморщился, силясь устроиться поудобней – демонстрировать гостю свои слабости он не собирался. Давно прошли те времена, когда он слыл одним из лучших воинов Гондора, но и старым Наместник тоже еще не был. Конечно, с тех пор, как Финдуилас покинула этот мир, он немного сдал – с той ужасной ночи прошло почти два года, и за это время не проходило и дня, чтобы Денэтор не вспоминал ее милое лицо, добрый взгляд и ласковые руки, но он умел справляться со своим горем или по крайней мере, загонять его так глубоко в сердце, чтобы ни тени его не показывать окружающим.  - Надеюсь, мой визит не отвлекает Наместника от дел государственной важности? – Митрандир появился в кабинете, как из-под земли – даже дверь не скрипнула. Он стоял, опираясь на высокий дорожный посох, и взор его проницательных синих глаз остановился на лице собеседника. - Как будто тебя это когда-нибудь волновало,- мрачно ответил Денэтор, выдерживая этот взгляд . Митрандир хмыкнул и подошел к столу. Нельзя сказать, чтобы они были врагами, совсем наоборот. Денэтор прекрасно понимал, что Митрандир озабочен судьбой Гондора в той же мере, что и он сам, с той лишь разницей, что для мага это была лишь одна из многих свободных земель, а для Наместника – единственная цель в жизни. Денэтор помнил Митрандира еще с тех пор, как он приезжал с визитами к его отцу Эктелиону, и тот перед самой смертью сказал сыну, что советника лучше ему не найти. В первые годы правления так оно и было – Митрандир никогда не был скуп на мудрые слова. Даже несмотря на то, что методы управления государством, которых придерживался новый Наместник, не слишком ему нравились. И в какой-то момент Денэтору даже стало казаться, что еще немного, и они с Митрандиром могут перейти зыбкую границу если не дружбы, то хотя бы товарищества. Все изменилось стремительно и бесповоротно, однажды, в одной из неторопливых бесед, в речи Митрандира проскользнуло случайное замечание, которое Денэтор мог бы и не заметить. Но он был слишком умен, чтобы пропустить нечто подобное мимо ушей. Они разговаривали о содержании свитков, найденных недавно в архивах Ривенделла, которые Владыка Элронд готов был передать в библиотеку Минас-Тирита. Рукописи, кажется, относились еще к тем временам, когда был жив брат Владыки, первый король Нуменора, и Элронд считал справедливым передать эти знания в руки тех, в чьих жилах текла настоящая нуменорская кровь. Обсуждая с Денэтором эту удивительную находку, Митрандир обмолвился о некоем пророчестве, мелькнувшем в этих свитках, пророчестве, способном, буде оно сбудется, изменить все вокруг – в том числе и жизнь Наместника. Маг не сказал туда ничего больше, и, как ни старался Денэтор расспросить его, что он имел в виду, эти попытки не увенчались успехом. Митрандир никогда не бросал слов на ветер, и молчание его вызывало в Денэторе больше подозрений, чем вызвал бы разговор начистоту. С тех пор, даже помня заветы отца, ко всем словам мага Наместник относился с оглядкой, почти ничего не принимая на веру. И Митрандир, конечно, тоже чувствовал это, и платил Денэтору той же монетой. Велико было искушение наместника прибегнуть к тому источнику знаний, что грозил некой туманной опасностью, но пока он не поддавался ему, предпочитая просто держать Митрандира на должной дистанции, но достаточно близко, чтобы дождаться, когда он ошибется и проговорится о чем-нибудь важном.  - Ты приехал по делу или просто выдалась свободная минутка поболтать со старым другом? – в официальной обстановке Митрандир и Денэтор всегда были подчеркнуто вежливы друг с другом. Оказываясь же наедине, ни тот, ни другой не утруждали себя церемониями. - Приятно иногда вернуться в город, зная, что тебя в нем гостеприимно встретят, - отозвался Митрандир.  - Тебя разместят и накормят,- Денэтор побарабанил пальцами по столу, словно намекая гостю, что у него много срочной работы, но Митрандир и бровью не повел. - Благодарю,- кивнул он,- признаться, я и правда соскучился по этим стенам,- неожиданно тон мага стал мягче, голос зазвучал тише и задумчивей. Денэтор с тенью удивления глянул на собеседника,- я не был здесь уже почти два года…- он вздохнул. Наместник же напряженно молчал, не сводя с него глаз. Это была правда – Митрандир не приезжал в Белый Город с того самого года, как умерла Финдуилас. И в тот его визит распрощались они с Денэтором не на самой приятной ноте.  - Стало быть, ты и правда приехал просто повидать меня? – спросил Наместник с легкой усмешкой.  - В том числе,- спокойно ответил Митрандир, словно и не заметил иронии в тоне Денэтора,- твоя судьба не безразлична мне. Как и судьба твоих сыновей.  Словно в дальней комнате кто-то распахнул окно, и под дверь начал просачиваться ледяной сквозняк, так в душу Наместника просачивалось подозрение. Вот, значит, как. Маг, который прежде намекал на сильные изменения в жизни Гондора, теперь интересуется благополучием его сыновей? Само собой, для того, кто собирается подорвать власть Наместника, важно знать, кто ему наследует. Переманить на свою сторону неопытного юношу было, конечно, куда проще, чем повлиять на него самого. Что ж, на этот счет Денэтор был совершенно спокоен. - Боромир полгода назад начал тренировки на боевом оружии,- ответил он с нескрываемой гордостью,- и учитель его говорит, что никогда не встречал столь талантливого ученика. Пройдет совсем немного времени, и его имя будет звучать повсюду – от Итилиэна до Серых гаваней.  Митрандир сдержанно кивнул. Нет, в его взгляде не было ни снисхождения, ни недоверия – подумаешь, отец хвалится успехами сына! Но было нечто другое, словно Митрандир надеялся услышать от Денэтора что-то еще. Но больше Денэтор распространяться был не намерен.  - Что ж,- сказал он тоном, четко указывающим на то, что разговор окончен,- мне нужно заняться неотложными делами, но если после смены вечернего караула ты снова почтишь меня своим присутствием, мы сможем выпить по стакану вина – Имрахиль только вчера прислал партию прекрасного Дол-Амротского – и поговорить.  Митрандир неторопливо кивнул. - Как будет угодно правителю,- отозвался он, и отчего-то в последнем слове Денэтору померещился сарказм.  Наместник и правда засиделся за бумагами до вечера. За окнами уже начало смеркаться, света в кабинете становилось все меньше, но посылать за новыми свечами Денэтор не спешил. Он рассеянно скользил глазами по строчкам очередного письма , а мысли его то и дело отправлялись блуждать по темнеющим коридорам Цитадели, стоило дать им волю, на мгновение расслабиться, и на плечи снова тяжелым грузом ложилась тоска. Этот замок был пуст, и особенно явно эта пустота ощущалась в этот зыбкий час – между закатом и окончательным уходом в ночь – в час, когда она умерла. Денэтор всегда встречал это время суток в одиночестве, чтобы никто не мог видеть его за этой бессмысленной погоней за ускользающими воспоминаниями. Потом, когда этот час минует, он отправится на поиски Митрандира, чтобы и правда посоревноваться с ним в остроумии и немного выпить. Но пока время словно остановилось, и Наместник снова был одинок.  Дверь едва слышно скрипнула, но никто не вошел. Денэтор поднял глаза от бумаг, и сперва не увидел никого. Лишь чуть перегнувшись через стол, он заметил, что, прижимаясь к дверному косяку, на пороге стоял Фарамир. Он взирал на отца робко и немного испуганно, будто заблудился в коридоре и случайно забрел сюда. Маленькие пальцы одной руки теребили подол рубахи – привычка, от которой необходимо было избавиться, сам Наместник преодолел ее еще в далеком детстве.  - Что ты тут делаешь? – спросил он строго,- где твой брат? Почему он за тобой не присматривает? - Он тренируется с мастером Амдиром,- ответил Фарамир тихо-тихо,- я сперва смотрел, а потом ушел.  - Ладно,- Денэтор уселся обратно в кресло, поморщился. Боль поднялась от поясницы вверх и застыла между лопатками,- иди, поиграй где-нибудь. - Можно я поиграю здесь? – спросил Фарамир, и в тоне его слышалось мало надежды на положительный ответ. Денэтор и не собирался его давать. Его уединение было бесцеремонно нарушено, и потакать мальчику еще больше он был не намерен. Фарамир, не дождавшись мгновенного отказа, времени зря не терял. Он обошел отцовский стол и остановился рядом с ним, стараясь приподняться на цыпочки и заглянуть в разложенные бумаги. - Столько писем,- с уважением заметил он, и Наместник понял, что выставлять сына придется теперь разве что пинками. – это от кого? – Фарамир поднял на него любопытный взгляд, и на миг у Денэтора перехватило дыхание. Он и забыл, что обоим его сыновьям глаза достались от матери – чистые серые глаза, в которых сейчас плескалось выражение, появлявшееся иногда и у нее.  - От князя Лебеннина,- нехотя ответил Денэтор. – он жалуется на неурожай и просит сократить поставки.  Мальчик серьезно кивнул, хотя – Денэтор был совершенно в этом уверен – не понял ни слова.  - А это от кого? – Фарамир подтянулся, указывая на свиток, лежавший на дальнем краю стола, и Наместнику ничего не оставалось, кроме как помочь сыну вскарабкаться к себе на колени. Спина ответила неприятным уколом боли, но Денэтор не обратил на это внимания. - Депеша из Итилиэна,- события теперь окончательно вышли у него из-под контроля. Денэтор не сопротивлялся, когда мальчик устроился у него на коленях поудобней, прижался к его груди и теперь с интересом созерцал разложенные на столе бумаги,- должно быть, отчет о состоянии дел на границе. Я еще не читал.  - В Итилиэне красиво,- заметил Фарамир со знанием дела, хотя бывал в пограничном княжестве всего пару раз за всю жизнь и едва ли многое сумел запомнить,- Правда, красиво? - Красиво,- согласился Денэтор. Сейчас странным образом он чувствовал, как в душе его рождается покой. Это ощущение было обманчивым и мимолетным – невозможно было изгнать все тени ни из коридоров Цитадели, ни из сердца Наместника – но на сегодня час сумерек миновал. Он рассеянно погладил сына по темным волосам – тот повел головой, подставляясь под эту нехитрую ласку, как вымокший под дождем котенок.  - Почитай? – тихо попросил мальчик,- пожалуйста. Наместник вздохнул – он помнил о том, что князья ждали ответов на свои письма, а Митрандир ждал обещанного разговора, да и читать вслух депешу с границ – вот уж глупость! Едва ли в ней было что-то интересное. Одной рукой он потянулся за свитком, неуклюже попытался развернуть его – Фарамир прижал край бумаги ладошкой к столешнице, потом снова прильнул к отцовской груди.  - Сообщение от Рамбора, капитана итилиэнских разведчиков,- начал читать Денэтор.  Он закончил читать депешу, когда уже окончательно стемнело, и единственная свеча на столе была плохим источником света – буквы теперь было практически не разобрать. Денэтор отодвинул свиток и опустил глаза. Мальчик на его коленях спокойно спал, опустив голову и сжимая пальцами одной руки ткань его одеяний. Темные прямые ресницы слегка трепетали – или так только казалось в неровном свете свечи.  - Я так и знал, что тебе будет совсем неинтересно,- задумчиво пробормотал Денэтор, не сводя с сына немного рассеянного взгляда. Что полагалось делать в таких обстоятельствах? Разбудить его? Отнести в комнату самому? Дождаться, пока он проснется? Наместник сидел, не шевелясь. Спина снова ныла от неудобной позы и неподвижности, свеча начинала догорать и чадить.  - Ну и что ты будешь делать? – со вздохом прошептал Денэтор, убрал со лба сына упавшую прядь и снова замер.  За все еще открытым окном начала перекликаться сменяющаяся стража.
Эпизод 5. Первый шаг.
 
Негромкий стук в дверь разбудил его почти мгновенно. Боромир очень гордился выработанным у себя умением просыпаться от любого подозрительного звука, и сейчас оно очень пригодилось. В дверь даже не совсем стучали – скорее скреблись, и юноша, подняв голову от подушки, нахмурившись, посмотрел в ту сторону.  Звук повторился – на этот раз громче. Боромир выскользнул из-под одеяла. За окнами стояла глубокая ночь – Луна совершила лишь половину пути по небу и теперь пряталась за вершиной башни. В комнате было холодно, по полу гуляли ледяные сквозняки, и босые ноги мгновенно замерзли. Боромир подошел к двери и распахнул ее – нежданный гость застыл с поднятой рукой, готовый постучать в третий раз.  - Ты что здесь делаешь? – сурово осведомился Боромир.  Фарамиру было уже девять лет – возраст достаточный, чтобы не бояться больше ночных теней и спать в собственной комнате. Однако сейчас мальчик выглядел так виновато и испуганно, что Боромир почти моментально смягчился. Да, он очень серьезно относился к воспитанию младшего брата, надеясь вырастить из него отважного воина Гондора, но смотреть в эти широко распахнутые, готовые, кажется, наполниться слезами глаза и не отринуть принципы воинского воспитания, было практически невозможно. - Плохой сон? – спросил он уже мягче и тише.  Фарамир кивнул. В последние пару лет ночные кошмары, к счастью, были довольно редким явлением, хотя раньше, сразу после смерти матери, Фарамир просыпался с криками и в слезах почти каждую ночь. Отец, который болезненно переживал кончину супруги, велел не церемониться с младшим сыном. «Пусть берет пример с брата» - твердо говорил он перед тем, как удалиться в свои покои, чтобы не спать всю ночь напролет. Для Боромира смерть матери тоже была серьезным ударом, но каким-то странным образом в его десятилетнем сознании четко сформировалось представление, что в то время, как отец топит свою тоску в еженощных бдениях, а брат мучается нескончаемыми кошмарами, выкрикивая в темноту «Мамочка! Мамочка!», вся ответственность ложится на его, Боромира, плечи. Для отца он был надеждой, наследником и памятью о почившей жене, для Фарамира – старшим, сильным и разумным братом, и для самого себя, для собственной скорби и тоски, времени у него уже не оставалось. Однако с тех дней минули годы, Фарамир справился со своими страхами, и лишь время от времени просыпался, ловя ртом ночной воздух, но теперь уже не помня, что именно его разбудило.  Боромир заметил, что босые ступни младшего брата уже почти посинели от холода.  - Заходи живо,- бросил он, пропустил брата в комнату,- простудишься.  Фарамир скользнул мимо него, но замер в нерешительности, когда Боромир притворил дверь. Обычно он не решался приходить в комнату брата по ночам, даже если просыпался от кошмара. Тот считал, что Фарамир уже слишком взрослый, чтобы прятаться от своих страхов под чужим одеялом. Но сегодня мальчик выглядел как-то по-особенному растерянным, почти оглушенным, и Боромир встревожился.  - Прости, что разбудил тебя,- Фарамир неуверенно переминался с ноги на ногу, явно не зная, что делать дальше – оторвавшись от своих призрачных преследователей, он оказался в безопасной обители. Но понятия не имел – разрешат ли ему в ней остаться. - Под одеяло,- скомандовал Боромир, и брат, не долго думая, явно боясь, что юноша передумает, стремительно нырнул под одеяло.  Боромир вздохнул и последовал за ним. За окнами негромко перекликалась ночная стража – до рассвета было еще далеко. Поднимался ветер – было слышно, как он свистит и завывает в трубах. К утру вполне мог выпасть снег – земля давно ждала его, став жесткой и серой, как горные клыки.  За то время, что Боромир ходил к двери, постель его успела остыть, и он поежился, оказавшись под ледяным одеялом, но теплое, хоть и чуть дрожащее тело брата прижалось к нему и замерло. Некоторое время они молчали, Боромир даже начал снова задремывать, пригревшись, но внезапно Фарамир пошевелился и крупно вздрогнул.  - В чем дело? – шепотом спросил старший. Фарамир молчал. – В чем дело? – повторил брат настойчивей. - Вспомнил, что мне приснилось,- ответил Фарамир тихо-тихо, голос его звучал как-то надломлено и глухо,- как-будто я еще толком не проснулся.  Мальчик снова замолчал, и Боромир чувствовал, что он напрягся всем телом, словно боялся пошевелиться. Прежде, когда Фарамир еще мог запоминать свои видения, ему обычно снилось, что он приходил в комнату к матери, где она спала – бледная и неподвижная. И как бы ни старался Фарамир разбудить ее, она все не просыпалась. Он приходил в себя после этого в слезах и отчаянии, снова и снова переживая страшную потерю. Теперь же все было иначе – слез не было, но зато от брата почти физически исходил сковывающий темный ужас, и прежде Боромир такого за ним никогда не замечал. - Расскажи мне,- предложил он негромко,- если расскажешь, станет легче.  Фарамир неуверенно пошевелился и засопел. Он, кажется, боролся с самим собой, не зная, стоит ли что-то рассказывать или лучше претвориться спящим. Наконец он неуверенно прошептал: - Я не могу. Это слишком… страшно.  - Да ладно, брось,- подбодрил его Боромир. Он развернулся так, что теперь они лежали лицом к лицу, и в полутьме комнаты кожа Фарамира казалась прозрачно бледной. Он поднял на брата большие испуганные глаза, в глубине которых плескалась тьма. – Сны – это всего лишь сны,- продолжал Боромир, хотя от этого совершенно не детского взгляда его самого передернуло,- сейчас-то ты уже проснулся, и я здесь, с тобой. Последняя его фраза, казалось, решила дело. Фарамир медленно кивнул и опустил веки, но тут же его ресницы взлетели вверх, а взгляд снова уперся в лицо брата. - Мне снилось, что город накрывает тень,- заговорил он тихо и монотонно, как во сне,- будто собирается гроза, но не было слышно ни грома, ни дождя. Я бежал по улице, а тень гналась за мной, накрывая один дом за другим. Я хотел позвать кого-то – отца или тебя или хотя бы стражу… но все вокруг было так тихо и неподвижно,- он снова едва заметно вздрогнул, и Боромир вдруг очень отчетливо увидел то, что описывал Фарамир – наползающая темнота и оглушительная тишина. Как тени его собственных, давно забытых кошмаров,- а потом я не смог бежать дальше, мои ноги увязли, и я не мог пошевелиться… а потом,- младший брат замер, и вместе с ним, кажется, замерло все вокруг – не было слышно ни криков сменяющейся стражи, но завываний ветра, Боромир не мог разобрать даже звуков собственного дыхания,- а потом я услышал визг. - Визг? – похолодевшими губами переспросил Боромир,- как девчонки кричат? Фарамир мотнул головой. - Это было самое страшное – я боялся, что у меня вот-вот кровь хлынет из ушей или сердце остановится от страха… но потом я понял, что хочу этого, что это заставит этот кошмар прекратиться… - он задрожал сильнее, и Боромир притянул брата к себе, обнял и позволил прильнуть к себе. Фарамир рассказывал так, словно зачитывал слова из какой-то древней книги, девятилетние мальчишки так изъясняться не могли – это уж точно. И от этого Боромиру и самому стало не по себе. Сон – это всего лишь сон, но Фарамир, кажется, перестал был собой, а не просто грезил. - Ну все,- решительно отгоняя эти мысли, выговорил Боромир,- довольно. Ты проснулся – и все закончилось.  - Закончилось,- эхом повторил Фарамир, и на этот раз голос его снова был голосом маленького испуганного мальчика. - Сегодня поспишь здесь,- продолжал старший,- но это в последний раз, в качестве исключения, ясно? - Ясно,- в тоне Фарамира было столько искренней благодарности, что Боромир невольно улыбнулся.  - Только ноги свои холодные ко мне не прижимай,- буркнул он, устраиваясь поудобней. Фарамир с готовностью кивнул и свернулся у него под боком.  Уже через несколько минут Боромир услышал, как дыхание брата выровнялось, и он заснул. Сам же юноша еще долго лежал, не в силах сомкнуть глаз, прислушиваясь к звукам спящего города за окном, безотчетно боясь, что вот-вот тоже услышит ужасный визг из сна Фарамира.  Но ночь текла своим чередом.  *** Утро выдалось прозрачным и морозным. Снег за ночь не выпал, но его приближение ощущалось в воздухе особой тонкой свежестью, и город замер в ожидании. Фарамир проснулся первым, и Боромира разбудило то, как он скрипнул входной дверью, стараясь уйти неслышно.  Юноша сел, протер глаза и взглянул на брата. Он не помнил, как заснул, и не знал, сколько проспал, но ощущение было такое, словно не спал вовсе. Фарамир замер на пороге, виновато посмотрел на брата в ответ.  - Я хотел уйти до того, как проснется отец,- пояснил он,- еще очень рано. Боромир зевнул и потянулся.  - Ранняя пташка червячка получает,- сообщил он уверенно,- иди одевайся и выходи во внутренний двор. Если поторопимся, успеем к смене ночной стражи.  Боромиру очень нравилось следить за тем, как Стражи Цитадели менялись на посту – особенно после рассвета. Зрелище это было простое и рутинное, но не для юноши. Ему в нем виделся знак стабильности и уверенности, потому что ничего более почетного, чем охранять Белую Цитадель, представить было невозможно.  К тому же, если он вставал достаточно рано, чтобы успеть на рассветную смену, после ритуала можно было прибиться к ночной страже, отправиться с ними в казармы и там разделить с ними трапезу. В такие моменты Боромир чувствовал не только важность этой службы, но и собственную причастность к ней.  Фарамир к этим действиям самим по себе никакого восторга не питал, но вот за братом следовал всегда с удовольствием, особенно если тот приобщал его к чему-то настолько важному.  Они спустились во двор почти одновременно – Фарамир кутался в широкий, слишком большой для него меховой плащ, и на лице его не осталось ни следа ночного страха. От короткой пробежки по морозу щеки раскраснелись, частое дыхание облачками белого пара вырывалось изо рта. С легкой смесью удивления и отрады Боромир заметил, что брат прицепил к поясу деревянный короткий меч – видимо, чтобы сделать ему приятное.  Вместе братья спустились по узкой улице на нижний ярус. Оледеленая брусчатка почти звенела под подошвами их сапог. Город медленно просыпался, и на двух мальчишек, спешащих к воротам, никто не обращал внимания. Лавочники открывали ставни и выставляли товар, откуда-то из-за домов вдоль улицы слышалось негромкое пение и смех. Люди приветствовали друг друга, и город был ничуть не похож на тот, что привиделся Фарамиру накануне. Но уже через несколько минут Боромир стал замечать, что брат опасливо оборачивается, время от времени бросает тревожные взгляды через плечо и даже тянется к рукояти деревянного меча.  Под видом того, что брусчатка слишком скользкая, и чтобы не дать ему растянуться на ней, Боромир взял брата за руку. Тот отчаянно вцепился в его ладонь и сразу заметно успокоился. У самых ворот они замедлили шаг. Недавно взошедшее солнце уже золотило камни городских стен, и у входа в город царила суета и суматоха. Боромир уверенно двинулся к самой стене, к тому месту, где смену караула было видно лучше всего. Он помог Фарамиру взобраться на небольшую приступочку, чтобы тот мог смотреть за высокое ограждение, не становясь на цыпочки не подпрыгивая. Фарамир, впрочем, предпочитал со своего места обозревать окрестности, смотреть на въезжающих и выезжающих из ворот, а не следить за торжественным маршем стражи.  Белое знамя наместников, пронизанное холодными золотыми лучами солнца, развевалось над крепостной стеной, и, не обращая внимания на то, за чем предпочитал смотреть его брат, Боромир с восторгом поднял к нему глаза. Он слышал, как прозвучали трубы, возвещая конец ночной смены. Все спокойно – пели они – Минас-Тирит встречал новый рассвет, и мир снова радовался солнцу. Высокие, все как на подбор, стражи, облаченные в черное с серебром, двинулись по крепостной стене, чеканя шаг, а им навстречу подходила свежая смена. Боромир много раз мечтал о том, что он тоже когда-нибудь сможет возглавить отряд Стражи Цитадели, и это его будут приветствовать эти трубы. Пусть сейчас, когда враг был далек, и лишь отзвуки возможной войны доносились до Белой Башни, служба Стражей и была скорее формальной, это все равно был почетный караул. Каждый из этих воинов, служащих правителям Гондора, готов был положить жизнь, защищая родной город и край. И Боромир ощущал в себе силу тоже, если придется, пожертвовать всем. Он затаил дыхание, смотря за тем, как стражи отдавали друг другу честь.  - Смотри, кто это? – вдруг донесся до Боромира звонкий любопытный голос брата.  Он вздрогнул, словно вырванный из сладких грез, и обернулся к Фарамиру. Тот, перевешиваясь через ограждение и привстав на цыпочки, смотрел вниз, к воротам. И, подойдя ближе, Боромир успел заметить, как в них въехал всадник на большом гнедом коне. Одет он был в серую хламиду и высокую синюю шляпу, и был совсем не похож на гостя из соседнего с Гондором Рохана, но и ничего примечательного в нем не было. Однако Фарамир следил за ним, не отрываясь. Незнакомец. проехал по привратной площади и двинулся дальше, вверх, к переходу на верхний ярус.  - Наверно, какой-то путник с севера,- небрежно пожал плечами Боромир,- мало ли сейчас приезжает в Минас-Тирит.  Фарамир не ответил – он вдруг стал серьезен и сосредоточен, нахмурил брови, и выглядел больше не девятилетним мальчиком, а человеком гораздо старше и опытнее. Боромира кольнуло неприятное воспоминание о том, как брат ночью рассказывал о своем сне.  - Странно,- прошептал Фарамир, и голос его звучал также, как тогда. - Идем,- поспешил разрушить наваждение Боромир,- а то все пропустим.  Фарамир тряхнул головой и посмотрел на него – было видно, что он с куда большим удовольствием отправился бы сейчас вслед за таинственным всадником, но потом мальчик улыбнулся и кивнул. - Я есть хочу – просто ужас! – сообщил он,- нас же накормят? *** Никогда прежде нога Боромира не ступала под эти темные своды. Он знал, что такое место в Цитадели есть, но интереса его оно никогда не вызывало. Ну что можно было найти полезного в библиотеке? Только пыль, мышей и старые книги. Их отец время от времени ходил в книгохранилище и поводил там долгие часы, но Боромир полагал, что такова участь правителя, и когда наступит его черед править, тогда он и займется изучением старины.  И если бы не Фарамир, так бы оно и было.  После завтрака братья вернулись ко дворцу – как раз вовремя, чтобы увидеть, как большого гнедого жеребца уводят в конюшни, чтобы устроить на постой. Выходит, всадник, привлекший такое внимание Фарамира, приехал к наместнику, и Боромир удивленно посмотрел на брата. - Как ты узнал? – спросил он. - А я и не знал,- пожал тот плечами. Такое совпадение, кажется, и его самого привело в замешательство,- я просто заметил его – и все. Даже не знаю, почему заметил.  - Сейчас узнаем,- Боромир сдвинул брови и решительно двинулся к конюшему, который успел уже передать жеребца из рук в руки мальчишке, распорядившись задать коню корма,- Хитион! – позвал Боромир, и мужчина обернулся на зов.  - Приветствую сыновей наместника,- с должной почтительностью поклонился конюший,- желаете покататься?  - Чью это лошадь только что отвели в стойло? – требовательно спросил Боромир, проигнорировав его вопрос. Хитион нахмурился. Фарамир выглядывал из-за спины брата, не желая вмешиваться, уверенный, что вот сейчас Боромир все выяснит, и все встанет на свои места.  У конюшего, однако, был такой вид, будто он не знал, как ответить - Это гость правителя,- проговорил он туманно, четко давая понять – за подробностями братьям лучше обратиться к кому-нибудь другому.  Самых важных гостей наместник Денэтор имел обыкновение принимать в тронном зале у ступеней королевского трона. Лично он разговаривал лишь с теми, чье дело было достаточно срочным, чтобы с ним не могли разобраться помощники или советники. Но в совсем уж исключительных случаях наместник принимал посетителей в собственном кабинете, куда в обычное время даже его сыновьям ход был заказан. Сейчас, как узнали братья, был как раз такой случай. Отец остался наедине с гостем, отгородившись от всех крепкой дубовой дверью. Это было совсем уж странно. Раньше такой прием от Денэтора получали лишь правители иных регионов или соседних стран. Этот же путник не походил видом даже на знатного вельможу, не то что на князя или короля.  - Может, это шпион? – шепотом предположил Боромир, когда они с Фарамиром спрятались неподалеку от дверей отцовского кабинета, скрытые от взоров стражи. – прибыл с какой-то важной информацией с юга или с запада. Говорят, оттуда надвигается тень… - Шпион бы не въезжал в главные ворота,- резонно ответил Фарамир,- и не привлекал бы к себе столько внимания. Он бы прибыл под покровом ночи… - Ты прав,- согласился Боромир, напряженно морща лоб. Туман тайны, окутывающий странного посетителя, становился все гуще, и теперь старшему юноше и самому ужасно хотелось разузнать – кто же это и зачем он приехал.  Сидеть в засаде, однако, было довольно скучно. Коридор был пуст, если не считать время от времени появляющихся стражников. Дверь отцовского кабинета оставалась закрытой. В сознании четырнадцатилетнего юноши, который вообще не любил сидеть на одном месте, прошло несколько часов, хотя на деле солнце не успело еще подняться над городскими стенами в зенит. Ноги у Боромира затекли, плечи ныли от неподвижности. Фарамир же, как он заметил, вел себя куда более мужественно. Младший брат с очень серьезным видом не сводил с двери кабинета взора. Вот уж из кого получился бы хороший разведчик – подумалось Боромиру, и он ощутил неожиданную волну нежности и улыбнулся. - Может, вернемся позже,- предложил он тихо,- а то можно тут и до вечера просидеть.  - Шшш,- неожиданно ответил Фарамир, взглядом указывая на дверь. Та неторопливо распахнулась, и на пороге возник сперва отец, а потом незнакомец в сером одеянии. Со своего места Боромир мог хорошо его рассмотреть – это был крепкий и высокий старец с длинной седой бородой и благородным лицом – в таком едва ли можно было заподозрить лиходея или даже шпиона. Он сказал что-то Денэтору, слов было не разобрать, но юноша заметил, что лицо отца было хмурым и неприветливым. Он медленно кивнул, и незнакомец двинулся по коридору в сторону притаившихся мальчиков. Наместник же снова скрылся за дверью. Высокий старик шел медленно, но походка его ничуть не выдавала его возраста. Она была упругой и уверенной, незнакомец едва опирался на свой посох, словно он служил для чего угодно, но только не для удобства ходьбы. Старец приближался, и оба мальчика буквально вжались в стену, боясь быть раскрытыми. Но гость прошел мимо их укрытия, даже не взглянув в ту сторону.  Фарамир подождал, пока шаги его смолкли дальше по коридору и потянул Боромира за руку. - Идем! – громко прошептал он с азартом,- уйдет же! Боромир был вовсе не уверен, что ему хочется следовать за таинственным стариком. Игра вдруг утратила для него изначальный интерес. Незнакомец выглядел как один из тех гостей, кого могли бы принимать у подножия трона. Но вместе с тем было в нем что-то более глубокое, непознанное, и юноше, казалось, совершенно не хотелось соваться в эти глубины. Фарамир же напротив, пылал энтузиазмом. И Боромир последовал по коридору только ради него. После вчерашнего происшествия, следы которого сохранились в поведении брата и до сих пор, юноше не хотелось расстраивать младшего. Если тому охота была проследить за незнакомцем, так тому и быть. Иных планов на утро у них все равно не нашлось. Они крадучись, но не слишком, чтобы не вызывать подозрений у встречных, пошли следом за старцем. Тот вышагивал неторопливо, что-то бормоча себе под нос, не глядя по сторонам, будто коридоры цитадели были хорошо знакомы ему, и он точно знал, куда свернуть на каждом следующем повороте. Следить за ним было совсем нетрудно – гость не обращал никакого внимания ни на что вокруг, и лишь у выхода во двор он остановился и взглянул в высокое, заточенное между стен, небо. Солнце застилали теперь легкие сероватые облака. Ветер усилился. Похолодало. Старик постоял немного в тени стены, похожий на статую из серого мрамора. Фарамир и Боромир следили за ним из-за угла, и когда он наконец ступил во двор, выждали немного, чтобы он их не заметил. - Он идет к библиотеке,- уверенно прошептал Фарамир, и Боромиру, который прежде в книгохранилище ни разу не бывал, отчего-то стало жутковато. Ужасно захотелось повернуть назад, увести брата в оружейную или на стрельбище, а то к внешней стене, найти им обоим занятие поинтересней и побезопасней слежки за таинственным гостем.  Но Фарамира с его пути свернуть было не так-то просто. Он решительно побежал через двор – так стремительно, что Боромир едва поспевал за ним. В тень хранилища они ступали, держась за руки. У самого входа Фарамир вдруг оробел, вцепился в ладонь брата, и было видно, что дальше идти он не отваживается. Боромир почувствовал, интуитивно понял, что его останавливает. Надвигающаяся тьма и оглушительная тишина из видения Фарамира. Здесь эти образы становились почти осязаемыми и до ужаса реальными.  На Боромира, однако, страх младшего брата повлиял противоположным образом. Так было всегда – он был старшим братом, и рядом с Фарамиром должен был оставаться отважным и сильным – никак иначе. Вот и теперь, чувствуя, что нерешимость отступает, Боромир, не выпустив руки мальчика, переступил порог библиотеки и двинулся вперед, Тяжелые каменные стены принимали их неохотно. Хранитель библиотеки проводил братьев тяжелым взглядом, но не остановил. В коридоре пахло пылью и горящим маслом – факелы светили неровно и отбрасывали причудливые длинные тени. Фарамир шел на заплетающихся ногах. Он явно стыдился собственного страха, а потому и не думал отступать или останавливаться. Но ладонь его в руке Боромира стала холодной и влажной. - Все в порядке,- прошептал Боромир,- я с тобой.  Фарамир глянул на него, и в очередном сполохе факела показалось, что лицо его иссечено неровными шрамами. Боромир попытался справиться с этим жутким видением, но окружающая тишина начинала давить на уши и нервы, и юноша почувствовал, что вот-вот вынужден будет повернуть назад.  Они свернули из главного коридора в зал хранилища, который был освещен куда лучше. Здесь один за одним громоздились шкафы со старыми фолиантами, а воздух был удивительно прохладным и сухим. Звук шагов тонул в густой тишине. Боромир потянул брата в сторону – за один из шкафов. Из дальнего конца помещения доносился шелест страниц.  Фарамир послушно спрятался и прижался к брату. Нужно было выглянуть и посмотреть, кто там – хотя Боромир уже почти забыл, зачем вообще они преследовали гостя. Сейчас, оказавшись в этом зале, он снова вспомнил слова брата.  …а потом я услышал визг… Медленно и осторожно Боромир придвинулся к дальней стенке шкафа и выглянул из-за нее. В противоположном углу за столом спиной к ним сидел серый незнакомец. Он снял свою шляпу, и седые волосы рассыпались по широким плечам. Голова была склонена над каким-то свитком, и еще множество их было разложено вокруг него на столе. Высокая свеча давала ровный желтый свет, и в этом обители тишины и пыли казалась благословенным светочем. Боромир вдруг враз успокоился.  - Что там? – прошептал Фарамир, и Боромир отодвинулся от края, снова прячась за шкафом. Он открыл было рот, чтобы ответить, но внезапно над их голова раздался громоподобный голос. - Доброе утро тем, кто скрывается в тенях. Боромир вздрогнул и отпрянул. Старец, только что склонившийся над свитком за столом, стоял теперь над ними, уперев руки в бока и улыбаясь. Несмотря на неясное освещение, улыбка его выглядела доброжелательной и светлой, а глаза – внимательными и ясными, полными мягкой лазури.  Фарамир, прижавшийся было к брату, готовый спрятаться за его спиной, заговорил первым. - Простите нас, - сказал он учтиво,- мы не хотели нарушать ваш покой. - Хотели, еще как хотели,- в тоне старика слышался подавляемый смех,- то есть твой-то брат не очень хотел, Фарамир, сын Денэтора. А ты – явно буквально рвался нарушить мой покой и уединение, правда?  Фарамир пристыжено опустил глаза, и Боромир раздраженно выступил вперед. - С чего вы взяли, что нам нужны вы? – спросил он с вызовом,- это библиотека Цитадели, и сюда может ходить, кто угодно.  - Кто угодно, но часто ли ты бывал здесь, Боромир? – осведомился старец,- к тому же, если не я был вам нужен, то зачем следить за мной с самых главных ворот? - Это все моя вина,- откликнулся Фарамир до того, как Боромир успел ответить первым,- я не знаю, почему решил пойти за вами. А мой брат просто следовал за мной, чтобы защитить, в случае чего. - Вам не понадобятся ни защита, ни извинения,- покачал головой старец,- иногда, юный Фарамир, сердце видит глубже и яснее, чем глаза. И твой взор со временем станет проницательней и острее, чем у многих мудрых. Ты уже сейчас видишь больше, чем пока что можешь понять.  Боромир заметил, как взгляд старика на мгновение стал серьезным и пристальным. Он изучал Фарамира так, словно хотел допытаться у него о чем-то, проникнуть ему в душу, но мальчик спокойно выдержал этот взгляд.  - Мое имя Митрандир,- наконец старец снова едва заметно улыбнулся,- и я рад знакомству с вами обоими.  Боромир, который особой радости не испытывал – старик вызывал в нем странное тревожное чувство, объяснить которое юноша не смог бы, даже если бы попытался – буркнул что-то в ответ. Фарамир же вежливо поклонился, а потом с любопытством спросил: - А что вы читали? Здесь столько книг, и иногда я думаю, как здорово было бы прочитать их все! - Долгое путешествие начинается с первого шага,- склонив голову к плечу, ответил Митрандир,- или с первой страницы. И я помогу вам сделать это первый шаг,- он перевел взгляд на Боромира,- если это та дорога, по которой вы хотите пройти. 

Боже, я не могу. Я номинирую Эла за этот пост
http://lotrrol.ru/index.php/topic/3772-balkon-i-terrasa-sad/page-5#entry521221
За фразу про совесть и времена. И ослика. Это прекрасно. Это оргазм. Мой.

- Слова..., - задумчиво проговорила Галадриэль и сделала шаг вперед. Ее глаза на мгновение словно вспыхнули. Голубые глубина расцветились сотнями белых бликов. - Слова могут быть бессмысленны и пусты. Они могут не стоить ничего. Красивая оправа, а на поверку - пустышка. Как гнилой орех. Но эти же самые слова могли выжечь на сердце клеймо. На всю жизнь, на всю вечность. И тянуть за собой, не считаясь с желаниями. Что они сулят в этот раз покажет время.
Действительно, а что они могли сейчас предложить кроме слов? Разве могла Нэрвен требовать сейчас от них чего-то большего? Хоть кто-то должен был поступить мудро в сложившейся ситуации. Настолько, насколько это было возможно. Владычица снова окинула взглядом эльфов, стоявших перед ней.
- Любовь не держится на страсти. Это лишь иллюзия, видимость. Она как искра вспыхивает, взлетает к ночному небу и в следующее мгновение гаснет. А через минуту даже память не сохранит о ней никаких воспоминания. Когда-нибудь пламя утихнет, и что останется после? Ровный огонь, горящие угли или зола, смешанная с пеплом? Лишь недальновидные глупцы считают страсть основой основ. Но столпы, на которых зиждется любовь, это верность, преданность, постоянство и мудрость. В ваших речах я пока вижу лишь клокочущий горячий гейзер, что вырывается из недр земли. Вы уже не дети..., - покачала она головой, и в ее глазах отразилась какая-то затаенная грусть. Она вздохнула и продолжила: - Я не сваха и не намереваюсь ей быть. Арвен вольна в решении своего сердца. И если она хоть на миг думала, что я или ее отец когда-то принуждали ее к чему-то, то горько мне узнавать об этом.
Казалось, вокруг замерли все деревья, птицы утихли, а ветер, запутавшись в ветвях, ослаб и исчез. Артанис стояла словно поникшая, но прекрасная плакучая ива, всегда притягивающая взгляды случайного прохожего, художника или поэта. Но мгновение истаяло. Артанис выпрямилась, расправила казавшиеся хрупкими плечи. Словно лебедь расправил широкие крылья и стряхнул с белоснежных перьев бриллианты чистой воды.
- Если ты посчитаешь нужным, Арвен, - Галадриэль многозначительно взглянула на внучку, - ты придешь ко мне за советом. Если же нет... не забывай о силе слова. Никогда.
Она сделала маленький шажок назад, практически соприкоснувшись с Элондом плечом.
Мы не в силах исправить то, что произошло. Если сейчас мы сожмем кулак, то лишь сильнее забьется пойманная птица, и в результате мы либо переломаем ей крылья, либо она вырвется и унесется прочь. Следует проявить осторожность и благоразумность.

Выдвигаю папу Денетора II - за чудесно-гадкий характер в целом, но в частности, за вот этот пост:  http://lotrrol.ru/index.php/topic/3885-pokoi-namestnika/?p=518932

-Идем - Элронд кивнул Галадриэли - конечно же мы должны говорить с ними, а не развешивать, будто паутину, свои домыслы.
Элронд подал Леди руку и его взгляд зацепился за кольцо, надетое на ее палец.
-Нэрвэн... носить кольца сейчас опасно, ибо через них Саурон ныне может влиять на нас, может вступить в контакт и вызвать на поединок. Нося его на пальце, ты будто раскрываешь себя перед ним.
Элронд вздохнул. Ему самому не хватало могущественного артефакта, подпитывающего его силу и внушающего уверенность. Но, как было решено ранее, кольца опасны.
Пара эльфов двинулась к беседкам, Полуэльф предполагал, что Арвэн могла привести своего возлюбленного в свое "секретное" место.

Ундомиэль слушала возлюбленного с улыбкой на губах. Он будто был с ней постоянно, чувствовал её, умел понимать её мысли.
- Ты прекрасен во всем, мой принц. И ничто не изменит того, что я тебя люблю. Прошу тебя, не злись на меня, - Арвен устало вздохнула, прикрыв глаза и вслушиваясь в шум ветра, играющего с осенней листвой. Тишина сада и близость Леголаса наполняли душу Ундомиэль умиротворением.
- Я для тебя - будто открытая книга, ты знаешь обо мне всё, понимаешь меня, как никто иной. Все хотели сделать из меня Лютиен, с детства растили меня на историях о ней, не сильно заботясь о моих желаниях. Со временем это стало и моим желанием - найти своего Берена, стать для него самой жизнью и отдать всю себя. Арагорн ведь в нашу первую встречу назвал меня Тинувиэль. Но сердцу не прикажешь и я, встретив настоящую любовь, наконец смогла открыть глаза. Спасибо тебе, мой возлюбленный. Если бы не ты, я так и бродила бы в потемках, не зная ли любви ни счастья, - Арвен притянула к себе Леголаса и нежно поцеловала его, буквально трепеща в его объятьях. Трепет этот вызывало не плоское желание, приносящее удовольствие телу, дрожь в теле вызывала одна мысль о том, что наконец-то тот, кого Арвен действительно любит, нашел её.

Мы с Леголасом уехали в отпуск до 20ого. Появляться будем, но не так часто, как прежде. Всем привет)

По приказу Фарамира несколько стражей спустились к шатру Арагорна, который тот оставил, уезжая в большой спешке. С величайшим почтением воины свернули черное знамя, собрали все, что Арагорн оставил в шатре, и отнесли это в Цитадель, где регалии будут дожидаться прихода Короля, чтобы быть врученными ему вместе с короной Гондора.

Выдвигаю папу Денетора II - за чудесно-гадкий характер в целом, но в частности, за вот этот пост:  http://lotrrol.ru/index.php/topic/3885-pokoi-namestnika/?p=518932

Выдвигаю папу Денетора II - за чудесно-гадкий характер в целом, но в частности, за вот этот пост:  http://lotrrol.ru/index.php/topic/3885-pokoi-namestnika/?p=518932

Арвен не открывала глаз и ей казалось, будто говорит это не Леголас, будто не он сейчас находился рядом, а кто-то другой. Сердце Арвен пропустило несколько ударов, давая ей возможность осознать, насколько сильно она обидела своего принца неосторожным словом. Ундомиэль села, глядя в глаза Леголасу и взяв его за руку.
- Чувствуешь? Тук...тук...тук, - она прижала ладонь Леголаса к своей груди, а сама прикоснулась к его. Под ладонью Арвен, сквозь покровы одежды, ощущалось биение сердца. - Один и тот же ритм. И ничто не изменит этого. И никогда. Прости меня, я просто очень переживаю. Я хотела сказать совсем не то, что вышло. Наша любовь - это самое прекрасное, что могло произойти с нами. Ты - самое прекрасное, что происходило со мной. 
Арвен замолчала, пытаясь подобрать верные слова, но они не шли на ум, паника охватывала эльфийку, она боялась потерять Леголаса только из-за собственной глупости и неуверенности. Никогда раньше Арвен не терялась в словах, она всегда знала, что и как сказать, но не сейчас. Сейчас она смогла лишь молча обнять возлюбленного и уткнуться носом в его плечо, вдыхать его запах, ощущать тепло его тела.
- Я люблю тебя. Это светлое чувство не может кого-то разочаровать и не из-за этого я переживаю, - Арвен шептала Леголасу на ухо, прикрыв глаза. Сидя вот так вот, рядом с возлюбленным, Арвен обретала покой и нужные слова сами себя нашли. - Не ты - причина моих переживаний, а я. И единственной глупостью было то, что я не поняв до конца всего того, что испытывала к Арагорну, дала ему обещание, которое теперь нарушила. Но не подумай, я ни о чём не жалею. Теперь у меня есть ты, разве могу я мечтать о большем?

Семейная, так сказать, история)






Эпизод 1. Защитник.
 
Белая Цитадель была таким местом, в котором всегда можно было найти, чем заняться. Не всегда занятия эти были разрешенными - за некоторые можно было получить большую взбучку. Но это лишь добавляло интереса - риск быть пойманным делал обычную шалость опасным приключением. А Боромир любил приключения и мечтал когда-нибудь поучаствовать в настоящем.  Пока же он ограничивался тем, что залезал туда, куда залезать не следовало, брал то, что брать не стоило, и приставал к тем, кто не слишком стремился уделять ему время. Единственной проблемой было то, что очень редко ему удавалось найти спутника для своих похождений из числа сверстников. К неполным шести годам Боромир был куда более развитым, чем большинство других детей. Он был выше и сильнее их, смышленей и сообразительней, кроме того, почти никто из знакомых мальчишек, даже на два, три, а то и все пять лет старше, не отваживались идти против воли взрослых, как часто и поступал Боромир. Он смутно подозревал, что некоторых мальчиков заставляют с ним играть. Еще бы - он ведь был внуком правителя города, и родители считали такую дружбу идеальной для своих детей, ведь рано или поздно и самому Боромиру предстояло стать правителем. Мальчишки же, не ведающие подобных мотивов, не особо любили его компанию. Боромир часто был зачинщиком драк - и почти всегда их победителем. Он таскал своих обреченных друзей в конюшни или в казармы, откуда их, конечно, с позором выставляли. И если самому Боромиру за это почти никогда не попадало, его спутники всегда получали на орехи.  Именно поэтому Боромир предпочитал общество взрослых и часто расстраивался, когда никто не хотел с ним возиться. Отправить к нему своих сыновей главный оружейник или ловчий считали большой честью, но развлекать внука наместника самостоятельно они вовсе не жаждали. Боромир же, впрочем, не обращал на это внимания, пользуясь тем, что и выгнать его они не могут. Он часто ходил за взрослыми по пятам, задавая бесконечные вопросы, которые порождали новые вопросы, и так до бесконечности, пока несчастный не ссылался на срочное дело в другом конце города и не ретировался.  Единственным взрослым, кто всегда не чаял души в Боромире, был его дед, наместник Эктелион. Хотя его скорее можно было назвать старым, а не взрослым. Но, когда у него оказывалась свободная минутка, он любил усадить Боромира к себе на колено и бесконечно рассказывать ему о былых сражениях, о славных временах почившего в волнах королевства, об отважных воинах и грандиозных победах. Потом, закончив, одну из таких легенд, дед всегда говорил, гладя мальчика по растрепанным темным волосам: "Ты - достойный наследник своих предков, и когда-нибудь и твое имя будут славить в сказаниях и песнях" И Боромир свято верил в эти пророчества.  Однако в последнее время дед больше времени проводил в своих покоях, чем в кресле наместника, и к его постели Боромира пускали все реже и реже. Мальчик стал замечать, как все суровей и собранней становится его отец, как время от времени вельможи переходят на тихий шепот, обсуждая Эктелиона. За свою короткую жизнь Боромир никогда не видел смерти, но подозревал, что именно она забрела в гулкие залы королевского дворца, и решила остаться.  Не было ничего удивительного в том, что, узнав, что у него будет сестра или брат, Боромир несказанно обрадовался. Он только настойчиво просил мать, чтобы это непременно был брат - иначе что он будет делать с сестрой? Девчонки в круг его интересов совершенно не попадали. Мать улыбалась и обещала сделать все возможное, чтобы выполнить его просьбу. И, как выяснилось в один жаркий летний день, сдержала свое обещание.  Когда отец нашел Боромира во дворе Цитадели сражающегося на палках с невидимым противником, и позвал за собой, добавив "Хочешь познакомиться с младшим братом?", мальчик спешил за ним, не чуя под собой ног. Брат! Наконец-то! Боромир столько времени провел, придумывая игры для себя и того, кого родители не станут заставлять с ним дружить, что теперь происходящее казалось нереальным. Отец открыл тяжелую дубовую дверь в покои матери, куда раньше в тот день Боромира не пустили, хотя он всегда приходил пожелать маме доброго утра. Комната была залита мягким солнечным светом, и на пороге Боромир в первый момент немного оробел. Мать сидела в постели, опираясь спиной на высокие подушки, и устало улыбалась. Лицо ее при этом было таким бледным, таким осунувшимся, что казалось почти незнакомым. И Боромир, вмиг забыв о недавней радости, бросился к ней. Она протянула ему руку, и когда он сжал ее, свободной ладонью растрепала ему волосы, потом погладила по щеке. Мальчик хотел что-то спросить у нее, но Финдуилас легким кивком головы указала куда-то в сторону. - Погляди,- произнесла она, и Боромир оглянулся. Ему совсем не хотелось отпускать маминой руки, но он вдруг вспомнил, зачем, собственно, пришел.  Рядом с ее постелью стояла высокая резная колыбель, из нее не доносилось ни звука, и Боромир неуверенно приблизился. Отец тоже подошел и остановился за его спиной. Бортики колыбели были слишком высокими, и в первый момент у Боромира не получилось заглянуть в нее. - Что там? - спросил он, стараясь подняться на носочки,- что там?  Отец наклонился к колыбели и осторожно - Боромир никогда не замечал за ним таких бережных движений, словно он боялся разбить то, что держал в руках - поднял маленький сверток. Сверток сразу зашевелился, и Боромир услышал тихие жалобные всхлипы. Отец подошел к постели Финдуилас и вложил хнычущий сверток ей в руки - немного поспешно. Боромир приблизился, и, когда мать чуть наклонилась к нему, взглянул наконец на таинственный сверток. Среди легкой светлой ткани и кружев он увидел маленькой красное лицо. В его представлении брат должен был выглядеть как угодно - но только не так. Крошечное создание, продолжая всхлипывать и тихо кряхтеть, морщило нос, открывало и закрывало маленький беззубый рот, потом неожиданно замерло и открыло глаза.  На фоне всего остального они казались просто огромными, и Боромиру на мгновение почудилось, что в их прозрачной голубой глубине мелькнуло узнавание - словно новорожденный младенец припомнил, кто перед ним, и отчего-то мальчик вдруг почувствовал, как у него приятно защекотало в груди. Он улыбнулся. - Смешной,- сообщил он родителем,- как его зовут? - Фарамир,- ответила мать,- думаю, он рад тебя видеть.  - Привет, Фарамир,- младенец не сводил с него широко распахнутых глаз, и Боромир махнул ему рукой,- я твой старший брат. - Ты должен пообещать мне,- тон Финдуилас вдруг стал очень серьезным,- что всегда будешь защищать его и заботиться о нем.  Боромир поднял взгляд на мать, и ощутил вдруг всю тяжесть и серьезность момента, словно вдруг оказался в одной из тех легенд, что рассказывал ему дед. В них герои часто приносили клятвы, и порой даже умирали, исполняя их.  - Обещаю,- проговорил он ей в тон. Финдуилас кивнула, а потом откинулась на подушки, словно силы вдруг окончательно покинули ее. Отец поспешил забрать младенца из ее рук, и тот снова завертелся и заплакал.  - Ступай,- сказал отец Боромиру,- твоей матери нужно отдохнуть.  Конечно, тот, кого называли его братом, мало подходил для игр - Боромир очень быстро в этом убедился. Мало того, что Фарамир не мог ни говорить, ни ходить, ни даже вылезти самостоятельно из колыбели, так еще и его, Боромира, почти не подпускали к нему. Вокруг младшего брата обычно хлопотала кормилица или кто-то из слуг. В Цитадели творились странные дела, и мало кому было дело до младенца, но даже при этом Боромиру очень редко удавалось подойти к нему. Кормилица заявляла, что "нечего ему делать с малышом", слуги велели не будить его, и все свои силы, которые прежде он направлял на то, чтобы пробраться на конюшни или в оружейную, Боромир теперь тратил на то, чтобы исполнять данное матери обещание. Как можно было защищать и заботиться о брате, если он почти его не видел.  Это само собой уже превращалось в забавное и увлекательное приключение. До того, как кормилица выгоняла его из комнаты взашей, Боромир успевал насмотреться на спящего брата, спросить, как у него дела и не дождаться ответа, а больше ему было и не нужно. Если уж с братом нельзя было поиграть, то сделать его не товарищем, а целью игры Боромиру ничего не мешало.  За этими играми, длившимися несколько долгих недель, Боромир почти не замечал, как в Цитадели начали происходить серьезные изменения. Наместник Эктелион теперь вовсе не вставал с постели, и отец проводил все больше времени за государственными делами. Мать после рождения второго сына почти не вставала, хотя времени прошло довольно много, и говоря ей "доброе утро", с каждым днем Боромир видел, что она остается бледной и усталой. Весь двор наместника, казалось, погружался в тишину и задумчивость, и в коридорах дворца теперь разговаривали полушепотом, а слово "смерть" передавалось из уст в уста. И слыша это, Боромир пытался выследить ее, настигнуть и выгнать прочь. Но, видимо, для подобной схватки он был пока слишком мал и слаб.  Фарамир начал заходиться плачем посреди ночи - Боромир слышал его даже сквозь толстые стены своей комнаты. То же продолжилось и днем, и на вторую ночь. Ребенок иногда замолкал, но тишина длилась не долго, и, лежа под своим одеялом, Боромир с закрытыми глазами вслушивался в громкий жалобный зов о помощи. На утро он отправился к комнате брата, но внутрь его не пустили - и не было никакой возможности туда проникнуть. Из Палат Врачевания пригласили главного Лекаря, который лишь совсем недавно приходил к постели Эктелиона, и когда высокий жилистый человек в темных одеждах вышел из комнаты, Боромир понял - дело плохо. Его лицо было печальным и отстраненным, словно он радовался глубоко в душе, что это горе его не касается - оно слишком велико, чтобы его выдержать. Лекарь долго вполголоса разговаривал с отцом, и тот, заметив, что Боромир пытается подслушивать, резким выкриком отослал его прочь.  Боромир, не став спорить, поспешил в свою комнату. Там, под кроватью, он хранил главную свою драгоценность - настоящий кинжал в простых черных ножнах. Слишком большой для его детской руки - в ней он казался почти что мечом. Боромир вынес кинжал из оружейной, решив, что рано или поздно, он все равно достанется ему, наследнику правителя. Сейчас же оружие было как нельзя кстати. По коридорам ходил враг. И он намеревался посягнуть на то, что Боромир поклялся защищать. Спрятав кинжал под одежду, мальчик вышел на охоту.  Он должен был изгнать непрошенного гостя, победить его, но выследить его оказалось совсем не просто. К вечеру - усталый и разочарованный - Боромир снова оказался у дверей комнаты Фарамира. Он притаился за белой колонной - из-за двери вышла кормилица с блестящим заплаканным лицом, и вместе с ней - кто-то из лекарей.  - Только бы госпоже не рассказали,- твердила кормилица шепотом,- она совсем плоха, бедняжка, а тут еще это... - Ей все равно придется сказать,- ответил лекарь грустно.  - Да неужто ничего не сделать? - всхлипнула кормилица,- неужели помрет маленький?  Лекарь покачал головой, а Боромир в своем укрытии зло сжал кулаки. Ну уж нет. Он этого не допустит. Шаги стихли в конце коридора, и мальчик вышел из-за колонны, сжимая пальцами рукоять кинжала. Теперь он точно знал, где его враг - он все это время был здесь, а Боромир потратил столько драгоценного времени, выслеживая его.  В комнате брата было почти совсем темно и очень тихо. Впервые, кажется, с момента его рождения Фарамира оставили совершенно одного. Видимо никто - ни кормилица, ни лекари, ни слуги, ни даже отец - не хотели быть свидетелями его ухода.  Боромир медленно приблизился к колыбели. На этот раз была другая - пониже, и он смог легко заглянуть в нее. Брат лежал на спине, и его маленькое лицо блестело от испарины. Глаза были закрыты. Боромир протянул свободную руку и коснулся крошечной пухлой щеки, потом лба - ребенок горел, пальцы Боромира едва не обожгло жаром его кожи. Фарамир зашевелился, негромко кашлянул и открыл глаза.  - Привет,- Боромир улыбнулся ему, хотя улыбка и стоила ему больших усилий. Нельзя было терять бдительности - враг был рядом, готовый в любой момент напасть из-за угла,- прости, что раньше не пришел. Фарамир сморщил нос и тонко заплакал - хрипло, едва слышно, и так жалобно, что Боромир и сам чуть не разревелся, а ведь этого с ним уже почти полгода не случалось вовсе.  - Да ты не бойся,- он шмыгнул носом и решительно тряхнул головой,- я пришел, и тебя никто не заберет. Никто не обидит, понял? Я буду тебя защищать.  Ребенок плакал еще пару секунд, потом, словно устав, замолк. Он дышал тяжело и шумно, но взгляд блестящих от слез глаз теперь был прикован к старшему брату. Тот устроился рядом с колыбелью поудобней и вздохнул. - Я буду стеречь, а ты поспи, если хочешь,- предложил он,- не волнуйся, я при оружии! - он отогнул край своей рубашки, показывая рукоять кинжала. Зрелище это, видимо, не слишком впечатлило Фарамира, и Боромир поспешил добавить,- я умею им пользоваться, честно! - младенец тихо кашлянул и наморщился,- ну, может, не кинжалом, но палкой точно умею,- заверил его Боромир,- а это почти одно и то же.  В углах комнаты собирались тени. Краем глаза Боромир замечал там какое-то движение, но не сводил теперь взгляда с брата. Они были вдвоем посреди мертвящей тишины, где отовсюду к ним тянулись нити страха и тьмы. Но Боромир почувствовал вдруг, что вовсе не боится. У него была миссия, священный долг, клятва. И нарушить ее из-за собственной пугливости он никак не мог. Его брат нуждался в нем, и Боромир понадежней перехватил рукоять своего оружия.  - Хочешь, я расскажу тебе о герое Берене, который один сражался против полчищ врагов? - предложил Боромир. Эту историю он помнил лучше других, и сейчас ему казалось, что она понравится Фарамиру больше всего. В конце-концов, против Берена и правда были полчища, а против него, Боромира, всего один противник - пусть и невидимый.  Не дождавшись от брата вразумительного ответа, мальчик принял решение сам. - Я расскажу,- объявил он,- а ты слушай. Я вообще-то знаю много историй - на ночь хватит.  *** - Он не плакал всю ночь,- голос молодой служанки срывался, и Денэтору никогда в жизни еще так не хотелось никого ударить. - Вы оставили его на всю ночь одного,- скрипнул он зубами, и служанка побледнела. - Мы хотели послать за вами, но вы были у постели наместника,- почти прошептала она,- но мальчик был так плох, лекари сказали, ему все равно уже не помочь...  - Судьба наказывает меня,- Денэтор остановился у двери, из-за которой не доносилось ни звука,- в одну ночь я потерял и отца, и сына... Служанка молча опустила глаза, а новый правитель со вздохом толкнул дверь и вошел. Его старший сын спал, уткнувшись лбом в руку, устроенную на бортике колыбели. Вторая рука сжимала что-то под одеждой. Рвущиеся в окна рассветные лучи золотили его макушку, в мягком свете танцевали мелкие пылинки, тишина в комнате была похожа на вязкую патоку. Денэтор остановился в двух шагах от колыбели, чувствуя, как к горлу подкатывает комок слез. Уход старой жизни - был естественным ходом вещей. Старики уступали место преемникам. Но отцы не должны были хоронить сыновей - особенно таких крошечных. А ведь ему еще предстояло объяснить , что случилось, Финдуилас. И это могло убить и ее тоже.  Денэтор подошел к колыбели и тихо опустил руку на плечо Боромира.  Тот неожиданно дернулся, распрямился, рука рванула из-под рубашки рукоять кинжала, и Денэтор от неожиданности даже отпрянул, словно не шестилетний сын был перед ним, а опытный караульный с мечом. На несколько мгновений взгляд Боромира казался несокрушимо твердым и тревожным, но потом он узнал пришедшего.  - А я думал, это он...- проговорил мальчик, и от этого "он" Денэтору ни с того, ни с сего стало холодно. Боромир же бросил взгляд в колыбель и с облегчением улыбнулся,- все в порядке,- обратился он к лежащему в ней младенцу,- ночь кончилась. Денэтор открыл было рот, чтобы отослать Боромира - этого еще не хватало, разговаривать с мертвым братом! Но тут из колыбели донеслось сперва тихое кряхтение, потом сильный требовательный плач.  Денэтор так и остался стоять с открытым ртом, а Боромир засуетился. - Ну ты чего? - спросил он, протягивая к заходящемуся брату руку,- ну ты чего разревелся? Все же прошло, я его прогнал! Подоспевшая к ним служанка, оттеснив в сторону наместника, подняла плачущего ребенка на руки.  - Все в порядке,- проговорила она, и в голосе ее слышалось удивление, граничащее почти со священным страхом. На ее глазах произошло чудо - Денэтор и сам это понимал,- он плачет, потому что голодный. Боромир с сомнением посмотрел на нее так, словно это ему было решать, верить ей или нет. И Денэтор даже попытки не сделал оспорить это. - Ну ладно,- наконец авторитетно сказал Боромир,- покормите его. А потом я ему еще историй расскажу. Они ему нравятся.

Эпизод 2. Море в руках.
 
Дядюшка Имрахиль никогда не привозил с собой ничего дельного. Его излюбленным подарком, сколько Боромир себя помнил, были причудливые морские раковины. Красивые и необычные на первый взгляд, на деле они оказывались совершенно бесполезными. Дядя говорил, что, если приложить такую раковину к уху и прислушаться, можно услышать, как шумит в ней море. Но Боромир, как ни старался, ничего подобного не слышал. Мама обычно отбирала у него эти раковины вскоре после отъезда дяди, говоря, что Боромир может пораниться об острый край или разбить хрупкую вещицу. Мальчик не возражал – он знал, что мама забирала их себе и хранила в своей комнате в особом ларце, и Боромиру было совершенно не жалко для нее этих подарков дяди.  Он застал ее однажды утром, придя проведать, когда мама стояла у открытого окна своих покоев, устремив печальный взгляд куда-то вдаль, прижав одну такую раковину к уху и замерев совершенно неподвижно. Окна ее спальни выходили на восток. Боромир никогда не умел перемещаться особенно тихо – он скрипнул входной дверью, потом хлопнул ею, но мама не шелохнулась. Казалось, вовсе не заметила его. Чтобы привлечь ее внимание, Боромиру пришлось подойти к ней вплотную и ухватиться рукой за ее юбку – ростом он доходил матери до пояса, даже выше, но жест этот сохранился еще с тех пор, когда Боромир едва стоял на своих двоих, цепляясь за мать.  Финдуилас вздрогнула и чуть не выронила раковину. Потом опустила глаза и улыбнулась. - Ты уже встал, мой маленький герой? – спросила она мягко,- как тихо ты подкрался.  Боромиру хотелось сказать, что вовсе не тихо, но он вдруг заметил, что мама выглядит странно. С тех пор, как на свет появился его брат, Финдуилас часто хворала, и бледность и тени под глазами не были для нее новыми. Но в тот день Боромир заметил в ее лице нечто такое, чего прежде никогда не замечал. Взгляд матери изменился – Боромир был слишком мал, чтобы подмечать подобные тонкости, но даже ему стало не по себе. Мама смотрела на него, улыбаясь, но глаза ее были пусты – такой взгляд был у дедушки Эктелиона, когда он возлежал на своей кровати перед тем, как отправиться на вечный покой в Усыпальницы. Боромир не должен был его видеть тогда, но пробрался в комнату, где старому наместнику отдавали последние почести, и успел заглянуть Эктелиону в лицо. Теперь же такими же глазами, как он тогда, смотрела на него мать.  Боромиру к горлу подкатил горький комок панических слез. Испугавшись, что вот-вот разрыдается, мальчик со всей силы обхватил Финдуилас за пояс, прильнул к ней и уткнулся лицом ей в живот. От страха его начинало трясти, но стоя вот так – близко-близко – Боромир пока мог совладать с дрожью.  - Что с тобой, малыш? - удивленно спросила Финдуилас, но мальчик лишь мотнул головой. Ее легкая рука растрепала волосы у него на макушке, погладила по плечу. – ты меня задушишь, Боромир,- сказала она с шутливой строгостью. Но Боромир не двинулся с места. Ему вдруг показалось, что, стоит отпустить ее, стоит разжать руки – и она упадет и разобьется, как хрупкая морская раковина. - Хочешь послушать? – Боромир чуть отстранился и увидел, что мама протягивает ему свою раковину. Большую, изогнутую, с острыми шипами по одному краю. Внутри раковина была нежного переливающегося розового цвета, и мальчик покорно взял ее в руки, все же разжав свое паническое объятие. Раковина была тяжелой и теплой – видимо, ее согрели ладони матери, и Боромир вцепился в нее что было сил, боясь уронить на пол. - Приложи к уху,- сказала мать, и Боромир едва удержался, чтобы не сказать, что уже пробовал так делать, и до сих пор ничего интересного не получалось. Но Финдуилас смотрела на него с выжидающей улыбкой, и, чтобы не разочаровывать ее, мальчик повиновался.  - Закрой глаза,- продолжила мама тихо, и Боромир опустил веки.- Прислушайся,- последнее слово Финдуилас почти прошептала.  Сперва ничего не происходило. Мальчик застыл, стараясь даже не дышать, чтобы шумом дыхания не сбивать магию раковины. Он чувствовал, как, стоя рядом, мама снова повернулась к окну – едва слышно прошелестели юбки. Он услышал сквозь давящую тишину бесполезной раковины, как Финдуилас тяжело вздохнула, почти ахнула, будто за окном вдруг возникло что-то ужасное.  Где-то далеко-далеко вскрикнула чайка. Потом ей откликнулась другая, и лишь после этого Боромир понял, что звук доносится не из-за окна, а из раковины, которую он прижимал к уху. Одна за одной в ней на песчаный берег накатывали волны. Отступая, шипели, поднимали фонтаны белых брызг. Шум нарастал – море волновалось, и Боромир вдруг ощутил, как качнулся пол у него под ногами. Заскрипели мокрые доски. Ветер швырнул волну о борт, и палуба чуть накренилась. Хлопнули паруса. Волны бежали одна за другой, вторя ветру и чайкам. - Ты услышал,- тихо проговорила мать,- ты его услышал. *** Дядюшка Имрахиль прибыл рано утром, и его торжественную сопровождающую процессию Боромир видел из окна своей спальни. Князь Дол-Амрота всегда прибывал в Минас-Тирит с помпой. Окруженный своей верной дружиной, несущей стяги с серебряными лебедями, облаченный в легкие посеребренные доспехи, в высоком шлеме , из-под которого выбивались буйные черные кудри, Имрахиль походил на героя одной из тех сказок, что мама читала Боромиру на ночь.  Боромир тихо выбрался из своей комнаты – не то чтобы ему очень уж хотелось увидеться с дядей и снова слышать от него «Какой ты стал высокий, словно настоящий нуменорец!». Но час был очень ранний, город за окнами только начинал просыпаться, а мальчик все равно уже был на ногах. Он пробрался длинными створчатым коридором к главной лестнице, скользнул вниз, к парадному входу, и там, спрятавшись за одной из статуй, наблюдал, как князь входит в Цитадель, а отец Боромира – наместник – встречает его сдержанно и скупо. Дружина Имрахиля осталась за дверями чертогов, а сам Имрахиль, сняв с головы шлем, бросил его оруженосцу, легким жестом отпустил его, и неторопливо пошел вслед за Денетором вверх – Боромир точно знал, куда они направляются. В святая святых – комнату, которая находилась для него, семилетнего, под строжайшим запретом. В отцовский кабинет. И от этого слежка становилась только интересней.  Боромир подождал, пока отец и дядя поднимутся по лестнице до конца и ступят в галерею. Лишь после этого он взбежал следом. Сейчас мальчик старался двигаться тихо и незаметно, не грохотать шагами по каменному полу и не снести ничего на своем пути. Он не придумал пока, как проникнет в кабинет отца, когда тот закроет за собой и гостем двери, но сейчас это было неважно.  Денетор и Имрахиль шли в нескольких шагах впереди и тихо разговаривали. Боромир, прячась за очередной колонной, старался прислушаться, чтобы понять, о чем идет речь. Большая часть того, о чем разговаривали взрослые, была для него недоступна. Он не понимал многих слов, а даже если и понимал, не мог ухватить сути. Но сегодня неожиданным образом разговор оказался предельно ясным. - Это исключено,- злым полушепотом говорил отец – видимо, отвечал на фразу дяди, которую Боромир услышать не успел,- ее место здесь, рядом со мной, ее мужем, и ее детьми. Она больше не дол-амротская княжна, а жена правителя Гондора.  - Но ведь дело вовсе не в этом,- Имрахиль говорил чуть громче отца, но в разы мягче. Он никогда не повышал голоса, только если командовал войсками. Никогда не позволял себе отвечать грубостью на грубость,- она тает здесь, этот город ее убивает… - Ерунда,- отец почти выплюнул это слово,- да, она хворает, но это последствия тяжелых родов, и это пройдет – мои целители уверили меня в этом. - Она родила два года назад,- напомнил Имрахиль,- а в своих письмах она пишет мне, что ей страшно. А чувствует надвигающуюся тень… - Она пишет тебе письма? – Боромир замер в своем убежище – Денетор перешел почти на крик, больше не таясь от тех, кто мог его услышать. - Разумеется,- спокойно отозвался Имрахиль,- она все-таки моя сестра. И она навсегда останется княжной Дол-Амрота. - Не хочу ничего слышать,- отрезал Денетор,- пока она сама не захочет этого и не скажет мне об этом, я не стану ее отсылать. Ответа Имрахиля Боромир уже не услышал – хлопнула входная дверь кабинета, обрезая разговор и оставляя мальчика в полном замешательстве.  *** Во внутреннем дворе у одного из углов, в тени высоких стен, была насыпана огромная куча речного песка. Песчинки были крупные, сероватые и блестящие, омытые водами Великого Андуина. Иногда среди этого песка попадались длинные полупрозрачные пластинки сланца, сквозь которые так здорово было смотреть на солнце. В них его свет распадался на множество разноцветных искр. Правда, пластинки легко крошились и распадались в пыль, но всегда можно было отыскать новую. Строить, однако, из этого песка было довольно сложно. Он плохо слипался, и возведенные башни рушились от одного неудачного движения. Но Боромир был не из тех, кто сдается.  После утреннего разговора с отцом, завтрака и урока чтения и письма, Боромир снова встретил дядю Имрахиля – тот, видимо, уже повидался с младшим племянником и сестрой, и теперь горел желанием одарить старшего. Подношение в этот раз было очень необычным – князь привез Боромиру целый мешок мелких плоских ракушек. Раньше в них жили моллюски – рассказывал он – которые умели создавать жемчужины. Боромир ему, конечно, не поверил. Что такое жемчуг, он знал, что такое моллюски – тоже. И как из желеобразных противных моллюсков могла получаться такая красота, никак не мог себе представить. Но ракушки, надо признать, были что надо. Все как на подбор, почти одинаковой формы, отполированные прибоем, совершенно белоснежные. И теперь Боромир, сидя в песке, пытался построить маленький Минас-Тирит. Наконец к нему в руки попало нечто, способное сравниться с белизной его стен и улиц, и мальчик старательно выкладывал хрупкую песчаную башню ровными слоями ракушек. Получалось пока очень красиво – Боромир несколько раз отодвигался немного, чтобы полюбоваться. Работа была кропотливая и сложная – за ней он успел начисто забыть о том странном разговоре, что подслушал сегодня утром. Отец сказал, что не отпустит маму – и это защищало ото всех возможных тревог. Дядя Имрахиль не заберет маму в Дол-Амрот, пока она сама этого не захочет. А она не захочет – это уж точно!  Боромир аккуратно возложил последнюю ракушку на вершину башни – теперь предстояло вылепить из песка ровные круги ярусов, и украсить их тоже. К счастью, ракушек для этого было предостаточно.  Рядом с Боромиром, закопавшись в песок почти по самые уши, играл Фарамир. Его отдали заботам старшего брата сразу после обеда. Мама давно стала доверять ему присматривать за младшим братом без помощи слуг и нянек. Финдуилас говорила, что старший сын достаточно ответственный, чтобы оставлять с ним двухлетнего малыша. Боромир ужасно гордился таким доверием, и еще ни разу не подвел маму, всегда следил, чтобы Фарамир не поранился, не залез, куда не надо, и не падал со ступенек. По мере возможности он даже играл с ним, хотя игры в основном получались довольно бестолковые – Фарамир с трудом мог сказать несколько осмысленных слов и пробежать десяток шагов, не упав.  Теперь же Фарамир копал глубокую яму широкой деревянной лопаткой, разбрасывая вокруг себя веером песок и мелкие камешки. Увлекшись работой, Боромир не заметил, как брат бросил свою ямку, подошел к нему, протягивая на вытянутой руке лопатку.  - Копай,- попросил он, явно желая, чтобы старший брат помог ему в грандиозных планах.  - Сейчас, Фарамир, подожди,- не оборачиваясь, отозвался старший – нижний уровень был почти закончен, и нужно было начинать выкладывать его ракушками, а еще придумать, из чего построить Великие Ворота. Может быть, удастся найти маленький кусочек жести или плоскую деревяшку?.. - Копай! – Фарамир подошел ближе, и теперь голос его звучал требовательней и громче.  - Подожди минутку, дай закончить! – отозвался Боромир, укрепляя внешнюю стену маленькой крепости.  Фарамир обошел его с левого плеча, размахнулся лопаткой, и прежде, чем Боромир успел его остановить, нанес несколько коротких и точных ударов. Белая башня, пошатнувшись, рухнула – ракушки разлетелись во все стороны, увлекая за собой под лавиной песка почти законченный нижний ярус.  Боромир отпрянул. Едва осознавая, что творит, он развернулся к брату – тот так и застыл с лопаткой в руке, явно пораженный собственным поступком. Старший схватил его за плечи, сильно встряхнул – так, что челюсти малыша лязгнули друг о друга. - Что ты натворил?! – выкрикнул Боромир, снова встряхивая его,- нельзя так делать! Нельзя! Голова Фарамира дернулась, он крупно вздрогнул и заплакал – сперва тихо, но потом голос его набрал силу и заполнил собой весь внутренний двор. Боромир поначалу растерялся – при нем, а тем более, из-за него Фарамир до сих пор почти ни разу не плакал. А теперь испуганные слезы катились ручьями по щекам, а крик становился все отчаянней. Боромир отпустил его. Фарамир не удержался на ногах, плюхнулся назад, и от этого зашелся еще сильнее.  Через двор быстрой походкой к ним спешила сама Финдуилас. Боромир, заметив ее, застыл, а мать же подлетела к Фарамиру и подхватила его на руки. - Что стряслось? – спросила она у Боромира, строго взглянув на него и гладя Фарамира по спине – тот продолжал громко всхлипывать,- что ты наделал?  - Он…- Боромир заложил руки за спину и опустил взгляд. Он чувствовал себя одновременно и виноватым и обиженным – почему это мама не интересуется, кто разломал прекрасную башню из песка и ракушек? Может, ему тоже стоило расплакаться? Это, однако, было недостойно воина Гондора. Как и лгать, отвечая на вопросы,- он сломал мою башню, и я тряхнул его.  - Боромир! – мать казалась удивленной до глубины души, и это выражение ее лица было в сотню раз хуже, чем если бы она злилась. Финдуилас будто не могла поверить, допустить, что такое возможно,- как ты мог? Он же не специально. Больше никогда, никогда так не делай, слышишь?  Боромир обиженно насупился. - Это была красивая башня,- сообщил он,- он ударил по ней лопаткой. - Никогда,- настойчиво повторила мать. Она открыла было рот, чтобы выговорить что-то еще, но внезапно Боромир увидел, как с лица ее в мгновение ока исчезли все краски. Оно стало землисто-серым, цвета речного песка. Финдуилас покачнулась – на ее руках Фарамир испуганно замолчал. - Мама? – Боромир бросился к ней, мгновенно забыв все свои обиды. Финдуилас неуверенно моргнула, разомкнула и сомкнула губы, повела плечами, и вдруг осела на землю, не разжав при том рук. Ее глаза закатились – теперь из-под век были видны лишь полоски белков. Падая вместе с ней, Фарамир явно слегка ушибся, но на этот раз крика не поднял – он, казалось, понимал, что случилось что-то из ряда вон выходящее. Боромир оказался рядом с матерью мгновенно. Он потеребил ее за плечо. - Мама,- позвал он,- мама, очнись! Я обещаю. Больше никогда-никогда не буду его трясти. И построю новую башню. Мама! Она не шевелилась. Боромир не чувствовал, как по его щекам тоже полились слезы – он, всхлипывая, продолжал звать ее, когда за его спиной появился дядя Имрахиль и кто-то из его свиты. Он проворно вытащил Фарамира из рук Финдуилас и сунул его Боромиру. Тот, мгновенно собравшись, прижал брата спиной к себе, и тот, задрожав, доверчиво прильнул к нему. Имрахиль подхватил маму на руки и понес ее к выходу со двора. Со своего места Боромир видел, как бледная худая рука Финдуилас безжизненно висела, подрагивая в такт шагам Имрахиля.  - Мама?- Фарамир указал вслед удаляющемуся дяде, и в тоне его звучал вопрос, на который он, несмотря на юный возраст, отчаянно хотел получить однозначный ответ. - Маме пора спать,- шмыгнув носом, ответил Боромир,- но я с тобой. Хочешь, построим новую башню вместе? *** Дядя Имрахиль уезжал из Минас-Тирита через несколько дней – когда сестра его более или менее оправилась. Она все еще не вставала с постели, но к ней вернулся аппетит, жар спал, и тяжелая усталость почти оставила ее.  Боромир провожал дядю до самых ворот. Он шел рядом с ним, сжимая в руках большую теплую раковину – ту самую, в которой он впервые услышал море. - Ты не заберешь маму с собой? – спросил Боромир серьезно. За последние пару дней он пришел к выводу, что это не такая уж плохая идея. Если маме там, в Дол-Амроте, станет лучше, то отчего бы не попробовать?  - Нет,- покачал головой Имрахиль,- она хочет остаться здесь, с тобой. Боромир понимающе кивнул, и некоторое время сосредоточенно молчал. Наконец, когда они подошли к границе нижнего яруса, мальчик остановился и протянул князю свою раковину.  - Зачем это? – спросил Имрахиль. - Мама дала мне послушать,- объяснил Боромир,- и там было море… А потом, когда я пробовал сам, оно исчезло. Наверное, волшебство кончилось.  Имрахиль хотел возразить что-то, но Боромир не дал себя перебить. - Когда приедешь в следующий раз, привези в ней еще моря? – он вложил раковину в широкие ладони князя,- для нее,- он неопределенно кивнул в сторону Цитадели. - Хорошо,- серьезно, почти торжественно ответил ему Имрахиль,- обязательно привезу.
Эпизод 3. Прощаясь навсегда.
 
Каждый вечер, когда на город опускались жемчужные сумерки, она проводила с младшим сыном. С тех пор, как слабость начала удерживать Финдуилас в постели почти постоянно, это стало ежедневным ритуалом, и все знали, с каким нетерпением мальчик всегда ждал этого заветного времени. Он входил в покои матери, и все, кто был там до этого, выходили прочь, оставляя их наедине. В этот священный час никто не мог нарушить их уединения – ни лекари, ни слуги, ни даже отец и старший брат. И Денэтор никогда не отказывал в этом праве супруге и сыну. Лишь когда вечер окончательно переходил в ночь, он входил в спальню Финдуилас и забирал Фарамира с собой, чтобы она могла отдохнуть. Ее силы таяли день ото дня, и лекари, которые сперва говорили, что Финдуилас не хватает свежего воздуха и солнечного света, теперь чаще молчали и качали головами, а на прямые вопросы отвечали, чтобы Наместник сохранял надежду. И в такие моменты Денетор готов был всех их отправить в изгнание или на плаху, чтобы только больше не слушать этих пустых советов. Надежда! Какая уж тут надежда, когда та единственная, кому принадлежало его сердце, стояла на пороге небытия, и Наместник Денетор, великий воин и мудрый правитель, отец и супруг, ничего не мог с этим поделать.  Длинный коридор казался ему бесконечным. Гулкое эхо шагов отражалось от стен. Светильники на стенах горели ровно и тускло, но Денетору чудилось, что со всех сторон его обступает тьма. Он прошел еще немного, остановился у входной двери и замер, прислушавшись. Створка была чуть приоткрыта, и, оставаясь невидимым, Наместник мог отчетливо слышать голоса из покоев.  - …в его руках меч вдруг вспыхнул белым пламенем, и враги, завидя это, бросились врассыпную,- Денетор, даже не видя лица Финдуилас, различал в ее голосе скрываемую усталость. Она не хотела показывать детям, что больна. Особенно Фарамиру. Боромир навещал ее регулярно – утром и днем – и, скорее всего, несмотря на юный возраст, прекрасно понимал, что происходит. Для младшего же недуг матери оставался неразгаданной тайной, и он, пятилетний несмышленыш, просто радовался возможности посидеть с ней вместе в постели и послушать, как она тихим голосом читает о приключениях выдуманных героев. - Врассыпную – это как? – спросил Фарамир серьезно. - Это значит, в разные стороны,- ответила Финдуилас. Она всегда объясняла все мальчику терпеливо и подробно, видимо, боясь не успеть научить его хотя бы чему-то. Эта щемящая нотка обреченности была слышна в ее тоне и сейчас, и Денетор досадливо сжал кулаки. Смерть была несправедлива. Можно ли вообще было говорить о справедливости в мире, где зло распускалось и процветало, а люди, прекрасные душой, как Финдуилас, вынуждены были уходить…  - А почему его меч вдруг загорелся? – продолжал спрашивать Фарамир,- он не обжегся, пока держал его? - Не думаю, мой хороший,- ответила она, и Денетор почти увидел, как бледное лицо ее озаряется слабой улыбкой,- он же герой.  - Герой,- повторил Фарамир и, помолчав, попросил,- почитай еще?.. Денетор, толкнув дверь, решительно вошел в комнату. Младший сын сидел на постели рядом с матерью, прижимаясь к ее плечу. Финдуилас держала на коленях раскрытую книгу, и, когда супруг ее вошел в спальню, подняла на него большие серые глаза. Бесконечно усталые.  - На сегодня достаточно,- заявил Денетор решительно, и Фарамир заметно скис и явно хотел начать спорить, но Финдуилас остановила его. - Иди, малыш,- обратилась она к сыну,- тебе пора спать. Завтра непременно почитаем еще.  Фарамир посмотрел на нее внимательно и серьезно – Денетор и не подозревал, что у пятилетнего мальчика может быть такое выражение глаз. В нем была тревога и знание, недоступное для таких, как он.  - Обещаешь? – требовательно спросил он, и Финдуилас кивнула, но, как заметил Денетор, отвела глаза в сторону. Когда дверь за сыном закрылась, Наместник подошел к краю кровати и протянул руку за книгой. Финдуилас не пошевелилась. - Он слишком утомляет тебя,- проговорил Денетор ровно. У него доставало сил улыбаться супруге, и даже делать это от чистого сердца и по доброй воле – иной улыбке она бы не поверила,- нужно было отослать его раньше. Тебе нужно поспать.  - Он никогда не утомляет меня,- ответила Финдуилас, и ее тонкие нервные пальцы погладили обложку книги, замерли над вытесненными на коже буквами названия. Рука наконец опустилась и упала на покрывало,- он уже такой большой, но в то же время совсем малыш. Жаль, я все время болею и не могу посмотреть, как он играет на улице, как учится драться, как учился Боромир, помнишь? Денетор кивнул. Он стоял сейчас рядом с ее кроватью в нерешительности – попыток отобрать у нее книгу Денетор больше не делал, но не решался он и присесть на кровать рядом – Финдуилас говорила явно через силу, с трудом удерживаясь на границе болезненного сна.  - Расскажи мне,- попросила она,- расскажи, как у него это выходит? Лгать умирающей супруге даже ради того, чтобы не расстраивать ее, Денетор считал немыслимым. Но не мог он и рассказать о том, как много у него забот, как редко он видит младшего сына, а тем более о том, что время от времени к нему приходит страшная, но неотступная мысль, что именно из-за рождения второго ребенка Финдуилас и была сейчас в таком состоянии. Денетор едва слышно вздохнул. - Боромир учит его всему и всегда с ним играет,- ответил он, и это была чистая правда – связь между братьями была прочной и искренней, и старший сторицей компенсировал недостаток внимания родителей к младшему. – спроси у него завтра, он все тебе расскажет.  Финдуилас прикрыла глаза, и бледная улыбка снова появилась на ее лице. Конечно же, она прекрасно понимала, почему Денетор уходил от ответа, но сейчас было не время и не место уличать его в этом. Наместник склонился к ней, коснулся губами ее бледного лба – снова горячего, с досадой отметил он про себя. - Отдыхай,- он выпрямился,- завтра будет новый день. Денетор повернулся уже было, чтобы выйти из комнаты, но Финдуилас тихо позвала его: - Останься. Пожалуйста?  Он обернулся к ней. Сейчас – прозрачно бледная, худая и словно встревоженная – Финдуилас и сама походила на ребенка. Денетор почувствовалось, как горло сжалось от жалости и нежности. Он мог бы поспорить с ней, настоять на том, что супруге нужен отдых, и лучше он пошлет за кем-нибудь из лекарей. Но сделать этого Наместник просто не смог. Он покорно присел на край ее кровати. Для хрупкой Финдуилас ложе это было слишком большим и пустым, Денетор поместился бы на нем, даже реши он вытянуться во весь рост и лечь в самую расслабленную позу. Но вместо этого Наместник устроился с самого края, позволяя Финдуилас прижаться к себе. Он приобнял ее, и только сейчас заметил, как сильно она на самом деле исхудала. Почти полностью истаяла – под своей рукой он ощутил дрожь ее маленького тела. Кости Финдуилас, казалось, теперь стали полыми, как у птицы, плечи – острыми, и вся она словно бы постепенно превращалась в утренний туман, истончалась, ускользала у Наместника меж пальцев, как ледяная вода горного ручья или полузабытый сон. Так как ее, Денетор не любил никого и никогда, и сейчас, теряя Финдуилас, с каждым днем отпуская ее все дальше и дальше в холодную тень смерти, он готов был впасть в бессильную ярость, рыдать и бросаться на стены, молиться кому только можно, лишь бы прекратить это. Лишь бы она осталась с ним.  Но все было бесполезно. - Ты встревожен,- проговорила Финдуилас. Раньше, когда жизнь их еще текла по обычному руслу, Финдуилас была единственной, кто понимал его с полуслова. Она была проницательна и умна, но дело было не только в этом. Она умела смотреть в суть вещей, видеть людей насквозь. А еще – угадывать малейшее изменение его настроения. Радовать его, когда он тосковал. Успокаивать, когда начинал злиться. И всегда казалось, что творцы мира создали ее специально для него, Денетора. А теперь решил жестоко подшутить над ним и отнять ее.  - Спи,- ответил Наместник тихо,- я буду здесь.  - В тебе живет боль… и страх,- ее голос звучал теперь едва различимо, тихим шелестом страниц древней книги,- не нужно бояться. Я не оставляю тебя одного. Денетор тихо хмыкнул – даже сейчас, на границе небытия, Финдуилас велела не бояться ему, словно ей самой страх был вовсе неведом. Он закрыл глаза.  - Они вырастут воинами,- ответил он, стараясь, чтобы в голосе не прозвучало ни капли тоски и боли,- или учеными. Полководцами. Или теми, кто будет сажать сады и возводить прекрасные дворцы.  - Они будут с тобой,- ответила она уже почти совсем невнятно,- и я буду. - Спи,- повторил Наместник и поцеловал чуть растрепанный шелк ее темных волос.   Он проснулся от того, что в его руках Финдуилас начала крупно дрожать всем телом и всхлипывать. Наместник открыл глаза – за высокими окнами спальни царила темнота. Луны видно не было, и тень небес казалась непроницаемой.  Финдуилас еще раз вздрогнула, и из горла ее вырвался сдавленный крик. Наместник быстро выпрямился, посадил ее и крепко обнял за плечи. Успокаивающе погладил по спине. - Проснись,- попросил он шепотом, боясь трясти ее,- проснись же.  Она отпрянула и распахнула глаза. - Ты здесь…- сбившееся горячее дыхание мешало ей говорить. Лицо блестело от испарины, на бледных скулах цвел лихорадочный румянец,- ты здесь… - Конечно, здесь,- заверил ее Денетор,- я же обещал остаться.  Наваждение, казалось, миновало. Ее испуганный взгляд начал проясняться, а дрожь понемногу затихать. Но теперь по щекам покатились крупные слезы.  - Я видела… я видела все так отчетливо,- она вцепилась в его руку с силой, которую в ее хрупком теле заподозрить было сложно. Денетор не отодвинулся, лишь снова обнял ее за плечо,- вы все погибли, все трое.  - Это всего лишь сон,- заверил он ее, хотя в тоне Финдуилас было что-то пронзительно страшное, и Денетор будто видел все своими собственными глазами. - Я видела, как Боромира пронзают черные стрелы,- теперь Финдуилас говорила, словно погрузившись в транс, очень четко, но монотонно и тихо,- он поднимался и падал вновь. Я видела кровь, сочащуюся из его ран, он упал… и больше не поднялся. - Тише,- Денетор не узнал собственного голоса. - Я видела, как Фарамира накрывает черная тень,- остановить Финдуилас было, казалось, невозможно,- и он погружается в нее, сам становясь тенью, а ты…- она вскинула на него широко распахнутые, побелевшие глаза,- а ты был весь в огне…  - Все закончилось,- Денетор прижал ее к себе сильнее,- все закончилось – мы все живы. Хочешь, я пошлю за лекарем?  Она мотнула головой и отстранилась от него, обняла сама себя за плечи и отвернулась к окну. В непроглядной темноте неба мелькнула зарница. Финдуилас едва заметно повела плечами. - Я хочу выйти на стену,- прошептала она,- я хочу увидеть звезды.  Денетор решительно покачал головой, хоть она и не могла этого видеть. - Ты слишком слаба. А там холодно,- ответил он, но Финдуилас снова перевела взгляд на него, и ее заплаканные глаза смотрели с такой отчаянной тоской, что сердце Наместника сжалось. Слова ей были не нужны. Он нехотя кивнул,- только на несколько минут.  Он пронес ее на руках по пустынным коридорам цитадели. Финдуилас была почти как младенец, завернута в синий, расшитый звездами плащ. Когда ее отец вкладывал на свадьбе руку дочери в ладонь ее жениха, плечи Финдуилас накрывал этот же плащ. Денетор помнил тот день – и ту ночь – так отчетливо, словно это было лишь накануне. Она была застенчивой и робкой, а он – отстраненным и рассеянным. Политический брак, ничего необычного. Но когда прохладные тонкие пальцы скользнули в его ладонь, привыкшую держать меч и подписывать приказы, все вокруг переменилось. Денетор не верил ни до ни после в такую ерунду, как любовь с первого взгляда. Но точно знал – судьба предназначила их друг другу, и в тот день всего лишь свершилась ее воля.  В эту же ночь – или чуть позже - должна была свершиться другая.  На краю крепостной стены Верхнего яруса Наместник остановился. Отсюда открывался вид почти на весь город и на Пеленнорское поле, расстилавшееся внизу, под их ногами. Финдуилас отпустила его. - Поставь меня,- попросила она, и Денетор повиновался. Он опустил ее на ноги, но не отступил ни на шаг, и теперь Финдуилас почти опиралась спиной о его грудь. Она запрокинула голову и застыла.  Над ними – невидимое из окон Цитадели – раскинулось бескрайнее звездное небо. Финдуилас постояла немного, не двигаясь, потом взор ее обратился на юго-запад, и Денетор почувствовал легкую дрожь, прошедшую по ее телу. - Где-то там – моя родина,- прошептала она,- помнишь, как с приходом весны морские волны становились белоснежными, и девы бросали лепестки цветов в воду, и в спокойные дни казалось, что это целое море из вешних цветов. Ты помнишь?  Денетор молчал. Его руки сомкнулись вокруг ее тела, этот жест был почти неосознанным, просто вдруг его охватила страшная и совершенно глупая уверенность, что Финдуилас обратится лебедем и улетит прочь, к шуму прибоя, к дождям весенних лепестков, к бескрайним полям Дол-Амрота, который она покинула ради него.  Но она стояла неподвижно, лишь слегка дрожа.  - Как жаль, что я больше этого не увижу,- прошептала Финдуилас, и Денетор хотел уже было солгать ей, успокоить, заверить, что времени, чтобы вернуться в отчий дом, у нее хватит.  Поднявшийся ветер трепал полы плаща и пряди волос, и Финдуилас, отвернувшись от горизонта, вдруг уткнулась лбом в плечо Денетора, и он едва успел подхватить ее на руки, когда колени ее подогнулись.    - Белая пена ласкает хрустальный песок…- голос Финдуилас – негромкий, но очень ровный и мягкий – звучал успокаивающе нежно. Денетор застыл за ее дверью, слушая, как она поет Фарамиру.  С самого утра Финдуилас почувствовала себя лучше – сама попросила поесть и очень увлеченно обсудила с Боромиром то, как мальчик учил брата держать палку и игрушечный лук. К вечеру она устала, но Денетор чувствовал, что в каждом ее движении не было больше тяжелой обреченности. Она улыбалась не через силу, и во взгляде ее снова появился внутренний свет.  И теперь впервые за очень долгое время Финдуилас пела.  - Волны приносят янтарные светлые слезы…- Денетор прислонился к дверному косяку и закрыл глаза. Он чувствовал себя одним из тех героев, кто забредал в запретные земли и дивился их красоте за мгновения до поимки. Это было время для Финдуилас и Фарамира, но Наместник не мог уйти. Его супруга снова пела, и вместе с ней пело его сердце.  - Слышу я эхо древних чужих голосов…- Денетор помнил, как она пела эту песню, когда рука об руку они бродили по саду Палат Врачевания. Больше десяти лет назад – Боромир тогда еще не появился на свет, но оба они с нетерпением ждали этого, полные надежд и счастья. И Наместник чувствовал, что надежда просыпается в нем и сейчас. - Море уснет…- фраза оборвалась, но Денетор одними губами проговорил ее до конца и замер. Тишина давила невыносимой тяжестью. За две секунды, казалось, прошло несколько часов. Он закрыл глаза.  - Мамочка? – услышал Наместник голосок Фарамира – испуганный и потерянный,- мамочка, проснись…    С утра зарядил серый монотонный дождь. Мощеные камнем улицы блестели от влаги, как отполированные, и Белый город погрузился в тишину.  Процессия, направляющаяся к Усыпальницам, двигалась издевательски медленно, словно кто-то хотел продлить эти минуты, растянуть их до бесконечности, заставить Наместника снова и снова возвращаться мыслями к тому, что там, под расшитым покрывалом, лежало не просто какое-то тело, а Финдуилас. Его Финдуилас.  Он видел, как заплаканный и напуганный Фарамир, который едва ли понимал, что происходит, и почему его мать несут куда-то на богатых носилках, цеплялся за руку старшего брата. Боромир был собран и суров. Лицо его мало походило на лицо десятилетнего мальчика – он, казалось, враз повзрослел, и теперь сжимал ладонь младшего уверенно и твердо, а иногда наклонялся к его уху и шептал что-то успокаивающее.  Но Денетор наблюдал все это лишь мельком, не придавая значения. Небо над городом стало низким и серым, и таким же стало все вокруг для него. На глаза словно накинули пелену, и, отсчитывая каждый новый шаг, Наместник чувствовал, как сгущаются вокруг него сумерки. Он всегда считал, что способен преодолеть любые трудности, справиться с любой бедой, но сейчас его вера пошатнулась. Если для этого мира справедливость была такой, то для него в нем не было места.  Служители внесли носилки под темные своды Усыпальницы. Боромир помог брату переступить через порог, а Денетор застыл, пристально глядя в сырую темноту перед собой. Факелы чадили, и в воздухе пахло горелым маслом. Он слышал, как тихо шуршит полог погребального покрывала. Наместник закрыл глаза, и губы его неслышно сложили «Белая пена… ласкает хрустальный…» Он замер, с ужасом осознавая, что не может вспомнить больше ни слова. До сих пор эти простые слова, этот нежный мотив жили в нем, были частью его самого, но теперь словно чья-то беспощадная рука стерла и то, и другое из его памяти.  В своем сером одиночестве Денетор остался слеп и глух.    В дальнем кабинете уже давно не зажигали огней. Наместник осторожно опустил свечу на низкий дубовый стол, но пламя ее давало мало света. Посреди комнаты, теряясь в неясных тенях, возвышался небольшой каменный постамент. Под черным пологом угадывались очертания шара.  Денетор подошел ближе и остановился.  Судьба предала его, и не было никакого повода надеяться, что впредь можно ждать от нее милости.  Рука Наместника потянулась к скрытому предмету, ладонь осторожно огладила его.  - Если заглянуть поглубже,- прошептал он, и пальцы его ухватили край полога,- можно увидеть не только все в этом мире, но и то, что лежит за его пределами.    Продолжение следует)

Утро добрым, конечно же, не было. Строго говоря, для Наместника оно и утром-то не было, скорее, продолжением ночи. Он успел порядком разозлится, ныла спина и локоть, и сам вид роханских всадников, источающих густой запах конского пота, вызывал желание швырнуть в них чем-то тяжелым. Но Денетор не первый день жил на свете и не первый год сидел на этом троне. Свой дурной нрав он научился укрощать в угоду политике и благосостоянию Гондора.
Наместник ожидал послов в кресле, придав своему лицу спокойное, но суровое выражение. Улыбки выдавить не получалось, в прочем, для нынешней ситуации было достаточно и малого.
Глазеют... деревенщины. Будто в первый раз из шатра вылезли, на свет белый взглянуть. Итак, племянник Теодена, очевидно, покойного. Двоюродный брат короля. А с ним помощник. Славно. Ну, хоть не простых всадников прислали. Это свидетельствует о том, что чувство такта у Теодреда есть.
-Добро пожаловать в Белый Город, Эомер сын Эомунда. Мы всегда рады видеть наших друзей из Рохана. Был ли ваш путь спокоен? - Денетор величественно кивнул обоим гостям и жестом предложил опуститься в кресла у стола, за которым прошлым утром они держали совет - Я выражаю свое почтение и желаю стойкости вашему новому королю. Но, быть может, вы расскажете что стало с его отцом, Теоденом? Без сомнения, данная горестная весть уже дошла до нас, но вы, Эомер, должны знать, что дорога длинна, память людей ненадежна, а языки склонны приукрашивать. И всегда лучше узнать из первых уст, так сказать. И, конечно же, я бы очень хотел услышать о... последних событиях, именно от вас.
Денетор встретился взглядом со слугой, который уже скользнул в покои, предвосхищая желание повелителя, кивнул ему. И тот бесшумно и ловко подал кубки, вино и сыр.
Наместнику совершенно не хотелось пить, но стоило показать, что вино не отравлено. Поэтому, он первым пригубил принесенный напиток.

Ковать победу - это пожалуйста (хоть я в степях и не трахался), но от ожидания ответов по неделям и месяцам становится скучно - вот и придумывается всякое. 
Кто-то мне Арагорна обещал?

Ковать победу - это пожалуйста (хоть я в степях и не трахался), но от ожидания ответов по неделям и месяцам становится скучно - вот и придумывается всякое. 
Кто-то мне Арагорна обещал?

Переход от Великих Врат Минас-Тирита.
 
Эомер и Эофар медленно поднимались по ступеням, ведущим к башне. Да, их дело не терпело отлагательств, но красота и величие Белой Башни захватывали дух, притягивая взгляд. Маршал едва смог оторвать от них взгляд и сохранить более-менеее величественный вид. Отчанно хотелось просто остановиться и хлопать глазами, разглядывая причудливую лепнину и белоснежные своды, но Эадиг ежеминутно напоминал самому себе о своей дипломатической миссии, не позволяя себя отвлекаться. Идущего рядом Эофара, казалось, красоты Белой Башни заботили мало. Рохиррим если и вертел головой, то только лишь затем, чтобы получше запомнить окружающую обстановку на случай непредвиденной ситуации. Впереди рядом с дверьми в покои Денетора застыл по стойке смирно почётный караул. Роханцы остановились напротив них. На лице у стражей не дрогнул ни единый мускул.
 
— Послы из Рохана прибыли на аудиенцию к Наместнику Гондора Денетору. Его должны были уведомить о нашем прибытии. Он ожидает нас? 
 
Один из стражей коротко кивнул и подошёл к дверям покоев. Эомер и Эофар переглянулись, маршал тихо вздохнул. Постучавшись, страж выждал несколько мгновений и открыл дверь.
 
— Прибыли послы из Рохана, мой Государь.
 
Двое рохиррим плечом к плечу вышли вперёд, проходя мимо стражей. Дверь за ними громко захлопнулась, словно отрезая послов от остального мира. Эомер сглотнул. Он не был умелым политиком, хорошим дипломатом или искусным оратором. Мужчина искренне не понимал, отчега Теодред направил именно его сюда, хотя кое-какие подозрения на этот счёт у него были. С другой стороны, Теодред послал вместе с ним Эофара, который должен был помогать маршалу. Эадиг очень надеялся, что так оно и будет.
 
— Доброго утра тебе, Государь Денетор. Я Эомер, сын Эомунда, Маршал Рохана, а это Эофар, мой верный друг и помощник. Мы прибыли к тебе от Теодреда, законного короля Рохана, с дружеским визитом, точно также, как это было во все времена. Мы прибыли как представители Рохана с целью возродить отношения между нашими государствами в свете... недавних событий, —  по мере того, как Эомер говорил, его голос крепчал и звучал всё уверенней. От изначальной робости и некоторого замешательства не осталось и следа. — Надеюсь, Государь, мы не потревожили тебя и не помешали тебе визитом в столь ранний час?

----------- Из покоев наместника через казармы гарнизона --------
 
Все было сделано - необходимые распоряжения отданы. Четырнадцать отрядов по девять человек из лучших разведчиков были сформированы, экипированы и отправились вдоль реки в очень краткие сроки - Фарамир лично простился с каждым командиром, пожелав счастливого пути и выдав сопроводительную грамоту. Еще три группы - побольше  - отправились за пределы Гондора. В их состав вошли более искусные войны, и их задача заключалась в том, чтобы проследить возможные передвижения врага за границами государства и в случае необходимости принять вынужденные удары на чужой территории. Гонцы с посланиями были разосланы во все княжества, и трое - все офицеры довольно высокого ранга - отправились в Рохан с посланием, которое Фарамир составил лично. 
Еще одно послание  Фарамир отправил вслед отряду Дамрода - в казармах ему сообщили, что друг уже отправился выполнять его поручение, и теперь капитан лишь дополнял отданные ранее распоряжения.
И вот, с делами было покончено, и Фарамир остался один на один с собственными мыслями и усталостью. До сих пор - сразу после совета, получив приказы отца и услышав от него те самые, важные слова, капитан принялся за исполнение поручений с таким рвением, словно успел хорошо выспаться и отдохнуть. Но теперь, когда он шагал обратно к Цитадели для разговора с Митрандиром, усталость снова навалилась на него. А вместе с ней - кое-что похуже. 
Неожиданно - словно удар кинжалом в спину - до сознания Фарамира дошло понимание - его брат погиб. Почти наверняка погиб - Арагорн не был в этом полностью уверен, но надежды практически не было, и как бы ни старался Фарамир убедить себя, что не все еще потеряно, что всегда нужно надеяться на лучшее, он понимал, что все это - лишь самообман и нежелание смириться с фактами.
Боромир умер. 
Фарамир споткнулся и чуть не упал - мысль эта, такая четкая, такая краткая и простая - вспыхнула в его мозгу, и, как удар вподдых, выбила весь воздух из легких. Его старший брат - защитник, товарищ, друг - да всего и не перечислишь! - умер. Он больше никогда не вернется домой, никогда стражи у ворот не протрубят торжественное приветствие, когда Боромир - немного усталый, в запыленных одеждах, но с вечной улыбкй на лице - въедет в город. Фарамир больше не выбежит его встречать. Никогда больше брат не будет его шутливо подтрунивать, не будет сочувствовать его горестям, оберегать от всего на свете, радоваться его победам. Никогда больше не будет надежным плечом рядом в час сражения и спутником в маленьких приключениях, когда будет царить мир.
Ничего этого не будет - Боромир умер, а Фарамир даже толком не смог с ним попрощаться. Брат уезжал из Минас-Тирита в спешке, и капитан едва ли сейчас мог вспомнить, какими были их последние слова друг другу - едва ли что-то значительное. Скорее всего, какая-нибудь бессмысленная ерунда - Боромир не думал, что не вернется, а Фарамир был совершенно уверен, что брат его никогда не терпит поражений. 
О, если бы осталась еще хоть капля надежды, хоть отблеск ее, хоть какая-то уверенность в том, что Боромир еще жив, Фарамир собрал бы отряд - или отправился бы один спасать его, выспросив у Арагорна, где и как все произошло. Но сейчас во всем этом просто не было смысла. 
Фарамир шел медленно, почти не разбирая дороги - чуть заплетающиеся ноги вели его сами, пока наконец он окончательно не сбился с пути и не оказался в каком-то уединенном закутке улицы, где посреди небольшой площадки рос городской дуб - неуклюжий собрат лесных гигантов. Фарамир замер - теперь его душили совершенно неуместные, недостойные сына наместника, слезы. Он сжал кулаки, стараясь злостью прогнать тяжелую скорбь из сердца и слезы из глаз.
- Почему тебе вздумалось умирать именно сейчас?! - вскричал он, тряхнув головой, - Почему?!

В Минас-Тирите садов было мало. Один - самый большой - окружал Палаты Врачевания, но о нем знали все жители города, и найти там уединения было практически невозможно. Влюбленные парочки выбирали этот сад местом своих свиданий, и Фарамир всякий раз чувствовал себя так, проходя мимо них по дорожкам, словно мешал им одним своим присутствием. Потому этому саду, хоть и очень красивому и ухоженном, Фарамир всегда предпочитал другой - казавшийся запущенным, скрытый от основных улиц Среднего Яруса, тихий и почти всегда безлюдный. 
В город Фарамир вернулся накануне. Старший брат, несказанно обрадованный его возвращением, конечно, закатил пирушку для них двоих - они пили и разговаривали всю ночь, и под утро, когда сил уже у обоих не осталось, заснули, как были, в одежде. Утром же - свежий и бодрый, как будто прекрасно выспался, - Боромир отправился исполнять обязанности Первого стража, а Фарамир, коря себя за вчерашнюю несдержанность в выпивке, решил проветриться, и не было для этого места лучше, чем пустынный сад на Среднем Ярусе. 
С собой капитан прихватил небольшой черный чехол, содержимое которого предпочитал не показывать ни отцу, ни брату, ни сослуживцам, и с ним за плечом, вошел в сад. Тропинка вела в знакомое место - в последний раз Фарамир был здесь до отъезда в Итилиэн, и надеялся, что с ним ничего не случилось. В корнях большого дерева, такого нехарактерного для каменного города, он любил сидеть еще в детстве, и сегодня планировал провести здесь хотя бы час в блаженном одиночестве. 
Завернув за поворот, Фарамир остановился - у дерева кто-то сидел. Девушка - окутывающие ее фигуру каскады светлых волос на солнце, пробивающемся сквозь ветви, светились, и казалось, что ее окружает волшебное сияние. Фарамир стоял в нерешительности - девушка сидела спиной к тропинке и не видела его. Может, следовало просто уйти и оставить ее здесь, не мешать ей?.. 
- Простите,- сложили губы Фарамира, кажется, сами собой, словно кто-то невидимый подтолкнул его,- я не хотел нарушать вашего уединения. Не ожидал, что кого-нибудь здесь встречу...