Элледель

Следопытка была несказанно рада тому, что нолдо примкнул к дунаданам в этом походе. Неиссякаемая сила воли, огромная энергия и скабрезные шуточки Исилендила придавали Элледели бодрости – прямо как чаша хорошей медовухи! В плане поднятия боевого духа отряда в целом и его главы в частности, эльф был незаменим. Однако, случались моменты, когда Итиль начинал жутко бесить девушку. Например, хвастаясь своей слабой чувствительностью к холоду на фоне изнемогающих от непривычно низких температур дунаданов.
- Вы, эльфы, могли бы любиться хоть в Утумно на раскаленной наковальне, - буркнула следопытка, натягивая обмотанный вокруг головы шарф практически до глаз. Девушке казалось, что на её ресницах уже намерзли сосульки. – У нас совершенно другая физиология... балрог её подери. Зато кое-что из крепкого мы догадались взять с собой – не зря же дунаданы веками бродят по самым отдаленным и неуютным местам Средиземья. Там иногда только выпивкой и можно согреться. Впрочем, севернее нас вряд ли кто-то забирался в последние лет триста.
 
Несколько следующих минут было пройдено в полном молчании, ровно до тех пор, пока Исилендил не выкинул очередной фортель. Элле и опомниться не успела, как оказалась замотана в его доху; а эльф, взяв с собой двоих следопытов, уже отправился рубить хворост для костра. До привала, который внезапно решил устроить Итиль, вообще-то было еще далеко и долго; но дочь Хальбарада не стала упрямиться и пошла на поводу у нолдо: её людям, да и ей самой, жизненно необходим был отдых.
После того, как следопыты по мере сил помогли Исилендилу организовать привал, немного поели и расслабились, Элле достала из дорожного мешка бутыль самогона. Температура воздуха пока ещё не достигла отметки, при которой данный напиток бесславно замерз бы. Напоминание эльфа насчёт выпивки оказалось как нельзя кстати: приняв по чуть-чуть, дунаданы довольно быстро согрелись. Даже Эльза приложилась  к бутылке, и потом недовольно фыркала, вопрошая, какой сумасшедший вообще мог сотворить такую гадость и сказать, что это можно пить. Что там Эльза – у Элледели едва не выступили на глазах слёзы, когда глоток крепкого пойла огненным комком провалился в желудок. Посидев некоторое время и свыкаясь с тем, что по телу растекается приятное тепло, Элле чуть прикрыла глаза. Она не заметила, как к ней подсел эльф и  приглушенным голосом завел разговор.
 
- За лоссотами, в первую очередь, - задумчиво ответила дева, когда Итиль закончил. Элледель чувствовала, что настал момент выложить эльфу и остальным членам отряда всё, как на духу. Они имели право точно знать, зачем пошли в поход. – Затем, чтобы узнать, как далеко теперь простирается власть Гундабада и способны ли тамошние силы обрушиться на Кирдана или на нас отсюда, с Севера. Естественно, я хотела проверить, не замерзло ли море – но судя по тому, какой здесь холод, вывод я сделала. В принципе, это всё.
Передохнув, отряд снова продолжил путь. Небо немного потемнело, наступило нечто вроде сумерек: здесь это означало, что на землю опустилась ночь. Вскоре отряд отклонился от прежнего курса и взял гораздо левее, и уже через пару-тройку часов взору следопытов открылась большая долина. Элледель глубоко вздохнула, увидев расположившиеся внизу странного вида хижины – те, кажется, были сделаны из спрессованного снега. Над некоторыми из них струйкой поднимался белый дымок. Следопытке вдруг стало жутко интересно: как это можно - разжечь костер внутри ледяной хижины и умудриться её не растопить?
- Странно, что мы никого не встретили, - обратилась девушка к своим спутникам. – Я имею в виду, похоже, лоссоты не выставляют дозорных. Судя по всему, им не от кого беречься и это хороший знак...наверное.

Ночь тянулась - длинная, медленная и вязкая, словно черная кровь. И казалось, что не будет ей ни конца, ни края. Три раза уже насмерть уставали следопыты, и три раза дочь Хальбарада упорно поднимала их в бой. Но и сама она была уже вымотана до предела. В жилах Элледели текла высокая нуменорская кровь; девушка была закалена долгими странствиями и бесконечными стычками, но сегодняшняя битва вполне могла стать для неё последней - такого запредельного напряжения сил она потребовала. Галадриэль читала нараспев заклинания, следопыты и Исилендил рубились, что было мочи, но новые и новые призраки лезли со всех сторон. А может быть, и не новые; может, те, которые развеивались под ударами зачарованных мечей через какое-то время воплощались снова и продолжали драться. Элледель не могла сказать точно. На исходе четвертого часа ей уже стало наплевать на происходящее: тупое равнодушие волной накрыло северянку. Воительница действовала машинально; тело её, хоть и продолжало повиноваться усилию воли, начало страшно ныть и требовать немедленного отдыха.
 
И когда Элле уже утратила всякую надежду; когда она мысленно попрощалась с родными, друзьями и тем человеком, коего оставила за многие лиги отсюда, Исилендил вдруг пошел в атаку.
- В стороны! Рубите! - закричала Фородвен. Несколько мучительно долгих мгновений понадобилось ей, чтобы постигнуть замысел эльфа; и следопытка надеялась, что верно поняла его. Дунаданы, воодушевленные безумным рывком нолдо, ринулись в бой так, будто неизвестное волшебство влило в них новые силы. Сама Элледель следовала за могучим Тиэнором и прикрывала его сзади. Благодаря своему росту и юркости, девушка вскоре пробилась за спину короля умертвий, с которым сражался сейчас Исилендил. Замогильной жутью веяло от мертвого военачальника, невозможно было находиться рядом с ним; ещё несколько часов назад дочь Хальбарада трусливо открестилась бы от подобного испытания, ежели бы ей его подробно описали и предложили пройти. Но сейчас у девушки не осталось никакого выбора. Превозмогая нечеловеческие ужас и отвращение, Элледель, сцепив зубы, выжидала нужный момент для удара. Генерал начал сильно теснить эльфа, но вокруг мертвеца уже не осталось его подданных, а значит, к Исилендилу подоспела подмога. И когда нолдо пошатнулся, Элле крикнула:
- Давай!
 
Разом, кто куда, следопыты атаковали генерала со спины. Элледель перед этим отбросила щит, чтобы ничто не стесняло её движений; швырнула на землю верный Гиль и выхватила два поясных кинжала. Она сама не ожидала от себя такой прыти, когда одновременно с ударом двуручного меча Тиэнора, подпрыгнула на максимально возможную высоту и вонзила клинки ножей куда-то призраку между лопаток (по крайней мере, похоже было на то, что удар пришелся как раз между лопаток; хотя, кто там этих призраков знает).
Руки девушки обожгло нестерпимой болью. Элледель, падая, столкнулась с Тиэнором и рухнула на землю. Ей нечем было защищаться, она выпустила из рук свои кинжалы и оставила их в спине призрака; она была так вымотана, что хотела уткнуться носом в пожухлую траву, замереть и покорно дождаться своей гибели. Но первый луч солнца показался из-за горизонта давно уже посветлевшего в рассветном зареве неба. Он осенил лицо Элледели, скользнул по последнему из её кинжалов,  что был выхвачен девушкой при попытке встать на ноги. Душераздирающие вопли призраков, попытавшихся уйти от неизбежной участи, словно клинки взрезали утренний осенний воздух - но в свете дня колдовские умертвия оказались всего лишь страшилкой, детской жуткой сказкой, развеявшейся от первого прикосновения неумолимого солнечного света. Элле, зажавшая было уши руками, выпрямилась и потрясенно огляделась. 
 
- Всё...нет, неужели всё..., - бормотнула она так, что вряд ли её кто-то слышал. Однако, у леди Галадриэль имелось иное мнение насчет окончания битвы. По словам Владычицы, нужно было ещё собрать останки умертвий и сделать огромный погребальный костер, дабы не осталось у призраков на земле никакого пристанища и никакой возможности воплотиться вновь. Получается, измотанный отряд должен был совершить еще один подвиг.
 
- Держись, пожалуйста, - тихо сказала Элледель, подходя к Исилендилу. Он сидел на земле, опустив голову, и явно боролся с желанием упасть и более никогда не двигаться. На долю эльфа выпало страшнейшее из испытаний сегодняшней ночи - в одиночку сдерживать натиск могучего врага довольно долгое время, пока следопыты разбирались с более мелкими призраками. Деревянными, негнущимися пальцами Элледель медленно стянула себя свою кожаную,вхлам изодранную куртку и расстелила её на земле. Галадриэль отдала плащ, который свернула в большой валик; и дочь Хальбарада кое-как заставила эльфа лечь и подложила ему под голову импровизированную подушку. Это было все, что она могла сейчас для него сделать: Галадриэль осталась с Исилендилом, а дочь Хальбарада, тяжело поднявшись на ноги, отдала нужные команды. После небольшой передышки отряд во главе с Элле спустился с вершины кургана.
 
... В светло-серое небо взвился жирный черный дым. То горели останки умертвий, щедро "удобренные" хворостом и чарами эльфийской Владычицы. Элледель, постаравшаяся расстелить на земле свой плащ на как можно более значительном расстоянии от погребального костра, лежала на спине, раскинув руки и бездумно пялилась на облака. Каждая клеточка её тела молила о долговременном отдыхе, но для него время ещё не наступило. С усилием повернув голову, Элле устремила свой взор на сверкающую кучу сокровищ, что следопытам удалось вытащить из курганов. Странные, обрывочные мысли возникли в голове девушки. Все эти сокровища по праву принадлежали её народу, и если мудро пустить их в дело... Впрочем, для начала нужно было ещё понять, что именно вытащили они из бывших могил. 

Исилендил шел рядом с Элледель, улыбаясь ее словам под шарфом, которым он обвязал свое лицо. Даже ему здешние места казались прохладными. Только огонь страсти к кузнечному делу грел его, ну, и приятная компания в лице дунедайн заодно. Все его доспехи были навьючены на его спину и в принципе из-за них он также проваливался в снег, хотя особых проблем с передвижением у него не возникало, чего не скажешь о людях, которые уже выбились из сил.
- Тяга к приключениям - уточнил эльф, когда Элледель начала рассуждать что у нее там отвалится, - И нет, мы не заблудились. Просто я... В какую же эпоху я тут бывал... Гм-м-м. Ну конечно, в конце первой, сразу после затопления Белерианда. Прошло уже почти две эпохи, но такое ощущение, что тут стало теплее. Этот легкий морозец так приятно пощипывает щеки, ты не находишь? Красота. Так и хочется дышать полной грудью.
Эльф стянул свой шарф на мгновение, после чего быстро натянул на нос обратно, легко и непринужденно ругаясь едва слышно.
- Нет и все же тут теплее. Когда власть Моргота была сильнее, вот тогда путников спасали три вещи. Костер, крепкие напитки, и конечно же секс.
Эльф немного прищурился, а потом тяжело вздохнул, вспомнив былые года. Этот нолдо был полон сюрпризов, казалось бы кузнец, воин, травник, и, прости Эру, просто эльф, а нолдо до мозга кости, так непохожий на других "слабых" эльфов. Нет, они были сильны, конечно, но не так своенравны как нолдор. Этих ребят кидало от пассивных наблюдателей, до многодетных папаш с парой жен. Правда из этого ничего хорошего не выходило... Однако это позволяет нолдо рассуждать о сексе непринужденно именно тогда когда все остальные члены отряда были на грани смерти.
- А вообще я виноват, да, не спорю, - Исилендил обезумел! Он сбросил с себя теплое пальто и заботливо накинул его на плечи Элледель, обвязав дополнительно шарфом, что бы никуда не пропало в этом диком краю, где каждый редкий пушной подозреваемый вор номер один. А затем закончил мысль, - Любое смертельное приключение начинается со слов "Я знаю короткий путь". И... Я знаю короткий путь. 
Эльф скинул еще и связку доспехов. Налегке, в одном кафтане, разогреваясь, с топориком он отправился рубить небольшие деревца в хвойной рощице поблизости. Уже совсем скоро нолдо, скрестив руки на груди, довольно улыбаясь, наблюдал за тем как "истинные" северяне таяли у костра от неимоверного счастья, который мог дать огонь в эти все минус полсотни а то и более градусов. А вот пальтишко то пришлось вернуть, не навсегда давалось.  
 
Зачем же эльф пошел в этот Эру забытый край? Приключения ради? Нет. Ради важного дела, такого как рекрутирование нового союзника? У воина всего два союзника, его меч и щит, остальные переменные Исилендил учитывал с неохотой. И именно этими переменными были люди Элледель, что спасли его в Могильниках. Именно из благодарности и чувства долга он отправился в этот поход, ну, и еще миллион причин. 
- У нас есть выпивка? Без нее вы и шагу не сделаете дальше. С ней впрочем тоже, если наклюкаетесь как орки. Кстати, следите за тем что бы не было обморожений конечностей. 
Кузнец хотел проматериться на людском, подумав о том, что кто-то из людей живет тут. И что они чокнутые. И что Элледель тоже.
- Будь честна не с собой уж, а со мной. Зачем? Зачем ты пошла в этот забытый Единым край? Правда, меня очень беспокоит этот вопрос. Я по жизни прагматист, поэтому пытаюсь понять степень твоего безумия. Но ты не безумна, - это был мощный комплимент от эльфа, сильнее уже не будет. Впрочем понять, что эльф сделал комплимент сложнее, чем разобраться в толпе гномов где бородатая женщина, а где бородатый мужчина.  

В этой жизни Элледель ни в чем не могла быть абсолютно уверена, кроме одной-единственной вещи: её отцу не слишком повезло с дочерью. Выскажи она это самому Хальбараду, тот возмущенно ответил бы, что сам воспитывал её, а значит, должен теперь пожинать плоды своих трудов и не морщиться при этом. Отец наговорил бы ещё кучу утешающих слов, но вряд ли мнение Элледели от этого изменилось бы. Конечно, Хальбарад по мере сил просто пытался сделать из дочери самостоятельную и смелую девушку, имеющую собственное мнение и способную постоять за себя в эти тяжелые времена. Однако, где-то он пустил дело на самотек, и потому, «на выходе» получил неуправляемую смесь из энергии, силы воли, амбиций и непомерного самомнения, заключенную в женском теле. Не сказать, однако, что старый следопыт был так уж недоволен недамским поведением дочери: в последнее время он поддерживал практически любое её начинание, а сам больше наблюдал, чем участвовал, словно поощряя в Элледель не просто самостоятельность, но властность, жесткость и умение проявлять силу где надо...и где не надо, тоже.
 
Конечно, данные размышления пришли к девушке не просто так. На сей раз собственная неуемность занесла дочь Хальбарада, что называется, «к балрогу на рога» - на далекий Север, куда давным-давно не ступала нога человека, эльфа и уж тем более, хоббита. Вряд ли даже орки бывали тут, предпочитая носа не казать из своих гундабадских обиталищ. Поход был предпринят Элледелью, её отрядом и Исилендилом с целью отыскать северян-лоссотов и предложить им перебраться поближе к южным землям. Несколько лет назад до Элледели доходили вести о том, что их народ ныне составляет где-то около тридцати тысяч человек, или более того. Еще несколько целей было у следопытов в этом походе; были и те, о которых они старались не говорить слишком часто даже в этой пустынной местности. Но по мере продвижения в самое сердце Севера, все задачи начинали казаться глупыми и незначительными, а сам поход – окончательно и бесповоротно бессмысленным. Найти что-либо здесь уже не представлялось возможным. Сначала вокруг на многие лиги простиралась тундра с её редкой и чахлой растительностью, а затем - бесконечная белизна снега; небо чаще всего было серым от туч, и редко когда солнце выглядывало из-за них. Впрочем, почти всегда было довольно светло. Как Элледель поняла, в данной местности должен был начаться полярный день. Скоро солнце вообще перестанет заходить за горизонт, и неизвестно, какой станет тогда дорога небольшого отряда... Они наверняка взвоют от избытка света и невозможности передохнуть хоть недолго. Никто из собравшихся в поход следопытов никогда не видел полярного дня. Никто из них не забирался еще так далеко на Север. Они перестали считать себя северянами – для данной местности дунаданы были пришельцами с юга, давно забывшими, что такое настоящие холода. Прозвище, данное Элледели эльфами и подхваченное в Рохане – Фородвен, Дева Севера – больше не казалось хоть сколько-нибудь уместным. Здесь царил настоящий Север, истинный холод, и вряд ли он потерпел бы хоть какое-нибудь покушение на свою власть.
 
- Я не знаю, что у меня отвалится раньше: нос, брови или...балрог подери, еще что-нибудь, - в сердцах сказала Элледель, отчаянно потирая руки, упрятанные в большие меховые варежки. – Если мы все не помрем тут как собаки, это будет настоящее чудо. Мы заблудились, Итиль. Нужно идти назад и заново искать дорогу...
Дунаданка хотела добавить: «Ещё нужно слать меня в пекло с моими идеями, уходить отсюда и больше никогда сюда не возвращаться». Но Элледель промолчала  и продолжила путь. Они с Исилендилом шли впереди, пытаясь высмотреть что-либо вдали, проникнуть взглядами за горизонт. Элле понимала, что эльф видит куда дальше, чем она сама; но судя по его напряженному молчанию, ничто в этом царстве снега до сих пор не оживило его взора. Где-то вдалеке, слева, тянулся хребет Синих Гор. Это было единственной обнадеживающей деталью в наскучившем до смерти белом пейзаже.

События происходят примерно в феврале-начале марта 3020 года Четвертой Эпохи сразу после создания в Ривенделле средств сдерживания Темного Властелина. Дунаданка Элледель в компании своих сородичей, эльфийки-воительницы и эльфа-кузнеца отправилась в вечную мерзлоту на Север дабы заручиться поддержкой последнего резерва сил Света в этом регионе, независимых лоссотов. А заодно и узнать, что за странные вещи творятся в Синих Горах.
 
Действующие лица:
 
- Элледель
- Исилендил
 

Тупая, ноющая боль железным обручем сдавила голову. Элледель ожесточенно потерла виски руками, но сие телодвижение нисколько девушке не помогло. Неудивительно, что у неё заболела голова – в натопленной комнате стояла жуткая, изматывающая жара. Она доканывала и здоровых; что уж говорить о несчастном сыне Эомунда, который продолжал метаться в лихорадке!
- С твоего позволения, Эзра, я открою ставни, - буркнула Элле. – Иначе мы все тут задохнемся.
Лекарь коротко кивнул, не отрывая напряженного взгляда от лица Эомера. Травник только что влил в горло наместника порцию очередного лекарства и теперь дожидался начала его действия. Элледель прошла мимо Эльфхельма, прикорнувшего на стуле неподалеку от кровати; подошла к окну и резким движением распахнула тяжелые ставни, украшенные причудливой резьбой. В комнату ворвался свежий воздух; ночной весенний ветерок споро развеял факельный чад, давно уже перемешавшийся с запахом пота и горьким ароматом лекарственных трав. Приятное прохладное дуновение возымело благотворное воздействие, по крайней мере, на саму Элледель:  сильная головная боль прошла, будто её и не было. Какое неимоверное облегчение! Вздохнув, девушка прислонилась щекой к чуть шершавой поверхности ставня и прикрыла глаза, отрезая от своего взора ярко горевшие в небе звезды. Девушке казалось, что ещё несколько секунд – и она заснёт стоя, прямо как лошадь, ибо огромное количество душевных и физических сил отняла у северянки сегодняшняя ночь, которая никак не думала заканчиваться.
 
Шум прервал бездумное полузабытье следопытки, в самом деле начавшей клевать носом. Девушка успела только понять, что за её спиной раздалось чье-то неразборчивое бормотание, затем – вскрик мальчика-слуги и грохот упавшего на каменный пол стула. Элледель резко развернулась и увидела довольно странную картину:
- Что он сказал? Что?! – это Эльфхельм, подобно грозовой туче, навис над мальчишкой и требовал от него ответа. Получается, Элледель не услышала, как Эомер заговорил? Что за невнимательность, и что за... добрая весть! Сонливость Элле как рукой сняло. Дочь Хальбарада опрометью бросилась к постели наместника, ожидая увидеть, как тот уже открыл глаза, но её постигло жестокое разочарование: Эомер продолжал пребывать в плену собственных кошмаров, и только губы его шевелились, будто желая повторить то, что было произнесено несколько мгновений назад. А кстати, что он сказал?
 
- Элледель, - трясясь от страха, выдавил мальчик. Кажется, девушка задумалась и выпалила свой вопрос вслух, одновременно с Эльфхельмом. Осознание пришло не сразу, а придя, оно залило лицо и шею жаркой волной. Эомер назвал её имя. Что бы это ни значило, он назвал её имя. Элледель смотрела на Эльфхельма, в глазах которого загоралось понимание; и всей душой ненавидела себя. Она желала бы, чтобы ей снесли башку мечом на поле боя, нежели чтобы кто-то, кроме всевидящего и всезнающего Брандона, догадался о её чувствах.
- Будучи в таком состоянии, он позвал именно тебя, - проговорил Азрахил задумчиво, и Элле воспользовалась моментом чтобы отвернуться от Эльфхельма. Лекарь-дунадан вообще был человеком малоэмоциональным, но сейчас его лицо будто бы озарилось некой идеей. И ему явно не терпелось её высказать присутствующим. Однако, Азрахил не торопился.
- Балрог тебя подери, Эзра, я не знаю, почему он это сделал,  - не выдержала молчания дочь Хальбарада, раздраженно отмахиваясь от товарища. – Хорошо, что он вообще заговорил!
- То, чем болеет наместник, похоже на «черную немочь», как её называют в Гондоре, - неторопливо ответил Азрахил, пропуская слова Элледели мимо ушей. – Её приносят назгулы одним своим присутствием. Здесь их нет, и я не знаю, как Эомер мог такое схватить; возможно, тоска по родным, похороны дяди, крепкий алкоголь повлияли...
- Тьма нависла над Роханом уже давно, с тех самых пор, как исчезла Эовин, - пробормотал Эльфхельм, садясь на постель наместника с другой стороны. – Вы, северяне, этого не знаете, вам не с чем сравнивать; но наши края раньше были краше и теплее, и люди не были такими подавленными. Может быть, наместника подкосила эта странная Тень?
- Возможно, - согласился Азрахил. – Дунэдайн слишком близко соседствуют с Ангмаром и с тварями, что старше и отчасти страшнее самого Саурона, дабы ощущать лишь небольшое дуновение Тьмы, принесенной черным ветром с восточных пределов.
В речи Эзры явно слышался отголосок надменности. Элледель тяжело вздохнула, хотя ей больше хотелось кричать и бросаться в лекаря тяжелыми предметами. Нет, когда-нибудь некоторые её спесивые земляки переменят отношение к смелым и гордым роханцам; когда-нибудь точно – но только не сегодня. Северянка вряд ли отдавала себе отчет в том, что сама ещё недавно посматривала на рохиррим немного свысока; и только отношение к одному-единственному человеку заставило её пересмотреть свои взгляды.
- Так что ты хотел сказать, Азрахил? – нетерпеливо спросила Элле, пытаясь предотвратить даже самую малейшую возможность начала словесной пикировки. Хвала Единому, Эзра опомнился довольно быстро:
- При таком недуге Арагорн бы попробовал омыть лицо Эомера отваром ацеласа, и дозваться его. Рука Короля возвращает к жизни, и ты это знаешь. Но Короля нет у нас под боком, а потому, попробуем обойтись тем, что имеем. Все-таки, ты родственница ему; может, в тебе хоть на мгновение заговорит нужная часть твоей крови, и ты интуитивно сумеешь понять, как вызвать наместника из Тьмы. Но важнее то, что ты значимый для Эомера человек и на твой зов он вполне может откликнуться...и очнуться.
- Бред какой, - слова Элле были брошены ею словно горсть камешков.
- Не бред, - отбрил Эзра. – Пока не попробуем, не узнаем.
Элле не пришлось долго уговаривать. Она омыла Эомеру лицо, шею, грудь и руки резко пахнущим отваром ацеласа. Приятный запах заполнил всю комнату и взбодрил всех, кто в ней находился. Однако, со второй частью плана возникли проблемы, причем, проблемы эти существовали скорее не в реальности, а только в голове самой Элледели. Отложив тряпицу, насквозь пропитанную отваром, девушка осторожно села на край кровати и взяла Эомера за руку. Волосы из растрепавшейся косы упали на лицо, но северянка нетерпеливым движением отбросила тяжелые пряди назад. Она была поглощена осознанием своей неуклюжести и полным отсутствием понимания того, что нужно делать дальше. Взгляд девушки остановился на её собственных пальцах, обхвативших запястье наместника. Это было не слишком красивое зрелище. Тяжелая работа и война давным-давно лишили ладони Элледели даже жалких остатков нежной девичьей красоты; да и схватилась дунаданка за руку Эомера как воин за меч. Или как утопающий за последнюю соломинку.  
Больной вдруг громко застонал. Северянка дернулась от неожиданности и едва не разжала пальцы; но усилием воли она заставила себя усидеть на месте и вновь склониться над Эомером, пристально глядя ему в лицо. Глаза мужчины беспокойно вертелись под плотно закрытыми веками, словно наместник, явно пребывавший в плену каких-то кошмаров, судорожно пытался отыскать во мраке своего сознания что-то ...или кого-то.
 
- Ну, Фородвен, позови его, - подбодрил её Эзра. Северянка почти физически ощущала нетерпение и раздражение лекаря, а ещё - надежду, что исходила от Эльфхельма. Не слишком ли большие ожидания возложили на её плечи травник и маршал?
- Арагорна бы сюда, - в смятении выдохнула Элледель. – Он возвращал людей из неизбывной тьмы, он учился этому у Элронда, я же...
 
Почему-то доселе ни одна битва, ни одна сложная стратегическая задача не вызывала у северянки подобных затруднений и не требовала от неё стольких душевных усилий. Дочь Хальбарада так часто сталкивалась с кровью и смертью, что привыкла к ним как к неизменным спутникам своей судьбы; однако, спутники эти продолжали пугать её своей могущественной загадочностью. Деве за свою недолгую жизнь довелось побывать даже убийцей, но она никогда не выступала в роли целительницы (если не считать криво сделанных перевязок да примитивных травяных настоев, некогда приготовленных ею). В любом случае, грубые руки Элледели были прежде всего руками воина, а звенящий сталью голос не умел говорить с кем-то по-настоящему нежно и сострадательно. Элледель попросту боялась, что у неё, такой лихой на поле боя, и такой никчемной и бесполезной у ложа больного, ничего не выйдет и что Эомер так и останется блуждать по полям муторного и страшного забытья; и в итоге, потеряется на мрачных полях самой Смерти. Однако, вообразив лишь на какую-то долю секунды подобную возможность, Элле вдруг преисполнилась смелости взглянуть судьбе в глаза. Она не могла из-за внезапной вспышки трусости позволить навеки угаснуть тому солнечному огню, что горел в груди этого вспыльчивого, доброго, храброго и великодушного человека. Элледель решила: она поверит в свои силы и сможет достучаться до сына Эомунда, пусть даже ей придется просидеть не одну ночь у его постели без сна и отдыха.
 
- Эомер, послушай, - сказала девушка тихо, сильнее сжав руку наместника. – Я не знаю, слышишь ли ты меня, но... Я прошу тебя очнуться. Ты должен бороться с болезнью, с отчаянием...
Элле осеклась. Ничего не произошло. Да ничего, наверное, и не могло произойти. Подавленная, но не удивленная, Элледель обуздала желание беспомощно оглянуться на Эзру и тем самым признать, что его идея потерпела крах. Северянка вновь заговорила, только сейчас её голос звучал надрывнее и громче. Самой девушке казалось, что он вот-вот сорвется на плач:
- Очнись, Эомер! Я прошу тебя, вернись к нам...вернись ко мне! Вспомни что я говорила – тьма уйдет, твои родные вернутся домой, ты больше никогда не будешь один. Так очнись! Очнись, ну пожалуйста!
 
Последние слова девушке пришлось договаривать уже сдавленным от слёз голосом. Элледели все равно было, что подумают  о ней Эльфхельм или Азрахил. Во всём целом мире единственно важными для девушки теперь были только спутанные золотые волосы, мокрый бледный лоб и белые отметины на смугловатой ладони, оставшиеся от судорожно сведенных пальцев. Глаза северянки наполнились слезами, и та быстро подняла голову. Факелы и гобелены на стенах заплясали, преломляясь в соленых каплях, которые так и не сорвались с век. А когда слезы чуть высохли, девушка вновь посмотрела на Эомера. Его золотистые ресницы, казалось, тоже слабо затрепыхались, подобно крыльям бабочки, зажатой пальцами какого-нибудь жестокого мальчишки. Что за причудливые, обманчивые игры света и воображения. Или же...
 
- Эй! – вскрикнула Элледель, когда поняла, что веки Эомера распахнулись, и что его бессмысленный взор попытался сфокусироваться на её лице. – Эй, - повторила девушка тихо, уже не чувствуя, как слезы катятся по её лицу. 

Тупая, ноющая боль железным обручем сдавила голову. Элледель ожесточенно потерла виски руками, но сие телодвижение нисколько девушке не помогло. Неудивительно, что у неё заболела голова – в натопленной комнате стояла жуткая, изматывающая жара. Она доканывала и здоровых; что уж говорить о несчастном сыне Эомунда, который продолжал метаться в лихорадке!
- С твоего позволения, Эзра, я открою ставни, - буркнула Элле. – Иначе мы все тут задохнемся.
Лекарь коротко кивнул, не отрывая напряженного взгляда от лица Эомера. Травник только что влил в горло наместника порцию очередного лекарства и теперь дожидался начала его действия. Элледель прошла мимо Эльфхельма, прикорнувшего на стуле неподалеку от кровати; подошла к окну и резким движением распахнула тяжелые ставни, украшенные причудливой резьбой. В комнату ворвался свежий воздух; ночной весенний ветерок споро развеял факельный чад, давно уже перемешавшийся с запахом пота и горьким ароматом лекарственных трав. Приятное прохладное дуновение возымело благотворное воздействие, по крайней мере, на саму Элледель:  сильная головная боль прошла, будто её и не было. Какое неимоверное облегчение! Вздохнув, девушка прислонилась щекой к чуть шершавой поверхности ставня и прикрыла глаза, отрезая от своего взора ярко горевшие в небе звезды. Девушке казалось, что ещё несколько секунд – и она заснёт стоя, прямо как лошадь, ибо огромное количество душевных и физических сил отняла у северянки сегодняшняя ночь, которая никак не думала заканчиваться.
 
Шум прервал бездумное полузабытье следопытки, в самом деле начавшей клевать носом. Девушка успела только понять, что за её спиной раздалось чье-то неразборчивое бормотание, затем – вскрик мальчика-слуги и грохот упавшего на каменный пол стула. Элледель резко развернулась и увидела довольно странную картину:
- Что он сказал? Что?! – это Эльфхельм, подобно грозовой туче, навис над мальчишкой и требовал от него ответа. Получается, Элледель не услышала, как Эомер заговорил? Что за невнимательность, и что за... добрая весть! Сонливость Элле как рукой сняло. Дочь Хальбарада опрометью бросилась к постели наместника, ожидая увидеть, как тот уже открыл глаза, но её постигло жестокое разочарование: Эомер продолжал пребывать в плену собственных кошмаров, и только губы его шевелились, будто желая повторить то, что было произнесено несколько мгновений назад. А кстати, что он сказал?
 
- Элледель, - трясясь от страха, выдавил мальчик. Кажется, девушка задумалась и выпалила свой вопрос вслух, одновременно с Эльфхельмом. Осознание пришло не сразу, а придя, оно залило лицо и шею жаркой волной. Эомер назвал её имя. Что бы это ни значило, он назвал её имя. Элледель смотрела на Эльфхельма, в глазах которого загоралось понимание; и всей душой ненавидела себя. Она желала бы, чтобы ей снесли башку мечом на поле боя, нежели чтобы кто-то, кроме всевидящего и всезнающего Брандона, догадался о её чувствах.
- Будучи в таком состоянии, он позвал именно тебя, - проговорил Азрахил задумчиво, и Элле воспользовалась моментом чтобы отвернуться от Эльфхельма. Лекарь-дунадан вообще был человеком малоэмоциональным, но сейчас его лицо будто бы озарилось некой идеей. И ему явно не терпелось её высказать присутствующим. Однако, Азрахил не торопился.
- Балрог тебя подери, Эзра, я не знаю, почему он это сделал,  - не выдержала молчания дочь Хальбарада, раздраженно отмахиваясь от товарища. – Хорошо, что он вообще заговорил!
- То, чем болеет наместник, похоже на «черную немочь», как её называют в Гондоре, - неторопливо ответил Азрахил, пропуская слова Элледели мимо ушей. – Её приносят назгулы одним своим присутствием. Здесь их нет, и я не знаю, как Эомер мог такое схватить; возможно, тоска по родным, похороны дяди, крепкий алкоголь повлияли...
- Тьма нависла над Роханом уже давно, с тех самых пор, как исчезла Эовин, - пробормотал Эльфхельм, садясь на постель наместника с другой стороны. – Вы, северяне, этого не знаете, вам не с чем сравнивать; но наши края раньше были краше и теплее, и люди не были такими подавленными. Может быть, наместника подкосила эта странная Тень?
- Возможно, - согласился Азрахил. – Дунэдайн слишком близко соседствуют с Ангмаром и с тварями, что старше и отчасти страшнее самого Саурона, дабы ощущать лишь небольшое дуновение Тьмы, принесенной черным ветром с восточных пределов.
В речи Эзры явно слышался отголосок надменности. Элледель тяжело вздохнула, хотя ей больше хотелось кричать и бросаться в лекаря тяжелыми предметами. Нет, когда-нибудь некоторые её спесивые земляки переменят отношение к смелым и гордым роханцам; когда-нибудь точно – но только не сегодня. Северянка вряд ли отдавала себе отчет в том, что сама ещё недавно посматривала на рохиррим немного свысока; и только отношение к одному-единственному человеку заставило её пересмотреть свои взгляды.
- Так что ты хотел сказать, Азрахил? – нетерпеливо спросила Элле, пытаясь предотвратить даже самую малейшую возможность начала словесной пикировки. Хвала Единому, Эзра опомнился довольно быстро:
- При таком недуге Арагорн бы попробовал омыть лицо Эомера отваром ацеласа, и дозваться его. Рука Короля возвращает к жизни, и ты это знаешь. Но Короля нет у нас под боком, а потому, попробуем обойтись тем, что имеем. Все-таки, ты родственница ему; может, в тебе хоть на мгновение заговорит нужная часть твоей крови, и ты интуитивно сумеешь понять, как вызвать наместника из Тьмы. Но важнее то, что ты значимый для Эомера человек и на твой зов он вполне может откликнуться...и очнуться.
- Бред какой, - слова Элле были брошены ею словно горсть камешков.
- Не бред, - отбрил Эзра. – Пока не попробуем, не узнаем.
Элле не пришлось долго уговаривать. Она омыла Эомеру лицо, шею, грудь и руки резко пахнущим отваром ацеласа. Приятный запах заполнил всю комнату и взбодрил всех, кто в ней находился. Однако, со второй частью плана возникли проблемы, причем, проблемы эти существовали скорее не в реальности, а только в голове самой Элледели. Отложив тряпицу, насквозь пропитанную отваром, девушка осторожно села на край кровати и взяла Эомера за руку. Волосы из растрепавшейся косы упали на лицо, но северянка нетерпеливым движением отбросила тяжелые пряди назад. Она была поглощена осознанием своей неуклюжести и полным отсутствием понимания того, что нужно делать дальше. Взгляд девушки остановился на её собственных пальцах, обхвативших запястье наместника. Это было не слишком красивое зрелище. Тяжелая работа и война давным-давно лишили ладони Элледели даже жалких остатков нежной девичьей красоты; да и схватилась дунаданка за руку Эомера как воин за меч. Или как утопающий за последнюю соломинку.  
Больной вдруг громко застонал. Северянка дернулась от неожиданности и едва не разжала пальцы; но усилием воли она заставила себя усидеть на месте и вновь склониться над Эомером, пристально глядя ему в лицо. Глаза мужчины беспокойно вертелись под плотно закрытыми веками, словно наместник, явно пребывавший в плену каких-то кошмаров, судорожно пытался отыскать во мраке своего сознания что-то ...или кого-то.
 
- Ну, Фородвен, позови его, - подбодрил её Эзра. Северянка почти физически ощущала нетерпение и раздражение лекаря, а ещё - надежду, что исходила от Эльфхельма. Не слишком ли большие ожидания возложили на её плечи травник и маршал?
- Арагорна бы сюда, - в смятении выдохнула Элледель. – Он возвращал людей из неизбывной тьмы, он учился этому у Элронда, я же...
 
Почему-то доселе ни одна битва, ни одна сложная стратегическая задача не вызывала у северянки подобных затруднений и не требовала от неё стольких душевных усилий. Дочь Хальбарада так часто сталкивалась с кровью и смертью, что привыкла к ним как к неизменным спутникам своей судьбы; однако, спутники эти продолжали пугать её своей могущественной загадочностью. Деве за свою недолгую жизнь довелось побывать даже убийцей, но она никогда не выступала в роли целительницы (если не считать криво сделанных перевязок да примитивных травяных настоев, некогда приготовленных ею). В любом случае, грубые руки Элледели были прежде всего руками воина, а звенящий сталью голос не умел говорить с кем-то по-настоящему нежно и сострадательно. Элледель попросту боялась, что у неё, такой лихой на поле боя, и такой никчемной и бесполезной у ложа больного, ничего не выйдет и что Эомер так и останется блуждать по полям муторного и страшного забытья; и в итоге, потеряется на мрачных полях самой Смерти. Однако, вообразив лишь на какую-то долю секунды подобную возможность, Элле вдруг преисполнилась смелости взглянуть судьбе в глаза. Она не могла из-за внезапной вспышки трусости позволить навеки угаснуть тому солнечному огню, что горел в груди этого вспыльчивого, доброго, храброго и великодушного человека. Элледель решила: она поверит в свои силы и сможет достучаться до сына Эомунда, пусть даже ей придется просидеть не одну ночь у его постели без сна и отдыха.
 
- Эомер, послушай, - сказала девушка тихо, сильнее сжав руку наместника. – Я не знаю, слышишь ли ты меня, но... Я прошу тебя очнуться. Ты должен бороться с болезнью, с отчаянием...
Элле осеклась. Ничего не произошло. Да ничего, наверное, и не могло произойти. Подавленная, но не удивленная, Элледель обуздала желание беспомощно оглянуться на Эзру и тем самым признать, что его идея потерпела крах. Северянка вновь заговорила, только сейчас её голос звучал надрывнее и громче. Самой девушке казалось, что он вот-вот сорвется на плач:
- Очнись, Эомер! Я прошу тебя, вернись к нам...вернись ко мне! Вспомни что я говорила – тьма уйдет, твои родные вернутся домой, ты больше никогда не будешь один. Так очнись! Очнись, ну пожалуйста!
 
Последние слова девушке пришлось договаривать уже сдавленным от слёз голосом. Элледели все равно было, что подумают  о ней Эльфхельм или Азрахил. Во всём целом мире единственно важными для девушки теперь были только спутанные золотые волосы, мокрый бледный лоб и белые отметины на смугловатой ладони, оставшиеся от судорожно сведенных пальцев. Глаза северянки наполнились слезами, и та быстро подняла голову. Факелы и гобелены на стенах заплясали, преломляясь в соленых каплях, которые так и не сорвались с век. А когда слезы чуть высохли, девушка вновь посмотрела на Эомера. Его золотистые ресницы, казалось, тоже слабо затрепыхались, подобно крыльям бабочки, зажатой пальцами какого-нибудь жестокого мальчишки. Что за причудливые, обманчивые игры света и воображения. Или же...
 
- Эй! – вскрикнула Элледель, когда поняла, что веки Эомера распахнулись, и что его бессмысленный взор попытался сфокусироваться на её лице. – Эй, - повторила девушка тихо, уже не чувствуя, как слезы катятся по её лицу. 

Тупая, ноющая боль железным обручем сдавила голову. Элледель ожесточенно потерла виски руками, но сие телодвижение нисколько девушке не помогло. Неудивительно, что у неё заболела голова – в натопленной комнате стояла жуткая, изматывающая жара. Она доканывала и здоровых; что уж говорить о несчастном сыне Эомунда, который продолжал метаться в лихорадке!
- С твоего позволения, Эзра, я открою ставни, - буркнула Элле. – Иначе мы все тут задохнемся.
Лекарь коротко кивнул, не отрывая напряженного взгляда от лица Эомера. Травник только что влил в горло наместника порцию очередного лекарства и теперь дожидался начала его действия. Элледель прошла мимо Эльфхельма, прикорнувшего на стуле неподалеку от кровати; подошла к окну и резким движением распахнула тяжелые ставни, украшенные причудливой резьбой. В комнату ворвался свежий воздух; ночной весенний ветерок споро развеял факельный чад, давно уже перемешавшийся с запахом пота и горьким ароматом лекарственных трав. Приятное прохладное дуновение возымело благотворное воздействие, по крайней мере, на саму Элледель:  сильная головная боль прошла, будто её и не было. Какое неимоверное облегчение! Вздохнув, девушка прислонилась щекой к чуть шершавой поверхности ставня и прикрыла глаза, отрезая от своего взора ярко горевшие в небе звезды. Девушке казалось, что ещё несколько секунд – и она заснёт стоя, прямо как лошадь, ибо огромное количество душевных и физических сил отняла у северянки сегодняшняя ночь, которая никак не думала заканчиваться.
 
Шум прервал бездумное полузабытье следопытки, в самом деле начавшей клевать носом. Девушка успела только понять, что за её спиной раздалось чье-то неразборчивое бормотание, затем – вскрик мальчика-слуги и грохот упавшего на каменный пол стула. Элледель резко развернулась и увидела довольно странную картину:
- Что он сказал? Что?! – это Эльфхельм, подобно грозовой туче, навис над мальчишкой и требовал от него ответа. Получается, Элледель не услышала, как Эомер заговорил? Что за невнимательность, и что за... добрая весть! Сонливость Элле как рукой сняло. Дочь Хальбарада опрометью бросилась к постели наместника, ожидая увидеть, как тот уже открыл глаза, но её постигло жестокое разочарование: Эомер продолжал пребывать в плену собственных кошмаров, и только губы его шевелились, будто желая повторить то, что было произнесено несколько мгновений назад. А кстати, что он сказал?
 
- Элледель, - трясясь от страха, выдавил мальчик. Кажется, девушка задумалась и выпалила свой вопрос вслух, одновременно с Эльфхельмом. Осознание пришло не сразу, а придя, оно залило лицо и шею жаркой волной. Эомер назвал её имя. Что бы это ни значило, он назвал её имя. Элледель смотрела на Эльфхельма, в глазах которого загоралось понимание; и всей душой ненавидела себя. Она желала бы, чтобы ей снесли башку мечом на поле боя, нежели чтобы кто-то, кроме всевидящего и всезнающего Брандона, догадался о её чувствах.
- Будучи в таком состоянии, он позвал именно тебя, - проговорил Азрахил задумчиво, и Элле воспользовалась моментом чтобы отвернуться от Эльфхельма. Лекарь-дунадан вообще был человеком малоэмоциональным, но сейчас его лицо будто бы озарилось некой идеей. И ему явно не терпелось её высказать присутствующим. Однако, Азрахил не торопился.
- Балрог тебя подери, Эзра, я не знаю, почему он это сделал,  - не выдержала молчания дочь Хальбарада, раздраженно отмахиваясь от товарища. – Хорошо, что он вообще заговорил!
- То, чем болеет наместник, похоже на «черную немочь», как её называют в Гондоре, - неторопливо ответил Азрахил, пропуская слова Элледели мимо ушей. – Её приносят назгулы одним своим присутствием. Здесь их нет, и я не знаю, как Эомер мог такое схватить; возможно, тоска по родным, похороны дяди, крепкий алкоголь повлияли...
- Тьма нависла над Роханом уже давно, с тех самых пор, как исчезла Эовин, - пробормотал Эльфхельм, садясь на постель наместника с другой стороны. – Вы, северяне, этого не знаете, вам не с чем сравнивать; но наши края раньше были краше и теплее, и люди не были такими подавленными. Может быть, наместника подкосила эта странная Тень?
- Возможно, - согласился Азрахил. – Дунэдайн слишком близко соседствуют с Ангмаром и с тварями, что старше и отчасти страшнее самого Саурона, дабы ощущать лишь небольшое дуновение Тьмы, принесенной черным ветром с восточных пределов.
В речи Эзры явно слышался отголосок надменности. Элледель тяжело вздохнула, хотя ей больше хотелось кричать и бросаться в лекаря тяжелыми предметами. Нет, когда-нибудь некоторые её спесивые земляки переменят отношение к смелым и гордым роханцам; когда-нибудь точно – но только не сегодня. Северянка вряд ли отдавала себе отчет в том, что сама ещё недавно посматривала на рохиррим немного свысока; и только отношение к одному-единственному человеку заставило её пересмотреть свои взгляды.
- Так что ты хотел сказать, Азрахил? – нетерпеливо спросила Элле, пытаясь предотвратить даже самую малейшую возможность начала словесной пикировки. Хвала Единому, Эзра опомнился довольно быстро:
- При таком недуге Арагорн бы попробовал омыть лицо Эомера отваром ацеласа, и дозваться его. Рука Короля возвращает к жизни, и ты это знаешь. Но Короля нет у нас под боком, а потому, попробуем обойтись тем, что имеем. Все-таки, ты родственница ему; может, в тебе хоть на мгновение заговорит нужная часть твоей крови, и ты интуитивно сумеешь понять, как вызвать наместника из Тьмы. Но важнее то, что ты значимый для Эомера человек и на твой зов он вполне может откликнуться...и очнуться.
- Бред какой, - слова Элле были брошены ею словно горсть камешков.
- Не бред, - отбрил Эзра. – Пока не попробуем, не узнаем.
Элле не пришлось долго уговаривать. Она омыла Эомеру лицо, шею, грудь и руки резко пахнущим отваром ацеласа. Приятный запах заполнил всю комнату и взбодрил всех, кто в ней находился. Однако, со второй частью плана возникли проблемы, причем, проблемы эти существовали скорее не в реальности, а только в голове самой Элледели. Отложив тряпицу, насквозь пропитанную отваром, девушка осторожно села на край кровати и взяла Эомера за руку. Волосы из растрепавшейся косы упали на лицо, но северянка нетерпеливым движением отбросила тяжелые пряди назад. Она была поглощена осознанием своей неуклюжести и полным отсутствием понимания того, что нужно делать дальше. Взгляд девушки остановился на её собственных пальцах, обхвативших запястье наместника. Это было не слишком красивое зрелище. Тяжелая работа и война давным-давно лишили ладони Элледели даже жалких остатков нежной девичьей красоты; да и схватилась дунаданка за руку Эомера как воин за меч. Или как утопающий за последнюю соломинку.  
Больной вдруг громко застонал. Северянка дернулась от неожиданности и едва не разжала пальцы; но усилием воли она заставила себя усидеть на месте и вновь склониться над Эомером, пристально глядя ему в лицо. Глаза мужчины беспокойно вертелись под плотно закрытыми веками, словно наместник, явно пребывавший в плену каких-то кошмаров, судорожно пытался отыскать во мраке своего сознания что-то ...или кого-то.
 
- Ну, Фородвен, позови его, - подбодрил её Эзра. Северянка почти физически ощущала нетерпение и раздражение лекаря, а ещё - надежду, что исходила от Эльфхельма. Не слишком ли большие ожидания возложили на её плечи травник и маршал?
- Арагорна бы сюда, - в смятении выдохнула Элледель. – Он возвращал людей из неизбывной тьмы, он учился этому у Элронда, я же...
 
Почему-то доселе ни одна битва, ни одна сложная стратегическая задача не вызывала у северянки подобных затруднений и не требовала от неё стольких душевных усилий. Дочь Хальбарада так часто сталкивалась с кровью и смертью, что привыкла к ним как к неизменным спутникам своей судьбы; однако, спутники эти продолжали пугать её своей могущественной загадочностью. Деве за свою недолгую жизнь довелось побывать даже убийцей, но она никогда не выступала в роли целительницы (если не считать криво сделанных перевязок да примитивных травяных настоев, некогда приготовленных ею). В любом случае, грубые руки Элледели были прежде всего руками воина, а звенящий сталью голос не умел говорить с кем-то по-настоящему нежно и сострадательно. Элледель попросту боялась, что у неё, такой лихой на поле боя, и такой никчемной и бесполезной у ложа больного, ничего не выйдет и что Эомер так и останется блуждать по полям муторного и страшного забытья; и в итоге, потеряется на мрачных полях самой Смерти. Однако, вообразив лишь на какую-то долю секунды подобную возможность, Элле вдруг преисполнилась смелости взглянуть судьбе в глаза. Она не могла из-за внезапной вспышки трусости позволить навеки угаснуть тому солнечному огню, что горел в груди этого вспыльчивого, доброго, храброго и великодушного человека. Элледель решила: она поверит в свои силы и сможет достучаться до сына Эомунда, пусть даже ей придется просидеть не одну ночь у его постели без сна и отдыха.
 
- Эомер, послушай, - сказала девушка тихо, сильнее сжав руку наместника. – Я не знаю, слышишь ли ты меня, но... Я прошу тебя очнуться. Ты должен бороться с болезнью, с отчаянием...
Элле осеклась. Ничего не произошло. Да ничего, наверное, и не могло произойти. Подавленная, но не удивленная, Элледель обуздала желание беспомощно оглянуться на Эзру и тем самым признать, что его идея потерпела крах. Северянка вновь заговорила, только сейчас её голос звучал надрывнее и громче. Самой девушке казалось, что он вот-вот сорвется на плач:
- Очнись, Эомер! Я прошу тебя, вернись к нам...вернись ко мне! Вспомни что я говорила – тьма уйдет, твои родные вернутся домой, ты больше никогда не будешь один. Так очнись! Очнись, ну пожалуйста!
 
Последние слова девушке пришлось договаривать уже сдавленным от слёз голосом. Элледели все равно было, что подумают  о ней Эльфхельм или Азрахил. Во всём целом мире единственно важными для девушки теперь были только спутанные золотые волосы, мокрый бледный лоб и белые отметины на смугловатой ладони, оставшиеся от судорожно сведенных пальцев. Глаза северянки наполнились слезами, и та быстро подняла голову. Факелы и гобелены на стенах заплясали, преломляясь в соленых каплях, которые так и не сорвались с век. А когда слезы чуть высохли, девушка вновь посмотрела на Эомера. Его золотистые ресницы, казалось, тоже слабо затрепыхались, подобно крыльям бабочки, зажатой пальцами какого-нибудь жестокого мальчишки. Что за причудливые, обманчивые игры света и воображения. Или же...
 
- Эй! – вскрикнула Элледель, когда поняла, что веки Эомера распахнулись, и что его бессмысленный взор попытался сфокусироваться на её лице. – Эй, - повторила девушка тихо, уже не чувствуя, как слезы катятся по её лицу. 

Ночь тянулась - длинная, медленная и вязкая, словно черная кровь. И казалось, что не будет ей ни конца, ни края. Три раза уже насмерть уставали следопыты, и три раза дочь Хальбарада упорно поднимала их в бой. Но и сама она была уже вымотана до предела. В жилах Элледели текла высокая нуменорская кровь; девушка была закалена долгими странствиями и бесконечными стычками, но сегодняшняя битва вполне могла стать для неё последней - такого запредельного напряжения сил она потребовала. Галадриэль читала нараспев заклинания, следопыты и Исилендил рубились, что было мочи, но новые и новые призраки лезли со всех сторон. А может быть, и не новые; может, те, которые развеивались под ударами зачарованных мечей через какое-то время воплощались снова и продолжали драться. Элледель не могла сказать точно. На исходе четвертого часа ей уже стало наплевать на происходящее: тупое равнодушие волной накрыло северянку. Воительница действовала машинально; тело её, хоть и продолжало повиноваться усилию воли, начало страшно ныть и требовать немедленного отдыха.
 
И когда Элле уже утратила всякую надежду; когда она мысленно попрощалась с родными, друзьями и тем человеком, коего оставила за многие лиги отсюда, Исилендил вдруг пошел в атаку.
- В стороны! Рубите! - закричала Фородвен. Несколько мучительно долгих мгновений понадобилось ей, чтобы постигнуть замысел эльфа; и следопытка надеялась, что верно поняла его. Дунаданы, воодушевленные безумным рывком нолдо, ринулись в бой так, будто неизвестное волшебство влило в них новые силы. Сама Элледель следовала за могучим Тиэнором и прикрывала его сзади. Благодаря своему росту и юркости, девушка вскоре пробилась за спину короля умертвий, с которым сражался сейчас Исилендил. Замогильной жутью веяло от мертвого военачальника, невозможно было находиться рядом с ним; ещё несколько часов назад дочь Хальбарада трусливо открестилась бы от подобного испытания, ежели бы ей его подробно описали и предложили пройти. Но сейчас у девушки не осталось никакого выбора. Превозмогая нечеловеческие ужас и отвращение, Элледель, сцепив зубы, выжидала нужный момент для удара. Генерал начал сильно теснить эльфа, но вокруг мертвеца уже не осталось его подданных, а значит, к Исилендилу подоспела подмога. И когда нолдо пошатнулся, Элле крикнула:
- Давай!
 
Разом, кто куда, следопыты атаковали генерала со спины. Элледель перед этим отбросила щит, чтобы ничто не стесняло её движений; швырнула на землю верный Гиль и выхватила два поясных кинжала. Она сама не ожидала от себя такой прыти, когда одновременно с ударом двуручного меча Тиэнора, подпрыгнула на максимально возможную высоту и вонзила клинки ножей куда-то призраку между лопаток (по крайней мере, похоже было на то, что удар пришелся как раз между лопаток; хотя, кто там этих призраков знает).
Руки девушки обожгло нестерпимой болью. Элледель, падая, столкнулась с Тиэнором и рухнула на землю. Ей нечем было защищаться, она выпустила из рук свои кинжалы и оставила их в спине призрака; она была так вымотана, что хотела уткнуться носом в пожухлую траву, замереть и покорно дождаться своей гибели. Но первый луч солнца показался из-за горизонта давно уже посветлевшего в рассветном зареве неба. Он осенил лицо Элледели, скользнул по последнему из её кинжалов,  что был выхвачен девушкой при попытке встать на ноги. Душераздирающие вопли призраков, попытавшихся уйти от неизбежной участи, словно клинки взрезали утренний осенний воздух - но в свете дня колдовские умертвия оказались всего лишь страшилкой, детской жуткой сказкой, развеявшейся от первого прикосновения неумолимого солнечного света. Элле, зажавшая было уши руками, выпрямилась и потрясенно огляделась. 
 
- Всё...нет, неужели всё..., - бормотнула она так, что вряд ли её кто-то слышал. Однако, у леди Галадриэль имелось иное мнение насчет окончания битвы. По словам Владычицы, нужно было ещё собрать останки умертвий и сделать огромный погребальный костер, дабы не осталось у призраков на земле никакого пристанища и никакой возможности воплотиться вновь. Получается, измотанный отряд должен был совершить еще один подвиг.
 
- Держись, пожалуйста, - тихо сказала Элледель, подходя к Исилендилу. Он сидел на земле, опустив голову, и явно боролся с желанием упасть и более никогда не двигаться. На долю эльфа выпало страшнейшее из испытаний сегодняшней ночи - в одиночку сдерживать натиск могучего врага довольно долгое время, пока следопыты разбирались с более мелкими призраками. Деревянными, негнущимися пальцами Элледель медленно стянула себя свою кожаную,вхлам изодранную куртку и расстелила её на земле. Галадриэль отдала плащ, который свернула в большой валик; и дочь Хальбарада кое-как заставила эльфа лечь и подложила ему под голову импровизированную подушку. Это было все, что она могла сейчас для него сделать: Галадриэль осталась с Исилендилом, а дочь Хальбарада, тяжело поднявшись на ноги, отдала нужные команды. После небольшой передышки отряд во главе с Элле спустился с вершины кургана.
 
... В светло-серое небо взвился жирный черный дым. То горели останки умертвий, щедро "удобренные" хворостом и чарами эльфийской Владычицы. Элледель, постаравшаяся расстелить на земле свой плащ на как можно более значительном расстоянии от погребального костра, лежала на спине, раскинув руки и бездумно пялилась на облака. Каждая клеточка её тела молила о долговременном отдыхе, но для него время ещё не наступило. С усилием повернув голову, Элле устремила свой взор на сверкающую кучу сокровищ, что следопытам удалось вытащить из курганов. Странные, обрывочные мысли возникли в голове девушки. Все эти сокровища по праву принадлежали её народу, и если мудро пустить их в дело... Впрочем, для начала нужно было ещё понять, что именно вытащили они из бывших могил. 

Из переправы через Андуин.<------
 
Эомер, движимый ощущением близости своей цели, подгонял коня, торопился, не мог сидеть спокойно. Он вернулся. Он дома. Пускай ещё до старого-доброго Эдораса, до великой столицы Рохана ещё оставалось несколько дней пути, но запах степи, привычный мужчине, опьянял. Больше всего сейчас рохирриму хотелось с криками и гиканьем помчаться вперёд, стрелой летя над землей. Но этого сделать он не мог. Рохиррим вновь умерил пыл разгорячённого коня и украдкой оглянулся.
 
Эовин ехала молча. Выпрямившись в седле, девушка задумчивым взглядом смотрела вдаль, разглядывала бескрайнюю родную степь, вдыхала полной грудью знакомый с детства запах трав. К вящей радости своего брата, поведение княжны начало медленно, потихоньку меняться. Всё чаще на её лице стала проскальзывать улыбка, всё больше похожая на улыбку той Эовин, до похищения. Всё чаще девушка заговаривала с братом, старательно обходя в разговорах тему своего заключения. Но многое осталось прежним. Девушка была всё также осторожна, всё также скрывала свою личность, что подчас было непросто — народ знал княжну. И пускай плен заметно изменил облик некогда вечно весёлой Эовин, но её лицо всё было узнаваемо. Поэтому Эомер прилагал все усилия, чтобы его спутница оставалась неузнанной, по её собственной просьбе.
 
Эогарт тоже старался молчать, но по совсем другой причине. Гордому воину было тяжко даже ехать верхом, что отчётливо читалось в его взгляде. Но, как и положено хорошему солдату, рохиррим не подавал и признака слабости. Мужчина старался сидеть ровно, не отставать от спутников, а также не докучать им. Эогарта явно тяготила доля раненого, но Эомер всё равно старался обеспечить его всем лучшим — выделяя ему лучшую постель из предложенных, больше еды на привалах. Рана понемногу затягивалась, но уход врачевателей был бы рохирриму ой как кстати. Пока в деревнях, оставленных отрядом позади, не попалось ни одного более-менее хорошего лекаря. Те, что были, не могли сделать ничего, кроме как сменить воину повязку. Эомер вздохнул и устремил свой взор вперёд.
 
Впереди, как и слева, справа и сзади, раскинулась широкая степь. Выбранное направление ничем не отличалось от остальных, ориентиров практически не было, если не считать тёплого солнца в небе. Но что-то тянуло Эомера в эту сторону, притягивало его взгляд, заставляло улыбнуться, подбочениться и подогнать замешкавшегося коня. Впереди был дом. И он был уже очень близок.
 
----->В Эдорас.

Ночь тянулась - длинная, медленная и вязкая, словно черная кровь. И казалось, что не будет ей ни конца, ни края. Три раза уже насмерть уставали следопыты, и три раза дочь Хальбарада упорно поднимала их в бой. Но и сама она была уже вымотана до предела. В жилах Элледели текла высокая нуменорская кровь; девушка была закалена долгими странствиями и бесконечными стычками, но сегодняшняя битва вполне могла стать для неё последней - такого запредельного напряжения сил она потребовала. Галадриэль читала нараспев заклинания, следопыты и Исилендил рубились, что было мочи, но новые и новые призраки лезли со всех сторон. А может быть, и не новые; может, те, которые развеивались под ударами зачарованных мечей через какое-то время воплощались снова и продолжали драться. Элледель не могла сказать точно. На исходе четвертого часа ей уже стало наплевать на происходящее: тупое равнодушие волной накрыло северянку. Воительница действовала машинально; тело её, хоть и продолжало повиноваться усилию воли, начало страшно ныть и требовать немедленного отдыха.
 
И когда Элле уже утратила всякую надежду; когда она мысленно попрощалась с родными, друзьями и тем человеком, коего оставила за многие лиги отсюда, Исилендил вдруг пошел в атаку.
- В стороны! Рубите! - закричала Фородвен. Несколько мучительно долгих мгновений понадобилось ей, чтобы постигнуть замысел эльфа; и следопытка надеялась, что верно поняла его. Дунаданы, воодушевленные безумным рывком нолдо, ринулись в бой так, будто неизвестное волшебство влило в них новые силы. Сама Элледель следовала за могучим Тиэнором и прикрывала его сзади. Благодаря своему росту и юркости, девушка вскоре пробилась за спину короля умертвий, с которым сражался сейчас Исилендил. Замогильной жутью веяло от мертвого военачальника, невозможно было находиться рядом с ним; ещё несколько часов назад дочь Хальбарада трусливо открестилась бы от подобного испытания, ежели бы ей его подробно описали и предложили пройти. Но сейчас у девушки не осталось никакого выбора. Превозмогая нечеловеческие ужас и отвращение, Элледель, сцепив зубы, выжидала нужный момент для удара. Генерал начал сильно теснить эльфа, но вокруг мертвеца уже не осталось его подданных, а значит, к Исилендилу подоспела подмога. И когда нолдо пошатнулся, Элле крикнула:
- Давай!
 
Разом, кто куда, следопыты атаковали генерала со спины. Элледель перед этим отбросила щит, чтобы ничто не стесняло её движений; швырнула на землю верный Гиль и выхватила два поясных кинжала. Она сама не ожидала от себя такой прыти, когда одновременно с ударом двуручного меча Тиэнора, подпрыгнула на максимально возможную высоту и вонзила клинки ножей куда-то призраку между лопаток (по крайней мере, похоже было на то, что удар пришелся как раз между лопаток; хотя, кто там этих призраков знает).
Руки девушки обожгло нестерпимой болью. Элледель, падая, столкнулась с Тиэнором и рухнула на землю. Ей нечем было защищаться, она выпустила из рук свои кинжалы и оставила их в спине призрака; она была так вымотана, что хотела уткнуться носом в пожухлую траву, замереть и покорно дождаться своей гибели. Но первый луч солнца показался из-за горизонта давно уже посветлевшего в рассветном зареве неба. Он осенил лицо Элледели, скользнул по последнему из её кинжалов,  что был выхвачен девушкой при попытке встать на ноги. Душераздирающие вопли призраков, попытавшихся уйти от неизбежной участи, словно клинки взрезали утренний осенний воздух - но в свете дня колдовские умертвия оказались всего лишь страшилкой, детской жуткой сказкой, развеявшейся от первого прикосновения неумолимого солнечного света. Элле, зажавшая было уши руками, выпрямилась и потрясенно огляделась. 
 
- Всё...нет, неужели всё..., - бормотнула она так, что вряд ли её кто-то слышал. Однако, у леди Галадриэль имелось иное мнение насчет окончания битвы. По словам Владычицы, нужно было ещё собрать останки умертвий и сделать огромный погребальный костер, дабы не осталось у призраков на земле никакого пристанища и никакой возможности воплотиться вновь. Получается, измотанный отряд должен был совершить еще один подвиг.
 
- Держись, пожалуйста, - тихо сказала Элледель, подходя к Исилендилу. Он сидел на земле, опустив голову, и явно боролся с желанием упасть и более никогда не двигаться. На долю эльфа выпало страшнейшее из испытаний сегодняшней ночи - в одиночку сдерживать натиск могучего врага довольно долгое время, пока следопыты разбирались с более мелкими призраками. Деревянными, негнущимися пальцами Элледель медленно стянула себя свою кожаную,вхлам изодранную куртку и расстелила её на земле. Галадриэль отдала плащ, который свернула в большой валик; и дочь Хальбарада кое-как заставила эльфа лечь и подложила ему под голову импровизированную подушку. Это было все, что она могла сейчас для него сделать: Галадриэль осталась с Исилендилом, а дочь Хальбарада, тяжело поднявшись на ноги, отдала нужные команды. После небольшой передышки отряд во главе с Элле спустился с вершины кургана.
 
... В светло-серое небо взвился жирный черный дым. То горели останки умертвий, щедро "удобренные" хворостом и чарами эльфийской Владычицы. Элледель, постаравшаяся расстелить на земле свой плащ на как можно более значительном расстоянии от погребального костра, лежала на спине, раскинув руки и бездумно пялилась на облака. Каждая клеточка её тела молила о долговременном отдыхе, но для него время ещё не наступило. С усилием повернув голову, Элле устремила свой взор на сверкающую кучу сокровищ, что следопытам удалось вытащить из курганов. Странные, обрывочные мысли возникли в голове девушки. Все эти сокровища по праву принадлежали её народу, и если мудро пустить их в дело... Впрочем, для начала нужно было ещё понять, что именно вытащили они из бывших могил. 

На вершине кургана
 
Хотя вокруг кипела яростная битва живых и мертвых, Галадриэль почти не замечала её. То, что она пыталась сделать сейчас... магию такой силы никто не творил, пожалуй, со времени создания Колец. Над курганами теперь горело зеленое зарево в полнеба, метались тени и порой людей было не отличить от призраков. 
 
Белая Владычица прижала ладони к камню, что венчал плоскую вершину кургана, закрыла глаза и прислушалась. Крики бойцов, вой привидений и лязг оружия не были ей помехой, её интересовало нечто глубже и древнее, сейчас она смогла бы даже различить, как растут корни под слоем почвы. Эльфийская волшебница обращалась к самой земле и камням, к скрытой в них памяти о первых днях творения, о музыке Айнур и тех временах, когда тьма ещё не коснулась этих мест. Надо было, чтобы кто-то просто напомнил им об этом...
Она прошептала первые строки песни и камень под руками начал ощутимо теплеть.
 
Ах, иначе в былые года
Колдовала земля с небесами,
Дива дивные зрелись тогда,
Чуда чудные деялись сами...
 
- Моя госпожа, что бы не случилось, произносите заклинание до полного его завершения! - донесся до неё отчаянный крик Исилендила. Бойцам приходилось тяжело, она чувствовала это, но знала, что если сейчас только набирающая силу Песнь прервется, то все жертвы окажутся напрасными.
 
Поэтому колдовство продолжалось. Фигуру Галадриэли словно окутала светящаяся дымка, Кольцо Нэнья на её руке теперь сияло как звезда и отблески этого сияния ползли по траве словно живые, пугая духов и придавая сил людям. 
 
Замок временем срыт и укутан, укрыт
В нежный плед из зеленых побегов
Но развяжет язык молчаливый гранит
и холодное прошлое заговорит
О походах, боях и победах.
 
Время подвиги эти не стерло, 
нужно только поднять верхний пласт и дымящейся кровью из горла
чувства вечные хлынут на нас.

Земля просыпалась, Артанис чувствовала это. Курганы вновь отвергали тьму, сопротивлялись ей, они больше не хотели становиться убежищем для тысяч злобных духов. Призраки не могли понять, что происходит, хоть и тоже чуяли ненавистные им светлые чары.  Близился рассвет и песня Силы изменилась, зазвучала звонче, заглушая собой отзвуки боя.
Я создам сто замков
и сплету сто оков пробужу эту землю я кружевом слов,
Вам же нет больше места в глубинах холмов,
на заре вы все сгинете,
тени из снов.

Первый солнечный луч робко выглянул из-за горизонта и засиял на доспехах Исилендила, блеснул на клинке Элледели. Сонм призраков издал отчаянный, душераздирающий вой, те из них, что не успели познакомиться с мечами дунэдайн, попытались укрыться в своих темных могилах под землей, но не тут то было - курганы намертво сомкнулись, не пуская их. А лучей становилось все больше, призрачная плоть таяла от их прикосновения и уже через несколько мгновений все закончилось. Лишь кое-где в пожухлой траве  валялись части старинных доспехов.   - Это ещё не всё, - сказала Галадриэль, глядя на маленький измученный схваткой отряд.  - Для того, чтобы мы были уверены, что зло не найдет снова дорогу сюда, вам надо спуститься в курган, найти там останки умертвия и сжечь их. Мои чары - не преграда для светлых. Я же буду ждать вас здесь.  [spoiler=Офф]Стихи я честно позаимствовала у двух отличных поэтов и немного адаптировала, чтобы было все красиво. А то мой антиталант к стихосложению может посоперничать с антиталантом Исилендила.

[spoiler=Феня и его Голоса]
 

я увижу Вас в старом парке

на скамейке, с лиловой книгой.

и возможно, в очках, сидящих

чуть неровно на переносье.

будет солнце играть лучами

через кроны ветвистых кленов

в волосах цвета тёмной бронзы;

и на майке бордово-красной.

я пройду мимо Вас небыстро

увлеченно любуясь видом.

сомневаюсь, что я замечу

Вас, сидящего на скамейке.

сомневаюсь, что Вы поймёте,

что припомните - тоже вряд ли -

сочетание глаз зелёных

с темно-синим в горошек платьем.

*из вредности призывает Эомера*
всем доброго субботнего вечера, милсдари!

я увижу Вас в старом парке

на скамейке, с лиловой книгой.

и возможно, в очках, сидящих

чуть неровно на переносье.

будет солнце играть лучами

через кроны ветвистых кленов

в волосах цвета тёмной бронзы;

и на майке бордово-красной.

я пройду мимо Вас небыстро

увлеченно любуясь видом.

сомневаюсь, что я замечу

Вас, сидящего на скамейке.

сомневаюсь, что Вы поймёте,

что припомните - тоже вряд ли -

сочетание глаз зелёных

с темно-синим в горошек платьем.

Закончив с помощью - Элле вместе с Эльзой и Ненгилем носили хворост и воду для Исилендила - девушка оперлась на большой камень, стоявший неподалеку. Наблюдать за работой кузнеца было истинным удовольствием, ибо он был настоящим мастером, и дело его спорилось. Помощники, Тиэнор и Хирдор, вовсю старались не отставать от своего руководителя. Эльф, тем временем, мурлыкал себе под нос тягучий напев. Элле с первых же звуков догадалась - то была Песнь Силы. Девушка вполне разбирала её слова, понимала их значение и осознавала: ей выпала настоящая честь. Мало кто из ныне живущих смертных мог похвастаться тем, что увидел работу эльфийского кузнеца и уж тем более тем, что услышал, как мастер зачаровывает оружие. 
 
Завороженная Песней, северянка едва не пропустила её окончание. Но слова Исилендила – а он обратился к деве с предложением немедленно испытать его работу –  отзвуком зацепились за сознание Элледели, и та, моргнув, закивала головой:
 
- Благодарю тебя, мастер Исилендил, за работу. Тиэнор?
 
Могучий следопыт, к которому повернулась дочь Хальбарада, вытер пот со лба. Тиэнор с самого начала помогал эльфу с заточкой оружия, и сейчас на его лице явственно читалось желание проверить клинки в действии. Размяв пальцы, Тиэ взял свой двуручник. Грани оружия теперь отливали в свете луны холодноватым, прозрачно-голубым цветом. Дунадан подошел к камню, на который указал Исилендил, и, помедлив немного, взмахнул мечом. Клинок сверкнул в воздухе яростной серебристой вспышкой. Мгновение – и камень разлетелся на куски. Казалось, что Тиэнор лишь дотронулся до него; однако, результат вышел ошеломляющий. Элледель, не сдержавшись, радостно хлопнула в ладоши и воскликнула:
 
- Да это просто чудо! С таким оружием и в неизвестность шагать не страшно. Если оно окажется столь же прекрасным и против призраков, то небольшая это будет цена за его последующую негодность!
 
Элле только чуточку пожалела, что её мечу, её гордости и любимой личной вещи, тоже придёт конец. Она лишь надеялась, что его ещё можно будет заточить; однако, об этом стоило подумать позже. Исилендилу понадобилось некоторое время на отдых и сборы, но затем вся компания, скрытая чарами Галадриэли, устремилась на вершину самого большого кургана. Луна и звезды, сиявшие в небе, проливали свой тусклый свет на близлежащие холмы; но когда отряд оказался на вершине, следопытам стало казаться, что у подножия кургана клубится черный, непроглядный дым. Элледель, её следопыты и Исилендил встали кругом, центром коего оказалась владычица Галадриэль. Факел, который она держала в руках, вдруг перестал светить тем волшебным, белым светом, и стал обыкновенным неярким источником огня.
 
Сразу же неестественный холод пронзил тело Элледели, и девушка, воздев щит, покрепче перехватила в руке верный Гиль, вспыхнувший голубым пламенем. Дочь Хальбарада мгновение взирала на него с изумлением; но странный, свистящий шепот отвлек её внимание. Костлявая рука словно из ниоткуда возникла перед северянкой из ночного мрака. Девушка, исполненная ужаса, со всей силы рубанула по ней, щитом одновременно отталкивая умертвие. Призрак оказался на удивление осязаемым.

- Да сохранит нас Создатель! - донёсся до дочери Хальбарада возглас Тиэнора. Вокруг закипела битва. И Элледель, вонзая клинок в грудь призрака, тоже мысленно начала взывать к помощи Единого. Она знала, что врагов не станет меньше от её молитвы, но всепоглощающий страх уйдёт. 

Работу нолдо и правда сделал на славу. Но предстояло сражение, которое для дунедайн было первым настоящим, в том плане, что это не оркоту рубить, а духов. И некоторые из них весьма опасны. Смертельно опасны. Для эльфа же это будет не первой встречей с могущественной магией, темная магия очень могущественна. Исилендил держался рядом с Галадриэль и даже когда Могильники сломили ее чары, которыми она скрывала дружину, он не переменился в лице.
 
Началось. Сражение которому не было равных. День против ночи, смерть против жизни, черная магия против светлой, мертвецы против живых.
- Моя госпожа, что бы не случилось, произносите заклинание до полного его завершения! - крикнул нолдо, думая о том, что даже если никого из охраны не останется песня должна быть завершена, при этом не пускал к белой колдунье одного из сильных призраков, прорвавшегося через крепкие ряды дунедайн, видимо кто-то из княжеских родов Арнора. Но появилось еще одно [spoiler=умертвие]
, оно было непохоже на остальных. И оно командовало! Исилендил готов был поклясться, что он видит как методично мертвецы идут в бой. Быть может это и есть тот источник зла, дух темного нуменорца, один из генералов Ангмарского Короля Чародея, который был оставлен для командования духами. Но кто может эффективно командывать мертвыми? Мертвый...    
 
Эльф решил сделать, то что видел при Гондолине, в Битве Бессчетных слез, а именно опрометчивый поступок, который называли геройством. Впрочем он знал, что ни один из воинов Элледель не сможет сдержать натиск лидера мертвых, однако они нужны. И если они все поймут правильно, ибо времени на объяснений не было, то битва будет выиграна не его рукой, а руками людьми. Исилендил прорвался вихрем через организованные ряды мертвых устремляясь к их вожаку, где сцепился с ним не на жизнь, а на смерть. Невероятна была сила этого духа, словно она приходила из вне. Однако бой разобщил умертвий и их атаки стали легче восприниматься людьми. Эльф в пылу битвы иной раз бросал глаз в сторону людей, ожидая их удара в спину главарю, который так увлекся боем.
- Аурент Улувар! - кричал воин, что было мочи, нанося свои удары, - День настанет! 
Лязг мечей нолдо и мертвого генерала эхом отбивал музыку боя. Щит эльфа стонал под ударами да такими, что нолдо был буквально вбит в землю, он и сам удивлялся тому как его ноги еще не подкосились. Время шло, удары умертвия становились все сильнее, а блоки эльфа слабее. Мертвец умудрился зацепить плечо кузнеца, и это сослужило дурную службу эльфу, он не смог больше держать щит и теперь отбивался одним лишь Анарендилом. И вот ноги подкосились когда удар меча умертвия пришелся по шлему воина, однако броня выкованная Исилендилом спасла жизнь не одному воину, в том числе и ему. Клинок врага лишь коснулся кожи в смотровой щели шлема, ослепляя нолдо его же кровью, но то все раны не смертельные для эльфа. Последний удар мертвеца должен был оборвать жизнь Исилендилу, однако лидер умертвий был обманут, ведь в его спину вонзились все клинки дунедайн, которые смогли пробиться к эльфу.      

Закончив с помощью - Элле вместе с Эльзой и Ненгилем носили хворост и воду для Исилендила - девушка оперлась на большой камень, стоявший неподалеку. Наблюдать за работой кузнеца было истинным удовольствием, ибо он был настоящим мастером, и дело его спорилось. Помощники, Тиэнор и Хирдор, вовсю старались не отставать от своего руководителя. Эльф, тем временем, мурлыкал себе под нос тягучий напев. Элле с первых же звуков догадалась - то была Песнь Силы. Девушка вполне разбирала её слова, понимала их значение и осознавала: ей выпала настоящая честь. Мало кто из ныне живущих смертных мог похвастаться тем, что увидел работу эльфийского кузнеца и уж тем более тем, что услышал, как мастер зачаровывает оружие. 
 
Завороженная Песней, северянка едва не пропустила её окончание. Но слова Исилендила – а он обратился к деве с предложением немедленно испытать его работу –  отзвуком зацепились за сознание Элледели, и та, моргнув, закивала головой:
 
- Благодарю тебя, мастер Исилендил, за работу. Тиэнор?
 
Могучий следопыт, к которому повернулась дочь Хальбарада, вытер пот со лба. Тиэнор с самого начала помогал эльфу с заточкой оружия, и сейчас на его лице явственно читалось желание проверить клинки в действии. Размяв пальцы, Тиэ взял свой двуручник. Грани оружия теперь отливали в свете луны холодноватым, прозрачно-голубым цветом. Дунадан подошел к камню, на который указал Исилендил, и, помедлив немного, взмахнул мечом. Клинок сверкнул в воздухе яростной серебристой вспышкой. Мгновение – и камень разлетелся на куски. Казалось, что Тиэнор лишь дотронулся до него; однако, результат вышел ошеломляющий. Элледель, не сдержавшись, радостно хлопнула в ладоши и воскликнула:
 
- Да это просто чудо! С таким оружием и в неизвестность шагать не страшно. Если оно окажется столь же прекрасным и против призраков, то небольшая это будет цена за его последующую негодность!
 
Элле только чуточку пожалела, что её мечу, её гордости и любимой личной вещи, тоже придёт конец. Она лишь надеялась, что его ещё можно будет заточить; однако, об этом стоило подумать позже. Исилендилу понадобилось некоторое время на отдых и сборы, но затем вся компания, скрытая чарами Галадриэли, устремилась на вершину самого большого кургана. Луна и звезды, сиявшие в небе, проливали свой тусклый свет на близлежащие холмы; но когда отряд оказался на вершине, следопытам стало казаться, что у подножия кургана клубится черный, непроглядный дым. Элледель, её следопыты и Исилендил встали кругом, центром коего оказалась владычица Галадриэль. Факел, который она держала в руках, вдруг перестал светить тем волшебным, белым светом, и стал обыкновенным неярким источником огня.
 
Сразу же неестественный холод пронзил тело Элледели, и девушка, воздев щит, покрепче перехватила в руке верный Гиль, вспыхнувший голубым пламенем. Дочь Хальбарада мгновение взирала на него с изумлением; но странный, свистящий шепот отвлек её внимание. Костлявая рука словно из ниоткуда возникла перед северянкой из ночного мрака. Девушка, исполненная ужаса, со всей силы рубанула по ней, щитом одновременно отталкивая умертвие. Призрак оказался на удивление осязаемым.

- Да сохранит нас Создатель! - донёсся до дочери Хальбарада возглас Тиэнора. Вокруг закипела битва. И Элледель, вонзая клинок в грудь призрака, тоже мысленно начала взывать к помощи Единого. Она знала, что врагов не станет меньше от её молитвы, но всепоглощающий страх уйдёт. 

я увижу Вас в старом парке

на скамейке, с лиловой книгой.

и возможно, в очках, сидящих

чуть неровно на переносье.

будет солнце играть лучами

через кроны ветвистых кленов

в волосах цвета тёмной бронзы;

и на майке бордово-красной.

я пройду мимо Вас небыстро

увлеченно любуясь видом.

сомневаюсь, что я замечу

Вас, сидящего на скамейке.

сомневаюсь, что Вы поймёте,

что припомните - тоже вряд ли -

сочетание глаз зелёных

с темно-синим в горошек платьем.

Февраль: просто продолжать ныть.
Я за Вами, мессир: и во мрак неоконченной ночи;
из унылого дня - в беспросветное утро прощаний;
и в бессмертную муку, которую мастер пророчил
человеку, носившему гордое звание "всадник".
 
Я за Вами, мессир, хоть куда - да куда позовёте!
На Луну, на Голгофу и вниз, на трамвайные рельсы.
Стану ведьмой нагой в полуночном, безумном полете;
на балу до утра протанцую в венце королевском.
 
Я за Вами, мессир. Вы не дьявол - но это не важно!
Я уже не пребуду в числе Вашей преданной свиты.
Шесть утра. Мне пора в особняк мой вернуться бумажный.
До свиданья, мессир. Не забудьте свою Маргариту.

 

я увижу Вас в старом парке

на скамейке, с лиловой книгой.

и возможно, в очках, сидящих

чуть неровно на переносье.

будет солнце играть лучами

через кроны ветвистых кленов

в волосах цвета тёмной бронзы;

и на майке бордово-красной.

я пройду мимо Вас небыстро

увлеченно любуясь видом.

сомневаюсь, что я замечу

Вас, сидящего на скамейке.

сомневаюсь, что Вы поймёте,

что припомните - тоже вряд ли -

сочетание глаз зелёных

с темно-синим в горошек платьем.

Степь горела, и горела страшно. Чёрный непроглядный дым поднимался от горящей сухой травы и столпом поднимался вверх. Ветра почти не было совсем, и из-за этого всё вокруг казалось погружённым в ночной мрак. Среди объятых пламенем холмов, между полосами чёрной выжженной земли, щурясь от разъедающего глаза смога стоял одинокий мужчина. Рохиррим медленно поворачивал голову, оглядываясь. Он помнил эту степь. Помнил этот огонь, помнил это необычно сухое лето, за которое не пролилось ни единого дождя. Вот только в воспоминаниях пламя было выше. "Или же это я был меньше?.." — подумал Эомер, спускаясь с холма. Отчего-то он не боялся ни капли. Он знал, что вот-вот придёт отец, пробиваясь сквозь дым и пламя, возьмёт его за руку и уведет домой. Вот-вот придёт... Дым становился всё гуще, затягивая небо и устилая землю ковром. Вскоре рохиррим уже стоял в абсолютной темноте, в которой изредка вспыхивали вспышки искр. Вокруг не было ни души.
 
И вот тогда Эомер наконец почувствовал страх. Он клещами сжал его душу, заставил метаться в исступлении, кричать, звать на помощь. Невидимое кольцо огня медленно, но верно сжималось. Маршал чувствовал жар, исходящий от пламени. И вот тогда, когда отдельные искры уже начали пощипывать пальцы и обжигать волосы, всё померкло, погрузившись в настоящую тьму. Тьму, в которой не было ничего, кроме голосов. Смутных, далёких, неразборчивых, но всё-таки неуловимо знакомых. Рохиррим, едва переставляя ноги, зашагал по направлению к ним. Ноги что-то словно сковывало, связывало. Маршал медленно, но верно увязал в болоте. Этот момент из детства он тоже помнил. Тогда он заехал слишком далеко от знакомых мест, задремав в седле. Эадиг вдруг резко встал. Ровная болотистая гладь заколебалась, пошла волнами. Над трясиной эхом раздалось кваканье жаб, перемежаемое с треском кузнечиков. Всё было не так, рохиррим был уверен. Он уже видел это всё, но тогда, в далёком прошлом, всё было совсем не так. Мужчина не мог отделаться от эфемерности, нереальности происходящего. Над головой мерцали звёзды, притягивая взор.
 
"Всё не так. Я что-то забыл. Что-то упустил. Что? Что?!"
 
Сны сменялись, видения шли своим чередом. Разум рохиррима, порабощённый лихорадкой, сплетал воедино впечатления и воспоминания, мечты и помысли, страхи и желания, а полученную странную кашу выдавал мужчине под видом зыбкой реальности. Эомер шёл. И ехал. И вновь шёл. И плыл, плыл неведомо куда, навстречу непонятной цели, которой Маршал не видел. Он просто знал, что должен идти. И шёл, шёл по пояс в траве, обильно усеянной росой, шёл, перешагивая через тела орков, эльфов, восточан, рохиррим, шёл, огибая кроваво-красные ручейки, сливавшиеся в бурные маленькие речки. Сначала Эомер шёл наедине со своими мыслями, силясь продраться сквозь спутанный комок эмоций. А затем пришли они.
 
Отец и мать. Брат и сестра. Названный отец и названные братья, один за одним, сливаясь в толпу, которой не было конца. И каждый из них привносил свой голос в ужасающий, страшный хор, сопровождающий Эадига на всём его пути. Монотонный гул раздражал, дезориентировал, мешал, а ледяные руки с крючковатыми пальцами цеплялись за плечи, разворачивая и стараясь втянуть в толпу. Наконец, Эомер побежал, надеясь таким образом оставить медлительную толпу позади. Побежал вначале тяжело, едва переставляя задеревеневшие ноги, но вскоре ветер засвистел, а со лба градом потёк пот. Шум позади затих, толпа, неспособная развить скорость больше черепашьей, осталась на горизонте тёмной линией. Маршал обернулся, торжествующе закричал... и, не заметив камня под ногой, на всей скорости распластался по земле.
 
***
 
— Эомер?
 
Эомер разлепил глаза и тут же сощурился. Яркий дневной свет бил прямо в глаза, ослепляя, но мужчина был ему несказанно рад. Он не видел солнца... сколько? Он потерял счёт времени, бродя по бесконечным пустырям и болотам. Рохиррим сел, рефлекторно стряхивая с плеча сухую траву. Рядом с ним, гарцуя, восседала на непроницаемо-вороной кобыле девушка. Всадница была облачено в красивое чёрное платье. Кудри цвета вороного крыла развевались на ветру, а изумрудные глаза глядели c нежностью и добротой. Маршал медленно встал, оглядываясь. Вокруг раскинулась бескрайняя роханская степь, над головой светило яркое солнце, а в небе не было ни облачка. Эомер, не в силах поверить своим глазам, ошеломлённо выдохнул, вложив всё своё удивление и надежды в одно-единственное слово.
 
***
 
— Что? — Эльфхельм разлепил глаза, очнулся от дремоты и оглянулся. В комнате, помимо него, находилось ещё трое: двое следопытов и мальчишка-рохиррим. Все трое ошарашенно переглядывались, а в неверном свете свечи маршалу показалось, что девушка ещё и слегка зарумянилась. Мальчишка помялся и с надеждой посмотрел на мужчину.
 
— Что произошло? — маршал протёр глаза напустил грозную мину и сделал вид, что просто глубоко задумался, а вовсе не заснул.
 
— Эомер, господин... Он... заговорил.
 
— Что? — Эльфхельм сорвался с места, подлетел к кровати и всмотрелся в лицо друга. Наместник почти не изменился, но, казалось, стал не таким бледным.
 
— Что он сказал? Что?! — маршал хищной птицей развернулся к мальчишке с горящими глазами. Слуга аж попятился, увидев в глазах старшего рохиррима нечто страшное и тёмное, напоминающее пламя.
 
— Он сказал... Я не уверен, господин. Кажется, это имя... — мальчишка огляделся, ища помощи в следопытах. Бесполезно. Наконец, поборов нерешительность, он выпалил, — Он сказал... Элледель.

[spoiler=Гиль]
 

Галадриэль пристально наблюдала за работой Исилендила. Нолдо окончательно взял себя в руки и теперь накладывал чары на оружие, принадлежащее людям. Она чувствовала, как течет Сила, придавая клинкам волшебные свойства на одну лишь эту ночь. Пожалуй, сама она не сумела бы справиться с этим так быстро и хорошо - её знания были неизмеримо больше, как и силы Арды, подвластные ей, но на стороне кузнеца были тысячелетия опыта. 
 
Эльфийская владычица подняла голову к небу, где вовсю сиял серебряный месяц. Пожалуй, ночь уже перевалила за середину, хотя до рассвета ещё далеко. 
- Мы начнем вон с того кургана, - указала она Элледели на вершину, что высилась над остальными. - Чувствую я, там главное средоточие местного зла. Нас укроют чары, чтобы мы могли добраться до него. Но там, на вершине, они нам не помогут, там нас ждет полчище разъяренных духов. Поэтому будьте наготове. 
 
Она зажгла факел от костра и почти неслышно зашептала над его огнем:
Клок тумана, тьма ночная
нас укрой, я заклинаю,
я сплетаю, я свиваю, 
путаю и отражаю,
где сейчас прольется свет
там меня в помине нет.
 
В такт её словам в пламени начали появляться бело-серебряные отблески и когда Галадриэль закончила песнь, факел горел волшебным ослепительно белым светом. Темнота вокруг показалась ещё чернее и непроглядней.

- Держитесь в круге света, - обратилась она к людям. - Пока вы будете в нем - духи не заметят вас.
 
[spoiler=План действий]План немного меняется (потому что нолдо раскритиковал прежний). Теперь все вместе просто идем на вершину главного кургана, там Галя долго читает заклинание, которое не даст призракам вернуться в курган, а остальные отбивают атаки злобных призраков и пытаются дожить до рассвета.