Отряд гномов застрял на одном из ухабов, сразу после гребли, переправив свой бронеобоз через запруду пару дней назад. Они долго решались как поступить, пока их еще не настиг летний сезон дождей, упирающийся в стену из Мглистых гор. Мори вел свою братию на очередную разведку к Подгорному королевству, готовясь столь основательно, что запасные части к своей телеге они забыли в людском поселении ранее. Теперь они были вынуждены проявлять всю мощь своей смекалки, дабы поставить обоз на ход. Бросать телегу полную припасов предприимчивые дельцы никак не хотели, а потому решили немного задержаться. Товарищи Мори ворчали, что совсем скоро они врастут в здешнюю землю и станут похожи на говорящие кусты, ибо до энтов им всем далеко.  Тем временем Раррик и Фонлир, гордость их отца Мори, были на разведке. Когда у гнома рождается ребенок, это считается делом хорошим, но когда появляется еще один, такой отец мгновенно получает уважение и почет, хотя казалось бы, что тут сложного, сам Мори всегда шутил, что прокаливать котлы и то труднее, чем строгать опилки-детишек.  И вот гномьи братья привели к отцу пришельцев, что спустились с гор и могли поведать о Мории куда больше, чем позволят себе сами искатели. Мори долго слушал каждого сына, нахмурившись, пытаясь разглядеть Морнэмира, но лишь потирал то и дело глаза, ворча, что к глубокой старости зрение совсем сядет. И когда Раррик сообщил, что перед ними Казадбил, знавший еще самого Дурина, Мори раскрыл в удивлении рот, чуть не выкатив глаза. Морнэмир харизматично улыбался, иногда приговаривая, что да, это он, вон он какой, да, смотрите на него, потомки. И когда зависший на минуту другую гном оттаял, ожив, он лишь сказал: - Не может быть! - эти слова вызвали еще больше гордости у Казадбила, который до этого ранее переживал большие печали, он засмущался, под широкую улыбку и смех Норнориэль. Начал ножнами чертить произвольные линии на земле, мол, ну что вы, что вы, я всего лишь ваш древний друг и наставник. Сам Казадбил! - Неверояной красоты дева! - добавил Мори, всплеснув руками.   - Да-а...да. Что? - Морнэмир не понимал, что происходит, а ловкач Мори, опьяненный Норнориэль, уже во всю крутился возле нее, вызывая у последней недоумение и еще больший звонкий смех, она поймала старичка за плечи, прежде чем он сделал еще круг другой, теряя равновесие. - О нет, опять старик за свое, это же эльфы! - возмутился Фонлир, выдвигаясь к Мори, который к тому моменту одарил поцелуями руку рыжей эльды. - Конечно, это эльфы, кому еще мне так сильно радоваться? - Например, нам, - скресив на груди руки, постукивая пальцами по броне, возмутился было Морнэмир, указав взглядом еще и на Гендальфа, наблюдавшего всю эту неловкую картину. Мори отцепился не без труда и помощи Фонлира с Рарриком от рук Норнориэль, успев одарить их последним страстным поцелуем, заметив, что одной у нее почему-то не было, а затем, прилаживая монокль, заложив свободную руку за спину, двинул в сторону Казадбила и Гендальфа, рассматривая их с придиркой.  И тут Мори внезапно торкнуло то, что он не смог разглядеть за пьянящим образом эльдарки, Казадбил и Норнориэль были в доспехах столь удивительных, что глаза гнома невольно сделались влажными от радости видеть такое. Он вновь раскрыл удивленно рот, переглядываясь с сыновьями, не веря себе, а потому ища у них ответов в кивках.  - Чтоб меня молотом, Таркун и тот, чье имя забылось младшими поколениями, но еще вспоминается изредка теми, кто пожил с мое, сам большой гном! Ходили слухи, что великого учителя низверг демон Мории?  - Было дело, - смущенно потер затылок Морнэмир, - Но после встречи с этими эльфами, демон сдох.  Услышанное заставило Мори выронить монокль, когда он рассматривал ноги Норнориэль, он вновь обратился за помощью, скорее за советом, к сыновьям, но те лишь напрягли свои бицепсы, демонстрируя отцу полную решимость.  - Новость, конечно, мастер Казадбил, стоящая того, чтобы отправиться в наш лагерь и испить славного пива.  - Пиво? - заинтересовалась Норнориэль, на что гном Мори лишь обернулся с легкой ухмылкой, двигаясь в сторону лагеря будучи взятым сыновьями под руки. - Крепленное, моя госпожа, прекрасная как летнее утро.  Норнориэль лишь закусила губу, она никогда еще не пробовала крепкое пиво, на что Казадбил удовлетворительно кивнул сыновьям Мори. Те были уверены в своем угощении, в конце концов они всегда считались отличными пивоварами, сколько себя помнили, пока отца не разобрало на приключения и он не стал искать тайные пути в Морию, чтобы разбогатеть и прославить свой род перед уходом из жизни. Старик Мори реализовал пиво на рынках, когда ожила торговля, а в его товарах нуждались, правда говоря, в зерне нуждались куда больше, потому он был вынужден вбросить и его на рынок, но оно того стоило. На выручку собрал отряд, оплатив им время и усилия, и запасся провиантом на время путешествия. То было славное сидение у костра, когда шумная братия гномов отмечала смерть балрога и возвращение в мир своего покровителя, надеясь, что теперь их жизнь наладится в лучшую сторону, Илгона демоноборца качали на крепких гномьих руках, не принимая возражения, он стал для них национальным героям, и каждый гном щедро подливал ему пива, не зная как лучше выразить свою признательность на небольшом празднике. Дева напилась вусмердь и приставала к кузнецу, что во всю шумел с гномами, ударяясь деревянными кружками. И не скажешь, что майа Аулэ проницал днями ранее ужасы на севере, о чем был в курсе лишь Гендальф. Тени древности не знали мира, в котором они пробудились, а потому ждать от них серьезного вреда так рано? Маловероятно. А потому, пока есть всякая возможность радоваться жизни, майа будет радоваться, радуя остальных.  Норнориэль танцевала под песни гномов в центре их круга, пока старик Мори чуть было сам целеустремленно не направился к ней, дабы броситься в страстный пляс, но был вновь отнесен своими сыновьями на место, усажен на скамью, снятую с бронефургона, Раррик строго запретил ему приударять за эльдаркой, потому как годы были совсем не те, на что Мори грозно размахивал кулаком, заявляя, что он этими руками столько орков передавил, что заслужил танца с эльфийкой.  После гуляний, все разошлись кто куда. Куча гномов столпилась возле полевой мастерской, наблюдая за тем как Казадбил творит чудеса из ничего, предрекая скорую починку телеги. Они уже вместе с Мори пообещали следовать за другом Дурина, набившись ему в спутники, деньги были тут вопросом вторичным, такая честь выпадает раз в жизни Но куда подевалась Норнориэль? Следы командира-пьяницы вели в сторону реки Бруинен. Примятая трава и сломанные ветки уходили прочь от протоптанной тропы, которую оставили гномы, дабы набирать воды и поить своих ездовых животных. Следы эти были не одиночными. Она увлекла за собой и Даээр, с которой ей не довелось толком пообщаться все это время.   Броня Норнориэль лежала возле дерева, а сама дева в лунной ночи, стояла в одной рубашке на продуваемом берегу, наслаждаясь ночным воздухом, что обнимал ее, толкал, и остужал. Она успела искупаться, а потому ткань липла к телу. Первый раз она искупалась зимой, теперь вот летом. И чувствовала себя восхитительно. Словно ей только и нужно было, чтобы смыть с себя все мысли и тревоги в свете звезд.  Она услышала посторонний звук, обернувшись. Кто-то шел к эльдаркам, что купались в ночи. - Илгон? Ее улыбка была виноватой, она прищурилась, словно знает, что снова натворила дел. Но она такая какая есть сейчас. Сейчас она была рада тому, что осталась жива, и ее тело наслаждалось мирскими днями. Норнориэль не дергала клятвенного гиганта и не торопила, давая возможность обеспокоенному пропажей медведю самому подкрасться к пчелиному улью. Усевшись на склоне берега, она лишь молча наблюдала за тем, как пробегает мимо ночная жизнь, ее глаза привыкли видеть во мраке, а потому свет звезд был таким ярким и проницательным, что она могла видеть вдаль также хорошо, как и днем.  - Когда закончится война, - начала Норнориэль буднично, рассказывая это кустам, - Я не хочу уезжать обратно в блаженный край. Этот мир полон чудес, которых нет там. Он такой живой, все куда-то движется. Куда-то идет. Даээр, вряд ли бы разделила ее чувства. - Ну а ты, - обратилась она к холодной деве, - Кому ты служишь? Ты словно бы не встречала до этого солнце. Твоя кожа такая бледная, ты словно снег, такое вообще возможно? - Норнориэль провела рукой по руке девы, а потом решила одарить ее капелькой тепла, обняв. Воительница любила смущать девушек, испытывая их на прочность. Только сейчас она начала понимать чего так смущались обычные придворные дамы. Загнав Даээр в воду, Норнориэль загнала туда и ее волка, потому что может. Ночные летние купания при свете луны завершились, и теперь разношерстной компании следовало продолжить свой путь. Гномы восстановили свою повозку, и их конвой двинулся в сторону Имладриса. За Казадбилом потянулось две дюжины гномов, половина из которых была на бронированных козлах, они рассчитывали покорять на них отвесные скалы, если потребуется. - Эй, Даээр, - кричала ледяной деве Норнориэль стоя в повозке, - Как насчет проехаться вместе, мне показалось, что тебе было мало моего тепла!  А потом Норнориэль засмеялась, как внезапно смущенно покраснела, ведь рядом в повозке сидел улыбающийся Морнэмир с ехидно посмеивающимся дедом Мори.  ==> Имладрис        

===> Мория Возвращение в мир, каким оно будет? Морнэмир слушал истории об этом от Норнориэль, коротая с ней дни, отмеренные скорее по наитию, чем по строгой системе. В Бездне время тянулось совсем иначе, упорядочивая свое течение ближе к поверхности. Они вышли из Подгорного королевства поздним вечером, а потому солнечный свет не мог навредить обостренному зрению узницы подземелья, освобожденной случаем и тем, что в простонародье звали удачей. Небо озаряла плеяда звезд. Морнэмир к тому моменту утомился просто следовать за разведчиками, слушая Гендальфа, которого усердно пытался вспомнить, уж больно тот вел себя так, словно всегда был знаком с майа, что предпочел остаться со смертными, укрывшись с ними под горой от глаз своего вала. Растолкав эльфов, кузнец вел всех вперед. Ему не хотелось, чтобы остальные видели, как он грустил. Велика утрата. Труд стольких поколений его учеников не пожалело ни то самое время, ни сквоттерская искаженная погань. И по всему пути в залах зажигались лампы, горя огнем Наватра, прямиком из пламенного сердца майа Аулэ. Свет настигал гоблинскую мелочь в каждом темном углу, заставляя ту забиваться в ужасе туда, где не достанет обжигающее тепло. Стройные отряды орков, привлеченные светом, мгновенно рассыпались в стороны, утекая в ужасе прочь, стоило им завидеть могучего кузнеца, давясь и расталкиваясь в проходах. Они более не шли тайными тропами, потому как в этом не было нужды. Морнэмир желал видеть, во что превратился его дом, и он сполна познал горе крушения, держась крепко, совсем скоро они покинут его дом, и вряд ли он вернется сюда, неспокойные мысли клубком катались в сознании майа, которые он упорядочивал все возможными утешениями. Внезапно майа почувствовал легкое касание одного такого утешения, то была Норнориэль, ухватившая его за пальцы, а потом вложившая свою ладошку ему в крепкую руку. Майа никогда не видел, чтобы дети Дурина делали так, да и никогда они не расклеивались так сильно у него глазах, даже когда началась война с балрогом. Они шли под руку довольно долго, пока майа, не надоело грустить, в конце концов он слышал от спутников про другие королевства гномов, куда ушли выжившие ученики. Нечего грустить. Как и обещал, он делился с Норнориэль знаниями о Мории, рассказывая историю каждого камушка, девушка лишь то и дело улыбалась ему, и не потому что ей была интересна технология создания подгорной цитадели, а потому что любила видеть могучего майа в благодушном настроении, она привыкла чувствовать от него неиссякаемый поток оптимизма, легко поддаваясь этому теплому чувству уверенности в лучшее завтра. Позади плелись недовольные тени. Но жаловаться им не приходилось, они все же получили свою порцию командирского внимания, Норнориэль одарила каждого благодарными объятиями, сообщая им, что они все сделали безупречно. Они даже не стали доносить на Илгона, что он их бросил вместе с колдуном, все всё понимали без лишних слов. - Пиздюк ты, Илгон, - недвольно помотал головой Охтарон при встрече, произнеся эти слова на местном наречии людей-работяг, не заботясь о том, поймет ли их пепельный гигант. Больше они с ним не разговаривали, игнорируя сам факт его существования, очевидно ждали, что он осознает свою ошибку, а может он им был больше не интересен. Цель была достигнута в любом случае. И не важно, что Илгон прибил балрога, похоже это мог каждый дурак, для этого достаточно быть просто сильной дылдой. Больше всего их сейчас занимал появившийся майа, и не тот старый дед с палкой, который все знал и располагал целым планом, на Гендальфа тени тоже обиделись. Им предстояло еще обидеться и на Раваона, но все потом, ах, все потом. Морнэмир довел экскурсию до врат Дурина, усердно делая вид, что не помнит как открыть двери. Он игрался. Ему не хотелось покидать гору, на поверхности все иное. В какой-то момент он оглядел своих спутников. Норнориэль напряженно стояла рядом с воином озера, сжимая-разжимая кулак, словно готовясь дать бой, это читалось по ее взгляду, полному нетерпения и тревог. Тогда майа легким толчком открыл тяжелые врата, заставив их трястись и осыпаться пылью. Как давно ими пользовались? Первыми из врат высыпались тени, словно собаки при слове "гулять", исчезнув в ночи. Они вернулись в естественную среду своего обитания, и теперь их можно увидеть только, когда того захочет Норнориэль. Впрочем тени довольно быстро осеклись, ведь у врат их всех уже ждали. Ментальный хор окружал неизвестную им эльдарку: - Засада? - Засада! - Стоп, это, что... еще одна... - Женщина? - Женщина! - Женщина! Их мысленный гвалт не утихал, он лишь заткнулся на мгновение, когда Даэрр представлялась всем остальным. И вновь. - Женщина! - Женщина! - О, еда. Но то чуть позже. Сейчас же следом за тенями из врат вышел Морнэмир, пытаясь уместиться на открывшемся просторе подножья горы. Могучая фигура майа двигалась лениво, но каждый шаг становился все более уверенным. Как только и на Норнориэль перестали давить своды королевства, она тоже распрямилась, упав на колени чуть дальше от врат. Поросшая жесткой травой и мхом каменистая почва приняла эльдарку, и она просто расплылась на земле, двигая руками и ногами, ворочалась, ерзала, словно бы ее заедали блохи. Великую радость она не могла выразить лучше, чем просто развернуться на спину, и протянуть руку к небу, полному звезд. Теперь и она плакала, пока Морнэмир пытался понять что за очередной перворожденный встречал их на этот раз. Но Даээр была какая-то не такая, холодная, с такими скучно, такие не поддержат огонь в твоем горниле. Потому все свое внимание Морнэмир обратил не к спичке-Илгону, он похоже вновь начинал дуться, как дитя, все его внимание было вновь обращено к источнику искр, к Норнориэль. Присев на колено возле эльфийки, предоставив старику-шляпнику приветствие и знакомство с холодной Даээр, в конце концов на что-то еще должен был сгодиться этот серый маг, Морнэмир протянул к ней свою руку, с удивлением обнаружив, что неугомонная эльфийка плачет также, как тогда, когда он ее нашел, только слезы эти были уже другими, слезы радости и боли. Она воспользовалась рукой, чтобы подняться, и обняла майа, что вытащил ее со дна бездны. Сжимая его крепко в благодарность за то, что он прогнал тогда балрога, который следующим мгновением убил бы ее, за то что приютил. Морнэмиру лишь оставалось приобнять ее в ответ, поглаживая по спине, приговаривая успокаивающим тембром на кхуздуле: - Прекрасное дитя, я буду ждать, когда ты засияешь с новой силой. Во время еды Норнориэль вновь не могла сдержать слез, сбегающих по улыбающемуся лицу из закрытых глаз. Столь слабо приготовленное самое обычное походное мясо было лучшим блюдом, чтобы отпраздновать свое возвращение в большой мир. Ей предстояло набраться сил. Казалось, что волосы ее постепенно возвращали свой блеск, но оно и не мудрено, она прихлебывала с радостью крепленный мед, запивая им мясо, великолепное сочетание. Морнэмир угостил последним пузырем из своей сумки и всех остальных, печально отметив, что все запасы истратила пьяница Норнориэль. Эльфийка смущенно покраснела, виновато предложив мастеру свою фляжку, но тот великодушно отказался, он был рад, что перворожденные ценили его небольшое увлечение, хоть и вели себя вольно... Казадбил сразу вспомнил, какими веселыми были его последователи, когда они отмечали любой творческий успех в их трудоемком деле. Воспоминания о былых днях вовсе не расстраивали его, напротив, он рад вновь собраться вот так. Прежде чем Норнориэль отослала теней обратно в Имладрис, за чем майа Аулэ наблюдал со стороны, удивляясь тому, насколько серьезной может быть эта непоседа, он попросил ее взять у них то, чем они заинтриговали его - курительную трубку и кисет табака. Тени с неохотой поделились последним, но отказать Норнориэль не могли. И вот они сидели довольные у очага. Норнориэль раскуривала трубку, уже заметно приловчившись не прожигать ее. Рядом своей очереди ждал кузнец. По началу вязкий сладковато-горький дым ему показался обычной показной игрушкой, он привык дышать ароматом раскаленной стали, что способен в конечном итоге убить любого кузнеца, если тот не будет осторожен, что ему до тления сушенной травы. Но чем дольше он пробовал, тем интенсивнее раскрывался потенциал выкуренного, в ушах слегка начинало звенеть, а тело чувствовало приятную слабость асфиксии. Он закашлялся, протянув трубку обратно Норнориэль, что заглядывала в глаза майа, слегка склонив голову. - Это тебе не сталью дышать? - засмеялась она, когда майа раскашлялся второй раз, отпив из ее фляги крепленного, а нужно было выпить воды. - Коленное железо прогревает нутро лучше всяких... травок, - с пренебрежением заметил он, но потом сам рассмеялся. Казалось, что Норнориэль уделяла уж больно много внимания кузнецу, но оно и не удивительно, майа располагал к себе, с ним было легко общаться, он не скрывался за тайными планами, живя так как того требовало сердце, привыкшее за столько эпох к материи и смерти друзей. Он видел, как Илгон был сам не свой, полагая, что здоровяк в очередной раз распинал эльдарку в легкомыслии и невежестве, в чем был абсолютно прав. Она вела себя совершенно недопустимо и развязно, где еще в Амане было возможным, чтобы благородная леди блаженных ваньяр завалилась спать, обняв майа Аулэ за его могучую, руку, пока второй он считал звезды в небе? Где еще в Амане эльдары спали на плече могучих ангелов? Сам Морнэмир не мог сопротивляться этому, когда он нашел ее, она была подавлена и совершенно не могла уснуть в одиночестве, тогда он подзывал ее к себе, и его присутствие внушало ей уверенность в безопасности. Но чем дольше он потворствовал ее травмам, тем сильнее его большое пылающее сердце проникалось лаской к деве. Единственное, что он мог сделать для другой потрепанной души, так это предложить Илгону прилечь рядом, а уж рядом с кем, пусть сам решает. - Если хочешь, можешь взять мой плед, когда прибудем в чертоги твоего народа, я сготовлю тебе что-нибудь приличное, сейчас на тебя жалко смотреть. Майа щедро делился своим, пристально наблюдая за каждым шагом гиганта. И голос майа проник в сознание Илгона, словно звучал он из просторных залов Мории. Это было возможно, майа оказался свидетелем возвращения Илгона в мир живых, а это было уже не просто знакомство, это куда большее, мастер-кузнец полагал, что Илгон его услышит. - Не привязывайся к деве. Она плоха во всем, что касается... кажется мои друзья звали это... хм... м-мм... любовью? В голове у нее крепкий ветер, а в глазах упоительный свет звезд. Ее широкое сердце, где есть место каждому, легко высекает искры, зажигая чужие сердца. Ей еще предстоит решить для себя многое, приноровиться к миру. Ты и сам видишь, как на нее смотрят другие перворожденные дети, как на нее смотришь ты сам. Но ты, Илгон, должен помнить одну вещь. Ты больше не принадлежишь ее народу, и я очень сомневаюсь, что твоя душа по итогу сможет встретиться с ее. Ты не перворожденный, больше нет, ты перерожденный. Не стоит печалиться, пока ваш путь лежит вместе, делитесь радостями друг с другом. Я не знаю какая сила сокрыта в тебе, но желаю лишь предупредить всякую ревность. Я видел как ревнуют дети Дурина, это разрушительное чувство, оно разъедает словно ржавчина всякую дружбу. Недоверие и обиды не то, что тебе нужно. Хм... будь готов принять любые ее чувства, но себя лишний раз не обнадеживай. Прежде всего ты воин, Илгон, воин сумевший сделать то, чего не смог я в те далекие дни. Ты сразил демона, а не я... Морнэмир перехватил дыхание, его переполняло непонимание, пылающие зрачки дрожали, не позволяя взгляду сфокусироваться на Илгоне. Он ревновал. Вот оно то самое разрушительное чувство, рождающее зависть, ту зависть, которой упивался Саурон. Он завидовал демоноборцу, сразившему чудовище вместо него. Поднявшись на ноги, он оставил Норнориэль своими дрожащими руками на своем теплом месте, прикрыв пледом, та недовольно проворчала что-то. Ухватившись за голову, майа тяжело поплелся куда-то прочь от ночного костра, не желая видеть Илгона, пока не разбереся в своих разрушительных чувствах. Мастер-кузнец припал на колени возле небольшого озера у врат. В нем он нашел отражение собственных глаз и абсолютное непонимание. Как он убил балрога? Почему Илгон, почему не он? Почему именно этот юнец избавил его разрушенный дом от ига демона? Зачем его самого пробудили? Морнэмир путался все сильнее и сильнее, обида, хлынувшая следом за завистью горячо жгла. Он не понимал себя, но больше всего он не желал становиться таким же, как его братья, как отвернувшиеся. Только последние дни под горой в компании эльдарской девы позволили найти тот простой ответ, а иной ему не требовался. Его пробудили ради нее. Его пробудила она сама. Такое откровение и понимание куда большей близости двух судеб заставило на мгновение остыть. Их маленькая совместная жизнь изменила взгляды майа на многое. Раньше он и помыслить не мог, что вернется на поверхность, наблюдаемый Аулэ, что предпочел своих созданий талантам перворожденных. Ради той, что пробудила его от вечного сна, позволив узнать много нового, почувствовать нечто большее, чем просто жажду творчества, он был готов забыть свою неудачу и простить себя. Колкий взгляд майа в озерном зеркале смягчился, вновь наполнив его фэа теплом. Усевшись на землю, кузнец скрестил ноги, наблюдая за звездами, которые двигались согласно своим причудливым законам, пока среди небесного народа одна не провалилась за горизонт, куда-то за Мглистый хребет, далеко на север, указав Казадбилу место, на котором его проницательный творческий взгляд невольно задержался. Облегченный чувствами к деве, забыв о всякой обиде, его плечи стали вновь тяжелы, но на сей раз без вины. В груди сдавил ком страха неопределенности, все эти чувства были в новинку для материального тела майа, он не мог контролировать себя в должной мере, потому не желал показываться на глаза своим спутникам, пока не разберется в них. Поднявшись на ноги, словно так будет лучше видно надвигающуюся катастрофу, отзвук той, что майа Аулэ узрел недавно. Казадбил чувствовал надвигающуюся беду, рядом с которой все ужасы последней эпохи покажутся жалкими стычками, ведь пробуждалось зло, которому не было места ни сегодня, ни завтра, ни потом. Тот кошмар просыпался далеко-далеко на севере, за Серыми горами. Такой многочисленный, что Морнэмир вновь припал на колени, ругая себя по чем зря, теперь то демонов хватит на всех. Он ненавидел себя за чувство зависти к Илгону, суеверно полагая, что именно они стали толчком к беде. Упершись руками в мягкую землю, уцепившись за траву, склонив покорно голову, он взывал к Аулэ, что, конечно, ему не ответил, как не отвечал и прежде, но растревоженному зову сердца майа поддалась Йаванна, заставляя того чувствовать, как его пальцы сжимает трава, словно чьи-то руки. Каментари младший дух оказался не безразличен, и она вложила в его сознание, обремененное материальным телом, свой весенний образ с мыслями о грядущем бедствии. Морнэмира нет в планах Аратар, а потому ему нет нужды тяготеть грядущими событиями. Но все же, она как всякая мать обеспокоена судьбой ангела, чье изначальное естество избрало для себя огонь Наватра. Она пожелала лишь, чтобы майа продолжал творить чудеса, как прежде. Среди смертных ходили посланники великих, с одним Казадбил был знаком, но в могуществе своем все эти маги заметно уступают той, что называют королевой людей. Йванна не давала четких указаний, она лишь делилась образами и желанием сохранить разнообразие жизни Средиземья, веря в творческий потенциал воззвавшего ангела. И пусть планы Аратар не смущают его в действиях, потому как на все воля Эру, и его замысел.   Внезапно майа ощутил на своем лице женскую руку, что заставило его сознание вернуться. Позади его отражения, в зеркально глади озера возник образ Норнориэль, чьи глаза сияли подобно свету звезд. Два горящих взгляда, ее и собственный, внимательно следили за кузнецом из воды. Она ласково потерла щеку майа, стирая с них влагу слез. - Я волновалась, - поделилась тревогой дева, следуя зову сердца, когда поняла, что спит в одиночку, - Что-то случилось? Я никогда не видела тебя таким... Она уселась на коленки, пытаясь разобрать в темноте выражение лица воина озера. - Я расклеился, открытые пространства давят на меня сильнее, чем я думал. Норнориэль встревоженно вздохнула. Она колебалась, ей хотелось увидеть остальных, но оставлять майа в таком состоянии казалось ей более непростительным, и прежде чем она решилась предложить ему остаться в его чертогах, Морнэмир поднялся на ноги. - Долой тревоги, - протянул ей руку, помогая встать, - Я не желаю оставаться в своих чертогах, потому как наши пути пересеклись. Морнэмир еще не знал, как сообщить о том, что видел его взор. Он лишь догадывался, что Илгон был в не меньшей степени причастен к возвращению древних сил. - Ты! - указал он на гиганта, - Воздай хвалу матери лесов, что оберегала тебя на всем пути, потому что я иду в чертоги эльдар. Пришло время творить. Мы обтянем твой зад в такие доспехи, каких свет не видывал, или в моем сердце не огонь Наватра. - А я? - деловито переспросила Норнориэль. - А ты? Ты с броней плохо обращаешься. Норнориэль расстроилась, потирая пальцы перчатки, что были вместо руки, ей стало неловко. Она искала оправдание, но его никто не дождется, не из ее уст. - Тебе я сделаю меч, - смягчился кузнец, заставив эльдарку кружить вокруг майа словно пчела, выспрашивая каким он будет, получая каждый раз лаконичное "все увидишь", в конце концов она испытывала его терпение, окончательно потеряв совесть и понимание того, кто был пред ней. Это заставило Морнэмира прервать сборы, вогнав рыжую эльду в краски лишь простым фактом и пожеланием: - Раз ты относишься ко мне, как к равному, то почему бы мне не обратить на тебя свое внимание... как к равной? Капризами своими ты добиваешься моего внимания, и получишь его сполна. Норнориэль и правда не понимала, что ведет себя легкомысленно, стоя ошарашенно, пока в конце концов не улыбнулась, сказав "Ну и пусть", продолжая терроризировать майа расспросами, как заведенная. Утром они все выдвинулись в путь. Но прежде Казадбил поведал Гендальфу о том, что видел, о тьме куда более опасной, чем жажда порабощения, о наливающейся свирепой злобе разрушений,  что дремала до сего дня в краю, где ей самое место. - В чертогах перворожденных, куда мы идем, меня ждут творческие открытия, служитель Тайного огня, - вспомнив кем был серый маг, сообщал майа Аулэ, - Такими ты видел свои планы, Олорион? Морнэмир прищурился, догадываясь, что Гендальф преследовал лишь волю Илуватара, его замысел, потому как всякий служитель Тайного огня тяготел к Эру.

В этом походе, ни без доли ностальгии, Туварс Супилли припомнил свои годы одиночества, когда окружали его лишь орки, да тролли, а люди если и попадались, то с ними такими и встречаться-то никогда не хотелось. Поэтому лучшие минуты, в те годы Туварс проводил наедине с собой, в своей чёрной юрте, даровавшей прохладу в жару, из-за эффекта пещеры и согревала в холод. Впрочем теперь, вид его ублажала Ирханну, своими танцами, а точнее Турингвэтиль, которая в это время наслаждалась жизнью, существованию в теле, о котором она радикально соскучилась. Она жила моментом и потому с лёгкостью и наслаждением проводила жизнь свободной супруги правителя. Разумеется помимо танцев, она и ублажала правителя своим телом, за которым дух ухаживала, и которое ценила. Впрочем, нельзя было сказать, что Туварс Супилли исключительно поглощён своей Ирханну. Помимо неё, он занимался документацией, следил за состоянием обоза армии, занимался теми вещами, которые были важны для мобильности войска. У него уже имелся опыт перегона большой армии, по землям с осложнёнными условиями, и этот опыт пригодился ему и теперь. Одно радовало, что по ночам можно было хорошенько выспаться и вкусить местного, прекрасного вина. Это не сравнить с походом у южных предгорий Эфель Дуат.    Волей владыки Барад Харна, воинство покинуло городок Гобель Мирлонд, и приросла обозом добавив пять телег с мастером плотником, его подмастерьями (членами его семьи) и рабами, которых Туварс подарил мастеру Иртокису. Тут надо отметить, что Иртокис сам отобрал наиболее подходящих себе людей, аргументировав сие такой фразой: "— простите повелитель, но мне нужны люди у которых руки из правильного места, и которые хоть немного соображают". Отчасти поэтому, пришлось ему и сыновьям его не дурно постараться. Но наконец рабы были отобраны ровно в том числе, которое выделил ему Туварс в дар, и дело пошло на лад. Даже во время пути, руки мастера и подмастерьев не были без дела, они занимались вырезкой нужных для сложных конструкций, и небольших по размеру деталей. То и дело он обращался к полководцу с запросом ресурсов, брусьев, жил и прочих, для деталей, которые в свою очередь были нужны для сборки военных машин.    Также имеющий ум пытливый и развитый интеллект, Туварс Супилли предложил Иртокису идею таких военных, торсионных, метательных машин, которые были бы легче и меньше тех, которые он делал обычно, но которые быстрее можно было бы развернуть на поле боя, прямо с походного марша. Иртокиса военные успехи не интересовали, но вот предложение с инженерной точки зрения, он воспринял как вызов, и взялся за дело, благо проектировкой можно было заниматься и прямо в походе, в крытой телеге. Армия подошла к селению Хас Йаиб, и разместилась в стороне выше по течению Харнена. В селении жили фермеры, но центром города был рынок, ибо это селение выросло на торговом пути.     Приказы властителя Барад Харна, исполнялись строго, воины не проявляли враждебных действий, по отношению к местным. Помимо прочего, его армия была также средством пропаганды. Распространения слухов, о его чародейском искусстве, которое конечно эти слухи здорово преувеличивало. Но дыма без огня не бывает, и Туварс Супилли продолжал свой анимистический практис, с использованием чёрно-белых ибисов. Группу конных разведчиков, вместе с разведчиками бедуинами, Туварс отправил к северному притоку Харнена, что был впереди. Его интересовал обход горных кряжей. Как водится в военных кампаниях Туварса, он сам создал карту в миниатюре, на ограждённом участке земли. И вместе с предводителями бедуинов сайртахани Асларом и Мураддаром, а также со своими командующими, членами Ордена, Туварс Супилли обсуждал текущую кампанию.  — Сейчас, мы не просто стоим в этих местах, я ожидаю возвращения гонцов, которых я разослал. А вместе с тем, мы ищем проходы для армии на север. Наша цель вам известна, но мы не пойдём к ней под фанфары труб, и барабанов, на большом тракте. Мы переправимся здесь, и выйдем к врагам неожиданно, по крайней мере настолько насколько это возможно. — Стены Амон Эйтеля велики, слава о них далека — сказал Мураддар, с акцентом харадрим — как мы в них проникнем? — Для этого у меня припасены кое какие тайны. Но вашей задачей у города, будет мобильная оборона. Вместе с моими рыцарями, ваши отряды будут патрулировать тракты по флангам и после, в осаде города. Большего я от вас не потребую, лёгкая кавалерия при штурме высоких стен, не слишком полезна. А пока, Аслар я отправляю твой отряд вперёд, для разведки сюда — он указал палочкой на место, выше по течению реки Харнен, тут же на северном берегу.  — Торговцев не грабить, а увидишь разбойников у брода, убить их всех. Мой закон нерушим даже так далеко от Барад Харна.  Завершив совет, Туварс отправился в свою юрту, где он проводил ритуалы и медитации, а том числе для практики отправки своего астрального тела, очищенного и обновлённого в туши птиц. 

Утро следующего дня было немного пасмурным, но к полудню обещало распогодиться, что было не плохим предзнаменованием для начала путешествия. Рунвар встретил утро, привалившись к бочонку на пристани, где он решил дождаться остальных, после чего уже повести их знакомиться с судном и командой, которую он вчера набрал, заглянув в парочку отвратительных трактиров на окраине города. Скальд похрапывал, в руке его покоилась фляга с настойкой, которую варил Дралин в одной из подворотен города.  Его разбудил хороший пинок. Скальд открыл ошалелые глаза, все еще плохо соображая, где находиться. Перед ним стоял Нож, за плечом которого висела его котомка с пожитками.  - Мать твою, Рунвар! Ты нажрался уже с утра! - раздраженно прорычал бывший бандит. Скальд протер глаза и приложился к фляге. Проклятье, пусто. Дерьмовое начала дня.  - Обижаешь, друже. Я не просыхаю уже с ночи! - весело ответил Рунвар, прогоняя остатки сна.  - Гребанные мертвые! От тебя разит, как от заправского выпивохи! Ты сделал, что обещал-то? Наша лодка и команда надежных людей? - Нож не унимался, распаляясь все сильнее. Как же он раздражал Рунвара, и без Ножа было тошно. А что до выпивки… Каждый сам решает, как ему пережить еще один день.  - Да-да, я все сделал. Поющий Меч свое слово держит, - отмахнулся скальд, медленно поднимаясь. - Правильнее было сказать Пьющий Меч! Когда ты последний раз сагу сочинял или читал что-то кроме своих старых дерьмовых песенок про Трандуила и Лося? Проклятый Нож резал по-больному. И правда, когда это скальд последний раз занимался своим главным ремеслом? Когда-то его голос ласкал слух и радовал сердца людей, а метко брошенный взгляд сражал юных прелестниц. Пускай его и считали ветреным, но уважали. Рунвара были рады видеть при высоких собраниях, дабы послушать песнь или сагу другую о временах более великих и героических. Он слыл искусным любовником, и не одному несчастному наставил рогов, и ни один раз сходился на поединках. Он был грозой орков и разбойников, любимчиком для женщин, вольным странником. Куда все ушло… Как округу и соседние земли более-менее очистили от всякой нечисти, и началась мирная жизнь, Рунвар потерялся. Отряды перестали ходить в походы, а Речная Дружина только охраняла реки, сопровождая купеческие ладьи. Началась сытая жизнь, кто-то из бывших соратников стал купцом или фермером, кто-то кузнецом, остепенился. А кому-то не повезло, и они ушли дорогой невозврата. Кем же стал Рунвар? Пустозвоном? Пьяницей и дебоширом? Походы сменились на неблаговидного вида делишки с разными личностями, вплоть до мелкой контрабанды, шпионажа и порой шантажа. Больше к богатым и званным столам его не звали, их место заняли общие залы захудалых трактиров. А слушателями были наемники, пираты, да мошенники всех мастей. Под стать самому Рунвару. Выпивка и азартные игры заменили ему женщин и саги. Порой он выдавал что-то из своего репертуара былых дней, но редко. В основном, когда изредка пересекался с бывшими товарищами. Признаться честно было тошно с ними видеться и читать жалость и сожаление в глазах. Он все меньше и меньше общался с былыми соратниками, и до тех доходили лишь очередные слухи, что тот самый скальд опять натворил это или то. Да и плевать в общем-то. Его друзьями теперь были гном да эльф, такие же отбитые изгои, да и то один теперь представился.  При воспоминании об Ист-Байте скальда передернуло. Совсем это не походило на Битву Пяти Воинств и славы, что тогда досталась победителям. Кровавая бойня, в которой он еле-еле остался в живых. Они отбились, но ни празднеств, ни пиров не было. А кто вспомнит о рядовом участнике битвы со стороны эсгаротского ополчения? Возможно небольшой речной вояж на юг поможет  проветрить голову и меньше захочется жалеть себя. Проклятье, ему надоел этот город. Еще и Нож вечно давит на мазоли.  Тем временем к ним подошли, заметившие парочку вчерашние знакомые. Радомир и Керуш. За ними тащился Хулгар, несший на плечах мешки. Видимо вещи купцов. - Ну, мастер Нож, мы готовы, - вместо приветствия объявил Радомир, - Да и мы наняли этого человека в помощь. Купец кивнул на Хулгара, тот не ответил. Не из болтливых видимо. Радомир сначала округлил глаза, потом слегка отошел, почуяв амбре, исходящее от скальда. Рунвар ехидно усмехнулся. Керуш мрачно осматривал пристани, словно ничего не замечая. Хулгар выжидал, оставив поклажу на земле.  - О, не извольте беспокоиться, - заговорил скальд, - Подождем остальных, коли надумают явиться, и я отведу нас к нашему судну.  

- Господин Мурсили, Вы мне льстите. - Омара кокетливо похлопала ресницами на старшего Папратара. - Вот с Вас и начнем.  После недолгого шебуршания из самого основания небольшой горки подарков был извлечен самый массивный и увесистый. Размером почти локоть на локоть и толщиной в два дюйма, он громогласно грохнул о стол. Даже обернутый вокруг шёлк не смог приглушить немаленький вес прямоугольника. - У нас в Сарде самым ценным подарком считается что-то, сделанное своими руками или полезное. Но увы, у нашего рода довольно узкие специализации. - Омара тяжко вздохнула. - Дарить что-то не от всего сердца за нуменорскую сталь и выход на умбарский рынок как-то стыдно. Поэтому брат, и я заодно, шлём вам то, что считаем ценным и полезным. А, ещё - мы оба приложили руки к его созданию. С этими словами леди Зоровавель наконец-то совладала с атласной лентой поверх и освободила подарок от шёлка. Внутри оказалась массивная книга в деревянном переплете. На ней гордо значилось "Анатомия Болезни Раны", что явно намекало о трудности дальнейшего чтива. Внутри на плотных листах было описано строение человека в, так сказать, разрезе и со всех сторон. С перечнем внутренних органов, как они должны выглядеть и за что отвечают по предположениям автора. Затем следовали главы с описанием всевозможных болезней - начиная от кожи и заканчивая костями. Их симптомы, методы лечения и то чего делать при них совершенно не стоит. Были описаны даже средства помогающие при эпидемиях или их излечивающие. Стыдно сказать, тут были даже описания болезней по женской части. Последней шла чистая хирургия - как и чем лечить раны полученные на войне и в быту. Все было расписано кратко и по существу, но все равно занимало немало места. Хотя наверняка из-за того, что вся книга, на каждой странице, сопровождалась яркими рисунками, будь то изображение печени или чумных волдырей. - Полагаю, что это первая копия, покинувшая Сард-ми-Эруме. - Омара наклонила голову набок, передавая увесистый том Мурсили. - Кстати, оригиналы изображений рисовала я. Ну, после того как наш придворный художник в обморок упал при виде расчлененного трупа. Как же я намучалась с правильными оттенками крови! Давид лет десять эту книгу писал. Мог бы справиться и быстрее, но он был занят и второй... Из кучи подарков был извлечен еще один сверток в шёлке. В этот раз показавшаяся из упаковки книга в кожаном переплете была несколько больше по размеру, но тоньше. На её корешке сусальным золотом было вытеснено "Практическая Алхимия". Как и говорила Омара несколько месяцев назад, в Сарде к алхимии подходили с прагматической точки зрения и долгих размышлений на тему слияния веществ не принимали. Книга была разделена на три части: "Живую", где были описаны растения с их  полезными и вредными свойствами, как их готовить, хранить и где применять; "Мертвую", где упор делался на минералы и жидкости земли; и "Рецепты" где все сливалось воедино во что захочешь. Захочешь - яд, хочешь - краситель, хочешь - лекарство, хочешь - горючее масло. И снова была видна проделанная кропотливая работа, поскольку здесь тоже имелись рисунки и огромное разнообразие элементов, даже самых редких и почти неслыханных. Эту книгу вручили госпоже Саластине. - Не могу похвастать что помогала с рисунками в этой книге, увы. - Омара виновато пожала плечами. - Но, думаю, вы оцените мастерство придворного художника, Бандри Шакилда. Теперь перейдем от знаний к чему-то более материальному! В продолговатой шкатулке, которую открыла Омара следующей, обретались простенькие ножны для кинжала. Правда, простота кончалась на рукояти из слоновой кости, вырезанной в виде осьминога на рифе. Леди Зоровавель отложила шкатулку в сторону и достала ножны, медленно (и постоянно косясь на стражу) доставая оттуда клинок. Лезвие, мягко говоря, было обломком стекла. В нем были десятки мелких пузырьков, роящихся по голомени. Поразительно, но нигде выбоин из-за них во время предполагаемой шлифовки, не было. Режущая кромка и острие, как и полагается куску разбитого стекла, были невероятно остры. Омара поберегла пальцы и решила не проверять остроту на палец. - В Сард-ми-Эруме такое называют "клинок одного удара". Раньше им очень любили пользоваться убийцы. - Омара повертела лезвие перед светом факелов, чтоб пузырьки засияли маленькими звездами. - Прочный при вонзании и острый, с небольшим сюрпризом. Смуглянка как-то нехорошо улыбнулась, осторожно засовывая клинок обратно в ножны и протягивая их сыну Мурсили: - Если клинок глубоко и прочно засел в плоть врага, направь рукоять вбок так, чтоб лезвие отломилось. Тогда оно разобьется на десятки мелких осколков прямо внутри раны и вытащить его полностью будет ой как непросто. Это мой подарок защитнику семьи и рода. А с учетом Барад Харна, мне подумалось что он будет уместен. [ava]https://i.pinimg.com/originals/4a/a8/0e/4aa80e6e41f0565f89fe9e4d8f0a11d2.jpg[/ava] [nick]Омара Зоровавель[/nick] [sta]Старшая сестра Лорда[/sta]