Первую неделю Мегард слонялся по подворотням. Запоминал расположение улиц и домов, по запахам определял где кузня, где пекарня, где лавка мясника, где таверна, где жилой дом, где притон и прочее. Не высовывался, пока местные кошки и собаки не привыкли к его присутствию и переполох после происшествия у ворот не прошел. Шарахаться приходилось аккуратно, только по утрам или вечерам, когда стража была или сонная, или занята рядом с тавернами. И ладно еще стража. Но обилие запахов - неприятных по большей части - просто убивало. Как люди могут жить во всей этой вони? Но ко всему привыкаешь. К тому что надо прикрывать блеск кольчуги найденной рогожей, горбиться чтоб казаться меньше, спать хрен знает где (в том числе на карнизах) и не особо светить костром когда готовишь поесть. Но даже со всеми предосторожностями, люди поразительно равнодушно относились к неизвестному одиночке. Да и не только люди. Мегард пару раз даже гномов видел, мимоходом. От них пахло алкоголем, металлом, потертой кожей, дымом и, самую малость, салом. Еще несколько дней прошли в поисках временного пристанища. Им стал чердак одного из полузаброшенных домов, где жила старая полуслепая женщина. Вход на него изнутри был давно и надежно завален рухнувшим шкафом. Зато снаружи, из тупика заваленного мусором, очень удобно было взбираться по выступающей каменной кладке и прямо через выбитое окно. Несколько раз женщину навещали какие-то родственники, но надолго не задерживались и ничего не заподозрили. Возможно они даже были немного рады что поголовье вредителей в подвале их родственницы магическим образом уменьшилось. Поразительно сочные и крупные мыши в городе. Или это все-таки крысы? Сегодня был большой день. День, когда Мегард наконец-то войдет в человеческий магазин. Да вообще в магазин, в принципе. Цель полукровка выбирал долго: чтоб было много путей отхода(по крышам в том числе), район нечасто патрулировался стражей, посетителей мало и от владельцев можно будет сбежать или отбиться. По этим критериям подходила лавка травницы. Когда вечером в окнах на втором этаже здания зажигались огни, через стекла на первом этаже можно было увидеть пучки трав, мешочки смесей и склянки с настойками, заполонившие почти всё свободное место. Запах там был приятный, ощущался за два квартала. Травница была небольшой и, наверно, молодой женщиной с русыми косами. У нее было две дочери, еще без мужей, и маленький сын, которого она таскала на руках или в платке за спиной. Где отец детей и муж женщины Мегард так и не узнал. Может быть погиб во время большого сражения, о котором иногда говорят.  В лавку заходили нечасто, большинство - другие женщины, разных возрастов, уходили с небольшими мешочками. Только иногда, примерно раз в три-четыре дня, заглядывало трое мужчин. Выходили они разозленные. Может быть, сватались, а им отказывали? Кто этих людей разберет, да и кто захочет это делать. Но Мегард на всякий случай выждал день с последнего визита мужчин, прежде чем заявиться в лавку. Звякнул потолочный колокольчик, хлопнула входная дверь. Мегард этого не услышал, ступив два шага внутрь до одури приятно пахнущего помещения. Повертел головой, находя взглядом травницу. Та как обычно стояла за прилавком и вымученно улыбалась. Но, рассмотрев кто конкретно к ней явился, сглотнула, побледнела и сильнее оперлась на столешницу. Её сын, судя по настойчивому вгрызанию в нос запаха молока, мела и влажности, ползал где-то за прилавком. - Д-добро пожаловать. Чем м-могу помочь? Не гонят - это уже хорошо. Вряд ли смогу связно объяснить в чем проблема - это плохо. Даже если смогу и признаю что проблема есть, поставлю себя в невыгодное положение. Помочь она тоже вряд ли сможет, да и рано без наведения доверительных отношений. Угрозы не представляет, дочери стражников не позовут, потому что пошли за пределы города собирать травы еще утром. Сыном рисковать не будет. Мегард моргнул на женщину с отсутствием каких-либо эмоций на лице. Едва-едва обозначил кивком головы приветствие. И отошел в сторону, к свисающим с потолка пучкам трав и корней. Встав при этом так, чтоб видеть и хозяйку, и входы-выходы из помещения, чтоб никто не подкрался со спины. Хозяйка открыла рот чтоб что-то сказать, но потом смирилась с неизбежным и только выдохнула, опустив голову. Мегард наконец-то погрузился в приятные ароматы, рассматривая растения. Некоторые были знакомы, вроде девясила и сушеницы, другие вызывали больше вопросов чем ответов. В лавке повисла тишина, изредка нарушаемая агуканием ребенка и шорохом одежды. - Что это? Травница вздрогнула когда спустя долгие минуты гость-покупатель подал голос. Он был хриплым, глубоким и поразительно успокаивающим. Показывал облаченный в легкую броню на крупные колючие шарики, каким-то образом умостившиеся на тонюсеньком стебле. - Это, м-м-м, это мордовник.  В лавке снова повисла тишина.  - Зачем? - Что - "зачем"? На травницу посмотрели как на идиотку. Мне обязательно нужно говорить так много слов чтобы меня поняли?  - Зачем нужен? - А! От головной боли, от кожной сыпи, чтоб жидкости телесные выходили свободно, чтоб бодрость была. Только его надо осторожно заваривать, он ядовитый если много выпить. - Понял. Что это? - Корневища корнехлебки. Тебя что-то особенное интересует? Я могу помочь, если недуг какой свалил. Только признаки скажи. - хозяйка вышла из-за прилавка и шагнула чуть ближе к Мегарду. - Нет. - полукровка, естественно, шагнул чуть дальше чтоб сохранить расстояние. - Что - "нет"?  - Нет. - Послушайте, уважаемый. - ободренная отступлением противника, травница сделала еще шаг вперед, уверившись что вреда ей не причинят. - Я могу назвать все растения тут, и что они делают, и как их правильно использовать. Но ты-то сюда явно не из праздного инте... Звякнул колокольчик над дверью. Загнанный в угол наступлением женщины Мегард тоже повернул голову в ту сторону, куда резко обернулась травница. Полукровка не ожидал что троица мужчин вернется в магазин так скоро. Хозяйка магазина тоже, судя по тому как она побледнела и поспешила вернуться за стойку. Нацепив фальшивую улыбку, она обратилась к изрядно помятым мужикам слегка бандитской наружности: - Здравствуйте, чем могу помочь сегодня, Палерик? - Где деньги, Мирта? - с места в карьер начал стоящий впереди, сплюнув на пол. Разило алкоголем, ссаниной, потом и кровью от мужиков так, что у Мегарда почти заслезились глаза. Даже облегчения от того, что его оставили в покое невозможно испытать. Ну хоть не по орочью душонку явились. Осталось только переждать когда люди разберутся между собой и тихо уйти. Зачем оставшиеся двое мужиков перегородили выход и так странно косятся на Мегарда? - Палерик, даже недели еще не прошло, откуда я тебе их возьму? Все сейчас в бедственном положении, рук не хватает, и если я буду продавать снадобья втридорога чтоб тебе долг отдать, тут половина района сляжет! Кто будет в поле работать, оружие чинить, горшки жечь, стены класть? Не мне одной детей кормить надо. - Я те уже второй месяц прощаю и откладываю. А должок-то растет. - именованный Палериком встал вплотную к стойке и оперся о неё руками. - Терпел в память о друге моём, твоём муже Виторе, но это уже ни в какие ворота! Со столешницы на пол полетели скинутые мужской рукой склянки, вдребезги разбиваясь о пол. Мирта втянула голову в плечи, отшатнувшись назад. Ребенок в колыбели за прилавком начал всхлипывать. - Да плевать я хотел куда ты дела мои деньги! Я хочу их обратно! Или выворачивай карманы, или так отдавай - натурой! Дочерей своих продавай, мне похер! - Палерик, не надо. - женщина задышала чаще, паникуя. - Я все отдам, только подожди еще немно... - НЕМНОГО?! - стоящий рядом со стойкой узкий шкаф оказался опрокинут на пол, даже Мегард услышал грохот по дрожи пола. - Твое "немного" продолжается чуть ли не со смерти Витора! Так нет же, его в могилу не успела уложить, уже другого хахаля притащила?! - человек махнул в сторону равнодушно наблюдающего за происходящим Мегарда. - Может он заплатит за тебя?! - Палерик, я его впервые в жизни вижу. Этот человек вообще ни при чем. - бледная женщина начала потихоньку отходить назад, чтоб схватить рыдающего сына и спрятаться на втором этаже. - Ещё и выгораживает, ты посмотри на неё! Ворковали тут полчаса, пока мы не пришли... Заткни своего выродка, пока я это не сделал! Человек окончательно переключил своё внимание на Мегарда, повернувшись к тому со зверской рожей. Чутье полукровки подсказало что сейчас будет драка. Трое на одного не совсем хороший расклад, но эти трое пьяны и не ждут сопротивления, если судить по расхлябанным движениям. И то, что внешность у Мегарда, как бы вообще не соответствует местному колориту, их не смущает. - Ты вообще кто такой, а? Я тебя раньше не видел. - Палерик попытался ухватить полукровку за ворот безрукавки, но Мегард без труда увернулся, отступив вбок. - Не лезь. - полуорк уже сгруппировался в подготовке к побоищу и только зелеными глазищами зыркал исподлобья. Мегард всегда давал только одно предупреждение, а потом ответом становились кулаки, ножи и прочие подручные средства. Жаль только присутствующие люди об этой особенности не знали. - Ах ты гнида! Палерик замахнулся слишком сильно и явно, поэтому нет ничего удивительного что его живот первым познакомился с крепким фородвайтовским кулаком. Мужчина на пару секунд забыл как жить и рухнул на колени, пытаясь это вспомнить со слезами на глазах. Мегард удивленно моргнул. Обычно удар такой силы заставляет орков морщиться, сдавленно матерится, но продолжать натиск. А тут человек выглядит будто его тараном шарахнули. Все люди такие слабые? Или только этот конкретно? - Ты что творишь, выродок?! Это уже оставшиеся двое людей оживились, одновременно кидаясь на полукровку сбоку. Зря, ибо Мегард просто шагнул вбок и парочка шарахнулась в стойку. Один очухался быстрее и снова бессмысленно рванул на противника. Его челюсть, оглушительно щелкнув выбитыми зубами, встретилась со стопой в добротных сапогах. Мужик рухнул как подкошенный и больше не шевелился. Мегард снова удивленно моргнул. И этот слабый? Повезло? Третий оказался или умнее, или недостаточно пьяным. Он вытащил нож. Приближался тоже не сгоряча, а постепенно, следя за движениями полукровки. Тот не шевелился, за исключением следящих в ответ глаз. Когда человек все-таки решил пырнуть оппонента, то был неприятно удивлен когда руку с ножом остановили железной хваткой в паре дюймов от безрукавки. Еще неприятнее стало когда смуглый вмазал ровнехонько по носу - во все стороны брызнула кровь, на глаза навернулись слезы. Человек пошатнулся, больше никем не поддерживаемый, и осел на пол, прижимая руки к носу. Спину Мегарда рядом с шеей пронзила боль и он инстинктивно кинулся вперед, стремясь от неё уйти. Развернувшись, полукровка обнаружил очухавшегося Палерика с ножом в руке. Безрукавка и кольчуга приняли на себя основной удар, но синяк в таком труднодоступном месте останется точно. Еще и одежда теперь порчена. Вот теперь Мегард был зол. - Ну всё, тварина, я тебя на куски пору... Фразу прервал моментально приблизившийся Мегард, ухватившийся одной рукой за запястье с ножом, а другой за человеческое плечо. Чувство чужой ноги у своего колена, секунда невесомости - Палерик осознал себя валяющимся на полу на лопатках среди разбитых бутылок. Осколки стекла больно впивались даже через одежду. Человек поднял взгляд на стоящего над ним полукровку. Вид у того был ну очень нехороший.  Опасения подтвердились в виде прилетевшего по голове пинка. Палерик застонал и перевернулся набок, перед глазами все плыло. Под непрекращающийся плач ребенка Мегард схватил подлеца за руку, заламывая ту ему за спину и надавливая коленом на позвоночник. Человек заорал. Полукровка свободной рукой сгреб волосы Палерика в кулак и от души приложил того лицом в пол, усыпанный битым стеклом. И еще раз. И еще раз. И еще раз. Мегард остановился только когда под головой человека образовалась небольшая лужа крови и сам он перестал шевелиться. Отпустив наконец оппонента и проверив что он все еще жив по пульсу на шее, полукровка поднялся, осматривая поле боя. Творился срач и бедлам.  Женщина с ребенком забились в самый дальний угол помещения. Рыдали они вдвоем, с различной степенью громкости, кажется. Двое других людей начинали приходить в себя и отползать подальше, со страхом глядя на тело Палерика. Мегард направился к тому, которому выбил зубы. - Фтой, нет, не прифлифайся! Профь! ААААААААА! - отползания не помогли и полукровка со всей немаленькой дури наступил по колену полулежащего человека с аппетитным хрустом хрящей. - Нет-нет-нет-нет-нет... - тот что с разбитым носом гнусавил и пытался подняться или хотя бы найти нож. С этим мужчиной обошлись несколько мягче: от точно рассчитанных ударов сломались всего лишь обе ключицы, лишая возможности действовать руками. Вот теперь Мегард чувствовал себя отомщенным. Но его цель так и осталась невыполненной. Непорядок. Поэтому смуглокожий поднял с пола выпавший из рухнувшего шкафа мешочек, понюхал чтоб удостовериться что это то, что надо. Подошел ближе к многострадальной стойке, заставив травницу вжаться еще глубже в угол и закрыть собой ребенка. Мегард пошерудил в небольшом мешочке у себя на поясе, доставая оттуда небольшой аметист. - Хватит? - Что?.. - Хватит? - Мегард покачал мешочком в одной руке и аметистом во второй. - А, да, наверное... Как... - женщина все еще пребывала немного не в себе и нормально разговаривать не могла. Полукровка оставил аметист на столе, забрал свой честно купленный мешок с сушеными ягодами и вышел на улицу. Там на крики уже начала собираться толпа. До прибытия стражников оставалось всего ничего, несмотря на не очень благополучный район. Мегард быстрым шагом направился прочь. Праведные граждане, наблюдавшие за расправой через окно, предпочли за ним не идти.

Скатертью дорога. - подумал Крау, глядя в спину удаляющемуся Браголвату. - Не, серьезно. Пусть и покалеченный - мною - говнюк, но пусть не сдохнет. Все-таки делать привал и ужинать не хотелось. Без еды, воды и сна Крау мог обходиться намного дольше, чем пару дней. Поэтому, как только звуки шагов Брагола стих, рыжий поднялся на ноги. Стряхнул с плаща опавшие листья и мерно зашагал на запад, пусть и немного прихрамывая. Путь лежал обратно в дом Беорна.

Когда к беседке подошел один из недавно представленных людей, Омара только вежливо улыбнулась, не встревая в разговор. Все равно сказать нечего, а пустопорожней трещоткой казаться не хотелось. И вот настал час подношений. Когда слуги развернули ткань и господин Мурсили пояснил за художества, у Омары натурально упала челюсть. Не очень элегантно, но это прекрасно отражало всю бурю эмоций внутри. Особенно третья статуя.  Омара встала и подошла ближе к своему "образу и подобию", ошалело его рассматривая. Повернула голову к Мурсили. Показала пальцем на "Блистательную", потом на себя. Со щелчком зубов закрыла рот. Снова уставилась на статую. - Охренеть. - наконец выдавила из себя почтенная леди Зоровавель сиплым голосом семидесятилетнего моряка. - Мне много чего посвящали, но чтоб статую? Потом подумалось о доставке этих бандур в Сард. Реакция горожан и Давида в частности. Омара расплылась в довольной улыбке. - Брат будет в бешенстве когда их увидит. - представительница Сарда снова повернулась к Мурсили с проказливой улыбкой. - Я уже их обожаю. "Блистательную" поставлю прямо посреди моего постоялого двора, со специальной табличкой. Сестры ошалеют когда в гости придут. И раз уж мы обмениваемся подарками... Омара по-разбойничьи свистнула своим охранницам и подала несколько знаков руками. Сопровождающие синхронно подхватили раскладной столик с дарами и поднесли поближе. Поставив его, из сумок начали извлекаться разнообразные свертки и шкатулки. - Господин Мурсили,м огли бы вы позвать сюда все свое семейство? Лорд Давид и я хотим выразить свою признательность за плодотворное сотрудничество. Конечно, они не идут ни в какое сравнение с вашими... - Зоровавель хитро стрельнула глазами на статуи. - Но надеюсь что их хватит чтоб оставить хорошее впечатление.   [ava]https://i.pinimg.com/originals/4a/a8/0e/4aa80e6e41f0565f89fe9e4d8f0a11d2.jpg[/ava] [nick]Омара Зоровавель[/nick] [sta]Старшая сестра Лорда[/sta]

Эсгарот ====>        Север Рованиона выглядел как край суровый весьма, даже в период цветущей весны. Тут и там стояли густые рощицы еловых деревьев, плотно стянутые друг к другу. Камни массивов предгорий, близ Одинокой Горы были покрыты мхом, словно укрываясь от местных, пронзительных ветров. Для четырёх витязей феанорингов, такой ландшафт при продвижении на север, не был совсем уж неузнаваем. Закутавшись в свои плащи, они продолжали свой путь завидев впереди, в предгорьях Эребора, стоящий высокими стенами город людей, переживший прежде опустошения, Дейл.  — Никогда здесь не бывал — вдруг сказал Морагларо, чем вызвал удивлённый взгляд Анамайтэ тут же спросившего. — Правда? А мы с Вернэссэ как-то заглядывали. — Ну и вспомнил же ты — усмехнулся Вернэссэ — это было ещё до появления в этих краях Смауга Дракона.  — Точно, мы несли послание Элерондо его гномским дружочкам. — Весело кивнул Анамайтэ и покосился на Каиниона. Тот пожал плечами. — Бывал пару раз, но очень давно. Люди не вспомнят те времена. В этих они не пишут хроник, по нашему примеру, как-то делают дунэдайн.    Так за непринуждённой беседой подъехала четвёрка, на закате к вратам. Это были одни из городских врат, и стражники, весьма молодого вида уже готовились к закрытию врат.  — Кто такие? — Спросил старик, командующий постом, и тут же один из юношей стражей ему подсказал. — Чего? Эльфы? Мать моя рыбина. С чем пожаловали, дивные воители, не от короля ли Леса?  — Приветствую страж, — сказал предводитель четвёрки, — моё имя Каинион, со мной Вернэссэ, Анамайтэ и Морагларо. Мы сражались недавно плечом к плечу с войском короля Трандуила, в битве при Дол Гулдуре. И изгнали одну из армий врага. Вторую его армию, как слышали мы изгнало ваше воинство. Но тяжела была эта битва, и потому наш предводитель, лорд цветущего Ривинделла Элронд, послал нас выяснить как обстоят дела в землях сих северных.  — Ох. Вон как. А моё имя Дурлин, старший стражник города Дейл. Чтож и правда прогнали, только дорого мы заплатили за ту битву на полях Ист Байта. Много добрых мужей пало, в из числе мой сын Оромир. Сейчас участились нападения неведомых тварей на город, поэтому на ночь, мы закрываем врата. Приезжайте, верно вам лучше поговорить с принцем нашим регентом. Король Бард оправляется от ран, и всем заправляет его сын, наш принц Баин.  — Благодарю, старший страж Дурлин, — ответил Каинион, он хотел бы высказать и скорбь ему, но слабо себе представлял эльф, что означает потеря сына, тем более когда ты из народа смертных. Четверо проехали внутрь города, и Дурлин командуя закрытием врат сказал. — Только либо прошу вас спешится, либо вести коней лишь шагом. Чтобы не затоптать никого, трактир добрый в той стороне.    Помахав в благодарность стражу, Каинион сделал жест своим товарищам и эльфы решили спешиться, и продолжить путь по мостовым, держа лошадей под уздцы. Идти на ночь глядя к аудиенции, было бы слишком уж не вежливо, и эльфы сие понимали, поэтому сразу последовали к трактиру. Тут при трактире также была комфортная конюшня, не чета подобной в Эсгароте, а из-за небольшого числа путников, трактирщик был несказанно рад гостям, и его конюх взялся помыть лошадей с дороги по его приказанию. Эльфов проводили за стол, и налили местного сидра. После чего, потихоньку устав с дороги ещё из Леса, они начали потихоньку расходиться по комнатам, кроме Каиниона.   Этот зорко глядел на миловидную племяшку трактирщика, что была тут на разносе. Красавица отвечала игривым взором ему, с любопытством и восхищением поглядывая на эльфа, статного если не сказать княжеского вида. Она была в молодом цветущем возрасте, и внутри Каиниона взбудоражила страсть, он захотел показать ей все грани плотского наслаждения. Улыбка, взгляд, полу намёк и брошенная перед уходом к себе фраза. — Принеси мне водицы в комнату, — запустили процесс, а после девушку ждала ночь преисполненная сладострастия, от трогательной и нежной прелюдии, о которой девица и мечтать не могла, до дикой, необузданной страсти, в яростном вихре наслаждения раскрывающей цветок её внутренней дикой сексуальности. Каинион был поистине мастером, в этом вопросе. 

Время шло. Спутники укрылись в тайнике, ожидая чего-то, быть может чуда? Морнэмир всегда знал, что чудеса нужно творить, ибо так был сотворен целый мир. Но что могли его причуды перед лицом надвигающейся смерти? Перворожденным уготована конкретная участь, майа знал о том, что в итоге ждало Илгона, если бы не клятвы, разрушившие не только его собственное мироустройство, сломав цепи судьбы, но и образ девы, что в глубокой печали стояла подле его тела, провожая на пути к смерти, которая не просто исторгнет его из материального мира, но и не будет ему места в чертогах Мандоса, Амане, лишь Пустота примет его дух, в чем он поклялся тогда на совете, о чем с болью поведала кузнецу рыжая эльфийка. Она искала утешения в недвижимых горящих глазах майа, который смотрел сквозь нее, сквозь стены и толщи горных пород, погрузившись в настолько глубокие дали и думы, что это могло бы расстроить, если бы милейшая эльда не знала, что за существо рядом с ней. Она лишь грустно улыбалась ему, продолжая ворошить свои воспоминания, то и дело сжимая кулак. Слезы подступали к ее горлу, сдавливали его крутым комом, заставляя перехватывать дыхание, но она сдерживалась, хотя на лице все было написано, вновь она теряет близких. Они оба знали, что Илгон умирал. Воспоминания нахлынули на кузнеца словно штормовой прибой кого-то из слуг Ульмо, окатывающий ледяной водой с ног до головы, выбивая из настоящего. В свое время часть майар Аулэ покинуло своего вала, присоединившись к Морготу. Морнэмир не был из числа тех, кого смогли отравить лживые обещания. Но и мыслил он совсем иначе, нежели многие другие майар. Он рассматривал брачные обычаи, про которые неуверенно рассказывала Норнориэль, как технологию производства. Семейная пара это ремесленники, благодаря союзу которых свободная душа обретает форму. В этом союзе есть лишь один смысл - в творении. Тогда, в Бездне, она искала у него совета и помощи... прощения. Ее отношения с Лаирендилом нарушали всякие брачные правила и элементарные приличия, и его ни в коем случае нельзя винить в этом, он был молод, глуп и не смог устоять, потому как оказался влюблен. Материя мира тревожила строгие нравы, что не являлись путами, лишь ограждали от безызвестности того, что ждало эльфов за пределами отмеренного, предназначения и судьбы. Она же любила всех своих витязей в равной степени, потому сейчас ей казалось ошибкой, что она соблазнила младшего из них и прежде всего себя, возвысив тем самым свои чувства к нему над чувствами к другим. То был союз не ради творения, а ради того, чтобы поддержать огонь в горниле в непростое время, впустую сжигая в нем ценное топливо - свои судьбы и души. Мироустройство не терпело отклонений и трактовок. Все должно подчиняться законам, технологическому процессу. Но Морнэмир верил в иное, он верил в уникальность, полагая, что необычное всегда возьмет вверх над обычным, считая также частью творчества, вкладывая в это силу, иначе зачем жить? Морнэмир тогда лишь молча слушал ее исповедь, что дева излагала ангелу, облаченному в человеческую форму. Она была за столом, изрядно набравшись крепленного меда, сыворотки правды, который он тогда смог нагнать от скуки, не зная, что милая эльда падкая на все самое вредное и саморазрушающее. Всегда ли она была такой? Взгляд ее тогда потупился, а на щеках играли слезы. Ее душа страдала от неприкаянности, раз попав под влияние сильных духом. Прозорливость мастера-ремесленника помогала Морнэмиру распознать среди прочего следы влияния вала Тулкаса, майа Ильмарэ, и... эльфа, который своими клятвами разрушил тот хрупкий баланс, эту каменную лесенку, по которой дева карабкалась всю свою бессмертную жизнь. Майа Аулэ не собирался винить Илгона в чем-либо, он убедился в бескомпромиссности миропорядка и глупости молодого эльфа, который просто плыл по течению бытия. Кузнец просто поймал на руки деву в самый последний и отчаянный момент, когда ее жизнь могла оборваться несмотря на все усилия сохранить ее, чтобы в итоге... радоваться ей.  М-м... протянул майа в своем сознании, вибрируя силой, думая о Тулкасе. И снова эта протяжная вибрация. Младшим духам не следует даже помышлять о таком, но этот едва ли не сильнейший вала, был самым слабым наставником из всех. Все испытания познают и примут в пути. Вот его философия, силу обретет тот, кто уже сильный. Смешно! Доволен ли теперь вала Тулкас таким исходом? На руках у чужого ему майа были две искалеченные души, исколовшие друг друга на протяжении всего пути. Еж, запутавшийся в стеблях розы. Единственное положительное влияние на них оказала майа Варды, чья легкость и воздушность принятия бытия смягчала удары судьбы, защищая словно перина. Прикосновение духа Ильмарэ майа Аулэ чувствовал явственнее всего особенно на Норнориэль, незримая нить которой тянулась за ней на протяжении всего пути по Бездне, источая мягкий звездный свет, так приятный глазу младшего духа. Смерть Илгона. Она настигла его внезапно, как настигает всякая смерть. Морнэмир почувствовал ее приближение, сидя подле него. Огонь души начал трепетать из-за нехватки жизненных сил, а потом оборвался. Это почувствовала и Норнориэль, спавшая до этого у вещей в углу, позвав Илгона по имени, она прикрыла лицо рукой, когда поняла, что  случилось, глаза ее намокли. Неподвижный до этого все это время майа словно очнулся, резко повернув к ней голову. Далее случилось чудо, которое с нетерпением ждут глупцы. До его наступления оставались считанные мгновения, через которые прозорливый майа-кузнец смог увидеть чистилище, куда попала душа Илгона. Жуткое место, оно уж точно не являлось чертогами Мандоса, где отдыхали в посмертии эльфы. Не было оно и Пустотой. Сюда попадают клятвенники, души которых сгорают в пепел, изживая себя нелепой или героической смертью, делая обещание невозможным - Предел Обещаний. Трудно представить, что где-то среди Пустоты есть нечто подобное. Все увидеть невозможно, этого не смог даже майа-ремесленник, каким бы ясным взглядом не обладал его дух, вникающий в саму ткань мироустройства. Он следовал за душой Илгона, ухватившись за тонкую горящую паутину, готовой оборваться в любой момент. Морнэмир успел в последнее мгновение. Частица фэа клятвенного гиганта вспыхнула слабой искрой, не желая гаснуть окончательно, разгораясь мистическим огнем, взорвавшись. Эта сила сожжет любую душу, пожрет всякого. Это ли сила мстящих, которые вытолкнули душу титана, когда чаша оказалась переполнена и ревенанту там не было места? Морнэмир молотом швырнул котелок в стену, ударив им о дверной механизм, заставляя его сработать, тем самым раскрывая каменный портал в коридор. Одновременно с этим выставил молот перед собой, схватив Норнориэль, укрыв под своей рукой, словно под могучим крылом, закрывая дланью глаза. Молот кузнеца незримым барьером удерживал жадное пламя, отводя большую часть его мощи в открывшийся проход. Глаза кузнеца, привыкшие к могуществу огня горнила Наватра, не смогли долго сопротивляться яростному свету, из-за чего прикрылись. Голос Морнэмира могучим эхом пронесся по коридорам Мории, браня душу Илгона на чистом кхуздул. - M’imnu Mahal! — Махалова борода, прошумел громогласно как удары инструментов, на который был похож гномий язык. Он сжимал Норнориэль все крепче, она же, ничего не понимая, кричала в ужасе, оказавшись в эпицентре метафизической катастрофы, которая рождала новую жизнь. Переплавка души и тела оказалась слишком яростным процессом. И вот пламя затухло также внезапно, как и разгорелось. Пожар Мории унялся, исчерпав все силы для этого. Рука Морнэмира разжала побелевший молот, раскаленный до предела, что даже майа, привыкший гнуть руками раскаленную сталь, не смог удержать столь горячее. Наполнившийся тяжелой яростью перерождения молот рухнул на каменную плиту пола, сломав ее. Норнориэль также упала на колени, когда майа отпустил ее. Она отползла прочь, понимая насколько холодным оставалось все вокруг. Огонь мог поглотить лишь то, что связано с метафизикой, и если бы не мощь майа... ее душа испарилась бы. Впервые близкие напугали ее сильнее, чем встреченные до этого демоны. Вместо горстки пепла, там все еще был Илгон. Морнэмир стоял полубоком, придерживая рукоять своего клинка, ждавшего чего-то в ножнах. Броня, испытавшая перегрузки от пламени, дымилась. Он не понимал сути произошедшего. В его сознании созидателя не укладывалось, как вообще возможно то, что он увидел. Нельзя перековывать тела, нельзя так играться с душами умерших. Что за сила явила себя взору майа и его спутнице? Угрожает ли она детям Илуватара? Одно ясно - даже с перековкой, возможности эльфийского тела предельны, майа Аулэ хорошо чувствовал это. Они сосуды, вмещающие души, не более. Эльфийское тело умещает то, что дозволено вместить. Сильнее слабейшего из майар ему не быт. Судя по словам, Илгон еще не понимал, что произошло. Это не могло быть чем-то нормальным. Морнэмир задавал себе вопрос за вопросом, как он двигается после трансформации, он и в правду такой благожелательный дурак? И когда витязь предложил повторить шоу, майа лишь приподнял бровь, не оценив шутки.  Поджигатель душ продолжал прикидываться дураком, сообщив деве, что он рад ей. Норнориэль, услышав от него слова о радости, улыбнулась ему печальной улыбкой, к тому моменту она стояла на своих двоих, поняв не больше чем понял кузнец. Подойдя к нему, она... Хлестко отвесила пощечину. Это все, что она хотела сообщить ему после такого замечательного шоу. Сначала нарывается на беду, потом умирает, потом возрождается, да как! С помой, да с такой, что аж стены и целый майа дымятся. И плевать ей на то какой облик он обрел. Он просто катастрофический (бдм-тссс) дурак! И выбежала в коридор, где уселась на пол, соскользнув спиной по стене, схватившись за колени, дуясь так сильно, что от ее фэа можно было получить разряд молнии, если бы она была каким-нибудь младшим духом. По счастью гоблинов не было даже близко, там вообще после такого никого близко не было на целый этаж. Отбросив изыскания о трансформации Илгона через явную смерть, ибо то  вне всякого сомнения смерть, Морнэмир лишь выругался тихо-тихо с гномьей хрипотцой на кхуздуле, что-то про жопу орка, пригубив крепленного меда. В нем сразу чувствовался дух наугрим, покровителем которых он являлся. - Имя мне Морнэмир, дети Дурина знают меня как Казадбил, - майа снял с себя доспех, являя истинные пропорции тела, которые искажались броней. Он не был шире в плечах, чем казалось изначально, а потом уже, как тоже казалось. Его аккуратная конституция явственно выдавала в нем человека, в теле которого пряталась мощь кузнеца-майа. Сбросив броню, оголив себя по пояс, Морнэмир принялся обливать себя водой из фляги, остывая. Стоит расспросить Илгона о случившемся, но Норнориэль вернулась к ним обратно. Она очень злилась, но подавляла в себе чувства, пока не предложила Илгону уху, которая смогла разогреться благодаря силе майа, что создал защитный барьер. Рыба была поймана на самом дне Бездны, потому отличалась от виденного ранее, напоминая собой больше прозрачное желе с парой пластинок. Дева протянула походную миску левой рукой, улыбнувшись, глядя в пол перед Илгоном. Она не знала как к нему обращаться теперь. Стал ли он духом или чем-то таким. Все это потрясало. - Насколько по силе ты близок ко мне? - поинтересовался Морнэмир, увидев неловкую паузу девы, - Каким ты себя помнишь? Что изменилось в тебе, демоноборец?