Арвен

Коротко о Кханде :D

[AVA]cs622516.vk.me/v622516751/45286/6SNfRhn3ScM.jpg[/AVA]
[sTA]На что только не пойдёшь ради семьи...[/sTA]
[NIC]Фархад-ур-Тамзиль[/NIC]
Ярость переполняла Фархада - уже два месяца эта глупая Нурия сидит в темнице и ни отец, ни сам Фархад ничего не могут с этим сделать. Яд попал не в кубок слуги, а в кубок Великого Визиря, который теперь находился в тяжёлом состоянии и одному Богу известно, что теперь с ним станет и что станет с Нурией, да и со всей семьёй. Глупая девица пыталась устроить своё будущее, и она, собственно, устроила его, правда в тюремной камере, а не в покоях какого-нибудь зажиточного хана. 
Фархад раздражённо потёр виски, осознавая, насколько же он устал от всего этого балагана. Сил давали ему лишь две мысли - отцу приходилось ещё хуже и он не жаловался, а значит  сын не может, ну и второй мыслью, греющей душу было то, что когда Нурия всё же выберется - он устроит ей хорошую взбучку. 
- Таниса, иди сюда, девочка, - голос Фархада стал тихим и бархатным, а на губах заиграла слащавая улыбочка - он всегда общался так со своими "подопечными". Ведь пташки работают лучше, когда не просто боятся своего хозяина, а когда получают награду. Улыбка ли, монета ли, приятное слово ли - Фархад брал своё лаской и добротой, но при этом каждый, кто работал на него, чётко знал, что за нарушением последует наказание, от которого не спастись. 
Девушка, лет шестнадцати, высокая, худая, гибкая, будто молодое деревце, поспешила к Фархаду, не поднимая от пола своих удивительно синих глаз. Дочка не сильно знатного мужчины и какой-нибудь украденной им гондорки, даже в простом платье и с босыми ногами выглядела, будто жемчужинка среди стекла. Копна чёрных волос была собрана в аккуратную косу, а на руках имелось несколько тоненьких золотых браслетов. Фархад мысленно диву дался - и как же папочка отдал такое сокровище в простые служанки, пусть и принцессе? Она вполне могла бы стать какой-нибудь восьмой женой какого-нибудь средненького хана. Впрочем, Фархаду не были важны причины того, почему девица оказалась именно тут, а не где-то ещё. Важно было, что голубка, которая стояла перед ним, сердцем и душой была предана Фархаду, а значит, подходила для дела как нельзя лучше.
- Таниса, у меня будет для тебя маленькое задание. Ты же знаешь всех девушек, что прислуживают в замке? - девушка кивнула, лишь на мгновенье подняв свои синие глаза от пола. - Сокровище моё. Ты должна найти девочку. Маленькая, лет восьми-десяти, худенькая, даже тощая, глазки - как угольки чёрные, а волосы непослушные и чёрные, как крыло ворона. Знаешь такую? Она не из простых поломоек - если и моет пол, то только в господских покоях. Найди её и проследи за ней. Если сможешь - обманом замани ко мне. Она мне нужна и она до последнего не должна догадываться, что ты от меня. А теперь беги, милая. Я жду тебя.
Фархад ещё раз улыбнулся девушке и та скрылась за дверью, а с лица мужчины медленно сползла улыбка. Вызволять Нурию из тюрьмы оказалось сложнее, чем он думал. Нужно было думать на несколько шагов вперёд. Он вновь потёр виски, отмечая, что головная боль только усиливается. Нурия шепнула ему о девице, которая была в покоях визиря и описала её - хоть на что-то сгодилась глупая сестрица. 

Два месяца в столице...
 
Первые дни
Весть о том, что благородная Нурия-ур-Тамзиль отравила Великого Визиря Дхиб-аль-Гула облетела дворец за считанные часы. Уже через час, после того как стража схватила Нурию, девушка была брошена в одну из клетей Обители Печали. Старинной и страшной тюрьмы, построенной еще при Хакане Салеме-ур-Халите, основателе династии хаканов ур-Халит. Из-за тяжести обвинении к Нурии было запрещено кого-либо пускать, кроме ее родного брата и влиятельного отца. Однако и они смогли добиться разрешения на свидание лишь по прошествии двух недель.
С болезнью Великого Визиря и исчезновение Хакана политическая жизнь Кханда была парализована. Ответственность за судьбу страны неожиданно легла на Совет Мудрых, в отсутствии визиря возглавляемый Барсом-ур-Залифом.
Совет Мудрых конечно был не настолько представителен, как большой совет, на который собирались все высшие сановники Кханда, а так же все благородные властители долин. Но и ситуация в которой оказался Кханд оказалась беспрецедентной. В совете мудрых даже пошли шепотки о том, чтобы передать власть принцессе, пока не вернулся ее брат или не прошел положенный срок. Но шепотки эти были весьма неуверенные.
Вести расследование о покушении на убийство Великого Визиря было велено благородному Зурабу-ур-Джахмадулу, чьей семье уже многие поколения принадлежало место Великого Судьи Кханда. Зураб еще не был Великим Судьей, эту должность занимал его сановный отец Рамзур-ур-Джахмадул, однако тридцати трехлетний мужчина проявил себя человеком въедливым и решительным.
Зураб во второй же вечер чрезвычайно тщательно допросил благородную Нурию, постаравшись выжать из нее все, что она знала. А так же издал указание, под которым подписались все сановники, чтобы запретить, кому бы то ни было покидать дворец Хакана, а так же входить в него. Таким образом, благородному Фархаду-ур-Тамзиль пришлось изрядно попотеть, чтобы добиться разрешения о встрече с сестрой.
Но пока велись розыскные мероприятия, собирались улики в покоях Визиря и допрашивались его слуги, высшие сановники про себя гадали, кому из них наконец удалось подкосить здоровье Визиря.
 
Чужие тайны
По истечении дней, после отравления Великого Визиря, дворец полнился слухами и сплетнями. В коридорах, в саду, личных покоях, - все, начиная от слуг и заканчивая благородными людьми, всех интересовало только одно – кто и зачем? Градус недоверия и подозрительности поднялся выше, чем жара в середине дня. И хотя было объявлено подробное разбирательство произошедшего, тянулось оно медленно и почти не двигалось с места, в виду отсутствия каких-либо зацепок.
Шехадьяр-ур-Фариз, был одним из многих благородных варьягов, но в отличие от всех остальных, он отличался особой привязанностью к бывшему хакану. Исчезновение последнего и недобрые слухи о Цапитаре, очень сильно подпортили положение Шехадьяра, оставив его в шатком положении управляющего, поставив заниматься слугами и поварами. Уже в почтенном возрасте, мужчина был подавлен, его обширные познания в различных областях в свое время очень помогли юному, еще принцу, возвыситься среди других братьев, однако очень быстро бывший наставник оказался не у дел, хотя еще при отце Цапитара занимал один из высоких постов в совете. Ныне же, его мучимого подагрой старика, поставили цепным псом над обслугой, переселив из удобных покоев в какую-то каморку. Шехадьяр не питал иллюзий на этот счет – хорошо, что хоть не убили по-тихому. Хотя убивать его нет смысла, он всегда был в стороне от политических интриг и заговоров, стараясь жить правильно и не кому не мешая. Но как видно, это было невозможно сделать, если живешь в бочке, наполненной клубком змей. Его просто выкинули, но хотя бы не на улицу побираться.
Управляющий, у которого после отравления визиря, хлопот только прибавилось, тоже был бы не прочь узнать кто же это сделал, однако долгая жизнь при дворе научила его держать язык за зубами. Поэтому он слушал, и слушал. Шептали разное. Кто-то обвинял даже саму принцессу Сархи-ур-Халит, другие были не прочь облить грязью семью Ур-Тамзиль, кто-то выдвигал совершенно дурацкие теории о заговоре евнухов, девушки из гарема были уверенны, что это дел рук отвергнутой любовницы визиря, коих у последнего, если верить слухам, было великое множество. А тут еще новый начальник стражи. И что это за Дрейвен такой? Откуда взялся? С бойцовых ям? Ох уж эти принцессы… Теперь головорез какой-то будет заправлять охраной дворца. Вот при хакане Цапитаре не было бы такого…
Вернувшись к себе в коморку, Шехадьяр с удивлением обнаружил гостя – худощавого лысого евнуха - Сафира. Опять тут этот пройдоха. – подумалось управляющему, никогда не любившему евнухов, особенного того, кто занимался царским гаремом. Увидев, старика Сафир доброжелательно улыбнулся:
- Ах, вот и вы господин управляющий. Я принес Вам кое-какие пожелания от принцессы по поводу подготовки покоев нового начальника дворцовой стражи.
- Да-да, избавь меня от этого подобострастного тона, евнух. – проворчал старик, принимая бумаги.
Сев за стол, он принялся разбирать их, однако его посетитель не спешил уходить.
- Так, что мне передать Ее Высочеству? – вежливо поинтересовался Сафир.
Старик напыжился, но спокойно ответил:
- Желания Ее Высочества – закон, передай, что все будет исполнено в срок.
Учтиво поклонившись, евнух оставил старика управляющего и поспешил удалиться.
Шехадьяр еще некоторое время перебирал бумаги, когда среди кипы свитков, он обнаружил небольшую записку, писанную явно рукой благородного Барса-ур-Зафира.
«Тебе надлежит немедля исполнить то, о чем мы условились и явится ко мне с результатами. Говорят Визирь идет на поправку, значит, времени, что нам отпущено остается все меньше. Поторопись.
Б.З.»
Управляющий медленно поднялся, подошел к двери, и аккуратно проверил, нет ли кого. Убедившись, что никто не следит за ним, старик заперся в своей коморке. Перед ним лежал шанс, что жизнь дает лишь один раз. Перед ним была разложена интрига, способная вернуть ему почести и славу.
Шахадьяр прочитал короткую молитву всем богам и тщательно спрятал драгоценный клочок бумаги. Пожилой управляющий дворца, уже утративший вкус жизни, внезапно остро почувствовал его…
 
Чужие письма
 - Я явился, как ты звал, - тень за окном говорила очень тихо.
Барс вздрогнул, но не обернулся, словно и не заметил ничего.
 - Если бы это случилось чуть раньше… - произнес он в пустоту, словно бы говорил сам с собой.
 - Не трудись. Я проверил, что нас никто не подслушивает, - ответствовала тень. – И я принес тебе то, что ты жаждешь больше всего.
 - Сколько ты хочешь? – Барс мысленно задрожал. – Но сначала я хочу убедится, что ты не лжешь.
 - Ты словно продавец гнилой соломы на столичной ярмарке, - презрительно фыркнули во тьме окна. – На. Проверяй.
На пол шлепнулась связка бумаг, завернутая в ткань. Барс не удержавшись метнулся и подхватил их на руки. Стремительно оборвав веревки он посмотрел внутрь.
 - Да…да! Это то чего я хотел. Забирай свою плату и проваливай, - Барс кинул заранее заготовленный мешочек в окно. Звука падения не раздалось, видимо вор успел поймать гонорар.
 - Это еще не все. Я хочу еще столько же, за тайну что превыше всего, что ты держишь в руках.
 - Хорошо… давай, - поразмыслив ответил Барс и с неохотой отсчитал еще один мешочек.
 - Ты медлителен как дохлая кляча, - фыркнули от кона, и второй сверток коснулся пола.
Барс медленно подошел к нему и взял в руки. Глаза его ошалело расширились, а сердце пропустило удар. На руке у него лежал пакет документов запечатаный личной печатью Дерзара-ур-Халита, милостью богов прошлого Хакана Кханда, отца хакана Цапитара-ур-Халита и Сархи-ур-Халит. Никогда прежде Барс не испытывал такого благоговения к бумагам, как в тот вечер, когда читал из впервые, погружаясь в упоительные тайны прошлого.
 
Ребенок
Старая служанка, прикрывая дряхлую кожу темными одеждами, сидела напротив человека, чье лицо скрывалось в полумраке подсобки, но голос был тверд и холоден.
Ей было страшно, но она продолжала отвечать на вопросы:
- Так, ты точно помнишь?
- Да, господин, было дитя, было. Я сама роды принимала, хозяйка скрывала свое положение долго, и роды в тайне прошли. Мужа боялась, видать не от светлого хозяина нашего, ребеночек-то.
- И где ребенок?
- Так, того не ведомо, мне господин – после родов сразу мы ребенка тихо передали мужчине, которого госпожа указала. А после и померла, бедняжка.
- Кто был тот мужчина? – старухе показалось, будто бы глаза вопрошающего угрожающе сверкнули, ее прошиб холодный страх
- Не видела я лица, клянусь. Лицо свое тот неизвестный платком укрыл. Ночью я сына госпожи вынесла из-за дворца и отдала кому было сказано. А более Вы от меня ничего не услышите. Я честная женщина.
Ее собеседник хмыкнул:
- Видимо так и есть, помни о том, что наш разговор не должен покидать пределов этой комнаты.
Он встал, и на стол, звонко перекатываясь, высыпались золотые монеты. Дрожащими руками, старуха стала собирать каждую и проверять на зуб. Но уже будучи в дверях, неизвестный бросил через плечо:
- Мальчик. Ты помнишь имя?
Женщина нервно сглотнула:
- Не благородное точно. Дрейвен кажется…
Дверь за странным человеком уже захлопнулась.
 
Разговоры в кулуарах
Прошел месяц со дня отравления Визиря. Благородная Нурия все еще пребывала в Обители Печали. Отец ее и брат не спешили спасть сестру, ибо пытались отбиться от сыпавшихся на них со всех сторон обвинений.
Не смотря на то, что следствие под руководством Зураба заходило в тупик, ему регулярно подбрасывали все новые косвенные доказательства вины то тех, то других. Кто-то даже подкинул улики, намекающие на виновность в отравлении принцессы Сархи. Ур-Джахмадул скрипел зубами, стонал мозгами, но продолжал искать истину в болоте лжи, отчаянно надеясь, что вот-вот очнется Великий Визирь, за жизнь которого лекари еще опасались, и прольет свет на это дело.
Гани-ибн-Саид-ур-Тамзиль был слишком влиятелен, чтобы можно было подвергнуть госпожу Нурию эффективным методам допроса, а потому приходилось искать иголку в стоге сена. Плохо что с каждым днем сена становилось все больше. К сожалению так же к концу месяца Зураб пал под давлением Фархада-ур-Тамзиля. И брат получил право встретиться с сестрой. Фархад долго разорялся перед Нурией обличая ее как деву недалекую и крайне не умную, впутавшую весь род Тамзиль в грязь и свару. Но сколько бы Зураб не подслушивал – ничего стоящего из разговора брата и сестры он узнать не смог. Видимо оба – и Нурия, и Фархад – были уверены что их подслушают.
А тем временем Барс начал развивать свою интригу, отчаянно желая Визирю болеть как можно дольше.
Сановник Барс-ур-Залиф был неоднократно замечен в различных уголках дворца в обществе Дрейвена. О чем именно они говорили, расслышать не удавалось, но после каждой такой встречи, Дрейвен ходил все более раздраженный и взбешенный. А Барс все более опечаленный.
Барс все пытался намекнуть твердолобому начальнику охраны, что знает нечто такое, что непременно помогло бы Дрейвену. Но тот видимо был слишком туп, чтобы понять, что ему желают лишь добра… в обмен на чуточку другого добра.
Но Барса ожидало еще большее потрясение. Однажды, крадучись шевствуя по коридорам дворца он услышал обрывок разговора.
 - Я точно вам говорю, что Барс-ур-Залиф кого-то нанял, чтобы обчистить…
 - Не говорите громко, друг мой. Итак, кого же хотел обчистить наш приятель Барс?
 - Начальника тайной канцелярии…
Барс словно не в себе бросился бежать оттуда, чувствуя, как по его спине течет холодный пот. Потому что за стенкой дворца говорили благородный Гани-ур-Тамзиль и Шахадьяр- ур-Фариз.
 
Ночной посетитель
- То есть ты утверждаешь, что знал госпожу Камо-ур-Чилай?
- Ну как… - старший придворный конюх пожал плечами -… Я тогда мальцом не смышленым был, и работу мне простую поручали – там убраться, подмести, пыль стереть… А, что госпожа, то я в том крыле убирался, где ее с мужем покои были, вот и видел ее частенько… Конечно, красавица была, все мужчины во дворце мужу ее завидовали и тихо слюнки пускали. Чего уж там, я сам от горшка два вершка, а туда же – влюблен был без памяти. Что с мальчишек взять-то?
Он налил себе еще вина, продолжая рассказ:
- Однажды меня отправили убираться в западном крыле, где гостевые покои – тогда там было почти пусто, но по утру ожидалась делегация из Харада – мне велено было ночные горшки во всех комнатах расставить. А дело уже ночью было, поздно вести о гостях пришли – поднял меня привратник и говорит, мол ступай. Ну я все сделал, уже было собрался уходить, как вдруг – раз – слышу шаги. Вообще в такое время слугам негоже по дворцу шляться, вот я и за колонну спрятался. Гляжу – а это госпожа Камо-ур-Чилай, собственной персоной, одна. Вся встревоженная, постоянно оглядывалась – прошла в один из покоев. А я встал, как вкопанный, стою, двинуться не могу – так, когда уже было собрался с духом, опять шаги. Тут я чуть было не обмочился со страху – Сам Его Величество Дерзар-ур-Халит! И тоже, осторожно, да и прокрался в те же покои, куда госпожа Камо вошла. Я простоял там не знаю сколько, да потом, как сорвался бежать оттуда, что было мочи, до сих пор помню. Бежал так, что аж пятки засверкали.
- А глаза тебя не обманули?
- Да как можно? Что я не узнаю господина и Царя нашего? Он это был, точно помню. Как сейчас.
Мешочек с золотыми монетами упал прямо в руки бывшему слуге-мальчишке.
- Вот и славно. Помни, что я тебе сказал… - тихий, скрипучий голос прозвучал как-то угрожающе, но старший конюх счел за лучшее промолчать сейчас.
 
Убийство
Несколько ночей Барс провел терзаясь сомнениями. У него в столе лежала тайна, ценность которой сложно было переоценить. Но теперь все было под угрозой. Старик ур-Тамзиль скорее съел бы живую лягушку, чем упустил бы эту тайну. А значит надо было что-то сделать. И сделать немедленно.
Решение пришло словно само, в один из тяжелых вечеров, когда одурманенный северный дрованионским вином Барс увидел свой парадный изогнутый кинжал. Лучший свидетель – этот тот свидетель, который молчит.
Спустившись ночью туда, где проживал управляющий, Барс весь дрожал, все же управляющий знал многое, что было во дворце и сам ранее занимал весомый пост, да и, как говорят, был наставником молодого царя в отрочестве. Дверь в «покои» Шехадьяра была открыта. Барс осторожно зашел внутрь. Старик был мертв. Он лежал у себя на кровати, как будто спал. Но его тело было холодно, а пульс не прощупывался. Следов насильственной смерти на поверхностный взгляд тоже не было заметно. Барс почувствовал, как все его существо заполнил липкий ужас. Едва совладав с собой, Барс принялся лихорадочно думать. Ему потребовалось около получаса, чтобы обыскать покойного.
Утром Шахадьяра обнаружили. Объявлено было, что старик умер от разрыва сердца. В руках его была записка:
«Шахадьяр! Если я еще раз увижу тебя рядом с отцом, тебе не сносить головы. Ты подлый предатель! Как ты мог так подставить мою сестру, когда я ясно приказал тебе обвинить в отравлении принцессу Сархи-ур-Халит. Я не потерплю еще одной промашки.
Ф.Т.»
В тот же день Зураб распорядился препроводить благородного Фархада в Обитель Печали. Однако после целого дня допросов ситуация не прояснилась.
На следующее утро дворец потрясла новость об еще одном громком убийстве.
Барс-ур-Залиф был убит в своей комнате. Дверь его была заперта изнутри, как и окно. Объяснить как смог убийца попасть внутрь и выйти обратно было невозможно. Но это было и вполовину не так громко, как то, что случилось после того как были изучены документы в комнате покойного.
 
Наследник.
На Совете мудрых, созванном в чрезвычайном порядке были обнародованы скрываемые покойным сановником Барсом-ур-Залифом. То была длительная переписка покойного Хакана Дерзара-ур-Халита и благородной покойной Камо-ур-Чилай. Из этой переписки следовало, что Хакан имел с девушкой долгую любовную связь. Но так как благородная Камо-ур-Чилай была замужем за тогдашним визирем Жезаром-ур-Чилаем, то связь эта оставалась тайной. Так же в письмах было упоминание о ребенке – мальчике – что стал плодом той любовной связи и по решению своих благородных родителей был укрыт от глаз среди простых людей.
Так же высокому собранию были предоставлены дневники Барса, в которых он подробно описывал свои поиски истины и косвенные доказательства, которые смог собрать за два месяца, подтверждающие, что Дрейвен, который ныне занимает пост начальника дворцовой охраны, и есть тот самый ребенок. (см. части Ребенок и Ночной посетитель)
Шокированные сановники как один согласились с высказанным начальником тайной канцелярии мнением, что следует пригласить Верховного Шамана и испросить у духов предков ответов на вопросы о происхождении благородного Дрейвена.
И конечно же все как один задавались вопросом – как много знает о происхождении своего начальника стражи принцесса Сархи, которой пока никто не рассказывал о происходящих во дворце интригах…
 
[spoiler=Для игроков Кханда]Это обзорный пост составленный мной и Трандуилом. Пожалуйста, в течении недели вы можете задать мне как мастеру все интересующий вас по этому посту вопросы (лучше всего в контакте) и запросить вводную для начала игры.
Особенно относится к Сархи-ур-Халит
Нурии-ур-Тамзиль
Великому Визирю
Инас
 

Покажусь-ка и я, что ли...
 
Это лето'15.

 
Кажется, осень'14... Смастерила себе рожки, вот :з

Эпизод 9. Приключение.
 
Ночью прошел дождь, и дорожки местами превратились в темную скользкую кашу. Доски, кое-где накрывавшие особенно расползшиеся участки пути, посерели и проседали, и ступать на них было еще ненадежней, чем идти прямо по грязи.  Но Теодреда эти неудобства, кажется, ни капли не волновали. Он шел вперед решительно, почти не глядя под ноги, и, хоть Боромиру и казалось время от времени, что он вот-вот поскользнется и рухнет прямо в лужу, раз за разом княжичу удавалось миновать этой позорной участи. Сам же гондорец едва поспевал за ним, и потому Теодред время от времени оборачивался к другу и подначивал его, не забывая ввернуть насмешку-другую. Боромир терпел, потому что знал – стоит поддаться на провокацию и отвлечься от дороги, он непременно сам полетит в грязь. А после такого позора ему останется только самого себя привязать за ноги к лошади и позволить ей бежать в чистое поле. Вернее, конечно, грязное поле.  Они вышли из Медусельда ни свет, ни заря. Хлеставший всю ночь первый летний ливень едва успел стихнуть – от ворот Золотого чертога по ступеням струились настоящие ручьи мутной дождевой воды. Ранние петухи начинали подавать голоса со всех сторон, слышалось ржание коней – табунщики собирали их, чтобы вывести в степь на пастбища. Было слышно, как хлопают ставни и скрипят двери, а откуда-то со стороны Торговой площади уже доносилось негромкое стройное пение. Эдорас просыпался рано, и сейчас, через несколько минут после мутного серого рассвета в город, казалось, снова возвращались краски и жизнь. В конюшнях у подножия холма, у самых городских ворот, уже тоже царило оживление. Боромир про себя подумал, что рохирримы все как один выглядели так, словно и вовсе не ложились спать, но при том совершенно не нуждались во сне. И Теодред ничуть не отставал от тех, кому не пришлось накануне участвовать в соревновании кто больше выпьет между командами Рохана и Гондора. Кто победил, Боромир не помнил – и это, вероятно, и был ответ на этот вопрос. Не помнил он и как добрался до своих покоев, и кто стащил с него сапоги. И был крайне раздосадован, когда Теодред принялся расталкивать его, когда солнце едва начало появляться из-за горизонта. Своей досады княжичу, впрочем, он ничем не продемонстрировал. Благо, искусству бражных соревнований он был обучен отменно.  На последнем грязном уступе княжич задержался, обернулся к спутнику. - Ну же! – подбодрил он Боромира,- будь ты лошадью, я бы уже сжалился и пристрелил тебя.  Боромир метнул на него раздраженный взгляд – подошва его сапога, грязного уже почти целиком, заскользила на последнем шаге, и он наконец потерял равновесие. Твердая сильная рука княжича поддержала его под локоть, и Боромир устоял на ногах. Теодред улыбнулся.  - Может, тебе стоило остаться во дворце? – осведомился он,- отец устраивает совет с вашими воеводами через час. Там бы ты принес больше пользы.  Боромиру страшно хотелось предложить другу заткнуться, но вместо этого он отрицательно мотнул головой. - Ненавижу такие сборища,- заявил он,- чего переливать из пустое в порожнее? И так ясно, что нужно воевать, а они потратят весь день на обсуждения, стоит ли выступать первыми или нужно дождаться удара врага.  Теодред беззаботно хмыкнул. - Тут ты прав,- заявил он,- наступит день и наши мечи засияют на одном поле брани. Но пока у нас есть дела поинтересней.  Он выпустил руку Боромира и тот похлопал его по плечу.  - Куда мы направляемся? – спросил он. - Увидишь,- подмигнул Теодред и решительной походкой двинулся к начальнику конюшни. Тот, завидев княжича, поспешил к нему навстречу. Конь Теодреда – светлогривый Ролло – обитал в стойлах конюшни Медусельда. В этой же меняли лошадей гонцы и усталые путники. И явление такого почетного гостя, да еще и в компании сына наместника Гондора, было событием исключительным.  - Чего изволите? – поинтересовался конюх, кланяясь. - Нам нужно две лошади,- ответил Теодред,- самые быстрые из тех, что у вас есть. - Будет сделано,- поспешил ответить конюх и отправился раздавать поручения.  Боромир встал рядом с княжичем и задумчиво посмотрел в небо. Над их головами оно было ослепительно голубым, без единого облачка, но у горизонта на востоке снова собирались черные тучи.  - Снова будет гроза,- заметил Боромир негромко. - Если ты испугался, дружок, я тебя не неволю,- ответил Теодред с сочувственной улыбкой, и Боромир наградил его весомым тычком кулаком в плечо. Теодред удар пропустил, но тут же ответил таким же. Боромир почти увернулся от него, перехватил кулак Теодреда и свой следующий выпад метил точно в челюсть. Но на этот раз княжич уже не зевал – он поднырнул под удар и свободной рукой нанес собственный – снизу в подбородок. Неизвестно, чем закончилась бы эта потасовка, если бы рядом с юношами не появился конюх.  - Лошади готовы, мой господин,- обратился он к Теодреду. Тот повернулся на голос, и тут Боромир, воспользовавшись заминкой, поставил ему подножку, и оба они сверзились с высоты своего роста в грязь. Конюх не повел и бровью – подобные проявления дружеских чувств между княжичем и принцем-наместником были делом обычным.  Поднимаясь из скользкой грязи, юноши смеялись, хватаясь друг за друга, чтобы снова не повалиться. К счастью, изваляться слишком сильно они не успели, Боромир поддержал Теодреда, и тот величаво выпрямился, стряхивая темные брызги с дорожного плаща.  - Благодарю, добрый человек,- проговорил он самым королевским своим тоном. Две гнедые кобылы нетерпеливо били копытами, и Теодред взлетел на одну из них легким грациозным движением. Во всем Рохане сложно было найти наездника, более искусного, чем он – под его рукой лошади слушались беспрекословно, и сейчас кобыла его загорцевала по грязному двору, пока Боромир взбирался на свою.  - Путь неблизкий,- заявил княжич, ударяя пятками в бока кобылы,- не будем же медлить.  За воротами Эдораса сразу, без подготовки, начиналась бескрайняя зеленая степь. Сейчас кое-где она окрасилась багрянцем и пурпуром летних цветов. После ночного дождя высокие травы клонились к дышащей влагой земле. Лошади ехали ровно и быстро, и когда городские стены оказались достаточно далеко за спиной, Теодред с громогласным «Э-хей!» пришпорил свою кобылу, и она перешла на стремительный галоп. Золотые волосы княжича разметались за спиной, и теперь бились, как победное знамя. Он держал поводя одной рукой, второй размахивал над головой так, словно нес в ней стяг, устрашающий врагов. Боромир и не думал отставать от него. Он был не таким искусным наездником, и, упав с лошади на такой скорости, мог бы и шею сломать. Но решил – чему быть, того не миновать, и тоже пришпорил лошадь. Та взвилась, прянула, и в следующий миг гондорец ощутил, как его охватывает безудержная обжигающая радость. Этот ровный бег, запах трав, поднимающееся все выше солнце наполнили его грудь почти невыносимым щекочущим теплом, и он выкрикнул «Э-хей!», едва ли осознавая это. Теодред ответил еще одним боевым кличем. Их теперь гнало вперед ощущение абсолютной восхитительной свободы – более пьянящее, чем самая крепкая брага. Боромир пригнулся к шее лошади, шепнул ей «Быстрее! Быстрее же!», и та повиновалась – казалось, еще секунда, и копыта ее оторвутся от мокрой земли. Теодред выкрикнул еще что-то неразборчивое, а потом запел, и его звонкий голос разнесся по степи, Боромир и сам бы подхватил эту разудалую песню, но он задыхался от восторга скорости. Казалось, прошел целый день, когда Теодред наконец остановился, поднял лошадь на дыбы и беззаботно рассмеялся. Боромир подъехал к нему, чувствуя, что сердце его готово вот-вот выпрыгнуть из груди. - Мы приехали,- сообщил Теодред, поведя рукой в сторону.  Боромир огляделся – совсем неподалеку от них степь сменяла черная пышная пашня. Посевы едва начали всходить, и воздух был напоен влажными сладковатыми ароматами почвы, сдобренной навозом, и печного дыма. У края пашни жались друг к другу несколько низких деревянных домов – деревня была совсем небольшая, на десять дворов, не больше. Таких вокруг Эдораса раскидано было предостаточно. С тех пор, как вражеские отряды начали нападать на Рохан, подобные селения старались стягиваться поближе к столице или к горным укреплениям, но здесь все осталось нетронутым. Большой амбар возвышался за крышами домов. Из некоторых труб поднимался белый дым. Чуть дальше, там, где продолжалась бескрайняя степь, Боромир заметил небольшой табун лошадей, мирно пасущийся среди высоких трав.  - Ну и зачем ты меня сюда притащил? – осведомился гондорец. Княжич рассмеялся. - Терпение, мой друг,- ответил он весомо и тронул своего коня в объезд пашни прямо к деревне.  У первой изгороди княжич спешился, взял кобылу под уздцы. Боромир последовал его примеру, и вместе они пошли вдоль редкого частокола. Слышался лай собак и приглушенные голоса. Боромир время от времени видел в зазорах между прутьями ходящих туда-сюда людей – никто из них не обращал на гостей ни малейшего внимания.  Наконец Теодред остановился, накинул поводья своей лошади на низкий столб, погладил ее по шее, и, кажется, даже что-то прошептал ей на ухо. Кобыла потрясла головой и принялась спокойно щипать траву. Боромир с лошадьми разговаривать не умел, но, надеялся, что товарка кобылы Теодреда последует хорошему примеру, и тоже привязал ее к тому же столбу.  - Идем,- княжич понизил голос почти до шепота, хотя, конечно, едва ли кто-то их слушал сейчас. Боромир, однако, оценил торжественность и секретность момента – кажется, приключение, ради которого они сбежали из столицы сюда, наконец начиналось.  Здесь тоже было скользко и грязно – Теодред отворил небольшую калитку, и они скользнули в просторный двор. Чужой. И хотя разум подсказывал Боромиру, что Теодред был все же наследником короля Рохана, и мог ходить, где ему вздумается, сейчас осознание того, что их могли поймать и выдворить с позором, подстегивало интерес гондорца. На него подействовала безумная гонка по степи, и сейчас сердце юноши замирало от предвкушения.  Они пересекли двор стремительно и крадучись, остановились у стены бревенчатого дома без окон, из трубы которого поднимался дым. Теодред обернулся к Боромиру, сделал ему знак не шуметь и заскользил вдоль стены, нырнул за угол. Юноша следовал за ним, и наконец они остановились у торцовой стены дома, над их головами виднелось небольшое окошко. Теодред огляделся и, приметив неподалеку сложенную на землю длинную деревянную лестницу, победно фыркнул, как довольный жеребец. Он сделал знак Боромиру, и вместе они подняли лестницу – мокрую и скользкую – и приставили ее к окошку.  - Я первый, ты за мной,- шепнул Теодред, и, не дожидаясь ответа, полез вверх. Боромир, придерживая лестницу, огляделся. Двор был совершенно пуст. Собачий лай доносился откуда-то справа, и оставалось надеяться, что пес был надежно привязан. Выиграть столько сражений с орками и пасть от нападения сторожевого пса гондорцу ни капли не улыбалось.  Теодред, меж тем, пролез в окошко и, высунувшись, махнул Боромиру. Тот лез по лестнице очень осторожно, стараясь не поскользнуться на ее ненадежных влажных ступенях. Наконец княжич помог ему влезть в окно, и юноши оказались на темном чердаке. Здесь пахло сухими травами и совсем немного горячей сыростью. Снизу до них отчетливо доносились теперь звонкие девичьи голоса и плеск воды. И в этот момент Боромир вдруг понял, где они оказались. - В бане? – спросил он злым шепотом,- ты притащил меня в баню?  Теодред кивнул так гордо, словно Боромир спрашивал, отбил ли он нападение всех вражеских сил одним эоредом.  - Ночью здорово лило, так что сегодня – банный день,- прошептал он. - Совсем сдурел? – нельзя было сказать, чтобы Боромир был очень застенчивым, а тем более – ханжой. Хотя до сих пор он и не испытывал особого интереса к тому, что скрывали девицы под юбками, но был совершенно уверен – рано или поздно одна из них покажет ему все, что нужно, и он будет готов к этому моменту. Но этот момент еще не настал – Боромир знал, что многие его сверстники уже проявляли интерес не просто к девушкам, но даже к женитьбе. Но сам он был слишком занят делами поважнее. Войной, например. И сейчас, поняв, что именно задумал Теодред, Боромир ощутил неожиданную волну смятения. И оттого разозлился.  - Я ухожу,- заявил он решительно. - Глупости,- шепнул Теодред,- давай хоть одним глазком?  Не дожидаясь ответа, княжич легкой походкой пробежал по толстым стропилам на полу чердака. Боромир про себя крепко выругался. Но отступить сейчас, значило проявить слабость. Теодред потом ни за что не спустит ему этого. Насмешек у княжича хватит еще на несколько лет, а убивать лучшего друга было как-то уж совсем радикально. Боромир вздохнул. В конце концов, невелика беда. Они и взглянут-то всего одним глазком.  Он догнал Теодреда, и тот ободряюще похлопал его по плечу. У дальнего ската крыши в полу виднелась небольшая дверца, и княжич осторожно поднял ее. Им в лица ударила волна горячего воздуха и тонкого девичьего смеха. Боромир на мгновение зажмурился, но потом открыл глаза и глянул вниз.  Отверстие в полу располагалось ровно над углом нижнего помещения. Большая темная от копоти печь давала ровный жар. Несколько деревянных скамей стояли одна рядом с другой. У дальней стены под небольшим желобом стоял огромный чан с дождевой водой. Но всего этого легко можно было и не заметить.  Девушек было четверо. Все стройные, высокие и гибкие, с водопадами мокрых светлых волос. Боромир замер, наблюдая за тем, как одна из них зачерпнула из большого чана воды резным деревянным ковшом и принялась поливать из него волосы другой. Они не подозревали, что за ними наблюдают, и потому ни капли не стеснялись своей наготы, двигались свободно и естественно. До сих пор обнаженных девушек Боромир видел лишь на картинках, но и то они были прорисованы грубо и безыскусно, а теперь все представало перед ним во всей красе. Одна девушка повернулась, и юноша очень отчетливо смог рассмотреть аккуратные светлые возвышения ее грудей с темными маленькими сосками. Вниз от небольшой ямочки между ними по плоскому животу шла неглубокая бороздка к пупку, а ниже, под ним, Боромир разглядел треугольник рыжеватых волос и стройные, но совершенно не похожие на мальчишечьи, бедра. Девушка, смеясь, подняла еще один ковш с прохладной водой, окатила ею себя с головы до ног, и на мгновение замерла, словно воздух вдруг весь вышел из ее легких. Потом она изящно тряхнула головой, как молодая кобылица, откидывая пряди волос с лица.  Боромир трудно сглотнул. Зрелище было… необычным. Но отчего-то он вдруг ощутил себя разочарованным и обманутым, словно все это должно было происходить как-то иначе, или, как минимум, вызывать в нем совсем иной отклик. Девушки были красивые. И тела у них были красивые. Но после всего того, что Боромир слышал о связи мужчины и женщины, о том, какое волшебство начнется, стоит девице задрать юбку, сейчас он был в небольшом замешательстве. И что – столько шума вокруг вот этого?  Теодред же, кажется, не разделял его разочарования. Боромир слышал, как участилось его дыхание, видел, как пальцы сжались в кулаки. Вот уж кто, кажется, получал от просмотра именно то, что должен был получать. Одна из девиц снова зачерпнула воды, но та, которую разглядывал Боромир, вдруг обернулась прямо к их наблюдательной позиции. Она встала, уперев руки в точеные бедра и нахмурилась. - Эй,- требовательно позвала она,- я знаю, что ты там. Ты сопишь, как раненый мерин. Спускайся сюда, бесстыдник.  Юный гондорец был застигнут врасплох. От неожиданности он едва не повалился вперед, прямо в отверстие на голову девушки. Теодред взял себя в руки гораздо быстрее. Он ухватил друга за локоть и потащил его по чердаку прочь, к открытому окну. Они почти кубарем скатились с лестницы и бегом бросились через двор. В голову Боромира снова постучалась мысль о сторожевом псе, и лишь после этого – о грандиозном скандале, который они с Теодредом могли по глупости сейчас устроить. Если отец узнает, что он, Первый Страж Белой башни, был застукан, подсматривающим за селянками… о, даже вообразить было сложно, что тогда случится. Боромир потащил Теодреда за собой к калитке, но княжич неожиданно остановился. По его губам промелькнула тень хитрой улыбки, которая, как знал Боромир, не сулила им ничего хорошего.  - Идем,- дернул он его за руку. - Ты что, не слышал? – Теодред повернулся к другу, и глаза его горели,- она сказала «спускайся сюда», а не «убирайся прочь». Пойдем. Он сам потащил его к противоположной стене здания – и там они остановились у ступеней высокого крыльца. Ждать пришлось недолго, но Боромиру, которому затея эта уже успела совершенно разонравиться, показалось, что прошло несколько часов. Двери открылись, и девушки, раскрасневшиеся, одетые в легкие льняные платья, начали сбегать по ступеням. Теодред, приосанившись, ступил из своего укрытия им навстречу. Боромир, который не привык отсиживаться в тени, последовал за ним.  - Приветствую вас, девы Рохана! – заявил княжич, явно рассчитывая на оглушительный эффект. Девицы замерли на второй ступени, но лица их выражали скорее замешательство, чем восторг – Боромир подумал, что, кажется, своего принца они попросту не узнали. Наконец та самая, что велела им спускаться, нахально улыбнулась. - Значит, вам хватило ума не только подглядывать, но и явиться сюда? – вопросила она с вызовом. Теодред, не растерявшись, кивнул. *** Девушку звали Эолейн, а одну из ее подруг – Фрида. Когда в степи начали разворачивать свое мягкое одеяло сумерки, на окраине деревни, рядом с амбаром, разожгли большой костер. Табунщики загоняли коней в стойла. Вечер был пронизан прохладой предстоящего дождя, так и не пролившегося за день. Оглушительно стрекотали кузнечики. Полевые цветы пахли так, что кружилась голова. А, может быть, дело было в хмельной темной браге.  Они так и не отправились домой, решив, что ночью ехать ничуть не хуже, чем днем, а в Эдорасе их никто не хватится. Эолейн – дочь табунщика – отвела их на дальнее поле, в полулиге от деревне, и там они вчетвером ездили наперегонки, пока солнце не поклонилось к закату. Девицы пели, и голоса их разносились далеко по степи.  У вечернего костра собралась вся деревня – если кто-то из них и узнал княжича, то виду никто не подал, а вскоре Боромир заметил, что друг его и вовсе куда-то запропастился.  - Выпей со мной,- предложила Фрида, усаживаясь совсем рядом с Боромиром и протягивая ему кружку. Она улыбалась, и ямочки на ее щеках были заметны даже в неясном свете костра. У Фриды было открытое простоватое лицо, усеянное россыпью веснушек. Волосы она носила распущенными, словно боялась, что такую копну невозможно убрать в косу. У нее были маленькие проворные ладони. И большая упругая грудь под легким льном платья. Боромир остановил на ней взгляд, и девушка зарделась, перехватив его. Юноша сделал два больших глотка, потом Фрида последовала его примеру и отставила кружку в сторону. В полутьме глаза ее казались еще светлее и огромней, чем прежде. Боромир нервно облизнул пересохшие губы.  - Иди за мной,- проговорила Фрида, взяла его за руку, и он покорно последовал за ней. Это было похоже на то, как сегодня утром Боромир гнался по бескрайнему полю вслед за неуловимым чувством свободы. Он не мог остановиться тогда, не мог и сейчас.  Тяжелая дверь амбара скрипнула. В темнота пахло сухим сеном и лошадьми. Свет костра едва проникал сквозь неплотно прикрытую дверь, но глаза быстро привыкли достаточно, чтобы различать хотя бы очертания. Фрида потянула Боромира за собой на колючую подстилку из сена, и он повиновался. Все происходящее казалось сном, таким, на события которого совершенно невозможно повлиять, но исход которого знаешь наверняка.  Фрида распустила шнуровку его штанов, и Боромир дернулся и негромко застонал, когда ее маленькая ладошка проникла под них и сжала то, что никто, кроме самого Боромира, прежде не сжимал.  - Погоди,- выдохнул он. Что-то было не так, неправильно, и от этого свербящего чувства Боромир никак не мог расслабиться. - Не бойся,- шепнула она,- ничего страшного не случится – я знаю, какие травки пить… Объяснять девице, что дело вовсе не в травках и даже не в том, что он боялся быть застигнутым, было бесполезно. Боромир откинулся назад и позволил Фриде снова сжать себя, двинуть ладонью вверх и вниз. Его тело наполнилось странным тянущим жаром, поднимающимся вверх от паха к груди. Он снова дернулся и услышал, как девушка шепчет ласковое «Тссс», словно успокаивает напуганного жеребенка. Юноша поднял руку, и одна ее грудь буквально сама собой уместилась в его ладони – и когда Фрида только успела расшнуровать свое платье?  Приятная теплая тяжесть была волнительной и непривычной. Боромир сжал пальцы, инстинктивно, не отдавая себе отчета, провел большим по твердому прохладному соску, и Фрида всхлипнула, сжав пальцы сильнее. Теперь уже тело перехватило власть над разумом, и Боромир капитулировал полностью. Он снова мял и гладил ее грудь, он покорно позволил ей сперва поцеловать себя, а потом – оседлать. Девушка двигалась умело, хоть и немного суетливо. Она отпустила его, но лишь затем, чтобы через мгновение вокруг его уже изнывающей плоти сомкнулась жаркая влажная теснота.  Все чувства словно обострились – Боромир ощущал запах жарящегося мяса и пенной браги, он мешался с ароматами дыма и сена, но теперь к ним добавился еще один аромат – так пахла возбужденная, разгоряченная желанием девушка, и терпкая нотка ее запаха наполняла все прочие каким-то особым, высшим значением.  Фрида уперлась руками в его грудь, приподняла бедра, и Боромир понял, что вот-вот упадет, хотя лежал на спине. Он застонал, но девушка, качнувшись вперед, накрыла его губы своими, глуша его стон. Еще мгновение висела душная тишина, а потом он все-таки рухнул в пропасть.  *** Они ехали в предрассветных сумерках, храня полное молчание. Теодред едва ли правил лошадью – та скакала сама по себе. Он был задумчив и тихо напевал себе под нос, но в его лице и во всем его облике чувствовалось, что княжич вполне доволен жизнью.  Боромир же ощущал себя странно. Накануне ночью они с Фридой выбрались из амбара, вытаскивая из волос и одежды оставшиеся соломинки. Потом, взявшись за руки, пошли к костру, и танцевали вокруг него чуть ли не до утра. А потом Фрида просто исчезла. Когда Боромир с Теодредом уезжали из деревни за пару часов до рассвета, девушки не вышли их проводить, но, пожалуй, так было даже лучше. Приключение было закончено, и что-то подсказывало Боромиру, что, пусть ерундовое, но оно повлияло на него куда сильней, чем могло показаться. Он словно стал другим человеком за одну ночь. Понял о себе нечто такое, чего прежде не знал. И, пусть неожиданное и огромное, это знание его вовсе не пугало. А еще – самую малость – Боромир все же был разочарован.  Когда они уже подъезжали к воротам Эдораса, начал накрапывать дождь. Тучи ходили вокруг еще со вчерашнего утра, но лишь теперь разразились первыми каплями. Теодред замедлил свою лошадь и поравнялся с Боромиром. Улыбнулся ему широко и искренне.  - Вот теперь можно и о войне поговорить,- сказал он беззаботно, и, немного задумавшись, Боромир с готовностью согласно кивнул.
Эпизод 10. Правда или вызов.
 
Боромир прибыл в Хеннет-Аннун, когда солнце уже клонилось к закату, в одиночестве. Фарамир встречал его у начала тайной тропы. Они обнялись, и весь путь до скрытого убежища проделали почти в полном молчании. Пока Боромир шел рядом с ним, держа под уздцы усталую лошадь, младший брат время от времени поглядывал на него, но разговора начать не пытался – сейчас было не время для этого, и он знал, что старшему нравится молчать в его компании. Боромир всегда говорил, что это помогает ему думать. Сейчас, кажется, мысли его были не слишком приятные. Боромир хмурился, время от времени морщился, как от внезапных приступов зубной боли, но когда наконец братья ступили в прохладную гулкую пещеру за водопадом, старший повернулся к нему и улыбнулся.  - Рад, что ты приехал,- искренне проговорил Фарамир то, что вертелось у него на языке с самого начала этого молчаливого похода, и Боромир похлопал его по плечу. Он кинул поводья своей лошади подоспевшему следопыту, потом расправил плечи и огляделся.  - Рад, что у тебя тут все ладится,- сказал он ему в тон. Фарамир обвел пещеру взглядом. Вокруг бесшумно и споро двигались его люди. Каждый был при деле. Свежий отряд разведчиков собирался, чтобы выступить с закатом. Кто-то был занят очагом, кто-то – подготовкой оружия. Никакой суеты, все очень четко и безошибочно. Скрывать это было бессмысленно – Фарамир очень гордился своими людьми. С тех пор, как он возглавил отряд Итилиэнских следопытов, форпост в Итилиэне стал одним из главных в обороне южных земель, и удерживать их удавалось очень малыми силами. Отец отрядил вместе с Фарамиром тот минимум войск, который позволял говорить об установленной обороне региона – не больше, но этого оказалось вполне достаточно. Люди шли за Фарамиром охотно, даже с радостью, и среди следопытов командира не просто уважали – его любили, и за него готовы были умирать. Здесь царила идеальная дисциплина, и получалось это, казалось, само собой. Воины просто единым решением следовали установленному порядку.  Фарамир снова посмотрел на брата, пряча улыбку. - Они прекрасные воины,- ответил он туманно,- и для меня честь быть их командиром.  Боромир перевел на него долгий задумчивый взгляд, и пару мгновений молчал, словно разглядывая, и брату даже стало неловко под этим взором. Он открыл было рот, чтобы уточнить, все ли в порядке, но Боромир опередил его.  - Кажется, только вчера ты бегал по двору с деревянным мечом, и старался не плакать, если обдирал коленки,- проговорил он очень серьезно и тихо, глядя Фарамиру прямо в глаза,- а теперь посмотри на себя… Фарамир почувствовал, как кровь бросилась к лицу, и он все-таки улыбнулся. - Ты говоришь, как умудренный сединами старец,- ответил он также тихо. От желания обнять брата у него защекотало в груди, но капитан сдержался,- а ведь ты вместе со мной тогда бегал.  Боромир секунда молчал, и Фарамиру показалось, что брат сам сейчас заключит его в объятия, но вместо этого старший лишь потрепал его по волосам привычным мальчишеским жестом, а потом тряхнул головой и откашлялся.  - Ну ладно,- заявил он,- нам есть, о чем потолковать – собирай своих офицеров, будем держать совет.  У широкого каменного стола, заваленного картами и депешами, Боромир вновь превратился в того, кем был всегда – в воеводу Гондора, командующего всеми войсками. Фарамир заметил, как оба его помощника оробели в обществе командира, и почти не вмешивались в разговор, лишь изредка отвечая на прямые вопросы. Они точно знали, кто перед ними, и слава Боромира – отважного защитника Белой Башни,- опережала его самого. Вот кто, по мнению Фарамира, был настоящим лидером. Его самого люди любили, и потому следовали за ним. Но Боромир внушал уважение и почти благоговейный страх. Любой чувствовал себя неопытным мальчишкой рядом с ним – мальчишкой, который мечтает стать великим воином, а потому из кожи вон лезет, чтобы этого достичь.  Очень кратко и четко Фарамир доложил командующему о состоянии дел на границах. Рассказал о ситуации в Ближнем Хараде, известной из донесений разведчиков, и о том, как было остановлено несколько набегов. Быстро изложил план выдвинуть небольшую группу в Умбар, чтобы разведать, как обстоять дела там. Боромир слушал очень внимательно, кивал и не перебивал брата, но когда тот закончил, помолчав, вздохнул. - Хорошо, что эта граница на замке,- медленно кивнул он,- но, боюсь, я привез дурные вести. Дела в столице и окрестностях плохи. – он сдвинул темные брови, и глаза его словно подернула тревожная серая пелена,- Осгилиат вот-вот снова будет захвачен, и мы потерям Броды и Каир-Андрос. А там не далеко и до Минас-Тирита. Из Рохана приходят странные известия. Теодред сообщает, что орки бесчинствуют почти по всей его территории, но отец его ничего не предпринимает. Он болен и, кажется, теряет рассудок. Так что помощи от них нам ждать не приходится…  Боромир замолчал, а Фарамир продолжал напряженно смотреть на него. То, что рассказывал брат, было и правда очень плохо – вести о происходящем в столице доходили до Итилиэна, но одно дело – сухие разведданные в депешах и отчеты из Цитадели, а совсем другое – слышать, как Боромир рассказывает об этом. Младший брат видел, какую боль вызывает в нем необходимость отступать, отдавать врагу то, на что и они оба, и все жители Гондора, положили почти всю жизнь. Для Боромира это всегда было делом личным. Он был настоящим защитником родины, настоящим ее героем, тем, кто рано или поздно должен был стать не только командующим, но и правителем. И Фарамир был совершенно уверен – брат был единственным достойным. Но сейчас родина была в опасности, и у Боромира за нее болела душа.  Он снова тряхнул головой и посмотрел на Фарамира в упор. - В связи со всем этим, я хочу, чтобы ты собрал самых доверенных своих людей и отправился со мной в Осгилиат,- выговорил Боромир почти на одном дыхании.- Удержать южную границу – важно. Но отстоять столицу и Броды – наша первостепенная задача сейчас. И ты нужен мне, брат. Фарамир почувствовал, как сердце подскочило к самому горлу. Его охватила глупая, совершенно мальчишеская радость, вовсе не уместная в таких тягостных обстоятельствах. Он понадеялся, что ни Маблунг, ни Анборн, этого не заметили.  В сердце своем Фарамир был готов согласиться немедленно. Бросить все, подпоясаться мечом, наполнить колчан стрелами и следовать за братом пусть бы и в одиночестве. Но на его плечах лежал груз ответственности еще и за всех этих людей, а потому капитан принял серьезный вид и кивнул. - Понимаю,- ответил он,- но как быть с этим форпостом? Я несу командование здесь – Наместник назначил меня, и без его распоряжения я не могу покинуть свой пост.  Боромир едва не грохнул по столу, но лишь сжал кулаки.  - Армией командую я, а не Наместник,- ответил он,- и раз уж мне доверено нести знамя Гондора, то мне и принимать решения о распределении сил. – командир разжал кулаки и выдохнул, заговорил уже спокойней,- В любом случае, со мной отправишься только ты и несколько твоих людей – самых надежных. Их выбор – за тобой. Это приказ, капитан. Все ясно? Фарамир выпрямился и коснулся рукой сердца, отдавая честь. - Ясно,- отчеканил он. Боромир кивнул – как ему показалось, немного устало.  - Хорошо,- ответил он,- значит – решено. И на сегодня – довольно разговоров о войне.  Серебряную стену водопада пронизали тысячи золотых лучей, блики их играли на полу и стенах пещеры. Из дальнего ее конца доносились запахи готовой еды, но Фарамир после военного совета чувствовал, что совершенно не голоден. Он отдал последние приказы, собрал пятерых самых верных своих следопытов и распорядился готовиться к выступлению на рассвете, назначил замену себе здесь, в Хеннет-Аннун, даже собрал походный мешок и проверил, хорошо ли натянут лук – словно завтра они не просто выдвигались к Минас-Тириту, а шли в решающий бой – плечом к плечу вместе с братом. Когда окончательно стемнело, и стражи вместе с разведывательным отрядом выдвинулись из убежища, капитан снова подошел к Боромиру. Тот сидел в полном одиночестве у тлеющего очага. Весна еще не начала переходить в лето, но ночи были довольно теплыми. Боромир же время от времени протягивал руки к огню, будто они у него мерзли.  Фарамир подсел рядом с ним. - У меня все готово, командир,- доложил он,- люди собраны и ждут команды выступать.  Боромир рассеянно кивнул. Фарамир помолчал, потом придвинулся еще ближе. - Все в порядке? – спросил он тихо-тихо, почти уверенный, что ответа от брата не дождется – командирам не положено задавать подобные вопросы. - У меня скверно на душе,- ответил Боромир также тихо, и Фарамир замер,- мне снятся дурные сны.  - Это не страшно,- отозвался младший мягко,- пока мы едины и чисты сердцем, мы не проиграем. А кошмары… кошмары бывают у всех. Мне ли не знать,- он легонько пихнул брата локтем. Но тот не пошевелился. - Мне постоянно снится, что я лежу и не могу подняться,- продолжал он так, словно и не слышал Фарамира,- на моих глазах тень накрывает Минас-Тирит, я вижу, как тебя уносят прочь черные руки врагов, как гибнут один за одним стражи… и не могу двинуться с места…  Фарамир прижался плечом к плечу Боромира и замер так. Несколько мгновений они сидели молча – лишь слышно было, как потрескивают в очаге угли.  - Ладно,- вдруг решительно выговорил Боромир. – довольно об этом. Давай лучше поговорим о чем-нибудь более приятном. - Давай,- охотно подхватил Фарамир. На сердце у него теперь было тревожно, но он постарался отогнать это тягостное ощущение,- есть какие-нибудь новости, кроме дурных? - Ты не поверишь, но есть,- Боромир чуть отодвинулся и посмотрел на него. У Фарамира немного посветлело на сердце, когда он разглядел на лице брата улыбку,- у кого-то в этой стране еще хватает мозгов заниматься чем-то, кроме боев. Помнишь Фалхада, сына одного из отцовских советников? Того, кто так рвался вступить в Стражи?  - Конечно,- кивнул Фарамир,- я еще помню, как ты восемь раз отказывал ему.  - Ну, видимо, не все в мире созданы, чтобы отказывать Фалхаду,- глубокомысленно заметил Боромир,- во всяком случае, за день до моего отъезда из Цитадели, он женился. На дочери какого-то лебеннинского землевладельца.  - Но так это же прекрасно,- улыбнулся Фарамир,- я рад за них обоих.  - Да уж,- ухмыльнулся Боромир,- для наших невеселых времен, гулянка была что надо. Папаша лично благословил молодых на брак. И на свадьбе все делали вид, что не замечают, что платье невесты слишком широко для нынешней моды.  Он рассмеялся, а Фарамир посмотрел на него, изогнув бровь. Он никак не мог взять в толк, с чего вдруг брату вздумалось посплетничать. Стоило признать, подобная история, пусть и не очень оригинальная, но помогла отвлечься от тяжелых мыслей, но прежде Боромира никогда не интересовало, кто и по какой причине в Минас-Тирите женился. - Отец благословил их? – переспросил он, решив обойти остальные детали вниманием,- с чего вдруг? Отца Фалхада он никогда не слушал, пока тот был его советником.  - Понятия не имею, почему это взбрело ему в голову,- пожал плечами Боромир,- но после свадьбы я имел с ним очередной неприятный разговор. Фарамир сочувственно покачал головой – он догадывался, что это был за разговор. - В очередной раз пришлось выслушать, что стране нужен наследник, что отец наш стар, а я не защищен от всех на свете орочьих стрел,- Боромир недовольно хмыкнул,- и дядюшка Имрахиль тут же поспешил в очередной раз напомнить, что дочка его достигла брачного возраста.  - Лотириэль – красивая,- нейтрально заметил Фарамир, прекрасно зная, как отреагирует на это заявление брат. - Говорят, она – копия нашей матери,- отмахнулся Боромир,- к тому же – моя кузина. И в этом мне видится что-то нездоровое.  - Маму я почти не помню,- пожал плечами Фарамир,- а кузину видел, когда ей было лет восемь от роду. И, пожалуй, это и правда не очень здорово… Но ведь она – не единственная женщина в Гондоре. И отец прав – было бы неплохо, если бы ты нашел себе жену, раз на твоих плечах лежит будущее нашей страны…  - Говоришь в точности, как он,- угрюмо ответил Боромир и длинной палкой пошевелил угли в очаге. Несколько крошечных языков пламени взметнулись вверх вместе со снопом алых искр, и опали обратно,- и тебе, как и ему, я отвечаю, что не время сейчас думать о подобном. Я обходился без женщин и прежде, обойдусь и сейчас.  - Ну…- Фарамир замялся,- есть такие вещи, в которых без женщины не обойтись…  Боромир глянул на него так скептически, словно Фарамир заявил, что видел в округе живого дракона. - Глупости,- фыркнул он,- нет таких вещей.  - Ну как же,- Фарамиру вдруг стало неловко от того, что приходилось втолковывать старшему брату и своему командиру элементарные вещи,- ты же знаешь, наше человеческое тело нуждается в еде, воде, сне и в… ну ты понимаешь. - Понимаю,- согласно кивнул Боромир,- мне уже не двенадцать лет, можешь так не мяться.  - А если не двенадцать, то знаешь, что в таких вещах без женщины… ничего не получится,- Фарамир чувствовал себя так, словно сам вдруг вернулся в свои пятнадцать, когда начал замечать, что мальчики и девочки не только устроены по-разному, но и в некотором роде дополняют друг друга. Боромир же смотрел на него, ехидно выгнув бровь,- не будешь же ты заниматься этим с мужчиной,- заявил капитан уверенно, и тут же заметил, как коротко хмыкнул Боромир. Мгновенная догадка пронзила сознание Фарамира и он от удивления даже слегка подался вперед,- ты… что же – занимался этим с мужчиной? - Да,- просто ответил брат, потом мрачно посоветовал: - подбери челюсть, Фарамир. Подумаешь. Сказать, что Фарамир удивился, было бы не совсем верно. Конечно, новость была куда занимательней свадьбы какого-то стража, но Боромир преподносил ее так, словно в ней и правда не было ничего необычного. А младший привык доверять старшему во всем, потому он поспешил взять себя в руки. - И… как? – он был совершенно не уверен, что стоит задавать подобные вопросы, но раз уж Боромир сам заговорил об этом, это могло значить, что он действительно хочет поговорить. И Фарамир решился,- когда? С кем? - Ты уверен, что хочешь все это знать? –уточнил старший,- я помню, какое лицо ты сделал, когда я рассказал тебе о той роханской селянке. - Это было так давно,- Фарамир тряхнул головой,- к тому же в истории про селянку было столько леденящих душу подробностей, а на мою долю тогда не досталось еще ни одной роханки.  - Будут и у тебя роханки, не волнуйся,- подбодрил брата Боромир,- и раз тебе правда интересно, то было это всего пару раз. Когда я был на дальних рубежах, в последний раз около года назад. И это был один из сопровождающих офицеров – его имя тебе ничего не скажет. Сейчас он в Каир-Андросе.  От любопытства Фарамир придвинулся к брату совсем вплотную. Тот рассказывал обо всем этом так просто и естественно, словно речь шла о совместной битве с отрядом орков.  - И как это было? – спросил капитан, и тут же испугался, что брат ударится в подробные объяснения. - Интересно,- пожал плечами Боромир,- приятно. Ничего особенного, если уж на то пошло. Не так удобно, как с девушкой, но для этого можно было использовать масло. Фарамир не сдержал нервного короткого смешка и шутливо поморщился.  - И что – он – тебя?... Боромир взглянул на него так, будто брат нанес ему смертельное оскорбление. - Я – его,- уточнил он весомо,- так что, по сути, особой разницы для меня и не было.  - А он… ну… - Фарамир окончательно стушевался. Между ним и братом никогда не было запретных тем – они разговаривали обо всем на свете. Боромир рассказывал ему о своих девушках, а Фарамир о том, как ему показалось, что он влюбился в одну служанку, даже стихи ей написал и разучил песню на лютне, а она не посмеялась над ним лишь потому, что он сын Наместника. Но теперь, слушая о приключениях Боромира на дальних рубежах, Фарамир был совершенно не уверен, где провести черту дозволенного. Но, в конце концов, брат мог и осадить его, буде он зайдет слишком далеко. – а ты… вы… - Да,- решительно отозвался Боромир,- он достиг пика. Я помог ему рукой.  У Фарамира запылали щеки. - Я хотел спросить, любили ли вы друг друга,- сказал он тихо-тихо. Боромир глянул на него с нескрываемым удивлением,- ну вот, например, я читал, что эльфы никогда этого не делают, если не влюбляются,- поспешил оправдаться капитан. - Мы – не эльфы,- отрезал Боромир,- а ты – слишком много читаешь.  - Это значит, - нет? – уточнил он осторожно.  - Это значит, что тебе пора спать,- Боромир посмотрел на него и широко улыбнулся,- скоро рассвет. Фарамир удивленно отвернулся от него и глянул по сторонам. Непроницаемая завеса темноты начинала рассеиваться – сквозь водный поток было видно, как небо светлеет в ожидании, когда взойдет солнце – вешние ночи были коротки, но капитан вдруг осознал, что именно сделал сейчас для него брат. Вместо того, чтобы всю ночь перекатывать в мозгу предстоящий тяжелый поход и будущие кровавые битвы, Фарамир потратил ее на легкую, хоть и чересчур откровенную беседу, и теперь наверняка сможет пару часов поспать без дурных снов.  - Слушаюсь, командир,- Фарамир поднялся и внимательно посмотрел на брата сверху вниз,- все это – неправда, так?  Боромир беззаботно пожал плечами. - Кто знает?- ответил он и подмигнул брату.
Эпизод 11. Лучший подарок.
 
- Ничего не выходит! – она раздраженно откинулась на спинку кресла и нахмурила светлые брови,- я не хочу больше этим заниматься. В этом нет никакого смысла.  Над высоким окном несмелая птица заводила негромкую ленивую трель. В саду стрекотали цикады, и звуки эти вплетались в тяжелое вязкое марево первой настоящей летней жары. От земли поднимался влажный запах прошедшего ночью дождя, но это не приносило ни капли облегчения. Одурманивающе благоухали цветы, и весь город к полудню погрузился в неторопливое ожидание спасительных сумерек. Откуда-то со стороны реки лишь изредка доносились звонкие детские голоса и смех, но даже они таяли, как воск на солнце, почти не нарушая застывшую медовую тишину. В кабинете княжеского дворца, впрочем, было довольно прохладно. Окна выходили на бессолнечную сторону, в сад, к тому же светлые камни стен не давали летнему зною пробраться в комнату. Князь и княгиня Итилиэна сидели очень близко за столом, почти соприкасаясь локтями. Перед ними на темной столешнице лежала большая раскрытая книга, и Эовин взирала на нее так, как, должно быть, взирала на Короля-Призрака за миг до того, как тот отдал концы ее стараниями.  Фарамир вздохнул, но больше ничем не выдал своего недовольства – он знал, стоит продемонстрировать хотя бы тень раздражения, и с надеждами довести начатое до конца будет покончено. - Мне надоело здесь сидеть,- заявила Эовин, но отодвигаться от стола дальше не спешила. - На улице очень жарко,- ответил ей Фарамир мягко, но без снисходительности,- к тому же, ни скакать верхом, ни помогать в садах тебе пока что больше нельзя. Эовин нахмурилась еще больше – Фарамир был прав, и, видимо, это донимало ее сильнее всего.  - Даже если так, я могла бы заняться чем-то другим,- ответила она, и в воздухе повисло несказанное «тем, что у меня получается». Фарамир ласково коснулся ее руки. В последнее время княгиня стала капризной и вспыльчивой. Прежние суровость и сдержанность преобразовались в раздражение и непреодолимое упрямство. За четыре года рядом с ней, Фарамир научился справляться с очень многим в характере супруги, но эта ее новая манера вести себя была для него в новинку. Но князь точно знал, что продлится это не долго и, безусловно, стоит того, чтобы потерпеть.  - Разумеется,- согласился он покладисто. – если ты устала, я провожу тебя в твои покои… Эовин метнула на него полный ярости взгляд – удар Фарамира попал точно в цель. Признать, что Эовин, отважная воительница Рохана, княгиня Итилиэнская, устала уже к полудню, было совершенно немыслимо для нее, и она, упрямо сдвинув брови, снова пододвинулась к столу.  - …а в этот м…- тонкий палец уткнулся в строчку крупных угловатых букв,- ма… м…- Эовин поняла на супруга взгляд,- что это за буква? – требовательно спросила она. - И,- ответил он. Его рука как бы невзначай ласково коснулась ее локтя. Фарамир потянулся к книге и сам провел пальцем по строчке,- а в этот миг… - …миг…- послушно повторила Эовин, но неожиданно снова дернулась, оттолкнула книгу от себя с такой силой, что та проехала по столешнице до края и с глухим стуком упала на пол,- Нет! – Эовин едва ли не грохнула по столу кулаком,- нет, я не могу! Это слишком!  - Ладно,- Фарамир неторопливо поднялся. Он выглядел сейчас совершенно спокойно, его тон остался прежним, ни взглядом, ни жестом князь не показал своего разочарования или досады. Он обошел стол и поднял книгу, отряхнул кожаную обложку от невидимой пыли и вернулся к креслу Эовин. Та, видимо, уже поняв, что перегнула палку, хмуро взирала на супруга снизу вверх. Он улыбнулся ей.  - Не хочешь, не будем,- проговорил Фарамир и свободной рукой коснулся золота ее волос. Эовин на мгновение прикрыла глаза, но тут же снова подняла веки. На этот раз взгляд ее был почти извиняющимся. – я не должен был заставлять тебя это делать,- Фарамир коротко пожал плечами.  - Зачем же тогда ты вообще это затеял? – осведомилась она, сообразив, что можно оседлать коня мужнего раскаяния и все же выйти из этой битвы победительницей.  - Это все глупости,- Фарамир положил книгу обратно на стол и снова сел рядом с Эовин. Он смотрел немного в сторону, и на губах князя появилась рассеянная улыбка. Княгиня же глядела на мужа внимательно и пристально, ожидая, когда же он объяснится – так полководцы смотрят на провинившихся солдат, готовые слушать их бесполезные оправдания. – я очень мало помню о своей матери,- заговорил Фарамир, и голос его сейчас едва ли не заглушало стрекотание цикад за окном. Эовин подалась немного вперед, чтобы лучше его слышать,- она умерла, когда я был еще совсем мал. Единственное, что я помню очень хорошо, это то, как она читала мне перед сном. Это были минуты для нас двоих, и больше никого, и эти воспоминания я храню, как наивысшую драгоценность. Я мог позабыть, какой были ее руки, когда она гладила меня по голове, или каким был ее голос, когда она произносила мое имя… но я до сих пор помню, как вместе с ней и героями этих сказок,- он кивнул в сторону книги,- путешествовал по землям, которых никто и никогда не видал. И теперь мне показалось, что и своему сыну я должен сделать такой подарок… Эовин снова чуть отодвинулась, рука ее почти неосознанно, сама собой опустилась туда, где под складками легкого платья билось еще одно маленькое сердце.  - Ну что ж,- она решительно придвинула к себе книгу и открыла прежнюю страницу, не глядя. Палец целеустремленно уткнулся в строчку,- … а в этот миг…

Эпизод 4. В глазах смотрящего.
 
Из высоких стрельчатых окон кабинета внутренний двор был виден, как на ладони. Ставни сейчас были широко распахнуты, и с улицы доносился приглушенный городской шум и звонкие мальчишеские голоса. Во дворе сыновья наместника играли в какую-то одним им ведомую игру. Солнце стояло в зените, день выдался жарким, но в тени высоких стен было прохладно. Стоя у окна, заложив руки за спину, Денэтор видел, как его старший сын остановился, смахнул со лба пот и тряхнул головой. Младший буквально в следующую секунду в точности повторил эти движения, хоть у него они и не получились такими же выверенными и изящными. Наместник смутно улыбнулся. Из Боромира рос настоящий воин – это было видно уже сейчас. То, как он двигался и держал себя, выдавало скрытую силу, которой с годами суждено было развиться в непобедимую доблесть – Денэтор был совершенно в этом уверен. Боромиру было всего двенадцать лет, но уже сейчас он побеждал во всех тренировочных схватках. Да и во всех спонтанных драках – тоже. Он был упрямым до непреклонности. И что бы там в свое время ни говорила Финдуилас, Денэтор считал эти качества необходимыми для того, кому судьбой было начертано стать полководцем и правителем. Наместник едва слышно вздохнул – супруга его не дожила до того, чтобы увидеть их первенца взрослым, славным воином, но Денэтор был уверен, что Боромиру предстояло оправдать все их надежды. Сейчас он бегом пересекал просторный двор – так быстро, словно земля горела у него под ногами. За старшим братом, заливисто смеясь, несся младший. Денэтор знал, что произойдет, еще до того, как все случилось. Фарамир споткнулся на бегу, упал лицом вперед и, поднимая клубы пыли, проехал пару шагов по земле. Бедный маленький неуклюжий мальчик – Наместник уже приготовился слушать, как детский плач отразится от стен и заполнит весь внутренний двор. Но Фарамир, вздрогнув, уперся ладонями в землю и начал медленно подниматься. Боромир оказался рядом с ним в один прыжок, и со своего места Денэтор видел, как он заботливо помогает брату подняться, отряхивает его и спрашивает, не ушибся ли Фарамир. Мальчонка обиженно отрицательно мотнул головой, хотя даже с такого расстояния было видно, что он едва сдерживает слезы. Боромир растрепал волосы брата жестом, который принадлежал Финдуилас, и у Денэтора защемило сердце. Несмотря на упрямство и страсть к дракам, Боромиру не было чуждо сострадание – это ли не качества истинного лидера? Денэтор с радостью бы оставил сыну в наследство не только кресло и жезл наместника, но и трон Гондора вместе с короной, но, увы, распоряжаться тем, чему он сам был лишь хранителем, Денэтор не мог, хотя видят Всезнающие – из Боромира король получился бы получше большинства из тех, о ком рассказывали древние хроники.  В дверь кабинета негромко постучали, и Наместник вздрогнул, вырванный из хода своих мыслей. Появившийся на пороге слуга, объявил, что правителя хочет видеть его давний знакомый, и мысленно Денэтор крепко выругался. Вслух же велел слуге пригласить гостя. Бросив последний взгляд во двор, где игра уже возобновилась, Наместник отошел к своему столу, заваленному бумагами и свитками, и медленно опустился в кресло. В последнее время – видимо, от долгого сидения в этом неудобном кресле – у Денэтора начала болеть спина, и сейчас он поморщился, силясь устроиться поудобней – демонстрировать гостю свои слабости он не собирался. Давно прошли те времена, когда он слыл одним из лучших воинов Гондора, но и старым Наместник тоже еще не был. Конечно, с тех пор, как Финдуилас покинула этот мир, он немного сдал – с той ужасной ночи прошло почти два года, и за это время не проходило и дня, чтобы Денэтор не вспоминал ее милое лицо, добрый взгляд и ласковые руки, но он умел справляться со своим горем или по крайней мере, загонять его так глубоко в сердце, чтобы ни тени его не показывать окружающим.  - Надеюсь, мой визит не отвлекает Наместника от дел государственной важности? – Митрандир появился в кабинете, как из-под земли – даже дверь не скрипнула. Он стоял, опираясь на высокий дорожный посох, и взор его проницательных синих глаз остановился на лице собеседника. - Как будто тебя это когда-нибудь волновало,- мрачно ответил Денэтор, выдерживая этот взгляд . Митрандир хмыкнул и подошел к столу. Нельзя сказать, чтобы они были врагами, совсем наоборот. Денэтор прекрасно понимал, что Митрандир озабочен судьбой Гондора в той же мере, что и он сам, с той лишь разницей, что для мага это была лишь одна из многих свободных земель, а для Наместника – единственная цель в жизни. Денэтор помнил Митрандира еще с тех пор, как он приезжал с визитами к его отцу Эктелиону, и тот перед самой смертью сказал сыну, что советника лучше ему не найти. В первые годы правления так оно и было – Митрандир никогда не был скуп на мудрые слова. Даже несмотря на то, что методы управления государством, которых придерживался новый Наместник, не слишком ему нравились. И в какой-то момент Денэтору даже стало казаться, что еще немного, и они с Митрандиром могут перейти зыбкую границу если не дружбы, то хотя бы товарищества. Все изменилось стремительно и бесповоротно, однажды, в одной из неторопливых бесед, в речи Митрандира проскользнуло случайное замечание, которое Денэтор мог бы и не заметить. Но он был слишком умен, чтобы пропустить нечто подобное мимо ушей. Они разговаривали о содержании свитков, найденных недавно в архивах Ривенделла, которые Владыка Элронд готов был передать в библиотеку Минас-Тирита. Рукописи, кажется, относились еще к тем временам, когда был жив брат Владыки, первый король Нуменора, и Элронд считал справедливым передать эти знания в руки тех, в чьих жилах текла настоящая нуменорская кровь. Обсуждая с Денэтором эту удивительную находку, Митрандир обмолвился о некоем пророчестве, мелькнувшем в этих свитках, пророчестве, способном, буде оно сбудется, изменить все вокруг – в том числе и жизнь Наместника. Маг не сказал туда ничего больше, и, как ни старался Денэтор расспросить его, что он имел в виду, эти попытки не увенчались успехом. Митрандир никогда не бросал слов на ветер, и молчание его вызывало в Денэторе больше подозрений, чем вызвал бы разговор начистоту. С тех пор, даже помня заветы отца, ко всем словам мага Наместник относился с оглядкой, почти ничего не принимая на веру. И Митрандир, конечно, тоже чувствовал это, и платил Денэтору той же монетой. Велико было искушение наместника прибегнуть к тому источнику знаний, что грозил некой туманной опасностью, но пока он не поддавался ему, предпочитая просто держать Митрандира на должной дистанции, но достаточно близко, чтобы дождаться, когда он ошибется и проговорится о чем-нибудь важном.  - Ты приехал по делу или просто выдалась свободная минутка поболтать со старым другом? – в официальной обстановке Митрандир и Денэтор всегда были подчеркнуто вежливы друг с другом. Оказываясь же наедине, ни тот, ни другой не утруждали себя церемониями. - Приятно иногда вернуться в город, зная, что тебя в нем гостеприимно встретят, - отозвался Митрандир.  - Тебя разместят и накормят,- Денэтор побарабанил пальцами по столу, словно намекая гостю, что у него много срочной работы, но Митрандир и бровью не повел. - Благодарю,- кивнул он,- признаться, я и правда соскучился по этим стенам,- неожиданно тон мага стал мягче, голос зазвучал тише и задумчивей. Денэтор с тенью удивления глянул на собеседника,- я не был здесь уже почти два года…- он вздохнул. Наместник же напряженно молчал, не сводя с него глаз. Это была правда – Митрандир не приезжал в Белый Город с того самого года, как умерла Финдуилас. И в тот его визит распрощались они с Денэтором не на самой приятной ноте.  - Стало быть, ты и правда приехал просто повидать меня? – спросил Наместник с легкой усмешкой.  - В том числе,- спокойно ответил Митрандир, словно и не заметил иронии в тоне Денэтора,- твоя судьба не безразлична мне. Как и судьба твоих сыновей.  Словно в дальней комнате кто-то распахнул окно, и под дверь начал просачиваться ледяной сквозняк, так в душу Наместника просачивалось подозрение. Вот, значит, как. Маг, который прежде намекал на сильные изменения в жизни Гондора, теперь интересуется благополучием его сыновей? Само собой, для того, кто собирается подорвать власть Наместника, важно знать, кто ему наследует. Переманить на свою сторону неопытного юношу было, конечно, куда проще, чем повлиять на него самого. Что ж, на этот счет Денэтор был совершенно спокоен. - Боромир полгода назад начал тренировки на боевом оружии,- ответил он с нескрываемой гордостью,- и учитель его говорит, что никогда не встречал столь талантливого ученика. Пройдет совсем немного времени, и его имя будет звучать повсюду – от Итилиэна до Серых гаваней.  Митрандир сдержанно кивнул. Нет, в его взгляде не было ни снисхождения, ни недоверия – подумаешь, отец хвалится успехами сына! Но было нечто другое, словно Митрандир надеялся услышать от Денэтора что-то еще. Но больше Денэтор распространяться был не намерен.  - Что ж,- сказал он тоном, четко указывающим на то, что разговор окончен,- мне нужно заняться неотложными делами, но если после смены вечернего караула ты снова почтишь меня своим присутствием, мы сможем выпить по стакану вина – Имрахиль только вчера прислал партию прекрасного Дол-Амротского – и поговорить.  Митрандир неторопливо кивнул. - Как будет угодно правителю,- отозвался он, и отчего-то в последнем слове Денэтору померещился сарказм.  Наместник и правда засиделся за бумагами до вечера. За окнами уже начало смеркаться, света в кабинете становилось все меньше, но посылать за новыми свечами Денэтор не спешил. Он рассеянно скользил глазами по строчкам очередного письма , а мысли его то и дело отправлялись блуждать по темнеющим коридорам Цитадели, стоило дать им волю, на мгновение расслабиться, и на плечи снова тяжелым грузом ложилась тоска. Этот замок был пуст, и особенно явно эта пустота ощущалась в этот зыбкий час – между закатом и окончательным уходом в ночь – в час, когда она умерла. Денэтор всегда встречал это время суток в одиночестве, чтобы никто не мог видеть его за этой бессмысленной погоней за ускользающими воспоминаниями. Потом, когда этот час минует, он отправится на поиски Митрандира, чтобы и правда посоревноваться с ним в остроумии и немного выпить. Но пока время словно остановилось, и Наместник снова был одинок.  Дверь едва слышно скрипнула, но никто не вошел. Денэтор поднял глаза от бумаг, и сперва не увидел никого. Лишь чуть перегнувшись через стол, он заметил, что, прижимаясь к дверному косяку, на пороге стоял Фарамир. Он взирал на отца робко и немного испуганно, будто заблудился в коридоре и случайно забрел сюда. Маленькие пальцы одной руки теребили подол рубахи – привычка, от которой необходимо было избавиться, сам Наместник преодолел ее еще в далеком детстве.  - Что ты тут делаешь? – спросил он строго,- где твой брат? Почему он за тобой не присматривает? - Он тренируется с мастером Амдиром,- ответил Фарамир тихо-тихо,- я сперва смотрел, а потом ушел.  - Ладно,- Денэтор уселся обратно в кресло, поморщился. Боль поднялась от поясницы вверх и застыла между лопатками,- иди, поиграй где-нибудь. - Можно я поиграю здесь? – спросил Фарамир, и в тоне его слышалось мало надежды на положительный ответ. Денэтор и не собирался его давать. Его уединение было бесцеремонно нарушено, и потакать мальчику еще больше он был не намерен. Фарамир, не дождавшись мгновенного отказа, времени зря не терял. Он обошел отцовский стол и остановился рядом с ним, стараясь приподняться на цыпочки и заглянуть в разложенные бумаги. - Столько писем,- с уважением заметил он, и Наместник понял, что выставлять сына придется теперь разве что пинками. – это от кого? – Фарамир поднял на него любопытный взгляд, и на миг у Денэтора перехватило дыхание. Он и забыл, что обоим его сыновьям глаза достались от матери – чистые серые глаза, в которых сейчас плескалось выражение, появлявшееся иногда и у нее.  - От князя Лебеннина,- нехотя ответил Денэтор. – он жалуется на неурожай и просит сократить поставки.  Мальчик серьезно кивнул, хотя – Денэтор был совершенно в этом уверен – не понял ни слова.  - А это от кого? – Фарамир подтянулся, указывая на свиток, лежавший на дальнем краю стола, и Наместнику ничего не оставалось, кроме как помочь сыну вскарабкаться к себе на колени. Спина ответила неприятным уколом боли, но Денэтор не обратил на это внимания. - Депеша из Итилиэна,- события теперь окончательно вышли у него из-под контроля. Денэтор не сопротивлялся, когда мальчик устроился у него на коленях поудобней, прижался к его груди и теперь с интересом созерцал разложенные на столе бумаги,- должно быть, отчет о состоянии дел на границе. Я еще не читал.  - В Итилиэне красиво,- заметил Фарамир со знанием дела, хотя бывал в пограничном княжестве всего пару раз за всю жизнь и едва ли многое сумел запомнить,- Правда, красиво? - Красиво,- согласился Денэтор. Сейчас странным образом он чувствовал, как в душе его рождается покой. Это ощущение было обманчивым и мимолетным – невозможно было изгнать все тени ни из коридоров Цитадели, ни из сердца Наместника – но на сегодня час сумерек миновал. Он рассеянно погладил сына по темным волосам – тот повел головой, подставляясь под эту нехитрую ласку, как вымокший под дождем котенок.  - Почитай? – тихо попросил мальчик,- пожалуйста. Наместник вздохнул – он помнил о том, что князья ждали ответов на свои письма, а Митрандир ждал обещанного разговора, да и читать вслух депешу с границ – вот уж глупость! Едва ли в ней было что-то интересное. Одной рукой он потянулся за свитком, неуклюже попытался развернуть его – Фарамир прижал край бумаги ладошкой к столешнице, потом снова прильнул к отцовской груди.  - Сообщение от Рамбора, капитана итилиэнских разведчиков,- начал читать Денэтор.  Он закончил читать депешу, когда уже окончательно стемнело, и единственная свеча на столе была плохим источником света – буквы теперь было практически не разобрать. Денэтор отодвинул свиток и опустил глаза. Мальчик на его коленях спокойно спал, опустив голову и сжимая пальцами одной руки ткань его одеяний. Темные прямые ресницы слегка трепетали – или так только казалось в неровном свете свечи.  - Я так и знал, что тебе будет совсем неинтересно,- задумчиво пробормотал Денэтор, не сводя с сына немного рассеянного взгляда. Что полагалось делать в таких обстоятельствах? Разбудить его? Отнести в комнату самому? Дождаться, пока он проснется? Наместник сидел, не шевелясь. Спина снова ныла от неудобной позы и неподвижности, свеча начинала догорать и чадить.  - Ну и что ты будешь делать? – со вздохом прошептал Денэтор, убрал со лба сына упавшую прядь и снова замер.  За все еще открытым окном начала перекликаться сменяющаяся стража.
Эпизод 5. Первый шаг.
 
Негромкий стук в дверь разбудил его почти мгновенно. Боромир очень гордился выработанным у себя умением просыпаться от любого подозрительного звука, и сейчас оно очень пригодилось. В дверь даже не совсем стучали – скорее скреблись, и юноша, подняв голову от подушки, нахмурившись, посмотрел в ту сторону.  Звук повторился – на этот раз громче. Боромир выскользнул из-под одеяла. За окнами стояла глубокая ночь – Луна совершила лишь половину пути по небу и теперь пряталась за вершиной башни. В комнате было холодно, по полу гуляли ледяные сквозняки, и босые ноги мгновенно замерзли. Боромир подошел к двери и распахнул ее – нежданный гость застыл с поднятой рукой, готовый постучать в третий раз.  - Ты что здесь делаешь? – сурово осведомился Боромир.  Фарамиру было уже девять лет – возраст достаточный, чтобы не бояться больше ночных теней и спать в собственной комнате. Однако сейчас мальчик выглядел так виновато и испуганно, что Боромир почти моментально смягчился. Да, он очень серьезно относился к воспитанию младшего брата, надеясь вырастить из него отважного воина Гондора, но смотреть в эти широко распахнутые, готовые, кажется, наполниться слезами глаза и не отринуть принципы воинского воспитания, было практически невозможно. - Плохой сон? – спросил он уже мягче и тише.  Фарамир кивнул. В последние пару лет ночные кошмары, к счастью, были довольно редким явлением, хотя раньше, сразу после смерти матери, Фарамир просыпался с криками и в слезах почти каждую ночь. Отец, который болезненно переживал кончину супруги, велел не церемониться с младшим сыном. «Пусть берет пример с брата» - твердо говорил он перед тем, как удалиться в свои покои, чтобы не спать всю ночь напролет. Для Боромира смерть матери тоже была серьезным ударом, но каким-то странным образом в его десятилетнем сознании четко сформировалось представление, что в то время, как отец топит свою тоску в еженощных бдениях, а брат мучается нескончаемыми кошмарами, выкрикивая в темноту «Мамочка! Мамочка!», вся ответственность ложится на его, Боромира, плечи. Для отца он был надеждой, наследником и памятью о почившей жене, для Фарамира – старшим, сильным и разумным братом, и для самого себя, для собственной скорби и тоски, времени у него уже не оставалось. Однако с тех дней минули годы, Фарамир справился со своими страхами, и лишь время от времени просыпался, ловя ртом ночной воздух, но теперь уже не помня, что именно его разбудило.  Боромир заметил, что босые ступни младшего брата уже почти посинели от холода.  - Заходи живо,- бросил он, пропустил брата в комнату,- простудишься.  Фарамир скользнул мимо него, но замер в нерешительности, когда Боромир притворил дверь. Обычно он не решался приходить в комнату брата по ночам, даже если просыпался от кошмара. Тот считал, что Фарамир уже слишком взрослый, чтобы прятаться от своих страхов под чужим одеялом. Но сегодня мальчик выглядел как-то по-особенному растерянным, почти оглушенным, и Боромир встревожился.  - Прости, что разбудил тебя,- Фарамир неуверенно переминался с ноги на ногу, явно не зная, что делать дальше – оторвавшись от своих призрачных преследователей, он оказался в безопасной обители. Но понятия не имел – разрешат ли ему в ней остаться. - Под одеяло,- скомандовал Боромир, и брат, не долго думая, явно боясь, что юноша передумает, стремительно нырнул под одеяло.  Боромир вздохнул и последовал за ним. За окнами негромко перекликалась ночная стража – до рассвета было еще далеко. Поднимался ветер – было слышно, как он свистит и завывает в трубах. К утру вполне мог выпасть снег – земля давно ждала его, став жесткой и серой, как горные клыки.  За то время, что Боромир ходил к двери, постель его успела остыть, и он поежился, оказавшись под ледяным одеялом, но теплое, хоть и чуть дрожащее тело брата прижалось к нему и замерло. Некоторое время они молчали, Боромир даже начал снова задремывать, пригревшись, но внезапно Фарамир пошевелился и крупно вздрогнул.  - В чем дело? – шепотом спросил старший. Фарамир молчал. – В чем дело? – повторил брат настойчивей. - Вспомнил, что мне приснилось,- ответил Фарамир тихо-тихо, голос его звучал как-то надломлено и глухо,- как-будто я еще толком не проснулся.  Мальчик снова замолчал, и Боромир чувствовал, что он напрягся всем телом, словно боялся пошевелиться. Прежде, когда Фарамир еще мог запоминать свои видения, ему обычно снилось, что он приходил в комнату к матери, где она спала – бледная и неподвижная. И как бы ни старался Фарамир разбудить ее, она все не просыпалась. Он приходил в себя после этого в слезах и отчаянии, снова и снова переживая страшную потерю. Теперь же все было иначе – слез не было, но зато от брата почти физически исходил сковывающий темный ужас, и прежде Боромир такого за ним никогда не замечал. - Расскажи мне,- предложил он негромко,- если расскажешь, станет легче.  Фарамир неуверенно пошевелился и засопел. Он, кажется, боролся с самим собой, не зная, стоит ли что-то рассказывать или лучше претвориться спящим. Наконец он неуверенно прошептал: - Я не могу. Это слишком… страшно.  - Да ладно, брось,- подбодрил его Боромир. Он развернулся так, что теперь они лежали лицом к лицу, и в полутьме комнаты кожа Фарамира казалась прозрачно бледной. Он поднял на брата большие испуганные глаза, в глубине которых плескалась тьма. – Сны – это всего лишь сны,- продолжал Боромир, хотя от этого совершенно не детского взгляда его самого передернуло,- сейчас-то ты уже проснулся, и я здесь, с тобой. Последняя его фраза, казалось, решила дело. Фарамир медленно кивнул и опустил веки, но тут же его ресницы взлетели вверх, а взгляд снова уперся в лицо брата. - Мне снилось, что город накрывает тень,- заговорил он тихо и монотонно, как во сне,- будто собирается гроза, но не было слышно ни грома, ни дождя. Я бежал по улице, а тень гналась за мной, накрывая один дом за другим. Я хотел позвать кого-то – отца или тебя или хотя бы стражу… но все вокруг было так тихо и неподвижно,- он снова едва заметно вздрогнул, и Боромир вдруг очень отчетливо увидел то, что описывал Фарамир – наползающая темнота и оглушительная тишина. Как тени его собственных, давно забытых кошмаров,- а потом я не смог бежать дальше, мои ноги увязли, и я не мог пошевелиться… а потом,- младший брат замер, и вместе с ним, кажется, замерло все вокруг – не было слышно ни криков сменяющейся стражи, но завываний ветра, Боромир не мог разобрать даже звуков собственного дыхания,- а потом я услышал визг. - Визг? – похолодевшими губами переспросил Боромир,- как девчонки кричат? Фарамир мотнул головой. - Это было самое страшное – я боялся, что у меня вот-вот кровь хлынет из ушей или сердце остановится от страха… но потом я понял, что хочу этого, что это заставит этот кошмар прекратиться… - он задрожал сильнее, и Боромир притянул брата к себе, обнял и позволил прильнуть к себе. Фарамир рассказывал так, словно зачитывал слова из какой-то древней книги, девятилетние мальчишки так изъясняться не могли – это уж точно. И от этого Боромиру и самому стало не по себе. Сон – это всего лишь сон, но Фарамир, кажется, перестал был собой, а не просто грезил. - Ну все,- решительно отгоняя эти мысли, выговорил Боромир,- довольно. Ты проснулся – и все закончилось.  - Закончилось,- эхом повторил Фарамир, и на этот раз голос его снова был голосом маленького испуганного мальчика. - Сегодня поспишь здесь,- продолжал старший,- но это в последний раз, в качестве исключения, ясно? - Ясно,- в тоне Фарамира было столько искренней благодарности, что Боромир невольно улыбнулся.  - Только ноги свои холодные ко мне не прижимай,- буркнул он, устраиваясь поудобней. Фарамир с готовностью кивнул и свернулся у него под боком.  Уже через несколько минут Боромир услышал, как дыхание брата выровнялось, и он заснул. Сам же юноша еще долго лежал, не в силах сомкнуть глаз, прислушиваясь к звукам спящего города за окном, безотчетно боясь, что вот-вот тоже услышит ужасный визг из сна Фарамира.  Но ночь текла своим чередом.  *** Утро выдалось прозрачным и морозным. Снег за ночь не выпал, но его приближение ощущалось в воздухе особой тонкой свежестью, и город замер в ожидании. Фарамир проснулся первым, и Боромира разбудило то, как он скрипнул входной дверью, стараясь уйти неслышно.  Юноша сел, протер глаза и взглянул на брата. Он не помнил, как заснул, и не знал, сколько проспал, но ощущение было такое, словно не спал вовсе. Фарамир замер на пороге, виновато посмотрел на брата в ответ.  - Я хотел уйти до того, как проснется отец,- пояснил он,- еще очень рано. Боромир зевнул и потянулся.  - Ранняя пташка червячка получает,- сообщил он уверенно,- иди одевайся и выходи во внутренний двор. Если поторопимся, успеем к смене ночной стражи.  Боромиру очень нравилось следить за тем, как Стражи Цитадели менялись на посту – особенно после рассвета. Зрелище это было простое и рутинное, но не для юноши. Ему в нем виделся знак стабильности и уверенности, потому что ничего более почетного, чем охранять Белую Цитадель, представить было невозможно.  К тому же, если он вставал достаточно рано, чтобы успеть на рассветную смену, после ритуала можно было прибиться к ночной страже, отправиться с ними в казармы и там разделить с ними трапезу. В такие моменты Боромир чувствовал не только важность этой службы, но и собственную причастность к ней.  Фарамир к этим действиям самим по себе никакого восторга не питал, но вот за братом следовал всегда с удовольствием, особенно если тот приобщал его к чему-то настолько важному.  Они спустились во двор почти одновременно – Фарамир кутался в широкий, слишком большой для него меховой плащ, и на лице его не осталось ни следа ночного страха. От короткой пробежки по морозу щеки раскраснелись, частое дыхание облачками белого пара вырывалось изо рта. С легкой смесью удивления и отрады Боромир заметил, что брат прицепил к поясу деревянный короткий меч – видимо, чтобы сделать ему приятное.  Вместе братья спустились по узкой улице на нижний ярус. Оледеленая брусчатка почти звенела под подошвами их сапог. Город медленно просыпался, и на двух мальчишек, спешащих к воротам, никто не обращал внимания. Лавочники открывали ставни и выставляли товар, откуда-то из-за домов вдоль улицы слышалось негромкое пение и смех. Люди приветствовали друг друга, и город был ничуть не похож на тот, что привиделся Фарамиру накануне. Но уже через несколько минут Боромир стал замечать, что брат опасливо оборачивается, время от времени бросает тревожные взгляды через плечо и даже тянется к рукояти деревянного меча.  Под видом того, что брусчатка слишком скользкая, и чтобы не дать ему растянуться на ней, Боромир взял брата за руку. Тот отчаянно вцепился в его ладонь и сразу заметно успокоился. У самых ворот они замедлили шаг. Недавно взошедшее солнце уже золотило камни городских стен, и у входа в город царила суета и суматоха. Боромир уверенно двинулся к самой стене, к тому месту, где смену караула было видно лучше всего. Он помог Фарамиру взобраться на небольшую приступочку, чтобы тот мог смотреть за высокое ограждение, не становясь на цыпочки не подпрыгивая. Фарамир, впрочем, предпочитал со своего места обозревать окрестности, смотреть на въезжающих и выезжающих из ворот, а не следить за торжественным маршем стражи.  Белое знамя наместников, пронизанное холодными золотыми лучами солнца, развевалось над крепостной стеной, и, не обращая внимания на то, за чем предпочитал смотреть его брат, Боромир с восторгом поднял к нему глаза. Он слышал, как прозвучали трубы, возвещая конец ночной смены. Все спокойно – пели они – Минас-Тирит встречал новый рассвет, и мир снова радовался солнцу. Высокие, все как на подбор, стражи, облаченные в черное с серебром, двинулись по крепостной стене, чеканя шаг, а им навстречу подходила свежая смена. Боромир много раз мечтал о том, что он тоже когда-нибудь сможет возглавить отряд Стражи Цитадели, и это его будут приветствовать эти трубы. Пусть сейчас, когда враг был далек, и лишь отзвуки возможной войны доносились до Белой Башни, служба Стражей и была скорее формальной, это все равно был почетный караул. Каждый из этих воинов, служащих правителям Гондора, готов был положить жизнь, защищая родной город и край. И Боромир ощущал в себе силу тоже, если придется, пожертвовать всем. Он затаил дыхание, смотря за тем, как стражи отдавали друг другу честь.  - Смотри, кто это? – вдруг донесся до Боромира звонкий любопытный голос брата.  Он вздрогнул, словно вырванный из сладких грез, и обернулся к Фарамиру. Тот, перевешиваясь через ограждение и привстав на цыпочки, смотрел вниз, к воротам. И, подойдя ближе, Боромир успел заметить, как в них въехал всадник на большом гнедом коне. Одет он был в серую хламиду и высокую синюю шляпу, и был совсем не похож на гостя из соседнего с Гондором Рохана, но и ничего примечательного в нем не было. Однако Фарамир следил за ним, не отрываясь. Незнакомец. проехал по привратной площади и двинулся дальше, вверх, к переходу на верхний ярус.  - Наверно, какой-то путник с севера,- небрежно пожал плечами Боромир,- мало ли сейчас приезжает в Минас-Тирит.  Фарамир не ответил – он вдруг стал серьезен и сосредоточен, нахмурил брови, и выглядел больше не девятилетним мальчиком, а человеком гораздо старше и опытнее. Боромира кольнуло неприятное воспоминание о том, как брат ночью рассказывал о своем сне.  - Странно,- прошептал Фарамир, и голос его звучал также, как тогда. - Идем,- поспешил разрушить наваждение Боромир,- а то все пропустим.  Фарамир тряхнул головой и посмотрел на него – было видно, что он с куда большим удовольствием отправился бы сейчас вслед за таинственным всадником, но потом мальчик улыбнулся и кивнул. - Я есть хочу – просто ужас! – сообщил он,- нас же накормят? *** Никогда прежде нога Боромира не ступала под эти темные своды. Он знал, что такое место в Цитадели есть, но интереса его оно никогда не вызывало. Ну что можно было найти полезного в библиотеке? Только пыль, мышей и старые книги. Их отец время от времени ходил в книгохранилище и поводил там долгие часы, но Боромир полагал, что такова участь правителя, и когда наступит его черед править, тогда он и займется изучением старины.  И если бы не Фарамир, так бы оно и было.  После завтрака братья вернулись ко дворцу – как раз вовремя, чтобы увидеть, как большого гнедого жеребца уводят в конюшни, чтобы устроить на постой. Выходит, всадник, привлекший такое внимание Фарамира, приехал к наместнику, и Боромир удивленно посмотрел на брата. - Как ты узнал? – спросил он. - А я и не знал,- пожал тот плечами. Такое совпадение, кажется, и его самого привело в замешательство,- я просто заметил его – и все. Даже не знаю, почему заметил.  - Сейчас узнаем,- Боромир сдвинул брови и решительно двинулся к конюшему, который успел уже передать жеребца из рук в руки мальчишке, распорядившись задать коню корма,- Хитион! – позвал Боромир, и мужчина обернулся на зов.  - Приветствую сыновей наместника,- с должной почтительностью поклонился конюший,- желаете покататься?  - Чью это лошадь только что отвели в стойло? – требовательно спросил Боромир, проигнорировав его вопрос. Хитион нахмурился. Фарамир выглядывал из-за спины брата, не желая вмешиваться, уверенный, что вот сейчас Боромир все выяснит, и все встанет на свои места.  У конюшего, однако, был такой вид, будто он не знал, как ответить - Это гость правителя,- проговорил он туманно, четко давая понять – за подробностями братьям лучше обратиться к кому-нибудь другому.  Самых важных гостей наместник Денэтор имел обыкновение принимать в тронном зале у ступеней королевского трона. Лично он разговаривал лишь с теми, чье дело было достаточно срочным, чтобы с ним не могли разобраться помощники или советники. Но в совсем уж исключительных случаях наместник принимал посетителей в собственном кабинете, куда в обычное время даже его сыновьям ход был заказан. Сейчас, как узнали братья, был как раз такой случай. Отец остался наедине с гостем, отгородившись от всех крепкой дубовой дверью. Это было совсем уж странно. Раньше такой прием от Денэтора получали лишь правители иных регионов или соседних стран. Этот же путник не походил видом даже на знатного вельможу, не то что на князя или короля.  - Может, это шпион? – шепотом предположил Боромир, когда они с Фарамиром спрятались неподалеку от дверей отцовского кабинета, скрытые от взоров стражи. – прибыл с какой-то важной информацией с юга или с запада. Говорят, оттуда надвигается тень… - Шпион бы не въезжал в главные ворота,- резонно ответил Фарамир,- и не привлекал бы к себе столько внимания. Он бы прибыл под покровом ночи… - Ты прав,- согласился Боромир, напряженно морща лоб. Туман тайны, окутывающий странного посетителя, становился все гуще, и теперь старшему юноше и самому ужасно хотелось разузнать – кто же это и зачем он приехал.  Сидеть в засаде, однако, было довольно скучно. Коридор был пуст, если не считать время от времени появляющихся стражников. Дверь отцовского кабинета оставалась закрытой. В сознании четырнадцатилетнего юноши, который вообще не любил сидеть на одном месте, прошло несколько часов, хотя на деле солнце не успело еще подняться над городскими стенами в зенит. Ноги у Боромира затекли, плечи ныли от неподвижности. Фарамир же, как он заметил, вел себя куда более мужественно. Младший брат с очень серьезным видом не сводил с двери кабинета взора. Вот уж из кого получился бы хороший разведчик – подумалось Боромиру, и он ощутил неожиданную волну нежности и улыбнулся. - Может, вернемся позже,- предложил он тихо,- а то можно тут и до вечера просидеть.  - Шшш,- неожиданно ответил Фарамир, взглядом указывая на дверь. Та неторопливо распахнулась, и на пороге возник сперва отец, а потом незнакомец в сером одеянии. Со своего места Боромир мог хорошо его рассмотреть – это был крепкий и высокий старец с длинной седой бородой и благородным лицом – в таком едва ли можно было заподозрить лиходея или даже шпиона. Он сказал что-то Денэтору, слов было не разобрать, но юноша заметил, что лицо отца было хмурым и неприветливым. Он медленно кивнул, и незнакомец двинулся по коридору в сторону притаившихся мальчиков. Наместник же снова скрылся за дверью. Высокий старик шел медленно, но походка его ничуть не выдавала его возраста. Она была упругой и уверенной, незнакомец едва опирался на свой посох, словно он служил для чего угодно, но только не для удобства ходьбы. Старец приближался, и оба мальчика буквально вжались в стену, боясь быть раскрытыми. Но гость прошел мимо их укрытия, даже не взглянув в ту сторону.  Фарамир подождал, пока шаги его смолкли дальше по коридору и потянул Боромира за руку. - Идем! – громко прошептал он с азартом,- уйдет же! Боромир был вовсе не уверен, что ему хочется следовать за таинственным стариком. Игра вдруг утратила для него изначальный интерес. Незнакомец выглядел как один из тех гостей, кого могли бы принимать у подножия трона. Но вместе с тем было в нем что-то более глубокое, непознанное, и юноше, казалось, совершенно не хотелось соваться в эти глубины. Фарамир же напротив, пылал энтузиазмом. И Боромир последовал по коридору только ради него. После вчерашнего происшествия, следы которого сохранились в поведении брата и до сих пор, юноше не хотелось расстраивать младшего. Если тому охота была проследить за незнакомцем, так тому и быть. Иных планов на утро у них все равно не нашлось. Они крадучись, но не слишком, чтобы не вызывать подозрений у встречных, пошли следом за старцем. Тот вышагивал неторопливо, что-то бормоча себе под нос, не глядя по сторонам, будто коридоры цитадели были хорошо знакомы ему, и он точно знал, куда свернуть на каждом следующем повороте. Следить за ним было совсем нетрудно – гость не обращал никакого внимания ни на что вокруг, и лишь у выхода во двор он остановился и взглянул в высокое, заточенное между стен, небо. Солнце застилали теперь легкие сероватые облака. Ветер усилился. Похолодало. Старик постоял немного в тени стены, похожий на статую из серого мрамора. Фарамир и Боромир следили за ним из-за угла, и когда он наконец ступил во двор, выждали немного, чтобы он их не заметил. - Он идет к библиотеке,- уверенно прошептал Фарамир, и Боромиру, который прежде в книгохранилище ни разу не бывал, отчего-то стало жутковато. Ужасно захотелось повернуть назад, увести брата в оружейную или на стрельбище, а то к внешней стене, найти им обоим занятие поинтересней и побезопасней слежки за таинственным гостем.  Но Фарамира с его пути свернуть было не так-то просто. Он решительно побежал через двор – так стремительно, что Боромир едва поспевал за ним. В тень хранилища они ступали, держась за руки. У самого входа Фарамир вдруг оробел, вцепился в ладонь брата, и было видно, что дальше идти он не отваживается. Боромир почувствовал, интуитивно понял, что его останавливает. Надвигающаяся тьма и оглушительная тишина из видения Фарамира. Здесь эти образы становились почти осязаемыми и до ужаса реальными.  На Боромира, однако, страх младшего брата повлиял противоположным образом. Так было всегда – он был старшим братом, и рядом с Фарамиром должен был оставаться отважным и сильным – никак иначе. Вот и теперь, чувствуя, что нерешимость отступает, Боромир, не выпустив руки мальчика, переступил порог библиотеки и двинулся вперед, Тяжелые каменные стены принимали их неохотно. Хранитель библиотеки проводил братьев тяжелым взглядом, но не остановил. В коридоре пахло пылью и горящим маслом – факелы светили неровно и отбрасывали причудливые длинные тени. Фарамир шел на заплетающихся ногах. Он явно стыдился собственного страха, а потому и не думал отступать или останавливаться. Но ладонь его в руке Боромира стала холодной и влажной. - Все в порядке,- прошептал Боромир,- я с тобой.  Фарамир глянул на него, и в очередном сполохе факела показалось, что лицо его иссечено неровными шрамами. Боромир попытался справиться с этим жутким видением, но окружающая тишина начинала давить на уши и нервы, и юноша почувствовал, что вот-вот вынужден будет повернуть назад.  Они свернули из главного коридора в зал хранилища, который был освещен куда лучше. Здесь один за одним громоздились шкафы со старыми фолиантами, а воздух был удивительно прохладным и сухим. Звук шагов тонул в густой тишине. Боромир потянул брата в сторону – за один из шкафов. Из дальнего конца помещения доносился шелест страниц.  Фарамир послушно спрятался и прижался к брату. Нужно было выглянуть и посмотреть, кто там – хотя Боромир уже почти забыл, зачем вообще они преследовали гостя. Сейчас, оказавшись в этом зале, он снова вспомнил слова брата.  …а потом я услышал визг… Медленно и осторожно Боромир придвинулся к дальней стенке шкафа и выглянул из-за нее. В противоположном углу за столом спиной к ним сидел серый незнакомец. Он снял свою шляпу, и седые волосы рассыпались по широким плечам. Голова была склонена над каким-то свитком, и еще множество их было разложено вокруг него на столе. Высокая свеча давала ровный желтый свет, и в этом обители тишины и пыли казалась благословенным светочем. Боромир вдруг враз успокоился.  - Что там? – прошептал Фарамир, и Боромир отодвинулся от края, снова прячась за шкафом. Он открыл было рот, чтобы ответить, но внезапно над их голова раздался громоподобный голос. - Доброе утро тем, кто скрывается в тенях. Боромир вздрогнул и отпрянул. Старец, только что склонившийся над свитком за столом, стоял теперь над ними, уперев руки в бока и улыбаясь. Несмотря на неясное освещение, улыбка его выглядела доброжелательной и светлой, а глаза – внимательными и ясными, полными мягкой лазури.  Фарамир, прижавшийся было к брату, готовый спрятаться за его спиной, заговорил первым. - Простите нас, - сказал он учтиво,- мы не хотели нарушать ваш покой. - Хотели, еще как хотели,- в тоне старика слышался подавляемый смех,- то есть твой-то брат не очень хотел, Фарамир, сын Денэтора. А ты – явно буквально рвался нарушить мой покой и уединение, правда?  Фарамир пристыжено опустил глаза, и Боромир раздраженно выступил вперед. - С чего вы взяли, что нам нужны вы? – спросил он с вызовом,- это библиотека Цитадели, и сюда может ходить, кто угодно.  - Кто угодно, но часто ли ты бывал здесь, Боромир? – осведомился старец,- к тому же, если не я был вам нужен, то зачем следить за мной с самых главных ворот? - Это все моя вина,- откликнулся Фарамир до того, как Боромир успел ответить первым,- я не знаю, почему решил пойти за вами. А мой брат просто следовал за мной, чтобы защитить, в случае чего. - Вам не понадобятся ни защита, ни извинения,- покачал головой старец,- иногда, юный Фарамир, сердце видит глубже и яснее, чем глаза. И твой взор со временем станет проницательней и острее, чем у многих мудрых. Ты уже сейчас видишь больше, чем пока что можешь понять.  Боромир заметил, как взгляд старика на мгновение стал серьезным и пристальным. Он изучал Фарамира так, словно хотел допытаться у него о чем-то, проникнуть ему в душу, но мальчик спокойно выдержал этот взгляд.  - Мое имя Митрандир,- наконец старец снова едва заметно улыбнулся,- и я рад знакомству с вами обоими.  Боромир, который особой радости не испытывал – старик вызывал в нем странное тревожное чувство, объяснить которое юноша не смог бы, даже если бы попытался – буркнул что-то в ответ. Фарамир же вежливо поклонился, а потом с любопытством спросил: - А что вы читали? Здесь столько книг, и иногда я думаю, как здорово было бы прочитать их все! - Долгое путешествие начинается с первого шага,- склонив голову к плечу, ответил Митрандир,- или с первой страницы. И я помогу вам сделать это первый шаг,- он перевел взгляд на Боромира,- если это та дорога, по которой вы хотите пройти. 

-----------------------------------------------------------------------------------------------------------------------
 
 




 
#ElrondOut
 

- Леголас, прошу-у, - Арвен тихо застонала, привлекая к себе внимание любимого. По одному взгляду леди Галадриэль было понятно, что она весьма недовольна, да и во взгляде отца не было ничего, что предвещало бы хороший конец такого разговора. Арвен ни на мгновенье не отрицала правоту Леголаса, но выразить всё это следовало бы в более мягкой форме, ведь перед ним стояли мудрейшие из ныне живущих эльфов и не подобало себя так с ними вести. Во взгляде Арвен читалась немая мольба быть чуть более учтивым, обращенная к возлюбленному. В конце концов, хоть отец и не мог её сердцу запретить любить, он мог запретить Арвен видеться с возлюбленным, а этого Арвен не перенесла бы.
- Светлая Владычица, Ваши мудрые советы всегда были бесценны для меня, не сомневайтесь, что и сейчас я обращусь к Вам, - Арвен слабо улыбнулась леди Галадриэль, немного расслабившись - хоть та и была возмущена поведением Леголаса, она не злилась на Арвен, напротив - она хотела помочь ей в этой сложной ситуации. 
- Леголас, я обещала Арагорну стать его женой, но нарушила это обещание. Такое обещание - не пустой звук, который забывается уже через мгновенье. Нарушение повлечёт последствия и я прекрасно это понимаю. И сейчас и тогда, в поле я понимала это. И я готова отвечать за свои поступки, - Арвен взяла обе руки возлюбленного в свои ладони и посмотрела ему в глаза, чуть сжимая его руки. - И я знаю, что ты будешь рядом со мной. Какая бы беда ни выпала на нашу долю, какие бы проблемы нам ни заготовила судьба - я справлюсь со всем, если рядом со мной будешь ты, любовь моя. Я не опущу рук, я буду биться до последнего, если рядом будешь ты.
Арвен прикрыла глаза и вслушалась в тишину, разбавляемую лишь шумом ветра. Вопрос отца, на который Арвен не дала ответа, всё ещё звучал у неё в голове. А ведь действительно, что она скажет Арагорну? Нет, нужные слова у неё были, но как к этому отнесётся тот человек, который некогда должен был стать её мужем? На мгновенье Арвен даже немного разозлилась, ведь он получил её обещание и ушел! Ушел на бой, ушел защищать людей, но всё же ушел! Он оставил её в Ривенделле, ведь его поход был опасен. Но в Арвен загорелась злость и не желала уступать место здравому смыслу - он ушел, оставив ей лишь воспоминания их встречи, он не взял её туда, где она была бы полезна, залечивая раны, перевязывая больных, находясь рядом с ним. Почему он не позвал её с собой? Только ли о безопасности он заботился? Или не хотел взваливать на плечи очередную обузу? Арвен не знала, да и не узнала бы уже никогда.
- Отец, я не знаю. Я готова всё рассказать ему, готова увидеть разочарование в его глазах. Но сначала - я хочу попасть в Гондор и познакомиться с тем, о ком так воодушевлённо говорил Амдир. Арагорн отправлялся в Гондор, чтобы помочь, чтобы стать королём, чтобы спасти страну от надвигающейся опасности. Но о нём никто там и не знает. Правда ли надежда людей - сын наместника? Я хочу увидеть всё сама и решить, что делать, - Арвен поклонилась отцу и Светлой Леди. - Разрешите нам с Леголасом остаться наедине и поговорить? Вечером я обязательно зайду к тебе отец за советом и скажу, что мы решили. 

- Слова..., - задумчиво проговорила Галадриэль и сделала шаг вперед. Ее глаза на мгновение словно вспыхнули. Голубые глубина расцветились сотнями белых бликов. - Слова могут быть бессмысленны и пусты. Они могут не стоить ничего. Красивая оправа, а на поверку - пустышка. Как гнилой орех. Но эти же самые слова могли выжечь на сердце клеймо. На всю жизнь, на всю вечность. И тянуть за собой, не считаясь с желаниями. Что они сулят в этот раз покажет время.
Действительно, а что они могли сейчас предложить кроме слов? Разве могла Нэрвен требовать сейчас от них чего-то большего? Хоть кто-то должен был поступить мудро в сложившейся ситуации. Настолько, насколько это было возможно. Владычица снова окинула взглядом эльфов, стоявших перед ней.
- Любовь не держится на страсти. Это лишь иллюзия, видимость. Она как искра вспыхивает, взлетает к ночному небу и в следующее мгновение гаснет. А через минуту даже память не сохранит о ней никаких воспоминания. Когда-нибудь пламя утихнет, и что останется после? Ровный огонь, горящие угли или зола, смешанная с пеплом? Лишь недальновидные глупцы считают страсть основой основ. Но столпы, на которых зиждется любовь, это верность, преданность, постоянство и мудрость. В ваших речах я пока вижу лишь клокочущий горячий гейзер, что вырывается из недр земли. Вы уже не дети..., - покачала она головой, и в ее глазах отразилась какая-то затаенная грусть. Она вздохнула и продолжила: - Я не сваха и не намереваюсь ей быть. Арвен вольна в решении своего сердца. И если она хоть на миг думала, что я или ее отец когда-то принуждали ее к чему-то, то горько мне узнавать об этом.
Казалось, вокруг замерли все деревья, птицы утихли, а ветер, запутавшись в ветвях, ослаб и исчез. Артанис стояла словно поникшая, но прекрасная плакучая ива, всегда притягивающая взгляды случайного прохожего, художника или поэта. Но мгновение истаяло. Артанис выпрямилась, расправила казавшиеся хрупкими плечи. Словно лебедь расправил широкие крылья и стряхнул с белоснежных перьев бриллианты чистой воды.
- Если ты посчитаешь нужным, Арвен, - Галадриэль многозначительно взглянула на внучку, - ты придешь ко мне за советом. Если же нет... не забывай о силе слова. Никогда.
Она сделала маленький шажок назад, практически соприкоснувшись с Элондом плечом.
Мы не в силах исправить то, что произошло. Если сейчас мы сожмем кулак, то лишь сильнее забьется пойманная птица, и в результате мы либо переломаем ей крылья, либо она вырвется и унесется прочь. Следует проявить осторожность и благоразумность.

Леголас слушал мудрых, а внутреенне был уже готов застонать от нетерпения. Война войной - думалось ему, но почемувсе эти только и говорят, что об ужасных последствиях, словно хотят запугать Арвен и заставить ее принять какое-то тяжелое решение. Да, она обещала что-то Эстелю - Леголас и сам был ему другом, и с этим вышло все как-то не очень хорошо, но, в конечном итоге, это было их личное дело - его, Арвен и Эстеля, и пересуды старших в нем не имели никакого значения. Мир был в опасности - может быть. Но Леголасу сложно было представить, что именно от них троих зависела его судьба.
Он улыбнулся Галадриэль и Элронду - обезоруживающе, кау умел только он один, - и беззаботно тряхнул головой.
- Элессар, насколько мне известно, находится сейчас в Гондоре,- сообщил он,- и, наверное, я потерял друга, обретя супругу. Но я бы не стал беспокоиться о южном царстве людей. На нашем пути мы встретили бравого гондорца, который был столь любезен, что проводил нас по Роханским степях, где нам чинили бесконечные препятствия. И этот гондрец рассказал нам о своем командире - некоем Фарамире, сыне Денетора. Судя по тому, что сказал Амдир - так его звали - это прекрасный человек и отважный воин, народ любит его и пойдет за ним, и именно с ним связаны основные надежды Гондора, а не с Элессаром. О нем, буде он даже наследник Элендила, никто в Гондоре даже не слышал. А вот Фарамиру Арвен, кажется, ничего не обещала. И на него наш союз никак не повлияет. - он подмигнул Арвен,- по крайней мере, я надеюсь на это.

Твои слова мудры, Галадриэль. Но я еще не все сказал.
-Мы не в праве судить выбор вашего сердца - медленно сказал Элронд - ибо в песне мироздания каждый слышит свое. И судьба у каждого своя. Но я хотел поговорить с тобой, дочь моя, о другом. Когда ты покидала меня, я просил тебя нести надежду людям и поддержать Элессара в сей темный час. Скажи мне, видела ли ты его? Или встреча с Леголасом Трандуилионом заставила тебя забыть о моей просьбе?
Произнеся это вслух Элронд серьезно задумался. Неверность Арвэн могла сломить Арагорна а он, как виделось многим, был единственной надеждой смертных. Эстель. Одна часть его души, именуемая у людей совестью, настаивала на том, что Элессар должен немедля узнать, что Арвэн ему не принадлежит и принадлежать не будет. Другая же часть, взращенная на мудрости веков, напоминала, что если перед осликом повесить морковку, он будет бежать за ней, а если эту морковку убрать, то он встанет как вкопанный. В лучшем случае. Хотя, конечно, Элронд никогда не относился к своему воспитаннику настолько утилитарно. Но Арагорн сейчас нужен людям, нужен Гондору и, в конечном итоге, всему Средиземью. Полуэльф с внутренним стоном отметил, что который раз за сегодняшний день готовится поступиться своей совестью. Воистину темные времена.
В прочем, выбор все равно за Арвэн. Как оказывается, она умеет принимать тяжелые решения.
-Что ты скажешь ему, дочь моя, и собираешься ли ты говорить хоть что-то? И, конечно же, - произнес Элронд переводя взгляд с Арвэн на Леголаса и обратно - что вы намерены делать дальше?
Надо полагать, Трандуил будет удивлен не менее моего, когда узнает...

Боже, я не могу. Я номинирую Эла за этот пост
http://lotrrol.ru/index.php/topic/3772-balkon-i-terrasa-sad/page-5#entry521221
За фразу про совесть и времена. И ослика. Это прекрасно. Это оргазм. Мой.

Арвен понимала, что Леголас прав, но её сердце сжималось под взглядом отца и от слов Светлой Владычицы. Говорил он верно, но не теми словами - не следовало так разговаривать с владыками, но как бы ни был резок Леголас - он был прав. Тогда, когда она повстречала Арагорна, Арвен была так же уверена, но сейчас, узнав, какова настоящая любовь, Ундомиэль смогла открыть глаза и взглянуть на мир. Её сердце выбрало того, кто был предначертан ей. 
- Светлая владычица, как бы ни были резки слова моего возлюбленного, но он прав. Ваше одобрение и ваша поддержка для меня бесценны, но сердцу я приказать не могу, я не имею над ним такой власти. Я знаю, что однажды я была так же уверена, я так же стояла перед вами. И мне нет за это оправдания. 
Лорд Элронд молчал всё это время, а по взгляду было непонятно, что он думает. Арвен хотела бы поговорить с отцом, но он, казалось, ещё до конца не разобраться, как относиться к этой ситуации. Арвен вновь взяла принца за руку и сжала его ладонь в своей. Молчание отца заставляло сердце Арвен пропускать удары, лучше бы он ругался на неё, сказал хоть что-то.
- Леди Галадриэль, отец, я люблю Леголаса всем сердцем. И сейчас я абсолютно уверена, что это так. Я принадлежу ему без остатка, он понимает меня даже лучше, чем я сама себя понимаю. Отец, прошу, позволь мне быть с ним. Как сказал мой возлюбленный, твоё разрешение не сможет ничего изменить. Но ты мой отец и моё сердце не сможет найти покоя, знай я, что ты зол на меня или обижен. 
Ундомиэль посмотрела на бабушку, ища поддержки в её глазах. Леголас, стоящий рядом, был уверен, что они всё сделали так, как и должны были. Арвен разделяла его уверенность, но сердце, искренне любящее и отца и бабушку, не смогло бы найти покоя, знай она, что лорд Элронд или леди Галадриэль против этого союза.

Элронд молча слушал разговор Нэрвэн и Арвэн, не вмешиваясь в речи мудрой Владычицы. Она многое знала о любви и о том, что бывает, если эта любовь пламенна и неразумна. Слова Леголаса слегка задели струны души Элронда, поднимая со дна воспоминания детства. В последнее время эльдар стали церемонны и вежливы друг с другом. На излете же первой эпохи все было совсем иначе. Элронд помнил последних оставшихся в живых феанорингов и их пламенные речи. Он помнил жаркие споры Келебримбора и Гил-Галада. Слова лесного принца были скорее неожиданными, чем неправильными. Хотя, тон и жест были явным неуважением. Демонстративным.
В прочем, он сын Трандуила и внук Орофера, а яблочко от яблоньки недалеко падает. Лесные эльфы всегда были вспыльчивы и безкомпромиссны, охраняя свою территорию и свои интересы.
Полуэльф задумался. С одной стороны, Трандуилион защищал его дочь от гипотетической угрозы отцовского гнева, с другой стороны, делал это неумело и эгоистично.
Не привела ли судьба мою дочь из огня да в полымя? Сначала смертный, которого она любила всем сердцем, теперь юный лесной принц, в груди которого горит огонь познания и жажда жизни, затмевая разум... Или это мы стали слишком стары и закостенели в своих принципах? Или все же мир изменился и мы стали походить на смертных? Леголас укоряет меня тем, что я растил из дочери вторую Лютиэнь...быть может, но вопрос лишь в том, что же выросло в итоге?

Всем доброго дня) Заранее извиняюсь перед со-игроками за невыделенную прямую речь. С планшета не получилось достойно оформить/ Как смогу, все выделю. Просто не хотела задерживать игру (в кои-то веки, ага).
Всем чюс!

Артанис стояла немного позади лорда Элронда, одним этим жестом предоставляя право вести беседу ему как отцу Арвен и Владыке Имладриса. Она внимательно слушала и наблюдала за говорящими, улавливая и собирая малейшие детали в единую картину, будь то изменившийся на мгновение блеск в глазах, неуловимый вздох, судорожно сжатые пальцы, румянец, замешательство, нетерпение или прикрытый ресницами взор.
Пока Ундомиэль говорила, Белая Леди смотрела на внучку, и ее глаза лучились мягким и теплым светом. Как странно ей было слышать и видеть ее такой: немного запутавшейся, ищущей правильный путь. Так летит бабочка, взмахивая хрупкими крыльями, борясь с сильными порывами зимнего ветра. Она все еще была ребенком. И хоть этот факт не был оправданием всему, что произошло, разве могла Галадриэль взять и отвернуться от нее? Но, тем не менее, Владычица не терпела пренебрежения чувством ответственности. Она требовала этого от всех окружающих так же как и от самой себя. Слишком многое поставлено на кон.
Внезапные резкий выпад принца заставил все ее мысли обернуться к говорившему. Она молча выслушала его, без какого либо признака пренебрежения или тем более гнева. Она не позволит одномоментной вспышке захватить ее существо. Никогда прежде это не приводило к хорошим последствиям. Она смотрела на него, как смотрит опытный и умудренный жизнью воин на мальчишку, с энтузиастом размахивающим мечом и заверяющим, что теперь-то всякий враг будет сражен игрушечным оружием. Стальной лед мелькнул в ее голубых глазах лишь, когда тот шутливо склонился перед ней и Элрондом. Неуважение к себе она не терпела, но ради Арвен постаралась спрятать острые края своих слов.
- Родная Ундомиэль, я уверена, что отец простит тебя за то, что произошло на террасе. Я рада, что ты поняла, насколько тот проступок был необдуман и поспешен. Не всегда стоит лететь вслед за собственным сердечком. Никто не знает, какой ветер подхватит его на свои крыла: южный или северный.
После короткой паузы она обратилась к Леголасу.
- Принц Леголас, я спишу Вашу порывистость и резкость на неопытность и слепое повиновение эмоциям и сердцу, - легкий кивок головы. Сейчас голос Галадриэль утратил ту неуловимую мягкость, что жила в нем во время короткого разговора с Арвен. Сейчас за словами стоял официальный тон, без пренебрежения и превосходства, но с оттенком сухости и спокойствия. – Распри между союзниками и родичами на руку лишь врагу, а я не намерена танцевать под его дудку. Надеюсь, Ваше мнение на этот счет схоже с моим. – Галадриэль обвела взглядом стоявшую перед ними пару и продолжила: - Раз принц заявил, что наше мнение и наше благословение вам не нужно, то зачем же вы остались?

Леголас прежде никогда не видел эльфийских Владык живьем и так близко, и в лесу, в котором вырос, почти всегда был предоставлен самому себе, а потому научился ничего не бояться и не перед кем не трепетать. И потому прохлада в тоне и сталь во взоре Галадриэли ничуть не охолонили его. Он был уверен в собственной правоте, как был уверен в звучании собственного имени, и теперь лишь лучезарно улыбнулся Галадриэли.
- Моя возлюбленная просила меня остаться, потому что ей важно мнение ее отца,- сообщил он, кивнув Элронду,- а мои слова лишь обозначали, что отутствие благословения не повлияет на факт  того, что мы принадлежим друг другу, и Арвен перестала быть новой Лютиэнь Тинувиэль, но стала наконец Арвен Ундомиэль - первой и единственной.

Арвен услышала шаги отца сразу и тут же подскочила на месте вместе с Леголасом, до боли сжав его руку. Сердце, до этого отбивающее размеренный ритм, подлетело к горлу и начало колотиться, будто безумное. Арвен с трудом уняла дрожь в руках и голосе. Пока Леголас говорил, Арвен брала себя в руки, стараясь не выдать волнения.
Отец, прости, что мы отвлекли тебя от разговора и поставили в неудобное положение, - Арвен тяжело вздохнула, возвращая себе самообладание. - Я встретила Леголаса в Эдорасе, где я, как и он, оказались гостями маршала Эльфхельма, который был главным в отсутствии правителя Теодреда. Там же мы узнали о смерти человека по имени Боромир. Помнишь, отец, это сын наместника Гондора. Леголас был знаком с ним... Он запел песню и я поняла, что моё сердце принадлежит ему навеки. С того момента я не могла думать ни о чем другом, - Арвен хотела было взять отца за руку, но во взгляде его разглядела что-то, что заставило её отдёрнуть руку, будто она обожглась. - Именно в то мгновение я поняла, что люблю его. Я поняла, что все это время обманывала себя. И тебя, отец. Прости меня. Я знаю, что слово было нарушено, но разве в силах я приказать глупому сердцу перестать любить этого эльфа? Разве могу я заставить его образ покинуть мои мысли? Прошу тебя, отец, постарайся меня понять. Без него моя жизнь потеряет последний лучик солнца.
Арвен замолчала, только сейчас ослабив хватку и почти отпустив руку возлюбленного. Она осторожно погладила пальцем тыльную сторону его ладони, будто удостоверяясь в том, что он настоящий.

Леголас слушал все, что говорила любимая, потом неожиданно решительно вперед.
- Прекрати извиняться! - сказал он чуть более резко, чем было прилично перед лицом двух эльфийских владык,- ты не сделала ничего плохого - ничего такого, что стоило бы извинения,- он решительно перевел взгляд с Элронда на Галадриэль и тряхнул головой,- я полюбил Ундомиэль, едва увидев после долгой разлуки. Мне неведомо, почему раньше это чувство спало во мне, но теперь все свершилось - она моя, а я - ее, мы принадлежим друг другу, и так будет, пока стоит этот мир. С вашим благословением или нет - мы останемся вместе. И я не хочу, чтобы моя суженая бесконечно извинялась за то, кого выбрало ее сердце. При всем моем почтении,- он шутовски поклонился,- вы никак не можете на это повлиять, так что вам придется просто смириться с этим.

Арвен услышала шаги отца сразу и тут же подскочила на месте вместе с Леголасом, до боли сжав его руку. Сердце, до этого отбивающее размеренный ритм, подлетело к горлу и начало колотиться, будто безумное. Арвен с трудом уняла дрожь в руках и голосе. Пока Леголас говорил, Арвен брала себя в руки, стараясь не выдать волнения.
Отец, прости, что мы отвлекли тебя от разговора и поставили в неудобное положение, - Арвен тяжело вздохнула, возвращая себе самообладание. - Я встретила Леголаса в Эдорасе, где я, как и он, оказались гостями маршала Эльфхельма, который был главным в отсутствии правителя Теодреда. Там же мы узнали о смерти человека по имени Боромир. Помнишь, отец, это сын наместника Гондора. Леголас был знаком с ним... Он запел песню и я поняла, что моё сердце принадлежит ему навеки. С того момента я не могла думать ни о чем другом, - Арвен хотела было взять отца за руку, но во взгляде его разглядела что-то, что заставило её отдёрнуть руку, будто она обожглась. - Именно в то мгновение я поняла, что люблю его. Я поняла, что все это время обманывала себя. И тебя, отец. Прости меня. Я знаю, что слово было нарушено, но разве в силах я приказать глупому сердцу перестать любить этого эльфа? Разве могу я заставить его образ покинуть мои мысли? Прошу тебя, отец, постарайся меня понять. Без него моя жизнь потеряет последний лучик солнца.
Арвен замолчала, только сейчас ослабив хватку и почти отпустив руку возлюбленного. Она осторожно погладила пальцем тыльную сторону его ладони, будто удостоверяясь в том, что он настоящий.

Торин первым одолел все ступени подъема из тоннеля Железного пути и порыв холодного воздуха выдул остатки квашенной капусты, что подавалась у гномов на завтрак, из его густых русых усов. Выход из тоннеля был расположен далеко к северу от тракта, который сильно петлял в этих местах. В густых зарослях брусники и крыжовника, в шаге от медвежьей берлоги и под гнездом злющих ос. Такие гадости были искусственно размещены рядом с выходом сугубо умышлено, чтобы отпугивать от этого места всех случайно забредших.
Срезав тропами рейнджеров, казад сильно выигрывали во времени, но теряли в маскировке. Несколько десятков гномов, идущих на восток без товаров, мог привлечь нежелательное внимание дезертиров вастаков, которых после Осады одинокой горы в Рованионе забродило великое множество. С истреблением всех этих банд разбойников дэйлийские разъезды и гномьи пешие патрули решительно не справлялись. И хоть артерия, связывающая королевства считалась безопасной, защиту от враждебных глаз гарантировать никто не мог.
Команда золотоискателей высыпала из тайного прохода и надежно его загородила. Из берлоги раздовалось недовольное рычание, но высовываться косолапый не стал. Торин, пересчитав для верности спутников, раскурил трубочку и грустно выдохнул:
- Жизнь моя жестянка, да ну ее в болото.
за свою долгую жизнь он так и не смирился с существованием в этом бренном мире комаров, клещей и блох. В этом регионе их водилось с избытком в любой сезон года, кроме лютой зимы. Происки моргота, не иначе. 
Следующие несколько часов гномы тщательно заметали за собой следы и Дромангорг надеялся, что эта вылазка осталась незамеченной
Потихоньку, чавкая тяжелыми сапогами по мхам, лишайникам, плаунам, перегнивающей древесине и проклиная всю кровососущую и летающую мразь, казад пробирались к одному из немногочисленных в округе серьезных возвышений. Холм Элевый мир.
Столетия тому назад (еще до великой орочьей войны) такой же глубокой, наполненной тучами гнуса осенью, как сейчас, здесь произошло необычное пришествие. Столкнулись два вооруженных до зубов отряда, гномий и орочий. Бородачи поздним вечером подходили к холму, чтобы встать на привал, а морготовы чудища собирали свой лагерь (ведь как известно, они предпочитают передвигаться ночью, а не под светом солнца). 
Но вместо того, чтобы браться за топоры, хитрый предводитель тангар Рундли Щитонюх, сразу закричал о перемирии, так как силы двух отрядов были примерно равны, оба были морально не готовы к сражению и времена стояли относительно стояли. Сонные и ошарашенные орки от неожиданности растерялись и купились на мирное предложение. Гномы тут же откупорили бочонки с элем, протащенные через болота, начались заверения в дружбе и бессмысленности кровопролития, так что к рассвету все были беспощадно споены. Манеры охмелевших орков начали потихоньку плохеть, начались глупые воспоминания старых обид и завязался мордобой. А драка между гномами и орками это отнюдь не шутки. Так как какзад куда более стойчески переносят передозировки алкоголем, отряд уруков был полностью перебит. Гномы же получили всего несколько бойцов легкоранеными. В результате, Рундли был лично отблагодарен тогдашним подгорным королем и вскоре вырос в звании. А через много десятилетий дорос даже до обергруппенкарла.
Рассказывая это, Торин свежевал ягненка, который будет к ужину, а остальные члены отряда занимались разбивкой лагеря. К концу повествования, приготовления были завершены, вскоре поджарился и ягненок. Собаки Ларса завывали на луну, а гномы собрались вокруг костра и уплетали мясо.
С неба пошел первый снег.
[AVA]cs628527.vk.me/v628527079/18497/SpTSyiZUL7I.jpg[/AVA]

Ундомиэль слушала возлюбленного с улыбкой на губах. Он будто был с ней постоянно, чувствовал её, умел понимать её мысли.
- Ты прекрасен во всем, мой принц. И ничто не изменит того, что я тебя люблю. Прошу тебя, не злись на меня, - Арвен устало вздохнула, прикрыв глаза и вслушиваясь в шум ветра, играющего с осенней листвой. Тишина сада и близость Леголаса наполняли душу Ундомиэль умиротворением.
- Я для тебя - будто открытая книга, ты знаешь обо мне всё, понимаешь меня, как никто иной. Все хотели сделать из меня Лютиен, с детства растили меня на историях о ней, не сильно заботясь о моих желаниях. Со временем это стало и моим желанием - найти своего Берена, стать для него самой жизнью и отдать всю себя. Арагорн ведь в нашу первую встречу назвал меня Тинувиэль. Но сердцу не прикажешь и я, встретив настоящую любовь, наконец смогла открыть глаза. Спасибо тебе, мой возлюбленный. Если бы не ты, я так и бродила бы в потемках, не зная ли любви ни счастья, - Арвен притянула к себе Леголаса и нежно поцеловала его, буквально трепеща в его объятьях. Трепет этот вызывало не плоское желание, приносящее удовольствие телу, дрожь в теле вызывала одна мысль о том, что наконец-то тот, кого Арвен действительно любит, нашел её.

и эти люди несколько времени назад бугуртили о неканоне 

Элронд заставил себя подробно и вдумчиво рассказать отбывающим воительницам о том, что может их ждать в Могильниках и по пути к Кирдану. Посоветовал к кому в Ривендейле стоит обратиться для того, чтобы получить провизию в дорогу и некоторое снаряжение, которое могло бы им понадобиться, от души пожелал удачи и стойкости и тихо, но очень прочувствованно поблагодарил Элледель за высказанные в слух слова о верности своим клятвам. А еще больше, но правда про себя, за невысказанные о клятвопреступничестве. После того, как девы покинули террасу, Элронд повернулся к Леди Галадриэль. В его серых глазах, как в море, одна волна тревог и забот сменяла другую.
-Я полагаю, Нервэн, нам нужно поговорить с Арвэн и Трандуилионом. Их слова... я не могу подобрать точного слова, пожалуй, впервые за последни несколько тысяч лет. Было ли тебе известно о том, что узы их любви с Элессаром не столь крепки? Еще совсем недавно она отбывала из Ривендейла, неся в своем сердце любовь к нему и желание как можно скорее увидеться. Будто птичка, выпорхнула она и, словно птичка же попала в чужие сети. Но в праве ли мы осуждать ее выбор, особенно если она говорит об их... единении, как о свершившемся факте?
Тяжелые мысли терзали владыку, сосало под ложечкой от неправильности и постыдности такого поступка. Это было очень по-людски.
Теперь я четко вижу, что время эльдар ушло. И те, кто не ушел в Валинор, изменяются. Сам мир меняет нас, обтачивает по человеческому лекалу. И как к этому всему относиться?