Фарамир

Фарамир хотел уже что-то ответить на ее милые щебетания, но поцелуй оборвал его на полуслове, и он с трепетом отдался ему. На этот раз нежные касания снова перешли в страстные. Фарамир был человеком достаточно выдержанным, и точно знал свои границы, за которые переходить не следовало, и теперь балансировал на грани, но вкладывал в этот поцелуй все годы томительного ожидания, все мысли об Анариэли, все мечты о ней. Он и прежде целовал девушек, но сейчас происходило нечто совершенно удивительное. Ему казалось, он отрывается от земли, парит над брусчаткой мостовой, и тело его словно было наполнено теплым солнечным светом и стало совершенно невесомым. 
Он оторвался от губ Анариэли с трудом, когда почувствовал, что снова теряет контроль над собой. 
- О, милая, прости мне мои приземленные мысли,- прошептал он, почти прижавшись губами к ее уху,- но я не могу дождаться, когда сделаю тебя своей окончательно, когда тела наши смогут почувствовать то, что сейчас чувствуют души. Как же я хочу, чтобы миг этот поскорее настал. Как же я хочу... тебя,- он замолчал - немного сконфуженный своей откровенностью, но тут же улыбнулся девушке,- идем же скорее,- он потянул ее за руку - голубятня располагалась сразу за углом тихой тенистой улочки, где они остановились,- я хочу скорее написать князю Армендилу о том, как люблю его дочь, и какой счастливой я собираюсь ее сделать.

Прикосновения Анариэли, казалось, обжигали его даже сквозь плотную ткань сюртука и рубаху. Фарамир чувствовал, как у него начинается нещадно кружиться голова, а одежда неудобной и тесной. Сейчас, смешанное с беспредельным счастьем, это ощущение пьянило сильнее самого крепкого вина, и на мгновение капитан испугался, что не сможет справиться с собой. Но и отпустить девушку, отстранить ее от себя, он тоже был не в состоянии. Однако необходимо было сделать над собой это усилие, иначе все это могло закончиться совсем уж неприлично, а впервые познать свою будущую супругу Фарамир намеревался в тени их спальни на ароматных простынях, а никак не здесь, среди переплетения ветвей, как какой-нибудь эльф из развратных рассказиков. 
Он напряженно выдохнул и отстранился от Анариэли, не выпуская ее из объятий, но сделав их менее интимными. 
- Остановись, любимая,- почти взмолился он с тихим смехом,- если ты продолжишь так меня касаться, я за себя не ручаюсь...- он в последний раз поцеловал ее, и наконец отпустил, но тут же взял за руку, словно боялся перестать касаться ее даже на мгновение,- нет,- сказал он серьезно,- твоему отцу напишу я. Немедленно. А потом тебе предстоит познакомиться с моим,- капитан невесело усмехнулся,- и хорошо, что меня ты встретила до того, как познакомилась с ним. Он - великий человек, но очень.... своеобразный. Хотя,- он легко поцеловал ее в уголок губ,- уверен, о такой невестке, как ты, он и мечтать не смел, так что все будет хорошо.

Кто самый шустрый и наглый?)

После первого страстного порыва теперь сердце Фарамира затопила нежность. Он чувствовал, что улыбается сейчас, должно быть, как последний идиот, но ничего не мог с этим поделать. Капитан ласково погладил девушку по щеке, убрал за ухо выбившуюся прядку золотых волос. 
- Ты оберегала меня все эти годы,- проговорил он,- мне кажется, что я жив и невредим лишь благодаря тебе. Я тоже полюбил тебя с первого взгляда, и теперь жалею лишь о тех бесконечных днях, которые мы потеряли, находясь вдали друг от друга. О, Анариэль... Анариэль, я люблю тебя...
Решение родилось в нем мгновенно, как вспыхивает в небе зарница. Оно было таким простым, таким логичным и правильным, что Фарамир на миг даже удивился, как эта мысль раньше не пришла ему в голову. 
Он снова склонился к девушке, запечатлел на ее губах еще один нежный поцелуй, потом, отстранившись, отогнул ворот своей рубахи и бережно, словно хрупкую птичку из-за пазухи, вытащил серебряный медальон на длинной тонкой цепочке.
- Я обещал тебе, что буду хранить его до тех пор, пока не смогу наслаждаться твоим образом наяву, вместо нарисованного, и теперь я возвращаю тебе его,- он снял медальон с шеи и сразу, не выпуская одной руки Анариэли, опустился перед ней на одно колено,- но взамен я прошу твоей руки,- глаза Фарамира блестели, когда он смотрел на Анариэль снизу вверх,- скажи, милая Анариэль, станешь ли ты моей женой?

Ноги Анариэль подкосились от этого столь долгожданного поцелуя и не держись она за Фарамира - осела бы на землю. Голова шла кругом от дурманящего чувства, что это наконец происходит не во сне, а наяву. Столько раз она представляла это в своих мечтах, что уже и отчаялась, что это произойдет в действительности.
- Я так долго ждала тебя. Но ни на секунду я отчаявалась. Я так давно мечтала об этом. Милый мой Фарамир. Прошу, не пропадай больше никогда, - Анариэль торопливо шептала слова своему возлюбленному. Дыхания не хватало, она делала короткие вдохи и снова продолжала шептать, ни на секунду не размыкая рук, будто боясь, что стоит разомкнуть объятья и Фарамир пропадет, растает вместе с предрассветным туманом.
Анариэль чуть привстала на носочки и не открывая глаз начала покрывать короткими поцелуями лицо Фарамира, ища губы. Этот поцелуй был столь нежным, как и все остальные, но не таким быстрым. Девушка будто была путником, заплутавшим в пустыне и наконец-то нашедшим источник воды. Она не могла в полной мере утолить желания целовать этого мужчину. Румянец уже давно прилил к её щекам, но никакого смущения девушка не испытывала - всё происходящее было именно тем, чем являлось и что-то внутри подсказывало, что так оно и должно быть.
- Я столько раз хотела написать, как сильно я люблю тебя. Но я боялась, что бумага не передаст всех тех чувств, что я испытываю к тебе. Я полюбила тебя ещё в тот день, когда увидела и более твой образ не покидал мои мысли, - Анариэль сказала это чуть отстранившись от возлюбленного и глядя в эти прекрасные глаза, обладатель которых украл её сердце.

Слова были больше не нужны.
Когда Анариэль побежала к нему, Фарамир успел сделать лишь несколько шагов вперед, прежде, чем заключить ее в объятия. Он больше не думал, не анализировал, не вспоминал прошлого,не думал о будущем. Здесь и сейчас существовали лишь они двое - вдали от всего мира, совершенно одни, но наконец-то вместе.
Фарамир чуть отстранил девушку от себя, но лишь затем, чтобы в следующий миг впиться в ее губы страстным горячим поцелуем. Это было возмутительно неприлично, но это не имело ровным счетом никакого значения. Фарамир так часто видел этот момент во сне, пока был вдали от Анариэли, что сейчас его охватило ощущение, что на свете не было более естественной и правильной вещи, чем целовать ее. Он запустил руку в мягкие волосы на затылке девушки, прижимая ее к себе плотнее, и отпустил лишь затем, чтобы глотнуть воздуха и снова вернуться к поцелую. Под  сомкнутыми веками у капитана вспыхнули и сгорели дотла миллионы ярких звезд, и, казалось, само время замерло, пока они сливались в этом отчаянном и таком долгожданном поцелуе. 
Он сумел отпустить ее лишь через несколько долгих восхитительных минут и, дрожа от волнения, заглянул ей в глаза.
- Ты не сон,- прошептал он, чуть задыхаясь,- это правда ты, милая.

ага. Догонят и еще раз дадут)) 
А вообще, да! Наконец-то!

Ахахаха! Выпивка всем за мой счет!

Денетор тяжело вздохнул, мрачно взглянул на сына и призвал себя к терпению и терпимости.
-Хорошо, Фарамир, будь по-твоему. Но, застольные беседы на сегодня закончены. Чтобы не терять времени, возьми вон ту стопку бумаг. Там жалобы и судебные тяжбы. Ты будешь сортировать их по значимости и решать отказать или удовлетворить, а я буду подписывать. Поглядим, насколько ты готов стать новым наместником.
Денетор устроился на своем троне, велел принести чернила и бумагу и приготовился к тяжелой, но продуктивной ночи. Спать в присутствии постороннего, даже если этот посторонний - его собственный сын, Наместник не собирался. 
Шелестели бумаги, слышалось хмыканье и периодически тишину нарушали короткие реплики. Работа кипела. К тому моменту, когда уверенно встало солнце, все прошения оказались рассмотрены.
-Ночь кончилась, Фарамир. Уходи.
Наместник распрямил затекшую спину, размял плечи и устало потер глаза. Сейчас стоило позавтракать и лечь ненадолго вздремнуть. 
И все же, что заставило Фарамира так настырно торчать у меня в спальне? Что вдруг на него нашло...
Приступ паранойи всколыхнулся с новой силой, заставляя Наместника возвращаться мыслями к мрачной ситуации в стране и в мире.

Это всего лишь вопрос географии и точки зрения)
 
 
а, точно, Митрандир. Таинственный любитель маленьких волосатых человечков...
 
Бгг, вот на этом примере я бы приличиям вряд ли выучился)) Скорее уж - вопреки ему)

К процветанию Гондора и к тому, что в аду для толкиенистов для меня приготовят именной стул с шипом в сиденьи) 

Хотелось бы обратить внимание на это описание улиц Верхнего яруса Минас-Тирита и вот для чего. для меня лично совершенно неоспоримым фактом является наличие в Минас-Тирите водопровода по принципу древне-римского - с гор по акведукам вода спускается непосредственно в город, где распределяется по домам - вероятно - не по всем, но остальную потребность большого города без реки в пресной воде обеспечивает система слива и сбора дождевой воды.
НО! Согласно закону сообщающихся сосудов, наличие работающих фонтанов в мире, где не существует насоса, возможно только на НИЖНИХ уровнях города, где вода выталкивалась бы только за счет собственного напора, согласно приведенному закону. Однако, если предположить, что в МТ известен такой механизм как Архимедов винт (основа простейшего насоса), то в городе возможно не только наличие фонтанов в парках для знати, но и такие механизмы ,как краны и даже душ (пока это возможно только на нижних ярусах, см. выше). посему, при наличие винта, для приведения его в действие необходима только тягловая сила. При том, что паровая машина в этом мире отсутсвует, а электропривод - тем более, это может быть либо тягловая скотина (мул, ходящий по кругу), либо специальные люди (но я против этого варианта). А если нам, гондорцам, ведомы принципы движения воды и распределения давления, то тут недалеко и до оросительных плотин на Андуине, что приведет к увеличению ВВП, который перестанет зависеть от погодных условий (иными словами, засуха нам больше не страшна)).
Вот. Фарамир начал изобретать)

----------- Из покоев наместника через казармы гарнизона --------
 
Все было сделано - необходимые распоряжения отданы. Четырнадцать отрядов по девять человек из лучших разведчиков были сформированы, экипированы и отправились вдоль реки в очень краткие сроки - Фарамир лично простился с каждым командиром, пожелав счастливого пути и выдав сопроводительную грамоту. Еще три группы - побольше  - отправились за пределы Гондора. В их состав вошли более искусные войны, и их задача заключалась в том, чтобы проследить возможные передвижения врага за границами государства и в случае необходимости принять вынужденные удары на чужой территории. Гонцы с посланиями были разосланы во все княжества, и трое - все офицеры довольно высокого ранга - отправились в Рохан с посланием, которое Фарамир составил лично. 
Еще одно послание  Фарамир отправил вслед отряду Дамрода - в казармах ему сообщили, что друг уже отправился выполнять его поручение, и теперь капитан лишь дополнял отданные ранее распоряжения.
И вот, с делами было покончено, и Фарамир остался один на один с собственными мыслями и усталостью. До сих пор - сразу после совета, получив приказы отца и услышав от него те самые, важные слова, капитан принялся за исполнение поручений с таким рвением, словно успел хорошо выспаться и отдохнуть. Но теперь, когда он шагал обратно к Цитадели для разговора с Митрандиром, усталость снова навалилась на него. А вместе с ней - кое-что похуже. 
Неожиданно - словно удар кинжалом в спину - до сознания Фарамира дошло понимание - его брат погиб. Почти наверняка погиб - Арагорн не был в этом полностью уверен, но надежды практически не было, и как бы ни старался Фарамир убедить себя, что не все еще потеряно, что всегда нужно надеяться на лучшее, он понимал, что все это - лишь самообман и нежелание смириться с фактами.
Боромир умер. 
Фарамир споткнулся и чуть не упал - мысль эта, такая четкая, такая краткая и простая - вспыхнула в его мозгу, и, как удар вподдых, выбила весь воздух из легких. Его старший брат - защитник, товарищ, друг - да всего и не перечислишь! - умер. Он больше никогда не вернется домой, никогда стражи у ворот не протрубят торжественное приветствие, когда Боромир - немного усталый, в запыленных одеждах, но с вечной улыбкй на лице - въедет в город. Фарамир больше не выбежит его встречать. Никогда больше брат не будет его шутливо подтрунивать, не будет сочувствовать его горестям, оберегать от всего на свете, радоваться его победам. Никогда больше не будет надежным плечом рядом в час сражения и спутником в маленьких приключениях, когда будет царить мир.
Ничего этого не будет - Боромир умер, а Фарамир даже толком не смог с ним попрощаться. Брат уезжал из Минас-Тирита в спешке, и капитан едва ли сейчас мог вспомнить, какими были их последние слова друг другу - едва ли что-то значительное. Скорее всего, какая-нибудь бессмысленная ерунда - Боромир не думал, что не вернется, а Фарамир был совершенно уверен, что брат его никогда не терпит поражений. 
О, если бы осталась еще хоть капля надежды, хоть отблеск ее, хоть какая-то уверенность в том, что Боромир еще жив, Фарамир собрал бы отряд - или отправился бы один спасать его, выспросив у Арагорна, где и как все произошло. Но сейчас во всем этом просто не было смысла. 
Фарамир шел медленно, почти не разбирая дороги - чуть заплетающиеся ноги вели его сами, пока наконец он окончательно не сбился с пути и не оказался в каком-то уединенном закутке улицы, где посреди небольшой площадки рос городской дуб - неуклюжий собрат лесных гигантов. Фарамир замер - теперь его душили совершенно неуместные, недостойные сына наместника, слезы. Он сжал кулаки, стараясь злостью прогнать тяжелую скорбь из сердца и слезы из глаз.
- Почему тебе вздумалось умирать именно сейчас?! - вскричал он, тряхнув головой, - Почему?!

Фарамир был отозван из Итилиэна в Осгилиат, где несколько недель они вместе с братом занимались тамошними укреплениями, готовили гарнизон к возможному нападению и проверяли состав и готовность войск. К моменту, когда Фарамир вернулся на южную границу, весна уже миновала, и лето было на самом пике.
"Милая Анариэль, - писал Фарамир, - мои письма становятся слишком редкими и отрывочными - все из-за того, что я оказываюсь то на одной части фронта, то на другой. Армией командует мой брат, но ему нужна и моя помощь. Всякий раз возвращаясь, я боюсь не найти твоего письма, что было бы знаком того, что ты позабыла меня.
Помнишь ту книгу, что ты читала, когда мы встретились? ты забыла ее на стрельбище, и я все еще храню ее, чтобы отдать при встрече. Я прочитал ее столько раз, что и не сосчитать! помнишь ту часть, что Лотириэль думает, что Тирстан погиб, и отец ее пытается выдать ее замуж за Лодвига? признаться, я боюсь, что и с нами может произойти нечто подобное. С моей стороны эгоистично просить тебя ждать меня, и потому я прошу хотя бы верить в меня. Пока ты в моем сердце, я не смею погибнуть. А это значит, что жить я буду вечно.
Верь в это.
Твой Фарамир."

Фарамир был отозван из Итилиэна в Осгилиат, где несколько недель они вместе с братом занимались тамошними укреплениями, готовили гарнизон к возможному нападению и проверяли состав и готовность войск. К моменту, когда Фарамир вернулся на южную границу, весна уже миновала, и лето было на самом пике.
"Милая Анариэль, - писал Фарамир, - мои письма становятся слишком редкими и отрывочными - все из-за того, что я оказываюсь то на одной части фронта, то на другой. Армией командует мой брат, но ему нужна и моя помощь. Всякий раз возвращаясь, я боюсь не найти твоего письма, что было бы знаком того, что ты позабыла меня.
Помнишь ту книгу, что ты читала, когда мы встретились? ты забыла ее на стрельбище, и я все еще храню ее, чтобы отдать при встрече. Я прочитал ее столько раз, что и не сосчитать! помнишь ту часть, что Лотириэль думает, что Тирстан погиб, и отец ее пытается выдать ее замуж за Лодвига? признаться, я боюсь, что и с нами может произойти нечто подобное. С моей стороны эгоистично просить тебя ждать меня, и потому я прошу хотя бы верить в меня. Пока ты в моем сердце, я не смею погибнуть. А это значит, что жить я буду вечно.
Верь в это.
Твой Фарамир."

Эпизод 6. Big boys - big toys
 
Весна запаздывала. Днем и ближе к вечеру ветер уже пах влажной просыпающейся землей и дымом далеких костров, но по утрам воздух был прозрачным и ледяным, как в середине зимы. Он щипал щеки и жег в груди при каждом вдохе, вырываясь на выдохе обратно облачками белого пара. Холод делал утреннюю тишину звенящей и всепоглощающей, и каждый звук, казалось, разносился на много миль вокруг. В просторном внутреннем дворе Цитадели под ногами хрустели замерзшие за ночь лужи и удары металла о металл отражались от тяжелых серых стен. - Ноги ровнее, не приседай! – резкий отклик растворился в ледяном безмолвии камней, не вызвав эха,- локоть выше и рукоять держи крепче, это же меч, а не лютня. - Да я стараюсь! – в голосе Фарамира слышалась плохо скрываемая обида, хотя, скорее всего, на самого себя. В конце концов, ему было больше не десять лет, а в нынешние неспокойные времена умение держать меч правильно становилось чуть ли не самым важным из всех. - Мало стараешься,- Боромир крутанул собственный клином вокруг ладони, словно на него были обращены сейчас глаза не только младшего брата, но и восхищенной толпы, готовой славить подвиги своего воеводы. Не то чтобы он был из тех, кто любил рисоваться, но Боромир точно знал, в чем он хорош и что получалось у него почти играючи, и принимать похвалы за это он не считал зазорным. Сейчас, однако, красоваться было не перед кем – к уважительным, иногда даже восхищенным взглядам брата он вполне привык. И сейчас было совершенно не до того. Кроме того, его движения Фарамир, кажется, даже не заметил – он расстроено смотрел на собственные руки, стараясь понадежней перехватить рукоять тренировочного меча, словно прикидывал про себя, что нужно сделать и как встать, чтобы не получать больше сердитых окриков. Боромиру стало даже немного стыдно, хоть он и знал, что все, что он делал сейчас, делалось во благо младшего брата. - Ладно,- сказал он примирительно,- давай еще разок, внимательней. Фарамир с готовностью кивнул – он всегда очень чутко реагировал на изменения тона и настроения собеседника, и сейчас, конечно, почувствовал, что Боромир хочет подбодрить его, хоть и не говорит этого прямо. Он принял оборонительную стойку, поднял меч. Всего несколько выпадав, лязг металла, и тренировочный клинок Фарамира отлетел в сторону. Юноша дернул рукой – на тыльной стороне ладони остался красный след от удара. Боромир, не ожидавший ничего подобного, откинул свой меч и бросился к брату. - Прости,- выпалил он,- я не хотел так сильно. Больно? Дай посмотреть. Фарамир поднял на него глаза и поспешно прижал ушибленную ладонь к груди. - Все в порядке,- отозвался он, явно стараясь не морщиться от боли,- я недоглядел, пропустил удар. Давай еще разок? Боромир с сомнением посмотрел ему в глаза – он точно знал, как это неприятно пропускать такие вот удары – рука после них могла распухнуть и перестать слушаться. Но упрямство младшего брата ему было по сердцу – в мальчишке чувствовался внутренний стержень, характер, который за внешностью Фарамира и его вежливыми деликатными манерами разглядеть было сложно. Сейчас проще было согласиться, чем унизить его отказом и предложением сходить к лекарю – если станет худо, Фарамир сможет решить это и самостоятельно, в его ответственности сомневаться не приходилось. А пока же нужно было просто позволить ему проявить стойкость. - Ладно, последний заход,- великодушно ответил Боромир,- я проголодался. Фарамир быстро сбегал за отлетевшим в сторону мечом и, чуть поморщившись, сжал его в руке. - На этот раз – ты нападай,- подбодрил его Боромир. Брат сдвинул брови так, словно это могло помочь ему сделать удачный выпад, и двинулся на старшего. Две высокие фигуры в тени древних белокаменных стен Боромир заметил первым. Они появились беззвучно, словно материализовались прямо из леденящего воздуха. Отец смотрел на них с братом, чуть склонив голову к плечу, прищурив глаза и поджав губы – его обычный оценивающий взгляд, пробиравший до костей даже тех, кто привык к нему. Гость стоял чуть дальше, за его плечом, и под широкими полями островерхой шляпы его лица было не разобрать. Фарамир резко двинулся вперед, нанося рубящий удар – клинок просвистел в воздухе, и Боромир легко отразил эту атаку, но встречный маневр проводить не стал. - Достаточно,- сказал он, всем своим видом показывая, что не заметил появления зрителей. Фарамир, стоявший к ним спиной, непонимающе воззрился на брата. Тот серьезно кивнул, будто в подтверждение своих слов,- перед завтраком немного потренируемся в стрельбе. Фарамир удивленно поднял брови. Он знал, что в стрельбе из лука Боромир был не особо хорош – они оба это знали. Ему не хватало терпения чтобы прицелиться и скорости, чтобы пускать одну стрелу за другой. Старший брат предпочитал сходиться с противником лицом к лицу, стрелы же считал оружием, безусловно, полезным и действенным, но не таким эффективным, как верный меч в надежной сильной руке. Совсем иначе дело обстояло с Фарамиром – он в стрельбе из лука даже в свои неполные пятнадцать лет не знал себе равных. И сейчас он почти мгновенно догадался, почему Боромир так поспешно решил сменить занятие. Юноша опустил меч и обернулся. Ни отец, ни его спутник не шелохнулись – это было частью представления, и Денэтор явно ждал, что же будет дальше. - Хорошо, как скажешь,- поспешил согласиться Фарамир. Боромиру было хорошо известно, насколько высоко брат ценит отцовскую похвалу, еще более долгожданную из-за того, что такую редкую. Иногда старшему брату казалось, что Денэтор нарочно не обращает внимание на заслуги Фарамира, но с чем это было связано, Боромир не знал. Ему самому жаловаться здесь было совершено не на что. Кажется, с тех самых пор, как он научился ходить, не хватаясь за юбки матери, любое его достижение возводилось в ранг подвига. И иногда это страшно утомляло. Боромир отложил свое оружие и подошел к брату. Похлопал его по плечу, демонстративно не глядя на отца. - Ты сегодня молодец,- сказал он так громко, чтобы во всех концах тренировочной площадки его точно услышали. Фарамир посмотрел на него с благодарностью и коротко улыбнулся, кивнул и накрыл руку брата на плече своей рукой. - У меня хороший учитель,- ответил он тихо, но совершенно искренне. - Идем на стрельбище,- улыбнулся Боромир в ответ. - Позже,- отец говорил негромко, почти в полголоса, но каким-то непонятным образом его голос расползся над площадкой, как клочковатый утренний туман. Он шагнул вперед, навстречу сыновьям, и оба они выпрямились, будто были солдатами, готовыми предстать перед командиром. Денэтор подошел к ним, перевел взгляд с одного на другого – на лице Боромира задержался немного дольше. – мне нужно поговорить с тобой, сын мой,- обратился он к нему. Боромир заметил, что спутник отца, которого он, конечно, узнал, подошел следом за ним и остановился в шаге от Денэтора. Теперь он внимательно смотрел из-под полей своей шляпы на обоих братьев, и Фарамир, которого его визит радовал несказанно больше, чем Боромира и Денэтора, старался не таращиться в его сторону. - Мы тренировались,- без капли враждебности, но очень настойчиво ответил Боромир. Разговаривать с отцом с глазу на глаз прямо сейчас ему совершенно не хотелось. Хотя бы потому, что он отлично знал, о чем будет этот разговор. С тех пор, как старшему сыну стукнуло двадцать лет, Денэтор задался целью устроить ему достойную партию. И никакие доводы о том, что двадцать лет – это совсем еще не возраст для женитьбы, а Боромиру больше хочется стать полководцем и защищать свою страну от врагов, чем беспокоиться о жене и детях, конечно, не действовали. Упрямство Фарамир унаследовал от отца, и, в отличие от него, еще не достиг в нем больших высот. Сейчас, как предполагал Боромир, Денэтор поведает ему об очередной невесте из Дол-Амрота или Лоссарнаха, девице достойной и воспитанной, а главное, тринадцатой дочерью после двенадцати сыновей. Ничего из этого ему было неинтересно. Он терпел это из уважения к отцу, и благодарил судьбу за то, что тот пока не начинал настаивать на немедленном браке. - Продолжите позже,- холодно ответил Денэтор,- дело это не терпит отлагательств. - Может, мы сначала хотя бы позавтракаем? – решил не сдаваться Боромир. Ему и правда не хотелось оставлять сейчас Фарамира. Тот прятал ушибленную руку за спиной, и поглядывал на брата с плохо скрываемой досадой. Денэтор, кажется, неподчинения да еще на глазах у гостя терпеть был не намерен. Он сдвинул тяжелые брови. - Идем со мной,- проговорил он тихо и почти с угрозой,- я не стану повторять дважды. Боромир открыл было рот, чтобы ответить в тон отцу, но тут гость сделал еще один шаг к ним и остановился рядом с Фарамиром. - Доброе утро, юноши,- обратился он к обоим братьям, и Боромир заметил досадливое выражение, промелькнувшее по лицу отца,- я надеялся, что ты, дружок,- гость улыбнулся Фарамиру,- составишь мне компанию в библиотеке, пока твои отец и брат заняты. Я почти уверен, что нашел один древний свиток, на который тебе полезно будет взглянуть. Фарамир явно колебался, но в конце концов неуверенно кивнул. - Конечно, Митрандир,- ответил он, снова взглянул на старшего брата и пошел вслед за волшебником. *** В Чертоге Королей царил промозглый полумрак. Войдя вслед за отцом, Боромир поежился. Разгоряченный после утренних упражнений, он мгновенно замерз и жалел теперь, что не накинул плащ поверх рубахи. Шаги гулко отдавались под сводчатым потолком. Отец шел молча в шаге перед Боромиром, опустив голову, и впервые юноша заметил, что широкие плечи Денэтора заметно поникли – он начал горбиться, чего прежде никогда не бывало. Все его фигура, казалось, осунулась и согнулась – Денэтор был еще не стар, но походка его едва уловимо стала похожа на походку старика. Это было неприятное наблюдение. При всем своем недовольстве некоторыми поступками наместника, Боромир любил и уважал отца. Тот был для него примером и опорой, как бы несправедливо ни поступал иногда с младшим сыном. Денэтор остановился у ступеней королевского трона. Боромир застыл в шаге от него, не нарушая молчания. Отец несколько долгих секунд стоял, не поворачиваясь, будто раздумывал – стоит ли сесть в кресло наместника. Наконец он медленно опустился в него, и теперь Боромиру стало наконец видно лицо отца. В тяжелом сумраке неосвещенного чертога черты его лица казались смазанными и нечеткими. Глубокие тени залегли под глазами, от носа вниз к подбородку опускалась глубокая складка, которой Боромир прежде не замечал. Сейчас, когда отец сидел перед ним, превратившись вдруг в глубокого старца, юноша понял, что разговор, кажется, пойдет не о новой невесте. Отец молчал, и Боромир чувствовал себя все более и более неуютно. Он был теперь маленьким мальчиком, провинившимся и теперь ждущим наказания за проступок. Юноша неуверенно переступил с ноги на ногу. От сумрачного холода или от тяжелого взгляда отца он почувствовал, как по коже идут мурашки. - Ты стал совсем взрослым,- неожиданно заговорил Денэтор. Глаза его смотрели, кажется, мимо Боромира, куда-то ему за спину, где в полусвете высились каменные изваяния королей древности. Боромир неуверенно пожал плечами, не зная, стоит ли отвечать на подобное заявление. – ты – мой наследник. Моя надежда,- продолжал, меж тем, Денэтор,- надежда всей нашей страны. - Не я один,- ответил Боромир. Он любил похвалу, особенно заслуженную, но от этой ему стало не по себе,- у Гондора много достойных сынов. А у тебя – двое. Денэтор, кажется, пропустил его слова мимо ушей. Боромир не представлял, как можно было так состариться за такой короткий срок – кожа отца была болезненно бледной, а в глубоких темных глазах плескалась усталость. Давно ли юноша внимательно вглядывался в лицо отца? Боромир не мог вспомнить, но перемена, замеченная сейчас, настораживала его. - Тревожные вести приходят с севера,- продолжал Денэтор, и Боромир подумал, что все наконец становится на свои места. Наместник никогда не испытывал восторга от визитов Митрандира, и теперь, вероятно, маг привез с собой тревожные известия. Война была вокруг них, она была фактом жизни, таким же неизбежным, как зимний холод или наступление старости. Они научились жить с ней, научились видеть глубже и дальше, но при этом – сосредотачиваться на том, к чему можно было прикоснуться, что еще оставалось за границами войны. Но сейчас, вероятно, что-то произошло, и Митрандир приехал, чтобы сообщить об этом. - Враги готовят наступление? – спросил Боромир. Он был уже достаточно взрослым, чтобы вести армию в бой – по крайней мере, сам о себе он думал именно так. И в нем давным-давно поселилась мечта о ратных подвигах и немеркнущей славе. В своих мыслях Боромир был Первым Стражем Цитадели, отважным защитником города, воином Гондора, ведущим войско к победе над неприятелем. Он знал, что так все и будет, но сейчас, кажется, будущее наступало раньше, чем юноша мог себе представить. - Враги наступают и отступают,- ответил Денэтор, и вспыхнувшая надежда в Боромире погасла в миг,- и буревестники могут каркать, сколько им вздумается. Наши границы надежно охраняются, и наши воины не знают себе равных, и укрепятся еще больше, когда к ним присоединишься ты… но речь не об этом. Денэтор поднял глаза, и взгляд его устремился вверх, по мраморным ступеням, Боромир понял, что отец смотрит на пустой трон, возвышавшийся над ним. - Митрандир ничего не говорит прямо, как и всегда. На этот раз он приехал безо всякой на то причины. Или по крайней мере, сказал так,- было слышно, что Денэтор готов был вот-вот презрительно рассмеяться. Боромир пожал плечами. - Может, он и правда приехал в поисках древнего свитка в библиотеке,- предположил он. Визиты Митрандира его ни капли не занимали. Приезжая, волшебник обычно либо проводил время за долгими беседами с Денэтором, либо в пыльных залах хранилища. Кто на самом деле радовался этим визитам, так это Фарамир. Тот был спутником Митрандира по его путешествиям за знаниями, с самого детства. После того, как волшебник уезжал, Фарамир и брата пытался приобщить к обретенной мудрости, но Боромиру это было совершенно неинтересно. Если, конечно, пыльные свитки и пожелтевшие страницы книг не рассказывали о сражениях былых времен, когда настоящие герои совершали настоящие подвиги. Денэтор покачал головой. - Но я прозреваю дальше, чем он думает. Я вижу его самого насквозь,- проговорил он, и от улыбки, появившейся на тонких губах отца, Боромир невольно снова поежился,- он приехал посмотреть на то, как я управляю страной, и каких наследников воспитываю. - Ну тогда, полагаю, нам нечего скрывать,- ответил Боромир, стараясь прогнать странное наваждение. Может, Митрандир и говорил загадками и недоговаривал многое, но отец его сейчас вел себя еще более странно и загадочно,- ты правишь мудро и справедливо. И наследники твои оправдывают ожидания. Денэтор окинул сына изучающим взглядом. - Подойди, сын мой,- сказал он, и Боромир приблизился к подножию трона. Денэтор смотрел на него снизу вверх внимательно и пристально, и юноша выдержал этот взгляд. – сколько нужно лет и сколько заслуг, чтобы наместник получил право зваться правителем, а не охранником, приглядывающим за пустующим местом? Боромир не был уверен, что должен отвечать на этот вопрос. Подобные мысли посещали и его, но думать об этом всерьез он не решался. Все знали, что их род не имел права носить корону, в руках наместников была власть над Гондором, но каждое новое поколение получало от предыдущего знание о том, что живут и правят они в надежде, что однажды истинный король займет свое законное место, освободив их от обязанностей и клятв. Боромир считал это несправедливым, но помалкивал. Денэтор был достойным правителем – мудрым, сильным и справедливым, и от него подобные размышления юноша слышал впервые. - Я думаю, не в нашей власти это решать,- наконец ответил он нейтрально. - Не в нашей,- повторил Денэтор. Он медленно поднялся и теперь смотрел на сына в упор – взгляд его был тяжелым и пристальным. Боромир нахмурился. – на моем веку этого не случится,- наконец выговорил он и отступил на полшага. Поднял глаза к пустующему трону, потом вновь посмотрел на Боромира. – поднимись по этим ступеням,- велел отец. Боромир воззрился на него в изумлении. - Мне? Подняться на трон? – приказ этот казался невероятным – Боромир помнил, как в детстве пытался взобраться по этим ступеням, не понимая тогда, почему такое красивое широкое кресло пустует. И был крепко наказан за одну только попытку. А теперь отец фактически велел ему сделать это. Денэтор кивнул. Боромир подавил в себе необоримое желание спросить «А что если кто-то увидит?..», но это было бы проявлением трусости, он прекрасно это понимал. Кроме того, в зале они были совершенно одни – стража осталась за дверью. Боромир отошел от кресла наместника и остановился перед первой ступенью. Лестница вверх, к трону, вдруг показалась ему непреодолимо высокой, словно враз к ней прибавилась еще тысяча ступенек, а ноги стали неподъемными. Боромир сглотнул, сжал кулаки и решительно сделал первый шаг. Гладкий мрамор прошуршал под подошвой сапога – глухой жалкий звук. Боромир устыдился собственной нерешительности. В конце концов, это всего лишь лестница и всего лишь кресло. Он не собирался водружать корону себе на голову и объявлять себя королем. Просто прихоть отца – ничего более. И он, как послушный сын, собирался ее исполнить. Еще один шаг – Боромир поднялся всего на две ступени, но чувствовал себя сейчас так, словно смотрел вниз с крепостной стены на пятом уровне города. Он бросил поспешный взгляд на отца, тот смотрел на него сурово и выжидающе. Боромир поднял глаза и двинулся вверх решительней. Еще пара ступеней. Он чувствовал, как все тело от каждого нового шага наливается уверенной силой – казалось, будь в этой лестнице и правда тысяча ступеней, Боромир пробежал бы их все, даже не запыхавшись. Еще шаг – он слышал, как вокруг него начинает колыхаться приветственными криками толпа. Только теперь все было не как в его прежних мечтах – на нем был не доспех воина, а мантия, и голову сжимал сверкающий венец. Толпа славила не воеводу, но короля. И от этого понимания в груди вдруг стало легко и щекотно, словно Боромир готов был закричать, рассмеяться и расплакаться одновременно. Он остановился на верхней ступени и посмотрел на отца сверху вниз. Тот стоял в шаге от трона, заложив руки за спину, и улыбался так гордо, как, кажется, никогда не улыбался. Его лицо разгладилось и больше не было похоже на лик больного старца. Глаза светились торжеством и радостью, и Боромир почувствовал, как екнуло сердце. Всего одно движение, и он готов был опуститься на трон. Да, это ничего не значило для их страны, для народа и войска, для мира вокруг. Но для него, сына наместника, это значило бы очень многое. Он понял теперь, что хотел ему сказать отец, к чему он его подталкивал, и такое предназначение было волнительным и приятным. Боромир расправил плечи и выпрямился, глядя поверх головы Денэтора, поверх воображаемых голов подданных, прозревая пространство и время, в сторону древнего королевства, поглощенного пучиной. И сейчас он был одним из его королей, славным воином и мудрым правителем. Но неожиданно иллюзия растаяла, как облачко пара. Боромир осознал, что стоит у трона в почти пустом зале и готовится совершить какое-то страшное святотатство. Дело было не в крови, текущей по его жилам, не в происхождении и не в словах отца. Дело было в нем самом, и осознание себя было сейчас оглушительно нежданным и четким. Боромиру было двадцать лет, и к этим годам похвастаться подвигами, за которые его могли бы славить в веках, он не мог. Юноша перехватил удивленный и разочарованный взгляд Денэтора. Сделав над собой усилие, отвел глаза не сразу, но все же отвел. По ступеням Боромир слетел стремительно и, встав рядом с отцом, беззаботно улыбнулся. - Я хотел бы отправиться к границам,- заявил он, теперь прямо глядя на Денэтора,- если будет на то воля правителя, я хотел бы возглавить один из пограничных отрядов. Денэтор несколько мгновений молчал, хмурясь, потом все же кивнул. - Думаю, время для этого настало,- сказал он с прохладцей, и Боромир почти услышал несказанное «для этого – да, но не для иного». *** Боромир нашел его там, где и предполагал – в саду Палат Врачевания. Фарамир любил это место больше прочих в городе. В Минас-Тирите, среди каменной кладки и древних тяжелых стен садов было очень мало, и каждый раз Фарамир с радостью ездил в Итилиэн или Дол-Амрот ради того только, чтобы побродить по тенистым тропинкам меж разросшихся кустов и ароматов цветов. В этот же сад весна еще не пришла – брат сидел на каменной скамье под высоким деревом, ветви которого только начинали покрываться липкими зеленоватыми почками. Он сосредоточенно подкручивал колки на массивной десятиструнной лютне, время от времени касаясь струн. Боромир подошел к нему почти неслышно – брат поднял голову от своего инструмента лишь когда тот присел рядом на скамью. - Ну как твои занятия? – начал Боромир беседу первым. Фарамир ухмыльнулся. - Тебе ведь совсем неинтересно,- он не спрашивал – констатировал факт, и брату ничего не оставалось, кроме как признать его правоту. Он рассмеялся и развел руками, мол, свой долг он выполнил – задал вопрос. Фарамир рассмеялся следом. – Митрандир нашел свиток, рассказывающий об одном из королей древности. Но он ни с кем не воевал, так что едва ли тебе он понравится. - А что – были и такие? – Боромир изобразил удивление. Память о разговоре с отцом всколыхнулась в нем смутным отблеском беспокойства, но тут же улеглась – рядом с Фарамиром он всегда был старшим братом – уверенным, сильным, готовым прийти на помощь словом и делом. И демонстрировать свои сомнения и тревоги было не след. - Представь себе,- Фарамир широко улыбнулся. Боромир знал – после общения с Митрандиром у брата всегда поднималось настроение. Младший брат тянулся к мудрости, которую иные руки и уста дать ему не могли. И Боромир догадывался, что это была одна из причин того, что Денэтор скептически относился к достижениям младшего сына. Тот больше слушал заезжего волшебника, чем родного отца. И иногда Боромир пытался намекнуть Денэтору, что отцовские уста были скупы и на знания, и на похвалы, но это было бесполезно. - О чем вы говорили? – прямо спросил Фарамир, и Боромир под спокойным взглядом его не по-юношески мудрых серых глаз немного стушевался. Соврать Фарамиру было практически невозможно. Уже в таком юном возрасте он видел людей насквозь, хоть и оставлял по большей части свои знания о них при себе. - О власти наместника,- ответил Боромир туманно, и тут же спросил, не давая Фарамиру возможности задать вопрос первым,- ты читал о королях Гондора? Что определяет их власть? Фарамир нахмурился, и на мгновение Боромир испугался, что он спросит о причинах такого вопроса, но брат лишь пожал плечами. - Происхождение и сила – духа и тела,- ответил он наконец,- но, насколько я понял, это не все. Боромир сдвинул брови и молчал, глядя на брата. Тот явно подавлял в себе желание спросить «А что?», но вместо этого продолжал: - Говорят, что истинный король Гондора не только великий воин. Он также великий целитель, и руки его способны исцелить самые страшные из недугов. Боромир отвел взгляд и рассеянно кивнул головой. - Все истории о героях описывают их так, словно они идеальны во всем,- заметил он,- я не знаю ни единой истории, где бы герой был подвержен сомнениям, боли или страху. Но ведь на самом деле таких людей не бывает. - Может быть, ты просто мало читал,- улыбнулся Фарамир,- это правда, что легенды рассказывают нам о героях без страха и слабости. Но если заглянуть глубже… Боромир поднял руку, и Фарамир замолчал. Он смущенно покрутил один из колков и вздохнул. - Митрандир говорит, что грядет война,- проговорил юноша тихо-тихо,- не просто стычки и нападения, к которым мы привыкли. Настоящая война. Боромир посмотрел на брата долгим серьезным взглядом. Тот не повернулся к нему, казалось, полностью поглощенный колками на своей лютне. - Спой мне,- попросил Боромир. Фарамир вскинул на него изумленный взгляд, потом скептически ухмыльнулся. - Ты ведь ненавидишь, когда я пою,- напомнил он. - Вовсе нет,- покачал Боромир головой,- я ненавижу песни, которые ты поешь. Спой что-нибудь, что мне нравится. Фарамир неуверенно кивнул и устроил лютню на колене. - Отец назначил меня командиром отряда, патрулирующим Броды,- вдруг на одном дыхании выдал Боромир, и рука Фарамира замерла над струнами,- играй,- попросил Боромир, опуская веки,- играй же.
Эпизод 7. Поражение.
 
Орки напали глубокой ночью, когда над пограничным лагерем царили тьма и тишина. Они пришли со стороны гор – маленький отряд, легко вооруженный. И сперва казалось, что набрели они на лагерь совершенно случайно. Их атака была быстрой и яростной, но какой-то беспорядочной и отчаянной.  Когда в тишине ночи тревожно запели сигнальные рога, Боромир проснулся мгновенно, словно только этого и ждал. Хотя в сущности, пожалуй, именно так оно и было – за одиннадцать месяцев, проведенных в настоящем воинском отряде, он ни разу толком не участвовал ни в одном серьезном сражении. Дисциплина у подчиненных ему воинов всегда была отменной, а район, в котором они несли службу, не отличался особой опасностью. Через эти броды сунуться в Гондор решились бы лишь настоящие безумцы, и Боромир, теперь приучивший себя к неподдельной воинской жизни, иногда думал, что все его навыки, все его таланты и вся благородная ярость тратятся зря. Война была на пороге, но стучаться в дверь не спешила. И вот наконец, кажется, свершилось. По тому, как резко зазвучал рог, юноша сразу понял – предстоит добрая схватка. Вот уже год он почти каждую ночь ложился спать, не откладывая далеко свой меч и даже зачастую, не снимая сапог. Из легенд древности Боромир знал, что настоящие мужественные герои никогда не обременяли себя тяжелым обмундированием, и поэтому, а еще потому, что привык сражаться налегке, юный командир не носил ни кольчуги, ни лат, ни даже шлема, мешающего обзору. Меч, подаренный ему отцом в тот день, когда Боромир впервые принял командование отрядом, был очень тяжелым, двуручным, с искусно вырезанной рукоятью, и, откладывая его в сторону, юноша убеждал самого себя, что бережет его для настоящей войны, для схваток куда более славных, чем та, что предстояла ему сейчас. В бою же он предпочитал легкий клинок без всяких украшений – такой, каким сражался едва ли не каждый воин в его отряде. И солдаты очень высоко ценили своего командира за это.  Когда на укрепления накатилась первая волна нападавших, Боромир отдал приказ лучникам. А после того, как на желтой осенней траве осталась лежать добрая половина врагов, стало понятно, что доброй сечи сегодня можно не ждать. Стоило остаткам небольшого отряда орков преодолеть первый рубеж обороны, их встретили стальной стеной отважные защитники гарнизона. Люди шли в атаку без страха, орки же, которых гнала вперед какая-то неведомая сила, нападали с отчаянной злобой, похожей на безумное опьянение, но силы их, конечно, были не равны. Уже предвкушая, как через несколько минут, когда последний враг будет повержен или обращен в бегство, он вскинет руки в победном салюте, и вместе со всеми будет кричать «За Гондор! За Наместника!», Боромир ринулся в атаку впереди всех. Противник был смят за считанные мгновения, откуда-то справа уже донесся торжествующий вопль «Победа!», и Боромир досадливо подумал, что сам бы хотел первым выкрикнуть это магическое слово – разве это не было его право, как командира? Но неожиданно прямо на него понесся огромный широкоплечий орк с кривым черным ятаганом. Он едва ли видел, куда бежит – его ослепил ужас нависшей над ним гибели, и от этого руки его, кажется, налились грозной, хоть и беспорядочной силой. Боромир заметил его слишком поздно – орк налетел на него и едва не сбил с ног. Юный командир успел неуклюже отскочить в сторону и выставить вперед меч. Орк развернулся, кинулся на него, взмахнул ятаганом, и черное лезвие едва не выбило клинок из рук Боромира. Тот пригнулся, отклонился от удара и поспешил нанести встречный – откуда-то слева послышался голос кого-то из воинов «На помощь командиру!», и юноше захотелось крикнуть в ответ «Не надо! Я сам!», словно он боялся, что подчиненный догадаются, что у него не достает сил побороть противника. Одного-единственного полубезумного орка! Взметнулся черный ятаган, Боромир встретил этот удар прямым блоком, но на этот раз рука его не выдержала. Предплечье от запястья вверх прошила вспышка горячей боли, и меч отлетел в сторону. Боромир поднял глаза на орка, и в узкой щели забрала его тяжелого шлема увидел глаза собственной смерти. Вот и все – успело пронестись в голове – первый же бой, первая победа, и такая нелепая смерть. Орк размахнулся вновь, Боромир выпрямился, и не думая бежать прочь от смертоносного удара. Когда клинок врага застремился вниз, метя ему в шею, Боромир все же отпрянул – лезвие рассекло плотную кожу походной куртки, в первый миг юный командир даже не почувствовал боли. По боку слева потекло что-то густое и горячее, и за миг до того, как сознание его поглотила тьма, Боромир увидел, как кто-то из его воинов снес проклятому орку голову.  Он очнулся от тихих приглушенных голосов где-то в отдалении. Не сразу сообразив, что произошло, Боромир попытался встать, но резкая парализующая боль в боку повалила его обратно и чуть снова не погасила сознание. Он сжал зубы, чтобы не застонать в голос, но тут над ним возникло лицо Амдира – умудренного опытом воина, одного из лучших в отряде. Оно было обеспокоенным и бледным, но, увидев, что юный командир очнулся, Амдир улыбнулся. - Не двигайся,- проговорил он тихо,- ты ранен, но не смертельно. Боромиру очень хотелось попросить воды – губы пересохли, а во рту словно бы ночевали вороны, но вместо этого он с усилием спросил: - Мы победили? Амдир кивнул. - Ни один не ушел,- ответил он,- ты мужественно сражался, мой мальчик. Боромир дернулся – да, Амдир был вдвое старше и в сотню раз опытней его, он учил в свое время Боромира правильно держать стойку, но это вовсе не давало ему права называть своего командира «мой мальчик». Спорить, однако, у юноши не было никаких сил. Он откинулся на подушку – потолок шатра над головой кружился, на грудь навалилась тяжелая усталость, рану тянуло, но куда больнее было чувство горькой досады. Бой был выигран, но он, Боромир, едва не погиб и получил нелепейшую рану, которая неизвестно как надолго вывела его из строя. Такого уж точно никогда не случалось ни с кем из героев старых баллад. Боромир смежил веки и замер. - Не волнуйся,- голос Амдира теперь доносился до него словно бы из-под воды, и юный командир чувствовал, как волны раскачивают его тело, словно он лежал в лодке и позволял бурному течению нести ее. – у тебя жар, рана загноилась, но мы отправим тебя в Минас-Тирит. Там тебя быстро поставят на ноги. Боромир вынырнул из уютной темноты забытья и вздрогнул в отчаянной попытке выкрикнуть «Нет! Только не это!» Этого ему еще не хватало – возвращаться домой, пред суровые очи отца побежденным, униженным, с тяжелой раной, полученной в пустяковом сражении. Этого просто нельзя было допустить. Но правда была в том, что поделать с этим Боромир ничего не мог. Очень скоро он снова погрузился в беспамятство и бред, смутно видя, как потолок над головой сменил полог повозки, затем его несли куда-то, и наконец погрузили в прохладный ароматный плен простыней. Заботливые руки меняли влажный компресс на горячем лбу и повязки на воспаленной ране – боль будила Боромира, вытаскивала из милосердных объятий сна, он пытался вырываться, метался, снова и снова видя перед собой занесенный над его головой ятаган.  Он очнулся ранним утром, когда солнечный свет только-только начал просачиваться в комнату. Покои в Палатах врачевания были светлыми и просторными, почти лишенными мебели. Здесь пахло целебными травами и совсем немного – кровью и болезнью. Боромир повернул голову к окну, попытался приподняться на подушках – в теле еще гнездилась тяжелая муторная слабость, хотя рана, кажется, почти затянулась и теперь не болела, а тупо ныла под свежей повязкой. Боромир огляделся. У дальней стены, в нескольких шагах от его постели, свернувшись в широком и на вид страшно неудобном деревянном кресле, спал Фарамир. Он опустил голову на спинку, поджал под себя ноги, и создавалось впечатление, что он только что смежил веки, давая отдых глазам, и прикорнул на секунду.  - Эй,- позвал Боромир, и брат вскинулся, будто он прокричал это прямо ему на ухо. Фарамир вскочил и в один шаг оказался у кровати брата. Лицо его, покрытое юношеским светлым пушком, осунулось, под глазами залегли глубокие тени, но Боромир подозревал, что сам выглядит еще хуже.  - Ты проснулся,- брат улыбался так искренне и радостно, что Боромиру стало почти стыдно за решение, принятое за миг до пробуждения,- как хорошо! - Долго я спал? – спросил Боромир, силясь устроиться поудобней. Фарамир быстро помог ему приподняться, пихнул ему под спину подушку и оправил край одеяла.  - Пять дней,- ответил Фарамир,- тебя сильно лихорадило, ты бредил, но сегодня ночью жар спал, и я решил подождать, пока ты проснешься. – брат протянул руку и сжал ладонь Боромира в своей,- я очень боялся за тебя,- признался он шепотом,- я даже думать не хотел, что было бы, если бы ты умер. - Но я не умер,- Боромир посмотрел на брата серьезно и мрачно,- хотя лучше бы умер, наверно. - О чем ты говоришь? –Фарамир разве что не отпрянул в ужасе от этих его слов, и старший отвел глаза. Признаваться мальчишке, который всегда брал с него пример, в собственном позорном падении, было тяжелее всего. Что там суровый взгляд отца или сочувственный взгляд Амдира – именно в глазах Фарамира Боромир боялся упасть больше всего. Но и лгать ему он не мог. - Тебе рассказали, что случилось? – спросил юноша прямо. - Тебя ранили, когда вражеский отряд напал на броды,- отчеканил Фарамир, как заученный урок,- ты сражался мужественно, но противник был больше и одержим.  Сейчас, когда Фарамир рассказывал то, что, видимо, ему самому рассказали спутники Боромира, эта история казалась не такой уж позорной. Но Боромир-то знал, что все было не совсем так. Одно незначительное сражение, и он уже оказывается на пороге смерти. Что же будет, когда врагов будут полчища? Нет-нет, вверять участь Гондора в руки такого бездаря, как он, было бы катастрофой. Хорошо еще, что не поздно все изменить.  - Я кое-что решил,- медленно начал Боромир, стараясь не прятать глаза под испытующим взглядом Фарамира,- я… Закончить он не успел – дверь комнаты с негромким скрипом отворилась, и на пороге возникла высокая фигура отца. Фарамир, только что сидевший на крае кровати, подавшись вперед, подскочил, отступил на шаг и вытянулся по струнке. Наместник не удостоил его даже взглядом. Неторопливым размеренным шагом он подошел к кровати старшего сына. Внимательные черные глаза изучали лицо юноши, и Боромир сумел не отвернуться. Отец тоже выглядел усталым и постаревшим с тех пор, как они виделись в последний раз, но сейчас ни единое движение его лица не выдавало, рад он тому, что сын его пришел в себя, или нет.  - Ты очнулся,- выговорил он тихо и ровно, будто просил слуг подать в комнату больше свечей,- хорошо.  Ну что ж – решил Боромир – раз уж теперь вся семья была в сборе, момент объявить о своем решении настал. И если уж ему не хватило мужества выйти из схватки невредимым, то уж признаться отцу и брату, что он больше не хочет командовать отрядом пограничников, юноша должен был, не дрогнув.  - Мне сказали, твоя рана закрылась и скоро совсем заживет,- Наместник не шевелился, руки его, худые и нервные, были сцеплены между собой, и только это выдавало его волнение,- добрые вести. - Это еще не все вести,- решительно заговорил Боромир, и отец удивленно изогнул бровь,- я подвел тебя,- на одном дыхании продолжил юноша,- я не смог выстоять в схватке с противником, и едва не погиб, покрыв имя нашей семьи позором. – Наместник слушал его спокойно, не перебивая и не сводя с лица сына цепких холодных глаз,- потому,- Боромир сглотнул – во рту болезненно пересохло, он буквально чувствовал, как стоявший в стороне Фарамир, сверлит его взглядом,- и потому,- повторил юноша,- я прошу тебя снять с меня обязанности командира отряда Бродов. Полсекунды в комнате висела тишина. - Нет,- негромко, но очень четко ответил Наместник. Боромир вскинул на него удивленный взгляд.  - Нет? – переспросил он растерянно. В такой значительный момент отец мог бы проявить и побольше участия и заинтересованности, чем просто бросить этот короткий отказ.  - Я не люблю повторять,- отозвался Наместник,- ты останешься командиром этого отряда. И как только рана твоя заживет, отправишься обратно на границу до следующего моего распоряжения. - Но отец…- Боромир не понимал, чего в нем сейчас было больше – удивления, злости или досады, что отец не понял его благородного порыва спасти Гондор от такого нелепого полководца, как он,- я едва не погиб в ерундовом сражении, едва не сложил голову не за что, а ты говоришь… - Не бывает ерундовых сражений,- ответил Наместник, и впервые с того момента, как он появился в комнате, Боромир заметил в глубине его черных глаз искру скрываемых чувств. Каких именно, сказать было сложно, но юноша ощущал, как от ровного размеренного тона его голоса узлы отчаяния в душе развязываются один за другим, и собственный страх поражения начинает казаться глупым,- все вместе эти битвы, даже самые мелкие и легкие, лишь части общей войны за свободу Гондора. А эта рана,- он кивнул в сторону перевязанного торса юноши,- твоя первая. Но не последняя.  Боромир молчал. Все, что он передумал, все страхи и вся неуверенность вдруг показались ему возмутительно глупыми. Он вел себя, как капризный мальчишка, который бросает урок, не дающийся с первого раза. Он опустил глаза. Хотелось извиниться за эту непростительную слабость, но юноша знал, что извинения его будут излишни.  - Я понял, отец,- кивнул он, не поднимая головы, но чувствуя, что Наместник удовлетворенно коротко кивнул. Боромир посмотрел на него. - Но кто командует отрядом, пока меня нет? – спросил он уже совершенно обычным деловитым тоном,- одну атаку мы отбили, но эти орки откуда-то ведь взялись, и нет никакой гарантии, что вскоре они не нападут снова. - Я назначу кого-нибудь из Стражей, пока ты не оправишься,- махнул рукой Наместник. - Я могу,- неожиданно раздался голос за правым плечом Боромира. Отец сурово нахмурил брови. Фарамир, сжимая и разжимая кулаки, ступил вперед, и Боромир видел, что он старается не дрожать от волнения, как герой, вышедший один на один биться с драконом.  - Что ты можешь? – Наместник окинул младшего сына скептическим взглядом. - Занять место моего брата, пока он не вернется к отряду! – прямо заявил Фарамир, и с каждым словом его голос звучал все более решительно. Наместник же, кажется, был близок к тому, чтобы презрительно усмехнуться. - Не говори ерунды,- отмахнулся он,- для того, чтобы командовать отрядом, ты слишком молод.  - Мне почти семнадцать! – с жаром возразил юноша,- Боромир сам учил меня сражаться,- Фарамир бросил на брата быстрый взгляд, ища его поддержки. Старший же был так удивлен этой внезапной тирадой, что не знал, что и сказать,- я читал много книг, и знаю, как нужно командовать,- продолжал Фарамир,- кроме того,- он ступил вперед, словно хотел надвинуться на отца, выглядеть внушительней в его глазах,- кроме того, ты ведь и сам впервые вышел на поле боя в моем возрасте.  Таких подробностей о жизни Наместника сам Боромир не знал, и сейчас ему показалось, что брат выбрасывает на стол козырь, в ценности и правдивости которого он вовсе не уверен. Последний шанс, последний удар. Но Денэтор неожиданно медленно кивнул. - Это правда,- выговорил он словно нехотя, и черные глаза его снова остановились на Боромире,- но решение за твоим братом. Он командир, а ты… Боромир перевел взгляд с отца на брата и обратно. Фарамир воззрился на него с надеждой, обмануть которую было просто нельзя. Но юноше вдруг снова стало страшно. Принимать решения за себя – это было одно. Отец был прав – одна рана способна лишь закалить и вдохнуть новые силы. Но совсем другое было отправлять на возможную смерть младшего брата. Пусть искусного, пусть начитанного и уже достаточно взрослого, чтобы отдавать приказы армии. Боромир вздохнул. Но ведь с другой стороны нельзя было также лишать брата права сразиться за то, во что все они так свято верили. Да и обучил он его совсем неплохо, что и говорить. - Ладно,- наконец выговорил он, и прозрачные серые глаза Фарамира заискрились радостной улыбкой,- пусть он покомандует вместо меня,- отец сдержанно кивнул и собрался было уходить,- Но,- остановил его Боромир, подняв руку и наградив брата суровым взглядом,- только до тех пор, пока я не вернусь.
Эпизод 8. Цена победы.
 
На праздник Летнего Солнцестояния в Эдорас сыновья Наместника Гондора на этот раз поехали вместе. До сих пор, сколько мог припомнить Фарамир, такое происходило лишь много лет назад, когда они с братом были еще совсем мальчишками, а визиты в Рохан были частыми и обязательными. В последние же годы такие посольства обычно возглавлял кто-нибудь из князей и время от времени – Боромир. Младший же сын Наместника не бывал в Золотом граде уже несколько лет.  В этот же раз брат очень настаивал, чтобы Фарамир поехал с ним. На границах Гондора наконец установился хрупкий, но пока что стабильный порядок – не без помощи обоих братьев. Младший теперь командовал собственным отрядом, старший же со дня на день должен был принять командование надо всеми силами Гондора и почетное звание Первого Стража Белой башни. Враги были отброшены от границ и затаились – разведчики доносили, что на много лиг к югу от Осгилиата не видно ни единого орочьего лагеря. Фарамир каким-то внутренним чувством, необъяснимым даже для него самого, подозревал, что это лишь затишье перед бурей, миг обманчивого спокойствия. Но подобными беспочвенными подозрениями не хотел портить моментов торжества для брата и воинов, славящих его имя. К неполным двадцати четырем годам Боромир уже снискал себе уважение и почет – и немалую роль в этом сыграл установленный той весной мир. Но из-за этой смутной тревоги, из-за нехороших предчувствий Фарамир с куда большим удовольствием остался бы в Минас-Тирите, поведал бы отцу о своих измышлениях и, может быть, поучаствовал бы в подготовке нового плана обороны от возможного нападения. Но Боромир был упрям и непреклонен, и в Гондоре еще не родился человек, способный его переспорить. - Король Теодэн устраивает Воинские игры,- с жаром рассказывал брат, когда оба они стояли в отцовском кабинете, пока Наместник пытался работать, несмотря на неудержимый поток сыновьего энтузиазма,- и я хочу, чтобы Фарамир поучаствовал! Тебе непременно нужно поучаствовать, братишка,- повернулся Боромир к младшему. Фарамир, чуть стушевавшись, открыл было рот, но Денэтор заговорил первым: - Ерунда,- отрезал он, не отрывая взгляда от очередного письма,- ты – езжай и поучаствуй. А у него дел и здесь предостаточно. Фарамиру на миг стало обидно, что отец рассуждает о нем так, словно его нет с ними в комнате, но эта обида тут же стерлась от осознания того, что Наместник, кажется, действительно считает, что здесь, в Минас-Тирите, присутствие Фарамира важнее, чем участие в каких-то там игрищах.  - Ничего не ерунда,- Боромира, однако, остановить было не проще, чем табун испуганных роханских жеребцов,- ты же видел, как он стреляет из лука! Да у лебеннинских лучников, которые каждый год выигрывают, против него никаких шансов! Надо наконец утереть им носы и показать, что сыновья Наместника вовсе не пальцем деланы! Денэтор поморщился от грубого высказывания, поднял глаза на старшего сына, потом перевел усталый взгляд на младшего. - Нет уж,- проговорил он ровно,- как бы они не поняли обратного, если он проиграет. Пусть уж лучше смотрят на тебя и на тебя ровняются.  На этот раз у Фарамира от обиды и внезапно вспыхнувшей злости перед глазами все поплыло. Так вот, значит, как. Вот, значит, в чем дело. Отец боялся, что он опозорит его на глазах у ближайшего союзника. Фарамир и сам не понял, как ступил вперед, прямо и решительно глядя на отца.  - Я хочу поехать, отец,- заявил он, сжимая кулаки,- и я покажу им всем! Боромир рядом с ним одобрительно и даже гордо кивнул, Денэтор же смерил сына холодным оценивающим взглядом, остановил темные глаза на лице Фарамира, и у того хватило сил не отвернуться, хотя очень хотелось. - Будь по-вашему,- после секундной паузы произнес отец,- ты за него отвечаешь,- кивнул он в сторону Боромира, и тот с готовностью похлопал брата по плечу.  Уверенность Фарамира в своей победе начала истончаться, стоило им выехать за стены Минас-Тирита. Он прекрасно знал, каковы из себя лучники Лебеннина – некоторые из них несли службу в его собственном отряде, и он имел возможность убедиться, что стрелы их не знали промаха. Военные игры в Эдорасе были традицией старой и славной. В них участвовали только лучшие, и пусть особой славы снискать там было и невозможно, но имена победителей запоминались и передавались из уст в уста. Также, как имена проигравших. Фарамир и правда из всех видов оружия предпочитал длинный тисовый лук и тяжелые стрелы. Он достаточно наловчился, чтобы не стыдно было использовать свои навыки в бою. Но ведь соревнование – это совсем другое дело. В реальной схватке от попадания в цель зависели жизни людей. В играх же главное было попасть в цель – при том что целей высших у этого действа не было вовсе. На протяжении всего пути Фарамир думал о том, что же будет, если он действительно проиграет. Холодный, даже немного насмешливый взгляд отца снова и снова вставал у него перед глазами. За всю свою жизнь Фарамир мог по пальцам пересчитать случаи, когда Наместник смотрел на него с иным выражением, кроме безразличия, насмешки или раздражения. Он со всеми суров – пытался убеждать его Боромир, но Фарамир-то знал, что это не так. Вернее – не совсем так. Да, отец был суровым правителем и некогда – славным воином, не знавшим страха и пощады к врагам. Его боялись и уважали в равной степени. Он мог быть безжалостным и резким с кем угодно. Но его взгляды на Фарамира были совершенно особыми. Каждым из них отец будто снова и снова задавался вопросом – «за что мне в сыновья достался именно ты?» И почти всю свою жизнь Фарамир старался изо всех сил, чтобы добиться его одобрения. Но, судя по всему, выигранных схваток, поверженных врагов и прочитанных книг было недостаточно. Фарамир был Фарамиром, как бы ни пытался стать кем-то еще. И в этом была его главная проблема. - Ты думаешь, я правда смогу победить? – спросил он шепотом у брата, когда они въезжали в главные ворота Эдораса. - Конечно,- хмыкнул Боромир,- иначе я бы тебя с собой не потащил. Я ведь за тебя отвечаю, и твоя победа – и моя тоже.  Фарамир благодарно улыбнулся ему и собирался сказать что-то в ответ, но неожиданно на широкую пыльную улицу перед ними выехал большой гнедой конь со светлой рыжей гривой, и всадник, правящий им, махнул рукой и издал приветственный возглас. - Смотрите, кого нелегкая принесла! – крикнул Теодред, сын короля Теодэна,- неужто сам Боромир, гроза винных погребов? - Кого я вижу! – Боромир дернул поводья своей лошади, останавливая ее,- это же сам Теодред, пьяное копье! Секунду висела растерянная тишина – спутники братьев созерцали эту сцену в замешательстве, даже Фарамир на мгновение почувствовал себя неловко. Но внезапно оба юноши рассмеялись, спешились и, подойдя друг к другу, крепко обнялись. Теодред был ровесником Боромира и ближайшим его другом. Виделись они редко, но уж если виделись, дело никогда не обходилось без доброй драки, рек вина и браги, а потом еще одной драки. Фарамир видел наследника Золотого престола лишь пару раз в жизни, когда тот приезжал с визитами в Минас-Тирит, да и то наблюдал издалека, как они с Боромиром сходятся в поединке на мечах.  - Так и не научился нормально держаться в седле,- покачал головой Теодред, хлопнув Боромира по плечу. - А ты все также держишь меч, как девчонка? – осведомился Боромир в ответ. - Да любая роханская девчонка держит его уверенней, чем ты, дружище,- отозвался княжич, и Боромир сильно ткнул его кулаком в плечо. Теодред незамедлительно ответил тем же, и пока не разгорелась серьезная потасовка, а спутники сыновей Наместника замерли в ожидании дипломатического скандала, Фарамир поспешил спешиться и приблизиться.  - Приветствую принца Теодреда,- проговорил он громко и торжественно. Княжич и Боромир устремили на него удивленные глаза, словно Фарамир прервал нечто ужасно важное в самый неподходящий момент. - Боромир,- проговорил Теодред, скрестив руки на груди,- это не тот ли мальчонка, который расквасил нос, подглядывая за служанками?  - Это был ты,- услужливо напомнил Боромир,- а этот мальчонка – мой брат, Фарамир. И он будет участвовать в Играх.  Фарамир вежливо кивнул, и Теодред, помедлив пару секунд, тряхнул златокудрой головой и рассмеялся. - Если уж мы допускаем до Игр малышню, то пусть и моя кузина поучаствует! – заметил он. Фарамир не понял, что произошло, но в следующий же миг в воздухе мелькнул кулак Боромира, и Теодред отпрянул – его голова дернулась в сторону, и он едва устоял на ногах.  - Следи за языком,- на этот раз тон Боромира был серьезным, голос звучал угрожающе глухо, а на лице не было больше ни капли прежнего веселья. Теодред выпрямился и нахмурил светлые брови. У правого уголка его губ собиралась темная кровь. Княжич мгновение молчал, потом сплюнул в пыль под ногами. Фарамиру захотелось встать между ними, сказать брату, что ничего страшного – он вовсе не обиделся. Теодред шутил со старшим, почему бы не пошутить и с младшим братом? Но княжич уже взял себя в руки. - Прошу прощения,- отчеканил он, глядя прямо в глаза Фарамиру,- моя шутка была неуместной.  - Все хорошо,- только и успел ответить юноша, но княжич уже вскочил обратно на своего коня, а Боромир, не взглянув ни одного из них, направился к своему. Когда они снова ехали по улице Эдораса к Медусельду, Фарамир склонился к брату и тихо спросил: - Зачем ты так? Боромир наградил его тяжелым пристальным взглядом, и в нем Фарамир с ужасом узнал взгляд отца, которым тот смотрел на него, говоря это свое извечное «Ерунда!» Теодред своим глупым шутливым замечанием, кажется, всколыхнул на дне души Боромира тяжелый грязный ил сомнений. - Пусть знает, что обзывать тебя девчонкой и малышней могу только я,- наваждение было секундным, глаза Боромира снова заискрились приветливой улыбкой, но этого мига было достаточно, чтобы стало ясно – брат тоже не то чтобы очень верит в него.  Первые соревнования Игр должны были начаться с рассветом – рукопашные схватки и бои на коротких одноручных мечах. Боромир собирался участвовать в обоих видах, но это отнюдь не помешало ему принять и оценить по достоинству гостеприимство короля Теодэна. Неприятная стычка с Теодредом, кажется, была полностью забыта. Во всяком случае, когда Фарамир уходил из зала в отведенные ему покои, оба молодых воина, обнявшись и размахивая в воздухе наполовину опустошенными кружками с брагой, распевали какую-то разудалую песню.  Окна его комнаты выходили на запад, и хотя стояла уже глубокая ночь, горизонт был позолочен недавно закатившимся солнцем, и небо над ним казалось призрачно медовым. Фарамир постоял немного у окна, вглядываясь в лениво плывущие над степью облака, потом прошелся по комнате и присел на низкое твердое ложе. Улегся поверх расшитого покрывала, закинул руки за голову и устремил взгляд в резной потолок. Сон никак не шел, и Фарамир всеми силами пытался думать о чем-то другом, кроме пустых взглядов отца и брата и того, как Наместник скажет «Ну вот, я так и знал», а Боромир ответит с притворным ободрением «Ничего! Он очень старался».  Юноша закрыл глаза и попытался бездумно прислушаться к крикам, пению и смеху, доносящемуся из главного зала. Но вскоре это начало лишь раздражать его, и про себя он принялся читать наизусть Песнь о падении Гондолина. Но и это не помогло – история чужого падения действовала на него ничуть не ободряюще. Окончательно отчаявшись, Фарамир взялся считать про себя коней, чтобы выбросить из головы вообще все мысли, сосредоточившись только на этих нехитрых подсчетах. Но на одном из этих коней, разумеется, скакал княжич Теодред, и его насмешливый голос снова повторял «Малышня… малышня…» Никакая я не малышня! – хотелось крикнуть Фарамиру и самому, вместо брата, заехать Теодреду по лицу, но вместо этого он теперь слышал жестокое, короткое и сухое «Ерунда».  Он проснулся от того, что солнечный луч прожигал ему веки. Фарамир вздрогнул, чихнул и открыл глаза. Накануне он так и заснул – полностью одетым, поверх покрывала, не закрыв ставни. И теперь голову ломило, словно он выпил накануне больше всех собравшихся. Нужно было пойти к Боромиру, если он еще был жив после вчерашнего, и сказать ему, что в соревновании лучников Фарамир участвовать не будет – он перебрал, и у него тряслись руки – это было более или менее похоже на правду. И лучше такая маленькая ложь и сочувственный взгляд брата, чем публичный позор на глазах у всех. Он нашел брата у выхода в просторный внутренний двор, где уже собиралась толпа, пришедшая поглазеть на рукопашные бои. Боромир был одет в простую роханскую рубаху, широкие штаны, заправленные в голенища мягких сапог. Выглядел он подтянутым и свежим, словно накануне лег спать раньше всех. Он улыбнулся брату, когда тот приблизился.  - Ну и вид у тебя! – заметил старший, и улыбка его немного померкла,- ты же вроде вчера почти не пил.  - А ты пил,- отозвался Фарамир. Сейчас, заработав добрую приветливую улыбку одним только своим появлением, он уже не ощущал такой уверенности, что сказать Боромиру о своем неучастии, будет так уж просто. – и как это у тебя получается?  - Я поил Теодреда,- отмахнулся Боромир беззаботно,- чтобы сегодня у него против меня не было шансов. - У него и так против тебя не было шансов,- заметил Фарамир совершенно искренне, и Боромир благодарно рассмеялся.  - Я действую наверняка,- ответил он с наигранной гордостью. – Лучники соревнуются после полудня – я уложу всех, и приду посмотреть на тебя, идет? – Боромир смотрел на него прямо и уверенно, от вчерашнего выражения в его глазах не осталось ничего, но Фарамир уже открыл было рот, чтобы сказать, что участвовать он не будет, но над тренировочной площадкой запели рога, объявляя начало турнира. Боромир на миг задержался, притянул брата к себе, сжал в секундных крепких объятиях и, не дав ему сказать ни слова, поспешил на площадку.  Фарамир остался стоять с опущенными руками и ощущением, что сердце его сейчас выскочит из груди. Это было слишком. Настолько слишком, что казалось, брат догадался о его сомнениях и специально все это сделал, не давая ему возможности отказаться.  Фарамиру не хотелось идти на зрительские скамьи и наблюдать за соревнованиями. Ему хотелось спрятаться, подумать в тишине и одиночестве, собраться с мыслями и силами, чтобы принять окончательное решение, а там, под приветственные крики толпы это было сделать невозможно. Он поднялся по небольшой деревянной лестнице на длинную навесную галерею, прошел по ней до угла, а оттуда взобрался через небольшое слуховое окно в помещение, напоминавшее огороженную часть чердака. Ноги будто сами вели его – до сих пор в Медусельде ему бывать приходилось не так часто, чтобы знать его потайные лазейки. Единственное окно на противоположной части выходило во внутренний двор, но шум сюда – видимо, из-за какого-то причудливого свойства бревен или конструкции – почти не доходил. Фарамир осторожно прошел по стропилам, служившим здесь полом, устроился в углу, недалеко от окна, и замер. Это было идеальное место. Юноша вздохнул и хотел уже погрузиться в размышления, но тут в слуховом окне появилась маленькая светловолосая голова. Фарамир застыл, глядя, как юркая девочка лет семи с толстой золотой косой за спиной, влезла в отверстие и, балансируя двумя раскинутыми руками, пробежала по стропилу до открытого окна во двор. Она была похожа на какого-то мелкого лесного зверька – осторожного и проворного. Фарамир удивленно следил за ней, не зная, что же делать – на то, что его уединение будет нарушено да еще и таким образом, он никак не рассчитывал. Девочка, меж тем, присела у подоконника, высунулась из окна и застыла. Еще через секунду она что-то досадливо пробормотала и начала тянуться дальше. Фарамиру показалось, что она вот-вот вывалится наружу, и тут уж было не до размышлений. Он ринулся к ней, перехватил ее за пояс и мягко втянул обратно. Девочка вскрикнула, извернулась и начала отбиваться так яростно, словно и правда была хищным зверьком.  - Эй, эй,- Фарамир отпустил ее и покорно поднял руки,- я боялся, ты упадешь. Я не хотел тебя напугать! Девочка застыла и посмотрела на него серьезными серыми глазами – глубоко осуждающими. - Я не напугалась,- ответила она гордо,- просто тебя здесь быть не должно. Это мое место. - Прошу прощения,- Фарамир учтиво склонил голову перед маленькой воительницей,- я не знал, что оно твое, и лишь по незнанию пришел сюда без разрешения.  Девочка милостиво кивнула головой, даруя ему, видимо, свое прощение. - Ты пришел посмотреть на бой? – осведомилась она с пониманием. - Нет,- покачал головой Фарамир,- совсем наоборот. Я не хотел на него смотреть, и потому пришел сюда. - Ерунда,- фыркнула девочка,- кто же не захочет смотреть на бой между лучшими воинами Рохана и Гондора? Я вот пришла посмотреть, как мой кузен отлупит этого глупого гондорца! - Но почему же ты не пошла к зрителям? – спросил Фарамир, мысленно представляя, был ли еще на свете человек, осмелившийся бы вслух назвать Боромира, сына Денэтора, «глупым гондорцем»,- там ведь лучше видно. - Меня наказали,- девочка надула губы и скрестила руки на груди,- за то, что я сбежала. - Сбежала? – удивленно переспросил Фарамир, обводя малышку взглядом.  - К папе,- кивнула она с гордостью,- он командует эоредом, который недавно направили к Эмин Муилу, я хотела поехать с ним, но мне не разрешили. И тогда я сбежала.  Фарамир молчал, глядя в глаза девочке. В светлых зрачках плескалась ярая решимость, и отчего-то юноше вдруг почудилось, что, не верни беглянку домой злая судьба, она легко пошла бы в бой вместе с эоредом отца. Мысль была глупой и странной, но Фарамиру вдруг стало стыдно за самого себя. Тоже мне – достойное поведение гондорского командира отряда,- мысленно обругал он себя,- прячется на чердаке, боясь проиграть в глупом соревновании.  Девочка оценивающе смотрела на него, будто могла читать его мысли.  - Очень жаль, что тебя наказали,- вдруг проговорил Фарамир, улыбнувшись ей.- я буду участвовать в соревновании лучников – сегодня после полудня. И я хочу свою победу посвятить тебе, юная воительница Рохана.  Девочка приосанилась, перекинула косу с плеча за спину и величественно кивнула. - Это ничего,- сказала она,- я буду следить за тобой отсюда. Только обязательно победи,- добавила она серьезно. *** Посылая в цель последнюю, победную стрелу, и слыша, как толпа взрывается его именем, Фарамир вдруг подумал, что совершенно забыл спросить, как зовут ту, кому он был обязан этой победой.

В городе постоянно говорили о войне, волнение от этого охватывали всех, в том числе и Анариэль. Девушка старалась быть сильной и не поддаваться панике, но с каждым днём это было все более сложной задачей, особенно, когда люди говорили о серьезных стыках на границе. От этих речей сердце Анариэли замирало, отказываясь биться. Но девушка утешала себя мыслями о том, что если бы с её возлюбленным что-то случилось бы, она бы почувствовала.
Письмо от Фарамира снова пришло после большого перерыва, но от этого оно принесло лишь больше радости девушке, читающей его. Слезы счастья от того, что её любимый жив и здоров. Разделяющее их расстояние будто таяло при мыслях о Фарамире.
 
"Как много я хочу сказать тебе, милый мой Фарамир. Столько слов, столько новых для меня чувств. Все они рвутся наружу, но тебя нет рядом, поэтому всё уходит в пустоту. Я живу лишь мыслями о тебе. Иногда мне кажется, что я даже слышу твой голос среди шелеста листвы на ветру. Так грустно осознавать, что это лишь ветер и листья, а не ты, вернувшийся, чтобы утешить меня в своих объятьях.
Ты отважный воин, ты не боишься смерти, но прошу тебя, будь осторожен и береги себя. Без тебя моя жизнь мне мила не будет.
В Минас-Тирите все в панике, все боятся войны. А я спокойна, я знаю, что ты защитишь меня. Ты и славные воины Гондора, которые находятся под твоим командованием.
Храню в сердце твой образ, милый мой Фарамир. Навеки твоя Анариэль."

[AVA]cs624623.vk.me/v624623316/38cf9/d4OAncbU-Ak.jpg[/AVA]
[NIC]Амдир[/NIC]
[sTA]Мир, дружба, пиво[/sTA]
 
Амдир вздохнул и покачал головой. И весь сыр-бор произошел из-за того, что мальчишке вздумалось поиграть в войну. Подумать только. Сложно было представить, что это растрепанное создание родилось на свет раньше самого первого наместника Гондора и, вероятно, видело воочию самого короля Исилдура. На второй взгляд, как и на первый, принц Леголас мог бы сойти за одного из тех парнишек, что только вчера взяли в руки меч и щит, и теперь рвались в гущу событий, не зная, что такое настоящая война. 
- Благодарю, Эльфхельм,- он снова учтиво кивнул. В гонце не осталось ни злости, ни ехидства - только усталость. Он посмотрел на Леголаса со вздохом,- но не мне решать, принимать тебя в армию Гондора или нет. Как я уже говорил раньше, я отвезу тебя к своему командующему, но ему врать бесполезно, он читает в чужих сердцах - так что хорошенько подумай, что именно ты ему скажешь. 
Отвернувшись от принца, Амдир тоже потянулся. 
- Нет, рассвет в степи я не встречал,- сказал он, подавляя зевок,- но, честно признаться, порядком устал, и предпочту поспать несколько часов, спасибо.

Сказала женщина человек!!! Да вы только и можете, что своих мужей разорять!

[AVA]cs624623.vk.me/v624623316/38cf9/d4OAncbU-Ak.jpg[/AVA]
[NIC]Амдир[/NIC]
[sTA]Слегка озадачен[/sTA]
  Амдир прекрасно знал, кто этот "он", о котором вспомнил Леголас, и здравый смысл подсказывал, что эльф совершенно прав. Еще он подсказывал, что за подобные разговоры, что вели они сейчас с Эльфхельмом, отвечать придется им двоим - каждому перед своим правителем, и союз двух стран, скорее всего, от этого не пострадает - только его, Амдира, голова или, скорее всего - должность. Он мог бы многое еще сказать и про "деревню в окрестностях Дол-Амрота", и про то, в чьих жилах текла какая кровь, но все эти слова - принц был совершенно прав! - были промыслами Врага. Для него, общего зла, вбить клин между друзьями и братьями было основной и самой эффективной стратегией. И он, Амдир, как Страж Цитадели, как воин Гондора, как человек - не должен был этого допустить.  Он принял кубок из рук Эльфхельма, отпил и поклонился.  - Прости мне мою дерзость, маршал Эльфхельм,- проговорил он,- это твоя земля, и на твоих плечах лежит тяжелая ноша, я должен был быть более сдержанным. Прими мои сердечные извинения. Латимир,- окликнул он своего воина,- вернись к костру.  Сделав еще один глоток, Амдир наконец взглянул на Леголаса. - Что до тебя, принц,- мальчишка - весь в слезах, дрожащий и растрепанный, все еще в пыли, выглядел выпавшим из гнезда птенцом, но Амдир решил не поддаваться на этот раз, пока не добьется правы,- маршал говорит правду? Ты - посланник в Ривенделл?

[NIC]Кинахат[/NIC]
[sTA]Тот, кто невидим в тени[/sTA]
[AVA]i2.2photo.ru/medium/h/c/17297.jpg[/AVA]
Капитан пиратов смерил Дамрода-Гамблунга презрительным взглядом. Руку, естественно, он не пожал. 
- За мной ребята. Пусть эти щенята сами добираются до города!
Пираты покинули лодку следопытов, разгарпунивая ее и отпуская в свободное плавание... Судно под черным парусом продолжило свой путь вверх по реке.
Кинахат облегченно выдохнул...
- Пронесло! - воскликнул он, поворачиваясь к гондорцам. - Повезло, что я знаю этого труса! Он один из немногих, кто отказался идти в Серебристые Гавани.
Кинахат дернул плечами.
- "Мы должны остаться здесь, чтобы обеспечить защиту порта", - передразнил он. - Тьфу! - Видимо, у парня были свои счеты с каждым, кто решил остаться в Умбаре...
Дальнейший путь прошел в молчании. Лодку следопытов никто не пытался остановить - никто из умбарцев не верил, что можно безнаказанно пройти патрули на реке. Так, тихо и мирно, лодчонка вошла в порт. Там на якоре стояло несколько громадных судов, и куча маленьких суденышек. Но все равно, до прошлого величия, флоту Умбара было далеко. Что подтвердила кривая ухмылка Кинахата. 
Парень провел лодку вглубь порта, в места не столь оживленные. А затем, он провел гондорцев в одну из прибрежных лачуг на окраине. 
- Старайтесь не привлекать к себе внимания.
Впрочем, наставление было излишним: на пути следопытов не попался никто. Кинахат провел своих спутников в один из домиков, заперев за ними двери.
- Итак, - молвил парнишка, зажигая лампы и закрывая ставни. - Скажу прямо: мне не нравится то, что я сейчас делаю. Я должен выдать вас, и обеспечить Умбару светлое будущее. 
- Но я этого не сделаю, - злобно перебил он Маблунга, который уже хотел встрять в монолог. - Я помогу вам, а в обмен вы поможете мне. Что скажешь, командир?
Парнишка развалился в обшарпанном кресле, закинув ноги на старый стол и  кивая Дамроду и следопытам на широкую кровать.
- Я помогу вам узнать то, зачем вы сюда пришли, а вы поможете мне найти отца.

[AVA]s3.uploads.ru/aDA1N.jpg[/AVA]
[NIC]Эльфхельм[/NIC]
[sTA]Маршал Рохана[/sTA]- Леголас Трандуилион и его спутник Риннельдор, направлялись в Ривенделл, балбес!!! - язвительно выкрикнул Эльфхельм, хлопая себя по лбу ладонью. - А Арвен Ундомиель стремится нанести личный визит некоему Арагорну. Может ты мне объяснишь, как эти цели связаны с официальным визитом в Гондор?
Маршал снова опустился на землю. 
- Не вынуждай меня идти на крайние меры, Амдир. Это плохо закончится для наших государств. 
Эльфхельм примирительно протянул гондорцу еще один полный кубок. 
- Выпей, выдохни и расслабься. И согласись, твоя заносчивость совсем не на руку твоей "дипломатической" миссии. Ты едва не испортил все. Будь на моем месте Эркенбранд, он бы уже приказал выпороть тебя. Я же, в последний раз призываю вас всех подумать, нужно ли сейчас ссориться, выставляя свою гордыню на всеобщее обозрение?

- Прекратите! - в полном отчаянии вскричал Леголас,- пожалуйста, прекратите! - он чувствовал, что слезы - второй раз за вечер - рвутся наружу. Он все испортил. Он один был во всем виноват. И чего ему не сиделось дома? И почему он не послушался отца и не отправился в Эребор, куда его отправляли. Теперь все рушилось прямо у него на глазах. Уж на что он был не сведущ в политике людей, но о том, что Рохан был извечным союзником Гондора, и клятвы, скрепившие их союз, свято хранились уже много столетий, был наслышан.
И вот теперь было достаточно одного заезжего эльфа, чтобы все это разрушилось. Конечно, могло статься, что король Теодред, о котором говорил Маршал, и наместник Денетор, о котором упоминал Амдир, проявят больше выдержки и здравого смысла, но пока простая ссора начинала походить на международный конфликт. А Леголас, эльф из рода синдар, прекрасно знал из истории собственного народа, что такое ссоры между братьями, и к чему они обычно приводят. 
- В вас говорит тьма,- теперь слезы струились по его лицу, но сам он не обращал на них никакого внимания, его голос понизился почти до шепота, казалось, принц говорит сам с собой, больше не видя людей вокруг,- в ваших душах живет Он,- и в этом "Он" дрожи и зла и больше, чем если бы Леголас произнес имя вслух,- и он смеется, слушая, как брат обвиняет брата... Я сам прибыл из края, полного тьмы, я видел, как она овладевает моим отцом, моей страной, всем, что мне дорого. И я не хочу, чтобы и вы познали это, но сейчас именно так и происходит. Я думал, я смогу спасти своего отца, а потом встать с теми, кто борется с тьмой в мире. Но тьма не вовне. Она внутри, и против нее я лекарства не знаю...- он замолчал. Плечи принца поникли, словно вдруг на них обрушился невыносимый груз,- простите меня. Это все я виноват. Простите.