Эомер

Мертвую, будто замершую перед последним вдохом, тишину разрезали шаги. Тауриэль замерла, сильнее сжав рукоять кинжала. Лезвие лежало по руке, как щит защищая свою обладательницу. Редкие всполохи бликов от дальнего света факелов успокаивали бьющееся в бешеном ритме сердце. Склонив голову набок, эльфийка прислушалась.
Это не клацанье железных подошв орков. И не шарканье кривых ступней гоблинов. И не шелест твердых чешуек восьминогих тварей. Кто же это? Злые люди, утонувшие во мгле? Значит ли это, что подземелье все же обитаемо?
Отступать было не в правилах Тау. Неясная угроза шла прямо на нее. Лучнице оставалось либо встретиться с неизвестностью лицом к лицу, либо развернуться и броситься назад.
Сапог едва задел бледные ребрышки давно почившей крысы. Еще пара шагов вперед.
Дай только увидеть твою хмурую рожу, клянусь, я разрисую ее тебе еще краше.
Поворот, и зрачки эльфийки расширились от удивления, затенив темно-зеленые, как чаща родного леса, глаза. В пятне света к ней приближались скальд собственной персоной, ведущий под ручку какую-то деву, чья фигурка в этой тьме казалась полупрозрачной и слабо светящейся, будто душа ее истончилась, умирая в этом забытом всеми Валар месте. Не опуская кинжала, Тауриэль позволила факелу выхватить ее из тени.
Неужели это ловушка? Разве может удача сопутствовать путникам здесь?
Но Рунвар вместе с девушкой были явно одни. Тауриэль бросила один мимолетный взгляд за плечо скальда. Лишь тьма и пустота. Никаких подозрительных и посторонних звуков не раздавалось вокруг.
Немного расслабившись и опустив оружие, стражница, возведя очи горе,  качнула головой. Певец умудрялся не падать духом даже в крепости могущественного Чародея. Либо умело прятал страх и дрожь коленок за вызывающе-веселым нравом. В любом случае, она была рада его увидеть, ведь поставленная ей самой себе задача значительно облегчалась.
- Присматриваю себе местечко на пожить, разве незаметно? – съязвила она, окинув взглядом стоящих перед ней людей. Оба были при всех конечностях, рваных и кровоточащих ран не наблюдалось, а значит, им крупно повезло во всех смыслах. Правда, незнакомая девушка скорее напоминала поломанный и плохо склеенный тростник. Загнанность и странная злоба во взгляде напомнили Тау затравленного олененка, понимающего, что жить осталось всего ничего, но собирающегося еще побороться за свою шкурку. – Я не бросаю спутников в беде. Но твоя подруга права, - эльфийка пропустила колючки девушки мимо ушей. Еще тут сцепиться с безумной женщиной не хватало! – Мы не можем испытывать удачу вечно. Выйти из катакомб можно руководствуясь моими насечками. Они есть на каждом повороте и развилке, надеюсь, не перепутаешь. – Ухмылка застряла где-то в горле. Сейчас в Тауриэль говорил лишь суровый и профессиональный капитан лесной стражи короля Трандуила. – Уводи девушку отсюда, она и так слишком слаба. Где Дралин?
Раз уж пришла за всеми, то и вытаскивать надо всех. Хоть фэа стенала уходить как можно скорее из этого забытого солнечным светом места.

Реакция Эовин была несколько странной и агрессивной. Что вряд ли было удивительным, ведь неизвестно сколько здесь держали девушку и что с ней делали. Однако опытный слух скальдар различил знакомые нотки... Чего? Ревности? Да не уж то... Честно говоря это конечно льстило самолюбию Рунвара. Собственно компания, что окружала певца, весьма воодушевляла. Эовин конечно немного исхудала на тюремных харчах, да все равно в красоте ей не откажешь. Немного откормить, привести в порядок и даст фору многим эсгаротским вертихвосткам. Ну и собственно, их суровая спасительница... Эльфы вообще славятся своей внешней привлекательностью, так что даже капитану лесной стражи не скрыть изящного строения своей фигуры за широкими штанами. А мне пожалуй повезло больше, чем Дралину... Пожалуй он не обидеться, если я немного наслажусь приятным обществом сам, пока у него дела в крепости... Да. Точно.
Заметив некоторую напряженность между двумя своими спутницами, Рунвар широко улыбнулся с видом довольного кота, вставая как бы между эльфийкой и девушкой Из Рохана:
 
 
- Девчонки, не ссорьтесь. Старины Рунвара на всех хватит... - скальд позволил себе усмехнуться, стараясь сгладить неловкий момент от первоначального знакомства. 
Однако дальнейшие слова Тауриэль заставили его стать более серьезным.
- Боюсь ты не сможешь его спасти... Он... В общем, мы видели Врага. Даже говорили с ним. Бррр, как вспомню, так вздрогну. Худшего со мной не случалось, с тех пор, как я чуть было не попался многоголовому троллю... 
Скальд приблизился к эльфийской воительнице, переходя почти не шепот:
- Дралин дал Сама Знаешь Кому слово. Ты понимаешь? Слово! Скальды знают значение слов. Обратно назад не возьмешь, иное слово страшнее клятвы. Дралин то ли по глупости, то ли по недоумке, то ли из упрямства гномьего, пообещал Тому Самому, помочь с замком... Теперь ему нет пути назад. По крайней мере сейчас. 
Скальд перевел дух, собираясь озвучить свои собственные подозрения:
- Все это слишком сильно пахнет кознями Врага... Мы сбежали слишком легко. Вся стража пропала, словно их всех выгнали из подземелий. И ты, так легко проникаешь сюда... А эта дева утверждает будто она пропавшая роханская царевна... - скальд постарался незаметно для Эовин покрутить у виска... - Может и сбрендила, а может... В любом случае, дело тут не чисто. Нам как будто приоткрыли калитку и подтолкнули к выходу. Но зачем? Вот вопрос...

Острая колючка уже готовая было сорваться с язычка и вонзиться в невесть что возомнившего о себе скальда так и не нашла своей цели.
Враг? Сам Темный Властелин? Бич Средиземья, нашедший свою силу, угрожающий всему живому и светлому, что еще осталось на этой земле?
Теперь Тауриэль смотрела на скальда даже с некоторой толикой уважения. Не каждый выживал после аудиенции с Проклятым Владыкой да еще и вполне себе носился по катакомбам на своих двоих, спасал дев из темниц и искрился остроумием. Уж не привирает ли он, ведь украшательство – не ложь, по крайней мере, в неписанном кодексе певцов и сказителей? Но в глазах человека она не увидела подтверждения своих опасений. Да и разве станет даже такая личность как Рунвар шутить подобным образом здесь? Это ведь не таверна какая.
От дальнейших слов скальда об участи несчастного гнома веяло гнилью, смертью, безысходностью… непроходимой глупостью? Едва ли. Наугрим упрямы, но их котелки варят, хоть чаще всего лишь одно блюдо. Им ведомы руны, заговоры, они не могут не знать силу данного слова. Так была ли это глупость или хитрый расчет? Гномов сложно склонить к Тьме, но не невозможно. К тому же об их алчности и жадности ходят легенды. Тауриэль совсем не знала Дралина. Не успела узнать настолько, чтобы проанализировать его поступок. Но певун знал. Лучница вновь внимательно посмотрела в лицо скальда, стараясь прочесть несказанное. Ей необходимо было принять правильное решение.
Слово. Музыкой и словами был соткан этот мир и всякая живая тварь в нем. Произнесенная вслух Клятва ввергла в пучину смерти и боли Феанора, его сыновей и весь Белерианд. Словом Намо определил судьбу, выбранную Тинувиэль для самой себя. Словом ковались непобедимые клинки в далекие Эпохи. Словом могла исцелиться рана и лечь проклятие. Кому как не ей, Тауриэль, знать силу произнесенного вслух?
Если то, что сейчас сказал скальд, правда, то она ничем не сможет помочь гному. Надо постараться спасти хотя бы тех, кто уже стоял перед ней. С тяжелым грузом на сердце она тихо вздохнула, прикрыв глаза, утихомиривая себя, убеждая, что далеко не все на этом свете подвластно простой эльфийке.
- Башня словно замерла, выжидая что-то. – Тау окинула взглядом низкий потолок, с которого порой срывались редкие капли воды. На заявление о новоиспеченной роханской царевне эльфийка лишь едва заметно пожала плечами.
Конечно, а я – Королева Лихолесья! Рассказать парням на дозоре, ни в жизнь не поверят.
Вовремя прикусив язык (слишком уж часто в последнее время она стоит на грани глупости), стражница развернулась. Идти обратно в темницы – чистое самоубийство. Здесь, в катакомбах, есть хотя бы малейшая ниточка, могущая вывести их на поверхность. А там остается лишь пересечь открытую местность (даст Звездная Эльберет, и их скроет ночная мгла) и нырнуть в спасительную гущу леса.
- Что ж, мы уже в мышеловке. Советую собраться и пойти на выход, что бы ни ждало нас там. Вход выглядел заброшенным. Плющ обвивал камень уже не один сезон. – Эльфийка оглянулась через плечо и тоном, не терпящим возражений, закончила: - Я пойду вперед, затем девушка, ты, Рунвар, будь замыкающим и смотри в оба.
Оставлять, мягко говоря, девушке не в себе неприкрытую спину ох как не хотелось, но выбора у Тауриэль не было. Оставалось в очередной раз довериться скальду (подумать только!) и идти вперед.

А костер все пляшет-пляшет, языками небо высокое лижет, зиму прочь от души степной гонит, в объятия зовет, как самая ласковая на свете дева, кожу щипет, по крови пузыри бурлящие пускает. А протяни ладонь, забудься, змеей хитрой, ядовитой девица обернется, шелковое покрывало скинет, глазами яроокими стрельнет, улыбкой голову вскружит, а сама уничтожит, унесет с собой, возьмет, что хотела и оставит ветру дикому. Так и бежит колесо жизни, и скачет на ухабах, ввысь подпрыгивает, за собой уносит, необузданностью привлекая, беспечностью своею. Что там за поворотом, даже сокол не ведает. А надо ли? Надо ли ведать?
Вроде как и не слушал он дальше разговор меж двух, травинку сухоньку в пальцах вертел, на огонь поглядывал, но снега вокруг не замечал, не видел людей разных, что цветные покрывала платка теплого – один на другой непохож, но вместе одну дорогу топчут, в одну сторону головы поворачивают, рассвет приветствуя, от одного плачут и похожему радуются.
Тепло по сердцу разливалось, то ли от слов последних сестры – хоть и мотнул головой непокорно на обещания ее – к чему они ему были? У каждого из них свой путь, вот только Небеса Высокие не желали навсегда тропы порознь класть. Не должна она была брату старшему ничего. А то, что в степи он взор вновь оборотил -  а Ветр Дикий лишь ведает, куда еще его занесет, - не ее вина. Всегда сам решал, куда пойти, и с кем у костра песню петь да пляску вести. Лишь не желал он более тоску колкую, терпкую в глазах ее видеть. Как капля за каплей точит-точит она сердце. Тяжко бремя возложенное, да не поворотишь назад. И никто кроме духов великих и смерти всегомогущей не снимет плаща, мехом богатым подбитого.
Ушли – не шелохнулся он, будто в столп соляной превратившись. Лишь пряди темные пляшут порой от дуновения морозного, да грудь тихо вздымается, чтобы вновь опуститься. Свою песнь ночь темная вела – тихую, полузнакомую. Мягкие руки на плечи ложились, книзу гнули постепенно, голову буйную обволакивали, веки закрыть уж хотели. Но нет. Встряхнулся, словно кольнуло в груди, беду какую чуя. Толкнула его невидимо Луна ль Сердобольная, Звезды в пляс лихой пустились, да вот только очи темные раскрылись, потемнели еще горче, поймали фигуру высокую ярла роханского.
Какой ветер понес тебя? Снова вдруг к сестре потянуло? То не шел к ней, молчанием одаривал, холодом укутывал, а то вдруг вослед побежал, когда она с племенем своим речь ведет?
И какая-то ярость поднялась внутри, будто ревность лихая, но почему, из-за чего? Обида за сестру? Забытое покровительство? Лучшего, куда лучшего была достойна она! Помнил он и про разговор прошедший, и про Милдред. Помнил про то, что друзьями стать должны. Но как приказать орлу не в небе летать, а с волками по земле бегать? На цепочку серебряную посадить? Крылья подрезать и ждать все того же блеска в глазах желтых, клекота высокого? Рожденный ползать летать не может, а летун рыбой в воде не поплывет.
Не хотел он вмешиваться сейчас. Сестра сама за свое сердце в ответе, за план построенный. Он лишь подмога ей, но не подпорка старику умирающему, что с жадностью последние дни немощи у смерти отвоевывает. Но что-то супротив разума двигало им – предчувствие, сердце, тьма, которую видел уже во взгляде этого ярла. Тихо поднялся, с тенями на ты в прятки играя. То тут в пятно чернильное, то там, и вроде идет просто, но пружиниста походка, рука на рукоятку сабли легла, готовая выхватить в любой момент. И не видит он или не хочет видеть иную тень чуть впереди. Брат ярлов идет, тоже по незаметным следам сердца беспокойного ступая. Эомер, вроде… И не похож он был на Теодреда, хоть и братьями звались, как непохоже Солнце на сестру свою – Луну Ночную. И ненависть к тем, у кого кожа смуглее и говор иной, мелькала в светлых глазах конника, но был он проще, ближе к земле, а значит и к траве высохшей, но мощной. Но взгляд истерлинга иную цель сейчас преследовал, тени облаков двух разных братьев друг от друга прятали, к одной цели ведя.
Влетел, а в ушах полы шатра хлестали, хоть и затих ветер холодный, беду чуя, слова, ярость исторгающие, воздух молниями резали, и сверх всего – стальная речь, которую ни с чем не спутаешь, всегда угадаешь. Громом рокочет маршал роханский, сестра стоит, брат названный, которому беда неминуемая грозит… и ярл темный, полубезумный. Над плечом Эомера искрой нож промчался, прядь светлую подрезав.
В горло бы ему, да не может он так по отношению к сестре поступить.
Крепок твой доспех, Ярл, да вот только смотри, как бы он против тебя не обернулся, расстегнувшись в недобрый час.
Но сейчас нельзя его убивать.
Сбить прицел меча, траекторию прогнуть. Любой ценой. Лучшего в голову просто не пришло. Если удар в бок придется – все спасти можно, а там, глядишь, Небеса благосклонно на племя взглянут и совсем беду отведут. Лязг стали о сталь – будто хлопок громкий по барабанным перепонкам.
- Вызывай на честный бой, Ярл! Ты не вождь, чтобы смерть дарить! А он не твой брат! Не знал, что мне придется учить тебя этому.
Сейчас, когда он чашу молока горячего в общем кругу пил, жар одного костра делил, братьями и сестрами они все ему стали. И он скорее бы послал все планы и пресловутую дружбу под хвост плешивому псу, чем стал бы смотреть, как бесчестно ярл жизнью племени распоряжается. Не по праву. Да еще и перед Вождем. С каким удовольствием бы Дамир сам кинжал в руку Зафару вложил, чтобы с ним вместе покончить с этим коневодом, слишком часто дорогу переходящему.
И где ты его откопала, сестра…?
Милд свой план пусть вьет, если захочет. А ярл пусть яростью его, Дамира, поливает, пусть с Зафаром за честь борется, но так, чтобы богам потом в глаза глядеть можно было.

Эомер сидел у костра, греясь от ровного пламени и покачивая в руках кружку с элем. Потрескивали дрова, пламя рассыпалось снопом искр, уходящих в ночное небо. Маршал задумчиво отхлебнул немного эля и вновь уставился куда-то вдаль. На холмах поблёскивал снег, вдалеке виднелись деревья, а в другой стороне, за горизонтом, далеко-далеко Эомера ждал дом. Эадиг и представить не мог, что ему может так надоесть эльфийский лес и что он сильно будет рваться в Эдорас. "Впрочем, это скорее из-за восточан, из-за их компании. Не было бы их в лесу... А, холера, опять у меня во всём виноваты восточане. Мысль привычная, но после этой недели я уже не так уверен в ней. По-прежнему не люблю это восточное степное племя, но нельзя отрицать, что они в чём-то похожи и на нас."
 
Рохиррим огляделся. Вокруг хохотали и болтали восточане, охмелевшие от выпитого, где-то чуть вдалеке басили гномы, совсем рядом тихо переговаривались вождь харадрим и пассия Теодреда. Эомер попытался прислушаться к их разговору, но то ли шум лагеря заглушал их речь, то ли странники и впрямь говорили на своём восточном языке, но Маршал не понял ни слова из сказанного. Пожав плечами, рохиррим вернулся к своим размышлениям. "Вот, например, Фэнэк, который куда-то запропастился. Разве он так сильно отличается от.. да хоть меня? Вовсе нет. Да, в его мыслях и речь явно сквозит восток, но мотивы его мне понятны и доступны. А Инас? Простая маленькая девочка. Разве ж она виновата, что родилась не на привычном мне Западе, не в полях Рохана и не в крепостях Гондора, а на знойном Юге? Она дитя, точно такое же дитя, как ребёнок рохиррима или гондорца. Так ли все восточане плохи?"
 
Взор мужчины упал на живо обсуждающую что-то Милдред, и Эомер заколебался. Ему категорически не нравилась именно эта восточанка, с её наглостью и хитрым взглядом. Ещё больше Маршалу не нравилось, что Теодред купился на её уловки и не сводил с неё глаз. "Но, по сути... Во имя предков, это моё священное право — ненавидеть восточан! Такие, как они, убивали моих друзей, не раздумывая. Встреться мы при других обстоятельствах, живым ушёл бы только один. Но сейчас... Мне либо придётся свыкнуться с мыслью о её существовании, либо придётся надеяться на то, что Теодреду вскоре наскучит восточная страсть, он переболеет ею, и жизнь вернётся в нормальное русло."
 
Эомер одним махом допил оставшийся в кружке эль и поставил её рядом с собой. Вопреки ожиданиям мужчины, это была всего лишь вторая кружка за весь вечер. Пить не хотелось совершенно, хотя где-то в глубине сознания мелькала шальная мысль заглушить тягостные раздумья и душевные волнения в старой-доброй выпивке, позволив хмелю сделать своё дело и стереть все печали. Но рохиррим прекрасно помнил, к чему привела его последняя попойка на свадьбе Лесного Владыки, и он не хотел её повторения. Особенно сейчас, когда снующие вокруг восточане так и нарываются на пару душевных тумаков. Эадиг с удивлением проводил взглядом Милдред. Восточанка, улыбаясь, пошла по руку с харадримом куда-то в тень, подальше от людских глаз. "Или я чего-то не понимаю в людях, но с такими лицами, да ещё и под ручку, явно не военную стратегию или снабжение идут обсуждать. Какого?!.." Мимо рохиррима пронёсся Теодред, яростным взором обижая спины уходящим. Пламя костра заколебалось от внезапного порыва ветра. "А вот это уже плохо. Очень плохо. Ну-ка подожди меня, братец! Ой, не к добру это всё..."
 
Мужчина быстро встал и большими шагами последовал за братом. Теодред вихрем умчался вперёд, не замечая следующего по пятам Маршала и оторвавшись на приличное расстояние, но рохиррим успел запомнить, в какой шатёр из многих влетел Ярл. Эомер перешёл на бег, предчувствуя беду.
 
— ...решил обокрасть меня на моих же глазах, лишишься головы!
 
Шорох клинка, извлекаемого из ножен, заставил Эомера похолодеть. "Нет... нет-нет-нет, он же не серьёзно? Холера, ну дал харадриму в морду, но меч?!" Маршал ускорился до предела. Даже отсюда, снаружи, мужчина слышал свист меча, рассекающего воздух. Одновременно выхватывая свой меч, Рохиррим ворвался в палатку. Теодред уже занёс меч над харадримом, и Эадиг понял, что не успевает, катастрофически не успевает. В мозгу промелькнули десятки вариантов, которые уже было не осуществить за нехваткой времени, поэтому мужчина просто гаркнул, вложив в этот крик всю мощь голоса.
 
— Теодред, стой! — громогласный рык ударил по ушам присутствующим. Эомер с мечом наготове стоял у входа в шатёр, яростно стреляя глазами не хуже своего брата.
 
[spoiler=Оффтоп.]А вот и я, а вы не ждали ни...кого!
 

Эомер сидел у костра, греясь от ровного пламени и покачивая в руках кружку с элем. Потрескивали дрова, пламя рассыпалось снопом искр, уходящих в ночное небо. Маршал задумчиво отхлебнул немного эля и вновь уставился куда-то вдаль. На холмах поблёскивал снег, вдалеке виднелись деревья, а в другой стороне, за горизонтом, далеко-далеко Эомера ждал дом. Эадиг и представить не мог, что ему может так надоесть эльфийский лес и что он сильно будет рваться в Эдорас. "Впрочем, это скорее из-за восточан, из-за их компании. Не было бы их в лесу... А, холера, опять у меня во всём виноваты восточане. Мысль привычная, но после этой недели я уже не так уверен в ней. По-прежнему не люблю это восточное степное племя, но нельзя отрицать, что они в чём-то похожи и на нас."
 
Рохиррим огляделся. Вокруг хохотали и болтали восточане, охмелевшие от выпитого, где-то чуть вдалеке басили гномы, совсем рядом тихо переговаривались вождь харадрим и пассия Теодреда. Эомер попытался прислушаться к их разговору, но то ли шум лагеря заглушал их речь, то ли странники и впрямь говорили на своём восточном языке, но Маршал не понял ни слова из сказанного. Пожав плечами, рохиррим вернулся к своим размышлениям. "Вот, например, Фэнэк, который куда-то запропастился. Разве он так сильно отличается от.. да хоть меня? Вовсе нет. Да, в его мыслях и речь явно сквозит восток, но мотивы его мне понятны и доступны. А Инас? Простая маленькая девочка. Разве ж она виновата, что родилась не на привычном мне Западе, не в полях Рохана и не в крепостях Гондора, а на знойном Юге? Она дитя, точно такое же дитя, как ребёнок рохиррима или гондорца. Так ли все восточане плохи?"
 
Взор мужчины упал на живо обсуждающую что-то Милдред, и Эомер заколебался. Ему категорически не нравилась именно эта восточанка, с её наглостью и хитрым взглядом. Ещё больше Маршалу не нравилось, что Теодред купился на её уловки и не сводил с неё глаз. "Но, по сути... Во имя предков, это моё священное право — ненавидеть восточан! Такие, как они, убивали моих друзей, не раздумывая. Встреться мы при других обстоятельствах, живым ушёл бы только один. Но сейчас... Мне либо придётся свыкнуться с мыслью о её существовании, либо придётся надеяться на то, что Теодреду вскоре наскучит восточная страсть, он переболеет ею, и жизнь вернётся в нормальное русло."
 
Эомер одним махом допил оставшийся в кружке эль и поставил её рядом с собой. Вопреки ожиданиям мужчины, это была всего лишь вторая кружка за весь вечер. Пить не хотелось совершенно, хотя где-то в глубине сознания мелькала шальная мысль заглушить тягостные раздумья и душевные волнения в старой-доброй выпивке, позволив хмелю сделать своё дело и стереть все печали. Но рохиррим прекрасно помнил, к чему привела его последняя попойка на свадьбе Лесного Владыки, и он не хотел её повторения. Особенно сейчас, когда снующие вокруг восточане так и нарываются на пару душевных тумаков. Эадиг с удивлением проводил взглядом Милдред. Восточанка, улыбаясь, пошла по руку с харадримом куда-то в тень, подальше от людских глаз. "Или я чего-то не понимаю в людях, но с такими лицами, да ещё и под ручку, явно не военную стратегию или снабжение идут обсуждать. Какого?!.." Мимо рохиррима пронёсся Теодред, яростным взором обижая спины уходящим. Пламя костра заколебалось от внезапного порыва ветра. "А вот это уже плохо. Очень плохо. Ну-ка подожди меня, братец! Ой, не к добру это всё..."
 
Мужчина быстро встал и большими шагами последовал за братом. Теодред вихрем умчался вперёд, не замечая следующего по пятам Маршала и оторвавшись на приличное расстояние, но рохиррим успел запомнить, в какой шатёр из многих влетел Ярл. Эомер перешёл на бег, предчувствуя беду.
 
— ...решил обокрасть меня на моих же глазах, лишишься головы!
 
Шорох клинка, извлекаемого из ножен, заставил Эомера похолодеть. "Нет... нет-нет-нет, он же не серьёзно? Холера, ну дал харадриму в морду, но меч?!" Маршал ускорился до предела. Даже отсюда, снаружи, мужчина слышал свист меча, рассекающего воздух. Одновременно выхватывая свой меч, Рохиррим ворвался в палатку. Теодред уже занёс меч над харадримом, и Эадиг понял, что не успевает, катастрофически не успевает. В мозгу промелькнули десятки вариантов, которые уже было не осуществить за нехваткой времени, поэтому мужчина просто гаркнул, вложив в этот крик всю мощь голоса.
 
— Теодред, стой! — громогласный рык ударил по ушам присутствующим. Эомер с мечом наготове стоял у входа в шатёр, яростно стреляя глазами не хуже своего брата.
 
[spoiler=Оффтоп.]А вот и я, а вы не ждали ни...кого!
 

Эомер сидел у костра, греясь от ровного пламени и покачивая в руках кружку с элем. Потрескивали дрова, пламя рассыпалось снопом искр, уходящих в ночное небо. Маршал задумчиво отхлебнул немного эля и вновь уставился куда-то вдаль. На холмах поблёскивал снег, вдалеке виднелись деревья, а в другой стороне, за горизонтом, далеко-далеко Эомера ждал дом. Эадиг и представить не мог, что ему может так надоесть эльфийский лес и что он сильно будет рваться в Эдорас. "Впрочем, это скорее из-за восточан, из-за их компании. Не было бы их в лесу... А, холера, опять у меня во всём виноваты восточане. Мысль привычная, но после этой недели я уже не так уверен в ней. По-прежнему не люблю это восточное степное племя, но нельзя отрицать, что они в чём-то похожи и на нас."
 
Рохиррим огляделся. Вокруг хохотали и болтали восточане, охмелевшие от выпитого, где-то чуть вдалеке басили гномы, совсем рядом тихо переговаривались вождь харадрим и пассия Теодреда. Эомер попытался прислушаться к их разговору, но то ли шум лагеря заглушал их речь, то ли странники и впрямь говорили на своём восточном языке, но Маршал не понял ни слова из сказанного. Пожав плечами, рохиррим вернулся к своим размышлениям. "Вот, например, Фэнэк, который куда-то запропастился. Разве он так сильно отличается от.. да хоть меня? Вовсе нет. Да, в его мыслях и речь явно сквозит восток, но мотивы его мне понятны и доступны. А Инас? Простая маленькая девочка. Разве ж она виновата, что родилась не на привычном мне Западе, не в полях Рохана и не в крепостях Гондора, а на знойном Юге? Она дитя, точно такое же дитя, как ребёнок рохиррима или гондорца. Так ли все восточане плохи?"
 
Взор мужчины упал на живо обсуждающую что-то Милдред, и Эомер заколебался. Ему категорически не нравилась именно эта восточанка, с её наглостью и хитрым взглядом. Ещё больше Маршалу не нравилось, что Теодред купился на её уловки и не сводил с неё глаз. "Но, по сути... Во имя предков, это моё священное право — ненавидеть восточан! Такие, как они, убивали моих друзей, не раздумывая. Встреться мы при других обстоятельствах, живым ушёл бы только один. Но сейчас... Мне либо придётся свыкнуться с мыслью о её существовании, либо придётся надеяться на то, что Теодреду вскоре наскучит восточная страсть, он переболеет ею, и жизнь вернётся в нормальное русло."
 
Эомер одним махом допил оставшийся в кружке эль и поставил её рядом с собой. Вопреки ожиданиям мужчины, это была всего лишь вторая кружка за весь вечер. Пить не хотелось совершенно, хотя где-то в глубине сознания мелькала шальная мысль заглушить тягостные раздумья и душевные волнения в старой-доброй выпивке, позволив хмелю сделать своё дело и стереть все печали. Но рохиррим прекрасно помнил, к чему привела его последняя попойка на свадьбе Лесного Владыки, и он не хотел её повторения. Особенно сейчас, когда снующие вокруг восточане так и нарываются на пару душевных тумаков. Эадиг с удивлением проводил взглядом Милдред. Восточанка, улыбаясь, пошла по руку с харадримом куда-то в тень, подальше от людских глаз. "Или я чего-то не понимаю в людях, но с такими лицами, да ещё и под ручку, явно не военную стратегию или снабжение идут обсуждать. Какого?!.." Мимо рохиррима пронёсся Теодред, яростным взором обижая спины уходящим. Пламя костра заколебалось от внезапного порыва ветра. "А вот это уже плохо. Очень плохо. Ну-ка подожди меня, братец! Ой, не к добру это всё..."
 
Мужчина быстро встал и большими шагами последовал за братом. Теодред вихрем умчался вперёд, не замечая следующего по пятам Маршала и оторвавшись на приличное расстояние, но рохиррим успел запомнить, в какой шатёр из многих влетел Ярл. Эомер перешёл на бег, предчувствуя беду.
 
— ...решил обокрасть меня на моих же глазах, лишишься головы!
 
Шорох клинка, извлекаемого из ножен, заставил Эомера похолодеть. "Нет... нет-нет-нет, он же не серьёзно? Холера, ну дал харадриму в морду, но меч?!" Маршал ускорился до предела. Даже отсюда, снаружи, мужчина слышал свист меча, рассекающего воздух. Одновременно выхватывая свой меч, Рохиррим ворвался в палатку. Теодред уже занёс меч над харадримом, и Эадиг понял, что не успевает, катастрофически не успевает. В мозгу промелькнули десятки вариантов, которые уже было не осуществить за нехваткой времени, поэтому мужчина просто гаркнул, вложив в этот крик всю мощь голоса.
 
— Теодред, стой! — громогласный рык ударил по ушам присутствующим. Эомер с мечом наготове стоял у входа в шатёр, яростно стреляя глазами не хуже своего брата.
 
[spoiler=Оффтоп.]А вот и я, а вы не ждали ни...кого!
 

WARNING  16+ ничего плохого не написано, но если фантазия хорошая то можно увидеть пошлую фантазию


Дрейвену долго ждать гостью не пришлось. Более того, когда он зашел в комнату, утренняя девушка как раз заканчивала уборку, и её соблазнительная усталость только порадовала палача, заставив того облизнуться в мыслях. Когда девушка закончила с уборкой, Дрейвен усадил её за стал, и начал угощать вином, стараясь завязать беседу.

Дверь отворилась, и в нее вошел кто-то. Древен на это не обратил внимания, как и его гостья. Еще бы, такой ответственный момент, прерываться нельзя было, да и не хотелось этого делать палачу. Ведь бедра девушки крепко сжали голову Дрейвена, а руки беспорядочно взъерошивали волосы, сама же служанка, закусив губу, постанывала. Дрейвен занял позицию на корточках у края кровати, одной рукой прижимая за бедра и живот девушку к себе, а второй мастерски орудуя.
Несмотря на то что в помещение вошел посторонний человек, никто из парочки не повел даже ухом, более того, девушка начала содрогаться, как будто по её телу прошлась судорога. Гостя прогнулась в поясе, прижимая к себе голову Дрейвена сильнее. Это продолжалось несколько коротких мгновений, а затем девушка начала наоборот, стараться уползти от палача, упираясь ногами тому в плечи, а руками начала цепляться за белье на кровати, беспорядочно комкая его, в попытках убежать от навязчивого внимания к ее прелестям. Поиздевавшись таким способом несколько секунд, палач наконец отпустил девушку и та смогла, спокойно передохнуть и безвольно упасть на кровать. Её оголенное тело вздымалось и опускалось от того что она дышала на полную грудь.
Дрейвен наконец встал тоже, рукой вытирая губы и усы. Его лицо светилось самовлюбленностью, а насмешливые огоньки в глазах просто сверкали.
- Фархад, уважаемый, к чему эта фамильярность? Давай на ты. Надеюсь мы тебя не заставили ждать? - торс палача был уже голым, но штаны и сапоги все еще была на нем.
Девушка услышав что в помещении знатная особа попыталась встать и прикрыть свою наготу руками, хотя бы, но Дрейвен остановил её рукой.
- Лежи, сладкая, это он к нам вошел без стука, все в порядке.
Девушка облегченно упала на свое лежбище, а Дрейвен в свою очередь вернулся к брату Нурии:
- Я так понимаю, ты по просьбе сестры здесь. Ну что ж, - подхватывая недопитую флягу вина, Дрейвен направился к выходу. - Пойдем прогуляемся, не выгонять же мне нагую девушку из комнаты, для нашего разговора. А ты дождись меня, ясноглазая, я с тобой еще не закончил, да и ты со мной тоже, - последнее уже было направлено к девушке.
[NIC]Draaaveeen[/NIC][sTA]Блистательный палач[/sTA][AVA]pp.vk.me/c624530/v624530972/2a912/d_wOLk4Jqzo.jpg[/AVA]

Людское море подхватило следопытов и вынесло их от зеленых курганов к воротам столицы; затем – повлекло вверх по улице, к дверям Золотого Чертога. Элледель шагала сквозь волны этого моря почти не разбирая дороги: взгляд девушки был прикован к широкой спине наместника. Тот шел впереди; он то терялся в толпе своих людей, то снова показывался; но будучи высоким, выше остальных мужчин своего народа, не пропадал из виду надолго. Элледель смотрела на его спину – обычно прямую, а сейчас чуть сгорбленную; и чувствовала, как её сердце переполняется острейшей жалостью. Добрую тысячу слов хотела бы сказать девушка Эомеру; и однако же, ни одно из них она не находила ни достойным случая, ни способным хоть мало-мальски утешить мужчину.
 
Наконец, преодолен был нескончаемо долгий путь до дверей Медусельда. Элледель и её самые ближайшие соратники вслед за вельможами Рохана проследовали внутрь дворца. Дочери Хальбарада довелось увидеть жилище роханских королей несколько раз – и никогда оно ещё не было таким мрачным, как сегодня и сейчас. Очаг пылал по-прежнему ярко, но искусные гобелены занавесили плотной черной тканью; та же участь ожидала и трон покойного короля. Он тоже был укрыт, и Элле в первую секунду удивилась сему обстоятельству: разве его не должен был занять наместник? Но потом девушка сообразила. Она уже слышала о подобной традиции: в Минас-Тирите наместники до сих пор сидели на маленьких черных тронах рядом с гигантским каменным троном Короля. Подобный обычай соблюли и здесь. Для Эомера подготовили небольшое кресло, меньше и проще королевского.
 
Продвигаясь к положенному ей месту за одним из длинных столов, расставленных между колоннами и в центре огромного и сумрачного тронного зала, Элледель подумала о человеке, который должен был сейчас занять освободившийся трон Теодена. Дева почти не знала Теодреда, и думала о нём отстраненно; сейчас он интересовал её только как законный наследник престола и брат Эомера, который пропал невесть куда, оставив маршала одного. Элле вдруг с жесточайшей ясностью поняла, насколько тяжело положение наместника: сначала он лишился сестры, затем пропал его брат, а потом умер дядя, заменивший ему отца. И мало того – на плечи мужчины теперь легли заботы о судьбе страны. Элледель не пожелала бы врагу стольких переживаний разом; она не могла себе представить, как справляется с ними Эомер. С головой уйдя в свои раздумья, Элле не заметила, как замедлила шаг. Её люди расселись; она же замешкалась, и столкнулась с кем-то возле одной из колонн. Желая только пробормотать слова извинения и двинуться дальше, девушка подняла голову – и замерла. Перед ней стоял наместник, собственной персоной; однако, Элледель еще не была готова пустить в ход все своё красноречие, дабы попытаться не только выразить мужчине приличествующие слова соболезнования, но и постараться искренне утешить его по мере сил.
 
А в утешении сын Эомунда явно нуждался. Элледель смотрела ему в глаза – и никак не могла поверить, что этот высокий, могучий воин походит сейчас на растерявшегося ребенка. Взгляд его был мало того, что полон неизбывной тоски – он казался совершенно рассеянным и смотрел как будто сквозь Элле, прозревая лишь одному наместнику ведомые дали. Этот пустой взор так напугал Элледель, что та вздрогнула и немножко подалась вперед, напряженно вглядываясь в лицо мужчины. А тот, будто в подтверждение всех самых ужасных опасений северянки, вдруг понес такую несусветную чушь, что девушка омертвела.
«Неужели он повредился рассудком?», думала Элле, чувствуя, как бешено колотится от дикого страха её сердце. «Нет, этого не может быть, этого просто не может быть! Он сильный, сильнее всех, кого я когда-либо встречала; он выдюжит, переживет своё горе. Он должен это сделать! А если нет…если нет, то что тогда?»
 
- Пустое, мар…наместник, - поправилась Элледель. – Прошу вас, оставьте благодарности и извинения. И позвольте выразить вам самые искренние соболезнования, от всего моего народа...и от меня. Ваш дядя был великим королем и прекрасным человеком. Я искренне сочувствую вашей утрате.
Она сцепила пальцы в замок, ощущая, как леденеют её руки. Элле отчаянно хотелось уцепиться за любую возможность привести Эомера в чувство; вернуть осмысленность его взгляду, вдохнуть в него хотя бы подобие прежнего огня. У девушки вдруг возникло чувство, что она идет по ветхому мостику над бездонной пропастью, и даже крошечный шаг в сторону может означать окончательный и бесповоротный конец.
 
- К тому же, не так уж вы и неправы, господин, - добавила северянка. – Мы родились в такое время, что нам в два раза чаще приходится брать на себя подобные скорбные обязанности. Так что, может, я и действительно рождена быть плакальщицей. Вот только мы сами творим свою судьбу, и мне покамест, больше по душе ремесло следопыта.

Говоря, Элледель не отрывала взгляда от голубых глаз Эомера. Она думала над тем, что сама стала бы делать на его месте. Да, дочь Хальбарада была сейчас одинока как никогда: все её родичи были далеко, родная земля - тоже; лучший друг ушел, а она осталась здесь, главой большого войска и вождем для своих воинов и сородичей. Но осознание того, что отец, родственники и друзья живы; что родина, скорее всего, еще не попала в лапы общего Врага, придавало девушке сил. Это же знание помогало ей каждый день ни свет ни заря вставать с постели, кидаться в пучину жизненных вызовов и, зачастую, весьма успешно с ними справляться. Но что стало бы с ней, окажись она в той же ситуации, что и Эомер? Элледель не могла сейчас дать ответа на этот вопрос, да и, признаться, не хотела его давать. Она хотела только пожалеть Эомера, снять с его больной души хотя бы часть того неподъемного груза, что он тащил в одиночку. Но, едва замолкнув, девушка осознала с мертвящей ясностью: жалостью помочь делу было нельзя. Слишком одинокий, слишком разбитый и слишком уставший, Эомер сломался бы, если кто-нибудь полез бы к нему со слезной жалостью. Он лишился всех своих опор - так значит, ему нужен был временный костыль. Костыль не из осины, но из дуба. 

Однако, понять как действовать было куда легче, чем решиться на это. Элле до дрожи в коленках не хотелось быть строгой с маршалом. Она скорее желала бы погладить его по щеке, обнять, посоветовать залить тоску вином хотя бы в сегодняшний вечер. Но в итоге, разум возобладал над чувствами, и девушка решила попробовать удержаться на тонкой грани, что пролегала теперь между суровостью и сочувствием. 
 
- Боюсь, вы ошибаетесь, наместник, - ответила Элледель со всей мягкостью в голосе, на какую только была способна. - Вам предстоит еще сказать несколько слов в память о короле. Люди ждут.

И, глубоко поклонившись Эомеру, девушка уже хотела было развернуться и пойти к своему месту. "Дурочка", думала она со злостью на себя. "Он просто рассеян, подавлен; я не должна была сомневаться в силе его духа". Эти мысли, и что-то в лице Эомера заставили её задержаться. Не будучи в силах справиться с этим "чем-то", следопытка тихо сказала, не поднимая глаз на мужчину: 

- Вы явно не смыкали глаз, по меньшей мере, пару суток. Обещайте мне, господин, что как только всё закончится, вы используете любое средство, чтобы заснуть и проспать несколько часов. Вам это необходимо. 

Кажется, никто, кроме наместника, не услышал её слов. И, вновь поклонившись, Элледель все-таки проследовала к своим людям. Она должна была занять место между Брандоном и роханским военачальником, чье имя никак не могла вспомнить. Оглянувшись мимоходом, девушка увидела, как Эомер идет к приготовленному для него креслу-трону. Плечи наместника, кажется, распрямились - или Элле это только показалось?

Рохиррим сидел на стуле, сцепив пальцы и слегка покачиваясь вперёд и назад. За окном едва взошло солнце, слабо пробивающееся сквозь тучи, знаменуя начало нового дня. Дня, полного грусти и скорби. Мужчина глубоко ушёл в свои мысли, не обращая внимания на торопливо носящихся слуг, завершающий последние приготовления к церемонии, на тихо перешёптывающихся вельможей, обсуждающих последние события, качая головами и изредка бросая взгляды на Эомера. Маршалу было абсолютно плевать на них. Эадиг ушёл в себя, закрылся от внешнего мира, словно спасаясь от каскада плохих новостей, сыплющихся градом на него со всех сторон. В голове проносились лица и имена. Лица и имена погибших или пропавших людей. Закрывая глаза, мужчина видел стоящих бок о бок Эовин, Теодреда, Теодена. А за ними стояли десятки, сотни воинов и друзей, так или иначе расставшихся с жизнью. Люди стояли плечом к плечу, образуя живую стену, уходящую вдаль за горизонт, насколько хватало глаз. "Эовин. Теоден. Теодред. Итильнор. О небо, почему, почему же я ещё здесь?! Почему я должен видеть страдания своего народа? Почему это всё свалилось на меня? Холера, где Теодред, когда он так нужен, где сын великого короля? Где моя любимая сестра, чьей заботы и совета мне так сейчас не хватает? Где верный друг, готовый поддержать добрым словом и делом в любую секунду? Где... все?" Невысказанный вопрос раздался эхом в голове, и спустя секунду пришёл тихий ответ, будто кто-то шепнул на ухо. "Никого нет. Все ушли. Ты остался один."
 
— Эомер? — маршал резко дёрнулся, поднял голову, но это был всего лишь Эльфхельм. Мужчина похлопал Эадига по плечу и кивком головы показал на двери. За стенами чертога собирался народ, готовый отдать последнюю дань уважения почившему королю. — Народ ждёт. Церемония готова, друже. Нужно идти.
 
Маршал секунды три тупо смотрел на Эльфхельма, пытаясь понять, что старый друг хочет от него. Наконец, мужчина встал, отряхнулся и на ватных ногах пошёл к дверям. Толчок — и в чертоги Метусельда ворвался свежий ветер. Воздух обдувал Маршала, разметал его волосы, заставил сощуриться, дабы разглядеть толпу на улицах Эдораса, медленно текущую к воротам. И этот же ветер вынес все лишние мысли из головы. Эадиг тряхнул головой, освобождаясь от гнетущих пут неуверенности. Шаг был сделан и отступать было нельзя. Поэтому маршал вдохнул поглубже и пошёл вперёд, высоко держа голову. Народ не должен был видеть страха на лице Наместника, не должен был видеть его неуверенности. И не важно, что душа Эомера рвалась наружу, как птица в клетке, искренне желая рыдать вместе со всеми, убиваться, плакать по человеку, который заменил мужчине отца, который стал для него роднее всех.
 
Эадиг медленно шёл за гриднями, стараясь не отставать, подстраивая свой шаг под шаг процессии. Позади него безмолвным строем шли вельможи, маршалы, высокие чины, но рохиррим вновь не видел никого из них. Люди, стоящие по бокам, были всего лишь коридором — длинным, шевелящимся коридором, состоящим из тысячей рук и ног, всхлипывающий и колыхающийся. Для Эомера в мире сейчас существовали две вещи, два объекта — носилки с лежащим Теоденом и... Эомер поднял голову, глядя на вход в гробницу. Рядом с ним стояла, сцепив пальцы, Элледель. Девушка с грустью в глазах наблюдала за процессией, ожидая своей очереди, своей части в издревле заведённом ритуале. Едва носилки зашли за последний поворот, дева Севера затянула погребальную песню. Голос, первые несколько мгновений звучавший несколько неуверенно и боязливо, разросся, окреп. Звуки песни, столь часто звучавшей в последнее время, разлились над толпой. И не осталось ни одного человека, ни одного рохиррим или дунадана, ни одного простолюдина или вельможи, кого бы не зацепила эта песня, кому она не проникла бы к самому сердцу, затронув душевные струны. В песне была выражена вся скорбь, вся грусть народа, искренне сожалеющая о гибели короля. Эомер едва удержался, дабы не подхватить слова, но это было не его обязанность. Маршал, скрепя сердцем, продолжал следовать за носилками, в то время как песнь усиливалась, подхватываемая женщинами со всей толпы. Гридни медленно входили в гробницу, где суждено было остаться Теодену до скончания веков. Эомер медленно закрыл глаза. Закрылся вход в гробницу, словно отделяя доблестного короля от мира живых, запирая его в царстве мёртвых.
 
Медленно зашуршал дождь. Эадиг, не веря, поднял голову к небу, подставляя лицо под тяжёлые капли. Влага ударялась о кожу, освежая и пробуждая, заставляя вернуться в реальный мир. Маршал в последний раз взглянул на гробницу, тяжело вздохнул, будто отпуская с этим вздохом грусть по королю. Рохиррим в глубине души осознавал, что мысли о погибели его второго отца будут ещё очень долго преследовать его, но самая тяжёлая часть была позади. Взгляд маршала скользнул по толпе и остановился на Элледели. Девушка плакала, не скрывая слёз, но и не ударяясь в рыдания. Слезы стекли по ещё щекам, смешиваясь с дождём, и падали вниз. Рохиррим внезапно отвлечённо заметил, что в первый раз видит девушку в платье. Одеяние Эовин было ей практически впору, а выглядело дева Севера просто восхитительно. Взгляды пересеклись, и дунаданка и рохиррим обменялись короткими кивками. Сердце слегка ёкнуло, и маршал отчётливо вспомнил, с каким боем он выбил для Элледель эту должность, это место, эту почесть. Никто из маршалов так и не смог переубедить Эомера, что упорно стоял на своём, не желая менять решение. Маршал вручил Элледель одеяние своей сестры собственными руками — и этими же руками возложил на неё печальную и ответственную обязанность плакальщицы. "И она справилась на отлично. Спасибо, Элледель. Надеюсь, у меня ещё будет возможность тебя поблагодарить..." 
 
Толпа буквально вынесла его к чертогам. Эомера со всех сторон обступили те самые высшие чины, маршалы и прочие высокие лица. Кто-то сочувственно похлопывал его по плечу, кто-то с одобрением замечал, что свою часть церемонии маршал исполнил на отлично, кто-то пытался отвлечь Эадига от дурных мыслей. Рохиррим же практически никого не слушал, рассеянно кивая. Как только он вошёл под покровы Метусельд, Эомер ужом выскользнул из постоянно сжимающегося кольца на свободу, отошёл в сторонку, к стенке и вновь ушёл в себя. Мысли сбивались, путались, но в тишине и покое постепенно приходили в порядок. Люди ходили по залу, должным образом почитая память усопшего. Эадиг тихо вздохнул и подумал, что, видимо, пора и ему отдать последнюю дань уважения Теодену, присоединившись к пиршеству. Рохиррим отлепился от стены и аккуратно влился в толпу. Видимо, недостаточно аккуратно. Не рассчитав движение, Эомер задел плечом какую-то девушку, и, разворачиваясь, дабы принести извинения, столкнулся лицом к лицу с Элледель.
 
— Извините, что задел вас, ми... О. Кхм... Приветствую Элледель, — рохиррим почувствовал, что потихоньку покрывается краской. Толпа огибала их, как река огибает камень, так что Эомер повернулся в сторону течения, не желая выбиваться из строя людей и надеясь, что Элледель продолжит движение рядом, — Простите, миледи, я... просто задумался, — "Задумаешься тут, да..." — Знаете, я хотел поблагодарить вас за... вашу песню. Вы поете просто прекрасно, будто созданы для того, чтобы быть плакальщи... — мужчина понял, какую только что глупость сморозил, и закашлялся.
 
— Простите. Сегодня у меня явно проблемы с красноречием. Надеюсь, речей не предвидится, — Эомер попытался улыбнуться, но улыбка против обыкновения вышла вымученной, натянутой и очень усталой.

Рохиррим сидел на стуле, сцепив пальцы и слегка покачиваясь вперёд и назад. За окном едва взошло солнце, слабо пробивающееся сквозь тучи, знаменуя начало нового дня. Дня, полного грусти и скорби. Мужчина глубоко ушёл в свои мысли, не обращая внимания на торопливо носящихся слуг, завершающий последние приготовления к церемонии, на тихо перешёптывающихся вельможей, обсуждающих последние события, качая головами и изредка бросая взгляды на Эомера. Маршалу было абсолютно плевать на них. Эадиг ушёл в себя, закрылся от внешнего мира, словно спасаясь от каскада плохих новостей, сыплющихся градом на него со всех сторон. В голове проносились лица и имена. Лица и имена погибших или пропавших людей. Закрывая глаза, мужчина видел стоящих бок о бок Эовин, Теодреда, Теодена. А за ними стояли десятки, сотни воинов и друзей, так или иначе расставшихся с жизнью. Люди стояли плечом к плечу, образуя живую стену, уходящую вдаль за горизонт, насколько хватало глаз. "Эовин. Теоден. Теодред. Итильнор. О небо, почему, почему же я ещё здесь?! Почему я должен видеть страдания своего народа? Почему это всё свалилось на меня? Холера, где Теодред, когда он так нужен, где сын великого короля? Где моя любимая сестра, чьей заботы и совета мне так сейчас не хватает? Где верный друг, готовый поддержать добрым словом и делом в любую секунду? Где... все?" Невысказанный вопрос раздался эхом в голове, и спустя секунду пришёл тихий ответ, будто кто-то шепнул на ухо. "Никого нет. Все ушли. Ты остался один."
 
— Эомер? — маршал резко дёрнулся, поднял голову, но это был всего лишь Эльфхельм. Мужчина похлопал Эадига по плечу и кивком головы показал на двери. За стенами чертога собирался народ, готовый отдать последнюю дань уважения почившему королю. — Народ ждёт. Церемония готова, друже. Нужно идти.
 
Маршал секунды три тупо смотрел на Эльфхельма, пытаясь понять, что старый друг хочет от него. Наконец, мужчина встал, отряхнулся и на ватных ногах пошёл к дверям. Толчок — и в чертоги Метусельда ворвался свежий ветер. Воздух обдувал Маршала, разметал его волосы, заставил сощуриться, дабы разглядеть толпу на улицах Эдораса, медленно текущую к воротам. И этот же ветер вынес все лишние мысли из головы. Эадиг тряхнул головой, освобождаясь от гнетущих пут неуверенности. Шаг был сделан и отступать было нельзя. Поэтому маршал вдохнул поглубже и пошёл вперёд, высоко держа голову. Народ не должен был видеть страха на лице Наместника, не должен был видеть его неуверенности. И не важно, что душа Эомера рвалась наружу, как птица в клетке, искренне желая рыдать вместе со всеми, убиваться, плакать по человеку, который заменил мужчине отца, который стал для него роднее всех.
 
Эадиг медленно шёл за гриднями, стараясь не отставать, подстраивая свой шаг под шаг процессии. Позади него безмолвным строем шли вельможи, маршалы, высокие чины, но рохиррим вновь не видел никого из них. Люди, стоящие по бокам, были всего лишь коридором — длинным, шевелящимся коридором, состоящим из тысячей рук и ног, всхлипывающий и колыхающийся. Для Эомера в мире сейчас существовали две вещи, два объекта — носилки с лежащим Теоденом и... Эомер поднял голову, глядя на вход в гробницу. Рядом с ним стояла, сцепив пальцы, Элледель. Девушка с грустью в глазах наблюдала за процессией, ожидая своей очереди, своей части в издревле заведённом ритуале. Едва носилки зашли за последний поворот, дева Севера затянула погребальную песню. Голос, первые несколько мгновений звучавший несколько неуверенно и боязливо, разросся, окреп. Звуки песни, столь часто звучавшей в последнее время, разлились над толпой. И не осталось ни одного человека, ни одного рохиррим или дунадана, ни одного простолюдина или вельможи, кого бы не зацепила эта песня, кому она не проникла бы к самому сердцу, затронув душевные струны. В песне была выражена вся скорбь, вся грусть народа, искренне сожалеющая о гибели короля. Эомер едва удержался, дабы не подхватить слова, но это было не его обязанность. Маршал, скрепя сердцем, продолжал следовать за носилками, в то время как песнь усиливалась, подхватываемая женщинами со всей толпы. Гридни медленно входили в гробницу, где суждено было остаться Теодену до скончания веков. Эомер медленно закрыл глаза. Закрылся вход в гробницу, словно отделяя доблестного короля от мира живых, запирая его в царстве мёртвых.
 
Медленно зашуршал дождь. Эадиг, не веря, поднял голову к небу, подставляя лицо под тяжёлые капли. Влага ударялась о кожу, освежая и пробуждая, заставляя вернуться в реальный мир. Маршал в последний раз взглянул на гробницу, тяжело вздохнул, будто отпуская с этим вздохом грусть по королю. Рохиррим в глубине души осознавал, что мысли о погибели его второго отца будут ещё очень долго преследовать его, но самая тяжёлая часть была позади. Взгляд маршала скользнул по толпе и остановился на Элледели. Девушка плакала, не скрывая слёз, но и не ударяясь в рыдания. Слезы стекли по ещё щекам, смешиваясь с дождём, и падали вниз. Рохиррим внезапно отвлечённо заметил, что в первый раз видит девушку в платье. Одеяние Эовин было ей практически впору, а выглядело дева Севера просто восхитительно. Взгляды пересеклись, и дунаданка и рохиррим обменялись короткими кивками. Сердце слегка ёкнуло, и маршал отчётливо вспомнил, с каким боем он выбил для Элледель эту должность, это место, эту почесть. Никто из маршалов так и не смог переубедить Эомера, что упорно стоял на своём, не желая менять решение. Маршал вручил Элледель одеяние своей сестры собственными руками — и этими же руками возложил на неё печальную и ответственную обязанность плакальщицы. "И она справилась на отлично. Спасибо, Элледель. Надеюсь, у меня ещё будет возможность тебя поблагодарить..." 
 
Толпа буквально вынесла его к чертогам. Эомера со всех сторон обступили те самые высшие чины, маршалы и прочие высокие лица. Кто-то сочувственно похлопывал его по плечу, кто-то с одобрением замечал, что свою часть церемонии маршал исполнил на отлично, кто-то пытался отвлечь Эадига от дурных мыслей. Рохиррим же практически никого не слушал, рассеянно кивая. Как только он вошёл под покровы Метусельд, Эомер ужом выскользнул из постоянно сжимающегося кольца на свободу, отошёл в сторонку, к стенке и вновь ушёл в себя. Мысли сбивались, путались, но в тишине и покое постепенно приходили в порядок. Люди ходили по залу, должным образом почитая память усопшего. Эадиг тихо вздохнул и подумал, что, видимо, пора и ему отдать последнюю дань уважения Теодену, присоединившись к пиршеству. Рохиррим отлепился от стены и аккуратно влился в толпу. Видимо, недостаточно аккуратно. Не рассчитав движение, Эомер задел плечом какую-то девушку, и, разворачиваясь, дабы принести извинения, столкнулся лицом к лицу с Элледель.
 
— Извините, что задел вас, ми... О. Кхм... Приветствую Элледель, — рохиррим почувствовал, что потихоньку покрывается краской. Толпа огибала их, как река огибает камень, так что Эомер повернулся в сторону течения, не желая выбиваться из строя людей и надеясь, что Элледель продолжит движение рядом, — Простите, миледи, я... просто задумался, — "Задумаешься тут, да..." — Знаете, я хотел поблагодарить вас за... вашу песню. Вы поете просто прекрасно, будто созданы для того, чтобы быть плакальщи... — мужчина понял, какую только что глупость сморозил, и закашлялся.
 
— Простите. Сегодня у меня явно проблемы с красноречием. Надеюсь, речей не предвидится, — Эомер попытался улыбнуться, но улыбка против обыкновения вышла вымученной, натянутой и очень усталой.

- Верно, - она не придумала ответа лучше. Девушке приходилось смотреть на Эомера сверху вниз, щуриться и прикрываться ладонью от слепящего солнца и отблесков, которые оно образовало вокруг гривы золотых маршальских волос. Спустя секунду, Элледель поймала себя на том, что любуется этим сиянием.
"Уставилась, как овца на новые ворота!", мысленно выругалась следопытка.  
 
- В самом деле, я никуда не денусь в ближайшие дни. Так что...еще увидимся, да, - поспешно сказала девушка, дабы скрыть свое смущение. Но кажется, вышло только хуже. Теперь они оба просто смотрели друг на друга и молчали, и молчание это с каждой секундой становилось всё более неловким. Элле еще могла полагаться на обыкновенные холодность и невозмутимость своего лица, которые не изменяли ей почти ни в каких сложных ситуациях; однако, смущение Эомера было прямо-таки написано у него на лбу. Странно было видеть легкий румянец, медленно проступающий на щеках этого могучего и рослого человека, давно уже не мальчика, но мужа. У Элле едва не вырвался странный, нервный смешок, однако, дева удержалась даже от мимолетной ухмылки. Она и помыслить не могла о том, чтобы даже мимоходом обидеть Эомера.
"Это все свежий воздух, он так на меня повлиял, не иначе. Или кровь в голову ударила...после прогулки, разумеется", думала Элледель, имея в виду свое волнение; готовая уже попрощаться с маршалом и уйти к себе. Однако, мужчина опередил её; они заговорили одновременно, и Элле замолчала раньше. Безмерно удивленная его предложением, девушка все же кивнула:
 
- Конечно.
 
Эомер подал ей руку, Элле оперлась на нее и они неспешно пошли в сторону палатки. Странность всей ситуации для Элледели достигла высшего предела. Такой, как она, уже никто давно не подавал руки, да и вообще, нужно сказать правду: в ней редко видели женщину. Чаще её воспринимали неким существом, по долгу рождения, по року своему впитавшего в себя и развившего в себе как женские, так и мужские качества. Она была сильной воительницей, дочерью вождя дунэдайн - народа, в котором к женщинам относились как к равным с мужчинами, и потому не допускали мысли, что те могут быть в чем-то слабее их; мысли, что их нужно поддерживать из вежливости даже тогда, когда никаких других объективных обстоятельств для этого нет. Оберегать - конечно, помогать - безусловно, но не выходить за рамки, ни в коем случае не нарушать чужой самостоятельности. Элледель знала, что в других государствах нравы другие. В Гондоре, например, с женщинами обращались как с хрупкими и прекрасными цветами, способными сломаться от малейшего дуновения ветерка; в Рохане, несмотря на большую простоту нравов, также обычным делом было позволять мужчинам быть более сильными, чем женщины. Однако, у близких к эльфам суровых дунэдайн, на чью долю выпало огромное количество лишений, всё имело несколько более простой и одновременно, более сложный вид. Потому, Элле допускала, что её поведение может казаться Эомеру, непривычному к традициям северян, странным в некоторых моментах. Словно в подтверждение этой мысли, девушка во время прогулки часто ловила на себе его недоуменно-заинтересованный взгляд. Однако, у девушки не было времени много размышлять о разнице в обычаях - так её захватила беседа с маршалом.
 
Гораздо позже, уже возвращаясь мыслями к разговору, Элледель понимала, что помнит всё до мельчайших деталей. Дорога до шатра Элле была короткой; и за это время маршал и следопытка успели коснуться лишь пустячных тем. Однако, правду говорят: "Не то важно, что сказано; то важно, как сказано". А говорилось легким и непринужденным тоном; речь собеседников лилась быстро, совершенно не соответствуя их неспешному шагу. Словно двое хотели высказать сразу всё то, что долгое время не могли поведать никому другому. Но вот загвоздка: они были еще не так близко знакомы, чтобы поверять друг другу какие-то тайны и глубокие переживания. Потому-то несерьезные темы вдруг обретали в их устах некий сокровенный смысл; а течение беседы - такую непринужденность. Им обоим хотелось рассказать больше, чем можно было рассказать.
 
- До свидания, - вымолвила Элле, после внезапно установившейся паузы. Они с Эомером уже стояли неподалеку от её палатки. Элледель протянула маршалу руку - и тот крепко сжал её пальцы, а она неожиданно для самой себя, застеснялась загрубевшей кожи своих ладоней. 
 
Попрощавшись в самых вежливых выражениях, Эомер ушел, и Элле, фыркнув себе под нос, откинула резким движением полог шатра и зашла внутрь. День был в самом разгаре, и дочери Хальбарада предстояло многое сделать и многое обдумать.

Взгляда не отвел, а ее поймал, связал, не отпустил, вниз не бросил. Жалом кольнуть хотела, а что прячется за этим мнимым ядом, за колючками сухими? Тяжела ноша Вождя, это знает даже тот, кто не носил ее ни разу, кто не накидывал на плечи подбитый мехом плащ – знак ответственности, знак родителя. Но она справляется, потому что нет другого пути. Взял, так до конца иди, каким бы не был он.
Так видел ее тот, кто собственноручно в изгнании своем расписался, росчерк поставил и ушел, не оглядываясь, потому что не сумел бы шагу ступить, если бы взор обратил.
А что брат зрел? Что видел забытый образ, по которому она рукой мазнула, резко, чуть дернувшись как от боли жуткой? Мазнула, чтобы стереть черты, вытравить из памяти, затоптать, как пламя топчут, как костер убивают, снимаясь со стоянки?
Лишь головой качнул в ответ на вопрос. Не хочет сейчас ссоры, не с ней, не здесь. Пусть воткнет колючку, ему и не больно вовсе. Стряхнет, по ветру развеет. Да вот только сделается ли ей легче? Да нужно ли ей это? Вождь или все же сестра на него сейчас смотрит? Слилось все в одно, как два потока речных, два ветра высоких, но кого больше сейчас, в данную минуту?
Зафар – воин из Харада, так же брат названный, - расколол нити, рассек. К лучшему ли? Кто знает…
Слушает разговор кочевник, ноги скрестив перед собой, взгляд по языкам костра блуждает, ловит блики, что друг друга ласкают, прикасаются и отталкивают прочь. Не могут друг без друга, но и вместе невмочь.
Лишь однажды глаза вскинул, на сестру поглядел.
- Мой дом всегда принадлежит мне, но он осквернен.
Мой дом – мой, но осквернен он. Осквернен… Осквернен.
Скрипнули зубы, но едва заметно. Вряд ли кто и внимания обратил.
Родной дом, тыл, степь всегда были где-то там, за спиной, светлые, солнечными лучами напоенные, ветрами обласканные, дождями орошенные, конями населенные, песнями знакомыми ублаженные. Но уже тогда, по его уходу, тень над ними нависала чаще, чем того ночью позволено. Громче песен и тостов победных клекот работорговцев и зажравшихся мешков, возомнивших себя властителями свободы, звучал.
Должен ли сын, даже блудный, от матери отворачиваться, когда та руку тянет, защиты просит?
Рука браслета золотого на поясе коснулась, провела по узору и вот уж вновь на колене покоится.
- Что ж, - негромко начал он. – Они считают жителей пустынь и степей дикарями, жестокими убийцами, ядовитыми змеями. Пожалуй, они правы, - улыбка легла на доселе плотно сжатые губы. – Но что говорил еще наш отец, Милдерд? «Дикарь» и «невежа» считал, что украшением человека является мудрость. Мудрость же украшает спокойствие. Спокойствие – отвага. Украшение отваги – мягкость. – Помолчал недолго, будто задумался, вспоминая тот день. Почему-то именно эти слова лучше всего запечатлелись в его памяти. Именно этот завет он от отца себе оставил, хоть и думал тогда тот, что будущему вождю клад знаний передает. – Начнем же с мягкости, как и предлагает Вождь. Трудные времена – трудный выбор. Не так ли, Милд?
Взглянул в лицо сестры сейчас, не Вождя, а пальцы просто украшение отцовское, завет драгоценный, от пояса отстегнули и бросили блеском рьяным в костре ночном в руки той, кого он не зря мудрой считал. Хоть и младшей была, но женщиной, а им умом мир воевать за неимением силы вдосталь.
- Если тебе нужна моя помощь, я помогу. Не племя я уже – это да. Но как брат сестре помогу.
Не скрывал ничего, говорил как есть. Все они сейчас в одном кругу, одной крови. Братья и сестры.

Процессия медленно, но уверенно продвигалась по землям беорнингов, петляя меж заснеженных холмов. Свежий, только что выпавший снег вкупе с ярким, хоть уже и клонящимся к закату солнцем резали глаза, поэтому почти все ехали, сильно прищурившись. Ехали все вместе — рохирримы, вастаки, харадримы. Именно это больше всего и напрягало Эомера. Маршал, стиснув зубы, старался не обращать внимания на вопли восточан, которые, казалось, специально кричали всё громе и громче, дабы раззадорить Эадига. Пока мужчина не поддавался, хотя руки просто чесались слезть с коня и хорошенько пройтись кулаками по одной из этих наглых рож. Эомер перевёл взгляд на горизонт. Созерцание красот природы успокаивало и отвлекало от дурных мыслей, коих в последнее время накопилось даже слишком много.
 
"Во-первых, Милдред. Эта восточная стерва, что сейчас едет рядом с Теодредом. — Эомер перевёл взгляд на девушку и сплюнул на землю, — Это ведь из-за неё сейчас мы едем такой толпой, её приспешники. И чего она только забыла с нами?... Нет, это как бы ясно, всё дело в брате, но... Во имя предков, за что мне такое наказание?" Маршал тяжело вздохнул и отъехал слегка в сторону, держась левее основной процессии и отдаляясь от навязчивых восточан. "Во-вторых... восточане. Я думал, я привык к ним за неделю пребывания в Лихолесье. Ничуть. Видимо, там они ещё сдерживались, ибо сейчас они просто ужас. В-третьих... Теодред. Мне абсолютно не нравится то, что творится с братом. Начнём с того, что я не понимаю, что с ним творится — и именно это тревожит меня больше всего."
 
Эомер исподлобья посмотрел на брата. С того самого вечера он как-то даже особо и не пересекался с ним, благо, Ярл тоже оставил его в покое. Большую часть времени Эомер проводил в прогулках по лесу и посиделках у костра, изредка пересекаясь с другими гостями. Но даже так Эадиг всё равно умудрился заметить, что Теодред чуть ли не по пятам ходит за Милдред, постоянно гуляя с ней и беззаботно болтая. Эомер скривился. "Ну и гадость. А ещё делает вид, что всё в порядке, что ничего не происходит и не произошло... а теперь ещё едет рядом с Теодредом." Мужчина и сам не понимал, откуда у него такая ненависть и нелюбовь к этой девушке. С одной стороны, Эомер оправдывал себя исконной ненависть к восточным народам, с другой, за неделю в Лихолесье Маршал успел немного пересмотреть свои взгляды по этому поводу. Ярчайшим примером того, что не все люди Востока плохи, был Фэнэк. Эомер обернулся, но не увидел харадрима позади колонны — лишь чёрную точку на горизонте, мчащуюся обратно в лес. Эадиг моргнул — и точка исчезла, слившись с деревьями. "Показалось?... Ну да ладно." Эадиг уже было собирался продолжить свои моральные искания, как его мысли были грубо прерваны громким кличем. Этот голос перепутать с другим было невозможно.
 
— А мы вас уж и заждались! Прошу к нашим скромным кострам, дорогие друзья, вас ждет горячий ужин. Не бойтесь, платить не надо, — Эомер подъехал к голове процессии и остановился по левую руку от Теодреда. Перед ними стояли гномы. Эадиг слегка нахмурился и попытался вспомнить, где же он их видел. "Свадьба? Да, точно, это же были представители от гномов! Хм, я думал они уже уехали." Эомер перевёл взгляд на брата. Теодред почему-то колебался в принятии решения. По лицу мужчины было ясно, что он хочет как можно скорее вернуться в Рохан, не тратя время на какие-то остановки. Ярл уже было открыл рот с явным намерением отказаться от приглашения, но Эадиг повернулся в его сторону и как бы невзначай, в сторону бросил:
 
— Гномы — наши друзья. А людям не помешает отдохнуть перед следующим долгим переходом.
 
Теодред замолчал и пристально посмотрел на Эомера. Тот ответил ему спокойным взглядом, что, правда, стоило ему немалых усилий. А вот удержать ту же спокойную маску при взглядена Милдред рохиррим не смог, и губы мужчины сами собой сложились в недовольную ухмылку. Ярл тем временем обратился к Торину и Ксинхейлу.
 
— Мы с радостью принимаем ваше предложение, дорогие друзья. Думаю, все мы будем рады отдохнуть в тёплом кругу друзей после долгого дня. Верно?
 
Колонна отозвалась нестройным, но весьма довольным хором голосов. Особенно после того, как до процессии долетели манящие запахи пищи и выпивки. Небольшая заминка, и вот уже отряд, ведомый гномами, спешил к кострам. Эомер втянул носом аромат эля. "Ну, может быть, не всё так уж и плохо, а? Не самое лучшее начало дня, так хоть завершение будет подобающим."
 
[spoiler=Для соигроков]Роль Тео пока на мне, он вроде ещё не объявился. Так что, если кто-нибудь будет обращаться к нему — Милд или Торя, я отыграю. И даже постараюсь не сильно унизить Ярла, хе-хе-хе.
 

И снова в путь, на простор бескрайний. Вот по чему душа плакала, стенала, руки тянула, получить хотела. Лес был по своему красив и величественен, да вот только не по нему, не по страннику дикому эта мощь и тайна. Засиделся, задержался, но сейчас словно на волю вырвался, крылья сильные расправил, в небо клекот хищный - звонкий, резкий - острый глаз земли осматривает. Щелкнул языком, пятками коня норовистого тронул: не его душа, не отражение полное, но по характеру и вздору больше всего подходил, приглянулся, да и сам янтарным оком одарил, копытом мощным пыль да землю взбил.
Снова путь перед ним, веревкой дорога вьется, а куда приведет в итоге, кто же знает? Лишь Светило ярое ведать может, лишь Луна блеклая догадаться хочет. А ему что? Сейчас с толпой пройдет ибо так и веселье найти можно, и разговор, и взбучку потешную, а потом снова путь его ответвится, пойдет своим чередом и ходом, и тогда повернет Дамир без раздумья, без задней мысли и сожаления.
А сейчас со всеми дорогу делил, то с вастаками шутку бросит, то коневодов хмурых подзадорит, то змей песчаных подстегнет, то девчушке малой подмигнет, то ход коню Ярла подрежет, то смехом небо огласит, то задумается, оторвавшись от общей толпы, то песню замурлычет, то грозно оком сверкнет, то резким словом вскрикнет. А то вот пустит жеребца быстролетного - пусть летит вперед, как душа просит, ведь жизни лишь отрезок дан, и кощунство вести его по правилам и угодам.
Так и несся и скакал путь реки разноцветной, ветра пестрого с вплетенными ленточками плещущими. А вот и остановка богатая, с кострами, мясом, жиром прыщущим, выпивкой и беседой. И все бесплатно! За то горный народец и людей медведеобразных можно крепко любить да деревянные кружки с пенным элем вдрызг разбить, друг о друга в тосте веселом ударив. Хохотнул на замечание гнома, соскочил с коня, главу соратника в пути к себе притянул, шепнул что-то на ухо бархатное. Всхрапнул жеребец, хвостом мотнув. А кочевник уже, похлопав по боку блестящему, поклажу малую с крупа снимал, насвистывая.
И вот разместились все, по кострам да кучкам разошлись. Едят, пьют, роздых дают душе и телу, речи звенят, от неба отражаясь, в свои игры с эхом и многоголосьем играя. А кочевник у костра сидит, откинулся назад, на мешок походный облокотился, закусил травинку сухую, полевую в зубах, глаза мерцают, по лицу всполохи от огней гуляют, черты заостряя.
Для него что свадьба, что этот пир горой - все хорошо, ведь первое правило путешественника гласит: всегда по возможности не отказывайся брюхо набить. Кто знает, в какие голодные земли судьба занесет. А если к еде и кружка поставляется, то счастливая звезда в час твоего рождения зажглась. Теперь хоть в огонь, хоть в воду, хоть к самому балрогу на рога.
Взгляд сытый, но не разморенный теплом и пиршеством, гуляет, ходит по лицам, по кучкам людей, гномов и полумедведей.
"Вот кому рассказать, не поверят!", - усмехнулся, к кисету с остатками травы потянулся, еще в Умбаре добытой. - "Вастаки, коневоды, харадримы, и все в одну сторону скачут, а не друг против друга. Хорошо хоть солнце все на Востоке восходит," - ловко пальцы лист скрутили, вспыхнул огонек, дымок едкий вверх пополз.
"Куда это интересно пропал, друг сердечный со шрамом в поллица," - нет, не видно харадримца среди пирующих.
Вышел ли? Навряд ли. Такой только пропасть может или сквозь снег провалиться. Слишком вздорный, а отряд спокойно последние лиги ехал.
А что сестра же? Совсем кроме своего коневода мир не видит? Племя не считает? Его ли дело?
Пожав плечами, Дамир решил, что его. Легко поднялся, остаток самокрутки в костер бросил, к Вождю подошел, сел, Инас с улыбкой кивнул, без лишних предисловий к сестре обратился:
- Видела ли ты, Вождь, куда змейка зубастая запропастилась? А то ж так к концу похода половины людей не досчитаешься, - зубы белые в улыбке сверкнули, сережка в ухе звякнула, а голос ниже зазвучал. - Или же по твоему плану он свернул с пути?

От прошлого своего, от памяти, от самой себя - как от песчаной бури, как от стаи воронья, от морока, от роняющих слюну гончих. Забудь, оставь, как птицу, на волю выпусти, пеплом сожженных трав развей по ветру, ему, своенравному, холодному, рвущему, грудь, лицо подставь, пальцами, как в гриву конскую, заройся, глаза закрой, песню услышь - и пусть мчит лихой конь, пусть танцует иссохший вереск, пусть кружит вокруг, рыча, буран: ты этому отдайся, не боясь, и будь, что будет.
 
И вспоминать уже легче, не так больно, не так страшно - пальцы сами собой находят под плащом крохотную жар-птицу - глаза - алыми каменьями, хвост павлиний - что пламени всполох, и вся блестит, сияет, золотом, самим солнцем переливается. О Кханде, о доме родном воспоминание, но иное, не такое близкое, точно бы принадлежащее не ей: не слуге бывшей брошь дорогую у сердца носить, не безымянной девочке из огромного, светом залитого дворца дар королевы принимать.
 
И отчего-то невмочь стало под одеждой птицу огненную держать, и поморщилась Инас, как от боли раны старой, растравленной опять, как от удара кнута по едва зажившим рубцам; от рубахи нижней отстегнула, руку в ворот широкий просунув, в кулаке зажала, глаза прикрыла, в ладони взвесила. Это носила когда-то её госпожа, наследница рода Синих Воронов, это носила когда-то принцесса Кханда, средь пустынь и суховеев затерянного. Это носила дочь тех, кто порабощал, принижал, металлом и плетью заклеймлял людей, тех, кто на крови царство своё возвёл.
 
- Не это хочу я запомнить, - одними только губами прошептал она, руку вытягивая - меж пальцев золото тускло солнце ловит, вспыхивает. - Не то, что я раб.
 
И - пальцы разжала, глядит хмуро, глядит жёстко, - и взрывают кони рыхлый искрящийся снег, память дурную, тёмную в землю втаптывают, под сугробам хоронят, дальше скачут, звонким ржанием степь оглашают, холодный воздух разрезая.
 
* * *
 
День скачки дикой, неутомимой, средь хмурых рохиррим, особняком держащихся харадрим и задорных, небеса оглашающих выкриками, скалящихся весело спутникам своим истерлингов - слишком тяжело, слишком много для ребёнка, не привыкшего, не в этом мире выросшего, не впитавшего дым ночных костров, запах взмыленных лошадей, ветра звон в сухой траве с материнским молоком. Но отдых не только ей нужен - устали и кони мчаться по снегам, ветру упрямому наперекор, устали люди, хоть и полжизни верхом проводят; и потому радостными воскликами встретили путники янтарём рассыпавшиеся по степи костры, тёплый кров, горячую пищу.
 
И она, Инас, с остальными в кругу сидит, почти с рычанием - точно шакалёнку оголодавшему кусок со стола бросили - в сочный кусок вгрызается, прямо руками, прямо с вертела, с ножа делящего еду на всех вастака; и кажется, что ничего и никогда вкусней не пробовала, чем мясо этого на тучных пастбищах вскормленного дикого быка, копьём промеж глаз поражённого одним из людей Милдред - у степи позволения испрошено, возблагодарена мать сыновьями и дочерьми, и помнит каждый из них зарок: без нужды не убей, хорошей крови не порть, выбирай того, кто слабей, маток с детёнышами не тронь.
 
Девочка подняла голову, через рваный седой полог дыма от костра на Вождя взглянула - без слов, без вопрошений - и отвернулась, точно боялась, что та от огня прогонит, решение изменит, скажет, наконец, слово своё.

<--- Безлюдные пустоши Бурых Земель

Приближаясь к реке, Ашраз заметил, что окружение изменялось разительно, ведь еще каких то полчаса назад отряд бежал по пустошам с редкими жиденькими клочками иссохшей травы, а теперь вокруг стали появляться не просто кустарники, а даже и деревца, которые окаймляли восточный берег Андуина. Тут уже нужно было высылать наперед разведчика, ведь вверх по реке находились земли илид, а те, пусть и будучи побежденными в битвах в лесах, как знал Кривой, все равно не сдавались. Последнее утверждение орк вывел, основываясь на своем опыте встреч в сражениях с эльфятиной. Вообще, Ашраз относился к эльфам с опаской, не так, как к людям, действия которых еще были понятны и предсказуемы. Илид же имели по наблюдениям капитана отличный от людского характер. И это и настораживало Кривого, ведь тот не привык действовать не поняв противника. К счастью, за всю свою жизнь орк лишь несколько раз встречался с эльфами, и возможно по этой причине сейчас был живой. Впрочем, с размышлений о эльфах, Ашраз, подходя к реке, быстро переключился на разбивку лагеря. Когда уже все было завершено, и воины уже набирали воду в свои фляги и пили, кривясь, ведь по вкусу эта дрянь и не напоминала грог или ту жидкость, которая текла из мордорских родников, к капитану, как назло, подбежал вернувшийся щуплый снага разведчик, и по своей неаккуратности, подходя сзади задел рукой, жестикулируя и говоря одновременно, заживающий мизинец орка. После краткого доклада, Кривой чуть-ли не пинками выгнал из палатки расхлябанного снагу и стал думать над ситуацией, которая складывалась на берегах реки. По донесениям разведчика выходило, что неподалеку, на западном берегу Андуина, рядом с бродом, пройдя по которому тот и проследил за всем тем, что там происходило, идет на север отряд эльфов. Помимо того, южнее прозорливый разведчик обнаружил идущий за эльфийским отрядом отряд орков, приблизительно около шести десятков голов. Орки были мордорскими, собратьями Ашраза, среди них, как говорил снага, было пятеро крупных уруков черного цвета, что говорило на принадлежность их к войскам Мордора. Эльфов сосчитать разведчик не смог, однако приметил, что среди тех были раненные. Теперь только от Ашраза зависело, примет ли он участие в сражении. На чашах весов лежали две вещи - орочья честь и долг. До этого момента Кривой считал, что у него есть первое, и что он почти всегда следует второму. Теперь же у него возникли сомнения. С одной стороны, помочь родичам было правильно, но терять свои силы капитан не хотел. После десятка минут размышлений, орк сплюнул на землю и со злостью наподдал по лежащему рядом камню. Ему нужно было решить, что для него важнее, но он не мог этого сделать. Количество доводов для выбора той или другой стороны было равно и Ашраз находился в смятении, но впрочем, недолго, ведь к нему вернулся снага, чтобы сказать то, что тот забыл раньше. Сказать, что следуя тракту, сотня оказалась чуть севернее леса, к которому шла. Это радости командира не увеличило, но помогло решиться. Он вступит в бой. 

Их застали врасплох, но несмотря на это, эльфы смогли быстро перегруппироваться, и теперь были готовы к бою. Поначалу все шло хорошо: Лучники заняли позицию впереди и по бокам отряда, отстреливая подступающих орков, сокращая их численность с огромной скоростью. К тому моменту, когда неприятель достиг отряда, их осталась чуть ли не половина. Лучники поспешно отступили под прикрытие воинов, которые образовали живой щит, преграждая врагам путь, и ограждая их от уязвимых бойцов дальнего боя, и что более важно, от тяжелораненых. Завязался бой. Неотесанные, грязные, в доспехах похожих больше на кухонную утварь, чем на средство защиты, орки с огромным неистовством и жаждой убийства ворвались в строй обороняющихся, намереваясь убить всех защитников, а потом добраться и до остальных. Они чувствовали, что враг слаб, что у них есть раненые, а значит, они уязвимы. Но эльдар не дрогнули. Передние ряды стойко приняли удар, и сами перешли в наступление, рубя и кромсая орков. Лучники же постоянно двигались, отстреливая тех, кто пытался зайти с флагнов. Так же они прикрывали отход тех, кто не способен был держать в руках оружие. В самой гуще схватки находился Хикелия, с яростью, не уступающей орочьей, он убивал одного противника за другим. Сама же Эрувэн с небольшим отрядом соратников находилась неподалеку от воинов, обечепивая им необходимое прикрытие. Убивая очередного орка, она услышала, как её сородич прошептал: - Четвертый. "Идиот" - подумала девушка, накладывая очередную стрелу на тетиву. Орков оказалось не так много, как могло показаться на первый взгляд. В какой-то момент даже подумалось, что у них нет ни одного шанса против дисциплинированных и выученных воинов Лориэна и Лихолесья. Но только показалось. Орки, замечая, что их отряд таял на глазах, обратились в бегство. - Не оставлять в живых ни одного поганого орка! - Рявкнул Хикелия, бросаясь за ними.
"Все кон.." Мысль умерла, не успев родиться. С фланга, замеченные слишком поздно, двигался еще один отряд темных отродий. Прорубаясь через попавшихся на пути, он двигался к основным силам. Воодушевленные таким поворотом событий, отступающие недобитки развернулись, дабы взять эльдар в клещи.

Процессия медленно, но уверенно продвигалась по землям беорнингов, петляя меж заснеженных холмов. Свежий, только что выпавший снег вкупе с ярким, хоть уже и клонящимся к закату солнцем резали глаза, поэтому почти все ехали, сильно прищурившись. Ехали все вместе — рохирримы, вастаки, харадримы. Именно это больше всего и напрягало Эомера. Маршал, стиснув зубы, старался не обращать внимания на вопли восточан, которые, казалось, специально кричали всё громе и громче, дабы раззадорить Эадига. Пока мужчина не поддавался, хотя руки просто чесались слезть с коня и хорошенько пройтись кулаками по одной из этих наглых рож. Эомер перевёл взгляд на горизонт. Созерцание красот природы успокаивало и отвлекало от дурных мыслей, коих в последнее время накопилось даже слишком много.
 
"Во-первых, Милдред. Эта восточная стерва, что сейчас едет рядом с Теодредом. — Эомер перевёл взгляд на девушку и сплюнул на землю, — Это ведь из-за неё сейчас мы едем такой толпой, её приспешники. И чего она только забыла с нами?... Нет, это как бы ясно, всё дело в брате, но... Во имя предков, за что мне такое наказание?" Маршал тяжело вздохнул и отъехал слегка в сторону, держась левее основной процессии и отдаляясь от навязчивых восточан. "Во-вторых... восточане. Я думал, я привык к ним за неделю пребывания в Лихолесье. Ничуть. Видимо, там они ещё сдерживались, ибо сейчас они просто ужас. В-третьих... Теодред. Мне абсолютно не нравится то, что творится с братом. Начнём с того, что я не понимаю, что с ним творится — и именно это тревожит меня больше всего."
 
Эомер исподлобья посмотрел на брата. С того самого вечера он как-то даже особо и не пересекался с ним, благо, Ярл тоже оставил его в покое. Большую часть времени Эомер проводил в прогулках по лесу и посиделках у костра, изредка пересекаясь с другими гостями. Но даже так Эадиг всё равно умудрился заметить, что Теодред чуть ли не по пятам ходит за Милдред, постоянно гуляя с ней и беззаботно болтая. Эомер скривился. "Ну и гадость. А ещё делает вид, что всё в порядке, что ничего не происходит и не произошло... а теперь ещё едет рядом с Теодредом." Мужчина и сам не понимал, откуда у него такая ненависть и нелюбовь к этой девушке. С одной стороны, Эомер оправдывал себя исконной ненависть к восточным народам, с другой, за неделю в Лихолесье Маршал успел немного пересмотреть свои взгляды по этому поводу. Ярчайшим примером того, что не все люди Востока плохи, был Фэнэк. Эомер обернулся, но не увидел харадрима позади колонны — лишь чёрную точку на горизонте, мчащуюся обратно в лес. Эадиг моргнул — и точка исчезла, слившись с деревьями. "Показалось?... Ну да ладно." Эадиг уже было собирался продолжить свои моральные искания, как его мысли были грубо прерваны громким кличем. Этот голос перепутать с другим было невозможно.
 
— А мы вас уж и заждались! Прошу к нашим скромным кострам, дорогие друзья, вас ждет горячий ужин. Не бойтесь, платить не надо, — Эомер подъехал к голове процессии и остановился по левую руку от Теодреда. Перед ними стояли гномы. Эадиг слегка нахмурился и попытался вспомнить, где же он их видел. "Свадьба? Да, точно, это же были представители от гномов! Хм, я думал они уже уехали." Эомер перевёл взгляд на брата. Теодред почему-то колебался в принятии решения. По лицу мужчины было ясно, что он хочет как можно скорее вернуться в Рохан, не тратя время на какие-то остановки. Ярл уже было открыл рот с явным намерением отказаться от приглашения, но Эадиг повернулся в его сторону и как бы невзначай, в сторону бросил:
 
— Гномы — наши друзья. А людям не помешает отдохнуть перед следующим долгим переходом.
 
Теодред замолчал и пристально посмотрел на Эомера. Тот ответил ему спокойным взглядом, что, правда, стоило ему немалых усилий. А вот удержать ту же спокойную маску при взглядена Милдред рохиррим не смог, и губы мужчины сами собой сложились в недовольную ухмылку. Ярл тем временем обратился к Торину и Ксинхейлу.
 
— Мы с радостью принимаем ваше предложение, дорогие друзья. Думаю, все мы будем рады отдохнуть в тёплом кругу друзей после долгого дня. Верно?
 
Колонна отозвалась нестройным, но весьма довольным хором голосов. Особенно после того, как до процессии долетели манящие запахи пищи и выпивки. Небольшая заминка, и вот уже отряд, ведомый гномами, спешил к кострам. Эомер втянул носом аромат эля. "Ну, может быть, не всё так уж и плохо, а? Не самое лучшее начало дня, так хоть завершение будет подобающим."
 
[spoiler=Для соигроков]Роль Тео пока на мне, он вроде ещё не объявился. Так что, если кто-нибудь будет обращаться к нему — Милд или Торя, я отыграю. И даже постараюсь не сильно унизить Ярла, хе-хе-хе.
 

Процессия медленно, но уверенно продвигалась по землям беорнингов, петляя меж заснеженных холмов. Свежий, только что выпавший снег вкупе с ярким, хоть уже и клонящимся к закату солнцем резали глаза, поэтому почти все ехали, сильно прищурившись. Ехали все вместе — рохирримы, вастаки, харадримы. Именно это больше всего и напрягало Эомера. Маршал, стиснув зубы, старался не обращать внимания на вопли восточан, которые, казалось, специально кричали всё громе и громче, дабы раззадорить Эадига. Пока мужчина не поддавался, хотя руки просто чесались слезть с коня и хорошенько пройтись кулаками по одной из этих наглых рож. Эомер перевёл взгляд на горизонт. Созерцание красот природы успокаивало и отвлекало от дурных мыслей, коих в последнее время накопилось даже слишком много.
 
"Во-первых, Милдред. Эта восточная стерва, что сейчас едет рядом с Теодредом. — Эомер перевёл взгляд на девушку и сплюнул на землю, — Это ведь из-за неё сейчас мы едем такой толпой, её приспешники. И чего она только забыла с нами?... Нет, это как бы ясно, всё дело в брате, но... Во имя предков, за что мне такое наказание?" Маршал тяжело вздохнул и отъехал слегка в сторону, держась левее основной процессии и отдаляясь от навязчивых восточан. "Во-вторых... восточане. Я думал, я привык к ним за неделю пребывания в Лихолесье. Ничуть. Видимо, там они ещё сдерживались, ибо сейчас они просто ужас. В-третьих... Теодред. Мне абсолютно не нравится то, что творится с братом. Начнём с того, что я не понимаю, что с ним творится — и именно это тревожит меня больше всего."
 
Эомер исподлобья посмотрел на брата. С того самого вечера он как-то даже особо и не пересекался с ним, благо, Ярл тоже оставил его в покое. Большую часть времени Эомер проводил в прогулках по лесу и посиделках у костра, изредка пересекаясь с другими гостями. Но даже так Эадиг всё равно умудрился заметить, что Теодред чуть ли не по пятам ходит за Милдред, постоянно гуляя с ней и беззаботно болтая. Эомер скривился. "Ну и гадость. А ещё делает вид, что всё в порядке, что ничего не происходит и не произошло... а теперь ещё едет рядом с Теодредом." Мужчина и сам не понимал, откуда у него такая ненависть и нелюбовь к этой девушке. С одной стороны, Эомер оправдывал себя исконной ненависть к восточным народам, с другой, за неделю в Лихолесье Маршал успел немного пересмотреть свои взгляды по этому поводу. Ярчайшим примером того, что не все люди Востока плохи, был Фэнэк. Эомер обернулся, но не увидел харадрима позади колонны — лишь чёрную точку на горизонте, мчащуюся обратно в лес. Эадиг моргнул — и точка исчезла, слившись с деревьями. "Показалось?... Ну да ладно." Эадиг уже было собирался продолжить свои моральные искания, как его мысли были грубо прерваны громким кличем. Этот голос перепутать с другим было невозможно.
 
— А мы вас уж и заждались! Прошу к нашим скромным кострам, дорогие друзья, вас ждет горячий ужин. Не бойтесь, платить не надо, — Эомер подъехал к голове процессии и остановился по левую руку от Теодреда. Перед ними стояли гномы. Эадиг слегка нахмурился и попытался вспомнить, где же он их видел. "Свадьба? Да, точно, это же были представители от гномов! Хм, я думал они уже уехали." Эомер перевёл взгляд на брата. Теодред почему-то колебался в принятии решения. По лицу мужчины было ясно, что он хочет как можно скорее вернуться в Рохан, не тратя время на какие-то остановки. Ярл уже было открыл рот с явным намерением отказаться от приглашения, но Эадиг повернулся в его сторону и как бы невзначай, в сторону бросил:
 
— Гномы — наши друзья. А людям не помешает отдохнуть перед следующим долгим переходом.
 
Теодред замолчал и пристально посмотрел на Эомера. Тот ответил ему спокойным взглядом, что, правда, стоило ему немалых усилий. А вот удержать ту же спокойную маску при взглядена Милдред рохиррим не смог, и губы мужчины сами собой сложились в недовольную ухмылку. Ярл тем временем обратился к Торину и Ксинхейлу.
 
— Мы с радостью принимаем ваше предложение, дорогие друзья. Думаю, все мы будем рады отдохнуть в тёплом кругу друзей после долгого дня. Верно?
 
Колонна отозвалась нестройным, но весьма довольным хором голосов. Особенно после того, как до процессии долетели манящие запахи пищи и выпивки. Небольшая заминка, и вот уже отряд, ведомый гномами, спешил к кострам. Эомер втянул носом аромат эля. "Ну, может быть, не всё так уж и плохо, а? Не самое лучшее начало дня, так хоть завершение будет подобающим."
 
[spoiler=Для соигроков]Роль Тео пока на мне, он вроде ещё не объявился. Так что, если кто-нибудь будет обращаться к нему — Милд или Торя, я отыграю. И даже постараюсь не сильно унизить Ярла, хе-хе-хе.
 

Всадники спешились. Эомер на всякий случай помог Элледель слезть, подхватив её и бережно поставив на землю. На этот раз рука не дрогнула. Короткий свист — и всё тот же златовласый конюх, дежуривший неподалёку в ожидании сигнала, резво прибежал на зов и увёл коней. Мелькнули в последний раз золотые кудри парнишки, скрывшегося за шатром, и вот рохиррим и дунаданка остались наедине. Эомер неожиданно почувствовал какое-то смущение и неловкость. Он стоял, задумчиво глядя в проход между шатрами, не зная, что сказать. "Поблагодарить?.. Слова благодарности уже были сказаны. Прощаться? Да вроде тоже попрощался. Почему же меня не отпускает чувство недосказанности?"
 
— И вам спасибо, маршал. Мне подумалось, что не лишним будет отвлечь нас обоих от слишком печальных мыслей. Невозможно всё своё время отдавать только им...к тому же, у нас ныне почти нет поводов для радости. Однако, я рада была познакомиться с вами. — Элледель разорвала неловкую тишину. Черноволосая следопытка искренне улыбалась. И лёгкий поклон, что дева изобразила, был не частью какого-то официального обряда, а настоящим проявлением уважения.
 
— Сейчас у нас у всех слишком мало поводов для радости, — серьёзно сказал Эомер, — И именно нужно беречь каждый из них, хвататься за них, как за спасительную соломинку. Я... на самом деле, миледи, я тоже несказанно рад нашему знакомству, — Маршал на секунду запнулся, и совершенно неожиданно для себя выпалил, — И я надеюсь, мы ещё встретимся. В конце концов, погода обещает быть хорошей, почему бы и не прогуляться, верно?
 
Эомер попытался улыбнуться, но улыбка вышла какой-то скованной, смущённой. "Что я несу? Что.. что вообще происходит, откуда в тебе это, Эомер? Какое-то странное смущение, недомолвки, странные фразы..." Рохиррим поклонился девушке в ответ — совсем немного, но куда сильнее, чем обычно перед вельможами, — и уже собрался уходить, как что-то его остановило. "Серьёзно? Уйдёшь просто так, оставив девушку посреди поля? Ну, следопытка-то легко найдёт дорогу назад, но тебе не кажется это несколько... странным?" Эадиг на секунду задумался и ответил сам себе. "Кажется, да. И не только это, но, в пекло всё это."
 
— И, Элледель... вы не будете возражать, если я вас провожу? Не могу же я вас оставить посреди поля одну, — Маршал широко улыбнулся и подал девушке руку. Лёгкий ветерок качал тихо шуршащую степную траву, солнце мягким светом освещало лагерь, по которому сновали в бешеном темпе люди. Кто-то разносил лекарства, кто-то, перебегая от палатки к палатке, проверял состояние больных, кто-то, хромая, прогуливался, наслаждаясь погодой. Поток людей не сбавлял темп и не останавливался ни на секунду. Но по самому центру улицы медленно шли двое, рохиррим и дунаданка, словно рассекая толпу и увлечённо беседуя.

Процессия медленно, но уверенно продвигалась по землям беорнингов, петляя меж заснеженных холмов. Свежий, только что выпавший снег вкупе с ярким, хоть уже и клонящимся к закату солнцем резали глаза, поэтому почти все ехали, сильно прищурившись. Ехали все вместе — рохирримы, вастаки, харадримы. Именно это больше всего и напрягало Эомера. Маршал, стиснув зубы, старался не обращать внимания на вопли восточан, которые, казалось, специально кричали всё громе и громче, дабы раззадорить Эадига. Пока мужчина не поддавался, хотя руки просто чесались слезть с коня и хорошенько пройтись кулаками по одной из этих наглых рож. Эомер перевёл взгляд на горизонт. Созерцание красот природы успокаивало и отвлекало от дурных мыслей, коих в последнее время накопилось даже слишком много.
 
"Во-первых, Милдред. Эта восточная стерва, что сейчас едет рядом с Теодредом. — Эомер перевёл взгляд на девушку и сплюнул на землю, — Это ведь из-за неё сейчас мы едем такой толпой, её приспешники. И чего она только забыла с нами?... Нет, это как бы ясно, всё дело в брате, но... Во имя предков, за что мне такое наказание?" Маршал тяжело вздохнул и отъехал слегка в сторону, держась левее основной процессии и отдаляясь от навязчивых восточан. "Во-вторых... восточане. Я думал, я привык к ним за неделю пребывания в Лихолесье. Ничуть. Видимо, там они ещё сдерживались, ибо сейчас они просто ужас. В-третьих... Теодред. Мне абсолютно не нравится то, что творится с братом. Начнём с того, что я не понимаю, что с ним творится — и именно это тревожит меня больше всего."
 
Эомер исподлобья посмотрел на брата. С того самого вечера он как-то даже особо и не пересекался с ним, благо, Ярл тоже оставил его в покое. Большую часть времени Эомер проводил в прогулках по лесу и посиделках у костра, изредка пересекаясь с другими гостями. Но даже так Эадиг всё равно умудрился заметить, что Теодред чуть ли не по пятам ходит за Милдред, постоянно гуляя с ней и беззаботно болтая. Эомер скривился. "Ну и гадость. А ещё делает вид, что всё в порядке, что ничего не происходит и не произошло... а теперь ещё едет рядом с Теодредом." Мужчина и сам не понимал, откуда у него такая ненависть и нелюбовь к этой девушке. С одной стороны, Эомер оправдывал себя исконной ненависть к восточным народам, с другой, за неделю в Лихолесье Маршал успел немного пересмотреть свои взгляды по этому поводу. Ярчайшим примером того, что не все люди Востока плохи, был Фэнэк. Эомер обернулся, но не увидел харадрима позади колонны — лишь чёрную точку на горизонте, мчащуюся обратно в лес. Эадиг моргнул — и точка исчезла, слившись с деревьями. "Показалось?... Ну да ладно." Эадиг уже было собирался продолжить свои моральные искания, как его мысли были грубо прерваны громким кличем. Этот голос перепутать с другим было невозможно.
 
— А мы вас уж и заждались! Прошу к нашим скромным кострам, дорогие друзья, вас ждет горячий ужин. Не бойтесь, платить не надо, — Эомер подъехал к голове процессии и остановился по левую руку от Теодреда. Перед ними стояли гномы. Эадиг слегка нахмурился и попытался вспомнить, где же он их видел. "Свадьба? Да, точно, это же были представители от гномов! Хм, я думал они уже уехали." Эомер перевёл взгляд на брата. Теодред почему-то колебался в принятии решения. По лицу мужчины было ясно, что он хочет как можно скорее вернуться в Рохан, не тратя время на какие-то остановки. Ярл уже было открыл рот с явным намерением отказаться от приглашения, но Эадиг повернулся в его сторону и как бы невзначай, в сторону бросил:
 
— Гномы — наши друзья. А людям не помешает отдохнуть перед следующим долгим переходом.
 
Теодред замолчал и пристально посмотрел на Эомера. Тот ответил ему спокойным взглядом, что, правда, стоило ему немалых усилий. А вот удержать ту же спокойную маску при взглядена Милдред рохиррим не смог, и губы мужчины сами собой сложились в недовольную ухмылку. Ярл тем временем обратился к Торину и Ксинхейлу.
 
— Мы с радостью принимаем ваше предложение, дорогие друзья. Думаю, все мы будем рады отдохнуть в тёплом кругу друзей после долгого дня. Верно?
 
Колонна отозвалась нестройным, но весьма довольным хором голосов. Особенно после того, как до процессии долетели манящие запахи пищи и выпивки. Небольшая заминка, и вот уже отряд, ведомый гномами, спешил к кострам. Эомер втянул носом аромат эля. "Ну, может быть, не всё так уж и плохо, а? Не самое лучшее начало дня, так хоть завершение будет подобающим."
 
[spoiler=Для соигроков]Роль Тео пока на мне, он вроде ещё не объявился. Так что, если кто-нибудь будет обращаться к нему — Милд или Торя, я отыграю. И даже постараюсь не сильно унизить Ярла, хе-хе-хе.
 

Процессия медленно, но уверенно продвигалась по землям беорнингов, петляя меж заснеженных холмов. Свежий, только что выпавший снег вкупе с ярким, хоть уже и клонящимся к закату солнцем резали глаза, поэтому почти все ехали, сильно прищурившись. Ехали все вместе — рохирримы, вастаки, харадримы. Именно это больше всего и напрягало Эомера. Маршал, стиснув зубы, старался не обращать внимания на вопли восточан, которые, казалось, специально кричали всё громе и громче, дабы раззадорить Эадига. Пока мужчина не поддавался, хотя руки просто чесались слезть с коня и хорошенько пройтись кулаками по одной из этих наглых рож. Эомер перевёл взгляд на горизонт. Созерцание красот природы успокаивало и отвлекало от дурных мыслей, коих в последнее время накопилось даже слишком много.
 
"Во-первых, Милдред. Эта восточная стерва, что сейчас едет рядом с Теодредом. — Эомер перевёл взгляд на девушку и сплюнул на землю, — Это ведь из-за неё сейчас мы едем такой толпой, её приспешники. И чего она только забыла с нами?... Нет, это как бы ясно, всё дело в брате, но... Во имя предков, за что мне такое наказание?" Маршал тяжело вздохнул и отъехал слегка в сторону, держась левее основной процессии и отдаляясь от навязчивых восточан. "Во-вторых... восточане. Я думал, я привык к ним за неделю пребывания в Лихолесье. Ничуть. Видимо, там они ещё сдерживались, ибо сейчас они просто ужас. В-третьих... Теодред. Мне абсолютно не нравится то, что творится с братом. Начнём с того, что я не понимаю, что с ним творится — и именно это тревожит меня больше всего."
 
Эомер исподлобья посмотрел на брата. С того самого вечера он как-то даже особо и не пересекался с ним, благо, Ярл тоже оставил его в покое. Большую часть времени Эомер проводил в прогулках по лесу и посиделках у костра, изредка пересекаясь с другими гостями. Но даже так Эадиг всё равно умудрился заметить, что Теодред чуть ли не по пятам ходит за Милдред, постоянно гуляя с ней и беззаботно болтая. Эомер скривился. "Ну и гадость. А ещё делает вид, что всё в порядке, что ничего не происходит и не произошло... а теперь ещё едет рядом с Теодредом." Мужчина и сам не понимал, откуда у него такая ненависть и нелюбовь к этой девушке. С одной стороны, Эомер оправдывал себя исконной ненависть к восточным народам, с другой, за неделю в Лихолесье Маршал успел немного пересмотреть свои взгляды по этому поводу. Ярчайшим примером того, что не все люди Востока плохи, был Фэнэк. Эомер обернулся, но не увидел харадрима позади колонны — лишь чёрную точку на горизонте, мчащуюся обратно в лес. Эадиг моргнул — и точка исчезла, слившись с деревьями. "Показалось?... Ну да ладно." Эадиг уже было собирался продолжить свои моральные искания, как его мысли были грубо прерваны громким кличем. Этот голос перепутать с другим было невозможно.
 
— А мы вас уж и заждались! Прошу к нашим скромным кострам, дорогие друзья, вас ждет горячий ужин. Не бойтесь, платить не надо, — Эомер подъехал к голове процессии и остановился по левую руку от Теодреда. Перед ними стояли гномы. Эадиг слегка нахмурился и попытался вспомнить, где же он их видел. "Свадьба? Да, точно, это же были представители от гномов! Хм, я думал они уже уехали." Эомер перевёл взгляд на брата. Теодред почему-то колебался в принятии решения. По лицу мужчины было ясно, что он хочет как можно скорее вернуться в Рохан, не тратя время на какие-то остановки. Ярл уже было открыл рот с явным намерением отказаться от приглашения, но Эадиг повернулся в его сторону и как бы невзначай, в сторону бросил:
 
— Гномы — наши друзья. А людям не помешает отдохнуть перед следующим долгим переходом.
 
Теодред замолчал и пристально посмотрел на Эомера. Тот ответил ему спокойным взглядом, что, правда, стоило ему немалых усилий. А вот удержать ту же спокойную маску при взглядена Милдред рохиррим не смог, и губы мужчины сами собой сложились в недовольную ухмылку. Ярл тем временем обратился к Торину и Ксинхейлу.
 
— Мы с радостью принимаем ваше предложение, дорогие друзья. Думаю, все мы будем рады отдохнуть в тёплом кругу друзей после долгого дня. Верно?
 
Колонна отозвалась нестройным, но весьма довольным хором голосов. Особенно после того, как до процессии долетели манящие запахи пищи и выпивки. Небольшая заминка, и вот уже отряд, ведомый гномами, спешил к кострам. Эомер втянул носом аромат эля. "Ну, может быть, не всё так уж и плохо, а? Не самое лучшее начало дня, так хоть завершение будет подобающим."
 
[spoiler=Для соигроков]Роль Тео пока на мне, он вроде ещё не объявился. Так что, если кто-нибудь будет обращаться к нему — Милд или Торя, я отыграю. И даже постараюсь не сильно унизить Ярла, хе-хе-хе.
 

Процессия медленно, но уверенно продвигалась по землям беорнингов, петляя меж заснеженных холмов. Свежий, только что выпавший снег вкупе с ярким, хоть уже и клонящимся к закату солнцем резали глаза, поэтому почти все ехали, сильно прищурившись. Ехали все вместе — рохирримы, вастаки, харадримы. Именно это больше всего и напрягало Эомера. Маршал, стиснув зубы, старался не обращать внимания на вопли восточан, которые, казалось, специально кричали всё громе и громче, дабы раззадорить Эадига. Пока мужчина не поддавался, хотя руки просто чесались слезть с коня и хорошенько пройтись кулаками по одной из этих наглых рож. Эомер перевёл взгляд на горизонт. Созерцание красот природы успокаивало и отвлекало от дурных мыслей, коих в последнее время накопилось даже слишком много.
 
"Во-первых, Милдред. Эта восточная стерва, что сейчас едет рядом с Теодредом. — Эомер перевёл взгляд на девушку и сплюнул на землю, — Это ведь из-за неё сейчас мы едем такой толпой, её приспешники. И чего она только забыла с нами?... Нет, это как бы ясно, всё дело в брате, но... Во имя предков, за что мне такое наказание?" Маршал тяжело вздохнул и отъехал слегка в сторону, держась левее основной процессии и отдаляясь от навязчивых восточан. "Во-вторых... восточане. Я думал, я привык к ним за неделю пребывания в Лихолесье. Ничуть. Видимо, там они ещё сдерживались, ибо сейчас они просто ужас. В-третьих... Теодред. Мне абсолютно не нравится то, что творится с братом. Начнём с того, что я не понимаю, что с ним творится — и именно это тревожит меня больше всего."
 
Эомер исподлобья посмотрел на брата. С того самого вечера он как-то даже особо и не пересекался с ним, благо, Ярл тоже оставил его в покое. Большую часть времени Эомер проводил в прогулках по лесу и посиделках у костра, изредка пересекаясь с другими гостями. Но даже так Эадиг всё равно умудрился заметить, что Теодред чуть ли не по пятам ходит за Милдред, постоянно гуляя с ней и беззаботно болтая. Эомер скривился. "Ну и гадость. А ещё делает вид, что всё в порядке, что ничего не происходит и не произошло... а теперь ещё едет рядом с Теодредом." Мужчина и сам не понимал, откуда у него такая ненависть и нелюбовь к этой девушке. С одной стороны, Эомер оправдывал себя исконной ненависть к восточным народам, с другой, за неделю в Лихолесье Маршал успел немного пересмотреть свои взгляды по этому поводу. Ярчайшим примером того, что не все люди Востока плохи, был Фэнэк. Эомер обернулся, но не увидел харадрима позади колонны — лишь чёрную точку на горизонте, мчащуюся обратно в лес. Эадиг моргнул — и точка исчезла, слившись с деревьями. "Показалось?... Ну да ладно." Эадиг уже было собирался продолжить свои моральные искания, как его мысли были грубо прерваны громким кличем. Этот голос перепутать с другим было невозможно.
 
— А мы вас уж и заждались! Прошу к нашим скромным кострам, дорогие друзья, вас ждет горячий ужин. Не бойтесь, платить не надо, — Эомер подъехал к голове процессии и остановился по левую руку от Теодреда. Перед ними стояли гномы. Эадиг слегка нахмурился и попытался вспомнить, где же он их видел. "Свадьба? Да, точно, это же были представители от гномов! Хм, я думал они уже уехали." Эомер перевёл взгляд на брата. Теодред почему-то колебался в принятии решения. По лицу мужчины было ясно, что он хочет как можно скорее вернуться в Рохан, не тратя время на какие-то остановки. Ярл уже было открыл рот с явным намерением отказаться от приглашения, но Эадиг повернулся в его сторону и как бы невзначай, в сторону бросил:
 
— Гномы — наши друзья. А людям не помешает отдохнуть перед следующим долгим переходом.
 
Теодред замолчал и пристально посмотрел на Эомера. Тот ответил ему спокойным взглядом, что, правда, стоило ему немалых усилий. А вот удержать ту же спокойную маску при взглядена Милдред рохиррим не смог, и губы мужчины сами собой сложились в недовольную ухмылку. Ярл тем временем обратился к Торину и Ксинхейлу.
 
— Мы с радостью принимаем ваше предложение, дорогие друзья. Думаю, все мы будем рады отдохнуть в тёплом кругу друзей после долгого дня. Верно?
 
Колонна отозвалась нестройным, но весьма довольным хором голосов. Особенно после того, как до процессии долетели манящие запахи пищи и выпивки. Небольшая заминка, и вот уже отряд, ведомый гномами, спешил к кострам. Эомер втянул носом аромат эля. "Ну, может быть, не всё так уж и плохо, а? Не самое лучшее начало дня, так хоть завершение будет подобающим."
 
[spoiler=Для соигроков]Роль Тео пока на мне, он вроде ещё не объявился. Так что, если кто-нибудь будет обращаться к нему — Милд или Торя, я отыграю. И даже постараюсь не сильно унизить Ярла, хе-хе-хе.
 

Написано в славном соавторстве
добрых братьев Дромангоргов.
[NIC]Торин и Ксинхейл[/NIC]
Солнце медленно сползало к линии горизонта и последние его лучи жизнерадостно поигрывали, отражаясь от стали сияющих гномьих доспехов, от золота и серебра драгоценностей, даже от напомаженных усов и бород. Стяги Федерации развевались и мерцали. Под ярко-алым небом небольшой отряд братьев Дромангоргов, казалось, маршем сошёл прямиком со страниц старой сказки. Гномы разместились на небольшом пологом и лысом холме неподалёку от Великой Реки. За целой грядой холмов, чуть поодаль от вод Андуина, если быть совершенно честным. Уж сильно задувал за шкирку ледяной ветер, несущийся с ледяных северных просторов. Близ лодок, на страже, остались лишь пара беорнингов и пара тангар, потихоньку согревавшихся отборным глинтвейном.
В лагере же, на возвышенности, Длиннобороды хорошо откушали, а теперь громко пели песни и от души хохотали в компании Гримбеорна. Отряд чернолесских путешественников, который все ждали, сильно запаздывал.
✵✵✵
Дромангорги вышли из пропахшего насквозь жаренным мясом и хмельным элем дворца Трандуила и очутились в ярко освещенном заснеженном саду, набитым народом. Скрывающие в вышине свои кроны деревья, запорошенные свежим снегом кустарники, последние цветы ускользающей осени, прозрачные и утонеченные ледяные фигуры, а так же бесконечные эльфы и люди. Со всех углоков раздавались громкие голоса и отовсюду лились праздничные песни и радостные речи. Гномы внимательно осмотрелись, насколько им позволяло их нетрезвое состояние, и дружно плюнули под ноги ковылявшему мимо листоухому.
- Балрог би балсар хурц чихенд, - разочарованно протянул Торин.
- Алтан нугас шаардалтаг бицаж гэр дум, - согласился Ксинхейл.
- Где теперь его искать? - Глорфиндель, видать, от кипящего внутри праведного гнева вспыхнул и сгорел, а пепел размело по округе, - Пойдём, что ли, перекурим.
Казад устремились вглубь сада, но свободного места на немногочисленных скамьях себе подыскать не сумели. Бесцельно бродить меж толпами народу Дромангоргам совсем не улыбалось и потому решено было не церемониться. Под искусно разушкрашенной корягой, которую Трандуил и его “ремесленники” выдавали за скамейку, устав от суеты этого мира, мирно прилёг один вдрызг пьяный эльф. По соседству, вконец осоловевший, балансировал ещё один ушастый с пустой бутылкой вина на носу. Одна мощная затрещина и циркач улетел в кусты, где нашли себе укрытие особенно любвеобильная парочка. “Мерзкие гномы!”, - раздался пронзительный возглас со стороны зарослей, но Дромангорги, как и всегда, не обратили внимания на это визгливое кукареканье.
- Нам нужен этот садхан шадой, - принялся ворчать Торин, взгромоздив свои тяжелые сапоги на спину валявшегося внизу эльфа. Ушастый лишь что-то хрюкнул, булькнул, но сильно возражать не стал. 
- Я смотрю, ты боишься простудиться, - отметил Ксинхейл, задумчиво разглядывая захмелевшего эльфа.
- У нас впереди долгий путь и много забот. Сопливый нос нам ни к чему, - и затянул добрую горстку нюхательного ширского табачку. 
✵✵✵
Снег хрустел под ногами, высоко в небе парили последние птицы, солнце ещё было в зените. Прошёл почти день с тех пор, как они покинули границы заколдованного леса. К их счастью, после путешествия Торина и его отряда, старый тракт отремонтировали, а злые силы изгнали из чащобных глубин. 
На западе, за невыскокими холмами, уже виднелсь острые верхушки древних гор. Где-то там был их дом. Настоящий дом. Братья переглянулись, но предаваться заунывным настроениям не стали. За очередным поворотом старого тракта взгляду путников предстало крупное поселение. Невысокие бревенчатые хатки с соломенными крышами, присыпанные свежим снегом, плотно сгромоздились рядом друг с другом. Дым из множества печных труб уходил высоко вверх и растворялся в небесной синеве. Колеса телег вдоль изогородей были разукрашены яркими красками. Захмелевшие крестьяне, закончившие свой тяжкий осенний труд распевали песни. Детвора играла в снежки, строила и сносила огромные снежные бабы. Надо всем этим возывашался колоссальный Дом Беорна. 
Удивительным казалось огромное количество свежевыстроенных изб. Это кое-что значило. Кое-что недоброе. Люди бежали с западного побережья Андуина, перебрались на другой берег, к своему лидеру и собирались вместе, готовясь дать отпор. Слава Махалу, это вовсе не значило, что они все должны сидеть с угрюмыми мордами и точить топоры о валун. Лишь неподалеку, на поле, тренировалась в стрельбе из лука дюжина беорнингов. Жизнь шла своим чередом. И впереди была очередная попойка.
За кружечкой-другой-третьей-четвертой пьяняще вкусной медовухи гномы бодро и задушевно поболтали с Гримбеорном за жизнь и решили все свои маленькие федеративные вопросы без особых проблем и взаимных разногласий.
Подытожил всё Торин, давно уже обговоривший с предводителем беорнингов все свои далекоидущие планы и получивший весьма приятные, но все же туманные обещания, а теперь фельдмаршал держался в стороне от всех этих заунывных разговоров своего братца.
- Вы, судари мои, хотите, чтобы у меня от ваших разговоров голова закипела?
- Так смочить надобно. Горiлки сюди!
✵✵✵
Гримбеорн поднялся со своей пригретой лежанки и взглянул куда-то за горизонт. “Идут”, - произнёс он. Через некоторое время и гномы рассмотрели вдалеке большую, разношерстную ватагу так интересовавшую их. 
- Нам обязательно терпеть этих дикарей? Миновали годы моей молодости, когда я мог терпеть эту харадримску вонь. 
- Извини уж. Каркуша принес более, чем ясную сводку. 
- Тогда пойдём встречать, - гномы бодро спустились с холма, к подходившим харадримам и рохиррим.
- А мы вас уж и заждались, - с необыкновенной приветливостью улыбнулся Торин.
- Прошу к нашим скромным кострам, дорогие друзья, вас ждет горячий ужин - последний луч солнца осветил зловещую маску Ксинхейла. Гном, увидев встревоженные лица от души расхохотался и добавил: “Не бойтесь, платить не надо”, - после чего указал своей мощной ручищей на холм, откуда шел приятный аромат жаренного мяса и притягательный запах эля, который тангар откупорили совсем недавно и ещё не успели приговорить. 
[AVA]warcraft3.org.ua/img/Mortar_team_portrait.png[/AVA]