Дамир

Из Зала для пиршеств [Дворец Трандуила]
 
Сгустившиеся сумерки опустились на лес, обволокли деревья, затемнили снег - где-то вытоптанный гостями, где-то нетронутый никем. Он сверкал и искрился холодными, синими огнями. Все вокруг словно утопало в тишине, казавшейся особенно острой после шумного и душноватого зала. Морозный воздух непривычно щекотал ноздри и холодил разгоряченную кожу.
Запахнувшись, Дамир встал в полоске света, падающего из теплого помещения. Изо рта с выдохом вырвался клубок пара. Склубился и разлетелся как дымка тумана поутру. Ничего не оставил о себе. Даже следа. Вздохнув, поднял истерлинг голову и замер на мгновение, залюбовавшись ночным небом.
Звезды. Огнями расцвеченное полотно Небес. Сколько же их в прогале? Тысячи? Там Ветра Лихого, Могучего дом.
Старая тоска кольнула сердце. В море было такое же небо. Яркое, чистое, прозрачное. Правда, не такое колючее. В море... и в степи.
Пара шагов вперед. Скрип-скрип. Хрустит, мнется, ломается снег под ногами. Приятным шорохом отзывается в ушах.
Но, дранные вороны, как же тут холодно!
Бездумно шагает вперед, будто весь в чувство обратившись. Как щипать щеки начинает. Как мороз холодными пальцами в одежду пробирается.
Тут вастак резко остановился, прищурившись. Перед ним на скамье сидел, склонив голову тот вспыльчивый коневод, братом ярла назвавшийся.
- Проклятье, - тихо ругнулся Дамир. - Вроде бы их немного было за столом, а так посмотришь, везде лишь на них и натыкаюсь.
Но может быть... сами Небеса уготовили ему снова пересечься с братом ярла?
Это неожиданная мысль позабавила его, и он, усмехнувшись, сел рядом, будто ненарошно задев дремавшего локтем.

Из Зала для пиршеств [Дворец Трандуила]
 
Сгустившиеся сумерки опустились на лес, обволокли деревья, затемнили снег - где-то вытоптанный гостями, где-то нетронутый никем. Он сверкал и искрился холодными, синими огнями. Все вокруг словно утопало в тишине, казавшейся особенно острой после шумного и душноватого зала. Морозный воздух непривычно щекотал ноздри и холодил разгоряченную кожу.
Запахнувшись, Дамир встал в полоске света, падающего из теплого помещения. Изо рта с выдохом вырвался клубок пара. Склубился и разлетелся как дымка тумана поутру. Ничего не оставил о себе. Даже следа. Вздохнув, поднял истерлинг голову и замер на мгновение, залюбовавшись ночным небом.
Звезды. Огнями расцвеченное полотно Небес. Сколько же их в прогале? Тысячи? Там Ветра Лихого, Могучего дом.
Старая тоска кольнула сердце. В море было такое же небо. Яркое, чистое, прозрачное. Правда, не такое колючее. В море... и в степи.
Пара шагов вперед. Скрип-скрип. Хрустит, мнется, ломается снег под ногами. Приятным шорохом отзывается в ушах.
Но, дранные вороны, как же тут холодно!
Бездумно шагает вперед, будто весь в чувство обратившись. Как щипать щеки начинает. Как мороз холодными пальцами в одежду пробирается.
Тут вастак резко остановился, прищурившись. Перед ним на скамье сидел, склонив голову тот вспыльчивый коневод, братом ярла назвавшийся.
- Проклятье, - тихо ругнулся Дамир. - Вроде бы их немного было за столом, а так посмотришь, везде лишь на них и натыкаюсь.
Но может быть... сами Небеса уготовили ему снова пересечься с братом ярла?
Это неожиданная мысль позабавила его, и он, усмехнувшись, сел рядом, будто ненарошно задев дремавшего локтем.

Из Зала для пиршеств [Дворец Трандуила]
 
Сгустившиеся сумерки опустились на лес, обволокли деревья, затемнили снег - где-то вытоптанный гостями, где-то нетронутый никем. Он сверкал и искрился холодными, синими огнями. Все вокруг словно утопало в тишине, казавшейся особенно острой после шумного и душноватого зала. Морозный воздух непривычно щекотал ноздри и холодил разгоряченную кожу.
Запахнувшись, Дамир встал в полоске света, падающего из теплого помещения. Изо рта с выдохом вырвался клубок пара. Склубился и разлетелся как дымка тумана поутру. Ничего не оставил о себе. Даже следа. Вздохнув, поднял истерлинг голову и замер на мгновение, залюбовавшись ночным небом.
Звезды. Огнями расцвеченное полотно Небес. Сколько же их в прогале? Тысячи? Там Ветра Лихого, Могучего дом.
Старая тоска кольнула сердце. В море было такое же небо. Яркое, чистое, прозрачное. Правда, не такое колючее. В море... и в степи.
Пара шагов вперед. Скрип-скрип. Хрустит, мнется, ломается снег под ногами. Приятным шорохом отзывается в ушах.
Но, дранные вороны, как же тут холодно!
Бездумно шагает вперед, будто весь в чувство обратившись. Как щипать щеки начинает. Как мороз холодными пальцами в одежду пробирается.
Тут вастак резко остановился, прищурившись. Перед ним на скамье сидел, склонив голову тот вспыльчивый коневод, братом ярла назвавшийся.
- Проклятье, - тихо ругнулся Дамир. - Вроде бы их немного было за столом, а так посмотришь, везде лишь на них и натыкаюсь.
Но может быть... сами Небеса уготовили ему снова пересечься с братом ярла?
Это неожиданная мысль позабавила его, и он, усмехнувшись, сел рядом, будто ненарошно задев дремавшего локтем.

Потухло пламя, даже не успев особо разгореться. Затоптали, задушили ярые языки пламени. И оставили на языке противный вкус пепла и золы, от которого хочется кашлять и плеваться... или скорей залить кубком вина.
Ничего не ответил на последние слова коневода вастак, лишь взглядом проводил орлиным, внимательно отмечая - по привычке ли? - оттенки эмоций, которыми сейчас было разукрашено лицо воина.
Простак. Еще и самодовольный в придачу. Но голову держит высоко.
А вокруг вились, кружились яркие, праздничные одежды. Где-то музыка звучала, надрывали глотки голоса, низкие, грубоватые и высокие, чистые, дикие и чересчур искусственные. Но вся эта какофония, смешение звуков и красок, билась где-то на задворках сознания, будто кто-то ширму задернул, отодвинул.
Не обернувшись ни к сестре, ни к ярлу и остальной честной компании, прошел он до стола, оперся кулаком о деревянную поверхность, отполированную тысячами локтей.
Не нравится ему эта новоявленная "любовь" Милд. Не нравится и все тут. Вроде бы он ничего не сделал.
Но тут внутренний голос разросся, поднялся, встал дыбой волны дикой.
Вот именно. Не сделал. Разве такого достойна сестра его? Вождь племени? Золотые крылья могучего орла?
Руки схватили кубок, услужливо наполненный чужедальней брагой.
Быстро тут эльфы работают.
Залпом выпил. Сразу. И старая, хитрая усмешка пробежала по губам.
Развернувшись так, что полы одежд взметнулись, направился он широким шагом в сад. На воздух.
 
Переход в Королевский сад [Дворец Трандуила]

Приятный вечерний мороз освежал. Гиль с удовольствием вдохнула свежий воздух и сложив губы трубочкой выдохнула белый пар, что через мгновение растаял не оставив и следа.  Гнев ее утихал. «Нужно было вывести их сюда, они бы тоже успокоились.» - думала она, шагая за мужчиной прямо по багровой россыпи на снегу. Она молчала, как и всегда, не говоря ни слова, и не начиная разговор первой. Когда тот тяжело опустился на лавку, она встала рядом, дав ему время немного прийти в себя и забыть этот ужасный пиршественный зал. Она смотрела на разноцветные ленты и ледяные фигуры, поблёскивающие в свете факелов, которыми был украшен королевский сад к свадьбе, и думала о том, что возможно она ошиблась в своих ожиданиях этого праздника. Званый вечер, благородный этикет, лицезрение гостей и подарков… Все пустое… Самым ценным ее сердцу был подарок королевской чете маленькой Инас, дочери Востока. Да танец Вождя и ее брата. Не каждый день такое увидишь.
«Прав был этот смуглокожий гордец, нечего нам там делать.» - думала эльфийка, но молча подошла к человеку и, присев перед ним на одно колено, бесцеремонно отвела его собственную руку с зажатой в ней окровавленной тряпкой от лица и начала рассматривать его ссадины. Лицо ее было прямо напротив его, взгляд задумчивый, но все еще холодный, оценивающий. Она беззастенчиво, хоть и мягко, коснулась его лица, оценивая рассечение. Ну что сказать, потрепанный вид, еще и кровь размазал. Она провела пальцем по уголку его губ, куда так же пришелся удар – «Зубы то хоть целые?» машинально подумала девушка – «ну не смотреть же ему в зубы как к племенному жеребцу». Возникшая в голове картина и сравнение предводителя харадрим с лошадью ее развеселили, она не сдержала веселой усмешки и последовавшей за ней улыбки. «Хотя если и выпали, то обратно уже не вставишь» - эльфийка поднялась со своего места и сгребла в стороне большой комок чистого снега. Снова опустившись перед харадрим, она горстью мягкого снега буквально умыла лицо человека, смывая кровь с щеки и висков, а судя по тому как он отреагировал, еще и остатки хмеля. Дева улыбалась, это действо ее забавляло, хоть ее поведение и могло показаться мужчине странным. Затем она сжала в кулачках по комочку снега, уже жесткими приложила их к рассеченной брови и губам. Пока держала их на ранах, встретилась взглядом с человеком. Тот казался озадаченным, в ее же глазах же плясали огоньки.
- Полагаю, на свадьбу возвращаться ты не хочешь? Я тоже не хочу. Но не сидеть же нам на этой лавке весь вечер. – кровь почти перестала идти, и девушка отбросила комки в сторону. Из складок одежды она достала чистый белоснежный платок и осторожно вытерла им влагу с лица Фэнэка, а затем тихонько прикладывала ткань к ссадине, пропитывая все еще медленно выступающую на брови кровь. – До свадьбы заживет! – рассмеялась она, вложив платок в его руку. Это выражение она подхватила у людей, а в данной ситуации присутствовала даже некая ирония. Эльда поднялась на ноги – Можем пройтись по лесу до поляны, там тепло и тебя, наконец, накормят. Впрочем, ты ведь обещал сегодня быть моей тенью, а день еще не окончен. Пойдем, начну показывать тебе красоту своего дома с ночного Ласгалена.
Она протянула мужчине руку в ожидании, что он встанет, и как прежде поведет ее; жест словно подталкивал его к выбору.
- Только знай, если ты и там устроишь драку, я выпорю тебя как мальчишку. – она смеялась, не тени строгости в голосе, что звучало это даже забавно. А ведь это тоже людское выражение, эльдар никогда не бьют свих детей. В целом, так или иначе, Гиль была даже рада, что они ушли из общего зала, ведь предстоящий вечер мог пройти гораздо приятнее в кругу тех же сородичей и одного вспыльчивого харадрим.

Когда девушка присела перед ним на колено, отводя его руку, сердце всадника непривычно сжалось. Все мысли о том, что эльфийка больше не захочет иметь с ним дело после его глупости, вылившейся в конфликт, отступили, уводя за собой грусть. Она была прямо перед ним. Ее рука коснулась его лица, а потом и вовсе провела пальцем по разбитой губе. Южанин старался инстинктивно почти не дышать, что бы не спугнуть госпожу случай. 
 
Харадриму показалось странным, что внутри него появился другой внутренний голос, который забил собой тот мрачный, постоянно требующий надругаться над эльфийкой дабы утолить свою похоть. Этот голос радовался каждому взгляду который получал от эльфийки мужчина, пусть они наигранно бесчувственны.  
 
Потом Гилнарниэль начала улыбаться, перестав играть роль безсердечного наставника.
- Сказать ей, что она прощена королем? Уйдет ли она сразу же восвояси по своим делам, оставив меня одного? О как сложен выбор. С одной стороны неправильно умалчивать, да, вроде бы это так называется у светлых, а с другой, а с другой моя эгоистичная гордыня, тоже вроде так светлые зовут это явление. А почему нет? Почему я должен все время думать о других, забывая себя? Я итак сделал многое, отпустив ее и проводив на Родину. Пусть она и не знает этого, но я выпросил для нее прощения. Моя очередь. 
И он решил наслаждаться моментом. Забота девушки крайне удивляла его, но в тоже время он воспринял это со всем своим теплом которым только владел и мог распорядиться. 
 
Он молчал, когда воительница, переставшая быть для него таковой в этот вечер, говорила с ним, слушая каждое ее слово. Он напоминал скорее дикого кота, которого пытались приручить. И вместо того что бы пинком под зад отправить туда от куда его взяли, его приласкали. Еще немного и он замурчит.
 
 
- Можем пройтись по лесу до поляны, там тепло и тебя, наконец, накормят. Впрочем, ты ведь обещал сегодня быть моей тенью, а день еще не окончен. Пойдем, начну показывать тебе красоту своего дома с ночного Ласгалена
- Обещал, - кивнул он эльфике. Когда та протянула руку, видимо ожидая что южанин поведет ее, Фэнэк улыбнулся краем рта не сильно. Улыбаться во весь рот он не мог уже очень и очень давно. Он ухватился за ручку эльфийки и вместо того что бы вести туда куда она предложила, мужчина поцеловал ее нежное запястье, а потом обнял Гилнарниэль без каких либо задних мыслей. Она согревала ту часть его души, где никогда не было огня. Ее волосы несказанно приятно пахли и он не мог понять что это за запах, толи морозной тайги, толи свежести леса после грибного дождя. Но одно он знал точно, ему было хорошо.
- Если ты думаешь, что я это делаю по пьяни, то ты ошибаешься...  
После минутной слабости, он все же оторвался от эльфийской девы. Согнув руку в локте, он предложил ей взяться за нее, этому его тоже научил Зафар. 
- Я не стану тащить тебя куда-то. Мы пойдем туда вместе. 

Эльфийка не находила слов. Поначалу осторожный поцелуй в запястье, легкий и ласковый, а затем мужчина слишком порывисто приблизился и обнял девушку. Гиль хотела отпрянуть, она совсем не привыкла находиться в такой близости с посторонними, с тем, кого не могла еще назвать друзьями или родственниками. Она положила руки ему на плечи, чтобы отстраниться, но объятия были крепкими… и теплыми. Харадрим просто притихнув стоял, прижимая к себе девушку, вдыхая аромат волос, и губы его были подле ее ушка, она чувствовала его дыхание. Эльда, приглушенная новым, доселе неизвестным ей чувством, затаившись так и не предприняла попытки освободиться.
- Если ты думаешь, что я это делаю по пьяни, то ты ошибаешься...  – шепнул он и отстранился, уступив место вечернему холоду. Ей и в голову это не пришло. Когда харадрим пьян, то движения его порядком резче, смелее. Да и в словах он становится гораздо выразительней, эльфийка вновь смутилась, вспомнив все то, что наговорил ей воин в зале. Она выглядела спокойной, задумчивой, но избегала его взгляда. Она молча, мягко приняла предложенную руку, и зашагала в паре с ним вперед, в темень леса.
Странно… Эльда не понимала какие эмоции не дают ей покоя. Знаки внимания, которые оказывал ей мужчина с начала их встречи, становились все отчетливей и громче. И эти знаки не были обращены к другу, как могло бы показаться в начале. Его развязанный вином язык говорил о ней, как об объекте страсти, влечения. Объятия были теснее, чем к другу или сестре. Это вызывало в сердце легкий трепет, волнение… и тревогу. «Это ведь это невозможно… Мы слишком разные, неужели он не видит? Сложно представить себе более неподходящую пару. И разные не просто по характеру, мы два разных народа. Это невозможно.» - снова повторила она себе. Но вот ведь ирония, только сегодня она наблюдала за тем, как лесной король сочетался браком с эдайн южных земель. Такие союзы хоть и были большой редкостью, но все же встречались. Тем не менее, эльфийка покачала головой своим мыслям и словно вытряхнула их из головы. «Все равно люди другие… Они переменчивые, разные каждый день. Сегодня он увлечен эльфийкой, а завтра может даже не вспомнить ее имя. Люди переменчивы.» - снова также повторила она себе, будто даже вбивая себе это в голову, чтобы не забыть лишний раз, когда мужчина снова вдруг решит обнять ее. Почему-то было очень жаль.
А ведь он видимо надеется на взаимность… Эльда наверное впервые за то время пока они шли посмотрела на своего попутчика, на черты лица, которые тот часто скрывал, глаза, которые всегда были яснее утра. Как объяснить ему?
- Ты не думал о том… Что если Его Величество все же решит простить меня, то наши пути разойдутся навсегда? – она хотела начать осторожно, издалека. Но слова сами лились из ее уст подводя к главному, каждый из них идет своей дорогой: она воин Темнолесья, он – южанин родом из далеких земель. Этим дорогам не суждено сплестись.

- Ты не думал о том… Что если Его Величество все же решит простить меня, то наши пути разойдутся навсегда?
Спросила его эльфийка. Мужчина молчал, в его голове начался бурный мыслительный процесс. Множество голос витали в его подсознании, начиная с самого отвратительного - темного, заканчивая ванильно противно светлым. Оба эти голоса забивались до смерти голосами логики, преданности, и многими другими, предлагая свои варианты. Победил в итоге один, что и был озвучен харадримом, 
- В таком случае я направлю свой путь к твоему, - ответил он деве, не зная что сказать еще. А нужно ли было? Они шли медленным прогулочным шагом. В один из моментов южанин встрепенулся и рухнул в снег, отпуская эльфийку. Он перепугано посмотрел по сторонам, а потом устремил свой взор ввысь. На ветке, под которой проходили мужчина с женщиной, сидела невозмутимая своим деянием белка. Рядом, выходя из прыжка приземлилась и вторая, сбрасывая еще часть снега на голову Фэнэку. Такого рода зимняя шалость приключилась с ним впервые, южанин шикнул на пару мелких тварей, которых за такое преступление готов был приготовить на костре и, собрав снег в руку, метнул в них снежок, попав в ветку. Ветка полностью обнажилась, погребая южанина в третий раз. Белки восторженно пропищав что-то скрылись в теплом дупле дерева.
 
Поднявшись из сугроба, Фэнэк молча отряхнулся, глядя на Гилнарниэль.
- Ни. Слова.
И указал ей рукой в сторону леса. Активно продолжая отряхивать снег с одежды, который был отряхнут достаточно. Стоило только отвернутся, как с характерным шлепком в спину девушки прилетел небольшой снежок. И стоило ей обернутся, как она могла застать все также невинно отряхивающегося южанина.
 
Битва снежков, как позже прозвали произошедшее белки, началась также внезапно и стремительно, как и закончилась. Фэнэк бросил на чистую от снега лавочку свою накидку, дабы она не промокла, так как кушала замерзшую воду в большом количестве, который было трудно вытряхнуть из меха. Мужчина был метким, но не достаточно, что бы попасть в эльфийку. Его человеческая неуклюжесть южанина в снегу сразу поставила ему шах. Нырнув за укрытие в виде памятника какому-то эльфу, харадрим изредка отстреливался из-за него. Забитый снежками, но не сломленный, он все же настиг Гилнарниэль одним точным попаданием, прорываясь к ней в минуту слабости, роняя в сугроб. Подобной шалостью он занимался впервые. К слову шалостью вообще. Детство не позволило ему шалить вот так.
 
После минутной борьбы в снегу, мужчина лежал поверженный, тяжело дыша, любуясь сразу красотой ночного неба и победительницы в сражении, что нависла над ним. Он ожидал приговора, прищурившись как дикий кот, мол все равно я сильнее.      

- В таком случае я направлю свой путь к твоему, - ответил мужчина чуть погодя. Вот как… Не отступит. Те же эмоции: улыбка и горечь. «Тебе ведь все равно «не угнаться» за мной…». Девушка задумалась. А стоит ли говорить об этом сейчас? Пройдет какое-то время, и южане покинут лес. Если Фэнэк отличится примерным поведением, то Владыка действительно может даровать свою милость и прощение, сейчас каждый воин на счету. Эльда вновь посмотрела на разукрашенное ссадинами лицо своего подопечного «Но чувствую, наказана я до скончания третьей эпохи…».
Внезапно небольшой ворох снега упал на южанина сверху, а тот от неожиданности рухнул навзничь. Эльфийка остановилась и удивленно глянула на могучего и сурового воина, теперь оказавшего у ее ног и припорошенного снегом. Но его взгляд уходил куда-то вверх: на ветке выше Гиль заметила белку, виновницу всего действа, а затем вторую. Видимо зверьки услышав приближающиеся шаги, выбрались и ждали какого-нибудь угощения, которыми их часто одаривали как маленьких жителей королевского сада. Вместо этого разъяренный человек со злости запустил в проказниц снежком, чем подписал себе приговор. Гиль едва увернулась от снежного покрывала, отскочив в сторону, зато мужчину накрыло целиком. Эльфийка прыснула со смеху глядя как злющий харадрим отфыркивается от снега точно лисенок, правда встретившись с ним взглядом, она постаралась придать своему лицу наисерьезнеший вид. Об этом говорило натянутое выражение на лице, уверенно сдерживаемые порывы хохота, и предательские глаза, что смотрели откровенно насмешливо.
- Ни. Слова. – он дал ей знак, чтобы она двигалась дальше, пока он отряхивается. Его взгляд был строгим, раздраженным, и одновременно смущенным – ведь он сам понимал кто всему виной. Когда Гиль развернулась, освободившись от оков его взора, то не сдержала хихикания, которое так и рвалось наружу. Ее уже не беспокоило то, что мужчина мог его услышать, все таки такой глупости она не видела по меньшей мере полвека. Дева веселилась, по крайней мере до тех пор, пока в спину ей не прилетел снежок; она обернулась: воин по прежнему пытался отряхнуть собственную спину, даже не глядя в ее сторону. Она достаточно громко хмыкнула и изобразила полное безразличие, только наклонилась чтобы подтянуть меховой сапожок на ноге.
- Что ж, гроза лесных белок,  я надеюсь, ты уже отряхнулся.- когда она развернулась то резко кинула в него один снежок, а затем сразу второй. Белые снаряды найдя свою цель гулко ударились и рассыпались брызгами в стороны, оставив только смачные следы на темной накидке. Как оказалось, харадрим тоже времени не терял и запустил в нее очередной снежок, от которого пришлось уворачиваться. Биться с ним оказалось не сложно, ей даже в какой-то момент показалось что он поддается… А нет, он просто отступил в укрытие.
- Ты просто мастер маскировки! – смеялась она, отправляя следующий комок снега в выглядывающий из-за статуи бок мужчины. Самой же ей приходилось так же уворачиваться, что ей удавалось с переменным успехом. Один раз, когда она вновь наклонилась набрать снега, коварный снежок прилетел ей в затылок, рассыпаясь по волосам, а следующего нападения она и вовсе не ожидала, опомнившись только уже будучи поваленной в сугроб. Хитрец решил целиком извалять ее в снегу. Гиль путалась в полах собственного плаща и платья, что ни говори, одежда для борьбы не очень удобная, однако стоило всего лишь использовать мужскую силу против него же, и Гиль змеей извернувшись повалила харадрим на спину. Когда она победно нависла сверху, готовая к защите, воин и не думал продолжать. Он в ожидании смотрел на нее снизу вверх, сощуренно нагловато, будто это он победитель ожидающий своей награды. В возникшем вдруг молчании возникла заминка, Гиль даже почувствовала себя неловко, она снова оказалась к нему слишком близко. Его лицо, изогнутые в ухмылке губы требовали к себе излишнего внимания. Сердце девушки сделало несколько гулких ударов прежде, чем она сгребла на лицо и грудь своего противника кучу снега, заставив того вновь отфыркиваться, и стремительно поднялась. На лице ее плясал румянец, то ли от горячности этой шутливый битвы, то ли от близости в которой оказались эти двое. Она наскоро отряхнулась и поспешила по дороге.
- Догоняй, иначе опоздаем  - девушка шла, не оборачиваясь, ей не хотелось, чтобы мужчина заметил ее смущение.
 
 
Переход с Фэнэком в Леса Ласгалена > > >

Эомер молча шёл по дорожке, присыпанной с снегом, широко шагая. Ноги сами несли владельца куда-то, пока мужчина был погружён в свои мысли. Мужчина шёл, носками сапог хмуро раскидывая снег. Тот приятно хрустел под подошвами, навевая мысли о празднике. Но если у большинства людей эти мысли были связаны с положительными чувствами, то после сегодняшнего вечера Эадигом овладевали исключительно отрицательные эмоции. Злость — прежде всего, на самого себя. Ненависть к восточанам, которую Маршал упорно старался пригасить. Ярость, вызванная градом оскорблений. вызванная дерзким поведением и громкими вызовами. И, наконец, страх. Эомер ужасно боялся. В первую очередь, самого себя. Мужчина, уже слегка успокоившийся, искренне не понимал, что вызвало в нём столь бурную вспышку гнева и ярости, почему ему сейчас отчаянно хотелось развернуться, сходить за оружием, и окрасить белый снег в алые тона кровью восточан. Где-то в глубине души таился ответ, но докопаться до него Эомер никак не мог.
 
Между тем, тропинка внезапно кончилась, выведя рохиррима на широкую поляну. Сощурившись, мужчина попытался вспомнить, где же он уже видел эти своды. "Сад, где происходила коронация," — услужливо подсказала память. Эомер кивнул своим мыслям и продолжил свой путь. Рохиррим медленно шагал по опустевшему залу, в котором недавно ещё гремели поздравления, звучали фанфары и произносились громкие клятвы. Сейчас здесь было абсолютно пусто, лишь ветер гонял туда-сюда какой-то мелкий мусор, нечаянно оставленный кем-то из гостей. "Пусто. Прям как в душе," — невесело усмехнулся рохиррим, присаживаясь на ближайшую лавочку и откидываясь на её спинку. Стоило Маршалу закрыть глаза, как перед мысленным взором начали мелькать десятки образов. Голова, казалось, была переполнена ими. Дерзкая вастачка, бешеный харадрим, эльфы, гномы, эльфы-эльфы-эльфы, люди, вновь эльфы... Эомер помотал головой, словно пытаясь выкинуть из неё картинки свадьбы. 
 
"В пекло всех," — устало думал рохиррим, — "В пекло вастаков, в пекло харадримов. В пекло эльфов с их напыщенностью, в пекло людей неизвестного мне народа, что разоделись по последней моде и пытаются перещеголять друг друга. В пекло брата. Холера, что происходит? Когда этот мир успел настолько измениться? Когда мир успел настолько сойти с ума, что вастачка обнимает Ярла Рохана, а харадримы лапают эльфиек и утягивают их незнамо куда? Мне всё больше кажется, что я чего-то не понимаю. Мир стремительно меняется, и будто только я один стою на месте, не в силах это осознать и... принять? Принять новые перемены? Принять вастаков, принять южан? Верно. Я не могу этого сделать." Эомер сплюнул на землю, скатал на скорую руку снежок и запустил его куда подальше. Комок пролетел по кривой дуге и плюхнулся в сугроб неподалёку. Мужчина нахмурился. Он метил не туда. Следующий снежок полетел чуть лучше, но сильно улетел вправо, разбившись о декоративную оградку. Эомер оглянулся, слегка боязливо. Никто его не видел, никого вокруг не было. Поддавшись внезапной мысли, мужчина начал с энтузиазмом лепить снежки. Один за одним, и вот уже целая горка из готовых к снежному бою метательных снарядов высится на лавочке. Эадиг с гордостью оглядел дело рук своих, и принялся за вторую часть упражнения.
 
Снежки, казалось, были заколдованы. Они летели вниз, вверх, влево, вправо, по спирали, дуге и другим, совсем уж непонятным траекториям. Но только не туда, куда надо было. Эомер, высунув кончик языка, старательно метал снежок за снежком, силясь попасть в заветную цель — раздвоенное красивое дерево, между двух ветвей которого застряла чья-то сдутая ветром шляпа. Пот уже лился градом, но Маршал отступать не собирался. Мужчина менял руки, позы, силу и угол броска, но снежки упорно летели мимо. Наконец, после, наверное, сотни попыток снежок с характерным "бум!" сбил заветную шляпу. Эомер вскинул руки вверх и победоносно закричал. Звук его голоса эхом разнёсся по пустому залу. Раскрасневшийся, вспотевший Маршал удовлетворённо плюхнулся обратно на скамейку и вновь огляделся. "А всё-таки полезно иногда поработать руками. Жаль, в Рохане снега слишком мало... вот бы привести сюда восточан и устроить им снежную баталию! Чудаки, верно, и снега-ио никогда не видали! Вот это была бы победа!" Маршал закрыл глаза  и с радостной улыбкой довольного мальчишки на лице погрузился в сладкие мечты, где не было места восточанам, назойливым и дерзким Вождям и странным стечениям обстоятельств. Так незаметно Эомер и задремал на четверть часа.

Лучшая танцовщица и главная ведущая змей-хороводов!

С Днем Рождения тебя!

Грации, вдохновения, тепла, красоты и понимания~ Надеюсь, еще пересечься с тобой на игровом пространстве.



Мирра тоже классная, но с ней я только в Кабаке жажду пересечься и никак иначе

С Днём Рождения, братец))

 

С Днём Рождения, братец))

 

С Днём Рождения, братец))

 

Ведет, ведет девчушка, в глазах которой схлестнулись солнце и луна, сплелись, скрутились в тугой узел. Вот достойная дочь Юга выйдет из нее, острая, чарующая и опасная как дикая кобылица на просторе степи. Мало кто мог составить Дамиру достойную пару в танце, красиво сплести рисунок, не превзойти, но украсить общий шквал, волну, цунами, бурю.
Но ребенок неосознанно идет, открывает душу нараспашку, не нужно долбиться в закрытую дверь, как это частенько бывает у взрослых. Как это случилось с коневодом. В танце не важны навыки и умения, не важны расы, титулы и возраст. Всего лишь распахнись, расправь плечи, подними голову, стань огнем, свободой, волей. Теперь ты не ты и никогда им не был. Но как непреодолим для некоторых этот низкий порожек под названием"всего лишь". Конечно, ведь в танце сущность открываешь, а стоит ли скрывать, что не у всех там сочный плод?
А змея пестрая, многоликая, шумная, дикая вьется, бежит, летит по залу. Каждое ее звено, то сцепляется ладонями, то расходится, хлопая в ладоши, вскрикивая, топая, делая залихватские финты и прыжки. Все разные, но все едины, потому что сейчас что нити на ковре богатом.
"Поглядим, кому еще есть что скрывать", - блестят, сверкают глаза. Улыбается он девчушке, всему миру, соколом высматривает гостей. Кто идет охотно, кого надо зацепить и увести.
Изогнулся ярким боком змей-хоровод, снова перед основным столом пошел.
Сидел там эльф золотоволосый как солнце летнее. В руке он кубок держал, лениво покачивая его, и сверкала рубинами темно-бардовая жидкость. Сидели гномы, уплетая ужин и переговариваясь. Хохотнул вастак, гикнул, прошлась рука по складкам одежд, и внезапной молнией, вспышкой, мухой проскочил метательный ножик, выбив ножку утиную из рук одного из самых напыщенных и разодетых гномов. Ни царапины не нанес, - хмель и танец хоть и ударили в голову, но на глаза пока не повлияли - лишь внимание привлек.
- Сколько можно, гости разодетые, закидывать в желудок еду халявную? - весело спросил он. А у самого хитро блестят глаза, ухмылка на лице. - Может, стоит немного потрясти каменьями и драгоценностями?

Странно, за время своих странствий он успел наслышаться иного о Живущих Под Горой. Долго раскачиваются, но обиды или усмешки не сносят, распаляясь, разгораясь как живой костер в узком и гулком туннеле, где вдруг засвищет сильный ветер. И вот уже пламя ревет, воет, мечется, толкаясь о стены и потолок и уничтожая абсолютно все на своем пути. Ни пепла, ни крошки, ни воспоминания.
А эти?
Лишь сверкнули темным глазом.
Верно глаголят, что чем больше в руках каменьев сжимаешь, тем дольше на стульях сидишь. Ведь встанешь, качнешься, уронишь то, что дороже всего сердцу каменному, искусной рукой ограненному и в прекрасный шедевр превращенному.
"Неужто так плохо изумрудные пуговки пришили?" - брови вверх ползут, на языке вертится вопрос. Подзадорить, расшевелить. Тут уж неуемная натура остановиться не может.
Как так? Ветер не может камень сдвинуть?
А девчушка тянет-тянет, уводит прочь. Теплая ладошка его руку сжимает. Взглянул он на нее, и дернуло жилу какую-то внутри сердца. Ребенок она еще, но с какой ненавистью могли порой вспыхивать ее глаза! Как темнели они! Дамир уже видел подобное. Так море - недавно еще ласковое и теплое - вмиг превращалось в черную смолу, разрезаемую белыми гребнями волн. И песня воды менялась. Но все когда-нибудь этот порог переступают, закрывают дверь назад. А может Инас уже давно совершила этот шаг и стояла сейчас ровно посередине?
Задумался, увелся, и вот уж лица гномов ушли, скрылись, исчезло сверкавшее тысячьми огней одеяние праздничное. И вроде бы идет-бежит-искриться змея, но что-то в строе музыкальном нарушилось, расстроилось. Так проседает туго натянутая кожа на бубне звонком, так струна лопается. И вроде бы поет-играет до сих пор, но все не то, не так.
Наклоняется к девчушке, говорит ей, подмигнув: - Продолжай, веди змею, пока она ползет, а когда рассыпаться ей нужно, поймешь.
Мягко, но как будто неохотно, выскользнула его рука из детских пальчиков, ласково прошлась по красиво заплетенным волосам и отпустила.
И оказался истерлинг в аккурат рядом со светловолосым рохирримом и Милдред.
- Странно, я думал тебе другой чужак по вкусу, - заметил он взгляд сестры.
- Неужто храбрейшие коневоды решились выйти из-за столов и к танцу присоединиться? - Обернулся к Эомеру. Руки в бока уперлись. - Странные у вас обычаи: слова дерзкие гостям кидать, вином обливаться.
И это вы, вы еще нас дикарями зовете? - так и сверкал и звенел невысказанный вопрос.

[NIC]Туилинде[/NIC]
 
 
[AVA]cs628827.vk.me/v628827182/1d9a3/CPhzlmNfy30.jpg[/AVA]
 
- Вы правильно сделали, миледи. Мы несказанно Вам рады. В последнее время в наших кругах совсем не было новых… - эльф осекся – то есть… такой очаровательной незнакомки…
Эльдар у костра засмеялись:
- Лирулин, стихи и песни даются тебе гораздо лучше, чем комплименты прекрасной деве. Сыграй нам, порадуй слух. Да не рдейся как барышня, все в Ласгалене ценят твое мастерство! – Золотоволосый эльф ответил шутнику красноречивым взглядом, чем вызвал еще пару смешков, но вызов принял и, бережно перехватив инстумент, выждал паузу, прикрыл глаза и коснулся пальцами струн, что ожили под его касаниями. Движения его были плавными, не смотря на свою молодость, было видно, что он уже много лет не расстается со своей струнной подругой, а лютня отзываясь на ласки его рук, выводила сложные витиеватые узоры мелодий. Порой быстрый стремительный мотив ускользал и на смену ему приходил чувственный, но полный грусти, а затем он снова сменялся веселой трелью. И когда, казалось бы, музыка уже идет к завершению, но как раз тогда мотив вновь сменился, переплыл, и Лирулин запел. Голос его, не тот, что при разговоре, а звонкий и мягкий одновременно, покрывал возникшую вокруг тишину и треск поленьев в костре. Они пели вдвоем: он и лютня, в унисон, о страннике, что оказался далеко от родных земель, и его путешествиях, горестях и утратах, о том, как труден путь домой. И теперь уже было понятно, что эта песня звучала и раньше в мелодии одной лишь лютни. На последних куплетах, в их голоса вплелись другие эльдар, хором завершая песню. Эти строчки были самыми сладкими: путник обрел свой дом; не тот, что искал, но тот, в котором ему было хорошо.
Эльф выждал последние ноты, и распахнул глаза как после дремоты и неловко улыбнулся Анайрэ.
- Вот так мы празднуем, провожаем зиму и встречаем первые весенние лучи, еще праздник огня в день летнего солнцестояния. А как празднуете Вы, миледи? – юноша только сейчас понял, что эльфийку галадрим могла задеть его песня, ведь та осталась без крова над головой. Жаль, что он не подумал об этом в самом начале, ведь на самом деле пел он от души – Простите если я заставил Вас грустить.
Сидящие у костра эльфы вновь вернулась к разговорам, то и дело мимо передавали чарки с горячим напитком. Лишь один мужчина сидел чуть дальше, и молча задумчиво смотрел на костер и иногда в небо, на звезды, хоть свет их сложно было заметить из-за яркого пламени. Туилинде пока занималась яствами и ставила на огонь новый котелок.

Анайрэ быстро нашла тропу, как ей указали, но идти пришлось несколько дольше, чем она себе представляла. Однако за время пути страхи и всё испугавшее её во дворце как-то стёрлось, ушло, она ощущала себя счастливой, как в былые дни, когда Лориэн был ещё цветущим. Целительница забывала свой плен,забывала харадрим с их странными обычаями. Сейчас она была частью леса, как было всегда. Услышав далёкие звуки музыки и песен Анайрэ поспешила вперёд, не ушами, но сердцем ощущая прекрасную мелодию.
 
Угадав по близким отблескам костров, что цель её близка, Анайрэ приостановилась прислушиваясь к переливам мелодии решив не нарушать гармонию звуков своим появлениям, остановившись, она ждала, когда музыка закончится, оборвётся, улетит в небеса птицей отпущенная менестрелем на свободу.
 
Когда Анайрэ вышла к костру, Туилинде увидела сразу и сутившись от внимания эльфов осторожно подошла к тому костру, где сидела сестра Гилнарниэль.
 
- Вот, выпей, отогрейся. Ты голодна, милая леди? Сегодня была хорошая охота, не каждый раз нам попадается дикий олень. Сегодня ты наша гостья. – Анайрэ не успела что-либо вообще ответить, когда Туилинде передала ей миску с едой.
- Дивный вечер, миледи. Вы были на свадьбе Его Величества во дворце? - Вопрос уже принадлежал эльфу выглядевшему немного смущённым. Анайрэ ощутив, что щёки у неё начинают гореть опустила глаза.
 
- Спасибо большое, - ответила она сразу и Туилинде и незнакомому эльфу, - Сегодня чудесный вечер. да я успела побывать на свадьбе во дворце, но музыка людей востока непривычна мне. А перед этим Туилинде говорила, что вы по своему празднуете свадьбу короля и потому решила присоединиться к вам. 
 
Анайрэ подняла голову к небу, ночь сегодня была на удивление звёздная. На короткое мгновение в глазах отразилась грусть: "Жалко будет покидать эти края, и эти костры", - подумала дева. - "Если когда-нибудь Лориен возродиться, я буду счастлива точно так же, как теперь". Но это длилось лишь мгновение, еда была вкусной,к тому же целительница находилась сейчас среди эльфов, своих собратьев.

[NIC]Туилинде[/NIC]
 
[AVA]cs628827.vk.me/v628827182/1d9a3/CPhzlmNfy30.jpg[/AVA]
 
Здесь, в дали от стен замка, в дали от садов, конюшен, кузен и других строений, среди широченных тысячелетних деревьев располагались дома и жилища лаиквенди. Скрытые от чужих глаз, их все же можно было заметить эльфийскому взору, но лес выглядел пустым. Лишь тонкие вереницы следов  и тропинок на белом снегу говорили о том, что лес живой, и его обитатели были здесь недавно. Самая широкая тропа вела дальше, и если идти по ней, все громче и отчетливей слышались голоса, звонкий смех, ласковый перелив струн. Тропа выходила на достаточно большую поляну, сказочной красоты. Сказочной она выглядела хотя бы потому, что там, где свет костров уже терялся в вечерней темени, были расположены масляные лампы из цветного стекла. Они висели на деревьях, лежали на снегу, тут и там были воткнуты в виде факелов, и этот причудливый, отливающий всеми цветами радуги, свет можно было углядеть через деревья уже на подходе к поляне. Сами же костры, их было несколько, располагались дугой по краю поляны. Около них на небольших скамейках по кругу сидели эльдар: кто-то готовил на костре мясо, кто-то играл на инструментах и пел, некоторые эльфы танцевали неподалеку в свете фонариков. Общее настроение поддерживалось смехом и веселыми мотивами песен.
Туилинде была у одно из костров, она как раз недавно отложила инструмент, чтобы отдохнуть и уступить место другим менестрелям, и сейчас помешивала что-то в котелке, вдыхая аромат. Эльда отвлеклась и подняла голову, оглядываясь по сторонам, когда услышала рядом слова «Смотрите, незнакомая дева…». Когда же она увидела целительницу, то радостно заулыбалась и, подняв руку, помахала ложкой-мешалкой привлекая внимание юной эльфийки:
- Анайрэ! Иди к нам, присядь у костра! – Когда девушка подошла ближе, Туилинде налила в чарку теплого душистого глинтвейна и предложила ее целительнице – Вот, выпей, отогрейся. Ты голодна, милая леди? Сегодня была хорошая охота, не каждый раз нам попадается дикий олень. – не дожидаясь отказа, девушка попросила одного из эльфов преподнести целительнице лучшие кусочки. – Сегодня ты наша гостья.
Другие эльдар у их костра тоже обратили внимание на незнакомку, они улыбались ей и приветствовали. На вид молодой, светловолосый эльф, что начал было играть на лютне, даже немного засмущался и положил инструмент на колени, но завел разговор с  прекрасной девой:
- Дивный вечер, миледи. Вы были на свадьбе Его Величества во дворце?

Странно, за время своих странствий он успел наслышаться иного о Живущих Под Горой. Долго раскачиваются, но обиды или усмешки не сносят, распаляясь, разгораясь как живой костер в узком и гулком туннеле, где вдруг засвищет сильный ветер. И вот уже пламя ревет, воет, мечется, толкаясь о стены и потолок и уничтожая абсолютно все на своем пути. Ни пепла, ни крошки, ни воспоминания.
А эти?
Лишь сверкнули темным глазом.
Верно глаголят, что чем больше в руках каменьев сжимаешь, тем дольше на стульях сидишь. Ведь встанешь, качнешься, уронишь то, что дороже всего сердцу каменному, искусной рукой ограненному и в прекрасный шедевр превращенному.
"Неужто так плохо изумрудные пуговки пришили?" - брови вверх ползут, на языке вертится вопрос. Подзадорить, расшевелить. Тут уж неуемная натура остановиться не может.
Как так? Ветер не может камень сдвинуть?
А девчушка тянет-тянет, уводит прочь. Теплая ладошка его руку сжимает. Взглянул он на нее, и дернуло жилу какую-то внутри сердца. Ребенок она еще, но с какой ненавистью могли порой вспыхивать ее глаза! Как темнели они! Дамир уже видел подобное. Так море - недавно еще ласковое и теплое - вмиг превращалось в черную смолу, разрезаемую белыми гребнями волн. И песня воды менялась. Но все когда-нибудь этот порог переступают, закрывают дверь назад. А может Инас уже давно совершила этот шаг и стояла сейчас ровно посередине?
Задумался, увелся, и вот уж лица гномов ушли, скрылись, исчезло сверкавшее тысячьми огней одеяние праздничное. И вроде бы идет-бежит-искриться змея, но что-то в строе музыкальном нарушилось, расстроилось. Так проседает туго натянутая кожа на бубне звонком, так струна лопается. И вроде бы поет-играет до сих пор, но все не то, не так.
Наклоняется к девчушке, говорит ей, подмигнув: - Продолжай, веди змею, пока она ползет, а когда рассыпаться ей нужно, поймешь.
Мягко, но как будто неохотно, выскользнула его рука из детских пальчиков, ласково прошлась по красиво заплетенным волосам и отпустила.
И оказался истерлинг в аккурат рядом со светловолосым рохирримом и Милдред.
- Странно, я думал тебе другой чужак по вкусу, - заметил он взгляд сестры.
- Неужто храбрейшие коневоды решились выйти из-за столов и к танцу присоединиться? - Обернулся к Эомеру. Руки в бока уперлись. - Странные у вас обычаи: слова дерзкие гостям кидать, вином обливаться.
И это вы, вы еще нас дикарями зовете? - так и сверкал и звенел невысказанный вопрос.

Церемония закончилась. Толпа перешла по запутанным коридором подземного дворца в пиршественный зал. По меркам Глорфинделя он был не очень большим и совсем не роскошным, однако, производил приятное впечатление. Трандуил явно не случайно превратил потолок в звездное небо. Лесной царь был уже далеко не молод и очевидно, подошел к той черте, за которой начинается ностальгия по молодости и пусть не явное, но желание вернуть прошлое. И дело тут даже не в очевидной тоске по первой эпохе. Не всем была очевидна трансформация, но долгоживущий нолдо помнил, что раньше у сына Орофера волосы были цвета листка клена в октябре. Сейчас же они выцвели, утратили свой блеск и силу и стали мертвыми, как февральский снег. О фэа не стоило заводить и речи. У эглат она никогда не сияла, но сейчас и вовсе была подернута темной пеленой, темной паутиной забвения и грязной ряской отречения. Лаурэфин лишь надеялся, что светлое чувство любви вернет мир в эти леса.
Глорфиндель привез с собой богатый дар. Вряд ли кто-то в Средиземье сейчас мог похвастать такой роскошной сокровищницей как у него, живая легенда была властительницей оживших реликвий. Когда нолдо отправлялся прочь из Валинора, прекрасная Идриль вручила своему своему другу на прощание небольшое украшение, бриллиантовую подвеску. Златовласому было жаль расставаться со светлой памятью о малышке Келебриндал, но не подарить молодоженам напоминание о предыдущем счастливом браке эльфа и человека он не мог. Златовласый тихо вручил Трандуилу и Сархи подвеску, стараясь не привлечь к себе излишнего внимания. Эльф считал подарок очень личным, ему не хотелось впускать рыскающие глаза диких вастаков и обоженных харадримм. Едва эльф коснулся губами серебряного кубка с вином, на середину пиршественного зала выбежала крохотка Инас. Глорфиндель уже и забыл, насколько быстро дети людей взрослеют. За последние столетия ему доводилось общаться лишь с дунаданами, которым по человеческим меркам уготовано долголетие. Малыши сирых народов моментально набираются ума и очень быстро созревают. Когда Лаурэфин в последний раз видел танец с огнем? Полторы эпохи назад, в Ост-ин-Эдиле, где ловкачи нолдор все время соревновались между собой в искусствах и артистизме. Конечно, по сравнению с танцовщицами города Келебримбора танец Инас казался игрушечным и неуклюжим. Но где сейчас все эти танцовщицы? И где Эрегион?.. Пока Глорфиндель предавался влажным воспоминаниям о старых подругах, на место Инас вышли братья Дромангорги, старые знакомые Златовласого. Они не сильно изменились за прошедшие годы. Весельчаки и балагуры, отвага и наглость переходящие в безрассудство, граничащее со слабоумием. Гномы насмехались над Трандуилом, но, похоже, глаза у того были застланы серебром, золотом и бриллиантами, которые казад привезли с собой. - Оссанна тебе, Златовласка! Да будет славен патрон Дома Ромашки! Как делишки у ватаги карнингульских бездельников? - Не подводят ли меня глаза? Неужто перестали придворные Трандуила следить за дворцом? В трапезном зале выросли два трухлявых мухомора! Ха-ха. Как там в старой гномьей поговорке: Когда в жизни казад все гладко, фигура имеет свойство стремиться к форме шара? Вижу, осада Эребора не пошла вам во вред. - глаза Дромангоргов опасно сузились, нельзя было терять возможности их подзадеть, - Воистину, почтенные господа, искусство грации тангар не знает себе равных. Научите, как столь проворно шурудить цирлами и не путаться в собственной косматой бороде? Тихо, тихо, не начинайте бухтеть словно очнувшиеся ото спячки косолапые. Я скучал по вам, Торин и Ксинхейл. Глорфиндель поднялся и распростер объятья. Он был рад встрече со старыми друзьями. 

Странно, за время своих странствий он успел наслышаться иного о Живущих Под Горой. Долго раскачиваются, но обиды или усмешки не сносят, распаляясь, разгораясь как живой костер в узком и гулком туннеле, где вдруг засвищет сильный ветер. И вот уже пламя ревет, воет, мечется, толкаясь о стены и потолок и уничтожая абсолютно все на своем пути. Ни пепла, ни крошки, ни воспоминания.
А эти?
Лишь сверкнули темным глазом.
Верно глаголят, что чем больше в руках каменьев сжимаешь, тем дольше на стульях сидишь. Ведь встанешь, качнешься, уронишь то, что дороже всего сердцу каменному, искусной рукой ограненному и в прекрасный шедевр превращенному.
"Неужто так плохо изумрудные пуговки пришили?" - брови вверх ползут, на языке вертится вопрос. Подзадорить, расшевелить. Тут уж неуемная натура остановиться не может.
Как так? Ветер не может камень сдвинуть?
А девчушка тянет-тянет, уводит прочь. Теплая ладошка его руку сжимает. Взглянул он на нее, и дернуло жилу какую-то внутри сердца. Ребенок она еще, но с какой ненавистью могли порой вспыхивать ее глаза! Как темнели они! Дамир уже видел подобное. Так море - недавно еще ласковое и теплое - вмиг превращалось в черную смолу, разрезаемую белыми гребнями волн. И песня воды менялась. Но все когда-нибудь этот порог переступают, закрывают дверь назад. А может Инас уже давно совершила этот шаг и стояла сейчас ровно посередине?
Задумался, увелся, и вот уж лица гномов ушли, скрылись, исчезло сверкавшее тысячьми огней одеяние праздничное. И вроде бы идет-бежит-искриться змея, но что-то в строе музыкальном нарушилось, расстроилось. Так проседает туго натянутая кожа на бубне звонком, так струна лопается. И вроде бы поет-играет до сих пор, но все не то, не так.
Наклоняется к девчушке, говорит ей, подмигнув: - Продолжай, веди змею, пока она ползет, а когда рассыпаться ей нужно, поймешь.
Мягко, но как будто неохотно, выскользнула его рука из детских пальчиков, ласково прошлась по красиво заплетенным волосам и отпустила.
И оказался истерлинг в аккурат рядом со светловолосым рохирримом и Милдред.
- Странно, я думал тебе другой чужак по вкусу, - заметил он взгляд сестры.
- Неужто храбрейшие коневоды решились выйти из-за столов и к танцу присоединиться? - Обернулся к Эомеру. Руки в бока уперлись. - Странные у вас обычаи: слова дерзкие гостям кидать, вином обливаться.
И это вы, вы еще нас дикарями зовете? - так и сверкал и звенел невысказанный вопрос.

Странно, за время своих странствий он успел наслышаться иного о Живущих Под Горой. Долго раскачиваются, но обиды или усмешки не сносят, распаляясь, разгораясь как живой костер в узком и гулком туннеле, где вдруг засвищет сильный ветер. И вот уже пламя ревет, воет, мечется, толкаясь о стены и потолок и уничтожая абсолютно все на своем пути. Ни пепла, ни крошки, ни воспоминания.
А эти?
Лишь сверкнули темным глазом.
Верно глаголят, что чем больше в руках каменьев сжимаешь, тем дольше на стульях сидишь. Ведь встанешь, качнешься, уронишь то, что дороже всего сердцу каменному, искусной рукой ограненному и в прекрасный шедевр превращенному.
"Неужто так плохо изумрудные пуговки пришили?" - брови вверх ползут, на языке вертится вопрос. Подзадорить, расшевелить. Тут уж неуемная натура остановиться не может.
Как так? Ветер не может камень сдвинуть?
А девчушка тянет-тянет, уводит прочь. Теплая ладошка его руку сжимает. Взглянул он на нее, и дернуло жилу какую-то внутри сердца. Ребенок она еще, но с какой ненавистью могли порой вспыхивать ее глаза! Как темнели они! Дамир уже видел подобное. Так море - недавно еще ласковое и теплое - вмиг превращалось в черную смолу, разрезаемую белыми гребнями волн. И песня воды менялась. Но все когда-нибудь этот порог переступают, закрывают дверь назад. А может Инас уже давно совершила этот шаг и стояла сейчас ровно посередине?
Задумался, увелся, и вот уж лица гномов ушли, скрылись, исчезло сверкавшее тысячьми огней одеяние праздничное. И вроде бы идет-бежит-искриться змея, но что-то в строе музыкальном нарушилось, расстроилось. Так проседает туго натянутая кожа на бубне звонком, так струна лопается. И вроде бы поет-играет до сих пор, но все не то, не так.
Наклоняется к девчушке, говорит ей, подмигнув: - Продолжай, веди змею, пока она ползет, а когда рассыпаться ей нужно, поймешь.
Мягко, но как будто неохотно, выскользнула его рука из детских пальчиков, ласково прошлась по красиво заплетенным волосам и отпустила.
И оказался истерлинг в аккурат рядом со светловолосым рохирримом и Милдред.
- Странно, я думал тебе другой чужак по вкусу, - заметил он взгляд сестры.
- Неужто храбрейшие коневоды решились выйти из-за столов и к танцу присоединиться? - Обернулся к Эомеру. Руки в бока уперлись. - Странные у вас обычаи: слова дерзкие гостям кидать, вином обливаться.
И это вы, вы еще нас дикарями зовете? - так и сверкал и звенел невысказанный вопрос.

— Всё в порядке, миледи? Мне показались несколько грубоватыми слова вашего спутника, а уж его действия... он контролирует себя? Помощь не требуется? 
 
Нет. Все далеко не в порядке. Харадрим едва сдерживал себя от того, что бы не заехать коневоду в челюсть. Ни один выходец из Рохана не смел оценивать на сколько грубы слова и действия сына пустыни, тем более если тот проявлял всю свою доброту к прекрасной эльфийке, что до этого не делал раньше ни с кем и никогда. Эти мысли так и бурлили в голове пьяного до этого момента харадрима. Однако он протрезвел от нахлынувшей злости.
- Ни один роханец не смеет следить за мной и тем более меня судить, ни один, - думал южанин, скрипя зубами и играя желваками, это было не заметно под тканью, скрывающей лицо. Выдавал только мрачный взгляд все еще темного человека. Слова сестры не стали для него какой-то неожиданностью. Скорее всего он поступил бы для нее также, придя к ней какой-нибудь выскочка в маршальском звании, называя ее проявления любви грубостью. Когда Гилнарниэль высвободила руку, она наверняка подумала, что харадрим по-пьяне не заметит это. Да от него несло выпивкой за версту, ведь в ход шли не только вина, но и вещи покрепче. Но не сейчас. Сейчас его душа требовала драки за нанесенное оскорбление. Очень славной. Его меч просился в руку, хотел крови коневода.
 
Когда подошел Теодред со своими людьми, стреляя глазами в сестру, Фэнэк усмехнулся, правда не его словам, а телохранителю, что встал недалеко, явно ожидая подвоха. А он будет. Непременно будет. Харадрим достаточно накрутил себя, что бы начать драку. По счастью Зафар, наблюдавший за своим вспыльчивым вождем, прокашлялся стоя также в чуть стороне, но уже от Теодреда. Всадники Харада потихоньку, словно стая волков, окружала собравшихся, а чего вы хотели от них? Гилнарниэль отошла поближе к Милдред, оно и правильно.
 
- Все ли мне по душе? Да. До того момента как этот роханец начал следить за мной, подобно воронам Саурона, и упрекать меня, оскорбляя тем самым - Фэнэк отбросил свой меч, дабы избежать соблазна пролить кровь, а он был достаточно силен. Да, обвинения притянуты за уши, но реально обидно, хоть и по детски. Набросившись с кулаками на Эомера, он повалил всадника Рохана на землю, завязалась драка. Другие псы Юга готовы были пресечь любые попытки рохирим вмешаться, а если надо то и самим с удовольствием присоединиться. 
- Мордобой! - объявил кто-то радостный из харадрим, опоздавший на импровизированную стрелку, - Ура! Мордобой! Дайте мне того засранца по-больше, ух я ему щас! 

Вастак был быстр. Не успел Теодред и слова сказать, как Фэнэк и Эомер уже покатились по земле, мутузя друг друга.
Теодред кинулся на помощь брату, но его оттеснили несколько восточан, не давая заступиться за младшего. Одного из них Теодред откинул от себя могучим пинком. Но на его месте сразу появились еще двое. Вастаки оттеснили Ярла от дерущихся, удерживая. Теодред в ярости откинул руки мужчин от себя, дав понять, что стоит на месте. В бессильной злобе он повернулся к месту драки...
Как оказалось, Скадифах времени не терял. Телохранитель ужом вывернулся от окружающих его вастаков, подскочив на помощь Эомеру. Роххирим оттащил Фэнэка, повалившись на спину, удерживая задиру в хитром захвате: свои руки пропустил через подмышки Фэнэка, упираясь ладонями в его затылок, не позволяя пошевелиться. В ладонях телохранитель сжимал нож, недвусмысленно намекая Фэнэку на подчинение. В то же время, Скадифах ногами крепко обхватил ноги противника.
- Эомер, остынь! - Ярл все-таки прорвался к брату, останавливая того от удара.
- И ты, Фэнэк, тоже! Если хочешь выяснить отношения, то делай это как мужчина, а не как глупый мальчишка! Не порть веселье другим.
Все это Ярл произнес, глядя в глаза вастака.
- Скадифах, отпусти его.
Слегка помятый телохранитель выпустил Фэнэка, поднимаясь на ноги. Роххирим отошел в сторону, готовый вмешаться в любой момент.
- Хочешь драки?! - Теодред перекричал недовольство вастаков. - Пусть это будет честный бой на потеху другим.