Илгон

Илгон сидел на старом стволе упавшего дерева, когда-то высокого и могучего, а ныне представлявшего собой сучковатое бревно, изъеденное насекомыми. Похоже ли Средиземье сегодня на это дерево? Древний остов когда-то великого края, ныне населенный лишь тенями благородных народов прошлого. Упадок повсюду, и даже эльдар уже лишь подобие себя прежних.
Илгон был весь покрыт пылью и грязью долгой дороги, перемешанной с недавно пролитой кровью врагов. Рядом валялась груда разбитых черных доспехов и оружия. Полыхала пламенем гора трупов врагов. Черный едкий дым поднимался высоко в небеса. Невдалеке на шесте покачивалась голова твари в закрытом шлеме. Ветер трепетал обрывки рыжих волос, в насмешку прикрепленных к шлему. 
Все это оказалось ловушкой, теперь-то это было очевидно. Всего лишь провокация, уловка и он повелся, как мышь, соблазнившись сыром в мышеловке. Илгон сам не понимал откуда в нем столько откровенно черной ярости и жажды крови врагов, что поднимались со дна души подобно темной волне. Будто упадок коснулся всех, кто ступил на эти земли, и теперь они все лишь тени себя прошлых. 
И все же улыбка, даже зловещая играла на лике воителя. Он тихо смеялся, осознавая простой факт. Темный Властелин, устрашающий в мощи своей, сам так устрашился одного единственного эльда, сковавшего самого себя в оковы клятвы, что отправляет за ним своих лучших псов. Эта мысль безумно рассмешила Илгона, заставив его плечи содрогаться от хохота. 
- И это все? Что у тебя есть, Саурон? Все самое лучшее? Ну что же, я разочарован. 
Он говорил это, продолжая смеяться, будто сумасшедший. Потом встал отряхнулся, зашел в реку по шею и смыл с себя насколько это возможно грязь и кровь. Очистил свой меч, все еще острый. Посмотрел на догорающую гору трупов. Далеко будет виден этот сигнал. Обернулся и увидел темнеющую опушку древних лесов, что таили в себе немую угрозу. Что же, лучшего способа замести следы у него не будет, а любая погоня подумает несколько раз, прежде чем сунуться в отбитый у темных сил огромный лес. Да и организовать на них засаду там будет сподручнее. Кроны деревьев были столь плотны, что ничей взор не проникнет туда. К тому же даже Илгон ощущал чары, что хранили лес. Что же, скрыться от Ока своего Врага было отличной идей. Накинув на плечи шкуры, и перекинув меч в ножнах за спину, Илгон скрылся с глаз видимых и невидимых в чаще Лихолесья, оставляя за собой красноречивое предупреждение всем безумцам, что рискнут разыскивать его.
 
------- Лихолесье или куда-то туда.

===> Мория 
Морийская бездна. Жуткое воплощение всех кошмаров. Тьма здесь куда плотнее отчаянного мрака подгорного королевства, нарушаемого редкими источниками огня в виде племенного костра гоблинов или факела... или огня демона Мории, который беспокойно бродил по своим владениям, оставленными ему наугрим в качестве платы за собственное падение и поражение.
Норнориэль чувствовала, как бездна плотно сдавливала виски своей сырой и душной тьмой, как щупальце неведомой твари, которой поклонялись гоблины, сбрасывая ей на пропитание себе подобных и своих врагов, как оно плотно стягивало большую часть ее тела, утаскивая на те глубины, куда едва ли могло занести хоть одно живое существо. Возможно, даже на дно подземного озера, о котором ходили слухи еще со времен правления наследников Дурина, и слухи эти были тщательным образом задокументированы и сохранены.

Но милая эльда ошиблась, стоило ей ощутить под собой каменную твердь. Глаза вновь привыкли, и теперь она могла разглядеть угловатые колонны тоннеля, подпиравшие потолок. Явная работа наугрим. Не иначе то была одна из шахт, о которой упоминалось в летописях, что ей удалось изучить в библиотеке Златолесья, ах если бы она могла вернуться в то время, что мило ее сердцу. 
Воспоминания о былой жизни на поверхности под ласковым солнцем, о возлюбленных ею братьях по оружию, о товарищах из числа других народов, воспоминания о друге сердца, что доказал судьбе и миру, что он не уступает в храбрости и силе достойным, все эти мгновения лишь болью резанули по сознанию эльдарки, притупляя его, более она не заслуживала любви, и тем более не могла она исполнить свою роль, эти идеи не покидали сознание вот уже долгое время. Норнориэль тяжело вздохнула, в полудреме чувствуя, как щупальце неведомого ослабило хватку ноги. Оно лишь отпустило эльфийку на мгновение, чтобы вновь обвить собой ее тело, но уже выше поясницы, крепко обхватывая шею и грудь, сдавливая, заставляя тяжело дышать, оно словно бы расползалось на несколько конечностей, сковывая ее руки. Создание стремилось ослабить крепкое тело девы легким удушением, и постепенно это удавалось, делая из нее самую настоящую марионетку. Живая кукла, что не могла без разрешения вдохнуть и двинуться. 
И вот неведомый толкнул ее, чтобы та шла вперед, удерживая ее. Предстоял долгий путь, или близкий, в такой кромешной тьме и однообразии тоннельного ландшафта разве разберешь? Все ее попытки отследить и запомнить свое положение в подгорном королевстве были тщетны и глупы. Она сгинет здесь, проскочила мысль в ее сознании, лишь нагоняя тоску, открывая путь самым дурным идеям. 
Движения существа болезненно сдавливали, но Норнориэль вынуждена идти вперед, с нескрываемым отвращением, к липкой хватке порождения тьмы, пока не увидела перед собой... гоблинов.
Их было так много, и все они работали. Все они рабы существа, прикованные щупальцами, что терлись у них возле ног и стен шахты. Но вот себя рабом Норнориэль еще не признавала, и не признает никогда, и от одной этой мысли она захрипела, когда неведомый недовольно сдавил ей глотку, словно ощутив неповиновение в малейшем движении. Она рухнула на колени, придерживаемая под руки, когда хватку ослабили, дабы не убить, словно бы вопрошая, готова ли она теперь быть игрушкой ее глубинного хозяина?  
Гоблины долбили стены в новом забое, уходившим глубоким тоннелем в сторону от главной шахты, открытым явно не усилиями наугрим. Никаких опор и близко не было, что не соответствовало умениям гномов. Нечто массивное прогрызло здесь проход, трудно представить сколько таких еще скрывалось во тьме, и сколько из них погребены грубым промыслом рабов неведомого, что сейчас обгрызали эти стены, ища жалкие крупицы того, что с таким усердием добыли старшие существа, просто прокладывая себе путь. 
Могучий неведомый был всего лишь блеклой тенью на фоне тех, кто залегал на еще большей глубине.
 
Норнориэль начала понимать, что именно искали здесь по началу наугрим, а затем и гоблины, пришедшие им на смену. О великих камнях думала эльдарка, когда ее силой подтащили к грубо обтесанным булыжникам, пытаясь сломить ее волю. О камнях, что не были сокровищами Феанора, но были так родственны им своей силой, вернее лишь были слабой искрой на фоне сильмарилов. Один такой нашли наугрим Одинокой горы.
Неведомый искал здесь крупицы драгоценностей, что изливались светом куда более ярким, чем отражали и поглощали сами. Вероятно камни эти видели и сохранили в себе свет первых Древ, воспоминания об утрате которых до сих пор вызывали сожаления у перворожденных, ведь именно благодаря им Варда, к которой воззвала Норнориэль, создала звезды, так любимые эльфами, чей свет все еще не угас в глазах и самой эльда. И если жадное порождение тьмы - паучиха Унголиант пожирала свет Древ, то не могли ли обитатели бездны также лакомиться им, его крупицами, заключенными в камнях, в аркенстонах, коих наверняка куда больше, чем тот, что был найден в Эреборе?
И вот она ухватилась левой рукой за булыжник, что служил гоблинам первобытным инструментом, и попыталась отварить им своего мучителя. Однако камень замер недалеко от щупальца, которое вновь сжало непокорное перворожденное создание, заставляя дрожащую руку со стонами наносить удары по стене, высекая мелкие куски мусора. И снова неведомый был недоволен, ведь дева не работала второй рукой, и била явно не в полную силу. И когда создание нащупало ее культю вместо правой кисти, оно мгновенно отреагировало, прибив свою рабыню к полу. Норнориэль почувствовала всю тяжесть хозяйской длани, и собственную бесполезность как рабочей силы, смиренно повернув голову на бок, прижавшись щекой к грязной тверди, как увидела маленький кусочек того сокровища, которое с таким нетерпением пыталось добыть столь отвратительное существо, заставляя живых марионеток работать до смерти без права на отдых, ведь отдых был не ведом твари. 
Осколок камня, что отразился светом ее почти угасших глаз. Камень, что когда-то видел гибель Древ. Ее сердце начало биться все сильнее и сильнее, она пыталась дотянуться единственной рукой, вновь срывая стон со своих губ, чувствуя, что еще немного и ей сломают руку. И вот, в свете желаемого ею путевого обломка она заметила, как к ней приближается шупальце, изучающее все на пути своими усиками, оно с радостью проглотило камень, затянув в себя словно лягушка. И вот теперь, сблизилось с Норнориэль, замерев перед ее лицом, очевидно попутно решая, что делать с ней, ведь на гоблина она не была похожа, и подобных созданий повелитель местных глубин не встречал... уже давно. 
Страшное горе, испытанное блаженной ваньяр ранее, открыло ее разум для произвола иного сознания, чей хозяин теперь ощущал явную власть над девой. Она словно бы уловила его тоску по древним временам, когда он болезненно поделился с ней своими мыслеобразами воспоминаний, вызывая жуткую мигрень, ведь она была уже достаточно слаба, чтобы противостоять подобному влиянию, а любопытство не позволяло Норнориэль вовремя закрыться от мыслей существа с глубин, совершая тем самым очередной поступок грехопадения, ментальную связь с нечестивцем. Даже в таком состоянии она полагала, что сможет удержаться, в итоге прогнав врага из своего сознания. В глубине души ее терзало желание узнать секреты Мории, а потому она на грани собственной смерти, откроется ему, надеясь что оно того стоит. И тварь эта, страдавшая столько эпох в одиночестве, показала все. То, как мучала других эльфов, по воле своего господина, чей образ вызвал у Норнориэль слезы ужаса и горя, образ того, что был сражен армией, в рядах которой она была в те годы разрушительного похода Войны Гнева. То как однажды неведомого сослали с остальными порождениями в бездну, заперев здесь навсегда. Прародитель орков ласкал усиками своего щупальца лицо блаженной девы, смахивая пока еще едкие для него слезы. Получается, что балрог не скрывался здесь, в Мории, а охранял не только это существо, но и множество других неудавшихся результатов экспериментов своего господина в попытке вывести идеального воина, пока тот не заполучил первого дракона. Бездна Мории - тюрьма и тайный склеп ошибок истинного Властелина Тьмы. Угадить сюда - последнее, что могла пожелать свободная душа. И, похоже, Саурон не знал, что под Морией обитают столь грозные создания, достойные небытия, не говоря уже о существ без имени, которых страшился истязатель. Хуже всего, если Илгон узнает, подумала Норнориэль в какой-то момент, это будет означать для него верную смерть, даже если он одолеет балрога, со всем остальным выводком едва ли он мог тягаться. Она лишь надеялась, что он никогда не узнает того, что узнала она. 
И даже сейчас неведомый мучитель, забывший собственное имя, продолжал излюбленное дело, пытаясь искажать сущность пленницы, стремясь внушить ей всю ту боль, что она испытывала ранее, желая сломать ее, своими мыслеобразами демонстрируя ее ничтожность и порочность, развращая, преподнося это как ее скрытые желания. Щупальца извивались под одеждой девы, заставляя ту лишь шумно вздыхать. И вовсе не обязательно ломать кости. И только разум, готовый принять свою ничтожность, сможет отозваться на такое, разум, достаточно потрясенный для подобного. Иначе как оказалось возможным превратить столь благородных и крепких духом эльфов в трусливых и завистливых существ, которые ненавидели всякого, кто превосходил их хоть в чем-то, лишенные всяких моральных ориентиров и ограничителей. Пытки забытого проясняли очень многое, что довелось увидеть в Мории. Ведь то был не вещий сон валар, как показалось деве в час горя, когда ее душа оказалась столь уязвима для влияния того, что было под землей совсем недалеко. Именно так Моргот истязал первых, искажая их, убивая их чаяния, угнетая их моральный облик. Не боли страшились могучие эльфы, а себя самих.
Забытый показывал Норнориэль всю "правду", поддавшемуся сознанию, что более не могло и не желало закрываться, тем более от истины. Пока дева смотрела пустым взглядом куда-то в сторону, новые щупальца, подоспевшие на помощь, лишали однорукую воительницу одежды, полагая, что она ей более не понадобится, заботливо стаскивая сапоги, оставляя все эти обноски в качестве награды своим рабам. Ее же саму забытый уже нежно потянул к себе на глубину, забирая с этого этажа в свои укромные и скромные владения.
Наивная дура, думала она обреченно под грузом собственных ошибок. Чудовище ждало от нее лишь полного отречения, ему было мало того, что она более не желала командовать войском славных витязей. Подвешенная безвольной куколкой за руки, она болталась над проходом, через который гоблины тащили своему подземному владыке всю ту пыль аркенстонов, какую умудрялись выбить примитивными инструментами, для этого они использовали мешки из кожи сородичей, ведь другой материал тут было попросту не добыть. Добычу сваливали в раскрытую пасть той самой ленивой твари, что не поддавалась описанию. И все они завороженно смотрели на белоснежную кожу девы, с голодухи пытаясь цапнуть ее за ноги, ну, хотя бы кусочек, уж очень им хотелось кушать. Это начинало раздражать пожирателя камней, который питался теплом их света, и он одернул одного из гоблинов, да так, что тот просыпал содержимое мешка, из-за чего мгновенно отлетел в пасть забытому, теплом живых он тоже не брезговал. В рядах гоблинов началась паника, сдавливаемая иногда буквально мертвой хваткой их господина.
Это заставило неведомого отвлечься от своих утех с пленницей, освободив ее внимание от собственной ничтожности. 
Внезапно, искрой, что пробудило сознание блаженной ваньяр, стал тот далекий отголосок ментального сообщения, полученного от прислужницы Варды, к которой все это время взывала Норнориэль. Голос Ильмарэ, наполненный переживаниями и заботой, смог пробиться через весь этот бесконечный гам угнетения.
— Норнориэль славная, душою не падай, ты вспомни о свете, что не иссякает и всем верным надежду даруя. Крепись в своей верности, доблести духа, и не одинок ваш отряд в Средиземье, и ваши пути не окончатся в бездне. 
И в этот миг ее сознание словно прозрело. Она более не была одна, с ней была любимейшая всеми ваньяр вала, с ней были ее воители, так бесконечно любимые ею братья по оружию.  "Все ложь", твердо и бескомпромиссно постановил внутренний голос. Рассыпанные так во время обломки великих камней, напитанные светом первых звезд и Великих древ, зажгли в ее почти потухшем взгляде огонь звезд, который камни стали жадно впитывать в себя, и так они усиливали друг друга, словно множество аркенстонов, заставляя гоблинов визжать от боли при столь ярком свете, которым налился боковой тоннель, где засело порождение. Забытый выпустил Норнориэль и всех своих рабов, и за несколько мгновений вернул к себе растянутые по шахтам щупальца, сжавшись в страхе перед девой, что подобрала брошенный булыжный инструмент. Она приближалась, заставляя монстра пятиться прочь.
Ее голос словно раскатом пронесся по всем тоннелям, резонируя в металлических жилах, пока она слепила своим изрядно измученным, но все таким же пронзительным взглядом. 
- Именем Варды, что через прислужницу свою вернула мне искру жизни, я приговариваю тебя к забвению, раб Утумно! Отныне нет тебе места ни на поверхности, ни под землей, ни в воде, ни где бы то было еще! Отправляйся во мрак!
Норнориэль метнула заостренный тяжелый камень в прародителя, попав ему точно в центр того, что можно было назвать лбом. Сила удара камнем была столь сокрушительна, ибо бросок был выполнен одной из сильнейших в материальном мире, что этого хватило, чтобы пробить острым массивным камнем лобную кость существа, застряв обломками там. Забытый и низвергнутый впал в конвульсию, круша стены и потолок возле себя собственным щупальцами, в итоге вызвав обрушение свода. Норнориэль успела лишь прихватить горсть звездных камней, убравшись прочь, слыша как тяжелые валуны гулко обваливают проход, отрезая ее от того пути, по которому эвакуировались гоблины, и, видимо, от самой Мории.
Теперь ей предстояло проторить свой путь наверх, и каким-то чудом выбраться на поверхность. Но она и близко не знала, где сейчас была. Как бы не пришлось спускаться в самую глубокую часть бездны, где похоже обитали существа куда страшнее ее мучителя, чтобы добраться до Бесконечной лестницы, которую еще предстояло отыскать. 
Подобрав брошенные вещи гоблинов, Норнориэль с брезгливым прищуром, морщась от запаха грязи и пота владельцев, порылась в содержимом, не найди ничего кроме пайка в виде засушенных ушей соплеменников, и пузыря воды, сделанного из чьих-то внутренностей, которая, как выяснилось испортилась, стоило попробовать ее на вкус, плеснув на кончик языка. Мерзость, думала блаженная эльда, обплевавшись, закинув все содержимое обратно, добавив несколько звездных камней, она повесила мешочек себе на плечо, что неприятно терся о нежную кожу эльфийки, которая начинала мерзнуть, но она скорее умрет от холода, чем натянет на себя грязные гоблинские обноски.
Теперь ей предстояло как-то защитить себя, думала рыжеволосая эльда, спрятавшись между массивными камнями, то и дело поглядывая на проход. Она так устала, что сон буквально накатывал сам собой, но она не имела права на отдых, ведь в тоннеле, по которому она ушла, когда все подуспокоилось, по ее пятам потянулись ее новые воздыхатели, которые мечтали лишь о еде. Осторожные и такие же ослабленные, бывшие рабы истязателя неуверенно крались к деве, что она наблюдала довольно давно. Взгляд ее уже не был столь пронзителен, а яркость камней постепенно затухала. Все это возвращало ее к прежним проблемам социального взаимодействия с гоблинами, с той лишь разницей, что она более не поедала себя мысленно, а левая рука вроде бы обрела прежнюю твердость и уверенную хватку. 
Усталость и жажда сна накатывали с новой силой, и ей пришлось принять очередное неприятное решение. Она напала первой, метнув обыкновенный камень в голову одному из гоблинов, что следовал за робким храбрецом, заставляя того просто плашмя растянуться при попытке удрать с жутким визгом, возбуждая тех, кто шел следом. Смельчака Норнориэль просто сбила с ног ударом каменного долбила, который был все это время у нее зажат в подмышке ампутированной руки, перехватив его оттуда. Точным ударом по голове, повалила на земную твердь, сдавливая ногой глотку, пока не услышала хруст позвонков.
- Приятного аппетита, ублюдки, - плюнула она с максимальным презрением в сторону стаи, что переминалась с ноги на ногу, очень волнуясь, что эльдарка заберет себе погибших. И когда она ушла, то радостно набросились на еду, благодаря бледнокожую ведьму. 
Подкармливать их было не самой лучшей идеей, но так они будут хотя бы заняты, думала дева, пытаясь скрыться от любопытных глаз, которые четко проследили за тем в каком из проходов исчезла столь вожделенная и аппетитная белоснежная эльдарская попка. 

Бой прервался, по счастью для местных жителей, став лишь кратким поединком против морэдайн. В очередной раз Каинион убедился в том, что отвергнувшие свет и мало того, ещё и принявшие про́клятый огонь Гортхауэра люди, слабее людей пусть и не одарённых благословениями Валар, но хотя бы не испорченных злобой Тёмного Властелина. Когда-то и сами они, феанариони были в очень похожем положении, но Нити Судьбы, сплетаемые и играемые причудливыми узорами, всегда через боль и страдания, но выводили их, ценой потерь и в том числе потерь лучших, среди них. Вспоминая об этом, Каинион стёр кровь со своей секиры, когда к нему обратился Нож, имя коего эльф правда на тот момент не знал. В это же время, Анамайтэ вернул себе свою стрелу, наконечник не пострадал, ибо был сделан руками мастеров Эрегиона. Взглянув на пленного находящегося без сознания, Каинион оглядел своих компаньонов.
— Выпьем братья, а потом допросим этого бедолагу. — Морагларо начал связывать морэдайна, а Вернэссэ спросил. 
— Как насчёт этого ваниара, Илгона?
— Он идёт по своему пути, — ответил Каинион, — его ещё ждёт осознание, что никогда нельзя верить ни единому слову, исторгавшемуся из гнилых ртов тёмных. 
— Ваниары — улыбаясь присоединился к компаньонам Анамайтэ. — Я помню их в Дол Гулдуре, я помню их в Дагор Дэлотрин, они всегда проявляют себя как невероятные торопыги, всё то им надо сразу, здесь и сейчас.
Они расселись за столом, и подняли первый тост озвученный Каинионом, за кружками браги.
— За хозяйку трактира, и честный народ Эсгарота и его предместий, за Вече и благородных танов, храбрых героев Ист Байта, павших и выживших. Мы сражались в разных местах, Ист Байт, Дол Гулдур, но мы сражались с одним врагом, и сразили его. И да будем сражать его и впредь, вместе! — Это он произнёс стоя, поднимая свою чарку, оглядывая всех присутствующих, ушкуйников, горожан да стражников, слившихся в единое целое духовно, в этом месте.
— Враги пустили щупальца, посылают шпионов, всё жаждут распрей, но им невдомёк, что истинное братство рождается кровью на поле брани, против того врага, что пытается поработить всех. За нашу свободу! 
После этого, они стали пить. Слушать шутки местных завсегдатаев. Видя в том числе как Пеллинель уходит, а с ним и остальные Каинион сказал достаточно громко, чтобы услышал Сирек, но не так чтобы перекричать всех.
— Мирной дороги вам!
Не на долго, но нолдор Имладриса решили остаться в городе Озера, помимо допроса морэдайн, послушать что творится в городе. Между собой они на квенья-нолдорине делились услышанным, и особо интересно было им слышать о том, что таны местные чего-то замыслили. 

Король всегда говорил ему, что чары порой впитывали в себя чувства и эмоции того, кто их творил. И гнев, самое сильное чувство, способное извратить все то благое что есть в этом мире. В гневе творятся самые ужасные преступления. Глядя, как последний проклятый им, уходит под воду, провалившись через проломленные половицы, Пеллинель не смог сдержать улыбки. Но это гадкое чувство неправильности захлестнуло сердце и он качнулся, морщась и коснувшись груди. Ни Лейт, ни Сирек, явно не хотели и дальше тут оставаться. Посмотрев на эльфийку, он чуть улыбнулся.
- Что ж это было... Совсем не так как на тренировках в замке...
- Вне леса всё кажется другим... Я не дам тебя в обиду. Мастер Сирек, думаю тоже. - Впереди их ждало столько всего нового и неизвестного. Но запах пролитой крови ещё долго будет его преследовать, а потому, хоть человеческий старик сказал держаться рядом, Пеллинель все же поспешил выйти на свежий воздух, к лошадям. Здесь шум трактира не так давил на сознание, а сторонние мысли постепенно угасали. Коснувшись холки какого-то скакуна, который точно еще пах лесом, эльф прикрыл глаза. Сегодня он увидел, какой ужас способны были натворить те, кто носил символ звезды Феанора. Откуда он его знал? От Трандуила. Тот часто рассказывал своим ученикам о былом. И было в его словах столько неприкрытой неприязни. Охватившая его, внезапная дрожь, заставила поёжиться. А когда он отстранился от лошади, то заметил на себе цепкий взгляд какого-то местного старика.
- Конокрад небось? - Пеллинель поднял руки вверх и мотнул головой.
- Нет, что вы. Наоборот, вернул нанятую быстроногую. Хотел попрощаться.
- Уже покидаете нас, господин эльф? Истра хорошая девочка. Молодая и резвая. Оо, вижу ты помнишь меня, моя хорошая.
От этого человека веяло уверенностью и знанием дела. И от этого Пелл ощутил покой. Как бы то ни было, местные могли справиться с любой напастью. Кто бы не пытался сломать их волю, это было бы не так просто. А значит, еще была надежда.
- Спасибо вам.
- Ась?
Но эльф не стал досаждать местному конюху. Отойдя обратно к двери трактира, он замер, в ожидании своих товарищей, чтоб продолжить путь.
 [NICK]Пеллинель[/NICK]  
[AVA]https://i.pinimg.com/originals/42/e7/50/42e750aa6b3a082a87acea09bc273c9d.jpg[/AVA]  
[STA]Чароплёт-виночерпий[/STA]  
[SGN]Заболтаю до смерти[/SGN] 

Как только прибыли воители священного Амана, по их лицам было вполне видно, что хорошо удалось отдохнуть им, во владениях хранителя и хранительницы Золотого Леса. Однако же по броне их было и вполне заметно, что возвращались они, с жестокой сечи. Особо сметливые из нолдорских кузнецов Имладриса, едва ли не с ходу уже знали где, что и как подправить. Конечно их кузнечные мастерские здесь, в Имладрисе были лишь блеклой тенью кузниц Эрегиона, благородного Келебримбора, а его кузница была тенью могучих нолдорских королевств Белерианда, великой древности, но всё же то были быть может лучшие кузнецы Средиземья, способные не то что тягаться, а и превзойти народы наугрим, славные своим мастерством. 
  Под нужды воинов, по приказу лорда Эльрондо выделили три просторных атриума, где были размещены ложа, для эльфов. Всё-таки их число оказалось таково, что не пришлось Эльронду расселять аманэльда по хуторам ранее принадлежавшим дунэдайн Севера. Впрочем хуторки сии не остались без внимания. В них заселялись собиратели и охотники, отправляемые Эльрондом, для заполнения припасов его скромной обители. Эльфы были лучшими охотниками, по сему и снабжали людей у берегов Гремящей реки, шкурами взамен получая рыбу. В Ривинделл вернулся один из каменщиков, что обустроили горячий источник в горах, и теперь лорд Эльронд послал туда плотника, который должен был собрать там, дивный и приятный домик, в котором можно было расслабиться, после принятия природных ванн. Раваон получил доступ к библиотеке Имладриса, а тренировки обитателей Ривиндела плавно перетекли в конные тренировки. 
 
[NICK]Элронд[/NICK] 
[AVA]https://i.imgur.com/WQmJxAk.jpeg[/AVA]
[STA]лорд Имладриса[/STA]
[SGN]Хранитель наследия Эрегиона и владыка Последнего Приюта.[/SGN]

После неудавшейся попытки поднять восстание, обещания пива от трактирщицы и проламывания пола Сирек наконец-то облегченно выдохнул и мысленно смахнул пот со лба. Картина стала боле-менее понятна по крикам от четверки страшных эльфов, негодования Пеллинеля и провокации стражников. Хотя те вовсе не были стражниками, как оказалось. Кажется, враги города заслали своих шпионов под видом стражников чтоб творить тут безобразия и смуту. И у этого врага серьезные и давние счеты с эльфами. Великану Илгону пришлось даже спешно покинуть таверну при упоминании рыжей девы. Стоило ли?
- Никогда не верь ни единому слову того, кто получает выгоду или удовольствие от твоих страданий. - Сирек удрученно покачал головой на такое поведение большого эльфа, но его конечно же никто не услышал в поднявшемся гвалте.
Вастак убрал руку с ятагана и задумался что делать дальше. Собравшаяся ранее за столом компания как-то сама собой распалась. Именованный Ножом тоже пропал из поля зрения, что само по себе напрягало. Не хотелось бы получить стилетом в печень. Подходить к четверке старых - или опытных (как поправлял своих внуков сам Шакилд) - эльфов, что минуту назад покромсали на котлеты двух людей, желания тоже не было. Учитывая количество собравшегося народа и сомнительную прочность досок, хотелось побыстрее оказаться на твердой земле. Потерявшегося в толпе Хулгара было немного жаль. Вырубленного Поющего Меча тоже. И себя заодно, за последние десять минут мимо головы Сирека пролетело два довольно убийственных снаряда.
- Драки обычно никогда не идут по плану. Каким бы он ни был. К ним невозможно подготовиться, поэтому лучше всего сразу уходить. - Шакилд повернулся к своим эльфам, оценивая их состояние. 
Вроде все нормально, никто не истекает кровью и не рвется вслед за утонувшим стражником-шпионом мстить. Оставался только вопрос что делать дальше. В частности, как и когда продолжать путь в Сард-ми-Эруме. Нужно было поспрашивать.
- Пожалуйста, не отходите от меня далеко. Не хотелось бы разделиться в этой давке. - обратились к Пеллинелю и Лэйнтиэль, а после короткого раздумья Сирек добавил: - Леди Лэйнтиэль, если вас начнут домогаться, начинайте кричать и раздавать пощечины. Я полагаю что отрубание рук и голов сейчас может только раззадорить толпу.
Шакилд развернулся лицом к залу и практически моментально выцепил взглядом Гунхильд. Началось неспешное маневрирование по переполненному залу к внушительной фигуре. Происходило какое-то странное братание обычных стражников с завсегдатаями таверны, и участвовать в возлияниях вастаку совершенно не хотелось. Наконец-то Сирек сумел пробиться к барной стойке, мертвой хваткой вцепиться в столешницу чтоб не унесло вместе с заказами (вастак был позорно ниже ростом девок-разносчиц) и почтительно кивнуть в приветствии Хулгару. Вот он не вызывал желания отрубить голову, в отличие от Ножа.
- Снова приветствую Вас, досточтимая хозяйка, пусть не оскудеют ваши кладовые. - Гунхильд поклонились нормально, с прикосновением ко лбу и сердцу. - Нет ли каких вестей с юга и востока? Пора мне уже возвращаться домой, только беспокоят меня здешние погода и темные личности.
[ava]https://i.pinimg.com/originals/ac/1c/80/ac1c806d5e0f6d4fb4dc1a013651536b.jpg[/ava]
[nick]Сирек Шакилд[/nick]
[sta]Караванщик-посыльный[/sta]

Поражение, как неприятно было убегать Кхамулу, и это было даже более неприятно, чем сообщество высокомерных "собратьев" по кольценосному несчастью, особенно тех что звались в прошлом людьми из народа Нуменора. Этих выскочек Кхамул ненавидел особенно, из-за того что истинным народом-воинов, а значит самым сильным народом, считал свой народ скалистого и сурового Кханда, где и выживет то не всякий путешественник. Всё большим количеством оружия, окружал свои покои Кхамул Воитель, всё с большим видом вооружения он тренировался, снова и снова беря себе в напарники рабов. Из рабов, по его личному приказу исполняемому морэдайн, отбирали самых сильных, ловких, жестоких. Тех кто потерял последние остатки своего прошлого. Кхамулу нужны были только те, кому нечего было терять кроме своей жизни, своей силы, и своей безграничной ярости. Их выводили на арену, в блаженно-темнейшем Минас Моргуле, месте покровителем которого и был Кхамул воитель Девятки. Схватки назгула с отборными рабами-гладиаторами, были любимейшим зрелищем морэдайн, но в большей степени орков Призрачной Крепости. Морэдайн тут черпали вдохновения для тренировок, но им было не интересно ибо никогда рабы не одерживали верх. Орки же по-детски радовались жестокой свхатки и потому всегда заполняли скудные, каменные сидения зрителей. Собственно самого Кхамула не смущали и не мешали ему, ни те ни другие. Всё о чём он мог думать, только о схватке. Он радовался когда враги проявляли смекалку, были сильнее его ожиданий. Они бросались на назгула и под час он был даже близок к развоплощению, однако всегда совершенствуясь веками, Кхамул обучался беспрестанно. Это стало смыслом его существования после того как всякие оттенки его телесной жизни покинули призрака. Снова и снова Кхамул бросался в бой, с изящным искусством он отбивал удары, парировал, маневрировал словно бог войны, и оказывался в нужный миг, в нужном месте для рокового решающего удара двумя мечами, боевым молотом, боевой секирой, боевой глефой, длинным двуручным мечом, кинжалом - и прочим, и прочим, всем что было в его огромной оружейной палате. Кхамул проливал кровь врагов, и наслаждался потерей всякой надежды и угасанием жизни в рабах-гладиаторах. Но он помнил, что сие были лишь тренировки. Истинное наслаждение воин мог получить исключительно в настоящем бою, убивая настоящих врагов Мордора и Тёмного Властелина. Он был чужд разного рода интригам, и надеялся исключительно на то, как Тёмный Владыка ценил его верность, пока Саурон Великий позволял ему воевать, сражаться, убивать врагов. И если он чего и боялся, этот страх был задвинут очень глубоко в психике не живого, но и не окончательно мёртвого кольценосца, он боялся отойти от этого своего смысла существования, боялся даже думать о чём-то ещё, ибо тогда экзистенциальных страх, лавиной прорывался сквозь дамбу его философии. 
[NICK]Кхамул[/NICK] 
[AVA]https://i.imgur.com/uevvw0v.jpeg[/AVA]
[STA]Эпический Воитель Девятки[/STA]
[SGN]Назгул[/SGN]

Итак, армия Мордора на юге, вынужденно отступила в глубь земель Южного Итилиэна. Составляя новое письмо для военноначальника Доброга Чёрного, верного чёрного урука, который был с Туварсом много лет, Папратар задавал ему в письме ряд условий как поступать в случае разных вариантов действий противника. Так в случае переправы армии Гондора, через переправу Пеларгира — Туварс Супилли приказывал изматывать вражескую армию, оттягивая её к Поросу, и если удастся измотать врага ударить самим, если же нет переправиться через реку Порос и встречать врагов на переправе. Если же враг пойдёт, исключительно через север и будет действовать усилиями премерзких рейнджеров своих, давить силой массой, пускать варгов, отцеплять но на земли Северного Итилиэна не заходить, ибо густые леса тех земель, вернейшая из опор рейнджеров врага и действиями своими можно и вовсе армию потерять. Также, необходимо продолжать обустройство перевала юго-западных кряжей Эфель Дуат, и после открыть поток снабжения из Мордора напрямую. Запечатав письмо, Туварс Супилли направил его орочьему командующему с крэбэйном Мордора. В этот вечер, завершив дела в своей чёрной башне чародея Барад Харна, Туварс отправился на очередной день жертвоприношения на благо города. Как обычно, на площади перед стеной жертвоприношения собрались главы родов города, и уже зная ритуал наизусть они вровень произносили нужные слова вместе с федайнами Кханда, что окружали владыку города-государства, когда он подходил к жертве и пускал кровь перерезая глотку раба. Ради великой богини, самой Всеобъемлющей Бездны, Туварс Супилли убил врага предоставляя владычице всю кровь до остатка. Чёрное Солнце Бездны на алтаре, выбитое в камне наполнилось кровавыми потоками. Факелы освящённого огня жители города понесли по всем городским факелам городского освещения, в эту священную ежемесячную ночь. 
  После очередного ритуала, Туварс вернулся в свой дворец но на этот раз отложил посещение гарема. Он ранее, ещё днём, приказал доставить шесть рабов и одну рабыню, в его башню. Тут он подготовил подземельную комнату, начертив чёрным углём на каменном полу ровнейший круг, в нём геометрически выверенную пентаграмму и буквы черноречья, по граням геометической фигуры, а также во вне круга, в восьми частях. Шестеро рабов в цепях ни без помощи федайнов были расставлены государем в равно-удалённости друг от друга, вне круга приношения. Оглядывая рабов, Туварс возжёг на четырёх жаровнях, что стояли треножные по краям сего зала дурман-траву. Всех здесь, включая самого Туварса, всех рабов и рабыню, а также восмёрку федайнов которые ассистировали чародею в ритуале накрыло расширением сознания, и сев посреди круга в позе со скрещёнными ногами (в позе лотоса) слегка раскачиваясь по четырём сторонам света Туварс начал шептать заклинание на языке ему не ведомом, то были слова которые казалось бы и смысла не имели, но то были слова сакральной бездны, что приходили ему в голову прямо сейчас в этом моменте растянутого времени. Голос чародея усиливался всё сильнее, и рабы и ассистенты стояли одурманенные, рабы держали факелы. Потом Туварс соскочил с места и впав в одержимое состояние быстро расставил свечи, зажигаемые им от факелов в руках рабов внутри круга, по граням пентаграммы, затем схватил за подмышки чернокожую молодую рабыню и просил её прямо посеред геометрической фигуры, а после совершил с ней сексуальный акт сакрализованный сверх всякой мер, и тут же трансгрессируя убил её кинжалом в сердце, сразу после эякуляции, удары в глаза, в горло, в живот ножом, сделали из фигурки несчастной жертвы некоторого рода жуткое зрелище. Запрокинув голову, Туварс Супилли закатив глаза произносил слова Тьмы Изначальной, а после обошёл  всех шестерых рабов, и перерезал глотку каждому сокрушая их внутрь круга. Кровь жертв перемешалась по протокам и сам Туварс, со своими федайнами шесть раз оббежал круг бегом, потом в обратную сторону, потом рухнул на колени. Ритуал был завершён. Факелы и жаровни были погашены, ослабленного чародея, верные до религиозного фанатизма федайны бережно отнесли в его личные покои, где погрузили в ванну. Доступ сюда был лишь у госпожи Кин-най которая не спала, и ни смотря на беременность начала омывать тело своего господина. Потом федайны отнесли его в постель, и оставили его один на один с Кин-най. Туварс же крепко спал, во снах своих уходя за пределы Арды, за пределы Эа и за пределы чертогов Эру, туда где ждала его Великая Богиня, что приютила ныне Мелькора Изгнанного. Ей в своём сне Туварс Супилли клялся в верности, она же открыла ему Вечность, которую разум человека даже столь образованного, осознать не мог, лишь прочувствовать. 

Лагеря армии Мордора жили в какой-то степени своей жизнью. В двух горгоротских лагерях, под знамёнами с "мордами" орки за время своего пребывания, вырыли в периметре своих лагерей землянки, которые затем начали соединять между собой. В тоже время, в лагере нардуазгаров земель Барад Харна, лагерь был более похож на обычный, человеческий лагерь. После мощного "боевого крещения" в Пеларгире, люди из Харондора, объединились в боевом братстве и лучше уже следили друг за другом. Несколько иной лагерь, возвели морэдайн у себя под знаменем Минас Моргула, с тихой и мертвенной луной. Под тем же знаменем стоял центральный военный лагерь орков Моргула, под рукой Доброга Чёрного. А вот челкарские воители, не долго имели возможность отдохнуть. Караванщики с Барад Харна пригоняли вереницы чернокожих рабов, которых доставляли морскими путями с Дальнего Харада, и распределяя их Доброг именно на харадрим города Челкара возложил обязанности по конвоированию этих рабов. Группами их передавали по каждому из армейских лагерей, а часть была направлена к скалам Эфель Дуата, где по слову сиридара, начались каменоломные работы, по созданию тропы-перевала, направленной в Нурн. 
   Само собой часть рабов, уже меньшая шла в Зигурзайан, в городок Морвегиль на строительные работы. В армию также, через центральный лагерь Доброга приходили даннические караваны снабжения из Челкара и его земель и Гизара и его земель. И наконец шёл обмен с караванами торговцев из Амон Эйтеля, коим сбывала армия отходы создания перевала, камень мрачных гор Эйфель Дуата, а в замен брала припасы, кузнечные инструменты, разного рода расходные ресурсы. Само собой, по заказу строителей, отправлял Доброг камни и в Морвегиль. В общем пришлось Доброгу в эти дни перенастроить хозяйственные нити, сформированные Туварсом Супилли, чтобы армия не просто существовала, но ещё и не разваливалась постепенно, а подкрепляла собой хозяйственную жизнь оккупированного региона. Всё это позволяло не выдавить до конца, остатки местных селений, что в стратегическом смысле шло на пользу укоренению здесь власти Мордора, по промыслу сиридара. Ожидалось наконец, пополнение войск орочьими бандами, после завершения работ над перевалом. 
[NICK]Доброг Чёрный[/NICK] 
[AVA]https://i.imgur.com/WWC14lk.jpeg[/AVA]
[STA]Чёрный-урук Минас Моргула[/STA]
[SGN]Комендант Южной армии Мордора[/SGN]

Едва дева склонилась к Пеллиненю, чтобы уточнить что же им делать в этой накаляющейся ситуации, как Сирек вмешался, и сгрёб двоих эльфов, как сухие пучки травы и силой уволок от стола. Лэйнтиэль пискнула и пыталась сопротивляться, но хватка мужчины оказалась на удивление сильной. Особенно с учетом того, что совсем недавно он едва на ногах мог стоять, и валялся в беспамятстве на её ребрах. Человек уволок эльфов буквально в угол, а позже закрыл своей спиной, оставив им места ровно столько, чтобы они с Пеллинелем могли ровно встать.
События вокруг слишком стремительно вышли из-под контроля, и юная эльфийка не понимала что происходит. Вроде только что они зашли в этот трактир, а уже в следующую секунду она оказалась прижатой к стене молодым эльфом, который вскинул лук и выпустил стрелу куда-то над головой Сирека.
-Коль хочется вам битвы - сражайтесь честно! - только и услышала Лэйн его слова.
Значит всё таки придется драться? Ну почему всё именно так? Но не успела эльфийка и подумать о том на сколько сильно ей претит сама эта мысль, как остальные эльфы начали свою бурную деятельность по подавлению противника. Которая, к слову, заняла у них едва ли пару минут. Вот Аманайтэ пустил стрелу вслед за Пеллинелем, едва ли не в следующую секунду за ним, отчего могло показаться что обе стрелы ушли одновременно. Каинион нанёс удар по диагонали рассекая доспех, кожу да пару костей говорливого нуменорца. Из присутствующих "представителей власти" в таверне остался только один. Его судьба оказалась более печальной, потому что на него обрушился всей своей массой великан Илгон. Он буквально вдавил мужчину в деревянные половицы таверны, и те жалобно заскрипели. Пытаясь себя спасти поверженный заговорил очень быстро, проглатывая некоторые звуки и слоги в процессе. Но, видимо, эльфу в шкурах было всё предельно ясно, потому что он рывком поднялся с тела морэдайн и стремглав покинул таверну, забыв обо всём и обо всех, кого оставил позади. Включая своего недавнего спутника, и людей с которыми намеревался поговорить.
Не успела нога эльфа ступить за порог, как половицы под последним поверженным всё же проломились и обрушились вниз увлекая его за собой на дно. Толпа людей и не подумала что-то делать по этому поводу. Лишь несколько человек удивлённо посмотрели в пролом, словно мысль о том, что гнилые половицы могут быть сломаны никогда не приходила им в головы. Один из посетителей начал новую речь. Он кричал и настраивал людей на новую волну агрессии насилия и жестокости к кому-то, о том Лэйнтиэль не имела ровным счетом никого понятия. Благо добродушная хозяйка таверны умерила его пыл звучным ударом сковороды о затылок, и Рунвар свалился недалеко от дыры в полу. А потом женщина обещала пиво. Много пива. И настроение быстро сменилось от агрессивного, а нетерпеливое, но уже по совершенно иной причине. В таверну начали заходить всё новые люди (включая городскую стражу, которым, казалось, было совершенно наплевать на то, что их товарищи скоропостижно скончались).
Вот и вышло, что не успела эльфийка разочарованно вздохнуть и потянуться за клинками за спиной, как всё уже закончилось. Плюс-минус благополучно для небольшой эльфийской компании и нескольких людей, почти случайно оказавшихся среди них.
-Что ж это было... Совсем не так как на тренировках в замке...

Эсгарот
Долгое разлилось, как и река Келдуин, затапливая прибрежные поселения, которые местные благополучно возводили также на сваях. Суровы были северные земли. Зимой мороз, снег и лед. Осенью и весной затопления. Лишь коротким летом люди могли выдохнуть в вечной борьбе за жизнь с природой. Илгону, призванному Могучим, приходилось пробираться по подтопленным землям, иной раз пробираясь в воде по пояс. Воителя вперед гнали почти безумные ярость и стремление вызволить Норнориэль. И все же даже у столь сильного и неутомимого уроженца блаженной земли путь на юг занял время, вынуждая делать короткие остановки. Он экономил на оставшихся лепешках лембаса и здравуре, большую часть, которых скормил спасенному в Бурых Землях человеку. По всей видимости Хулгар остался в городе, не успев за Илгоном. Чтоже, так видимо лучше. Воитель не мог задерживаться, а человеку будет лучше со своими, нежели чем в компании обрекшего себя на проклятие бессмертного. Илгон гнал от себя подальше предательские мысли о том, что могло случиться с девой меча, сосредоточившись на том, чтобы побыстрее добраться до предполагаемого места. Нельзя позволить собственным мыслям разъедать внутренности, особенно сейчас. Пока еще у витязя была надежда, за которую он мог ухватиться и поэтому со всей возможной скорость бежал вперед. 
Лагерь обнаружился на удивление быстро. Они не скрывались, словно бы хотели, чтобы он их нашел. Но увидев врагов, чувствующих свою безнаказанность и безопасность в такой близости от Озерного города и других союзников эльфов, Илгон чуть не взревел от охватившего его гнева. Эти твари ни о чем не заботились, считали себя хозяевами положения, не выставили даже дозорных. Все это лишь больше распалило праведную ярость Илгона, который сейчас выглядел словно дикарь из пустошей, но внушал страх не меньший, а то и больший, когда сражался в тяжелой броне ваньяр. 
Он ворвался в лагерь, словно разъяренный степной тур Руна. Его глаза ввергают в ужас безжалостной синевой, будто необъятное море первобытной ярости, готовое поглотить все материки. Его руки начинают крошить, охваченных паникой орков устрашающим мечом и кулаком, что разбивает черепа и ломает шейные позвонки. Его рев закладывает уши темных тварей. 
- Где ОНА?! - в полу безумии кричит Илгон, убивая очередного орка. 
Кто бы ему ответил, коли одни находят смерть от его руки, а другие думают лишь о спасении своих жалких шкур. Илгон знал, что убьет их всех.
 
 

Ждать пришлось долго, но оно того стоило. Приманка сработала, запудрив мозги жертвенному гиганту. Не такие уж эльфийские подонки и прозорливые, раз не смогли разглядеть столь грубую ловушку. Лишь до немногих по-настоящему стало доходить, что Найра избавился не только от той троицы смутьянов, чьи умы и сердца оказались совращенны ледяным ковартством назгула и странным вличением к мертвым женщинам. Под удар попали все они, те кто так или иначе сомневался в его лидерстве, те кто желали получить свое от жизни, встав выше, чем был он сам.
- Мерзавец предал нас, - опомнился кто-то из черных, словно бы морок спал, когда они увидели то, против чего их бросили, но было поздно. Наверняка Найра наблюдал за событиями, что развернулись здесь с выгодной точки, либо то был назгул. А что если они оба спелись и она смогла соблазнить его и обольстить также, как и их? В конце концов назгул обладала властью почти столь же неограниченной, что и Сам Несметный.
- Плевать, - взревел второй морэдайн, видя как буквально на части разлетались уруки, попадая под горячую руку. Такое дубинами не забить, - О, как же мне плевать на этого Найру с ведьмой. Я порешу еб*чего эльфа! Смотри как там весело! Все, не могу больше терпеть! Быстрее! Быстрее достать мечи. Замочу гада!
Но прежде чем из укрытий своих на Илгона поднялась вся местная обозленная рать (дюжина морэдайн и полсотни урукхаев на подтанцовках), к нему из центрального шатра, на его грозный вопль вышли
То была Норнориэль, в представлении морэдайн, разумеется.
 
Крепким были воитель и его черная броня, а на шлеме его в свете солнца огнем переливались чьи-то рыжие волосы, заплетенный в косу, пусть и не такую прекрасную, как у эльфийской девы. В насмешке своей темные не знали себе равных.
- Илгон, это я, - обратился воитель, перехватывая по-удобнее рукоять оружия, - Я так ждала тебя. Я так одинока, мне так больно, Илгон.
И тут из укрытий, заметив главный рыжеволосый сигнал, повылезала вся та нечисть, что притаилась, ожидая бессмертного теленка, мечтавшего о блаженной деве.

Эсгарот
Долгое разлилось, как и река Келдуин, затапливая прибрежные поселения, которые местные благополучно возводили также на сваях. Суровы были северные земли. Зимой мороз, снег и лед. Осенью и весной затопления. Лишь коротким летом люди могли выдохнуть в вечной борьбе за жизнь с природой. Илгону, призванному Могучим, приходилось пробираться по подтопленным землям, иной раз пробираясь в воде по пояс. Воителя вперед гнали почти безумные ярость и стремление вызволить Норнориэль. И все же даже у столь сильного и неутомимого уроженца блаженной земли путь на юг занял время, вынуждая делать короткие остановки. Он экономил на оставшихся лепешках лембаса и здравуре, большую часть, которых скормил спасенному в Бурых Землях человеку. По всей видимости Хулгар остался в городе, не успев за Илгоном. Чтоже, так видимо лучше. Воитель не мог задерживаться, а человеку будет лучше со своими, нежели чем в компании обрекшего себя на проклятие бессмертного. Илгон гнал от себя подальше предательские мысли о том, что могло случиться с девой меча, сосредоточившись на том, чтобы побыстрее добраться до предполагаемого места. Нельзя позволить собственным мыслям разъедать внутренности, особенно сейчас. Пока еще у витязя была надежда, за которую он мог ухватиться и поэтому со всей возможной скорость бежал вперед. 
Лагерь обнаружился на удивление быстро. Они не скрывались, словно бы хотели, чтобы он их нашел. Но увидев врагов, чувствующих свою безнаказанность и безопасность в такой близости от Озерного города и других союзников эльфов, Илгон чуть не взревел от охватившего его гнева. Эти твари ни о чем не заботились, считали себя хозяевами положения, не выставили даже дозорных. Все это лишь больше распалило праведную ярость Илгона, который сейчас выглядел словно дикарь из пустошей, но внушал страх не меньший, а то и больший, когда сражался в тяжелой броне ваньяр. 
Он ворвался в лагерь, словно разъяренный степной тур Руна. Его глаза ввергают в ужас безжалостной синевой, будто необъятное море первобытной ярости, готовое поглотить все материки. Его руки начинают крошить, охваченных паникой орков устрашающим мечом и кулаком, что разбивает черепа и ломает шейные позвонки. Его рев закладывает уши темных тварей. 
- Где ОНА?! - в полу безумии кричит Илгон, убивая очередного орка. 
Кто бы ему ответил, коли одни находят смерть от его руки, а другие думают лишь о спасении своих жалких шкур. Илгон знал, что убьет их всех.
 
 

Дол Гулдур ====>
 
   Сводный отряд эльфийских воинов двигался по лесным чащам, аккуратно обходя низины, где угрожающе булькала трясина, в этих местах крайнего юга великого Зеленолесья. По счастью отряд нолдор (верных второго дома) и горстки фалатрим Лэйнараса, во главе с полукровкой сих двух народов Солорионом, сопровождался и по ныне отрядом эльфов-нандор и синдар во главе с капитаном Гватредиром. Со временем их путешествия по чащам Солорион ясно осознал, что выдвинись как он собирался изначально, без этих провожатых, то на каждом стыке, перед каждой трясиной, они останавливались бы на долгие дни в поисках обхода и прохода дальше. Эта экспедиция зачистки южного участка Лихолесья стала бы долгим блужданием, в котором был велик риск и самим эльфам других земель здесь заблудиться, а не то что эффективно искать и уничтожать ещё выживших пауков, да уцелевших орков, бежавших из Дол Гулдура. К тому же эти лучники Леса, теперь имели не мало опыта не только в охоте, но и в уничтожении тёмных созданий, вторгшихся в их леса, после того же Гулдура. 
  Они очень эффективно искали проходы, зоркими взорами своими высматривая в чаще, где лучше сможет пройти конный отряд Солориона. И по большому счёту, они могли бы справится с этой работой по зачистке самостоятельно, если только им не попадётся какой-то крупный отряд врагов, с лучниками и тяжёлыми пехотинцами. Для такого и являлись витязи Глаурэлина прикрытием, готовые смести и растоптать врагов. В этой связи Солорион и Гватредир нашли общий язык и с каждым днём их похода, они всё лучше понимали друг друга. Южные просторы Леса, продолжали зачищать они, по большей части от спящих или полу-сонных пауков, лишившихся теперь какого бы то ни было превосходства, но изредка попадались им и очень удачливые группы орков, удача которых вывела их из под ударов мечей эльфийских в грозном сражении, но покинула их здесь. В густых лесах, где по пятам орков шли их добивать эльфы Леса, чей король более не мог терпеть их осквернявшего присутствия, вместе со своими союзниками из других эльфийских земель. 
  Впрочем само собой, шли они не беспрестанно. Находя подходящий холм, эльфы вставали лагерем, нандор охотники ещё и делали тайники и лёжки, по всему пути по которому продвигались они. Воины Солориона уже привыкли к походу, который продолжался у них всё это время. К тому же теперь с ним из линдонцев были исключительно добровольцы, готовые к этой не лёгкой миссии, очищать юг Лихолесья, до самого последнего тёмного, либо до прихода сюда энтов, когда Лес уже и сам, в купе с чарами Лесного Короля, сможет самоочищаться от враждебного влияния, как это бывало раньше. 

Здесь равнинная местность, перемешивается с низинами и болотом, а местами лес поднимается ввысь по холмам заросшим деревьями. Здесь обитает не мало хуорнов, а чаща весьма труднопроходима. 
 

Дол Гулдур ====> 
НПС: отряд из 74 эльфов Линдона во главе с Лорнором и Тальвионом.
 
  Длительное путешествие домой эльфов фалатрим, с каждым днём утомляло всё больше и больше. Отряд эльфийских командиров Лорнора и Тальвиона продвигался наиболее простым, хоть и наиболее долгим маршрутом, для конного отряда. Под знамёнами Линдона и Митлонда, эти фалатрим вышли из Зеленолесья к Старому Броду, а перебравшись через Андуин встали привалом уже на западном берегу Великой Реки. Никаких приключений с ними не происходило, лишь пару раз встречали они рыбаков Речного народа людей. Затем двинулись они по западному берегу, вниз по реке и с почтением приветствуя рохиррим на заставах, минуя Фангорн, прошли через земли лошадников ко Вратам Рохана. Здесь, они первым делом пройдя через броды Изена вышли на крепость Арнора. Бревенчатый форт, был одним из тех двадцати королевских фортов, что силами дунландингов и людей короля из Кардолана, под руководством лорда Тарбад-Грейфлуда, были возведены по приказу Арагорна, за последние месяцы. Двигаясь дальше на северо-запад по королевскому тракту, изумились они тому преображению сих земель, которые лишь в прошлом году вернули себе статус королевства Арнор. Но в ещё большей степени дивились их отряду дунландинги, лицезревшие отряд сей. 
    Когда в прошлый раз разведчики кланов сих видели отряд ваньяр идущий в обратном направлении, то боялись они и скрывались в лесах, не зная что Аманэльда видели их прекрасно. Теперь же приобщились и они, селясь рядом с королевскими фортами и трактом, чувством что они тоже теперь союзники этого дивного и прекрасного народа. Зачаровывающее ощущение ожившей сказки, укрепляло их, в из поклонении Валар, в том виде в котором сложилось это у них, от древних традиций. А эльфы Линдона продолжали своё шествие. По пути, свернув на запад остановились они в Грейфлуде. Наконец, они пересекли границы Арнора и Линдона и оказались дома. Заслушав шум прибоя фалатрим ощутили волну силы, которая охватила каждого и окрылённые, они вошли в Митлонд. Их путешествие закончилось, и здесь они начали слагать песни о стычках близ Амон Сул, о перевале через Мглистые горы, о встрече с Человеком-Медведем и конечно же об эпической, второй битве за Дол Гулдур. Владыке Гаваней, поведал Тальвион о слове Солориона данном им королю Трандуилу, и о причине того, почему Глаурэлин не вернулся с ними. 

Зубы заскрипели от досады неудачи. Всякое поражение означало смерть, таковы суровые законы общества, из которого прибыли они, железное правило, позволявшее отсеивать слабых. И в этот раз через подобное сито прошла троица тех, кем изначально решили пожертвовать, самые ничтожные и глупые представители своего рода. От осознания этого последний выжившей нуменорец, желавший продлить свою никчемную жизнь, сдал с потрохами ту информацию, какой он распоряжался с легкой руки Найры, словно бы тот коварный узурпатор ожидал именно такой развязки, щедро угощая его словами.
Желая пощады, которую в подобной ситуации едва ли даровал бы просящему, прислужник тьмы было открыл свой рот, чтобы сквозь тяжелый выдох боли потребовать помилования, как почувствовал, что старый ломался деревянный пол, в который его вдавил гигант мысли Илгон, всегда отличавшийся мягкостью лап и ловкостью захвата пленников, как земная твердь покинула могучего узурпатора под треск гнилых досок озерной халупы, которую с какой-то стати гордо звали здесь трактиром.
Провалившись, он лишь издал пронзительный вскрик с характерным плеском воды от удара чего-то тяжелого. Тяжелые доспехи, которые не спасли, напротив мешали нормально дышать, когда их чуть было не сдавили до предела своими эльфийскими объятиями, мгновенно потянули на самое дно переломанного нуменорца. И пусть там было не так глубоко, но этого оказалось достаточно, чтобы нельзя было выбраться из воды.
Скорее всего, в момент, когда все склонились над дырой в полу, а суета лишь нарастала, им нужен был хоть кто-то, кого можно разговорить, когда исполнилось проклятие, наложенное чароплетом, на лице у Пеллинеля проскользнула жуткая ухмылка, а понимание того насколько он могущественен было не так уж и далеко.

Надо сказать, что речи темного нуменорца не произвели впечатления на окружающих его людей, ибо были слишком возвышенными и сложными. На севере народ жил простой, и вопросами философии или метафизики никогда не задовавшийся. Поэтому слова морэдайна пропали втуне, вызвав только ступор и недоумение у собравшихся. Лишь эльфы поняли все досконально, оттого и велик был гнев их на подобную мерзкую ложь. Любили Падшие коверкать правду и искажать смысл вещей в угоду себе. Но Илгон был другого склада, все эпохи прожил он благословенном Амане, не зная лжи и коварства, а нрав его был прост и прямолинеен. А потому выпущенная стрела лжи достигла своей цели, посеяв в душе воителя смуту, подняла волну яростного гнева. Разве могла Норнориэль бросить дружину и отправиться за ним? А чтобы ее остановило? И кто? Он вспоминал, как она бросилась на последний штурм Дол-Гулдура в одном исподнем, как израненная пыталась вразумить его тумаками, зная что это бесполезно. Конечно это было в ее духе. Роваон всегда мог позаботиться о дружине. По правде он был отличным лидером и командиром, вдумчивым и твердым, способным к глубокому анализу и дальновидной стратегии. Норнориэль же была сердцем дружины, вокруг которого они все сплотились, кто всегд поддержит и подбодрит. А Илгон… Всегда пер напролом, за что его вечно отчитывали. Так и сейчас, со своей Клятвой. Недюжая сила и напористость, вот что всегда отличало его. Он не думал, а делал, зачастую опережая противника, когда тот выстраивал в голове сложные мысленные комбинации, на которые Илгон просто не тратил время. 
Как не тратилего и юный синда, чем заслужил высокое восхищение у Илгона, когда оказался быстрее всех и выпустил стрелу поразившую мерзкий снаряд, пущенный трусливой рукой раба Саурона. Двое феанорингов сразили двоих же псов Мордора, их руки были тверды и не колебались ни мгновения. Благодарно кивнув сначала Пеллинелю, а затем и всей четверке воителей, Илгон развернулся к последнему оставшемуся темному нуменорцу. В его глазах бушевало пламя. Он более не мог сдерживаться, изнутри все разрывало от осознания того, что Норнориэль страдает из-за него. Опять. Он думал, что покинув отряд сделает только лучше, но похоже они были слишком нужны друг другу. Что испытывал воитель к деве меча он и сам не знал, но это было давнее и глубокое чувство, которое всегда казалось ему странным, неуместным, непонятным, он гнал его подальше всякий раз, стоило этим мыслям появиться. Пока прочие ваньяр находили время для песен, плясок, сочинений стихов, прогулок с возлюбленными… Пока Норнориэль позировала юным художникам, пока все они наслаждались жизнью в раю… Илгон упражнялся с мечом. Он в одиночку ходил к Тулкасу, всякий раз улетая от легкого пинка. Но лишь он один был в силах подняться снова после простого тычка божества. Все прочее воитель отметал, считая это пустой тратой времени и собственной слабостью. И хотя он понимал, что слабость есть и будет в каждом. Не мог он принять слабость в себе, и поэтому с безумным упорством упражнялся на берегу Великого Океана или среди далеких горных пиков Амана. Поэтому принес обет, но тем самым лишь обнаружил в себе слабину. Но его упорство заставляло его даже сейчас идти вперед, чтобы изжить в себе и это, преодолевая ярмо, на которое сам обрек себя.
Но почему-то даже намек на улыбку Норнориэль всегда вызывал какую-то внутреннюю теплоту, хотя Илгон не понимал почему. В этом плане прав был Роваон, называя воителя ребенком. И пусть Илгон не понимал ничего в этом, одна только мысль, что дева меча в руках этих скотов, обжигала его душу. Может Илгон и уступал другим во всем, что касалось ума, тонкостей материи или чувств. Но он знал одно. Он был рожден для Победы. Он был рожден для Войны. Песнь его это гул сражений. Врагов его дни будут сочтены. Илгон никогда не обдумывал, не анализировал и не сомневался, он просто шел напролом. Именно поэтому Тулкас обратил внимание на него. Воитель чувствовал на затылке дыхание могучего бога. Он словно подстегивал витязя действовать, как всегда. 
Апофеозом стало осанве, словно удар молота по наковальне, обрушившееся на феа Илгона, который никогда не утруждал себя лишней практикой в мыслеречи. В словах Норнориэль было столько боли и страданий, что казалось будто одна душа не способна вместить в себя все это. Голос Ноорнориэль лишь убедил Илгона, что она действительно в руках этих мразей, которые бахвалялись здесь, прямо перед ним. Воитель чувствовал тяжесть меча в руке, который так и просился пустить его в дело. 
И Илгон не стал медлить, бросившись вперед со скоростью леопарда, просто опрокидывая последнего морэдайн, буквально вдавливая того в пол свободной рукой и ломая кости. Слуга Саурона не стал ничего скрывать, и сразу выдал, что деву держат в лагере на берегу Келдуина. Илгон не обратил на это внимания, даже не задумался правда ли это. Он стремглав бросился прочь из таверны, забыв обо всем на свете. Стражники у входа попросту отшатнулись, впервые увидев эту гору мышц и огромный меч на плече великана. Илгон бежал вперед к мосту, ведущему на берег Озера вдоль которого она намеревался добраться до устья реки и далее найти их лагерь. Все прочие мысли унеслись прочь, уступив место одной единственной: жажде уничтожить всех этих ублюдков, заставить их поплатиться, что вообще посмели коснуться Норнориэль.
-------------------- Илгон, река Келдуин.
Хулгар было бросился следом, но был остановлен стражниками на входе, он уже собирался было достать топор, на лице читалась непреодолимая решимость. Стражники, которые вообще не понимали, что происходит, но уже заметившие в таверне кровопролитие, тоже были настроены решительно не выпустить этого мрачного человека, хотя какой-то определенной причины у них не было. Казалось, что здравый смысл покидает таверну, если он вообще там присутствовал, потому как Рунвар снова привлек внимание на себя, пока эльфы добивали морэдайн, а Илгон спешно покидал заведение.
- Честный народ Эсгарота! Все мы видим, как порча проникла в наш некогда славный город! Вы сами видели! Стража и бургомистр стакнулись с дружками орков! Мы бились при Ист-Байте! Я был там с вместе с вами! И теперь эта падаль пролезла в наш город! ДОКОЛЕ я вас спрашиваю? Хватит это терпеть! 
Раздались одобрительные возгласы, толпа начала потрясать оружие, и в предвкушении слушала скальда. Еще немного и случиться непоправимое. 
- Так вот, пора нам добрым мужам из доков, пристаней, таверн и речных ватаг взять все в свои руки! Вече заигралось! ГОЙДА БРАТЬЯ И СЕС…
Бам! Звонкий удар сковородкой по голове прервал речь Рунвара, отправив скальда в нокаут. Гунхлильд, судорожно сжимая сковороду, вздохнула:
- Да угомонись ты уже, окаянный.
Однако тут она заметила разгоряченную Рунваром толпу мужчин, что свирепо надвигалась уже на нее, не обращая внимание на пятерых вооруженных дружинников рядом. Хозяйка трактира воздела свое орудие вверх, словно воитель на поле брани и возвестила громовым раскатом:
- ВСЕМ ПИВА ЗА СЧЕТ ЗАВЕДЕНИЯ!
Настроение толпы тут же переменилось. Раздались смех и восторженные выкрики. Люди хлопали друга друга по плечам и плакали, словно только что одержали великую победу. Они стали расходиться по своим местам, убирая оружие, а Гунхильд уже отдавала команды, чтобы прислуга пошевелилась и достала запасы. В это время, один из дружинников снаружи с длинными рыжими усами подошел к стражникам, вставшим на пути Хулгара. Он хлопнул по плечу одного из стражи:
- Эй, Эдмунд. Ты же меня знаешь. Ну чего это вы?
- Дак мы чего. Нам приказали, мы и пошли. А тут… Это же…
- Да не кипишуй. Пошли, служивые, выпьете, да и уладим все. Сейчас весточку в дружину отправим, старшие разберуться, с вас спроса нет. Вон слыхал, Гунхильд расщедрилась. 
Смущенные и сбитые с толку стражи потянулись в трактир вместе со всей собравшейся на улице толпой, заполняя заведение почти до отказа. Пиво уже лелось рекой. Хулгар, подхваченный толпой был вынужден вернуться обратно в кабак, не найдя ничего лучше, как снова подойти к столу. Нож тем временем внимательно следил за Сиреком, удивленный силой старика. В такие-то годы, недурно. Бывший налетчик вернул оружие в ножны и поднял, пускающего слюни Рунвара с пола, отряхивая. Тот еще не пришел в сознание, что Нож посчитал удачей. Скальда сегодня просто прорвало. С его бы талантами ему бы в политику, а не песни по кабакам сочинять, но кто на что учился. Нож ловким движением подскочил к темному нуменорцу, которого приложил Илгон.
- Господа, - обратился он к эльфам, - этот еще живой. Судя по всему у них в городе свои люди.

Подошедшая Гунхильд услышала это и раздраженно помотала головой:
- Невовремя. Дружина планирует большое дело. Тан Ервиль рвет и мечет после Ист-Байта. А эти получается уже здесь...
Тем временем, сидевшие за дальним столом двое купцов с юга, что старались прикинуться ветошью с самого начала заварушки тихо перешептывались:
- Ты как знаешь, а я думаю надо делать ноги из этого города. Они тут все поехавшие! Тролль с ней, с прибылью! Жизнь дороже.
- Согласен, уходим с первым караваном. 
Невдалеке невозмутимо потягивал пиво старик, седой как лунь, лишь недавно вернувшийся с вахты на одной из рыболовецких факторий. Он печально оглядел зал и пробормотал себе под нос:
- Дурдом.
 

Надо сказать, что речи темного нуменорца не произвели впечатления на окружающих его людей, ибо были слишком возвышенными и сложными. На севере народ жил простой, и вопросами философии или метафизики никогда не задовавшийся. Поэтому слова морэдайна пропали втуне, вызвав только ступор и недоумение у собравшихся. Лишь эльфы поняли все досконально, оттого и велик был гнев их на подобную мерзкую ложь. Любили Падшие коверкать правду и искажать смысл вещей в угоду себе. Но Илгон был другого склада, все эпохи прожил он благословенном Амане, не зная лжи и коварства, а нрав его был прост и прямолинеен. А потому выпущенная стрела лжи достигла своей цели, посеяв в душе воителя смуту, подняла волну яростного гнева. Разве могла Норнориэль бросить дружину и отправиться за ним? А чтобы ее остановило? И кто? Он вспоминал, как она бросилась на последний штурм Дол-Гулдура в одном исподнем, как израненная пыталась вразумить его тумаками, зная что это бесполезно. Конечно это было в ее духе. Роваон всегда мог позаботиться о дружине. По правде он был отличным лидером и командиром, вдумчивым и твердым, способным к глубокому анализу и дальновидной стратегии. Норнориэль же была сердцем дружины, вокруг которого они все сплотились, кто всегд поддержит и подбодрит. А Илгон… Всегда пер напролом, за что его вечно отчитывали. Так и сейчас, со своей Клятвой. Недюжая сила и напористость, вот что всегда отличало его. Он не думал, а делал, зачастую опережая противника, когда тот выстраивал в голове сложные мысленные комбинации, на которые Илгон просто не тратил время. 
Как не тратилего и юный синда, чем заслужил высокое восхищение у Илгона, когда оказался быстрее всех и выпустил стрелу поразившую мерзкий снаряд, пущенный трусливой рукой раба Саурона. Двое феанорингов сразили двоих же псов Мордора, их руки были тверды и не колебались ни мгновения. Благодарно кивнув сначала Пеллинелю, а затем и всей четверке воителей, Илгон развернулся к последнему оставшемуся темному нуменорцу. В его глазах бушевало пламя. Он более не мог сдерживаться, изнутри все разрывало от осознания того, что Норнориэль страдает из-за него. Опять. Он думал, что покинув отряд сделает только лучше, но похоже они были слишком нужны друг другу. Что испытывал воитель к деве меча он и сам не знал, но это было давнее и глубокое чувство, которое всегда казалось ему странным, неуместным, непонятным, он гнал его подальше всякий раз, стоило этим мыслям появиться. Пока прочие ваньяр находили время для песен, плясок, сочинений стихов, прогулок с возлюбленными… Пока Норнориэль позировала юным художникам, пока все они наслаждались жизнью в раю… Илгон упражнялся с мечом. Он в одиночку ходил к Тулкасу, всякий раз улетая от легкого пинка. Но лишь он один был в силах подняться снова после простого тычка божества. Все прочее воитель отметал, считая это пустой тратой времени и собственной слабостью. И хотя он понимал, что слабость есть и будет в каждом. Не мог он принять слабость в себе, и поэтому с безумным упорством упражнялся на берегу Великого Океана или среди далеких горных пиков Амана. Поэтому принес обет, но тем самым лишь обнаружил в себе слабину. Но его упорство заставляло его даже сейчас идти вперед, чтобы изжить в себе и это, преодолевая ярмо, на которое сам обрек себя.
Но почему-то даже намек на улыбку Норнориэль всегда вызывал какую-то внутреннюю теплоту, хотя Илгон не понимал почему. В этом плане прав был Роваон, называя воителя ребенком. И пусть Илгон не понимал ничего в этом, одна только мысль, что дева меча в руках этих скотов, обжигала его душу. Может Илгон и уступал другим во всем, что касалось ума, тонкостей материи или чувств. Но он знал одно. Он был рожден для Победы. Он был рожден для Войны. Песнь его это гул сражений. Врагов его дни будут сочтены. Илгон никогда не обдумывал, не анализировал и не сомневался, он просто шел напролом. Именно поэтому Тулкас обратил внимание на него. Воитель чувствовал на затылке дыхание могучего бога. Он словно подстегивал витязя действовать, как всегда. 
Апофеозом стало осанве, словно удар молота по наковальне, обрушившееся на феа Илгона, который никогда не утруждал себя лишней практикой в мыслеречи. В словах Норнориэль было столько боли и страданий, что казалось будто одна душа не способна вместить в себя все это. Голос Ноорнориэль лишь убедил Илгона, что она действительно в руках этих мразей, которые бахвалялись здесь, прямо перед ним. Воитель чувствовал тяжесть меча в руке, который так и просился пустить его в дело. 
И Илгон не стал медлить, бросившись вперед со скоростью леопарда, просто опрокидывая последнего морэдайн, буквально вдавливая того в пол свободной рукой и ломая кости. Слуга Саурона не стал ничего скрывать, и сразу выдал, что деву держат в лагере на берегу Келдуина. Илгон не обратил на это внимания, даже не задумался правда ли это. Он стремглав бросился прочь из таверны, забыв обо всем на свете. Стражники у входа попросту отшатнулись, впервые увидев эту гору мышц и огромный меч на плече великана. Илгон бежал вперед к мосту, ведущему на берег Озера вдоль которого она намеревался добраться до устья реки и далее найти их лагерь. Все прочие мысли унеслись прочь, уступив место одной единственной: жажде уничтожить всех этих ублюдков, заставить их поплатиться, что вообще посмели коснуться Норнориэль.
-------------------- Илгон, река Келдуин.
Хулгар было бросился следом, но был остановлен стражниками на входе, он уже собирался было достать топор, на лице читалась непреодолимая решимость. Стражники, которые вообще не понимали, что происходит, но уже заметившие в таверне кровопролитие, тоже были настроены решительно не выпустить этого мрачного человека, хотя какой-то определенной причины у них не было. Казалось, что здравый смысл покидает таверну, если он вообще там присутствовал, потому как Рунвар снова привлек внимание на себя, пока эльфы добивали морэдайн, а Илгон спешно покидал заведение.
- Честный народ Эсгарота! Все мы видим, как порча проникла в наш некогда славный город! Вы сами видели! Стража и бургомистр стакнулись с дружками орков! Мы бились при Ист-Байте! Я был там с вместе с вами! И теперь эта падаль пролезла в наш город! ДОКОЛЕ я вас спрашиваю? Хватит это терпеть! 
Раздались одобрительные возгласы, толпа начала потрясать оружие, и в предвкушении слушала скальда. Еще немного и случиться непоправимое. 
- Так вот, пора нам добрым мужам из доков, пристаней, таверн и речных ватаг взять все в свои руки! Вече заигралось! ГОЙДА БРАТЬЯ И СЕС…
Бам! Звонкий удар сковородкой по голове прервал речь Рунвара, отправив скальда в нокаут. Гунхлильд, судорожно сжимая сковороду, вздохнула:
- Да угомонись ты уже, окаянный.
Однако тут она заметила разгоряченную Рунваром толпу мужчин, что свирепо надвигалась уже на нее, не обращая внимание на пятерых вооруженных дружинников рядом. Хозяйка трактира воздела свое орудие вверх, словно воитель на поле брани и возвестила громовым раскатом:
- ВСЕМ ПИВА ЗА СЧЕТ ЗАВЕДЕНИЯ!
Настроение толпы тут же переменилось. Раздались смех и восторженные выкрики. Люди хлопали друга друга по плечам и плакали, словно только что одержали великую победу. Они стали расходиться по своим местам, убирая оружие, а Гунхильд уже отдавала команды, чтобы прислуга пошевелилась и достала запасы. В это время, один из дружинников снаружи с длинными рыжими усами подошел к стражникам, вставшим на пути Хулгара. Он хлопнул по плечу одного из стражи:
- Эй, Эдмунд. Ты же меня знаешь. Ну чего это вы?
- Дак мы чего. Нам приказали, мы и пошли. А тут… Это же…
- Да не кипишуй. Пошли, служивые, выпьете, да и уладим все. Сейчас весточку в дружину отправим, старшие разберуться, с вас спроса нет. Вон слыхал, Гунхильд расщедрилась. 
Смущенные и сбитые с толку стражи потянулись в трактир вместе со всей собравшейся на улице толпой, заполняя заведение почти до отказа. Пиво уже лелось рекой. Хулгар, подхваченный толпой был вынужден вернуться обратно в кабак, не найдя ничего лучше, как снова подойти к столу. Нож тем временем внимательно следил за Сиреком, удивленный силой старика. В такие-то годы, недурно. Бывший налетчик вернул оружие в ножны и поднял, пускающего слюни Рунвара с пола, отряхивая. Тот еще не пришел в сознание, что Нож посчитал удачей. Скальда сегодня просто прорвало. С его бы талантами ему бы в политику, а не песни по кабакам сочинять, но кто на что учился. Нож ловким движением подскочил к темному нуменорцу, которого приложил Илгон.
- Господа, - обратился он к эльфам, - этот еще живой. Судя по всему у них в городе свои люди.

Подошедшая Гунхильд услышала это и раздраженно помотала головой:
- Невовремя. Дружина планирует большое дело. Тан Ервиль рвет и мечет после Ист-Байта. А эти получается уже здесь...
Тем временем, сидевшие за дальним столом двое купцов с юга, что старались прикинуться ветошью с самого начала заварушки тихо перешептывались:
- Ты как знаешь, а я думаю надо делать ноги из этого города. Они тут все поехавшие! Тролль с ней, с прибылью! Жизнь дороже.
- Согласен, уходим с первым караваном. 
Невдалеке невозмутимо потягивал пиво старик, седой как лунь, лишь недавно вернувшийся с вахты на одной из рыболовецких факторий. Он печально оглядел зал и пробормотал себе под нос:
- Дурдом.
 

Надо сказать, что речи темного нуменорца не произвели впечатления на окружающих его людей, ибо были слишком возвышенными и сложными. На севере народ жил простой, и вопросами философии или метафизики никогда не задовавшийся. Поэтому слова морэдайна пропали втуне, вызвав только ступор и недоумение у собравшихся. Лишь эльфы поняли все досконально, оттого и велик был гнев их на подобную мерзкую ложь. Любили Падшие коверкать правду и искажать смысл вещей в угоду себе. Но Илгон был другого склада, все эпохи прожил он благословенном Амане, не зная лжи и коварства, а нрав его был прост и прямолинеен. А потому выпущенная стрела лжи достигла своей цели, посеяв в душе воителя смуту, подняла волну яростного гнева. Разве могла Норнориэль бросить дружину и отправиться за ним? А чтобы ее остановило? И кто? Он вспоминал, как она бросилась на последний штурм Дол-Гулдура в одном исподнем, как израненная пыталась вразумить его тумаками, зная что это бесполезно. Конечно это было в ее духе. Роваон всегда мог позаботиться о дружине. По правде он был отличным лидером и командиром, вдумчивым и твердым, способным к глубокому анализу и дальновидной стратегии. Норнориэль же была сердцем дружины, вокруг которого они все сплотились, кто всегд поддержит и подбодрит. А Илгон… Всегда пер напролом, за что его вечно отчитывали. Так и сейчас, со своей Клятвой. Недюжая сила и напористость, вот что всегда отличало его. Он не думал, а делал, зачастую опережая противника, когда тот выстраивал в голове сложные мысленные комбинации, на которые Илгон просто не тратил время. 
Как не тратилего и юный синда, чем заслужил высокое восхищение у Илгона, когда оказался быстрее всех и выпустил стрелу поразившую мерзкий снаряд, пущенный трусливой рукой раба Саурона. Двое феанорингов сразили двоих же псов Мордора, их руки были тверды и не колебались ни мгновения. Благодарно кивнув сначала Пеллинелю, а затем и всей четверке воителей, Илгон развернулся к последнему оставшемуся темному нуменорцу. В его глазах бушевало пламя. Он более не мог сдерживаться, изнутри все разрывало от осознания того, что Норнориэль страдает из-за него. Опять. Он думал, что покинув отряд сделает только лучше, но похоже они были слишком нужны друг другу. Что испытывал воитель к деве меча он и сам не знал, но это было давнее и глубокое чувство, которое всегда казалось ему странным, неуместным, непонятным, он гнал его подальше всякий раз, стоило этим мыслям появиться. Пока прочие ваньяр находили время для песен, плясок, сочинений стихов, прогулок с возлюбленными… Пока Норнориэль позировала юным художникам, пока все они наслаждались жизнью в раю… Илгон упражнялся с мечом. Он в одиночку ходил к Тулкасу, всякий раз улетая от легкого пинка. Но лишь он один был в силах подняться снова после простого тычка божества. Все прочее воитель отметал, считая это пустой тратой времени и собственной слабостью. И хотя он понимал, что слабость есть и будет в каждом. Не мог он принять слабость в себе, и поэтому с безумным упорством упражнялся на берегу Великого Океана или среди далеких горных пиков Амана. Поэтому принес обет, но тем самым лишь обнаружил в себе слабину. Но его упорство заставляло его даже сейчас идти вперед, чтобы изжить в себе и это, преодолевая ярмо, на которое сам обрек себя.
Но почему-то даже намек на улыбку Норнориэль всегда вызывал какую-то внутреннюю теплоту, хотя Илгон не понимал почему. В этом плане прав был Роваон, называя воителя ребенком. И пусть Илгон не понимал ничего в этом, одна только мысль, что дева меча в руках этих скотов, обжигала его душу. Может Илгон и уступал другим во всем, что касалось ума, тонкостей материи или чувств. Но он знал одно. Он был рожден для Победы. Он был рожден для Войны. Песнь его это гул сражений. Врагов его дни будут сочтены. Илгон никогда не обдумывал, не анализировал и не сомневался, он просто шел напролом. Именно поэтому Тулкас обратил внимание на него. Воитель чувствовал на затылке дыхание могучего бога. Он словно подстегивал витязя действовать, как всегда. 
Апофеозом стало осанве, словно удар молота по наковальне, обрушившееся на феа Илгона, который никогда не утруждал себя лишней практикой в мыслеречи. В словах Норнориэль было столько боли и страданий, что казалось будто одна душа не способна вместить в себя все это. Голос Ноорнориэль лишь убедил Илгона, что она действительно в руках этих мразей, которые бахвалялись здесь, прямо перед ним. Воитель чувствовал тяжесть меча в руке, который так и просился пустить его в дело. 
И Илгон не стал медлить, бросившись вперед со скоростью леопарда, просто опрокидывая последнего морэдайн, буквально вдавливая того в пол свободной рукой и ломая кости. Слуга Саурона не стал ничего скрывать, и сразу выдал, что деву держат в лагере на берегу Келдуина. Илгон не обратил на это внимания, даже не задумался правда ли это. Он стремглав бросился прочь из таверны, забыв обо всем на свете. Стражники у входа попросту отшатнулись, впервые увидев эту гору мышц и огромный меч на плече великана. Илгон бежал вперед к мосту, ведущему на берег Озера вдоль которого она намеревался добраться до устья реки и далее найти их лагерь. Все прочие мысли унеслись прочь, уступив место одной единственной: жажде уничтожить всех этих ублюдков, заставить их поплатиться, что вообще посмели коснуться Норнориэль.
-------------------- Илгон, река Келдуин.
Хулгар было бросился следом, но был остановлен стражниками на входе, он уже собирался было достать топор, на лице читалась непреодолимая решимость. Стражники, которые вообще не понимали, что происходит, но уже заметившие в таверне кровопролитие, тоже были настроены решительно не выпустить этого мрачного человека, хотя какой-то определенной причины у них не было. Казалось, что здравый смысл покидает таверну, если он вообще там присутствовал, потому как Рунвар снова привлек внимание на себя, пока эльфы добивали морэдайн, а Илгон спешно покидал заведение.
- Честный народ Эсгарота! Все мы видим, как порча проникла в наш некогда славный город! Вы сами видели! Стража и бургомистр стакнулись с дружками орков! Мы бились при Ист-Байте! Я был там с вместе с вами! И теперь эта падаль пролезла в наш город! ДОКОЛЕ я вас спрашиваю? Хватит это терпеть! 
Раздались одобрительные возгласы, толпа начала потрясать оружие, и в предвкушении слушала скальда. Еще немного и случиться непоправимое. 
- Так вот, пора нам добрым мужам из доков, пристаней, таверн и речных ватаг взять все в свои руки! Вече заигралось! ГОЙДА БРАТЬЯ И СЕС…
Бам! Звонкий удар сковородкой по голове прервал речь Рунвара, отправив скальда в нокаут. Гунхлильд, судорожно сжимая сковороду, вздохнула:
- Да угомонись ты уже, окаянный.
Однако тут она заметила разгоряченную Рунваром толпу мужчин, что свирепо надвигалась уже на нее, не обращая внимание на пятерых вооруженных дружинников рядом. Хозяйка трактира воздела свое орудие вверх, словно воитель на поле брани и возвестила громовым раскатом:
- ВСЕМ ПИВА ЗА СЧЕТ ЗАВЕДЕНИЯ!
Настроение толпы тут же переменилось. Раздались смех и восторженные выкрики. Люди хлопали друга друга по плечам и плакали, словно только что одержали великую победу. Они стали расходиться по своим местам, убирая оружие, а Гунхильд уже отдавала команды, чтобы прислуга пошевелилась и достала запасы. В это время, один из дружинников снаружи с длинными рыжими усами подошел к стражникам, вставшим на пути Хулгара. Он хлопнул по плечу одного из стражи:
- Эй, Эдмунд. Ты же меня знаешь. Ну чего это вы?
- Дак мы чего. Нам приказали, мы и пошли. А тут… Это же…
- Да не кипишуй. Пошли, служивые, выпьете, да и уладим все. Сейчас весточку в дружину отправим, старшие разберуться, с вас спроса нет. Вон слыхал, Гунхильд расщедрилась. 
Смущенные и сбитые с толку стражи потянулись в трактир вместе со всей собравшейся на улице толпой, заполняя заведение почти до отказа. Пиво уже лелось рекой. Хулгар, подхваченный толпой был вынужден вернуться обратно в кабак, не найдя ничего лучше, как снова подойти к столу. Нож тем временем внимательно следил за Сиреком, удивленный силой старика. В такие-то годы, недурно. Бывший налетчик вернул оружие в ножны и поднял, пускающего слюни Рунвара с пола, отряхивая. Тот еще не пришел в сознание, что Нож посчитал удачей. Скальда сегодня просто прорвало. С его бы талантами ему бы в политику, а не песни по кабакам сочинять, но кто на что учился. Нож ловким движением подскочил к темному нуменорцу, которого приложил Илгон.
- Господа, - обратился он к эльфам, - этот еще живой. Судя по всему у них в городе свои люди.

Подошедшая Гунхильд услышала это и раздраженно помотала головой:
- Невовремя. Дружина планирует большое дело. Тан Ервиль рвет и мечет после Ист-Байта. А эти получается уже здесь...
Тем временем, сидевшие за дальним столом двое купцов с юга, что старались прикинуться ветошью с самого начала заварушки тихо перешептывались:
- Ты как знаешь, а я думаю надо делать ноги из этого города. Они тут все поехавшие! Тролль с ней, с прибылью! Жизнь дороже.
- Согласен, уходим с первым караваном. 
Невдалеке невозмутимо потягивал пиво старик, седой как лунь, лишь недавно вернувшийся с вахты на одной из рыболовецких факторий. Он печально оглядел зал и пробормотал себе под нос:
- Дурдом.
 

Надо сказать, что речи темного нуменорца не произвели впечатления на окружающих его людей, ибо были слишком возвышенными и сложными. На севере народ жил простой, и вопросами философии или метафизики никогда не задовавшийся. Поэтому слова морэдайна пропали втуне, вызвав только ступор и недоумение у собравшихся. Лишь эльфы поняли все досконально, оттого и велик был гнев их на подобную мерзкую ложь. Любили Падшие коверкать правду и искажать смысл вещей в угоду себе. Но Илгон был другого склада, все эпохи прожил он благословенном Амане, не зная лжи и коварства, а нрав его был прост и прямолинеен. А потому выпущенная стрела лжи достигла своей цели, посеяв в душе воителя смуту, подняла волну яростного гнева. Разве могла Норнориэль бросить дружину и отправиться за ним? А чтобы ее остановило? И кто? Он вспоминал, как она бросилась на последний штурм Дол-Гулдура в одном исподнем, как израненная пыталась вразумить его тумаками, зная что это бесполезно. Конечно это было в ее духе. Роваон всегда мог позаботиться о дружине. По правде он был отличным лидером и командиром, вдумчивым и твердым, способным к глубокому анализу и дальновидной стратегии. Норнориэль же была сердцем дружины, вокруг которого они все сплотились, кто всегд поддержит и подбодрит. А Илгон… Всегда пер напролом, за что его вечно отчитывали. Так и сейчас, со своей Клятвой. Недюжая сила и напористость, вот что всегда отличало его. Он не думал, а делал, зачастую опережая противника, когда тот выстраивал в голове сложные мысленные комбинации, на которые Илгон просто не тратил время. 
Как не тратилего и юный синда, чем заслужил высокое восхищение у Илгона, когда оказался быстрее всех и выпустил стрелу поразившую мерзкий снаряд, пущенный трусливой рукой раба Саурона. Двое феанорингов сразили двоих же псов Мордора, их руки были тверды и не колебались ни мгновения. Благодарно кивнув сначала Пеллинелю, а затем и всей четверке воителей, Илгон развернулся к последнему оставшемуся темному нуменорцу. В его глазах бушевало пламя. Он более не мог сдерживаться, изнутри все разрывало от осознания того, что Норнориэль страдает из-за него. Опять. Он думал, что покинув отряд сделает только лучше, но похоже они были слишком нужны друг другу. Что испытывал воитель к деве меча он и сам не знал, но это было давнее и глубокое чувство, которое всегда казалось ему странным, неуместным, непонятным, он гнал его подальше всякий раз, стоило этим мыслям появиться. Пока прочие ваньяр находили время для песен, плясок, сочинений стихов, прогулок с возлюбленными… Пока Норнориэль позировала юным художникам, пока все они наслаждались жизнью в раю… Илгон упражнялся с мечом. Он в одиночку ходил к Тулкасу, всякий раз улетая от легкого пинка. Но лишь он один был в силах подняться снова после простого тычка божества. Все прочее воитель отметал, считая это пустой тратой времени и собственной слабостью. И хотя он понимал, что слабость есть и будет в каждом. Не мог он принять слабость в себе, и поэтому с безумным упорством упражнялся на берегу Великого Океана или среди далеких горных пиков Амана. Поэтому принес обет, но тем самым лишь обнаружил в себе слабину. Но его упорство заставляло его даже сейчас идти вперед, чтобы изжить в себе и это, преодолевая ярмо, на которое сам обрек себя.
Но почему-то даже намек на улыбку Норнориэль всегда вызывал какую-то внутреннюю теплоту, хотя Илгон не понимал почему. В этом плане прав был Роваон, называя воителя ребенком. И пусть Илгон не понимал ничего в этом, одна только мысль, что дева меча в руках этих скотов, обжигала его душу. Может Илгон и уступал другим во всем, что касалось ума, тонкостей материи или чувств. Но он знал одно. Он был рожден для Победы. Он был рожден для Войны. Песнь его это гул сражений. Врагов его дни будут сочтены. Илгон никогда не обдумывал, не анализировал и не сомневался, он просто шел напролом. Именно поэтому Тулкас обратил внимание на него. Воитель чувствовал на затылке дыхание могучего бога. Он словно подстегивал витязя действовать, как всегда. 
Апофеозом стало осанве, словно удар молота по наковальне, обрушившееся на феа Илгона, который никогда не утруждал себя лишней практикой в мыслеречи. В словах Норнориэль было столько боли и страданий, что казалось будто одна душа не способна вместить в себя все это. Голос Ноорнориэль лишь убедил Илгона, что она действительно в руках этих мразей, которые бахвалялись здесь, прямо перед ним. Воитель чувствовал тяжесть меча в руке, который так и просился пустить его в дело. 
И Илгон не стал медлить, бросившись вперед со скоростью леопарда, просто опрокидывая последнего морэдайн, буквально вдавливая того в пол свободной рукой и ломая кости. Слуга Саурона не стал ничего скрывать, и сразу выдал, что деву держат в лагере на берегу Келдуина. Илгон не обратил на это внимания, даже не задумался правда ли это. Он стремглав бросился прочь из таверны, забыв обо всем на свете. Стражники у входа попросту отшатнулись, впервые увидев эту гору мышц и огромный меч на плече великана. Илгон бежал вперед к мосту, ведущему на берег Озера вдоль которого она намеревался добраться до устья реки и далее найти их лагерь. Все прочие мысли унеслись прочь, уступив место одной единственной: жажде уничтожить всех этих ублюдков, заставить их поплатиться, что вообще посмели коснуться Норнориэль.
-------------------- Илгон, река Келдуин.
Хулгар было бросился следом, но был остановлен стражниками на входе, он уже собирался было достать топор, на лице читалась непреодолимая решимость. Стражники, которые вообще не понимали, что происходит, но уже заметившие в таверне кровопролитие, тоже были настроены решительно не выпустить этого мрачного человека, хотя какой-то определенной причины у них не было. Казалось, что здравый смысл покидает таверну, если он вообще там присутствовал, потому как Рунвар снова привлек внимание на себя, пока эльфы добивали морэдайн, а Илгон спешно покидал заведение.
- Честный народ Эсгарота! Все мы видим, как порча проникла в наш некогда славный город! Вы сами видели! Стража и бургомистр стакнулись с дружками орков! Мы бились при Ист-Байте! Я был там с вместе с вами! И теперь эта падаль пролезла в наш город! ДОКОЛЕ я вас спрашиваю? Хватит это терпеть! 
Раздались одобрительные возгласы, толпа начала потрясать оружие, и в предвкушении слушала скальда. Еще немного и случиться непоправимое. 
- Так вот, пора нам добрым мужам из доков, пристаней, таверн и речных ватаг взять все в свои руки! Вече заигралось! ГОЙДА БРАТЬЯ И СЕС…
Бам! Звонкий удар сковородкой по голове прервал речь Рунвара, отправив скальда в нокаут. Гунхлильд, судорожно сжимая сковороду, вздохнула:
- Да угомонись ты уже, окаянный.
Однако тут она заметила разгоряченную Рунваром толпу мужчин, что свирепо надвигалась уже на нее, не обращая внимание на пятерых вооруженных дружинников рядом. Хозяйка трактира воздела свое орудие вверх, словно воитель на поле брани и возвестила громовым раскатом:
- ВСЕМ ПИВА ЗА СЧЕТ ЗАВЕДЕНИЯ!
Настроение толпы тут же переменилось. Раздались смех и восторженные выкрики. Люди хлопали друга друга по плечам и плакали, словно только что одержали великую победу. Они стали расходиться по своим местам, убирая оружие, а Гунхильд уже отдавала команды, чтобы прислуга пошевелилась и достала запасы. В это время, один из дружинников снаружи с длинными рыжими усами подошел к стражникам, вставшим на пути Хулгара. Он хлопнул по плечу одного из стражи:
- Эй, Эдмунд. Ты же меня знаешь. Ну чего это вы?
- Дак мы чего. Нам приказали, мы и пошли. А тут… Это же…
- Да не кипишуй. Пошли, служивые, выпьете, да и уладим все. Сейчас весточку в дружину отправим, старшие разберуться, с вас спроса нет. Вон слыхал, Гунхильд расщедрилась. 
Смущенные и сбитые с толку стражи потянулись в трактир вместе со всей собравшейся на улице толпой, заполняя заведение почти до отказа. Пиво уже лелось рекой. Хулгар, подхваченный толпой был вынужден вернуться обратно в кабак, не найдя ничего лучше, как снова подойти к столу. Нож тем временем внимательно следил за Сиреком, удивленный силой старика. В такие-то годы, недурно. Бывший налетчик вернул оружие в ножны и поднял, пускающего слюни Рунвара с пола, отряхивая. Тот еще не пришел в сознание, что Нож посчитал удачей. Скальда сегодня просто прорвало. С его бы талантами ему бы в политику, а не песни по кабакам сочинять, но кто на что учился. Нож ловким движением подскочил к темному нуменорцу, которого приложил Илгон.
- Господа, - обратился он к эльфам, - этот еще живой. Судя по всему у них в городе свои люди.

Подошедшая Гунхильд услышала это и раздраженно помотала головой:
- Невовремя. Дружина планирует большое дело. Тан Ервиль рвет и мечет после Ист-Байта. А эти получается уже здесь...
Тем временем, сидевшие за дальним столом двое купцов с юга, что старались прикинуться ветошью с самого начала заварушки тихо перешептывались:
- Ты как знаешь, а я думаю надо делать ноги из этого города. Они тут все поехавшие! Тролль с ней, с прибылью! Жизнь дороже.
- Согласен, уходим с первым караваном. 
Невдалеке невозмутимо потягивал пиво старик, седой как лунь, лишь недавно вернувшийся с вахты на одной из рыболовецких факторий. Он печально оглядел зал и пробормотал себе под нос:
- Дурдом.
 

О похождениях посланницы царя Давида Зоровавеля в Умбаре, рассказывала на ежевечерних семейных советах Папратаров, Ильтариэль, которая в свою очередь получала информацию от своей нищенствующей агентуры в Нижних да Средних кварталах Города. Вообще, подобного рода заседания семейного совета, вошли в своего рода семейный ритуал, и проводилось это строжайше после проведения ужина, когда все насытятся и собираются у камина. Иногда к заседанию присоединялась Рианна Оэрнир, но она приходила через раз, предпочитая оставлять заместо себя своего мужа Фелиара, потому как дочь Мурсили всерьёз занималась хозяйством в доме Оэрнир, следила за прислугой, и уходом за старыми родственниками Дома Оэрнир, по сути неся на себе управление сим Домом, пока муж её занимался общими делами Города и заработком денег. Вместе с тем, она была на первых месяцах в положении, а потому её лишний раз старались не трогать и не таскать по городу. На крайнем заседании, сели обсуждать весточку от гостьи Умбара из Сард-Ми-Эрумэ, которая планировала провести прощальное турне по благородным домам, и Мурсили выразил на совете желание подготовиться получше, чем получилось в прошлый раз.
 Благо теперь для исполнения желания владыки Дома Папратар, в распоряжении его была целая культурная Схола. Оттуда из галереи он распорядился принести несколько красивых статуй изображавших: короля Ар-Фаразона, величественная статуя изображавшего древнего правителя, изящная статуя прекрасной девы в полуобнажённом виде, названная как "королева Тар-Ванимельде" (третья королева Нуменора), где рядом с ней изображены метафорические мальчики изображавшие из себя восхищение красотой и любовью, и ещё несколько статуй с сугубо метафорическими смыслами, изображавших прекрасных женщин, и сильных мужчин. Помимо статуй было принесено две картины, плод творения мастеров живописи, в довесок к скромной коллекции Дома Папратар. Первая картина называлась "Основатели", на ней было изображено несколько кораблей, море, берег де в будущем расположился Умбар, и приятные люди осматривают открывающуюся им бухту, вторая картина называлась "Вдохновлённый Тар-Алдарион" тут символически был изображён знаменитый нуменорский король-мореход, в полуобнажённом виде с могучим телом сидящий на троне, прикрытый дорогой шкурой диковинного зверя. Правая длань его лежала на глобусе, левая же сжимала скипетр, а взор был устремлён куда-то над зрителем, в даль. Кучерявые власы пепельного цвета ниспадали по плечам и немного на лоб, с лёгким оттенком небрежности. 
 Помимо сего, сам интерьер был украшен волчатником (флажной лентой, гирляндой из флажков) словно бы на праздничный фестиваль, которой был опоясан двор поместья Папратар, где также размещены небольшие сборные беседки, для культурного возлежания на клиниях расставленных здесь со столиками и кувшинами (которые на время приёма будут заполнены отборным вином). Внутреннее убранство дома также дополнилось и украсилось, уже небольшими статуэтками духов предков рода Папратар, а на мраморной полке, расположенной над камином в церемониальном убранстве (т.е. по бокам украшено маленькими в две ладони колоннами) стояли небольшие метафорические статуэтки богов: Аман Аран Эйниора с орлом на плече и символом молнии в деснице, Илмира с трезубцем и рядом тут же обожаемая древними нуменорцами Уинен держащая на вытянутой ладони небольшой кораблик символ нуменорских уинендилей, богиня Барадис Тинталэ, держащая в длани своей астролябию моряков, ибо эта богиня своими звёздами помогала морякам Нуменора держать ориентир в морских странствиях. По двум же сторонам от статуэток стояли курильницы с благовониями. Вместе с тем, дабы не повторять ошибок прошлого, Мурсили  избрал из числа пажей прислуги наиболее услужливого и знающего грань лести слугу, которого назначил на почётную (в среде прислуги) должность почётного привратника. Он обязан был встречать гостей, сопровождать их во двор где их уже встречали другие слуги, разбираться с неприятностями у ворот, а в помощь ему уже была домашняя гвардия Дома Папратар, которая за это время несколько расширилась из числа благородных и умелых воинов из средних ярусных кварталов. 

Оказавшись за одним столом с другими эльфами (и несколькими людьми), эльфийка даже не сразу сообразила, что в обществе незнакомых принято называть своё имя.
-Лэйнтиэль Восточный Ветер, - кое-как выдавила она из себя эти несколько слов вслед за Пеллинелем.
Дева села за стол и не без удовольствия стала разглядывать диковинное окружение таверны: грубые деревянные столы и стулья, глиняные, вылепленные кое-как чарки. Всё это очень мешало и отвлекало от компании в которой она оказалась, особенно после того, как их покой нагло потревожили. И хоть к ней и не обращались напрямую, но не заметить как ей подмигнул один из четверых воинов (пока она пыталась одним взглядом призвать присутствующих объяснить что же происходит) было сложно. Лицо эльфийки зарделось и она опустила взгляд. Этой секундной заминки было достаточно, чтобы Сирек вышел вперед, буквально закрыв собой и эльфийку, и менее удачливого Пеллинеля. По первым же словам человека стало ясно, что эта невообразимых объемов туша не заблудившийся зверь наряженный на потеху публике, а местный представитель... порядка?
"Ну и порядочки тут у вас..."
При дальнейшей речи востака лицо девы вытянулось, и она отдалённо стала походить на этого борова, на лице которого отражалось полное непонимание и отсутствие каких либо мыслительных процессов. Караванщик решил заговорить их всех до смерти, не иначе. В одно почти бесконечное предложение мужчина вложил множество имен, связь между которыми Лэйн потеряла уже после "аб-Арадажель". А дальше он стал требовать документы. И называть еще имена и титулы. Эльфийка было готова умолять, чтобы это прекратилось, как её слух отвлекся на Пеллинеля, который незаметно для "представителей порядка и закона", сидя за спиной Сирека, на его же стуле, нашептывал чары одной из своих стрел, словно признание. В чарах Лэйнтиэль разбиралась еще меньше, чем в дипломатии, но легкое покалывание на кончиках пальцев и, почему-то, ушей, не заметить было невозможно. И Сирек, и Пеллинель окончили свои речи одновременно. И тогда из-за своих мест поднялась компания из четверых эльфов, и слово взял Каинион, представив себя и своих товарищей. Голос его звучал твердо, с нотками предупреждения, что вступать с ними в конфронтацию не стоит. Даже просто стоять на пути не стоит. Эти четверо могут снести и даже не заметить. Особенно тот, кто был представлен как Анамайтэ. Вот уж кого юным эльфам стоит избегать всеми доступными способами. И не только юным. И не только эльфам.
Все четверо, слаженно, словно единый организм, общаясь между собой одними лишь взглядами, достали оружие и готовы были действовать. Но тут произошло то, чего, казалось, не ожидал никто; из подсобного помещения в основной зал вернулась Грунхильд. Её голос разнёсся по таверне ревущей волной, за которой последовал шум отодвигаемых стульев - на зов поднималась толпа. Хозяйка таверны продолжала рычать, а ей вторило несколько голосов из собравшихся. Но когда воздух в легких женщины закончился, ей на смену пришел один из тех, кого к себе подзывал Илгон. Мужчина распылялся абсолютно не выбирая выражения. Дипломатическая жилка у скальда отсутствовала напрочь. Поливая пришедших без приглашения грязью, и одновременно выкрикивая своё имя, прозвище, и достижения, он обрызгал слюной оторопевшего чиновника. А после, словно в завершение своей пламенной речи, скальд разбил свою глиняную кружку о его перекошенное лицо, отчего тот завалился назад пару раз дернув ногами.
Когда с представлениями со стороны эльфийской, и иже с ними, компании было покончено, в словесный поединок вступили стражи. Один из них вышел вперёд в ответ обвиняя вначале местных, а потом и пришлых. Ситуация только сильнее накалялась с каждым его словом. Казалось сам воздух в зале стал гуще. Единственное, что Лэйнтиэль понимала - слова были направлены на одного конкретного эльфа, и этот эльф поддавался на провокации, судя по тому как менялось выражение его лица, пока человек продолжал говорить. Страж двигался, приковывая к себе всё внимание собравшихся. К себе и Илгону. Позволяя своему товарищу, находящемуся за пределами видимости, снаружи таверны, метнуть отравленный снаряд в гиганта. А сам он, и его компаньон, достали свои мечи.
За всем этим эльфийка наблюдала, словно за выступлением искусных музыкантов короля. Самой ей не приходилось участвовать в словесных баталиях, которые должны были перерасти в полноценную драку (что довольно странно учитывая нрав лесных эльфов, и их слабость к горячительным напиткам). Дева положила руку на локоть Пеллинеля привлекая его внимание, или, скорее, отвлекая от происходящего вокруг.
-Пел, что нам делать?

===> Андуин  
Келебдил, затем шел Фануидол. И, наконец, Карадрас. О легендарный Баразинбар Краснорог. Могучее трио преграждало эльдарской шестерки путь в Эрегион, откуда они бы направились в Имладрис, если бы их лидера не укусила какая-нибудь муха. От могучих гор, тянуло поздним хладом, совсем скоро тропы протают, а ледники снова отступят ненадолго назад под бдительным присмотром солнца и звезд. 
Норнориэль вдохнула прохладу предгорья полной грудью, снова медитируя с закрытыми глазами, подпирая бока. Она обожала путешествие, где не нужно спешить на войну, о которой так грезил Илгон, ища ее продолжения. Правда, в итоге поспешить им все же следовало. Но сейчас не об этом.
Да, дева-командующий была счастлива, железно зная, что все ее воители благополучно добрались до приюта, благодаря ментальному сообщению Раваона. Ее беспокоило лишь, чтобы четверка мастеров не стала жертвой ее авантюры, но мысль ту согнал Лаирендил, взяв возлюбленного командира под локоть своей одоспешенной рукой. Он лишь улыбнулся ей, почувствовав ее беспокойство, ибо ментальная связь между ними была крепка как никогда. Все остальные храбрились, показывая насколько сильны, демонстративно поднимая мешки с провиантом и лагерным снаряжением выше головы вместо знамени отваги.
- Мы с тобой, - напомнил он, - И нам плевать, что впереди, мы всегда с тобой. 
- И все равно меня беспокоит ваша судьба.
- Не волнуйся, командир, мы свое еще не отвоевали, а даже если и так, то я буду рад возродиться в Амане и ждать тебя там, - поделился кто-то из аман-эльдар. 
Однако, среди странствующих было кому переживать за свою судьбу. Проводник заметно волновался, ища предлоги прекратить путь и вернуться, дождаться лета. Пока в итоге Норнориэль не отпустила его. 
Дева села к нему на поваленное дерево, облюбованное колонией грибов-трутовиков, ее слова оказались полны ласки, вызывая лишь тревогу, но стоило посмотреть на искреннюю улыбку, как эльф-проводник смущенно отводил свой взгляд под такие же уверенные улыбки остальных воителей, что радовались искренности темноволосого мастера пути. 
- Мне правда можно не идти? 
- Разумеется. Ты сделал для нас все, что мог. Не твоя вина, что весна оказалась столь щедра, дав столько талой воды, что нигде и не пройти. Возвращайся в Златолес и сообщи леди Галадриэль о нашем решении пройти через Морию, заодно мы посмотрим, как там дела, первые за столько лет. 
- Безумное решение. Как же это опасно! Там вечный мрак и столько ужасов тьмы может скрываться о которых мы ничего не знаем. Одумайтесь, о валар, одумайтесь, дураки несчастные.  
- Мы воины света, а свет всегда вытесняет тьму, - напомнил проводнику Лаирендил, гордо постучав себя по груди рукоятью меча, - Мы справимся, спасибо за тревогу, добрый друг. 
- Что ж, тогда до встречи в доме Эльронда?
- До встречи! - хором произнесли ваньяр, смутив этим проводника. 
И они проводили его в обратный путь, размахивая в прощании руками и подолами плащей. Теперь вся натуга пути легла на Норнориэль, что напряженно искала путь к вратам Черноречья Мории, к Восточным, если правильно. Дева грациозно выставила свою ногу на придорожный камень, пытаясь удержать единственной рукой путевой лист, ловя его обрубком правой, пока подошедший к ней Лаирендил не перевернул карту в правильную ориентацию, нисколько не удивив этим эльфийку. Остальные лишь напряглись, но сделали вид, что с таким проводником они не пропадут и все будет хорошо.
Скромная речушка, впадающая в куда более величественную реку Нимродель, протекающую через Лориэн, начиная свой путь от подножья Кхазад-дума и Зеркального озера, и разилась она так, словно готова была утопить великое царство людей, существуй оно сегодня. Эльфы ступали недалеко от кромки потока, наблюдая как проплывают мимо одинокие коряги таких же одиноких деревьев. что обычно скромно рождались на всем протяжении реки. Вода прибывала, это чувствовалось по тому солнечному теплу, что согревало спину путникам. 
- Нам очень повезло попасть хотя бы на этот путь. 
- Да, но вскоре и он будет отрезан и если нам понадобится помощь...
Норнориэль слышала, как четверка рассуждала о путешествии. Она остановилась на несколько минут, заметно убавив в росте, стоило ей поджать ноги, согнувшись на корточки. В бурном, а от того мутном потоке не видела себя, лишь силуэт, отраженный солнечным светом. Она мечтала увидеть королевство гномов, прикоснуться к их культурному наследию, еще помня какой интерес вызывали каждые инородцы. Но теперь становилось ясно, что если им послушаться здравый голос коллективного Раваона и вернуться, то не известно выдастся ли еще такой шанс. Эгоистичное стремление не давало покоя, мешало сосредоточить все свои усилия на лидерстве, ведь более у нее ничего не осталось от прошлой жизни, а от того и образ ее плыл с потоком реки. Она и не заметила, как спорившие мастера склонились к реке, встав на колено, оказавшись с ней рядом, а ее возлюбленный друг и товарищ по оружию и вовсе позволил ей прижаться к себе, расправив плащ, приобнимая своим могучим крылом рыжий соблазн, интерес к которому ему всегда казался не иссекаемым, запрет с которого был снят лишь волею случая. Приободрив ее, отправились все вместе дальше, ступая осторожно. И чем дальше они заходили в горы, тем больше видели вытесанные в камнях наследия сынов Дурина. 
На подступах к Восточным вратам, пятерка героев видела, как протаяли местами камни, открываясь возле склона, еще полного рыхлого снега, который, впрочем, со временем спрессуется, образовав ледник. Среди камней им виднелись останки диких животных, количество которых тревожно нарастало.
Последняя находка заставила дивных эльдар укрепиться в идее, что местные тропы использовались всю зиму. Стражи Норнориэль придерживали мечи в ножнах, всматриваясь в местность, надев шлемы, пока их прекрасный лидер исследовала останки, еще торчавшие из льда, ковыряя рыхлую корку снега ножом. 
- Похоже гоблин гнался за животными... козлами?
- Все верно, это горные козлы.
- Как бы я хотела, чтобы вы, мальчики, добрались до приюта без приключений, но, мы же не пойдем обратно? 
- В шаге от открытия? 
- Да мы по любому застряли, не думаю, что та горная река не распухла в потоке еще сильнее.
- Тогда, в путь! - поднялась Норнориэль, напевая себе под нос, делая наигранные маршевые шаги по льду, размахивая левой рукой, и тем что осталось от правой в такт. К ее веселому маршу присоединились остальные воины, которые лишь усмехнулись командирскому оптимизму, плавно ступая по льду. Последним, кто беспокойно все еще смотрел на склоны был Лаирендил, что в итоге бросил свой тревожный взгляд в удаляющуюся фигуру девы. Он всем сердцем желал защитить ее, ощущая угрозу, исходящую от этих гор, но стоило ледяному ветру слега унять свои порывы, как дивный эльда заметил, вся его братия остановилась, а Норнориэль размахивала ему рукой, ругаясь, что он застрял там. И стоило ей пригрозить, что оставит его без сладкого на чай, как эльф прибавил ходу, перейдя на легкий бег, пытаясь вспомнить, что именно они взяли с собой к чаю, по результату ревизии его щеки налились юношеским багрянцем. 
- А можно сейчас?!
- От чего же нет?! - донеслось ему со стороны ожидавших и Норнориэль, которая стараясь унять свой страх потерять всех, кто был с ней здесь, тоже побежала на встречу другу сердца, заставив остальных лишь наблюдать в неловкой паузе. Впрочем они не протестовали, чувствая себя немного лишними, а потому принялись обсуждать дела насущные, например, есть ли рядом лагеря врагов, или какая еще угроза, как далеко врата, погоду обсудили. Кто-то из тройки мечников всопмнил, что он неплохо вяжет, удивив этим заявлением соратников. А как же, вот, носки теже, расходный материал, добывать не надо, сам на стоянке связал и хорошо. Все кивали дружно, поддакивая, пока за их спинами на заднем плане неуставные отношения распускались в столь прекрасную весну, даже тут, в забытых всеми вала горах.
Норнориэль подбежала к Лаирендилу, что стянул шлем назад одной рукой, а другой прихватывая деву меча за талию. Рыжая эльда никогда не отличалась терпением, а потому не отказывала себе в маленьких радостях. В поцелуе их фэа заставили пробиться из мерзлоты несколько цветков, почуявших благостную энергию чистых чувств среди всего этого горного захолустья.
- И все же мне тревожно, - заявил Лаирендил, когда после десерта, опередившего чай, шли они к остальным, что смогли обнаружить визуально Восточные врата.
- И что же? - улыбнулась, обогнав воителя Амана, развернулась спиной вперед его командир, ступая вперед своим частым шагом назад, ища взгляда возлюбленного мечника. 
- Твоя беспечность. Не хочу терять тебя.
- И я тебя, - раскрасневшись отреагировала быстро Норнориэль, развернувшись, чуть было не споткнувшись о камни, - Не волнуйся, я везучая, - постучала себя по виску замотанной культей, виновато улыбаясь. Лаирендил же знал, какие шрамы остались на ее теле, изучив их все в Лотлориене, навещая ее по ночам, с опаской, будто нашкодивший юнец древних времен. Знал какой обузой была друг сердца с точки зрения военного дела, он заметил ее попытки вернуться в строй, оказавшиеся едва ли успешными, даже сейчас ее уцелевшая рука подрагивала, не было и речи о мастерском уровне владения меча, одними тренировками тут не поможешь. Он ухватился за ее руку, почувствовав как неуверенно сжимаются пальцы девы, а потому сжал в ответ их сам, вложив в это свои нежные чувства, заставив дивную эльдарку раскраснеться пуще прежнего, томно вздыхая. Ей льстило подобное внимание и отношение, а самому Лаирендилу казалось забавным наблюдать за ее скрытой натурой.
И стоило им всем собраться, как каждый из них переглянулся друг с другом, подумав о том, что в ближайшие дни едва ли увидят белый свет. Они провожали последние мгновения в тишине, всматриваясь в даль врат, вновь решаясь на рисковый путь.
===> Мория

Мо́риа (синд. Moria) или Кха́зад-ду́м (кхуз. Khazad-dûm) — огромный подземный город-государство гномов, расположенный в Мглистых горах под тремя пиками — Келебдилем, Карадрасом и Фануидолом. Там гномы соорудили обширную сеть подгорных туннелей, включавшую богатые чертоги и глубокие шахты, соединённые переходами. В течение многих тысяч лет с момента своего основания в Древние Дни Мориа служила жилищем для клана Долгобородов, но после пробуждения балрога, убившего короля Дурина VI, она была заброшена и разорена орками Мглистых гор, надолго став обителью тьмы и ужаса.
Исконное название Мориа на родном языке гномов – Кхазад-дум – буквально переводится как «Тверды́ня Гно́мов» (англ. Dwarves' Mansion). Все следующие наименования Кзазад-дума на соответствующих языках эльфов и людей являются переводом кхуздульского названия: Касарро́ндо (кв. Casarrondo), Хадо́дронд (синд. Hadhodrond), Фуруна́ргиан (др.-англ. Phurunargian), Два́рроудельф (англ. Dwarrowdelf)
Название «Мориа» в переводе с синдарина означает «Чёрная Бездна» (англ. Black Chasm) и было придумано во Второй Эпохе эльфами Эрегиона. Король Келебримбор выгравировал именно это название на Западных вратах Кхазад-дума из волшебного сплава итильдина.
Статья с Википалантира 
Ныне это место страха и затаенного ужаса.