Глорфиндель

Глорфиндель сидел в трех футах от костра и доедал полного, сочного, пахучего кролика, добро присыпанного приправами. Эта часть земель беорнингов была оставлена жителями из-за выросшей угрозы от тьмы полдюжины лет назад. Повсюду попадались заброшенные, стремительно зарастающие лесом хутора, в избытке бегали злобные волчьи стаи, вылавливающие неспокойное этой зимой зверье.
Сзади послышался хруст снега, сопение и легкое порыкивание. Эльф обернулся и глаза его угасли. Стояла зима и мишка давным давно уже должен впасть в спячку, ворочаться в берлоге и сосать свою сладкую лапу. Неужто разлившаяся по округе черная воля Мерзеннейшего остановила естественные процессы живой природы?
Бурый зверь опасливо кружил вокруг костра, подходя все ближе и ближе. Медведь не замечал Лаурэфина, укрытого эльфийским плащом и сливавшегося с сугробами, усеявшими подступы к лесу. Топтыгин подобрался совсем близко к танцующему пламени, поэтично уставился в него, начал подставлять морду и бока под жар, попробовал поворошить лапой угли и тут же обжегся. Зарычал и затоптал, разметая снег. Со всей силы ударился в Глорфинделя и отшатнулся. Конечно, бурый ждал появления человека, но вряд ли мог предположить, что двуногий окажется на расстоянии ярда от него.
Зверь заревел и бросился на эльфа. Убийство ни в чем не повинного животного никак не входило в планы воеводы Имладриса и он отскочил в сторону, увеличивая дистанцию до пяти , затем десяти ярдов. Хозяин леса не отставал и широкими прыжками, кряхтя и гудя, бросался к эльфу. Глорфиндель раскинул руки, выпрямился во весь свой огромный рост и засвистел. Мишка от неожиданности остановился и дернул мордой. Лаурэфин, не теряя времени, запел:
Раз морозною зимой
Вдоль опушки лесной
Шёл медведь к себе домой
В тёплой шубе меховой.
Шёл он, шёл к своей берлоге
По просёлочной дороге
И, шагая через мост,
Наступил лисе на хвост.
Подняла лисица крик -
Зашумел тёмный лес.
И медведь с испугу вмиг
На сосну большую влез.
На сосне весёлый дятел
Белке домик конопатил
И промолвил: "Ты, медведь,
Должен под ноги смотреть!"
С той поры медведь решил,
Что зимой надо спать,
По тропинкам не гулять,
На хвосты не наступать.
Он зимою безмятежно
Спит теперь под крышей снежной,
И доволен неспроста,
Что родился без хвоста.
Косолапый совсем успокоился и осторожно подошел к нолдо. Лаурэфин мягко погладил мишку за ухом, провел ладонью по спине и похлопал по бокам. Облезлый и плешивый, худая шкура болталась на острых ребрах. Медведь совсем не производил впечатление хозяина леса. За лето бедный зверь умудрился не сделать никаких запасов. При этом, в остальном тело бурого было абсолютно здоровым, ни ран, ни даже застаревших переломов. Топтыгин проявлял здоровую (учитывая его печальное физическое состояние) активность. Лишь злобная воля Гортаура вредила и мешала зверю вернуться к нормальному образу жизни.
Тревога коснулась фэа Глорфинделя. Он свистом подозвал Асфалота и стремительно помчался назад к лагерю. Там царило нездоровое оживление. Жажда крови витала в воздухе. От глаз эльфа не укрылось появление новых действующих лиц и пропажа некоторых своих старых знакомцев. Не теряя зря времени, Лаурэфин решительно шагнул к шатру.
[AVA]samlib.ru/img/s/suworkina_m/voin/returning_to_camp___speed_by_krazykrista.jpg[/AVA]

Глорфиндель сидел в трех футах от костра и доедал полного, сочного, пахучего кролика, добро присыпанного приправами. Эта часть земель беорнингов была оставлена жителями из-за выросшей угрозы от тьмы полдюжины лет назад. Повсюду попадались заброшенные, стремительно зарастающие лесом хутора, в избытке бегали злобные волчьи стаи, вылавливающие неспокойное этой зимой зверье.
Сзади послышался хруст снега, сопение и легкое порыкивание. Эльф обернулся и глаза его угасли. Стояла зима и мишка давным давно уже должен впасть в спячку, ворочаться в берлоге и сосать свою сладкую лапу. Неужто разлившаяся по округе черная воля Мерзеннейшего остановила естественные процессы живой природы?
Бурый зверь опасливо кружил вокруг костра, подходя все ближе и ближе. Медведь не замечал Лаурэфина, укрытого эльфийским плащом и сливавшегося с сугробами, усеявшими подступы к лесу. Топтыгин подобрался совсем близко к танцующему пламени, поэтично уставился в него, начал подставлять морду и бока под жар, попробовал поворошить лапой угли и тут же обжегся. Зарычал и затоптал, разметая снег. Со всей силы ударился в Глорфинделя и отшатнулся. Конечно, бурый ждал появления человека, но вряд ли мог предположить, что двуногий окажется на расстоянии ярда от него.
Зверь заревел и бросился на эльфа. Убийство ни в чем не повинного животного никак не входило в планы воеводы Имладриса и он отскочил в сторону, увеличивая дистанцию до пяти , затем десяти ярдов. Хозяин леса не отставал и широкими прыжками, кряхтя и гудя, бросался к эльфу. Глорфиндель раскинул руки, выпрямился во весь свой огромный рост и засвистел. Мишка от неожиданности остановился и дернул мордой. Лаурэфин, не теряя времени, запел:
Раз морозною зимой
Вдоль опушки лесной
Шёл медведь к себе домой
В тёплой шубе меховой.
Шёл он, шёл к своей берлоге
По просёлочной дороге
И, шагая через мост,
Наступил лисе на хвост.
Подняла лисица крик -
Зашумел тёмный лес.
И медведь с испугу вмиг
На сосну большую влез.
На сосне весёлый дятел
Белке домик конопатил
И промолвил: "Ты, медведь,
Должен под ноги смотреть!"
С той поры медведь решил,
Что зимой надо спать,
По тропинкам не гулять,
На хвосты не наступать.
Он зимою безмятежно
Спит теперь под крышей снежной,
И доволен неспроста,
Что родился без хвоста.
Косолапый совсем успокоился и осторожно подошел к нолдо. Лаурэфин мягко погладил мишку за ухом, провел ладонью по спине и похлопал по бокам. Облезлый и плешивый, худая шкура болталась на острых ребрах. Медведь совсем не производил впечатление хозяина леса. За лето бедный зверь умудрился не сделать никаких запасов. При этом, в остальном тело бурого было абсолютно здоровым, ни ран, ни даже застаревших переломов. Топтыгин проявлял здоровую (учитывая его печальное физическое состояние) активность. Лишь злобная воля Гортаура вредила и мешала зверю вернуться к нормальному образу жизни.
Тревога коснулась фэа Глорфинделя. Он свистом подозвал Асфалота и стремительно помчался назад к лагерю. Там царило нездоровое оживление. Жажда крови витала в воздухе. От глаз эльфа не укрылось появление новых действующих лиц и пропажа некоторых своих старых знакомцев. Не теряя зря времени, Лаурэфин решительно шагнул к шатру.
[AVA]samlib.ru/img/s/suworkina_m/voin/returning_to_camp___speed_by_krazykrista.jpg[/AVA]

Торин.

Торин в походе за золотом.

Торин.

Торин.

Если твои противники перешли на личные оскорбления, 
будь уверен — твоя победа не за горами.
Энн Файн
- Кажим, сукин ты сын, ты че творишь?!
- А?
- Ты куда столько соли насыпал?!
- Нормально же, Лязиз.
- Какой нормально, ублюдок?! Ты весь суп нам испоганил сейчас.
- Ты попутал, Лязис? Не хочешь, не жри.
- Да ты один свой понос хлебать будешь, ты же весь отряд без вечернего хавчика оставил!
- На черпак! Пробуй! - Кажим злобно дернул рукой и расплескал горячую похлебку Лязизу по пузу.
Лязиз со злостью, рыча выбил черпак из рук Кажима, черпак укатился под булыжник, но этого Лязизу не хватило. Вдовесок он сильно пнул Кажима под коленку.
- Ах ты мудила! - Кажим подорвался и схватил Лязиза подгрудки. Лязиз опешил от такого поворота, но маху не дал. 
- Я сейчас расквашу твою дурную голову! - однако вместо этого, врезал Кажиму поддых.
Кажим отскочил и поднял с земли свой разделочный нож. Тут члены отряда забеспокоились, но кровопролитие было уже не остановить. Кажим прыгнул на Лязиза, сбил с ног и вонзил орку лезвие в горло.
✵✵✵
Глорфиндейл с усмешкой взирал с холма на происходящее. Чудные дела творились нынче в Эриадоре. Сейчас перед ним разбил лагерь непривычно огромный для северного Средиземья вооруженный до зубов отряд из четырех дюжин голов. Но еще страннее было то, что состоял он наполовину из урук-хаев Курумо и наполовину из дунландцев. Воистину, Курунир творил дикие эксперименты. Разбитое войско бежало из Каленардона, в истощенном Дунланде не хватало пропитания и горцы клана кел'Качки (презренного, порицаемого и издревле враждующего со своими соседями), отправились на запад, в Эндвейт, грабить и убивать. К несчастью для них, вольный народ оказался способом дать отпор разбойникам. Тогда то людям и пришлось объединиться с урук-хай, промышлявшими в том же районе и тоже не справлявшимися своими силами. Вместе у них дела пошли лучше, буквально через пару недель отряд мог похвастаться несколькими захваченными селениями. Однако, вскоре им очень сильно не повезло.
В Энедвейт вторглись основные кланы Дунланда и увидев творившиеся там непотребство, они решили проучить ненавистный всем клан кел'Качки и заодно избавиться от урук-хай. В итоге, соединенному отряду пришлось спасаться от гибели бежав на север. Так они забрели в Эрегион и потихоньку, но неотвратимо двигались в сторону Имладриса. Вот уже третий день, как разбойники считали, будто их оставили в покое и сегодня впервые за долгий срок разбили нормальный лагерь, а не спали вповалку на плащах. Отряд ошибся. Дунландцы лишь задержались, потеряв время на разорение одной зажиточной деревеньки, встретившейся им по пути.
Дело принимало нешуточный оборот и Лорд Элрон забеспокоился. Пустить целую армию шастать около границ его дома он не мог. А потому Глорфиндель был отправлен полностью уничтожить соединенный отряд горцев и урук-хай, трупы членов которого дали бы ясно понять дунландцам, что делать в этих землях им нечего.
В итоге, мы видим, что видим. Лаурэфин затаился на холме и намеревался дождаться, пока большая часть отряда уснет, чтобы с затратой наименьгих усилий вырезать всю банду, однако дело приняло иной, куда более положительный для него оборот.
Кажим, куховар большого котла, был горцем, а Лязиз - урук-хаем. Между людьми и орками и так в последнее время ежечасно вспыхивали конфликты, однако именно разворачивающиеся сейчас события привели к первой смерти и теперь два народа могли запросто начисто перебить друг-друга, что для Глорфинделя было бы наилучшим исходом. Ведь так ему мало того, что не придется никого убивать, но и для посторонних не останется никакого следа Первых Детей Эру.
✵✵✵
Мертый Кажим, исполосованный, валялся около своего котла, рядом с ним уже упал второй, третий дунландец и два орка. Разгоролась лютая сеча. Уруки вскакивали с мест и хватались за ятаганы, люди подрывались за мечами. К этому часу все, кроме часовых были уже без доспехов и намеревались вкусить все от долгожданного отдыха. Но, не судьба. С каждой минутой трупы умножались в геометрической прогрессии. 
Тут, отчаянно ругавшийся командир урук-хай, чуть не распластавшийся по земле от подкатившейся ему под ноги отрубленной ятаганом усатой голове, взобрался на двухярдовый валун, возвышавшийся над лагерем.
- Стойте! Суки! Остановитесь! Все! - уруки, привыкшие к беспрекословному подчинению, начали отшвыривать от себя дунландцев, чтоб те не изрубили их, - Все! Все, блять, до единого! Положить оружие! Поднять руки вверх, чтобы я их видел! 
- Быстро! Мечи, пики, вилы на землю! - второй голос принадлежал Нечаю, вождю горцев, широкоплечему мужику с самыми длинными во всем отряде усами. Расталкивая своих воинов, он продирался к котлу, откуда ему могли видеть все, - Успокойтесь! Вам мало смертей?! Аласкяр! Утихомирь своих, я разберусь с ..этими. Вы что, друг друга перерезать решили?!
- Чернозадые первыми начали!
- Дети свиньи и козла! Ваш кашевар проткнул Лязиза!
- Он затеял свару! Он! Что ему не понравилось?!
- Вы зарубили Исхака!
- Мусу!
- Аюба! 
- Гаяза!
Послышался хрип умирающего Усамы.
- Отличный был суп!
- Попробуй суп!
- Сам жри это дерьмовое хрючево!
- Ах ты ж ссанина, да то что готовите вы, я бы даже своим свиньям бы не дал!
- Успокоились и разошлись! - вновь рыкнул Аласкяр.
- Никакой больше крови! Уберите трупы, - здоровый урук подошел к костру и схватил за ноги тело Лязиза. Оттаскивая его, он плюнул в котел.
- Жопотрах!
- Клянусь жизнью моей жены, я убью его! - горец с голыми руками кинулся на орка, но Нечай одним мощным ударом сбил его с ног, - Аласкяр, нам с тобой больше не по пути. Собирайтесь! Мы уходим.
Началась новая перебранка, но буквально через пару минут стало очевидно, что горцы и правда уйдут.
***
- Cuma mahta bauglir amile mac, - процедил Глорфиндель сквозь зубы и поднялся со своей лежанки из увядших по осени, но распустившихся обратно и начавших благоухать под телом перворожденного трав и цветов. 
 
Если мы хотим пользоваться миром, приходится сражаться.
Цицерон
- Cuma mahta bauglir amile mac.
Четыре стрелы Глорфиндель выпустил практически одновременно. Когда первая стрела ударилась в висок Аласкяр, вторая уже вздыбила потоком воздуха усы Нечая и вонзилась ему в глаз. Когда первая стрела вылетела из простреленной головы командира урук-хай, третья стрела уже вонзись в лоб орку, тащившего тело Лязиза. Когда Аласкяр начал валиться с валуна, еще одна стрела прошила горло десятнику дунландцев.
Следующие три стрелы эльф пустил пока широкими прыжками стремительно сбегал с холма. Когда люди и орки повернули головы в сторону стрелявшего, их лица озарила ослепительно вспыхнувшая голубая молния.
Это Лаурэфин, на бегу отбросив лук, вырвал из ножен свой нолдорский клинок Алкатерев. Смертельным вихрем Возрожденный разметал головы врагов. Три первые шеи опустели еще у безоружных урук-хай. Пока разбойники побросались к ногам за своими мечами, Глорфиндель оттолкнувшись от спины нагнувшегося горцы взлетел на валун и рухнул оттуда на своих противников. Отлетела еще одна голова и сияющий меч остановился в пробитой башке горца. Алкатерев никак не подходил Глорфинделю для его целей. Эльфийский клинок был чудодейственно остр и проходил через грубые доспехи и мягкую плоть как нож через теплое масло. Глорфинделю же нужно было создать впечатление, будто люди и орки перерезали друг-друга. Но тупые мечи и кривые ятаганы оставляют за собой совсем иной след. А потому волшебный клинок так и остался в голове у убитого горца. Оттолкнув труп в орков, эльф ухватил падающий меч дунландца и перепрыгнув невероятным сальто через костер оказался с другой стороны лужайки. Мощным пинком Лаурэфин отправил в полет громадный котел с супом, кипящая похлебка окатила с ног до головы сразу троих и еще четверо были сильно забрызганы. Примерно на этом этапе, до ошарешенных разбойников начало доходить, что обрушившаяся на них смерть это эльфийский витязь.
Послышались крики: Хватай его! Он один! Спасайся кто может! Стройся в черепаху! Это Феанор! 
Так что оказавшись на противоположной стороне лужайки, перед Глорфинделем были уже вооруженные осознавшие картину происходящего солдаты, однако оказавшиеся без без командиров и мешавшие друг другу. Эльф рубанул по еще одной шее и ухватив целящую в него руку с кинжалом проделал кульбит назад, так он вывернул руку гаду и перехватил целящий в него кривой урукский кинжал. Моментально, после сальто нолдо извернувшись рубанул по ногам и перекатившись вперед подпрыгнул, ткнул мечом в разбухшую от недавно полученных в драке ударов морду. Одновременно левой рукой Глорфиндель порвал кинжалом орочью шею. И тут прямо перед ним очередной урук. Тяжелый удар Глорфиндель встретил прямым блоком, но молниеносно передернул рукоятку и развернул тело, то есть перешел к скользящему блоку, так что меч саруманского служки вонзился в ногу к подступившему справа дунландцу, а Лаурефин разрубил голову попавшему впросак орку. Следующий урук-хай сумел даже станцевать с Лаурэфином "елочку". Связку из четырех ударов, два снизу в средний уровень и два удара снизу в нижний уровень. Такой прыти эльф даже не ожидал, но в следующее мгновение орк неизбежно был повержен.
Глорфиндейл почувствовал, как вокруг него ширится атмосфера панического ужаса, бандиты отчаянно не хотели умирать. Они уже начинали осознавать, что перед ними рыцарь с заокраинного запад, против которого вся их борьба окажется бесплотной. Еще несколько секунд и отряд начнет рассеиваться бегством. Это в планы эльфа не входило, ему вовсе не нравилась идея бегать за разбойниками и стаскивать их трупы в одно место. А значит, следовало ускориться. 
Сознание Глорфинделя отключило мир материи и полностью перешло на незримый уровень. Вместо конкретных вояк, человечьих и орочьих тел, он видел перед собой не успевающие за ним тени и рубил, и колол, и пинал, и отбрасывал от себя одного за другим прислужника тьмы. Казалось, весь лагерь обуял бушевавший пожар, так лихо Лаурэфин, полыхавший невыносимым человеческому взору пламенем Двух Древ, перемещался от противника к противнику и смертельно разил их. 
Люди и урук-хай видели перед собой лишь сплошной багровый туман. Брызги крови взвили в воздух и сверкали в холодном свете Раны.
Никому не удалось бежать от главы Дома Золотого Цветка. Когда с убийствами было покончено, эльф умыл лицо и руки холодной водой из фляги и оглядел лагерь разрушенный разбойников. Грустно вздохнув, он вновь принялся за работу. Следующие четыре часа ушли у него на то, чтобы придать учиненной им бойне такой вид, будто люди и орки сотворили все это без его участия. Разумеется, не забыл он ни расширить раны, где нужно, ни полить трупы новыми порциями крови, ни нанести тупые удары по головам, лицам и торсам, ни выбит зубы отдельным самым мерзким дунландцам и урук-хай, ни тщательно натоптать всюду чужими сапогами. Результат вышел полностью удовлетворительный. Естественно, эльфийские стрелы вновь оказались в колчане, а разбойничьи в головах, Алкатерев вновь обрел свое место в изукрашенных золотом ножнах. Не забыл Лаурендил и разметать свою лежанку, убедившись что от распустившихся цветов, после так ударивших по ним на незримом уровне смертям не осталось и следа.
Эльфу было жаль погубленные жизни, но у него не было иного выхода. Он оберегал свой дом. Глорфиндель отошел на лигу от лагеря разбойников и свистом подозвал Асфалота. Пришла пора браться за новые заботы. 
Ушел в Форност.

Церемония закончилась. Толпа перешла по запутанным коридором подземного дворца в пиршественный зал. По меркам Глорфинделя он был не очень большим и совсем не роскошным, однако, производил приятное впечатление. Трандуил явно не случайно превратил потолок в звездное небо. Лесной царь был уже далеко не молод и очевидно, подошел к той черте, за которой начинается ностальгия по молодости и пусть не явное, но желание вернуть прошлое. И дело тут даже не в очевидной тоске по первой эпохе. Не всем была очевидна трансформация, но долгоживущий нолдо помнил, что раньше у сына Орофера волосы были цвета листка клена в октябре. Сейчас же они выцвели, утратили свой блеск и силу и стали мертвыми, как февральский снег. О фэа не стоило заводить и речи. У эглат она никогда не сияла, но сейчас и вовсе была подернута темной пеленой, темной паутиной забвения и грязной ряской отречения. Лаурэфин лишь надеялся, что светлое чувство любви вернет мир в эти леса.
Глорфиндель привез с собой богатый дар. Вряд ли кто-то в Средиземье сейчас мог похвастать такой роскошной сокровищницей как у него, живая легенда была властительницей оживших реликвий. Когда нолдо отправлялся прочь из Валинора, прекрасная Идриль вручила своему своему другу на прощание небольшое украшение, бриллиантовую подвеску. Златовласому было жаль расставаться со светлой памятью о малышке Келебриндал, но не подарить молодоженам напоминание о предыдущем счастливом браке эльфа и человека он не мог. Златовласый тихо вручил Трандуилу и Сархи подвеску, стараясь не привлечь к себе излишнего внимания. Эльф считал подарок очень личным, ему не хотелось впускать рыскающие глаза диких вастаков и обоженных харадримм. Едва эльф коснулся губами серебряного кубка с вином, на середину пиршественного зала выбежала крохотка Инас. Глорфиндель уже и забыл, насколько быстро дети людей взрослеют. За последние столетия ему доводилось общаться лишь с дунаданами, которым по человеческим меркам уготовано долголетие. Малыши сирых народов моментально набираются ума и очень быстро созревают. Когда Лаурэфин в последний раз видел танец с огнем? Полторы эпохи назад, в Ост-ин-Эдиле, где ловкачи нолдор все время соревновались между собой в искусствах и артистизме. Конечно, по сравнению с танцовщицами города Келебримбора танец Инас казался игрушечным и неуклюжим. Но где сейчас все эти танцовщицы? И где Эрегион?.. Пока Глорфиндель предавался влажным воспоминаниям о старых подругах, на место Инас вышли братья Дромангорги, старые знакомые Златовласого. Они не сильно изменились за прошедшие годы. Весельчаки и балагуры, отвага и наглость переходящие в безрассудство, граничащее со слабоумием. Гномы насмехались над Трандуилом, но, похоже, глаза у того были застланы серебром, золотом и бриллиантами, которые казад привезли с собой. - Оссанна тебе, Златовласка! Да будет славен патрон Дома Ромашки! Как делишки у ватаги карнингульских бездельников? - Не подводят ли меня глаза? Неужто перестали придворные Трандуила следить за дворцом? В трапезном зале выросли два трухлявых мухомора! Ха-ха. Как там в старой гномьей поговорке: Когда в жизни казад все гладко, фигура имеет свойство стремиться к форме шара? Вижу, осада Эребора не пошла вам во вред. - глаза Дромангоргов опасно сузились, нельзя было терять возможности их подзадеть, - Воистину, почтенные господа, искусство грации тангар не знает себе равных. Научите, как столь проворно шурудить цирлами и не путаться в собственной косматой бороде? Тихо, тихо, не начинайте бухтеть словно очнувшиеся ото спячки косолапые. Я скучал по вам, Торин и Ксинхейл. Глорфиндель поднялся и распростер объятья. Он был рад встрече со старыми друзьями. 

[AVA]cs623327.vk.me/v623327615/49479/lZByENgRoF0.jpg[/AVA]
Давно не было маршал-индастрила.
https://www.youtube.com/watch?v=8_SdAZZhk2w

Церемония закончилась. Толпа перешла по запутанным коридором подземного дворца в пиршественный зал. По меркам Глорфинделя он был не очень большим и совсем не роскошным, однако, производил приятное впечатление. Трандуил явно не случайно превратил потолок в звездное небо. Лесной царь был уже далеко не молод и очевидно, подошел к той черте, за которой начинается ностальгия по молодости и пусть не явное, но желание вернуть прошлое. И дело тут даже не в очевидной тоске по первой эпохе. Не всем была очевидна трансформация, но долгоживущий нолдо помнил, что раньше у сына Орофера волосы были цвета листка клена в октябре. Сейчас же они выцвели, утратили свой блеск и силу и стали мертвыми, как февральский снег. О фэа не стоило заводить и речи. У эглат она никогда не сияла, но сейчас и вовсе была подернута темной пеленой, темной паутиной забвения и грязной ряской отречения. Лаурэфин лишь надеялся, что светлое чувство любви вернет мир в эти леса.
Глорфиндель привез с собой богатый дар. Вряд ли кто-то в Средиземье сейчас мог похвастать такой роскошной сокровищницей как у него, живая легенда была властительницей оживших реликвий. Когда нолдо отправлялся прочь из Валинора, прекрасная Идриль вручила своему своему другу на прощание небольшое украшение, бриллиантовую подвеску. Златовласому было жаль расставаться со светлой памятью о малышке Келебриндал, но не подарить молодоженам напоминание о предыдущем счастливом браке эльфа и человека он не мог. Златовласый тихо вручил Трандуилу и Сархи подвеску, стараясь не привлечь к себе излишнего внимания. Эльф считал подарок очень личным, ему не хотелось впускать рыскающие глаза диких вастаков и обоженных харадримм. Едва эльф коснулся губами серебряного кубка с вином, на середину пиршественного зала выбежала крохотка Инас. Глорфиндель уже и забыл, насколько быстро дети людей взрослеют. За последние столетия ему доводилось общаться лишь с дунаданами, которым по человеческим меркам уготовано долголетие. Малыши сирых народов моментально набираются ума и очень быстро созревают. Когда Лаурэфин в последний раз видел танец с огнем? Полторы эпохи назад, в Ост-ин-Эдиле, где ловкачи нолдор все время соревновались между собой в искусствах и артистизме. Конечно, по сравнению с танцовщицами города Келебримбора танец Инас казался игрушечным и неуклюжим. Но где сейчас все эти танцовщицы? И где Эрегион?.. Пока Глорфиндель предавался влажным воспоминаниям о старых подругах, на место Инас вышли братья Дромангорги, старые знакомые Златовласого. Они не сильно изменились за прошедшие годы. Весельчаки и балагуры, отвага и наглость переходящие в безрассудство, граничащее со слабоумием. Гномы насмехались над Трандуилом, но, похоже, глаза у того были застланы серебром, золотом и бриллиантами, которые казад привезли с собой. - Оссанна тебе, Златовласка! Да будет славен патрон Дома Ромашки! Как делишки у ватаги карнингульских бездельников? - Не подводят ли меня глаза? Неужто перестали придворные Трандуила следить за дворцом? В трапезном зале выросли два трухлявых мухомора! Ха-ха. Как там в старой гномьей поговорке: Когда в жизни казад все гладко, фигура имеет свойство стремиться к форме шара? Вижу, осада Эребора не пошла вам во вред. - глаза Дромангоргов опасно сузились, нельзя было терять возможности их подзадеть, - Воистину, почтенные господа, искусство грации тангар не знает себе равных. Научите, как столь проворно шурудить цирлами и не путаться в собственной косматой бороде? Тихо, тихо, не начинайте бухтеть словно очнувшиеся ото спячки косолапые. Я скучал по вам, Торин и Ксинхейл. Глорфиндель поднялся и распростер объятья. Он был рад встрече со старыми друзьями. 

Церемония закончилась. Толпа перешла по запутанным коридором подземного дворца в пиршественный зал. По меркам Глорфинделя он был не очень большим и совсем не роскошным, однако, производил приятное впечатление. Трандуил явно не случайно превратил потолок в звездное небо. Лесной царь был уже далеко не молод и очевидно, подошел к той черте, за которой начинается ностальгия по молодости и пусть не явное, но желание вернуть прошлое. И дело тут даже не в очевидной тоске по первой эпохе. Не всем была очевидна трансформация, но долгоживущий нолдо помнил, что раньше у сына Орофера волосы были цвета листка клена в октябре. Сейчас же они выцвели, утратили свой блеск и силу и стали мертвыми, как февральский снег. О фэа не стоило заводить и речи. У эглат она никогда не сияла, но сейчас и вовсе была подернута темной пеленой, темной паутиной забвения и грязной ряской отречения. Лаурэфин лишь надеялся, что светлое чувство любви вернет мир в эти леса.
Глорфиндель привез с собой богатый дар. Вряд ли кто-то в Средиземье сейчас мог похвастать такой роскошной сокровищницей как у него, живая легенда была властительницей оживших реликвий. Когда нолдо отправлялся прочь из Валинора, прекрасная Идриль вручила своему своему другу на прощание небольшое украшение, бриллиантовую подвеску. Златовласому было жаль расставаться со светлой памятью о малышке Келебриндал, но не подарить молодоженам напоминание о предыдущем счастливом браке эльфа и человека он не мог. Златовласый тихо вручил Трандуилу и Сархи подвеску, стараясь не привлечь к себе излишнего внимания. Эльф считал подарок очень личным, ему не хотелось впускать рыскающие глаза диких вастаков и обоженных харадримм. Едва эльф коснулся губами серебряного кубка с вином, на середину пиршественного зала выбежала крохотка Инас. Глорфиндель уже и забыл, насколько быстро дети людей взрослеют. За последние столетия ему доводилось общаться лишь с дунаданами, которым по человеческим меркам уготовано долголетие. Малыши сирых народов моментально набираются ума и очень быстро созревают. Когда Лаурэфин в последний раз видел танец с огнем? Полторы эпохи назад, в Ост-ин-Эдиле, где ловкачи нолдор все время соревновались между собой в искусствах и артистизме. Конечно, по сравнению с танцовщицами города Келебримбора танец Инас казался игрушечным и неуклюжим. Но где сейчас все эти танцовщицы? И где Эрегион?.. Пока Глорфиндель предавался влажным воспоминаниям о старых подругах, на место Инас вышли братья Дромангорги, старые знакомые Златовласого. Они не сильно изменились за прошедшие годы. Весельчаки и балагуры, отвага и наглость переходящие в безрассудство, граничащее со слабоумием. Гномы насмехались над Трандуилом, но, похоже, глаза у того были застланы серебром, золотом и бриллиантами, которые казад привезли с собой. - Оссанна тебе, Златовласка! Да будет славен патрон Дома Ромашки! Как делишки у ватаги карнингульских бездельников? - Не подводят ли меня глаза? Неужто перестали придворные Трандуила следить за дворцом? В трапезном зале выросли два трухлявых мухомора! Ха-ха. Как там в старой гномьей поговорке: Когда в жизни казад все гладко, фигура имеет свойство стремиться к форме шара? Вижу, осада Эребора не пошла вам во вред. - глаза Дромангоргов опасно сузились, нельзя было терять возможности их подзадеть, - Воистину, почтенные господа, искусство грации тангар не знает себе равных. Научите, как столь проворно шурудить цирлами и не путаться в собственной косматой бороде? Тихо, тихо, не начинайте бухтеть словно очнувшиеся ото спячки косолапые. Я скучал по вам, Торин и Ксинхейл. Глорфиндель поднялся и распростер объятья. Он был рад встрече со старыми друзьями. 

Церемония закончилась. Толпа перешла по запутанным коридором подземного дворца в пиршественный зал. По меркам Глорфинделя он был не очень большим и совсем не роскошным, однако, производил приятное впечатление. Трандуил явно не случайно превратил потолок в звездное небо. Лесной царь был уже далеко не молод и очевидно, подошел к той черте, за которой начинается ностальгия по молодости и пусть не явное, но желание вернуть прошлое. И дело тут даже не в очевидной тоске по первой эпохе. Не всем была очевидна трансформация, но долгоживущий нолдо помнил, что раньше у сына Орофера волосы были цвета листка клена в октябре. Сейчас же они выцвели, утратили свой блеск и силу и стали мертвыми, как февральский снег. О фэа не стоило заводить и речи. У эглат она никогда не сияла, но сейчас и вовсе была подернута темной пеленой, темной паутиной забвения и грязной ряской отречения. Лаурэфин лишь надеялся, что светлое чувство любви вернет мир в эти леса.
Глорфиндель привез с собой богатый дар. Вряд ли кто-то в Средиземье сейчас мог похвастать такой роскошной сокровищницей как у него, живая легенда была властительницей оживших реликвий. Когда нолдо отправлялся прочь из Валинора, прекрасная Идриль вручила своему своему другу на прощание небольшое украшение, бриллиантовую подвеску. Златовласому было жаль расставаться со светлой памятью о малышке Келебриндал, но не подарить молодоженам напоминание о предыдущем счастливом браке эльфа и человека он не мог. Златовласый тихо вручил Трандуилу и Сархи подвеску, стараясь не привлечь к себе излишнего внимания. Эльф считал подарок очень личным, ему не хотелось впускать рыскающие глаза диких вастаков и обоженных харадримм. Едва эльф коснулся губами серебряного кубка с вином, на середину пиршественного зала выбежала крохотка Инас. Глорфиндель уже и забыл, насколько быстро дети людей взрослеют. За последние столетия ему доводилось общаться лишь с дунаданами, которым по человеческим меркам уготовано долголетие. Малыши сирых народов моментально набираются ума и очень быстро созревают. Когда Лаурэфин в последний раз видел танец с огнем? Полторы эпохи назад, в Ост-ин-Эдиле, где ловкачи нолдор все время соревновались между собой в искусствах и артистизме. Конечно, по сравнению с танцовщицами города Келебримбора танец Инас казался игрушечным и неуклюжим. Но где сейчас все эти танцовщицы? И где Эрегион?.. Пока Глорфиндель предавался влажным воспоминаниям о старых подругах, на место Инас вышли братья Дромангорги, старые знакомые Златовласого. Они не сильно изменились за прошедшие годы. Весельчаки и балагуры, отвага и наглость переходящие в безрассудство, граничащее со слабоумием. Гномы насмехались над Трандуилом, но, похоже, глаза у того были застланы серебром, золотом и бриллиантами, которые казад привезли с собой. - Оссанна тебе, Златовласка! Да будет славен патрон Дома Ромашки! Как делишки у ватаги карнингульских бездельников? - Не подводят ли меня глаза? Неужто перестали придворные Трандуила следить за дворцом? В трапезном зале выросли два трухлявых мухомора! Ха-ха. Как там в старой гномьей поговорке: Когда в жизни казад все гладко, фигура имеет свойство стремиться к форме шара? Вижу, осада Эребора не пошла вам во вред. - глаза Дромангоргов опасно сузились, нельзя было терять возможности их подзадеть, - Воистину, почтенные господа, искусство грации тангар не знает себе равных. Научите, как столь проворно шурудить цирлами и не путаться в собственной косматой бороде? Тихо, тихо, не начинайте бухтеть словно очнувшиеся ото спячки косолапые. Я скучал по вам, Торин и Ксинхейл. Глорфиндель поднялся и распростер объятья. Он был рад встрече со старыми друзьями. 

Церемония закончилась. Толпа перешла по запутанным коридором подземного дворца в пиршественный зал. По меркам Глорфинделя он был не очень большим и совсем не роскошным, однако, производил приятное впечатление. Трандуил явно не случайно превратил потолок в звездное небо. Лесной царь был уже далеко не молод и очевидно, подошел к той черте, за которой начинается ностальгия по молодости и пусть не явное, но желание вернуть прошлое. И дело тут даже не в очевидной тоске по первой эпохе. Не всем была очевидна трансформация, но долгоживущий нолдо помнил, что раньше у сына Орофера волосы были цвета листка клена в октябре. Сейчас же они выцвели, утратили свой блеск и силу и стали мертвыми, как февральский снег. О фэа не стоило заводить и речи. У эглат она никогда не сияла, но сейчас и вовсе была подернута темной пеленой, темной паутиной забвения и грязной ряской отречения. Лаурэфин лишь надеялся, что светлое чувство любви вернет мир в эти леса.
Глорфиндель привез с собой богатый дар. Вряд ли кто-то в Средиземье сейчас мог похвастать такой роскошной сокровищницей как у него, живая легенда была властительницей оживших реликвий. Когда нолдо отправлялся прочь из Валинора, прекрасная Идриль вручила своему своему другу на прощание небольшое украшение, бриллиантовую подвеску. Златовласому было жаль расставаться со светлой памятью о малышке Келебриндал, но не подарить молодоженам напоминание о предыдущем счастливом браке эльфа и человека он не мог. Златовласый тихо вручил Трандуилу и Сархи подвеску, стараясь не привлечь к себе излишнего внимания. Эльф считал подарок очень личным, ему не хотелось впускать рыскающие глаза диких вастаков и обоженных харадримм. Едва эльф коснулся губами серебряного кубка с вином, на середину пиршественного зала выбежала крохотка Инас. Глорфиндель уже и забыл, насколько быстро дети людей взрослеют. За последние столетия ему доводилось общаться лишь с дунаданами, которым по человеческим меркам уготовано долголетие. Малыши сирых народов моментально набираются ума и очень быстро созревают. Когда Лаурэфин в последний раз видел танец с огнем? Полторы эпохи назад, в Ост-ин-Эдиле, где ловкачи нолдор все время соревновались между собой в искусствах и артистизме. Конечно, по сравнению с танцовщицами города Келебримбора танец Инас казался игрушечным и неуклюжим. Но где сейчас все эти танцовщицы? И где Эрегион?.. Пока Глорфиндель предавался влажным воспоминаниям о старых подругах, на место Инас вышли братья Дромангорги, старые знакомые Златовласого. Они не сильно изменились за прошедшие годы. Весельчаки и балагуры, отвага и наглость переходящие в безрассудство, граничащее со слабоумием. Гномы насмехались над Трандуилом, но, похоже, глаза у того были застланы серебром, золотом и бриллиантами, которые казад привезли с собой. - Оссанна тебе, Златовласка! Да будет славен патрон Дома Ромашки! Как делишки у ватаги карнингульских бездельников? - Не подводят ли меня глаза? Неужто перестали придворные Трандуила следить за дворцом? В трапезном зале выросли два трухлявых мухомора! Ха-ха. Как там в старой гномьей поговорке: Когда в жизни казад все гладко, фигура имеет свойство стремиться к форме шара? Вижу, осада Эребора не пошла вам во вред. - глаза Дромангоргов опасно сузились, нельзя было терять возможности их подзадеть, - Воистину, почтенные господа, искусство грации тангар не знает себе равных. Научите, как столь проворно шурудить цирлами и не путаться в собственной косматой бороде? Тихо, тихо, не начинайте бухтеть словно очнувшиеся ото спячки косолапые. Я скучал по вам, Торин и Ксинхейл. Глорфиндель поднялся и распростер объятья. Он был рад встрече со старыми друзьями. 

Церемония закончилась. Толпа перешла по запутанным коридором подземного дворца в пиршественный зал. По меркам Глорфинделя он был не очень большим и совсем не роскошным, однако, производил приятное впечатление. Трандуил явно не случайно превратил потолок в звездное небо. Лесной царь был уже далеко не молод и очевидно, подошел к той черте, за которой начинается ностальгия по молодости и пусть не явное, но желание вернуть прошлое. И дело тут даже не в очевидной тоске по первой эпохе. Не всем была очевидна трансформация, но долгоживущий нолдо помнил, что раньше у сына Орофера волосы были цвета листка клена в октябре. Сейчас же они выцвели, утратили свой блеск и силу и стали мертвыми, как февральский снег. О фэа не стоило заводить и речи. У эглат она никогда не сияла, но сейчас и вовсе была подернута темной пеленой, темной паутиной забвения и грязной ряской отречения. Лаурэфин лишь надеялся, что светлое чувство любви вернет мир в эти леса.
Глорфиндель привез с собой богатый дар. Вряд ли кто-то в Средиземье сейчас мог похвастать такой роскошной сокровищницей как у него, живая легенда была властительницей оживших реликвий. Когда нолдо отправлялся прочь из Валинора, прекрасная Идриль вручила своему своему другу на прощание небольшое украшение, бриллиантовую подвеску. Златовласому было жаль расставаться со светлой памятью о малышке Келебриндал, но не подарить молодоженам напоминание о предыдущем счастливом браке эльфа и человека он не мог. Златовласый тихо вручил Трандуилу и Сархи подвеску, стараясь не привлечь к себе излишнего внимания. Эльф считал подарок очень личным, ему не хотелось впускать рыскающие глаза диких вастаков и обоженных харадримм. Едва эльф коснулся губами серебряного кубка с вином, на середину пиршественного зала выбежала крохотка Инас. Глорфиндель уже и забыл, насколько быстро дети людей взрослеют. За последние столетия ему доводилось общаться лишь с дунаданами, которым по человеческим меркам уготовано долголетие. Малыши сирых народов моментально набираются ума и очень быстро созревают. Когда Лаурэфин в последний раз видел танец с огнем? Полторы эпохи назад, в Ост-ин-Эдиле, где ловкачи нолдор все время соревновались между собой в искусствах и артистизме. Конечно, по сравнению с танцовщицами города Келебримбора танец Инас казался игрушечным и неуклюжим. Но где сейчас все эти танцовщицы? И где Эрегион?.. Пока Глорфиндель предавался влажным воспоминаниям о старых подругах, на место Инас вышли братья Дромангорги, старые знакомые Златовласого. Они не сильно изменились за прошедшие годы. Весельчаки и балагуры, отвага и наглость переходящие в безрассудство, граничащее со слабоумием. Гномы насмехались над Трандуилом, но, похоже, глаза у того были застланы серебром, золотом и бриллиантами, которые казад привезли с собой. - Оссанна тебе, Златовласка! Да будет славен патрон Дома Ромашки! Как делишки у ватаги карнингульских бездельников? - Не подводят ли меня глаза? Неужто перестали придворные Трандуила следить за дворцом? В трапезном зале выросли два трухлявых мухомора! Ха-ха. Как там в старой гномьей поговорке: Когда в жизни казад все гладко, фигура имеет свойство стремиться к форме шара? Вижу, осада Эребора не пошла вам во вред. - глаза Дромангоргов опасно сузились, нельзя было терять возможности их подзадеть, - Воистину, почтенные господа, искусство грации тангар не знает себе равных. Научите, как столь проворно шурудить цирлами и не путаться в собственной косматой бороде? Тихо, тихо, не начинайте бухтеть словно очнувшиеся ото спячки косолапые. Я скучал по вам, Торин и Ксинхейл. Глорфиндель поднялся и распростер объятья. Он был рад встрече со старыми друзьями. 

Разумеется, северное рыло не могло вежливо улыбнуться, подхватить Айнарэ и утащить в танец, нет, надо было начать сыпать оскорблениями - Милдред, отвыкшая от такого обращения аж опешила, отступая на шаг. Удивленно даже - вмешался в чужие дела, хамит, и их самих называет грубыми! Да, Фэнэк не особо умело сплетает слова, но он искренен и, в данном случае, добр...
 
Но видно роххирима не отпускала война. Эта болезнь нередко проявляется в слабых духом - так ей говорили. Она не знала - может, смотрит сейчас на убийцу собственного отца, но ей сказали - Эрвиг умер с честью, а значит мстить некому - он по своей воле пошел на войну. И ненависти в Милдред не было - нечего тут ненавидеть, под одним солнцем живут, одна луна по ночам встает.
 
Вождь почти совсем уж успокоилась - благо, и Теодред подошел, все это можно было еще направить в мирное русло, но тут почувствовала как улыбка стынет на губах.
 
— Какой прекрасный вечер, братец. Удивительно восточный. Настолько, что я практически чувствую привкус этого яда на своих губах
 
Застыла, статуей - и когда Фэнэк кинулся на Эомера и слова не сказала, только руки в замок сцепила. Вот уж еще одно оскорбление, которое придется снести - и так ни с одним эльфом, ни с одинм человеческим владыкой - даже при жене Трандуила он язык за зубами держал - он не смел разговаривать. А тут, смотрите - просто плящущие истерлинги, и язык развязался. 
Да, она хотела его крови - скорая и на бой, и на веселье, растревоженная чужаком посреди танца, и лицо её - не веселой девушки с востока, а Вождя, решающего уже - приказать ли брату достать нож - такое он с удовольствием исполнит.
Милдред терпеливо выдохнула, шагнула к Теодреду, цепляясь за его рукав - и отпустила свою ярость.
 
-Фэнэк, перестань! Вы тоже! - Она оглядела своих воинов - Стыд и позор, как будто в кабак пришли!
 
Или рядышком мордобой устраивайте, или пойте, чтож вы как необразованные. Вон, взяли бы пример с тех, кто долше в племени - поют себе, или показательно дерутся в сторонке, разминаются - а то и эльфийкам комплименты поизящнее выписывают, лишь бы на танец согласились - без задней мысли.
 
- Теодред, начни успокаивать своего брата. Твои речи не подействуют на моем.
 
Это уже, пожалуй, было шуткой - она даже вновь улыбнулась, но, видно роххириму того было мало - Эомер, кажется - решил продолжить трепать языком. Женщина закрыла глаза, вздохнула, терпеливо, и принялась сносить оскорбления теперь уже её брату. Ну, пошло-поехало - и кем же она будет, если оставит это без ответа. Мягко прошептав "прости" Теодреду, и дождавшись пока его "братишка" отправится прочь, она ухватила того за рукав, повернула на себя и выплеснула в лицо вино, а уж только потом произнесла.
 
- Ты разговариваешь с братом вождя, дубина стоеросовая. Хочешь сыграть у тебя оскорбленную невинность? Так смей ответить передо мной, оскорбляя моих людей и МОЮ землю. - Голос звучал все громче и громче - Окажешь честь? Чтож тогда хвост поджал и бежишь? Драться хочешь - так давай, меня ударь, я-то покраше брата буду, если ты противника по красоте рожи смотришь, и мой отец неплохо в свои годы ваших порезал - так что давай, подеремся. Или глазками сверкать только горазд?

Руку по-прежнему держит, ждёт, пока примут зов, ответят улыбкой, вступят в танец; а те даже не смотрят, лишь друг друга глазами пожирают, скалятся, рычат – две своры псов, уши прижаты к затылку, шерсть вздыбили, роняют слюну вперемешку с кровью в лужи вина на полу – и на людей не похожи – одна только злоба, только ненависть, только собственные понятия о чести и гордыня; другой – неправ, другой – глупец, другой – враг тебе, схвати зубами за горло, с воем повали на обагрившийся пол, ярости отдайся, забудь в себе человека.
 
Смотрит с ужасом, смотрит с непониманием, и ледяной волной осознание происходящего окатило пламя в груди – её собственные звёзды, её прежние весёлость и задор, - и улыбка замерла гримасой, погасли очи – и только страх, холодный, мертвящий, змеёй проползает под кожей почти физической болью, и она отступает на шаг, глаз отвести не смеет, хоть и не хочет видеть, хоть и хочет зажмуриться, закрыться руками, спрятаться…
 
Инас смотрела с болью, с непониманием, с горечью; «Почему, почему нельзя хоть раз в жизни?.. – кричал её взор – сплошная чернота, без зрачков, без вспыхивающих искр счастья, без света. – Почему вы раз за разом повторяетесь, почему по-прежнему грызётесь, почему самим себе яд вливаете в чашу?..»
 
Девочка крепче сжала руку Дамира, глянула на него снизу вверх – то ли разрешения спрашивая, то ли для того только, чтобы самой решиться, али не захотела, чтобы тот зря подгорное пламя распалял – и пёстрой лентой скользнула меж истерлингами и рохиррим – звон браслетов, тёмные очи, быстрее, уверенней ритм, смотрит дерзко, смотрит с укором – и повела всю длинную цепь за собой; изогнулась змея, легко, быстро скользнула вслед за ней, гремит, шумит, ярким хороводом бежит по залу, продолжается танец, надвое разбивший две стаи, готовые было сцепиться, - и точно сверкающим клинком встающего солнца ночь вспороло, и на несколько мгновений – покуда звучит музыка, покуда поёт она, Инас – отступила тьма.

Странно, за время своих странствий он успел наслышаться иного о Живущих Под Горой. Долго раскачиваются, но обиды или усмешки не сносят, распаляясь, разгораясь как живой костер в узком и гулком туннеле, где вдруг засвищет сильный ветер. И вот уже пламя ревет, воет, мечется, толкаясь о стены и потолок и уничтожая абсолютно все на своем пути. Ни пепла, ни крошки, ни воспоминания.
А эти?
Лишь сверкнули темным глазом.
Верно глаголят, что чем больше в руках каменьев сжимаешь, тем дольше на стульях сидишь. Ведь встанешь, качнешься, уронишь то, что дороже всего сердцу каменному, искусной рукой ограненному и в прекрасный шедевр превращенному.
"Неужто так плохо изумрудные пуговки пришили?" - брови вверх ползут, на языке вертится вопрос. Подзадорить, расшевелить. Тут уж неуемная натура остановиться не может.
Как так? Ветер не может камень сдвинуть?
А девчушка тянет-тянет, уводит прочь. Теплая ладошка его руку сжимает. Взглянул он на нее, и дернуло жилу какую-то внутри сердца. Ребенок она еще, но с какой ненавистью могли порой вспыхивать ее глаза! Как темнели они! Дамир уже видел подобное. Так море - недавно еще ласковое и теплое - вмиг превращалось в черную смолу, разрезаемую белыми гребнями волн. И песня воды менялась. Но все когда-нибудь этот порог переступают, закрывают дверь назад. А может Инас уже давно совершила этот шаг и стояла сейчас ровно посередине?
Задумался, увелся, и вот уж лица гномов ушли, скрылись, исчезло сверкавшее тысячьми огней одеяние праздничное. И вроде бы идет-бежит-искриться змея, но что-то в строе музыкальном нарушилось, расстроилось. Так проседает туго натянутая кожа на бубне звонком, так струна лопается. И вроде бы поет-играет до сих пор, но все не то, не так.
Наклоняется к девчушке, говорит ей, подмигнув: - Продолжай, веди змею, пока она ползет, а когда рассыпаться ей нужно, поймешь.
Мягко, но как будто неохотно, выскользнула его рука из детских пальчиков, ласково прошлась по красиво заплетенным волосам и отпустила.
И оказался истерлинг в аккурат рядом со светловолосым рохирримом и Милдред.
- Странно, я думал тебе другой чужак по вкусу, - заметил он взгляд сестры.
- Неужто храбрейшие коневоды решились выйти из-за столов и к танцу присоединиться? - Обернулся к Эомеру. Руки в бока уперлись. - Странные у вас обычаи: слова дерзкие гостям кидать, вином обливаться.
И это вы, вы еще нас дикарями зовете? - так и сверкал и звенел невысказанный вопрос.

"Что можешь дать ты за красоту степную?"
вастак уже отскочил от него, вскочив на стол с маленькой девочкой. Ярл ранее не замечал ее среди гостей, и сейчас с удивлением лишь покачал головой.
-Больше, чем ты думаешь. - бросил в след Дамиру Теодред, одним глотком осушая кубок.
Со злым восточанином он еще успеет поговорить...
Губ Теодреда коснулась улыбка. Этот вастак оберегает Милдред с самого начала. Он что, ее брат? Или телохранитель? Ярл оставил пустой кубок в сторону, поднимаясь на ноги.
Тем временем, танец Милдред остановился. К ней подошел Фэнэк, в сопровождении эльфиек. А затем, пошатываясь, Эомер. Теодред нахмурился. "Куда тебя понесло, братишка?"
Теодред не слышал о чем говорили собравшиеся. Найдя взглядом телохранителя, он кивком позвал его за собой.
- Эомер! - Ярл подошел к брату, кладя ладонь на его плечо. - Как тебе нравится на этом празднике?
Теодред кивнул эльфийкам, в который раз улыбнулся Милдред, но взгляд задержал на Фэнэке. Скадифах тенью замер чуть в стороне от вастака.
- Как дела, сын восточных степей? Все ли тебе здесь по душе?

Торин.

Чтобы бородатый не слишком борзел, вот вам Торин-баба.

Не только Глорфиндель может носить придурковатые шляпы.

Смотрите, Торин тоже нацепил корни себе на голову.

Смотрите, Торин похож на летучую мышь.

Торин эпохи возрождения.

Торин в походе за золотом.