Зал для пиршеств[Чертоги Лихолесья]

[Гость Трандуил]

 

Просторный зал, рассчитанный на множество мест, отдельное место занимает стол для короля и важных гостей. Высокий потолок, искусно расписан под звездное небо, а залу освещает множество причудливых фонарей, развешенных на тонких нитях, отчего кажется, что они парят в воздухе.

[Инас 296]

Огни, сотни, десятки сотен огней, парят, плывут в ночи, будто крошечные скопления светлячков, точно бы звёзды сошли с расписанного потолка, с самого небосвода. Переплетались под высоким сводом - небо с рассыпавшимся серебром заместо потолка - подобная пересвисту птиц, дыханию леса и журчанию воды музыка, тихие, мелодичные напевы эльфийских дев, врывающаяся в окна ночная тьма и чистый, тёплый свет всполохов пламени.
Инас с несвойственной ей дотоле робостью выглянула из-за арки, ведущей в огромный переполненный людьми, эльфами, музыкой зал; может ли она, дозволено ли её войти в эти великолепные чертоги?.. Девочка на миг зажмурилась - болезненно, с какой-то необъяснимой злобой на саму себя и обидой. Она не могла, так желала, но не могла преступить то, что годами вбивали в неё бранью, побоями, плетью, голодом, не могла так просто отпустить на ветер то, что было для неё основой жизни и нерушимой, непоколебимой истиной.
Одни подчиняются, другие подчиняют.
Одни пресмыкаются, другие подавляют.
Завет, правило, вечный закон.
Вдруг она почувствовала на плечах нежное прикосновение тёплых ладоней Ауриэль и обернулась. Златоволосая эльфийка точно бы поняла её и мягко, едва ощутимо, подтолкнула вперёд с ободряющей улыбкой.
- Не бойся, дитя. Здесь нет слуг и рабов. Мы любим нашего короля и подчиняемся ему по доброй воле.
И Инас, не успев толком решиться, ступила в свет огней, улыбнулась, расправила плечи, подняла голову. Она родилась рабыней. Но ныне и впредь она - свободна, она - ветер, она - птица. Никому не даст вновь запереть себя.
Она уже успела из-за дверей осмотреть залу, и теперь взгляд её был прикован к трём фигурам, чем-то неуловимым отличным от других. Трандуил, король Лихолесья, повелитель эльфов Севера, облачённый в сребро и лёд, по-новому властный, по-новому могущественный в своём царстве, в своём дворце; прекрасный южный цветок, Сархи-ур-Цапитар-ур-Халит, в алых шелках, не похожая более на ту встревоженную, испуганную птичку, бившуюся в своей золочёной клетке, но царственная и великая; Милдред, дочь степей, дочь ветра, неизменно гордая, извечно непредсказуемая.
Она, улыбаясь и щуря глаза, подошла к взрослым.
- ...Особенно маленькая леди.
Девочка обернулась в удивлении, но за ней никого не было; тогда она подняла глаза - неужто и вправду ей это было сказано? - но лесной король уже обратил взор на возлюбленную.
Служанка заботливо поправила шарфик на тоненькой шее игрушки - оставить Рольфа в комнате она просто не могла - и, взяв его за лапку, пошла вперёд, наблюдая, как и он точно бы шагает рядом с нею. Странное чувство закралось ей в душу, неправильное, плохое, горькое чувство, ощущение того, что плюшевый олень, что все, все игрушки в её комнате - попытка завоевать доверие и любовь маленького ребёнка, не более, чем плата. "Нет, нет, нет! - зло подумала она, тряхнув головой. - Нельзя так думать, это не так!"
Покуда Трандуил вёл их к приготовленным местам, Инас во все глаза глядела на неисчислимые блюда с невиданными явствами; пиршество в честь возвращения владыки Лихолесья и помолвки его с наследницей трона и короны Кханда - при мысли об этом в груди змеёй извивалось склизкое, мокрое, неприятное чувство, непонимание и страх - не уступало богатством и роскошью пирам под высокими сводами Шейм-эр-Флинге, но лесной народ по-другому праздновал: нет чопорности, высокопарных слов, чинности, а лишь радость, смех, веселие; вечноживущие не ведали скуки и печалей.
И вновь - кажется, ей никогда не привыкнуть к миру за пределами страны пустынь и жаркого солнца - она со смесью восторга и удивления поняла, что огромная - по её меркам - тарелка перед ней - для неё одной, и она может взять любое, абсолютно любое блюдо столько, сколько только влезет в тощую маленькую девочку, и никто не одёрнет, не крикнет, не отнимет.
И тут-то для Инас начался праздник: с самого входа в лес у неё маковой росинки на языке не было, а тут такое богатство! Но девочка не жадничала - попробовала почти всего по чуть-чуть - ароматные корнеплоды с травами, пряный рис, сладкие медовые лепёшки, крошечные, на один укус, гульки из теста с сыром внутри... - весело переговаривалась с эльфами - те сами были, что малые дети, беззаботные и готовые говорить обо всём на свете часы напролёт, - рассказывала им о своей родной стране, о зверях, живущих средь изменчивых дюн, и о райских птицах, украшениях редких оазисов, с охотою принимала добавку, которую ей предлагали радушные хозяева, едва ли не глотнула вина - благо, новые друзья вовремя спохватились, - и она, маленькая девятилетняя девочка, смеялась, смеялась, смеялась без конца, чувствуя, как звенит внутри счастье.
Так странно, так непонятно всё вокруг, кажется сном; неужто всё это - огромный зал с маленькими сферами света, её сиятельная госпожа по правую руку от лесного короля, сам этот венценосный эльф с мраморной кожей и небесными очами, весёлый говор вастаков, переливы голосов эльфов и арфы и трели флейт - действительно происходит, неужто жизнь обыкновенной служанки из далёкого юго-востока Средиземья, служанки, каких сотни живут в стенах великолепных, осиянных солнцем, блистающих золотом и самоцветами дворцов, её, Инас, жизнь могла так перемениться?
- За новый союз и дружбу между нашими народами!.. - зычно, громко прозвучало под сенью Чёрного Леса, взметнулись в воздух кубки - Инас также отсалютовала резной чашей с соком - громогласным эхом отозвались эльфы и люди на слова Трандуила.
- Милдред? - тихонько позвала девочка, дотоле рассматривающая широкий нос сидящего у неё на коленях Рольфа, а теперь поднявшая шоколадные, сияющие огоньками любопытсва и озорства глаза на сидевшую подле неё кочевницу. - Эльфы ведь не такие, как мы? Сколько смотрю на них, не могу понять: что же в них такого...не такого?..

[Сархи 284]

Трелью лилась музыка и смех. Атмосфера здесь была чарующей и невероятной. А Сархи ур-Халит, снова чувствовала себя той, кем была рождена, принцессой. С заливистым смехом она наблюдала за растерянной девочкой, которую так бесцеремонно вытащили из закромов южного замка, которая и сама сейчас превратилась в маленькую принцессу. Наблюдала за гордой женщиной с Востока, которая смотрела на мир жестко и свободно, но не свысока. И за которой, словно птенцы за матерью, смотрели ее воины. Хотя довольно крупные птенцы, следует признать. Наблюдала она также за Трандуилом, возможно более всех, и видела себя в его теплом взгляде, словно со стороны, влюбленную по уши, которую возвышали не титулы, а именно этот несравненный мужчина и его любовь.

- Ваше Величество. – медленно кивнув, Сархи подала руку королю.Она словила взгляд Трандуила и медленно кивнула ему, глядя из-под бровей с полускрытой, но счастливой улыбкой.

Когда собственно начался пир, Сархи, несмотря на то, что была очень голодна, все же сдерживалась, вспоминая манеры и правила этикета, которые терялись в дороге.

Все было великолепно. Зал был волшебным, как и все, что в нем находилось. И Сархи чувствовала себя на своем месте, рядом с королем, к которому она как будто сама себя привязала прочными цепями, но не горькими чувствами, а самыми прекрасными.

Тост за новый союз. Конечно речь шла о союзе и дружбе с Милдред и ее людьми, но юной влюбленной принцессе из головы не шли мысли и о другом союзе, и о их будущей свадьбе. Отчего счастливая улыбка в тот вечер не сходила с ее лица.

Когда король обратился к ней, Сархи опять едва не потонула в его чарующих глазах.

- Конечно, мой король, - ответила она. Она слегка обманывала, но только потому, что меньше всего она хотела, чтобы этот вечер рядом с королем заканчивался. Затем рассмеялась, – Ну может, совсем немного устала, но я не хочу, чтобы этот вечер кончался, не хочу снова уходить от вас.

Опустив глаза, принцесса затем оглянулась, будто с виноватым видом. Все-таки вино немного подействовало на нее. Но оставалось еще кое-что, что она хотела сделать.

- Но сначала, с вашего позволения, я бы хотела произнести еще один тост.

Принцесса кивнула чашнице, и та долила ей вина в кубок. Встав, она заговорила:

- С Вашего позволения, я бы хотела провозгласить тост в честь одного человека, а может и всех. – девушка взглянула на Инас и Милдред - Возможно, Вождь снова разозлится и отчитает меня, желая послушать о себе как о великом воине, но пусть простит меня она и все ее уважаемые воины, потому что слова эти от чистого сердца, и сегодня Милдред, дочь степей, ты прекрасна и мила. И если вначале у нас возникали недопонимания, то теперь, с твоего согласия, я бы хотела забыть их, и, последовав своему возлюбленному королю, назвать тебя другом. Я никогда не постигну свободы и мудрости степей, как ты никогда не поймешь прелести сидеть в четырех стенах, вышивая платки и ожидая любимого человека из далекого похода. Но первое, что бы я хотела сделать здесь, это назвать тебя подругой и сказать спасибо за то, что благодаря тебе, я обрела счастье и любовь, о которых многие даже не мечтают. – бросив короткий, но нежный взгляд на Трандуила, она с той же нежностью улыбнулась ему, а затем снова перевела взгляд на Милдред и с дружественной улыбкой легко склонила голову. – И пусть простят меня великолепные и прекрасные господа, собравшиеся тут, но следующее мое слово будет принадлежать Инас, маленькой и прекрасной звездочке, и моей первой и главной защитнице, - не скрывая озорной улыбки, Сархи подмигнула девочке. Естественно, она должна была помнить их первую встречу с Трандуилом и Милдред, - которая своей смелостью не поступилась ни храброму Вождю восточных племен, ни Королю этого великого народа. Так вот к чему я вела. Выпьем этого вина в первую очередь за вас. И также за всех, кто здесь собрался.

Сделав глоток, Сархи отвела взгляд и позволила себе вдохнуть. В полной тишине она снова слегка склонила голову и села на место. Ее пробрала мелкая дрожь, которую она мгновенно остановила. Слишком привязанная к традициям, воспитанная на них, Сархи совсем не хотела начинать знакомство с эльфами, нарушая их же обычаи и сейчас это было единственное, за что она переживала. Хотя и это терялось на фоне общего веселья, и тем более, когда она увидела улыбки на лицах присутствующих.

Принцесса несколько мгновений смотрела на короля, будто изучала, познавая и влюбляясь заново.

- Для вас, любовь моя, у меня, увы, не осталось слов, кроме тех, что я могла бы сказать, не открывая своего сердца всем. Кроме тех, что уже говорила – что люблю вас больше всего на свете.

[Мёдвейг 455]

Милдред пришла последней - а от того не афишировала свое присутствие, тихо устроившись на указанном ей месте. Тут не скромность была причиной, и не этикет - просто вдруг напала на неё смутная тревога,  жгучее чувство, угнездившееся под гортанью. И имени она ему не знала, потому что прежде ни разу не шагала в пропасть и сама того не заметив.

Будет день когда ты, дочь, заплутаешь в собственных отражениях и не поймешь своего беспокойства - в тот день тебе некого будет молить - но вскинь голову и оглядись, потому что на пороге нового будущего нельзя лишиться памяти.

Это сказала ей мать умирая. Наверное, знала - Милдред натворит еще дел. В её имени и сила, и ласка, и силы терять нельзя. Её род верил в имена, они были пророчеством и пожеланием к судьбе. А злые имена отгоняли зло... Или свидетельствовали о мести, отданной в наследство ребенку.

Но здесь был пир и празднество - а от того Вождь подняла голову, улыбаясь весело и задорно. Огляделась.

Инас - светлое дитя, светлое и с большим будущим, дитя с тысячью хранителей отныне счастливое здесь - ела и наслаждалась жизнью. Её друг-король - видимо, тоже темные думы не оставляли его голову, хоть и любовь его - ей вряд ли возможно постигнуть столь светлое чувство.  Оно, наверное, и не поместится в её груди, слишком тесной, слишком заполненной.. Оскверненной иными чувствами.

Сархи-ур-Халит, от имени которой она плясала здесь, и которую просто по имени звать не хочет - почему-то  за время похода понять её она так и не смогла. Нет, прозреть её эмоции и характер - да, но ПОНЯТЬ, осознать, применить на себя, как применила в начале пути, конец которого они празднуют - нет, больше никак. Слишком точно попала в первый раз Вождь, слишком точно, что бы это не пролегло между ними водами Андуина. Ну и пускай.

 

А её люди оказались в замешательстве. Те из них, кто не был тут раньше. И виной всему были - столовые приборы. С ножами что делать они то знали, но маленькие трезубцы и прочее - брр. И не станешь же вождя позорить, жрать из общей миски руками - вот и поглядывали искоса на соседей, смотря, как и что есть. Впрочем, недолго они будут в таком замешательстве - еще по паре кувшинов на каждого, и подобные мелочи перестанут смущать.

А еда вся - роскошная, изысканная - а они и слова такого не знают, привыкшие к другой жизни - а им с собой лишних вилок-ложек не потаскаешь, каждая мелочь либо полезна, либо в продажу - а есть можно и руками, что тут некрасивого? Это вам не варвары с гор, которые пожирают мясо все измазавшись, тут можно и аккуратно, что бы лишнего не потерять и не потратить, жизнь сама научила их тому, что каждая крошка важна. И каждый лишний вес на коне или на спине муммака.

 

Трандуил сказал лаконичный тост, все выпили, а Милдред с людьми - с большим энтузиазмом. Пиршество казалось им чинным, даже слишком, хоть эльфы были легким и веселым народом - но это пока что. Вот, разойдутся, и покажут что такое пировать по-степному. И песни затянут, свои, то славные, то грозные, а то и вовсе - скабрезные. Даже скоро, наверное.

За своими наблюдениями женщина чуть не прослушала речь принцессы - а зря. И часть её звучало не оскорблением - пощечиной похлеще той, что она подарила наследнице Кханда в её дворце. Но ни слова, ни жеста, ни выражения глаз не выдало гнева, вновь распалившего угли её души.

Она поправила складки кафтана, пригубила вино... Да что ты успела понять, Сархи-Ур-Халит, впервые выйдя за пределы своего дворца и посмотрев на мою борьбу. Что ты успела понять - только то, что руки мои прольют кровь без сомнений? Я не воин, я не хочу им быть, и слышать я хочу о себе не как об убийце, а как о защитнице. Что ты знаешь, не жившая в мире, где тебя как кобылу отдают достойному жеребцу, что желает утащить весь твой род в добровольное и размеренно-счастливое рабство? Наши недопонимания - навеки наши, и нельзя их забыть только испив из кубка - и нельзя здесь значит не возможность - а долг. Если забыть о них, за следующее невольное оскорбление я убью тебя. Так что нет, Сархи-ур-Халит, будущая эльфийская королева - я буду помнить что ты иная. И что до понимания нам не дойти.

 

Милдред наклонила голову - Инас заговорила с ней, и это было причиной отвлечься. Очень желанной причиной.

- Они живут долго,  и по-иному видят мир, а наши жизни - быстротечны. Для нас их юность - старость, для них наша старость - детство. В этом разница. Они - не мы, но это не плохо. Скорее наоборот. Учись у них, дитя.

 

Это были первые слова которые она сказала за весь пир - и поняла, что говорить нужно и дальше. Поднялась, держа кубок в руках, обошла стол - что бы встать перед королем и его невестой, собрать все взгляды - волосы её, высыхая, ложились крупной волной на плечи и спадали ниже, а какой-то из бойких эльфов по пути успел украсить эту роскошь цветком.

Здесь, сейчас, её красота казалась чужой, режущей, а сама её фигура - слишком гордой, словно бы она - а не все они были здесь хозяевами. В этом было одиночество Милдред, в этом была вся её печаль - быть вызывающей, улыбчивой и чужой - раз она сама потерялась в своих отражениях, то и никто другой ЕЁ - настоящую - не найдет. Сейчас на них смотрела не вольная дочь своего народа - а какая-то другая, королева, уместная даже по левую руку от властелина Медной Цитадели - с тяжелым венцом на челе, в расшитых золотом и огнем одеждах.

 

- Лесной Король, друг мой, предоставивший мне убежище по нужде, и не попросивший платы за это - я надеюсь, ты будешь чтить наш договор - Она промолчала немного, подбирая слова, и, что бы не обидеть, подняла руку, словно бы с просьбой о тишине, пока она не продолжит,с просьбой не судить быстро - Не потому лишь, что я свою часть исполнила, а по велению своей души. Но не забудь при этом ради моего народа о своем - ибо тогда я стану хуже твари, охаживающей хлыстами спину раба. Я поднимаю этот кубок за нашу дружбу - пусть она не принесет нам вреда, и лишь укрепить то, что мы бережем более всего, тех, кто отдал нам свою веру.

 

Вождь отсалютовала кубком, и перевела взгляд на Сархи - и теперь снова не Вождь был перед ними, а женщина - точно такая же, которых много в её дворце, та самая наложница, прошедшая мимо стражи воровать ур-Халит. И улыбка её была хищной и голодной.

- И ты, будущая королева этих земель - я поднимаю чашу за тебя. За все платки что ты вышешь в ожидании мужа - пусть их будет мало, за всех детей что родишь, за все добро, что можешь принести этому народу. Не забывай свой род, и себя не забывай - но так же навеки запомни, кому ты теперь вождь, и кого призвана оберегать от того, от чего мужчина не убережет.

 

Она снова отсалютовала и отпила - ласковым был её взгляд на Инас, мягкой - улыбка, а глаза - печальны и темны.

- И ты, дитя - за твою верность и за твою свободу - пусть прошлое забудется - ты не рабыня более, и сбрось оковы со своей души. Верность - то, что возвышает тебя, а не пригибает спину к земле. Расти мирно, дитя востока, расти мирно и счастливо.

 

Женщина в последний раз отпила из кубка - и опустошила его, а после о землю бросила, и рассмеялась, запрокидывая голову. И пошла веселой походкой к своим, устроилась среди воинов, вздыхая полной грудью. Здесь было все таки как-то не столь церемонно, здесь было её место - и где бы не блуждало её истинное я - только тут и искать его. Среди тех, кто ей и семья и дети.

[Инас 296]

"Юность - это старость, старость - это детство, а наши жизни - быстротечны..." Инас всё никак не могла понять, что имела в виду Милдред - слишком сложно было ребёнку, выросшему среди одних только людей, осознать то, что есть иные, по-иному живущие, по-иному видящие.

Но она поняла. Поняла, на что Трандуил, лесной король, обрёк себя, выкрав прекрасный, хрупкий цветок - мимолётное сияние, короткий всполох света, так скоро гаснущий в тяжёлой, густой, ворочающейся черноте времени. Девочка подняла взгляд, настороженный, внимательный, на сребровласого эльфа; тот точно бы и не слышал слов своей возлюбленной, бледная, неподвижная маска печали и горечи - разъедают сердце, терзают грудь физической болью - застыла на его лице, солёный, ревущий океан бушевал в опущенных, невидящих очах, и будущее, страшное, страшное будущее тяжёлой, непосильной ношей легло на плечи вторым плащом, второй королевской мантией.

"Зачем же пошёл на это?.. - в недоумении думала она, не спуская испытующего взгляда тёмных глаз с эльда. - Знал, что грядёт, знал, что впереди боль, много боли, но не остановился... А она? - Инас вгляделась в светлое, чистое лицо умиротворённой, счастливой - радостью полнится всё её естество, не сходит с лица улыбка - принцессы, будущей королевы лесного народа, но не нашла в нём печали. - Ведает ли, что никогда им не умереть в один день?.."

Но вот её госпожа, точно бы осиянная внутренним светом, окружённая золотым ореолом парящих под высокими, расшитыми узорами созвездий сводами огней, обратилась к ней - маленькой, подавленной, испуганной тем, что сказала ей кочевница из моря Рун - с ласковыми, исполненными нежностью словами, и мимолётная, недолгая улыбка заиграла на детском лице; но в глазах - печаль, плещется, прибывает, и сдавливает кто-то горло холодными пальцами, не давая вздохнуть.

- Милдред… - в бессилии прошептала девочка, но Великий Вождь уже оставила своё прежнее место, уже шла - гордо и смело, высоко поднимая голову - салютуя кубком с молодым вином влюблённым, и та промолчала, опустив голову.

Речь смолкла - слабая улыбка мелькнула на детском личике, и засветился благодарностью за слова её взор, - и Инас осталась одна за большим столом, одна перед рядами пирующих, одна в тёплом свете фонарей, в холодном свете небесного серебра.

И вдруг зазвучала песня, песня точно без слов, рождённая ветром и метелью, сложенная из осколков льда и молодой луны, что острым когтем косила звёзды, тканная сребром да седой паутиной. Песня древняя, звенящая под сенью ночных небес, эхом перекликающаяся меж стройных колонн, высоких арок, льющаяся, бегущая, летящая. Лесные эльфы танцевали под звёздами, водили хороводы средь их земных близнецов-фонарей, пели, улыбаясь своему счастию, рука к руке, прославляя вечный небесный свет, короля с королевой, великий Ласгален.

Они звали, звали её за собой, в танец, в круг хоровода, звали стать частью песни, частью их радости, их празднества. И она не могла отказать, хоть и холодом сковывала грудь тревога, и вступила в круг, и танцевала, танцевала, танцевала, кружась, вскидывая голову к потолку, к завихряющимся россыпям небесных светил, подставляя руки их свету, щурясь от некоего нового чувства, зарождающегося в груди – точно бы внутри неё самой зажгли крошечный огонёк, точно бы сама она – одна из ярких, мерцающих, вспыхивающих в ночи искр, одна из вечноживущих, такая же беззаботная, весёлая, прозревающая в суть вещей, знающая нечто, что связывало её, связывало эльдов с этим лесом, с этим небом.

До самого рассвета – как никогда ясного и чистого, дрожащего водой в чаше ворожеи в пламени свечи – водил лесной народ хоровод, воспевая благосклонность небес, вспоминая былое да загадывая на будущее.

Инас отчего-то не желала спать; накинув на плечи чей-то плащ, сунув в наплечную сумку завёрнутые в салфетку сушёные фрукты, пару медовых лепёшек и несколько долек шоколада – скорее по привычке запасать на чёрный день, нежели из желания есть, - она никем не примеченной тенью выскользнула из дверей, пролетела коридор и, чуть встрёпанная, запыхавшаяся, замерла на верхней ступени лестницы у ворот, когда солнце простёрло к ней огромные мягкие крылья, подставила северному ветру лицо и, наслаждаясь его холодными поцелуями, сама вскинула руки навстречу ему, навстречу утру, навстречу свету.

«Расти мирно, дитя востока, расти мирно и счастливо».

Девочка прикрыла глаза веками и улыбнулась – безмятежно, легко, светло. Птичий пересвист, трель и щебет полнили её изнутри чем-то большим, звонким, морозным, и она всё смотрела, смотрела, как поднимается солнце над деревьями, как прогоняет оно тьму с небес, с леса, из её груди.

И вот – летит по лестнице, быстра и беспечна, вниз, к садам, раскинувшимся подле дворца лесного владыки, не ведая той грусти, что томила, глодала изнутри, не зная, что бежит по следам своей госпожи, своего новоявленного господина, туда, где кроется сказка, где кроется чудо.

 

Переход в Рогатый Двор [Дворец Трандуила]

 

[spoiler=Мне кажется, именно такой должна быть музыка эльфов. Пусть сопутствующее видео и не по теме, но мелодия зацепила.]

 

[Сархи 284]

Привкус другой, прошлой жизни из дворца был в словах Милдред к принцессе.
Я не забуду, дочь степей. Ни своего рода, ни себя, ни тех, кого люблю.
Колкие воспоминания о людях, о доме, о всем, что она оставила, вынырнули наружу со словами Вождя, повиснув на шее камнем. Но прикосновение Трандуила отогнали горечь этой минуты и принцесса ответила Милдред той же теплой улыбкой, которую дарила всем. Но в душе что-то менялось, как в тот день, когда решилась таки заявить свои права на трон Кханда, как в тот день, когда она встретила Трандуила и потерялась в его глазах, словно среди сказок, ведь до этого момента существовало как бы два мира. Тот, в котором были только они. И реальный, который населяли все другие люди и эльфы.
Но сейчас серая ширма начала спадать из реального мира, соединяя их в одно. Маленькую принцессу надо отпустить, чтобы не замерзнуть в снегах севера, пусть лучше останется во дворце, вдыхая жаркий пыльный воздух юга, пусть останется воспоминанием, а королева будет здесь, под сенью темного леса, но рядом с любимым, любовь к которому пылает ярче и горячее солнца. Она же убережет их обоих и разгонит тьму.
- Конечно, Ваше Величество. Мы столько лиг проехали на одной бедной лошадке, что теперь будет полезно прогуляться пешком. И мне очень интересно увидеть Ваши любимые места, если вы готовы поделиться этой страшной тайной с кем-то еще. – смеялась Сархи, покидая пиршественный зал вместе с королем.

 

Королевский сад [Дворец Трандуила]

[Мёдвейг 455]

Где бы не блуждало оно, истинное её "Я", оно только здесь и обретется.  Она вышла на путь, который сама же и проклинала сейчас, в разуме своем - проклинала до слез и до крови - потому что только из них родится свобода. Надо выучить их язык, надо научиться сплетать так же ловко слова. Надо вспомнить шаманов и звать их голосами ветра, нужно уметь...

И умереть до того как её солнце закатится. Красиво, обязательно красиво. Люди с мягкими сердцами её не поймут, не смогут - а в жестких сердцах такое не родится, и...

Слишком много многоточий, тесно, душно вдруг в этом зале. Умершие нелюбимыми и жившие любимыми стояли перед её глазами - вся её семья. и весь её народ, часть которого спрятана далеко - пусть её сестра и её побратим, благословленный стать мужем и новым вождем - пусть они хорошо позаботятся об оставшихся. Они рождены для мира.

А она, видимо, для войны, и те кто пируют сейчас с ней - пища для воронья. Как и она, и пусто тут горевать, хватит и принятия.

 

Милдред встала, и укуталась в подбитый мехом плащ, протянутый одни из верных. Как легко они читали её желания, словно бы богом она была им - это ранило её, почему-то. Видно, то как она говорила с вечными пока что вознесло её над ними - и это слишком больно, когда в глазах взрослых детей родится столь слепое почитание.

 

Вождь вздрогнула, и направилась прочь из пиршественной залы, огибая танцующих эльфов. Ей необходимо было вздохнуть воздуха и тишины, напиться ею, позволить своим людям самим понять хозяев этой земли - не имея моста, им придется самим погрузиться в реку эльфийских жизней, самим понять и вновь позволить своему Вождю быть не повелительницей им - а частью, щитом и мечом, той что жертвует собой ради них. А не той ради кого нужно жертвовать всем. Ради одной снисходительной улыбки. Да, она утрировала сейчас - и сознавала это, но путь, на который встали они вел именно к этому.

 

Врата [Дворец Трандуила]

[Инас 296]

Много, неисчислимо много народу вокруг, все чужие друг другу, и все сейчас вместе на этом празднестве: гномы, эльфы, люди со всех сторон света - и все они, кажется, на время забыли свои споры, крамолы, войны; и вместо дыма, смога, крови, обагрившихся военных мундиров - смех, искрящийся в свете садовых фонарей снег, длинные подолы сверкающих великолепием платьев, парадные костюмы, всеобщее веселие - звенящим воздухом, громкими голосами.

 

И она - между Вождём и Королевой, наравне со всеми; и не может сдержать улыбки, потому что величайшее для неё счастье - то, что рада её госпожа, её владычица, и смеётся вместе со всеми, не может насмотреться на новоявленную царицу Эрин Ласгалена.

 

Инас едва ли уделила внимание еде - за последние недели она отчасти отвыкла от раздирающего изнутри чувства голода и отучилась прятать пищу по углам комнаты и в карманах одежды; так, попробовала мёда с фруктами и сыром, отломила сладкого хлеба ломтик да отпила немного из своей кружки с чаем.

 

Девочка встала со своего места; не замечает обращённых на себя взглядов, идёт легко и плавно, на плече - длинное подобие факела о двух концах, в руке - кубок с вином, не для питья; одна лишь Ауриэль, ставшая ей близкой подругой, знала, что на уме у девочки, и именно она передала ей нужные вещи почти сразу после церемонии.

 

И вот она уже посреди огромного зала, в кольце столов, маленькая, со стелющимися за спиной белыми крыльями плотно запахнутого мехового плаща.

 

- Нет у меня ничего, кроме собственной жизни, владыки лесные,- громко, подавляя дрожь в голосе, проговорила она - а смотрит прямо, смотрит смело, сжимает в руке свой посох. - Я могу дать вам лишь свои слова. Я желаю, - девочка отступила на шаг, обращая взгляд - пламя вперемешку с золой - на собравшихся под сводами зала, - чтобы любовь никогда не остывала в этих двух сердцах!

 

Ударила жезлом об пол, взмахнула рукой - и занялся огонь, расцвёл в её руках прекрасным цветком, опасным, манящим, гипнотизирующим, и танцем своим, подобно змее, завораживает, притягивает взгляд; в стороне остался белый плащ, расшитый серебром да звёздами, и вновь она - Инас, служанка из Шейм-эр-Флинге, в оранжевых шароварах с широким поясом-кушаком, босая, звенят монисты браслетов, непослушные пряди волос лезут в глаза, тонкий, гибкий стан охвачен расшитой золотом тканью лифа - решила показаться во всей своей красе, она, Пришедшая С Юга - и похожа сейчас не на верного пса, не на лебезящего раба, не на послушного слугу: она - комедиант, она - вольный ветер, танцующий с огнём, она - факир, который приходит и пляшет для господ, когда угодно ему самому - не придёт на зов, не останется в четырёх стенах.

 

Пламя мечется, пламя танцует, взметается ввысь, опадает раненой птицей, поднимается вновь; шипит, вскрикивает, ревёт, трещит, вторит древней песне без слов, песне с одним только мотивом, песне южных пустынь, сухого острого ветра - осколками по лицу и рукам, - безжалостного солнца, рассыпанного по черному небу жемчуга. Она - песня, огонь, юг, стелется, встаёт, запрокидывая руки, ударяя в невидимый бубен, обжигая взглядом, сеет искры калёным железом, сеет пламя алой кровью из собственных рук.

 

На миг отвлеклась, пригубила вина, поднесла факел к самому лицу - отражается в чёрных очах дикой шаманской пляской - и выдохнула пламя в звёздное небо потолка; огонь извивается ослепительной лентой, гибким драконьим станом, лижет луну, глодает крупное серебро небесных светил.

 

Длинный шест летает меж пальцев, чёртовым колесом возносится под самый потолок, задевая созвездия; она ударяет пятками об пол, ведёт с пламенем свой хоровод, свою песню, на лице - улыбка, и внимательным взглядом вопрошает: "Помнишь ли, королева, помнишь ли, Сархи-ур-Халит?"

 

Инас знала, что та помнила. Помнила заклинателей змей и укротителей огня, метателей клинков и глотателей ножей, помнила их представления в своём дворце; и этим она ставила точку в истории принцессы Сархи, в последний раз - подобно прощальному, самому яркому всполоху ночного костра - произносила здесь имя Кханда, в последний раз упоминала свой дом.

 

Другие знать не могли: лишь неверные слухи да обрывки песен доходили до севера о грандиознейших, величайших представлениях комедиантов южных земель; не появлялись они в степях и лесах, не заходили в предгорья, дом их – пустыня, знойная, безжалостная и безразличная к своим детям.

 

Пламя упало, поблёкло, шипя в руках девочки обозлённой змиицей, и умерло; а та стояла неподвижно, преклонив колено, приложив руку к груди, опустив голову в нижайшем поклоне.

 

Прошла на своё прежнее место, села тихо, пригубила мятного чая; странно спокоен взгляд, точно и не было ничего – только чуть обожжены пальцы да виднеется на щеке тёмный след поцелуя огня.

 

[spoiler=Настоятельно рекомендуется к прослушиванию]

 

[Норнориэль 805]

Фэнэк завел Гилнарниэль в зал для пиршеств. Эльф и человек шли среди последних гостей. Ища свободное место рядом с остроухими, решив пойти на уступки, дав ей повеселиться с сородичами, южанин сперва немного застопорился, вспоминая что делать, а потом, словно ничего не произошло, отодвинул стул для Гилнарниэль, усаживая ее как показывал Зафар. Пока что все шло неплохо и старый харадрим уже заслужил ящик вина. Сев рядом на свободное место, южанин начал предаваться безудержной скуке, глядя в самый конец столов. 

 

На одном конце восседали король с королевой, а рядом с ними тот, кого узнал бы даже самый последний червь из орочей ямы, эльф-легенда, чьего имя по слухам побаивается даже сам Ангмарский чародей. Южанин немного выпал в осадок, ведь он хотел позже подойти к Трандуилу и обсудить с ним наболевший за пару недель вопрос. Повернув голову в другой конец стола, где сидели последние из числа гостей, в том числе его всадники, которые уже успели надраться в стельку, вождь всадников стал ждать беды. И не зря. Пара пьяных всадников не поделили что-то и схватились за оружие. Повезло, Зафар был рядом и за пару секунд успел не только разоружить буйных но и воспитать каждого отрезвляющим ударом в глаз, произнеся, таща обоих подальше от стола для воспитательной беседы.

- Все хорошо, Зафар рядом. Зафар уметь воспитать этот воины. Гулять дальше. 

 

Названная сестрица сидела также подле короля и королевы, а рядом с ней молодой вождь Рохана. Его отец был правителем куда намного сильнее. Это единственный роханец которого Фэнэк уважал и любил как врага. Союз Милдред с Теодредом может стать выгодным...  

 

Дождавшись подачи еды, опустив литам на шею, Фэнэк ухватился за нож с вилкой как дикий человек. Эту часть уроков этикета всадник пропустил, как и вице вождь. Глядя то на свои руки, то на нежные ручки Гилнарниэль, недовольно крякнув, он все же совладал с правильным захватом столовых приборов. И вот пришла пора съесть кусочек мяса чей слегка островатый аромат приятно щекотал нос. Скрипнув ножом по тарелке, харадрим замер. Множество недовольных взглядов заставили его отложить приборы.

- Потом поем, как все нормальные люди, - выдохнул он, пригубив вина, осушив залпом бокал, подливая еще. Также тошно ему не было еще никогда, - Какие же пиры без драки? Зафару хорошо, вон уже четверых успокаивает, а я? Сижу рядом с этими остроухими. До чего же они напыльщенные индюки. Вы только посмотрите на это. Вот этот вот, с противно спокойной мордой, выжрал уже третью бутылку вина! И все такой же противно невозмутимый зануда. Я бы как минимум уже смеялся  травил байки про мумакима который смог. Иногда я понимаю орков. Такое пережить не каждый может, а те твари слабаки. А ты? Ледышка, тебя любишь, но нет, мы гордые, мы не знаем что такое любовь, вернее знаем, но предпочитаем казаться крепостью. Ничего, и не такие форты брали. - передразнил мысленно сидящую рядом воительницу похлопав ресницами, изображая ее, а затем вновь невозмутимо посмотрел на нее, когда та обернулась к нему, закончив разговор с эльфом-соседом.

- Развлекайся, я пойду зарежу всех во главе стола, - пошутил Фэнэк, вставая из-за стола, направляясь к столу виновников торжества.

 

- Сестрица, какой прекрасно мерзкий праздник, не найдется ли у тебя яду? - произнес на харадском Фэнэк, зная что Милдред наверняка поняла о чем он, - Я смотрю ты времени даром не теряешь. Это же Теодред?

Южанин кивнул предводителю Рохана.

- Фэнэк, - представился без титулов и прочих званий. Не положено. А затем харадрим приблизился к лесному королю и королеве.

- Лесной король, королева. Гроза девятке - кивнул всем троим в знак приветствия, - Могу ли я просить у его величества, - две недели прошли не даром, Фэнэк с горе пополам научился хоть каким-то манерам, - Могу ли я просить у его величества о милости по отношению к Гилнарниэль. Я приношу извинения _{(сенсация!)}за свою дерзость при первой встрече. И очень прошу отменить ей наказание. Я не хочу привязывать ее к себе. Она мучается со мной. _{(к-к-комбо, эгоист подумал о других)} 

[Сархи 284]

Гости уже вошли в богато украшенный зал, и расселись по своим местам. Сархи, которая весь день почти ничего не ела, поняла, что из-за волнения у нее совсем пропал аппетит, несмотря на все вкусности на свадебному пиру. Выпив немного вина, она все же заставила себя немного поесть, попробовав нежного мяса перепела и жареной форели. А затем снова принялась за вино, как самое привычный и любимый напиток. 
Она то и дело заглядывала на гостей, сидевших рядом с ними за главным столом. Некоторые были уже знакомы, как Инас, Милдред и ее брат Дамир. Некоторые были вполне привычными для девушки, как например двое суровых с виду мужчин, что сидели рядом с Вождем и еще двое со стороны короля. Высокий золотоволосый эльф, сидящий возле короля, отличался от других эльфов. И отличался от Трандуила, как теплое солнце против зимней вьюги. Королева же с улыбкой отметила про себя, что выросши средь знойной жары и солнечного света, сейчас ей более всего была мила именно зима. Но она никогда не думала, что эльфы делятся на разные народы. Как люди, например на кхандцев, вастаков, харадрим и северян. Но, пожалуй, самыми необычными были гномы, которые с большой охотой ели и пили, но все равно время от времени бросали подозрительные взгляды на остальных. Сидя за столом их особенно выделяли только длинные густые бороды и некоторое подобие манер. Хотя надо признать, у двоих гномов за главным столом с этим было получше. Об остальных отличиях королева старалась не думать, чтобы не глазеть на гостей и случаем их не обидеть. Еще одним, на кого Сархи старалась поменьше смотреть с удивлением, был Гримбеорн, предводитель племени беорнингов. Король упоминал о них. Но, как оказалось, услышать и увидеть – это разные вещи. Впрочем, новой королеве эльфов уже давно стоило привыкнуть к этому. 
А смотря на компанию, что собралась с ее стороны и, зная характер Милдред и ее брата (все же они были одной крови), Сархи не сомневалась, что им то скучно не будет. 
Ей же не приходилось скучать с Трандуилом. Время от времени отвлекаясь на гостей, она ловила на себе его взгляды и отвечая улыбкой и любящим взглядом. Она думала о том, как непривычно, но естественно теперь для нее звучит слово муж, в отношении короля. Они перебрасывались несколькими словами, но общее веселье, музыка и громкий смех, звучащий со всех уголков пиршественного зала все равно бы не дал им нормально поговорить. 
Но потом Инас незаметно для Сархи выскользнула со своего места, и девушка увидела ее уже посреди зала. Королева с благодарной улыбкой кивнула девочке на ее пожелание. Но ее номер оказался полной неожиданностью. Сархи с приятной грустью и ностальгией смотрела и ловила каждое движение девчонки, которая на пару минут магией своих умений снова перенесла ее в родной дом. В их родной дом. Вот снова юная царевна кханда сидела и с восторгом наблюдала за выступлением странствующих фокусников, циркачей или магов, как многие из них себя называли. И выступления, которых приводило всех жителей дворца от слуг до царской семьи в одинаково сильный восторг. И эти воспоминания были счастьем. Иным, чем с Трандуилом. Они были все еще детским почти наивным счастьем, которое слышно в громком радостном смехе. Инас закончила выступления, пламя погасло, и принцесса снова уступила место королеве. Когда же девочка снова села на место с абсолютно невозмутимым видом, Сархи повернулась к ней и крепко обняла. 
- Спасибо, Инас. Это лучший подарок. – она тихо прошептала это на девочке на ушко и, незаметно для остальных, стерла с лица слезу. 
Сархи повернулась к Трандуилу с радостной улыбкой. Прошлое уходило, оставаясь позади. Весь мир уходил. Оставался только он. 
- Праздник великолепен, любовь моя. 
И уверенность в этом не прошла, даже когда она увидела харадрима с обожженным лицом, который направлялся к их столу. Сегодня юная королева радовалась всем у и всем, и этому злому мужчине в том числе. 
Первым делом он обратился к Милдред. И Сархи была бы даже рада говорить с ним, если бы не слова что он произнес. Глупый, мерзкий... Язык Харада, что лишь немногим отличался от кхандского, Сархи понимала с детства. И сейчас эти слова, да еще с уст этого человека вызвали в королевы дикую ярость. Но усилием воли, она заставила себя моментально взять себя в руки. Ни одна, даже самая бешенная собака не испортит день моей свадьбы. Даже, если придется самолично сжечь все, что в нем осталось от человека.

Подозвав служанку, что проходила мимо, Сархи приказала налить в кубок вина и подать южанину. 
А тогда подняла свой кубок с вином, смотря на мужчину. 
- Лучший и самый смертельный яд для почетного гостя. - с лихорадочным огоньком в глазах, но все той же умилительной улыбкой на лице, произнесла Сархи на языке Харада, а потом снова перешла на всеобщий – Пей во славу Короля и Королевы! 
Или клянусь всеми богами, я заставлю тебя выпить настоящего. И тогда увидим, сколько у тебе от ядовитой змеи и сколько от человека.

[Мёдвейг 455]

Трандуил, ушастый пройдоха, усадил её на почетное место а рядом - Теодреда, и это было приятно. Вот так - тянуть нить с Востока до Эрин Ласгалена, и протянуть её через Рохан... Женщина прикрыла густо накрашенные сурьмой глаза, и улыбнулась, снимая плащ. Пожалуй, все выходит слишком хорошо.

Под плащом оказались одежды, достойные вождя - штормового синего цвета, украшенные золотой вышивкой, в разрезе юбок мелькают шаровары, а в разрезе шаровар, скрепленных золотыми пряжками - сильные бедра. Рубашка - ровно что бы грудь прикрыть, рукава, разрезанные от плеча до запястья тоже скреплены пряжками - пожалуй, она могла вогнать в краску многих мужчин этими одеждами танцовщицы. Будь у неё чуть меньше вкуса - выглядела бы вульгарной, а так её облик не портили даже тонкие нити шрамов у ребер и на спине.

 

С достоинством устроившись на положенном месте, она и головы к Теодреду первое время не поворачивала - только улыбалась весело и лукаво, а потом взяла и обратилась к брату, что сидел за Ярлом, едва ли не прижимаясь к тому.

 

- Как тебе празднество, Дамир?

 

Это был танец на одном месте, шаги по спирали - она помнила, но играла, подзадоривала - поймай, ухвати ветер за хвост, тогда и закружит, и приластится. А не захочешь ловить, так не беда - просто обнять достаточно, утихомирить - Теодред уже однажды протянул ладонь, и она, без лишних слов отдала себя, словно тысячу лет ждала одного этого мига.

 

Остальные пока не трогали её - разве что Фэнэка взглядом нашла, да и к гномам присмотрелась - только когда с пламенем взвился танец Инас ожила, потянулась вперед, ловила движения её любовно, в памяти пляску ребенка сохраняя - сопоставляя, и дракоьей песней дуновения ветра оборачивались, духом свободы - вот руки вскинула, а к ним огонь кошкой ластится, скачет вокруг, сплетается...

Щелкнула пальцами, хлопнула ладонями, зазвенели браслеты, поймала ритм, подыграла, не недоверием - собственной жаждой сейчас, к ней, подхватить эту пляску, вплестись в нее, но нет - такие дары нельзя портить, примешивая чужой дух, смотри и терпи, а как сядет рядом - склонись и собери с её лица огненные поцелуи похолодевшими пальцами.

 

А там и названный братец подошел - в своей манере обратился - Милдред усмехнулась и ответила, помедлив, язвительно улыбаясь, на харадском же отвечая.

- Как можно его растрачивать впустую, когда здесь ты? О нет, это было бы трагедией. Да и потом, драки в самом начале пира? Дай сначала напиться.

На вопрос о Теодреде не ответила - чуть отвернулась, поднося руку к лицу, прикусывая большой палец, глаза лукавые чуть опустила - сам все уж понял, зачем отвечать, когда молчание окажется веселее.

На беду Фэнэка, Сархи тоже понимала харадский, но не поняла шутки, и решила отреагировать... недобро. Вот тебе и драки, названный братец, но не с невестой же! Картинка в голову пришла еще более весела чем вся эта сцена - Фэнэк с просьбой, Сархи с "ядом", Милдред с чувством юмора. Спасать названного брата было сложно -женщина ткнулась в кубок с вином, затряслась от беззвучного смеха, а, отсмеявшись, произнесла по-харадски.

 

- Так я же еще плеваться им не начала, Сархи, а ты уж сцедить успела? Кошмар! Позор для меня, ныне не я первая ядовитая тварь вечера...

 

[Дамир 145]

Ярко освещенный факелами и чудными эльфийскими светильниками пиршественный зал. Высокий, просторный. В нем можно дышать. Он не давит и не гнетет стенами. Он похож на лес. Колонны, что стволы высоченных дерев, кроны которых не видишь, как бы ни задирал голову. На потолке раскинулось ночное небо. Нет, не настоящее, но искусно выполненное. И тысячи, тысячи огоньков, умело подвешенных в воздухе или парящих там по волшебству. Они напоминали стаи светлячков, мигающих, сверкающих. И из-за их неверного света казалось, что звезды на потолке тоже мигали. А ковром под ногами служила не лесная трава или опавшая листва, но каменная плитка.

Истерлинга завораживала эта праздничная, волшебная, лесная, эльфийская атмосфера. Но когда носа достигли манящие запахи разнообразных яств, все мысли о нежном витиеватом узоре на правом столбе в третьем по счету ряду от середины вылетели из его головы. Как же он проголодался! О небо, наконец, все прелюдии подошли к концу и можно было заслуженно сесть на отведенное место и набить живот отменной и изысканной пищей. Он заслужил!

"Как будто сам женился", - с усмешкой подумал Дамир, осматривая стол и гостей.

К его удивлению он оказался между двух уже знакомых ему коневодов. Конечно, тот факт, что наглеца посадили рядом с Милдред, ох как не понравился Дамиру, но с другой стороны, сестренка была уже давно не маленькой.

"А мне даже идти далеко не надо. Удача со мной", - он потянулся к кубку, в котором плескалась белесая жидкость со слегка кисловатым, родным запахом. Как давно его губ не касалась она. Каким бы сшибающими с ног ни были кабацкие эли, какими бы изысканными ни были вина, ничто не могло затмить в памяти вкус родного напитка, пробуждающим особые чувства в душе, поднимающим, казалось, давно забытые воспоминания, затмевающим рассудок получше всякого иного хмельного напитка. Осушив кубок одним залпом, Дамир потянулся к мясному пирогу.

Настроение было лучше некуда. В конце концов, это свадьба, праздник, начало новой жизни, следующая ступень на пути. Так почему бы не порадоваться за молодых?

- Ты родом из Рохана, не так ли? - как бы между прочим спросил он Теодреда. Раз уж сидят рядом, то сами небеса велели познакомиться поближе. Да тут еще и повод есть. Голос его звучал уверенно, негромко, чтобы не мешать остальным, но коневод прекрасно слышал его. - Старый знакомец лесного царя?

Стучали кубки, звенели вилки с ножами, лилась неспешная речь. Гости постепенно разбивались на группки, общаясь со своими соседями.

Милд наклонилась к нему, перегнувшись через коневода, как лоза по стволу ползет. Или змейка.

Играешь, сестренка? И не только со мной.

Проглотив кусок тающей во рту форели, Дамир кивнул, не глядя на нее.

- Недурно, Милд. Теперь я верю, что эльфы знают толк в прекрасной выпивке, - перевел взгляд на сестру, лучезарно улыбнувшись. - Но пощади нашего соседа, - рассмеялся, искренне, вступая в игру охотно. - А то же он еще смутится от нашей дикой кочевничей манеры.

Подмигнул, скрыв улыбку очередным кубком.

Пляска. Свой танец. Не один, не с парой. Втроем танцевали они. Опасный, напряженный, полный эмоций. По лезвию ножа ходили, но это лишь раззадоривало, подстегивало, поддавало пылу. Взгляд, улыбка, движение. Подойти вперед и отойти назад. Удар в бубен. Звон украшений. Пятка взметнула пыль. Сабля разрезала тончайший шелк.

И вот вышла на центр зала девочка Инас, и как объединяющее звено, связало всех, сцепило невидимой цепью. Не было у нее такой цели, но произошло это неосознанно, и именно от этой искренности обрело силу и мощь. Завораживающий танец - танец огня и свободы. Огненной бязью шел ее шаг, но красноречивее всех движений были глаза. Смотрящие на королеву, только на нее, но импульс дающие всякому живому. Даже тому, кто не мог заглянуть напрямую в них.

Задумчиво замер истерлинг, поглаживая подбородок. Синие глаза, глаза степного хищника, смягчились, затуманились. Смотрели неотрывно на сгусток энергии и эмоций, что представляла собой девочка, но и будто смотрели сквозь. Словно унесся, ускакал кочевник на резвом коне далеко-далеко, и лишь столб взвинченной пыли поднимается к небесам.

Не сразу обратил он внимание на харадримца, "брата названного", подошедшего к королевскому столу. Все волшебство, подаренное жарким югом, недетской прозорливостью и умением, исчезло, испарилось, как пропадает перед умирающим от жажды блаженный, колеблющийся оазис с озером воды.

Черные брови сошлись на переносице.

Давай. Спровоцируй.

- Сестрица, какой прекрасно мерзкий праздник, не найдется ли у тебя яду?

Королева встала, Милд ответила. Каков танец! Хоть и с фальшивенькой.

Не отводя взора от харадримца, поднялся и кочевник, выпрямился во весь рост. Хищная улыбка скользнула по губам. Они обмануть могут, как и слова, но глаза... глаза прятать он не умел. И не хотел. Подняв кубок над головой, он произнес, но тихим, стелющимся шепотом, обволакивающим того, кого не отпускал из тисков черной синевы.

- Неужто не хватает яду змее? За песчаных змеек и ужей.

Последнее слово с нажимом. К нему, к "брату" обращенное. И осушил кубок, но в этот раз неторопливо, не отводя глаз.

[Торин Дромангорг 315]

Написано в славном соавторстве

добрых братьев Дромангоргов.

Позорная церемония завершилась. Ряды гостей начали стремительно редеть. И спустя некоторое время, когда все отправились в сторону зала для пиршеств, вслед за аппетитными и чудесными запахами торжественного обеда, в саду остались лишь прислуга - пяток остроухих - и делегация гномов. 

Пока все расходились, бородачи успели обсудить, наверное, всё на свете. Опять обсуждали свадьбу, обсуждали дела Федерации, обсуждали погоду, обсуждали эльфиек (опять пришли к выводу, что эльфы во всё уступают казад), обсуждали будущее, обсуждали прошлое, обсуждали возможные блюда на грядущем обеде, обсуждали… Обсудили все на свете, в общем. Когда темы для разговоров закончились, Дромангорги и их спутники направились в комнаты нищенской хибары Трандуила, которую тот по какому-то недоразумению именовал дворцом. Прямиком вслед за каким-то странным харадримом, совсем уж неясно как оказавшимся на свадьбе у лесного короля. Единственное объяснение, которое нашёл Торин - парень помогал остроухому принцессу воровать. Над шуткой посмеялись все, кроме самого южанина. Наверное, шутить надо было не на кхуздуле. 
Лони, Мони, Фони, Сони, метнитесь кабанчиком за сундуком. Пришло время вручать молодым их свадебные побрякушки.
Четверых самых молодых гномов как ветром унесло. Уж что, а субординация была железной.
Зал для пиршеств встретил их запахами жареного мяса, свежего и ароматного хлеба, крепкого вина и конечно же хмельного пива. Шум, гремевший в зале, разносился во все уголки дворца. Братья окунулись в эту “теплую” и “дружественную” атмосферу, устроенную сотнями растреклятых эльфов. 
С удивлением, казад обнаружили, что никто еще не успел преподнести королю и новоиспеченной королеве свадебные дары. Зато четверка бородачей как раз подоспела и они пришли не одни. Вереница гномов шла пара за парой и они выходили к середине зала. Каждая пара держала громадный и тяжелый с виду сундук - исписанный причудливой вязью, инкрустированный ценными металлами и драгоценными камнями  - они с чудовищным грохотом опускались на пол, выстраиваясь в один ряд и привлекая внимание и хозяев этих палат, и гостей. Братья Дромангорги выступили вперед, а остальные гномы выстроились вдоль череды сундуков. Голоса близнецов были слышны в каждом уголке просторного зала.
- Владыка Трандуил! Прекрасная Сархи! 
- Дорогие молодожены!
- Мы желаем вам и дерева, и чугуна! - Лони отворил два сундука, забитых редчайшими породами дерева.
- И стали, и олова! - третий и четвертый сундуки был наполнен лучшими гномьими мечами, кинжалами и доспехами.
- И бронзы, и серебра! - эльфы не верили своим глазам. Казад притащили в Чернолесье старые реликвии народа эглат, захваченные у них еще во времена первой эпохи.
- И золота… - последний сундук, самый тяжелый из них, отворился и внутри оказалось целая гора самого тяжелого и благородного из металлов.
- Всех названий годовщин не помним…
- Но желаю вам встретить и отметить их вместе!
- В любви и согласии.
- С Днем Свадьбы вас! - провозгласили гномы синхронно и осушили кубки. 
Трандуил, обрадованный самыми богатыми дарами, усадил братьев Дромангоргов ближе всего к себе, исключая лишь одного громадного эльфа, старого знакомого гномов.

- Смотри ка, братик, эта дряхлая легенда предначальных дней не рассыпалась, пока дотопала сюда из дома Элронда Недоэльфа.
Казад быстро узнали в разодетом в белые тряпки остроухом самого напыщенного, прославленного и злобного из всех имладрисских эльфов, тогда Глорфиндель попил из них не мало крови и даже выпроводил любвеобильных братьев за скалу Каррок, подальше от эльфиек Ривенделла. Торин, не расстававшийся с подарком Уст, видел вокруг квенди ореол мягкого пламени. Благостный, отсутствующий вид Лаурефина позабавил братьев.
- Оссанна тебе, Златовласка! Да будет славен патрон Дома Ромашки! Как делишки у ватаги карнингульских бездельников?

[Теодред 240]

Милдред заметила его и улыбнулась. Узнала. Помнила. И это было самое прекрасное мгновение в жизни Теодреда. Ярл воспрял духом, улыбаясь во весь рот. Радость праздника захлестнула его с головой. И не заметил он злобного взгляда брата своей любимой. Но от Скадифаха ничего не укрылось. На то он и был телохранителем. Роххирим отошел чуть назад, чтобы держать все окружение под контролем, и не подпустить к правителю ни одного человека с дурными намерениями...

Тем временем, акт бракосочетания завершился. Гостей переместили в роскошный зал, где празднование продолжилось не менее роскошным пиршеством. 

С умыслом, или без, но Трандуил усадил Теодреда рядом с Милдред. Эомер сидел следующим после восточанина. Теодред дружелюбно кивнул мужчине, а вот Скадифах, который остался позади ярла, напрягся. Это был именно тот человек, прожигающий ярла злобным взглядом...

Милдред была прекрасна в своем праздничном одеянии. Но, сперва, Теодреда слегка расстроило и озадачило то, что девушка не обращала на него никакого внимания. Однако, после того, как Милдред прижалась к нему, заговорив с человеком, что сидел рядом, после того, как увидел ее улыбку, все понял и тихонько улыбнулся своим мыслям. Теодреда сбило с толку различие в характерах восточан и роханцев... Милдред играла с ним, и это доставляло ей удовольствие... И это нравилось Теодреду.

Восточанину, который представился Фэнэком Теодред кивнул и представился в ответ. На вопрос соседа ответил глядя ясным взглядом в темные глаза восточанина.

- Нет, приглашение Лесного Короля было сюрпризом для меня. - Теодред, наконец, дозволил себе некоторую вольность, и нежно приобнял Милдред, - Но, я думаю, что истинная причина здесь, как и я.

Теодред повернулся, заглядывая Милдред в глаза.

- Я скучал...

[Гилнарниэль 222]

Девушка прошла в зал, ведомая под руку харадримом. Ее несколько удивило его поведение в саду, он был молчалив и задумчив, но видимо принял правила этой игры, так как в пиршественных залах присоединился ни к своим людям, а провел эльфийку к столу ее сородичей. Этот факт порадовал деву синдар, план ее пока что удавался на славу, и предстоящий вечер сулил приятный отдых. Она отметила, что мужчина был и неуклюж с непривычки, но старался быть галантным и даже заботливым, хоть и в компанию эльдар не вписывался от слова совсем. Те разговоры, что были на всеобщем языке, ему были даже не интересны. В любом случае с трапезой у того возникли проблемы, но на возникший казус, она только хмыкнула себе под нос «Ну и что если невежа, зато уважителен к другим». Она уже хотела посоветовать ему взять мясо руками, что даже в обществе эльфов его не осудят строго, но мужчина уже раздраженно выдохнул оставив яства нетронутыми и приложился вину. Краем глаза она все же наблюдала за подопечным, и то положение, в которые попал харадрим, ее даже забавляло: «Подумать только, теперь он наказан не меньше чем я». Сказать по правде, она не чувствовала себя так одиноко в компании южан, чему несказанно была благодарна Милдред, которая «приняла» эльфийку в ряды своих людей. Гиль не всегда понимала людской юмор и их разговоры, но те при ней нисколько не стеснялись, делились вином, даже предлагали курительные трубки, и немного обижались, когда девушка отказывалась. Здесь же харадрим просто утопал в кромешной скуке, осушая уже третий бокал. Он как то даже тоскливо посматривал на своих людей, один раз порывался встать, чтобы навести порядок. Эльфийка же была в своей стихии, она смеялась и шутила, поддерживала застольные разговоры о музыке, королевских подарках, о Кханде, из которого прибыла их молодая королева, каждый делился своими знаниями. В какой-то момент девушка уловила странный взгляд собеседника обращенный к сидящему рядом с ней харадриму, и смешок который последовал за ним. Она повернулась в человеку, то тот встретил ее привычным  невозмутимым взглядом, что вызвало еще больше смеха в рядах эльдар. Она ответила ему настороженно, но потом улыбнулась. Какой бы ни была шутка, она явно была доброй.

За столом людей снова начались какие-то волнения, но эльфийке не было интереса до остальных, их было кому усмирить, а ее забота – это человек сидящий радом, только его действия под ответственностью воительницы. Поэтому когда он поднялся со своего места с угрозой порешить королевскую чету с гостями, эльда по началу перевела испуганный взгляд с  человека на кувшин вина, что стоял подле. Тот был осушен лишь наполовину, по сути, не так уж и много, да и при ходьбе человек не покачивался. Поэтому, все же приняв, что то была шутка, она осталась на своем месте, провожая темную фигуру взором.

Как раз в этот момент к  праздничному столу подошла целительница, и как всегда тихонько устроилась на свободное место.

- Анайрэ, здравствуй – Гиль улыбнулась подруге – я не видела тебя среди гостей, у тебя все хорошо? – девушка была приветлива, но все же кидала беспокойные взгляды на спину человека: «Лишь бы тот снова не наговорил чего лишнего».

[Норнориэль 805]

Слова Сархи позабавили харадрим. Мужчина, захохотав, выпил до дна поданный бокал. Отраву отрава не берет, а усиливает. Тут и сестрица подоспела со своей шуточкой. Заметил, что наличие острых ядовитых зубов роднило его с ней довольно неплохо. Вот она семейная черта. А вот братец Дамир был явно из приемных, подброшенный в прекрасную семью змей

- Бедная, несчастная ящерка, способная только языком стрелять, да глазами вертеть, - подумал Фэнэк, усмехнувшись его словам.

А вот и король заговорил. Его речи были справедливы, Фэнэк понимающе кивнул, а потом когда тот вынес свое решение, слегка поклонился неуклюже, но с уважением.

- Я благодарен тебе за кров, еду и одежду, - добавил южанин под конец.

 

Гномы, следовавшие за ним, стали дарить подарки королю с королевой. Пока все были заняты ими, Фэнэк подошел к Милдред и прошептал ей на ухо.

- Надеюсь ты достаточно пьяна, что бы и мне даровать вольную, сестренка? - Фэнэк без церемонно взял бокал у девушки, осушив его до дна, - А может я сам возьму свою свободу? Как ты можешь удерживать в подчинении того, кто сильнее тебя? - засмеялся харадрим.

[Инас 296]

Жмурится в объятиях, улыбается - счастливо, светло - и наслаждаемся этим теплом, этим греющим ощущением почти родительской ласки - уже успела позабыть, каково это - и ластится, точно кошка, к мягким рукам, к родному сердцу, трётся лбом о плечо, одним глазком весело поглядывает на госпожу, радостная одним лишь тем, что королеве понравился её подарок.

 

Холодными пальцами, нежным касанием, запахом пыли, золы по ветру, соколиных перьев в конской гриве - объятия Милдред, иные, но им Инас не побоялась ответить, не остановил собственный, неписанный никому другому закон; запустила пальцы в цвета пепла пряди, обняла за шею, прижалась и сама не пускает, не даёт отстраниться какой-то миг, точно хочет запомнить, навсегда сохранить, запрятать в памяти.

 

К королевской чете подошёл мужчина; не сразу девочка узнала в нём названного брата Вождя - редко тот ходил по дворцу в одиночку, всё больше вместе со стаей, ближе к своим, смотрит волком, дик, неряшлив, всё ещё зло скалится каждому чужому слову, точно ждёт удара, точно слышит свист хлёсткого кнута над загривком, и не раз хотела Инас заговорить с ним в коридорах дворца, да только тот всё не даётся в руки, не хочет привыкать - поправит ткань на лице и мимо пройдёт, точно и не видит.

 

Языка Харада девочка не знала - родной-то алфавит не умела разобрать - но скорее в голосах, в лицах уловила, какая игра началась, какие нити протянулись меж людьми - не смей тронуть, зазвенит тугой тетивой, лопнет, рассечёт щёку, - какой витиеватый узор танца повела Вождь; и не стала мешать, только подлила себе чая и, по привычке подтянув на стул и скрестив ноги, стала неспешно пить горячий напиток, иногда бросая взгляды на гостей и сидящих подле неё - ей бы плясать и дальше под звёздами, а не сидеть за столом, всё равно не понять разговора взрослых.

[Эомер 335]

Отзвучали имена Короля и Королевы, затихло последнее эхо громогласных поздравлений, а народ активно потянулся в зал, к шикарно оформленным столам с яствами и напитками. Эомер, благодаря своему росту, смог уже издалека оценить разнообразие блюд, поданных поварами Трандуила. Толпа влекла Маршала в зал, а тот и не думал сопротивляться, отдавшись на волю своеобразного течения. Мимо проходили гости, стараясь аккуратно огибать друг друга. Ну, по большей части. Мимо Эомера чёрным вихрем пронёсся какой-то хмурый мужчина, довольно сильно задев Маршала плечом. Обидчик слегка развернулся, оглядел Маршала и пробурчал что-то себе под нос. Слов Эадиг разобрать не успел, но акцент резко резанул ухо. "Истерлинг? Нет, ну выговор точно восточный! Интересно, он это специально? Для его же блага, надеюсь, что нет". Проводив загадочного грубияна тяжелым взглядом, Эомер собрался уже идти дальше, как его плеча вновь что-то коснулось. Скрипнув зубами, рохиррим уже развернулся, чтобы отчитать очередного неуклюжего прохожего, но к удивлению Маршала, вместо очередного восточанина перед ним предстала эльфийка. Девушка грустно улыбнулась, проходя мимо, и медленно покачала головой, прежде чем тенью шмыгнуть за истерлингом. "Это она за него извиняется?! Ну дела..."

 

Наконец, течение вынесло Эадига и Теодреда к началу стола и положенным им местам. Мужчина не без удовольствия отметил, что Король Лихолесья посадил их достаточно близко к себе, не став задвигать на задний план, — правда, причина такой милости до сих пор осталась неясной для Эомера. Пожав плечами, рохиррим уселся на положенное ему место возле Теодреда. Между ним и Ярлом вклинился незнакомый черноволосый мужчина со смуглой кожей. "Либо я сегодня настроен подозревать решительно всех, либо здесь и вправду слишком много восточан. Откуда, холера, они вообще здесь взялись? С одной стороны, это могут быть друзья невесты и новой Королевы Лихолесья, с другой же... слишком много ненавистных восточан, как по мне. Ладно, не самое лучшее время вспоминать о распрях между народами..."

 

Эомер постарался переключиться на еду. Пустой желудок напомнил о себе тихим урчанием при виде изобилия на столе. Эльфийские повара и впрямь расстарались, желая угодить всем. Несмотря на опасения Эомера, на столе была отнюдь не одна трава и якобы здоровое питание — на пиру нашлось место и ароматной дичи, и сочной рыбе, и разнообразным кашам, и, конечно же, десертам. Не тратя времени зря, Эомер пододвинул к себе поближе одно из блюд и принялся с аппетитом уплетать за обе щёки пирог с мясом, запивая небольшими глотками медовухи. Маршал изо всех сил старался блюсти этикет и вести себя пристойно под взглядами эльфов, гномов, людей и... Мужчина покосился влево. "Беорнингов. Ух, от этого парня у меня мурашки по коже. Вот это вояка, сразу видно." Гримбеорн, сидящий по левую руку от Эомера, с невозмутимым видом прихлёбывал медовуху, периодически закусывая печёными яблоками. Только Эадиг собрался к нему обратиться, как всеобщее внимание привлекла маленькая девочка.

 

Эомер уже видел её до этого, на церемонии. Маленькая, аккуратная, с ясными и по-детски чистыми глазами, не замутнёнными злобой, враждой и прочими "взрослыми" чувствами, она сильно выделялась на фоне всей армии гостей, собравшейся по зову Лесного Короля. Эадиг всё гадал, откуда же во дворце взялась девочка человеческого рода. Мужчина уже в шутку предполагал, что Трандуил с Сархи вместе гораздо дольше, нежели говорят гостям. Но вышла девочка со своим огненным шоу, и все сомнения оставили Маршала. "Она приехала сюда вместе с новоявленной Королевой! Так вот в чём дело... получается, она тоже восточанка? Подумать только, ни за чтобы не догадался. А впрочем... может, и не все жители Востока так уж плохи?" Эта новая, странная мысль выбила Эомера из колеи, заставив уйти в глубокие размышления. Мужчина даже перестал приглядывать за Теодредом, справедливо посчитав, что тот и сам сможет о себе позаботиться. Так что Милдред, чуть ли не обвивающаяся вокруг Ярла, осталась вне внимания Эадига. И в тот момент, когда Маршал уже практически был готов признать, что не так уж сильно восточные люди отличаются от людей Запада, в поле зрения мужчина попал уже знакомый ему истерлинг. "Ха, да это же тот же самый парень, что толкнул меня! Ну-ну, посмотрим, кто ты есть..." Эомер отхлебнул медовухи и принялся следить за разворачивающимся рядом с Королевой шоу. Правда, большую часть сказанного Эадиг не понимал — люди говорили на другом языке, но интонации Маршал уловил прекрасно. Обстановка рядом с истерлингом накалилась до предела. Казалось, только дунь — и тлеющие угли вспыхнут ярким всепожирающим пламенем. Мужчина покачал головой. "Свадьба только началась, а уже намечается драка... быстро, однако. Холера, да что ж тут всё-таки происходит? Кажется, у всех есть тут занятие, у всех есть тут знакомые, только один я сижу, медовуху пью. Даже Теодред, открещивающийся от своих связей с Трандуилом, что-то уже обсуждает и..." Эомер едва не поперхнулся напитком. Теодред сидел в обнимку с какой-то девушкой, подозрительно напоминающей...  "Нет, Эомер, это уже не смешно, ты не можешь повсюду видеть восточан! Или же можешь?.. Но это-та девушка точно с Востока! Тогда вопрос — какого лешего она обнимается с Теодредом?!" Эадиг для отвлечения внимания принялся за еду, а сам стал подозрительно поглядывать на Теодреда. Что-то явно шло не так, как рохиррим себе представлял.

[Мёдвейг 455]

- А не кажется ли тебе, братец, что достаточно я уже щадила эти чертоги и оберегала их от своей дикости?

 

Промурлыкала Милдред с улыбкой. Дело было отнюдь не в вине - просто пришло время распахивать крылья и сбрасывать маски. Вельможей она побыла, пора вернуться домой, пора заканчивать сплетать нити, и вновь плясать босыми ногами на лезвии, роняя капли крови в пропасть. И уж точно не отказываться от того, что дорого, хотя бы на миг. Женщина устроила голову на плече Теодреда, провела пальцами по наручу, что ему подарила, тому самому, отцовскому - и ничего не ответила, потому что не нужно было слов, - потому что она не скучала, но без него что-то в ней не жило и не дышало.

Потому что даже в объятиях брата она не бывала столь гармоничной - душу не рвало никуда, не тянуло - она просто знала что это то, что должно быть - и смотреть ему в глаза было удовольствием едва ли не большим, чем коснуться пальцами лица, навеки застывшего под её веками.

Просто не было слов - правильных, не таких, которые лезли на язык всем влюбленным этого мира - но они еще придут, им бы только чуть больше времени.

Рядом с ним она позволяла себе быть беззащитной - вот, пожалуй, главное.

А еще лицо его витязя. Смешнее давно не видала Милдред, чем это лицо.

 

Фэнэку ума хватило рассмеяться и выпить, а там он и Гилраниэль освободить попросил. Рано ему еще, без эльфийки ходить. Новые перья не вылезли - заместо обожженых и петушиных. Его то друг ближайший - тот получше, но от того и опаснее. Милдред со вздохом сжала руку Ярла, и налила себе еще вина. Она отвратительно мало выпила, и это на свадьбе-то друзей! Некрасиво, как ни посмотри. 

Перья Обожженный действительно распушил, и решил, что может попробовать её зацепить. Видимо, что бы до него дошло какое место он занимает в клане, слов недостаточно. Может, попросить эльфа написать это на щите и щитом его по голове стукнуть - авось и дойдет, что он вполне себе не раб больше, а часть клана. И уж точно не силой все остальное завоевывать. Может ему бабу надо? Авось и подуспокоится, небось, несладко ему с орками-то было. 

Милдред отстранилась от ярла, и дернула Фэнэка на себя, крепко ухватив пальцами за подбородок и прошипев.

- Ты все еще и слова то этого не понимаешь, раз так говоришь. Иди, выпей, женщину приласкай, может и отпустит. - Второй рукой она ухватила его  за то, что между ног  - Или ласкалка отсохла, с орочьём-то водиться?

 

Вождь рассмеялась и поднялась, легко перемахнула через стол - босая, браслеты на ногах так и зазвенели. Взмахнула рукой - и к ней тут же подошли два человека, один из которых подал рог с вином, а второй держал поднос.

- Друзья мои, Трандуил и Сархи. Мои дары не затмят того, что вы имеете, не затмят и гномьих даров, я не привыкла к чертогам, и не знаю обычаев Вечноживущих. Но я желаю вам долгих лет вместе, с десяток детей, и никогда не забывать себя.

Отсалютовав, она выпила, и пока ей наполняли рог заново, подняла с подноса первый дар.

- Мой первый дар для тебя, Сархи. 

Это была небольшая изящная шкатулка - если открыть её, в ней не было ничего, кроме земли. Не самой обычной - земли из Кханда, что бы Сархи не забывала, чья она принцесса, так или иначе.

- Второй дар для тебя, король , живший многие поколения моего рода.

Шкатулка поменьше а внутри - наконечник стрелы, искусно сделанный, костяной, символами покрытый - явно амулет. Но смысл его был ясен только знакомым с некоторыми верованиями и символами Востока - ибо был он для мужской силы. Милдред не могла упустить шанс хоть раз подшутить над живущим столь долго именно таким образом.

- И третий дар вам двоим.

Это было два рога, изукрашенных серебром - богатый, хороший подарок, такие в походе на пояс привесил - и не думаешь из чего пить будешь. Где угодно при можно устроить.

 

После этого она вновь взглянул на Фэнэка и улыбнулась. Чтож, раскрасим этот праздник. раз желает, так пускай. Взяла в левую руку рог, полный пряного вина, а в правую ей саблю подали - она взмахнула приглашающим, жестом, улыбнулась, да ногами топнула, ритм задавая. Хочет бороться с ураганом - пусть его, может, скорее понимание придет, что не физическая сила решает кто Вождь. недаром она никогда себя не нарекала первой воительницей племени - только лишь достойной, не хуже прочих.

[Анайрэ 137]

Анайрэ как ни старалась не смогла не пройти мимо южан и когда кто-то из харадрим окликнул её, эльфийская дева вздрогнула и постаралась, как можно быстрее миновать участок где сидели южане. Только найдя свободное место рядом с Гилнарниэль,тут же была замечена вышеупомянутой воительницей.

 

- Всё хорошо, Гилнарниэль, я была среди гостей, но потом... - целительна замялась не решаясь говорить о своих мрачных мыслях. На этом празднике им было просто не место. - Я кстати встретила твою замечательную сестрёнку, вы с ней сильно похожи, она просила передать тебе извинения за то,что не сможет прийти на пир.

 

Анайрэ задумчиво посмотрела на потолок, который казался то ли прозрачным,то ли сделанным настолько хорошо, что сквозь него или на нём можно было увидеть точную картину звёзд. Анайрэ заворожило это зрелище, она с трудом смогла оторваться от созерцания. Теперь её взгляд наткнулся на Фэнэка и Милдред. Анайрэ не очень понимала и хотя Анайрэ хотелось преподнести свой музыкальный подарок королевской чете. Она решила подождать и сначала посмотреть, что затеяла Милдред.

[Норнориэль 805]

От действий Милдред южанин опешил. Он ожидал от нее нечто подобного, но вот так вот? Следовало бы возмутиться, что он и сделал тихо:

- Не подобает сестре руки распускать, не в самой песчаной глуши, где больше никого нет. 

И вот сестрица отправилась дарить подарки, опять в своей манере дикой лошади коих Фэнэк видел немало. Отличались они от одомашненных буйным нравом, который должен был пьянить его, как это произошло со всеми южанами в его малом отряде. Все харадрим пускали слюни на Милдред, так как она напоминала им во всей красе их дом, такой же ненормальный, живущий в бешенном темпе, такой же горячий и распутный.

 

А потом она взялась за меч и рог с вином. Заигрывает. Хочет веселья, шоу. Фэнэк не решался последовать ее примеру, но рука так просила боя с ней. А хозяйство с самолюбием требовали мести. Пьянящая жажда драки взяла верх. Харадрим обошел стол, миновав сидящих короля с королевой приближаясь к названному родственнику. 

- Сестра моя, неужели тебе так хочется драки? С каких пор дитя степей ведет себя как пустынный сын? Даже мне не хватает дерзости затевать драку. 

Харадрим был проворным гадом, без этого качества он бы давно погиб. Скрипнув подошвой сапог, он оказался совсем близко. Схватив Милдред за руки он с силой сжал ее запястья, что бы обратить меч на пол. Прошипел ей также как и она ему.

- Ни тебе знать, что лучше мне, а что хуже. Женщину я может и приласкаю, но не такую как ты, моя злейшая сестрица. 

Фэнэк отпустил Милдред, рассмеявшись. кивнув королю с королевой.

- Прошу простить нас.

Уходя обратно на свое место, он обернулся, пообещав сестре как-нибудь потренироваться с ней на мечах.

 

Вернулся южанин на свое место немного потерянным, с багровым румянцем на щеках. Все же ситуация была внештатная. И странное чувство одолевало его, когда он смотрел на Гилнарниэль. Что-то похожее на стыд, хотя все вроде произошло без огласки. Он бросил взгляд на Милдред, тихо покрывая ее мысленно на черном наречии. Права была она от части. Выпив еще и еще вина, так и не притронувшись к еде, Фэнэк стал размышлять, облокотившись на стол, слушая разговоры. И вот решение так и не созрело, а жаль, засиделся он в компании эльфов, да прочих зазнаек. Все еще возбужденный и уже прихмелевший, он пододвинулся к Гилнарниэль шепнув ей на ухо:

- Ты самая красивая на этих поминках свободы короля, - а затем немного вдался в детали настолько неуклюже, но искренне, наблюдая за тем как менялось ее лицо, а потом поднял бокал, отпивая еще, прищурившись. Ох главное не впасть в запой. 

[Мёдвейг 455]

Глупый, маленький. Ну как ребенок, не иначе. Драки! разве только для неё поднимается оружие? Лучшие из танцовщиц пляшут с огнем и сталью, не раня - ты и сам мог бы станцевать, названный братишка. Но не понял. Покраснел бы, наверняка, от моих действий, если бы не гордось. Как легко выбить почву из под твоих ног, но говоришь ты с Вождем.

 

- Пусти и не позорь нас больше, чем ты уже опозорил. Смеяться над твоим невежеством можно долго, но не вечно. Дело не в драке. И уж точно не в том, что тебе не хватает умения очаровать прекрасную деву, не так ли? 

 

Тренироваться с ним она не станет - снова переступила ногами, звеня браслетами, обвела мечом весь зал - приглашая хоть кого-то на танец, Дамиру улыбнулась - авось он согласится, спляшет - с ним, первым воином её клана это будет великолепнейшим из представлений. Или кто другой поймет, услышит музыку... Но не Фэнэк ли хотел доказать, что он сильнее. Чтож, надо было предложить ему поединок на вине. Нашел бы слова для своей эльфийки тогда уж.

Подкинула саблю в воздух, изогнулась поймала, вастаки грянули ладонями о столы, запели что-то вольное, веселое, гордое - с волос Вождя полетел венец, взметнулись юбки -поймала саблю, поймала взглядом взгляд Теодреда, вновь замерла что бы закрутиться, подпрыгнуть - в левой руке плясал рог  вином, ни капли не расплескалось, разве что один раз по сабле прокатились алые капли.

Время пить и плясать, хватит уж чествовать, пусть молодые идут к себе, друг другом насладятся, а пир полетит под откос, пусть до утра песни и вино льются, и пляски - слишком скучны эти эльфы, с их привычной чинностью, и гномы пока - скучны.

[Дамир 145]

Истерлинг опустился, сел, скрестив пальцы, оперся подбородком  на них. Растаяла вся хищность, напряжение. Теперь кот степной не в комок собрался, к прыжку готовый, а на солнце жгучем зажмурился, довольный происходящим, ловил моменты, капли эмоций, оттенки чувств. Расслабленным выглядел, но не упускал деталей.

Как можно упустить такое представление? Учиться еще названному братцу. Долго учиться и много. А ужики не отличаются терпением. Бросятся вперед, не выждав, цапнут зубами, ранки оставят и бросятся бежать прочь.

Улыбка пробежала по губам. Приятно все же среди родственников оказаться, даже сидючи посередь коневодов. Но от тех лошадьми пахло, а то приятный для него запах был. Полузнакомый и родной.

На подарки Милд усмехнулся Дамир, но тихо, скорее для себя.

Дикая искра! Везде норов покажет, везде оставит след, будь он на дорожной пыли или тепло от убранной ладони.

Зазвенели браслеты, топнули ножки, силуэт, что высокая трава с ветром пляшет. Сабля, источающая жажду, которую, казалось, пальцами тронь, почувствуешь. Рог с вином как издевка над сталью. Вот добыча, вот желанная услада, цель, бери, дотянись, завоюй, возьми! И кочевник сам не заметил, как ударил ногами, подхватывая, поддерживая ритм. Как огонь взметнулся ввысь, достал небес, лизнул ночное небо и опал вниз, но на время. Это танец. Здесь пламя приглашает ураган, ветер степь, звезды луну. Для приглашения не нужно слов, лишь взгляд, движение. Сталь позовет. Вино руку протянет. А сердце так вообще усидеть не даст.

Иди, «братец». Шанс дается, не упусти.

И почему его так волнует следующий шаг упрямца? Не принял его как кровь родную и вряд ли примет. Да и сам он странник, добровольно отринувший семью и кров. Но, видят небеса, если ты рожден со степью вольной в сердце, то не избыть тебе ее, не потерять, как бы ни пытался вытравить запах сухой травы из легких. А Дамир и не забывал. Степь – половина его, опора под ногами, даже если не ступает он по родной земле, не сжимает в руке до крови колючки терновые. Мустанг может сбежать, но по каким бы кочкам и рекам он не летел, под копытами будет все та же родная степь, те же просторы.

Ушел. Отказал. Испугался? Не понял?

Ну что ж, сестра ветра степного, придется показать, что сабли и вино красоту творят, да такую, что песни складываются и несутся, скачут по свету как колтуны непокорные, как перекати-поле.

Поднялся, вскочил на стол и замер, слегка пригнувшись. Мышцы снова напряглись, но теперь от радости, от возбуждения. Волю впускал он в свою сущность. Впускал и вмиг отпускал опять.

Иди, лети, ступай. Грех держать тебя в себе. Пусть другие почувствуют. Прикоснуться, краем глаза увидят. Глядишь, понравится честным гостям.

Течет вино красной рекой по столу из опрокинутого кубка. Сливается с золотистым ручьем медовухи и белым морем родного напитка.

Удар пяткой о стол. Еще. И еще.

Ритм идет. Танец начинается. Тарелки и приборы тихо позвякивают.

В штормовых глазах янтарь медовый тонул. Сливался, переплетался.

Наконец, распрямился. Взметнул головой, что конь необузданный гривой. Дикость жила в образе. Ритм, удары ладоней вастаков по столам. Кровь бурлить начинала, вскипать. Руки легли на рукоятки сабель, погладили их, нежно, ласково, как женских грудок коснулись.

Вскрикнул он коротко, прыгнул вперед, изогнувшись. Блеснула сталь. Звон освободившихся сабель коснулся ушей. И вот он уже около сестры. Снова замер с улыбкой на губах. Смотрит не мигая. Лишь отбивает ритм пятка, и звенит-звенит золотой браслет на лодыжке.

Медленно – шторм янтарь не хочет отпускать, не позволяет, не дает – подходит к ней. Движения тягучие, что мед из сот наполненных достанный. Истекают они, переполненные даром природы. Одна сабля касается лезвия партнера. Не спеша проводит по нему. Поет, дает начало. Интригу тянет.

И вот шаг назад. Закружился вихрем вокруг сестры родной, слился в пятно яркое, сверкающее, смертельное. Дробь по столам убыстрилась. Сердце из клетки вот-вот вырвется, взлетит.

Разве можно устоять перед огнем? Перед волей?

Подпрыгнул вверх с криком – диким, вызывающим, дерзким, зовущим. Не было сейчас перед племенем, перед гостями Дамира – странника с Востока. А был лишь ветер, мустанг, бьющий копытом землю.

Снова замер, прогнувшись, как лук тугой. Кончики сабель вперед направлены. Правая рука отведена назад, левая локтем к телу прижата.

Танцуй! Здесь нет границ и правил.

[Теодред 240]

Перепалка между Милдред и Фэнэком закончилась так же стремительно, как и началась. Теодред даже не успел вмешаться, как его возлюбленная уже пустилась в пляс. Теодред завороженно наблюдал за движениями девушки, которые совместно с пением восточан уносили мысли куда-то далеко...

Ярл тряхнул головой, отгоняя наваждение. Оглянулся в поисках брата и нашел его сидящего рядом, предающегося чревоугодию. Восточанин, что сидел по соседству уже отплясывал рядом с Милдред. Теодред растерянно улыбнулся Эомеру, поднимая кубок с вином, а затем снова устремил свое внимание на танец возлюбленной. Эх, если бы он умел танцевать... Теодред снова усмехнулся. Ну, уж в пении он еще посоперничает с гордыми детями степей...

[Сархи 284]

- Я не из змеиного рода, но для заклятых друзей всегда найду капельку яда. – Королева ответила Вождю на том же харадском. Затем отсалютовала полным кубком вина Милдред и Фэнэку, и выпила все.
Хоть сейчас уже хотелось больше смеяться, чем злиться, но такие разговоры, были похожи на слова харада – «мерзко-сладкие» и подобно тому, как в горле застрял приторный вкус сладкого вина, или скорее слишком большого его количества, так и к подобным беседам было не в радость возвращаться. Пусть даже далеко от Кханда и пусть в шутку.
За дальнейшим развитием она особо не следила, обратившись к королю. Хоть надо было признать, что именно эта парочка сейчас взялась развлекать народ. Хоть и по своему.
Сархи повернулась к Трандуилу, взяв его за руку.
Успокойся Сархи, смейся и будь счастлива. Сегодня ты королева. К тому же рядом один единственный мужчина, который важен для нее. Сархи улыбнулась и сжала его руку.  Но ответила, лишь когда краем глаза заметила, как харад, убегая от «сестры», потопал неровной походкой обратно на свое место. Девушка не скрывала улыбки, хоть и не рассмеялась, как того хотелось.
- Что ты, любимый? Что может потревожить меня, когда ты рядом?
Но ее снова перебила Милдред. Теперь уже с дарами. Слегка охмелевшая невеста улыбнулась ей и благодарно кивнула, но не удержалась и хихикнула, когда Милдред открыла шкатулку с подарком Трандуилу. Когда она заметила недоуменный взгляд короля, то поняла, что он наверняка не понял смысла этого подарка. Только после того, как Вождь предоставила последний дар для них, Сархи объяснила.
- Наконечник стрелы и символы на нем, в отличии от подарков многоуважаемых шномов это амулет и для более личных целей, - девушка на миг запнулась, а затем тихо добавила, - он должен придать вам больше... мужской силы. - Скользнув взглядом по Трандуилу, она добавила, – но я уверена, что вам он не сильно понадобится.
Если бы не выпитое ею вино, она бы не отважилась произнести подобное вслух. Поэтому закусив губу, Сархи воткнулась в свой бокал, продолжая пить уже привезенное от гномов пиво и чувствуя, как лицо заливает румянец. А где-то там в глубине души все же проскакивали мысли, насколько все таки нужен такой амулет королю.