Зал для пиршеств[Чертоги Лихолесья]

[Инас 296]

Песня стали, песня монист и браслетов, песня хмеля и пьянящей, кружащей голову свободы – беги, танцуй, ударяй в бубен, хватай мустанга за нечёсаную гриву, бей пятками по крутым конским бокам; лихой ритм, дробный стук – не ладонью по столу, сердцем о тесную грудную клеть – и звон металла, звон напряжённого воздуха – близится буря, близится ураган, вот-вот расколется звёздное небо надвое громом, - и это не объяснить словами, не рассказать, не сложить об этом песнь: только чувствуй, только вдыхай вместе с прогорклыи дымом ночных костров, только отсчитывай ритм по толчкам крови.

 

И вот она - живая, с румянцем во всю щёку, очи пламенеют - стоит на стуле, отбивает босыми ступнями ритм, хлопает в ладоши, вскрикивает - резко, отрывисто - вместе с вастаками, точно бы этой ночью они - одно племя, общая кровь на всех, в едином ритме заходится сердце, и чувствует она, как отзывается в ней что-то на их громкие выкрики, на их гортанные напевы, и хочется оставить почти опустевший стол, сесть меж ними, спеть на их манер, их ветер ощутить в пальцах.

 

Тянет, тянет её в дикий танец - не дуэль, не представление, - но на месте стоит - не её песня, не ей встревать, не ей мешать; и только смотрит, как сплетаются огонь и ураган, как полною чашею крови летает рог молодого вина меж братом с сестрой, как коршунами кружат - стелятся, взмывают, крыльями бьют, - как рождается новая песнь.

 

На миг лишь овлеклась - рассеяна, не видит ничего, кроме Вождя да брата её, - проводила свою королеву взглядом - полынь вперемешку с корицей, и боль, и радость, - улыбнулась слегка - и отпустила, теперь уже навсегда, потому что видит - не нужен царице Чёрного Леса верный пёс, у неё - свои заботы, своё счастье, и дом её отныне - здесь, под северными звёздами, средь снегов и холода.

[Гилнарниэль 222]

- Хулиганка. – коротко и сухо бросила эльфийка, когда Анайрэ упомянула ее сестру, но все же теплые искорки заблестели в ее глазах и девушка улыбнулась – Она, небось, и тебя звала на поляну песни? Что тут поделаешь, дитя леса…

Гиль все еще поглядывала в сторону мужчины харад и его названной сестры, и ей не нравилось то, что происходит. Она не видела всего, но выражение лиц, жесты, говорили о том, что не дружеская это беседа. А уж когда Фэнэк грубо схватил вождя за запястья и зашагал прочь, было и вовсе понятно, что они поссорились. «Ну чтож... Здесь я бессильна, пусть разбираются сами по-семейному» - подумала девушка, когда раскрасневшийся харадрим плюхнулся на место рядом, как обиженный ребенок. Впрочем, тот решил залить свои невзгоды вином, и Гиль отвлеклась, засмотревшись на начавшую танцевать Милдред. Та ударяла босой ногой, браслеты на ногах звенели, и следующим ударом ей вторили люди, что поддерживали этот дикий ритм. Гиль не понимала этого… не к таким песням да танцам она привыкла. Не понимала по началу, но затем наблюдая за вождем, за ее плавными, скользящими, но опасными движениями, вслушиваясь в такты, которые отбивали южане, да так, что удары сердца юной эльфийки, казалось бы, бьют в унисон этому ритму… Это даже не ритм, это дух; дикий дух свободы, силы, страсти. Вождь и ее брат, кружащиеся в танце, каждый сам по себе, но непременно вместе, лукавый огонь и порывистый ветер.

«А ведь Фэнэк тоже южанин… Неужели и в нем бьется тот же дух?» - девушка бросила косой взгляд на мужчину, но тот был задумчив в своих мыслях и не поддерживал настроения, начавшего захватывать публику. Само зрелище столь впечатлило девушку, что та завороженно наблюдая, и сама не заметила, как начала постукивать ноготками по столу. Она поначалу даже слегка удивленно повернулась к харадриму, когда тот придвинувшись, заговорил с ней:

- Ты самая красивая на этих поминках свободы короля - Южанин спустил литам и зашуршал своим жестким голосом. При этом звучал он не как шелест песка, а скорее как мурлыканье дикого кота, что зарился на золотую рыбку. - В этом платье ты смотришься так аппетитно. Пожалуй ты тут - лучшее блюдо, которым я хотел бы наслаждаться. Но самое прекрасное в тебе даже не изгибы, а плавность шеи и нежность ее кожи, - он поцеловал руку эльфийки, - А эти руки, жесткие, привыкшие к ратному делу, но не лишенные красоты, они милы мне сильнее, чем руки какой-нибудь музыкантки. (согласовано с Фэнэком)

В начале, Гиль хотела вежливо поблагодарить за приятные слова, и даже улыбнулась. Но затем воин продолжил, и ланиты ее залились румянцем. Такие слова ей не пристало слышать… Хотя, сами по себе слова казались невинными, по сравнению с бархатом голоса и пылким взглядом, а потому намерения его были вполне понятны. Лишь раз, взглянув в эти темные, затянутые волоком страсти и хмеля, глаза, она поспешила смущенно отвести взор. Эльда украдкой посмотрела по сторонам на сородичей, могли ли они услышать? От возмущения и стыда хотелось провалиться на этом самом месте, но ей вряд ли удалось бы даже это, так как харадрим по-прежнему держал ее руку.  Хотя нежное обращение мужчины было несколько приятно ей, не будь он столь напорист и красноречив. Она остановилась взглядом на Анайрэ, и посмотрела на нее как на свое единственное спасение. Из-за возникшей заминки, девушка заговорила не сразу:

-…эм… Спасибо… - так же не поднимая на него взгляда, зардевшаяся до самых ушек, она мягко высвободила свою руку. «Пора уходить пока он не наговорил еще чего-нибудь. В лес… далеко-далеко. Ох, Единый, куда уходить? Я ведь тенью привязана к нему, пока он от выпитого не свалится с ног» - она металась в своих решениях, затем вновь быстро заговорила – Мы с Анайрэ хотели пойти танцевать, пожалуй, сейчас самое время.

Эльфийка буквально умоляюще посмотрела на подругу, упрашивая ее помочь в возникшей неловкости. Эльда не знала как они будут танцевать под бой и бубны южных людей, но сейчас ее было достаточно просто вывести из-за стола, а там они смогут укрыться в толпе или выйти в сад, чтобы наблюдать за мужчиной харад со стороны.

[Норнориэль 805]

От его глаз не укрылось то смущение девушки, которое вызвали его слова.

- Так вот какая ты, когда лед твоей души начинает таять. Хотя все равно ты стремишься спрятать свои эмоции...

Но вот девушка забрала свою ручку, немного расстроив этим всадника. Он не уставал пытаться найти взгляда с ней. 

- Танцы? - всплеснул руками харадрим, - Какая досада, но я как раз собирался танцевать, - покачал он головой, а потом этот врун рассмеялся, - А ты не умеешь? Ничего, сестра научит. 

- Если объяснит понятным языком, что да как, а не станет засыпать намеками и подколками, как любит, позоря мою и без того опозоренную голову, - харадрим заметил, с какой легкостью уже называл Милдред сестрой, привыкнув к ней. Может оно и к лучшему. 

- Пойдем-пойдем! - ухватился он вновь за руку Гилнарниэль, ведя ее во главу стола, где сейчас отплясывала Милдред с Дамиром, - И ты тоже, - кивнул он Анайрэ. Пока они шли туда, Фэнэк успел пропустить бокал вина, снимая его на ходу с подноса разносчика выпивки, который после полуночи превратится в разносчика бренных тел гостей, если таковые найдутся.

- Я убог, тащу эльфийку танцевать со мной, хотя я ненавижу танцевать. Почему я на столько эгоистичен, что не хочу отпустить ее? Ведь она прощена и может идти куда пожелает. Как человеку можно было влюбиться в эльфа? Они невыносимы, высокомерны. Но эта другая. Ха! Она так и хочет меня сейчас заколоть, зато что я позорю ее на глазах у сородичей, второй раз, ведя ее так за руку. Наверняка эти напыщенные индюки сейчас осуждают ее за то, что она связалась с южанином, причем с самым скверным представителем Юга, с харадримом. 

 

- Сестра, - позвал он Милдред, не замечая находящегося рядом Дамира, - Эти прекрасные эльфийки хотели бы станцевать с нами. Возьмешь их и меня в танец?

 

[Дамир 145]

Огонек свечи завораживает, притягивает взгляд, заставляет отставить все посторонние мысли прочь. И вот уже ты живешь одним этим сиянием. Это спокойный шаг, небыстрый, колышущийся.

А каков танец пламени и ветра?

Языки касаются друг друга, сплетаются, толкаются и расходятся вновь. Каждый из них по уникальному прекрасен, и все они единое целое. Неповторимое, самобытное, одно.

А разве же огонь не любит ветер, что так яростно раздувает душу, само сердце? Разве же ветру не приятно ласковые прикосновения языков огня? Никто и ничто не может выдержать их, а он, ветер, может.

В музыке, звуках и движениях исчезает, забывается сущность. Ее нет. Она растворяется, как кровь в бурной реке. Таков танец, где каждый несет свою роль и плетет красной нитью рисунок узора.

Сабли в руках как бабочки летают, потеряв очертания, кружась как листва осенняя, та, что вьется и падает вниз на землю, когда воздух загустел в безветрии. Лезвия друг друга зацепили, спели звоном металлическим и снова разошлись. Кочевник перетекал из одного положения в другое, а руки его уже не держали никакого оружия, ведь оно было продолжением рук, неотъемлемой частью.

Сабля озорно толкнула, поддела наполненный вином рог, и багровые капли скатились по стали, что жадно глотала их, иссохшими губами припав к благословенному источнику, так давно желаемому. Свист рассекаемого воздуха, резкий поворот, и эльфийский напиток мелкой россыпью брызг разошлись веером, окропив пол, посуду, столы.

Но танец идет, вьется. Некогда смотреть на недовольные лица некоторых гостей, смахивающих со щеки случайную каплю, или других, что жадно слизнули с губ сей нектар. Лишь ухмылка прошлась по губам и исчезла в вихре черных волос. Вот одна из сабель осталась на земле, рисунки столкнулись, сошлись, и вот лица брата и сестры близко друг к другу, так близко. Обжигающее дыхание, учащенное от дикой пляски, касается губ. Он втягивает ноздрями запах распаленной кожи, ловит жадно глазами лихорадочный блеск в медвяных глазах. Пальцы очерчивают силуэт, грудь, подбородок. Легким, привычным движением накрутив прядь волос на палец, истерлинг застыл на мгновение, чмокнул сестру в нос и, лукаво подмигнув, тут же отступил, перекувырнулся, схватив лежащее на земле оружие, поднялся с колен.

Ветер с костром играет, не боится, рискует, подчеркивает его дикость и красоту.

Они пускают движение вперед словно волка степного, дикого, и бежит и несется он, и не остановить, а потом будто вновь ошейник натягивают, замедляют движение, медленно, постепенно, и на мгновение замирают, чтобы снова отпустить.

Брат и сестра ходят вокруг друг друга, танцуют как две кобры под палящим южным солнцем.

Но как сошлись могучие волны, так и разнесло их по сторонам. И вот Дамир, сабли уже за поясом, снова приблизился к столу, за которым сидели роханцы. Резко поддавшись вперед, он схватил кубок, стоявший перед Теодредом, залпом выпил его и нагнулся к ярлу.

- Смотришь, коневод, - дышал он часто, пара черных прядей прилипла ко лбу, а глаза сверкали, распаленные танцем, погружением. - Что можешь дать ты за красоту степную? Как ветер пальцами схватишь?

И не дожидаясь ответа, кругом развернулся, звякнула сережка в ухе, и очутился перед девочкой. Глаза, что море штормовое, горят, блестят, сверкают. Встряхнул головой, хлопнул в ладоши, подхватывая ритм девчушки, что искрой вспыхивала, что вплелась в рисунок, осознанно или нет.

- На стол, дитя! Пусть в посуде степь и юг ревут, - подмигнув девочке, он сам вскочил наверх, взяв за руку Инас и переведя ее за собой. Пусть ноги отбивают ритм, пусть летят со столов приборы, пусть питье выплескивается!

[Эомер 335]

Инициатива на свадьбе медленно, но уверенно перетекала в руки людей Востока. Впрочем, Эомер уже смирился с их присутствием на празднике — в конце концов, это не просто эльф женился на человеческой девушке, это Король Лихолесья брал в жёны величественную принцессу Кханда. Немудрено, что на празднестве смешались эльфийская утончённость и пылкость Востока. Но на такой размах рохиррим не рассчитывал. Свадьба текла совершенно хаотично. То и дело кто-нибудь из гостей вскакивал и пускался в пляс, или же сразу же валился под стол — в зависимости от количества выпитого. Поэтому Эадиг не удивился ни капли, когда Милдред, та самая восточанка, за которой он уже давненько наблюдал, играючи перемахнула стол, звеня браслетами, и начала свою речь, полную страсти, огня и игривости. Казалось, девушка просто не может стоять на месте спокойно — она то и дело подшучивала над новобрачными, подмигивала толпе и отдельным личностям — Эомер с неудовольствием отметил, что в их число вошел его братец, — и являла собой совершенно необузданное, дикое, но вместе с тем прекрасное существо. Рохиррим отстранённо подумал, что его уносит совсем куда-то не туда. Мысли начинали путаться, расплываться, разум вместо привычных простых истин начал оперировать какими-то высокими материями и поэтическими оборотами. Эадиг с недоверием покосился на допитую кружку медовухи в руке. Напиток оказался куда крепче, чем мужчина думал изначально.

 

Эомер тяжело поднялся с места и отправился прогуляться, выветрить хмель из головы. И заодно подумать — мыслей накопилось порядком. Отойдя от основной толпы, рохиррим принялся медленно, неспешно огибать свадебное празднество по широкой дуге. С каждым шагом разум медленно прояснялся. "Что-то всё сегодня идёт не так, как я думал. Свадьба идёт не так, напитки тут крепче, чем я думал, еда тоже выше всяких ожиданий... либо я ожидал слишком мало, либо это эльфы замахнулись на такой шик для своего Короля." Маршал увлечённо вертел головой по сторонам, разглядывая гостей. Толпа распалась на небольшие группы, и теперь рассматривать их стало в разы легче. Взор рохиррима вычленил две основные группы гостей — люди и эльфы. Почему-то эти две категории с упорством, достойного лучшего применения, старались не смешиваться и не приближаться друг к другу, занимаясь своими делами. Восточане держались отдельной, обособленной кучкой. Судя по тому, что они периодически хватались за ножи, а один верзила их постоянно разнимал — это было и к лучшему.

 

Взгляд Маршала остановился на ещё одной группе, чрезвычайно маленькой, на фоне остального праздника. Чуть отстранившись от остальных, стояло дружное братство гномов. Их зычные голоса были слышны отовсюду, перебивали они даже начавшую играть музыку и топот первых восточных танцоров — Эомер краем глазом отметил, как пустилась в пляс Милдред, как чуть с ней не подрался тот же самый парень, что толкнул Маршала чуть ранее, как к девушке присоединился её брат, но не стал уделять этому слишком много внимания. "Пусть восточане развлекаются. Их дело, не хочу влезать." Пропустив мимо себя процессию из Короля и новоявленной Королевы и слегка поклонившись им, рохиррим начал медленно продвигаться с противоположного конца зала к гномам. "Вот с кем уж я бы поболтал спокойно — так с ними. Сотрудничество у нас с ними таки было, есть что обсудить. Да и не такие уж они и плохие ребята, в конце концов, с ними можно поболтать... не то что с большинством эльфов. Есть конечно и исключения..." Эомер запнулся, вспомнив о погибшем полгода назад Итильноре. "Но они же только подтверждают правило, разве нет?"

 

И, наверное, Эадиг таки завёл бы задушевную беседу с представителями Подгорного Королевства, если бы не один маленький фактор. Фактор представлял из себя уже чуть ли не в хлам пьяного харадрима, что тихо то ли рычал, то ли мурчал рядом сидящей эльфийке. Эомер, из чьей головы уже практически выветрился хмель, сбавил ход и слегка подправил курс, направляясь по дуге мимо назойливого восточанина. Нет, никаких действий Маршал делать не думал — просто пройти, посмотреть, послушать. Мимоходом рохиррим отметил, что харадрим "терроризирует" именно ту эльфийку, что сбавила пыл Эадига в толпе после вопиющего толчка в бок. И Эомер так бы уже и прошёл мимо, но судьба распорядилась иначе.

 

— …эм… Спасибо… Мы с Анайрэ хотели пойти танцевать, пожалуй, сейчас самое время.

 

— Танцы? Какая досада, но я как раз собирался танцевать. А ты не умеешь? Ничего, сестра научит.

 

Эомер резко развернулся и успел увидеть, как харадрим легко и непринуждённо схватил эльфийку за руку и чуть ли не потащил во главу стола, к отплясывающей Милдред. От рохиррима не укрылся и чуть ли не умоляющий взгляд, который был вообще-то адресован её подруге. Маршал тихо вздохнул и, ускоряясь, последовал за сводной восточно-эльфийской процессией. "Дело плохо, дело кирдык, сейчас получит кто-то в кадык," — в голове вертелась глупая строчка, сочинённая каким-то неизвестным воином Рохана. Эадиг ускорился ровно настолько, чтобы успеть к окончанию фразы харадрима, что уже достиг своей цели.

 

— ...эти прекрасные эльфийки хотели бы станцевать с нами. Возьмешь их и меня в танец?

 

"Сомневаюсь, что "прекрасные эльфийки" прямо-таки горят желанием танцевать с тобой, чудило". Притормозив, Эадиг остановился за спинами девушек, развернувшись в другую сторону и словно выискивая кого-то в толпе. Маршал легонько отклонился назад, приближаясь к эльфийкам и тихо заговорил, чтобы его услышали только они.

 

— Всё в порядке, миледи? Мне показались несколько грубоватыми слова вашего спутника, а уж его действия... он контролирует себя? Помощь не требуется?

 

С последними словами Эомер повернул голову и внимательно посмотрел прямо в глаза высокой эльфийке, на чью судьбу выпала нелёгкая доля быть компаньоном полупьяного харадрима.

[Мёдвейг 455]

[spoiler=Эомер]Эо, прости, но ты не мог так тихо сказать, что только эльфийки услышали. Он подвел их близко, во-вторых музыка, и тебе пришлось бы все таки достаточно громко говорить, а мы рядом.

 

 

 

Брат, первый воин, в танце против - две сабли стальной узор вокруг гибкого стана, искры из сабли, а рог с вином так и пляшет во второй руке - пойди, выбей из рук, она пляшет, весело запрокидывая голову, изгибается, уклоняясь, кончик сабли подцепляет край летящей ткани юбки и прорезает её легко - желай Дамир, уже бы кровь пролилась, но им обоим - танец важен, важнее объятий.

 

Потому что когда душа с дущой встречается - это важнее, дороже, и ближе - они сплетают её сейчас, впервые за столько лет - и Милдред себя забывает - как забывает и брата, только синие глаза против солнечных - и молния тонет в океане. Кончик сабли поймал оберегаемый рог, жидкость расплескалась по залу  - она засмеялась, и остатки сама выпила, и саблю оземь, в сторону подтолкнула, пусть никто не наступит, руки свои переплела с руками брата - не касаясь, жаром друг друга опаляя.

 

И снова в стороны, звоном браслетов, только руки и пляшут, тело извивается - а после перезвон, топот порхающих ног, что бы снова замереть, обозначив удар, голову набок склонить. Краем глаза ловить взгляд Ярла, и улыбаться - пусть смотрит и взгляда не отводит, что значит эльфийская краса по сравнению с жарким танцем? 

 

Вечно бы плясать с ним - но правила этой игры другие,им и друг друга хватит - но время начинает свой ход, и её ловит - словом, не рукой, побратим, взглядом тоскливым, страшащимся.

- Братец, ты все таки решился? Чтож, научим гордых дев запада танцевать по-нашему.

Она ухватила Гильраниэль за руку, поймала Айнаре - и нос к носу оказалась перед Эомером. Грубоваты речи? Не контролирует себя? Ну и ну, а ты сидел весь вечер, и дулся, окатывая нас непонимающими взглядами. И презрительными. Право на ненависть у тебя есть, но либо мсти, либо забудь, а не бойся обидеть или оскорбить хозяина, при этом оскорбляя гостей.

 

- И что же тебе показалось грубым в словах моего брата, роххирим? Его харадская рожа, или моя кочевническая?

[Анайрэ 137]

Анайрэ вначале согласиласьбыло идти с Гиль, но всё пошло не так, Фенек проявил желание сопровождать эльфиек. Анайрэ испуганно оглядывалась по сторонам, надеясь хоть на какую-нибудь помощь и на то, что никто из южан к ним больше не подойдёт. "Вот былобы хорошо сейчас в кругу лесных эльфов", - думала целительница, сожалея, что так и не успела подарить королевской чете свою музыку. Сейчас Анайрэ больше всего хотелась бежать отсюда куда-нибудь подальше, но и Гилнарниэль оставить она не могла, хотя и понимала, что от неё толку сейчас не больше, чем от напуганной охотничьими лани, что по своей глупости угодила в капкан.

 

— Всё в порядке, миледи? Мне показались несколько грубоватыми слова вашего спутника, а уж его действия... он контролирует себя? Помощь не требуется? - внезапно услышала Анайрэ у себя за спиной.

 

Обернувшись она увидела гордого светловолосого человека,лицо которого ей показалось гордым, видимо он был достойным сыном своего народа. Анайрэ не знала что ответить будучи разрываемая противоположными чувствами: Страхом за подругу, и испугом Фэнэка, не зная, что тот учудит в следующую минуту. Милдред видимо услышала слова воина, Дальнейшие её слова напугали Анайрэ ещё больше. "Что? Ей танцевать как люди с востоко? ни за что!" - читалось на её лице.

 

- Пожалуйста, останьсяс Гилнарниэль, - очень тихо, так, чтобы слышала только воительница и рохирим прошептала Анайрэ, однако сама никуда не ушла лишь отошла на несколько шагов, поближексоодичам воительницы словно показывая, что она уж точно танцевать не будет. По крайней мере сейчас.

[Теодред 240]

"Что можешь дать ты за красоту степную?"

вастак уже отскочил от него, вскочив на стол с маленькой девочкой. Ярл ранее не замечал ее среди гостей, и сейчас с удивлением лишь покачал головой.

-Больше, чем ты думаешь. - бросил в след Дамиру Теодред, одним глотком осушая кубок.

Со злым восточанином он еще успеет поговорить...

Губ Теодреда коснулась улыбка. Этот вастак оберегает Милдред с самого начала. Он что, ее брат? Или телохранитель? Ярл оставил пустой кубок в сторону, поднимаясь на ноги.

Тем временем, танец Милдред остановился. К ней подошел Фэнэк, в сопровождении эльфиек. А затем, пошатываясь, Эомер. Теодред нахмурился. "Куда тебя понесло, братишка?"

Теодред не слышал о чем говорили собравшиеся. Найдя взглядом телохранителя, он кивком позвал его за собой.

- Эомер! - Ярл подошел к брату, кладя ладонь на его плечо. - Как тебе нравится на этом празднике?

Теодред кивнул эльфийкам, в который раз улыбнулся Милдред, но взгляд задержал на Фэнэке. Скадифах тенью замер чуть в стороне от вастака.

- Как дела, сын восточных степей? Все ли тебе здесь по душе?

[Инас 296]

Руку подал, к себе зовёт, в глазах – огонь по волнам синим перекидывается, пламенеет океан, шторм беснуется, - и стоит переплести пальцы – как разрядом по всему телу дикость, необузданность, жажда, вскипает кровь, музыка дробно стучит в жилах, в груди отзывается, и уже не замечаешь, как послушно идёшь за вастаком, как переступаешь через дребезжащие приборы и посуду, как опрокидываешь кубки с молодым вином; слышишь только зов, только звон браслетов на тонких запястьях вождя-шамана, только удары ладоней, только выкрики в костёр.

 

- На стол, дитя!

 

И сама уже ведёт его за собой, весело скалится мелкими зубками, тащит за руку, встряхивает волосами – бусинами, расточками с монистами по щекам, ну и пусть – и уже начинает отбивать босыми пятками ритм, на ходу, в лужах расплёсканного вина – бордовым узором по плитке пола её шаги; не боится, чувствует, что свой, и тянет в танец, взгляд искрится счастьем, и поёт, поёт без слов, перекликиваясь с ветром.

 

- Пусть в посуде степь и юг ревут!

 

Дела ей нет, маленькой, до чужих споров и распрей, до грубых слов и острых взглядов – режут не хуже клинка, - знай себе, танцует, заводит хоровод, разноцветным вихрем – из-под тёмных нечёсаных прядей глаза ночью полыхают – кружится в звоне браслетов, в стуке бубна, в порываниях ветра вперемешку с искрами огня.

 

И уже подле взрослых – а степного сына не отпускает, всё ведёт за собой нитью танца – и не слушает их слов, не слышит, и слышать не хочет – только протягивает раскрытую ладонь, с улыбкой, с душой нараспашку, с солнцем в глазах – вступи в хоровод, отдайся ветру, станцуй с ним, отпусти самого себя, позволь пальцам сгрести золу в кулак, развеять на Восток, на Юг, на Север, на Запад, разреши себе хоть раз не думать о дурном, а быть лишь частью танца, частью песни. 

 

[spoiler=написалось под влиянием сей музыки]

 

[Гилнарниэль 222]

Девушка уже поднялась со своего места, заметив согласие в глазах подруги, когда харадрим  всплеснул руками и порывисто встал со своего места, на удивление, изъявив желание пойти танцевать. Девушка, онемев, только протестующе замотала головой, но харадрим вновь приблизившись, схватил ее за руку и, не спрашивая повел туда, где вождь танцевала и пила вино из рога. Мужчина шел быстро, буквально напролом, впрочем, не пропуская выпивки мимо. Гиль ведомая крепкой рукой, едва за ним поспевала; пару раз она чуть не споткнулась о собственное платье, после чего придерживала подол другой рукой, чтобы их позорный проход по залу не казался столь комичным. Один раз у нее получилось обернуться назад в поисках Анайрэ, та шла позади, но вид у нее был напуганный, так что Гиль сразу поняла, что здесь целительница ей не защитник.

- Сестра, эти прекрасные эльфийки хотели бы станцевать с нами. Возьмешь их и меня в танец?

- Братец, ты все таки решился? Чтож, научим гордых дев запада танцевать по-нашему.

Эльда оказалась в ловушке: между  харадрим, что по-прежнему, крепко держал ее за руку, и  Милдред, готовой вести в  следующий танец. Гиль была уверена, что научить ТАК танцевать просто невозможно. Нет в перворожденных того духа, огня, что пылает яростно и страстно, но угасает так же быстро и стремительно. В душах эльфов радость, мир и спокойствие, глубокие озера да цветочные луга, эльдар не спешат жить как люди, не гореть и угаснуть, а наслаждаться каждой минутой, мгновением, как и движением в танце.

— Всё в порядке, миледи? Мне показались несколько грубоватыми слова вашего спутника, а уж его действия... он контролирует себя? Помощь не требуется?

Девушка услышала голос у себя за спиной и обернулась, встретившись взглядом с незнакомцем. В нем она признала человека, мимо которого, так грубо прошел харадрим на церемонии. А ведь он сидел во главе стола, почти что рядом с королем, значит не простой это воин. Черты лица, скулы, решительный взгляд – все говорило о том, что человек этот привык вести людей за собой. В любом случае, благородства ему не занимать, если он решил вступиться за эльфийских дев. Вот только слова его не понравились вождю, та поклялась в верности побратиму, и будет стоять за него, даже если тот будет вдрызг пьян. Между людьми назревал конфликт, что не удивительно, две противоборствующие фракции, веками не могли прийти к согласию, и встретились на одной свадьбе. Вот только не ссориться бы им, а союзничать, перед лицом Врага все равны, он никого не пощадит. Удручало то еще, что камнем преткновения выступала сама эльфйика, сама того не желая затянутая в возникающий спор. Нужно было что-то решать, и пока оскорблённая Милдред отвечала светловолосому человеку, Гиль осторожно потянула руку в сторону Фэнэка, а затем расслабив резко и плавно дернула на себя. Движение было столь мягким и быстрым, что захмелевший южанин и сам было не заметил как девичья ручка ускользнула. Гиль развернулась лицом к рохирриму, по-прежнему держась за Милдред:

- Благодарю Вас, милорд – в том же тоне учтиво ответила она ему – Мой подопечный – она даже выделила интонацией это слово, чтобы все могли его услышать, а следующие слова и вовсе вуалировала как могла – достаточно испил вина и стал весьма красноречив, да в движениях неловок – эльфийка вновь немного смутилась, от того что свидетели их «разговора» все же нашлись – Но я уверена, он зла мне не желает – однако, не очень твердо она это произнесла, вспоминая о темном прошлом харадрима, вдруг под опьянением старые его привычки дадут о себе знать? Да и взгляд ее не выражал той веры, скорее желание поскорее покинуть эти душные залы.

Тут подошел Теодред, его эльда знала, хоть и понаслышке, и обратился к брату. «Маршал Эомер, так вот ты какой…» - имя предводителя рохиррим ей тоже было известно. Вот так, по одну сторону вождь южан и друг Короля – Милдред, обидеть которую означает нанести обиду самому Его Величеству, а по другую предводители рохиррим – пока что, самые добрые наши союзники. «Что угодно, только не драка…»

- Что же мы стоим без дела, раз вышли танцевать? Сегодня праздник короля и королевы, почтим их радость танцем? – эльда старалась говорить громко, заглушая шум, и держалась ближе к Милдред, скорее из опасений, что харадрим вновь попробует ее схватить.

[Дамир 145]

Ведет, ведет девчушка, в глазах которой схлестнулись солнце и луна, сплелись, скрутились в тугой узел. Вот достойная дочь Юга выйдет из нее, острая, чарующая и опасная как дикая кобылица на просторе степи. Мало кто мог составить Дамиру достойную пару в танце, красиво сплести рисунок, не превзойти, но украсить общий шквал, волну, цунами, бурю.

Но ребенок неосознанно идет, открывает душу нараспашку, не нужно долбиться в закрытую дверь, как это частенько бывает у взрослых. Как это случилось с коневодом. В танце не важны навыки и умения, не важны расы, титулы и возраст. Всего лишь распахнись, расправь плечи, подними голову, стань огнем, свободой, волей. Теперь ты не ты и никогда им не был. Но как непреодолим для некоторых этот низкий порожек под названием"всего лишь". Конечно, ведь в танце сущность открываешь, а стоит ли скрывать, что не у всех там сочный плод?

А змея пестрая, многоликая, шумная, дикая вьется, бежит, летит по залу. Каждое ее звено, то сцепляется ладонями, то расходится, хлопая в ладоши, вскрикивая, топая, делая залихватские финты и прыжки. Все разные, но все едины, потому что сейчас что нити на ковре богатом.

"Поглядим, кому еще есть что скрывать", - блестят, сверкают глаза. Улыбается он девчушке, всему миру, соколом высматривает гостей. Кто идет охотно, кого надо зацепить и увести.

Изогнулся ярким боком змей-хоровод, снова перед основным столом пошел.

Сидел там эльф золотоволосый как солнце летнее. В руке он кубок держал, лениво покачивая его, и сверкала рубинами темно-бардовая жидкость. Сидели гномы, уплетая ужин и переговариваясь. Хохотнул вастак, гикнул, прошлась рука по складкам одежд, и внезапной молнией, вспышкой, мухой проскочил метательный ножик, выбив ножку утиную из рук одного из самых напыщенных и разодетых гномов. Ни царапины не нанес, - хмель и танец хоть и ударили в голову, но на глаза пока не повлияли - лишь внимание привлек.

- Сколько можно, гости разодетые, закидывать в желудок еду халявную? - весело спросил он. А у самого хитро блестят глаза, ухмылка на лице. - Может, стоит немного потрясти каменьями и драгоценностями?

[Норнориэль 805]

— Всё в порядке, миледи? Мне показались несколько грубоватыми слова вашего спутника, а уж его действия... он контролирует себя? Помощь не требуется? 

 

Нет. Все далеко не в порядке. Харадрим едва сдерживал себя от того, что бы не заехать коневоду в челюсть. Ни один выходец из Рохана не смел оценивать на сколько грубы слова и действия сына пустыни, тем более если тот проявлял всю свою доброту к прекрасной эльфийке, что до этого не делал раньше ни с кем и никогда. Эти мысли так и бурлили в голове пьяного до этого момента харадрима. Однако он протрезвел от нахлынувшей злости.

- Ни один роханец не смеет следить за мной и тем более меня судить, ни один, - думал южанин, скрипя зубами и играя желваками, это было не заметно под тканью, скрывающей лицо. Выдавал только мрачный взгляд все еще темного человека. Слова сестры не стали для него какой-то неожиданностью. Скорее всего он поступил бы для нее также, придя к ней какой-нибудь выскочка в маршальском звании, называя ее проявления любви грубостью. Когда Гилнарниэль высвободила руку, она наверняка подумала, что харадрим по-пьяне не заметит это. Да от него несло выпивкой за версту, ведь в ход шли не только вина, но и вещи покрепче. Но не сейчас. Сейчас его душа требовала драки за нанесенное оскорбление. Очень славной. Его меч просился в руку, хотел крови коневода.

 

Когда подошел Теодред со своими людьми, стреляя глазами в сестру, Фэнэк усмехнулся, правда не его словам, а телохранителю, что встал недалеко, явно ожидая подвоха. А он будет. Непременно будет. Харадрим достаточно накрутил себя, что бы начать драку. По счастью Зафар, наблюдавший за своим вспыльчивым вождем, прокашлялся стоя также в чуть стороне, но уже от Теодреда. Всадники Харада потихоньку, словно стая волков, окружала собравшихся, а чего вы хотели от них? Гилнарниэль отошла поближе к Милдред, оно и правильно.

 

- Все ли мне по душе? Да. До того момента как этот роханец начал следить за мной, подобно воронам Саурона, и упрекать меня, оскорбляя тем самым - Фэнэк отбросил свой меч, дабы избежать соблазна пролить кровь, а он был достаточно силен. Да, обвинения притянуты за уши, но реально обидно, хоть и по детски. Набросившись с кулаками на Эомера, он повалил всадника Рохана на землю, завязалась драка. Другие псы Юга готовы были пресечь любые попытки рохирим вмешаться, а если надо то и самим с удовольствием присоединиться. 

- Мордобой! - объявил кто-то радостный из харадрим, опоздавший на импровизированную стрелку, - Ура! Мордобой! Дайте мне того засранца по-больше, ух я ему щас! 

[Анайрэ 137]

Когда только люди стали собираться вокруг Эомера и Фэнэка Анайрэ уже начала чувствовать себя неуютно и постеенно отходила подальше от импровизированной сцены. "Прости, Гилнарниэль, ты сама понимаешь, я тут бессильна чем либо помочь", - мысленно попросила прощения целительница. - "Ты была права, воиельница, твоя сестра звала меня на свою поляну,я тогда сдепжалась, только чтобы проявить уважение перед королём. Мне как и твоей сестре лес нравиться больше сводов дворца. Надеюсь, ты сможешь меня понять".

 

Когда Анайрэ была уже на середине залы шум начавшейся драки привлёк её внимание, толи осуждающе, то ли не понимая происходящего, целительница покачала головой подолжил свой путь к выходу из залы. И тут поняла, что не знает куда идти. Оглянувшись она заметила эльфа неподалёку.

 

- Прошу прощения, сударь, вы не сможете подсказать ак пройти на поляну менестрелей? - смущаясь от неловкости спросила Анайрэ,присев в реверасе.

 

- Это за королевским садом свернуть направо, миледи, - ответил незнакомый эльф, однако не успела девуша поблагодарить его, как эльф остановил её своим вопросом. - Но позвольте узнать, от чего вы стремитесь уйти с праздника?

 

- Видите ли сударь, я не привыкла к высоким дворцовым сводам, пышным праздникам, и... - она не стала договаивать, но красноречивый взгляд в сторону дерущихся говорил сам за себя, это действо пугало эльфийку.

 

Эльф понимающе кивнул, сочувствуя деве,что сначала побывала в руках южан, а теперь должна была смореть на драку людей. Анайрэ же,которую больше никто не удерживал, покинула залу, а затем и дворец. Вдыхая свежий ночной воздух, дева устремилась обратно к воротам сада, надеясь встретить кого-нибудь из запоздавших менестрелей,так ка опасалась самостоятельно не найти дороги.

[Теодред 240]

Вастак был быстр. Не успел Теодред и слова сказать, как Фэнэк и Эомер уже покатились по земле, мутузя друг друга.

Теодред кинулся на помощь брату, но его оттеснили несколько восточан, не давая заступиться за младшего. Одного из них Теодред откинул от себя могучим пинком. Но на его месте сразу появились еще двое. Вастаки оттеснили Ярла от дерущихся, удерживая. Теодред в ярости откинул руки мужчин от себя, дав понять, что стоит на месте. В бессильной злобе он повернулся к месту драки...

Как оказалось, Скадифах времени не терял. Телохранитель ужом вывернулся от окружающих его вастаков, подскочив на помощь Эомеру. Роххирим оттащил Фэнэка, повалившись на спину, удерживая задиру в хитром захвате: свои руки пропустил через подмышки Фэнэка, упираясь ладонями в его затылок, не позволяя пошевелиться. В ладонях телохранитель сжимал нож, недвусмысленно намекая Фэнэку на подчинение. В то же время, Скадифах ногами крепко обхватил ноги противника.

- Эомер, остынь! - Ярл все-таки прорвался к брату, останавливая того от удара.

- И ты, Фэнэк, тоже! Если хочешь выяснить отношения, то делай это как мужчина, а не как глупый мальчишка! Не порть веселье другим.

Все это Ярл произнес, глядя в глаза вастака.

- Скадифах, отпусти его.

Слегка помятый телохранитель выпустил Фэнэка, поднимаясь на ноги. Роххирим отошел в сторону, готовый вмешаться в любой момент.

- Хочешь драки?! - Теодред перекричал недовольство вастаков. - Пусть это будет честный бой на потеху другим.

[Эомер 335]

"Даже не могу выбрать, кто мне противнее. Ты, неизвестная восточанка, что отчаянно пытается охмурить моего брата — а тот и не против, кажется, — или надутый пьяный грубиян, что совершенно не умеет вести себя ни в обществе в целом, ни в с девушками конкретно". Мужчина стоял носом к носу с кочевницей, думая, что же именно ему ответить. Девушка дерзко смотрела прямо ему в глаза, хитро и опасно скалясь.

 

— Твой братец-харадрим ведёт себя, словно он хозяин над эльфийкой. Не слушая её, он тащит её туда, куда она идти совсем не желает. На мой взгляд, это достаточно грубо. Или таковы ваши восточные обычаи? — рохиррим не сдвинулся с места, ровным голосом выговаривая всё прямо в лицо девушке. Внутри мужчины начинала медленно клокотать ярость. На расстоянии вытянутой руки находилась ненавистная восточанка. Здравый смысл твердил, что, быть может, эта девушка первый раз выбралась из своих степей. Что она скорее всего ни разу не ступала на землю рохирримов, не совершала на неё набегов. А эмоции, захлёстывающие мужчину, рычали, что люди Востока все одинаковы, грубы, тупы и жестоки, приводя в пример нового знакомого — харадрима, и требовали немедленной расправы.

 

— Благодарю Вас, милорд, – поток мыслей Маршала прервала эльфийка. Та самая, из-за которой он влез сюда. По большому счёту, из-за неё сейчас Эадиг представлял из себя маленькую модель доменной печи, раскалённой до предельной температуры, но на неё Эомер злиться даже и не думал.  – Мой подопечный достаточно испил вина и стал весьма красноречив, да в движениях неловок. Но я уверена, он зла мне не желает.

 

"Не желает?! Да ты его видела вообще? Он пьян в хлам, его действия невозможно предугадать... а его взгляд? Возможно, в его системе понятий он не делает ничего плохого, но сомневаюсь, что тебе по душе его намерения! Чёртовы харадримы, опять всё из-за вас. Как же вас, холера, ненавижу..." В тот момент, когда Маршал и вправду уже был готов зарычать от негодования, Эомер почувствовал, как на его плечо, словно прихлопывая огонь, тяжело опустилась чья-то рука. "Теодред. Прибежал, дабы удержать меня от драки. Вовремя, братишка."

 

— Эомер! Как тебе нравится на этом празднике? — на лице Теодреда плясала натянутая улыбка, которая лишь один раз сменилась настоящей — когда Ярл взглянул на восточанку. Эадиг почувствовал, как внутри вновь разгорается пламя. "Пытается делать вид, что всё в порядке, что ничего не происходит. Только я-то вижу, как он на неё смотрит. Он мне всё объяснит. Всё. Но потом."

 

— Какой прекрасный вечер, братец. Удивительно восточный. Настолько, что я практически чувствую привкус этого яда на своих губах, — язвительно передразнивая эпитеты восточан, прошипел Эомер. Где-то в глубине души Маршала его светлая часть безуспешно пыталась вернуть Эадига в привычное, мирное русло. Получалось отвратно. Слишком много злобы скопилось в рохирриме, слишком долго он имел шанса выплеснуть её в достойной схватке.

 

— Что же мы стоим без дела, раз вышли танцевать? Сегодня праздник короля и королевы, почтим их радость танцем? — эльфийка отчаянно пыталась разрядить обстановку и спасти положение, но её слова будто бы никто не заметил. Её слова потонули в грохоте музыки, её слова никто не хотел слушать. Судя по лицам собравшихся, они уже были готовы слушать звон клинков. Эомер же... а Эомер уже даже не был против такого поворота. Мужчина стиснул кулаки до хруста. Из-за шума в ушах он даже не услышал, что Теодред обратился к харадриму и тот ответил. Эомер услышал лишь грохот ножен, брошенных на землю. Повернув голову на звук, рохиррим увидел летящего на него обозлённого харадрима. "Всё-таки драка... ну давай, сынок."

 

Эомер не ожидал прыжка. Совсем. Он почти забыл о существовании харадрима, списав его как пьяный балласт, переключившись на ненавистную восточанку, что дерзила ему и строила глазки его брату. У мужчины было много вопросов к ней, даже слишком. Но все они вылетели из головы, когда пьяный грубиян напал на Эадига фактически со спины. Падая вниз, Маршал почувствовал, как в нём что-то рвётся. Срывается с цепи. Эомер почувствовал, что он зол, как никогда. На себя, на чёртовых восточан, на Теодреда... причин было столь много, что у мужчины просто не было времени вспоминать их все. Он просто поддался порыву. Падая на спину, Эомер схватил харадрима за грудки, увлекая за собой, бешено скалясь. Следующим движением рохиррим перекинул через себя противника. Харадрим улетел в сторону стола с диким грохотом. Ещё пара секунд — и вновь противники сплелись в драке. Эадиг целиком отдался драке, запоминая лишь отдельные моменты. Вот его кулак прилетел в лицо обидчика, оставляя заметный след поверх шрамов, вот харадрим изловчился и ударил рохиррима поддых, заставив мужчину согнуться и хватать ртом воздух. И только небесам известно, во что это вылилось бы, если б не Скадифах. Телохранитель оттащил харадрима и надёжно зафиксировал его. Маршал порывался покончить с мерзавцем, но тут на его пути встал Теодред.

 

— Эомер, остынь!

 

"Остыть, братец?! Этот обугленный пьяница напал на меня со спины и заслужил кару! Я растерзаю его голыми руками прямо посреди свадьбы, если потребуется!"

 

— И ты, Фэнэк, тоже! Если хочешь выяснить отношения, то делай это как мужчина, а не как глупый мальчишка! Не порть веселье другим. Хочешь драки?! Пусть это будет честный бой на потеху другим.

 

— Я и эта обугленная крыса, нападающая со спины? Ты, верно, смеешься, братец. Этот чудак и понятия не имеет, наверное, что такое честный бой, — Эомер хрустнул шеей и презрительно покосился на харадрима, — Впрочем, если у него дурь ещё из башки не выветрилась — я окажу ему честь и побью его ещё разок.

 

"За всех. За всех погибших. Я отомщу на этой отдельно взятой крысе за все те невзгоды, что причинил мне народ Востока. Плевать, кто он есть. Плевать, что подумают обо мне сейчас. Я этих чудил вижу в первый и, надеюсь, последний раз в жизни. В пекло всё. Если он не подожмёт хвост и не убежит трусливо в свою песчаную норку — быть бою. Но не сейчас."

 

— Но не сейчас, — повторил вслух Эомер свою последнюю мысль, криво скалясь и оглядывая толпу вокруг, — Не буду лишать многоуважаемых господ возможности вволю попировать. Развлекайтесь, прошу вас.

 

Огромных усилий стоило Маршалу развернуться и зашагать прочь. Огромных усилий стоило ему притушить пламя. Но сознание рохиррима отрезвляла одна-единственная мысль — если он не успокоится сейчас, ситуация станет много, много хуже. Эомер не был уверен, что не дойдёт до крови. Машинально рохиррим провёл рукой по лицу. На пальцах осталась красная, мутная нить крови. "Уже дошло. Кровь уже пролита. Ну и к чёрту всё это". Ноги несли Маршала неизвестно куда, а сам он не знал, куда идёт. Главное, чтобы подальше от этого восточного приторного веселья, прочь от всех этих побрякушек, прочь от ненавистных восточан. Прочь, в лес. В тишину и уединение.

[Мёдвейг 455]

Разумеется, северное рыло не могло вежливо улыбнуться, подхватить Айнарэ и утащить в танец, нет, надо было начать сыпать оскорблениями - Милдред, отвыкшая от такого обращения аж опешила, отступая на шаг. Удивленно даже - вмешался в чужие дела, хамит, и их самих называет грубыми! Да, Фэнэк не особо умело сплетает слова, но он искренен и, в данном случае, добр...

 

Но видно роххирима не отпускала война. Эта болезнь нередко проявляется в слабых духом - так ей говорили. Она не знала - может, смотрит сейчас на убийцу собственного отца, но ей сказали - Эрвиг умер с честью, а значит мстить некому - он по своей воле пошел на войну. И ненависти в Милдред не было - нечего тут ненавидеть, под одним солнцем живут, одна луна по ночам встает.

 

Вождь почти совсем уж успокоилась - благо, и Теодред подошел, все это можно было еще направить в мирное русло, но тут почувствовала как улыбка стынет на губах.

 

— Какой прекрасный вечер, братец. Удивительно восточный. Настолько, что я практически чувствую привкус этого яда на своих губах

 

Застыла, статуей - и когда Фэнэк кинулся на Эомера и слова не сказала, только руки в замок сцепила. Вот уж еще одно оскорбление, которое придется снести - и так ни с одним эльфом, ни с одинм человеческим владыкой - даже при жене Трандуила он язык за зубами держал - он не смел разговаривать. А тут, смотрите - просто плящущие истерлинги, и язык развязался. 

Да, она хотела его крови - скорая и на бой, и на веселье, растревоженная чужаком посреди танца, и лицо её - не веселой девушки с востока, а Вождя, решающего уже - приказать ли брату достать нож - такое он с удовольствием исполнит.

Милдред терпеливо выдохнула, шагнула к Теодреду, цепляясь за его рукав - и отпустила свою ярость.

 

-Фэнэк, перестань! Вы тоже! - Она оглядела своих воинов - Стыд и позор, как будто в кабак пришли!

 

Или рядышком мордобой устраивайте, или пойте, чтож вы как необразованные. Вон, взяли бы пример с тех, кто долше в племени - поют себе, или показательно дерутся в сторонке, разминаются - а то и эльфийкам комплименты поизящнее выписывают, лишь бы на танец согласились - без задней мысли.

 

- Теодред, начни успокаивать своего брата. Твои речи не подействуют на моем.

 

Это уже, пожалуй, было шуткой - она даже вновь улыбнулась, но, видно роххириму того было мало - Эомер, кажется - решил продолжить трепать языком. Женщина закрыла глаза, вздохнула, терпеливо, и принялась сносить оскорбления теперь уже её брату. Ну, пошло-поехало - и кем же она будет, если оставит это без ответа. Мягко прошептав "прости" Теодреду, и дождавшись пока его "братишка" отправится прочь, она ухватила того за рукав, повернула на себя и выплеснула в лицо вино, а уж только потом произнесла.

 

- Ты разговариваешь с братом вождя, дубина стоеросовая. Хочешь сыграть у тебя оскорбленную невинность? Так смей ответить передо мной, оскорбляя моих людей и МОЮ землю. - Голос звучал все громче и громче - Окажешь честь? Чтож тогда хвост поджал и бежишь? Драться хочешь - так давай, меня ударь, я-то покраше брата буду, если ты противника по красоте рожи смотришь, и мой отец неплохо в свои годы ваших порезал - так что давай, подеремся. Или глазками сверкать только горазд?

[Инас 296]

Руку по-прежнему держит, ждёт, пока примут зов, ответят улыбкой, вступят в танец; а те даже не смотрят, лишь друг друга глазами пожирают, скалятся, рычат – две своры псов, уши прижаты к затылку, шерсть вздыбили, роняют слюну вперемешку с кровью в лужи вина на полу – и на людей не похожи – одна только злоба, только ненависть, только собственные понятия о чести и гордыня; другой – неправ, другой – глупец, другой – враг тебе, схвати зубами за горло, с воем повали на обагрившийся пол, ярости отдайся, забудь в себе человека.

 

Смотрит с ужасом, смотрит с непониманием, и ледяной волной осознание происходящего окатило пламя в груди – её собственные звёзды, её прежние весёлость и задор, - и улыбка замерла гримасой, погасли очи – и только страх, холодный, мертвящий, змеёй проползает под кожей почти физической болью, и она отступает на шаг, глаз отвести не смеет, хоть и не хочет видеть, хоть и хочет зажмуриться, закрыться руками, спрятаться…

 

Инас смотрела с болью, с непониманием, с горечью; «Почему, почему нельзя хоть раз в жизни?.. – кричал её взор – сплошная чернота, без зрачков, без вспыхивающих искр счастья, без света. – Почему вы раз за разом повторяетесь, почему по-прежнему грызётесь, почему самим себе яд вливаете в чашу?..»

 

Девочка крепче сжала руку Дамира, глянула на него снизу вверх – то ли разрешения спрашивая, то ли для того только, чтобы самой решиться, али не захотела, чтобы тот зря подгорное пламя распалял – и пёстрой лентой скользнула меж истерлингами и рохиррим – звон браслетов, тёмные очи, быстрее, уверенней ритм, смотрит дерзко, смотрит с укором – и повела всю длинную цепь за собой; изогнулась змея, легко, быстро скользнула вслед за ней, гремит, шумит, ярким хороводом бежит по залу, продолжается танец, надвое разбивший две стаи, готовые было сцепиться, - и точно сверкающим клинком встающего солнца ночь вспороло, и на несколько мгновений – покуда звучит музыка, покуда поёт она, Инас – отступила тьма.

[Дамир 145]

Странно, за время своих странствий он успел наслышаться иного о Живущих Под Горой. Долго раскачиваются, но обиды или усмешки не сносят, распаляясь, разгораясь как живой костер в узком и гулком туннеле, где вдруг засвищет сильный ветер. И вот уже пламя ревет, воет, мечется, толкаясь о стены и потолок и уничтожая абсолютно все на своем пути. Ни пепла, ни крошки, ни воспоминания.

А эти?

Лишь сверкнули темным глазом.

Верно глаголят, что чем больше в руках каменьев сжимаешь, тем дольше на стульях сидишь. Ведь встанешь, качнешься, уронишь то, что дороже всего сердцу каменному, искусной рукой ограненному и в прекрасный шедевр превращенному.

"Неужто так плохо изумрудные пуговки пришили?" - брови вверх ползут, на языке вертится вопрос. Подзадорить, расшевелить. Тут уж неуемная натура остановиться не может.

Как так? Ветер не может камень сдвинуть?

А девчушка тянет-тянет, уводит прочь. Теплая ладошка его руку сжимает. Взглянул он на нее, и дернуло жилу какую-то внутри сердца. Ребенок она еще, но с какой ненавистью могли порой вспыхивать ее глаза! Как темнели они! Дамир уже видел подобное. Так море - недавно еще ласковое и теплое - вмиг превращалось в черную смолу, разрезаемую белыми гребнями волн. И песня воды менялась. Но все когда-нибудь этот порог переступают, закрывают дверь назад. А может Инас уже давно совершила этот шаг и стояла сейчас ровно посередине?

Задумался, увелся, и вот уж лица гномов ушли, скрылись, исчезло сверкавшее тысячьми огней одеяние праздничное. И вроде бы идет-бежит-искриться змея, но что-то в строе музыкальном нарушилось, расстроилось. Так проседает туго натянутая кожа на бубне звонком, так струна лопается. И вроде бы поет-играет до сих пор, но все не то, не так.

Наклоняется к девчушке, говорит ей, подмигнув: - Продолжай, веди змею, пока она ползет, а когда рассыпаться ей нужно, поймешь.

Мягко, но как будто неохотно, выскользнула его рука из детских пальчиков, ласково прошлась по красиво заплетенным волосам и отпустила.

И оказался истерлинг в аккурат рядом со светловолосым рохирримом и Милдред.

- Странно, я думал тебе другой чужак по вкусу, - заметил он взгляд сестры.

- Неужто храбрейшие коневоды решились выйти из-за столов и к танцу присоединиться? - Обернулся к Эомеру. Руки в бока уперлись. - Странные у вас обычаи: слова дерзкие гостям кидать, вином обливаться.

И это вы, вы еще нас дикарями зовете? - так и сверкал и звенел невысказанный вопрос.

[Глорфиндель 70]

Церемония закончилась. Толпа перешла по запутанным коридором подземного дворца в пиршественный зал. По меркам Глорфинделя он был не очень большим и совсем не роскошным, однако, производил приятное впечатление. Трандуил явно не случайно превратил потолок в звездное небо. Лесной царь был уже далеко не молод и очевидно, подошел к той черте, за которой начинается ностальгия по молодости и пусть не явное, но желание вернуть прошлое. И дело тут даже не в очевидной тоске по первой эпохе. Не всем была очевидна трансформация, но долгоживущий нолдо помнил, что раньше у сына Орофера волосы были цвета листка клена в октябре. Сейчас же они выцвели, утратили свой блеск и силу и стали мертвыми, как февральский снег. О фэа не стоило заводить и речи. У эглат она никогда не сияла, но сейчас и вовсе была подернута темной пеленой, темной паутиной забвения и грязной ряской отречения. Лаурэфин лишь надеялся, что светлое чувство любви вернет мир в эти леса.

Глорфиндель привез с собой богатый дар. Вряд ли кто-то в Средиземье сейчас мог похвастать такой роскошной сокровищницей как у него, живая легенда была властительницей оживших реликвий. Когда нолдо отправлялся прочь из Валинора, прекрасная Идриль вручила своему своему другу на прощание небольшое украшение, бриллиантовую подвеску. Златовласому было жаль расставаться со светлой памятью о малышке Келебриндал, но не подарить молодоженам напоминание о предыдущем счастливом браке эльфа и человека он не мог.

Златовласый тихо вручил Трандуилу и Сархи подвеску, стараясь не привлечь к себе излишнего внимания. Эльф считал подарок очень личным, ему не хотелось впускать рыскающие глаза диких вастаков и обоженных харадримм.

Едва эльф коснулся губами серебряного кубка с вином, на середину пиршественного зала выбежала крохотка Инас. Глорфиндель уже и забыл, насколько быстро дети людей взрослеют. За последние столетия ему доводилось общаться лишь с дунаданами, которым по человеческим меркам уготовано долголетие. Малыши сирых народов моментально набираются ума и очень быстро созревают. Когда Лаурэфин в последний раз видел танец с огнем? Полторы эпохи назад, в Ост-ин-Эдиле, где ловкачи нолдор все время соревновались между собой в искусствах и артистизме. Конечно, по сравнению с танцовщицами города Келебримбора танец Инас казался игрушечным и неуклюжим. Но где сейчас все эти танцовщицы? И где Эрегион?..

Пока Глорфиндель предавался влажным воспоминаниям о старых подругах, на место Инас вышли братья Дромангорги, старые знакомые Златовласого. Они не сильно изменились за прошедшие годы. Весельчаки и балагуры, отвага и наглость переходящие в безрассудство, граничащее со слабоумием. Гномы насмехались над Трандуилом, но, похоже, глаза у того были застланы серебром, золотом и бриллиантами, которые казад привезли с собой.

- Оссанна тебе, Златовласка! Да будет славен патрон Дома Ромашки! Как делишки у ватаги карнингульских бездельников?

- Не подводят ли меня глаза? Неужто перестали придворные Трандуила следить за дворцом? В трапезном зале выросли два трухлявых мухомора! Ха-ха. Как там в старой гномьей поговорке: Когда в жизни казад все гладко, фигура имеет свойство стремиться к форме шара? Вижу, осада Эребора не пошла вам во вред. - глаза Дромангоргов опасно сузились, нельзя было терять возможности их подзадеть, - Воистину, почтенные господа, искусство грации тангар не знает себе равных. Научите, как столь проворно шурудить цирлами и не путаться в собственной косматой бороде? Тихо, тихо, не начинайте бухтеть словно очнувшиеся ото спячки косолапые. Я скучал по вам, Торин и Ксинхейл.

Глорфиндель поднялся и распростер объятья. Он был рад встрече со старыми друзьями. 

[Гилнарниэль 222]

Никто ее не слышал, и никто не ответил. А сам воздух подле людей стал тяжелый, тягучий, как вязкая смола готовая вспыхнуть в любой момент. И она вспыхнула, когда харадрим совершенно не думая своей пустой головой кинулся с кулаками на заступника эльфийки. Миг, и два человека уже катятся по полу нанося друг другу удар за ударом. С первом же их движением, Гиль отпрянула в сторону и отпустила руку Милдред. Началась потасовка, подтянулись другие южане. Теодред пытался вмешаться, но потуги его были безуспешны, пока не вмешался личный охранник. Эльда просто стояла и смотрела на происходящее с грустью, непониманием, отвращением.  Что ей делать? Разнимать их? Проводить воспитательные беседы? Впрочем, на Маршала Эомера она нисколько не злилась, скорее сочувствовала ему и чувствовала себя обязанной, так как именно она стала причиной их ссоры, а он лишь поступил так как учили его с младых ногтей. Но вот ее подопечный… Сплошная головная боль, даже если пытаться что-то объяснить ему, то он забудет это с первым же бокалом вина. Вот и сейчас, он что есть мочи лупит человека, которому не больше месяца назад хотел признаться во всех своих прегрешениях и предаться справедливому суду. Вот он – мир между людьми севера и юга… А все из-за гордости, коей у людей, оказывается, еще больше чем у группы самых смиренных эльдар.

Когда мужчин разняли, Гиль по-прежнему молча оглядывала происходящее, и со стороны казалось, что она абсолютно холодна ко всему. На самом деле в груди ее стремительно разворачивался клубок эмоций, который начинался с праведной ярости и заканчивался отчаянием. «Но ведь он и правда хочет измениться. Почему тогда делает все наоборот?». Эльфийка с грустью перевела взгляд на маршала, тот после возникшей драки совершенно справедливо находился не в лучшем духе, и который уже принялся уходить. Харадрим после своей оплошности тоже был не в настроении. Праздник в общем был не праздник: некоторые столы перевернуты, на полу битая посуда, разлитое вино, еще и эти драчуны. Тогда многие эльфы уже начали приводить зал в порядок. Лишь раз Гиль увидела Инас – девочку с яркими живыми глазами, которая быстрой лентой юркнула между людьми. «Ах, дитя! Как б мне хотелось с тобой, водить хороводы» - только подумала эльда, даже не двинувшись с места.

[Норнориэль 805]

Когда телохранитель Теодреда грубо оттащил Фэнэка от Эомера, бешеный пожар, заполонивший душу, помутнив разум харадрим, угас. Не было ничего кроме досады, обиды, собственный крови на губах. Подрались они знатно, и все же рохирим, будь это схватка на смерть, мог бы победить. Об этом красноречиво говорила струйка крови, бежавшая из рассеченной брови, заливая глаз. Это раздражало, но эмоциальных сил на очередную вспышку у южанина не осталось.

  

- Стыд и позор, как будто в кабак пришли! - читала нотации Милдред его воинам, на что кто-то из них справедливо заметил "Но ведь мордобой же обязательная часть свадеб!". Зафар единственный кто понимал, что это свадьба иного уровня. Он тяжело вздохнул, попросив Милдред тихим голосом не серчать на два десятка всадников, что сейчас отшучивались.

- Эти оболтусы преданы твоему брату больше чем тебе может показаться. Да, все они как и положено предатели по натуре своей, но все любят главного оболтуса. 

 

— И ты, Фэнэк, тоже! Если хочешь выяснить отношения, то делай это как мужчина, а не как глупый мальчишка! Не порть веселье другим. Хочешь драки?! Пусть это будет честный бой на потеху другим.

На эти слова Теодреда, южанин лишь сверкнул глазами, ответив своим фирменным жестким, грубым и в тоже время гипнотичным голосом:

- Если бы я не был частным с твоим братом, коневод, я бы не сбросил меч, а пустил бы его в ход.   

 

— Я и эта обугленная крыса, нападающая со спины? Ты, верно, смеешься, братец. Этот чудак и понятия не имеет, наверное, что такое честный бой, — Эомер хрустнул шеей и презрительно покосился на харадрима, — Впрочем, если у него дурь ещё из башки не выветрилась — я окажу ему честь и побью его ещё разок

 

- Велика честь драться с тем, у кого язык плюет гадюками не хуже чем у орка, - оскалился в кровавой улыбке южанин.

 

Проводив взглядом уходящего рохирима, Фэнэк и сам направился прочь, произнеся, проходя мимо Теодреда.

- Впредь пусть будет внимателен ко всему. Мастера над ядами не самый лучший выбор в противники.

 Сглупил, опять. Пусть. Коневоды воспримут это как угрозу, без сомнений. Они сделают вид, что не испугались, оскорбились, Милдред сделает вил, что глупости все это, шутка. Но сами рохирим впредь будут проверять еду, бояться быть отравленными. Обида быстро отступала, хоть и ненависть в душе осталась, за то, что испортили вечер, за то, что дали сорваться. За непонимание.

 

- Прости, Милдред, и спасибо что вступилась. Но не стоило этого делать. Я позор твоему клану. Нужно было не щадить нас в тот день.

И тогда послышался голос из толпы харадрим:

- Говори за себя!

 

И вот он встретился взглядом с Гилнарниель. С ее холодным равнодушным взглядом. Не надо быть эльфом, что бы понять эльфа, ей эта ситуация не понравилась. Она скорее пожалеет светлого человека, чем темного, пусть последний и стремится исправиться, но не может. Не может, потому то характер у него взрывной, слишком взрывной, опасно взрывной. За ним не заржавеет в морду съездить, а это у светлых считалось крайностью, как он теперь понимает. Но лучше в морду съездить, чем ножом. Он с печалью вздохнул, отведя взгляд, все его попытки, знаки внимания были аннулированы одной его глупостью. Он подумал, что теперь он для нее никто. Так оно и было, так и будет. Темный человек никогда не сможет быть со светлой эльфийкой. Подхватив ножны с пола, южанин направился к выходу из зала, отринув помощь соплеменников. Он как и Эомер был не в духе и тоже хотел побыть один. Ноги несли его в сад, от куда все ушли сюда.    

[Гилнарниэль 222]

Охранник Теодреда отпустил харадрима и тот поднявшись, поплелся поднимать свое оружие. Милдред, вела себя как истинная орлица и мать: она вступилась за своих нерадивых детей, но и отчитывала их также строго. В этом Гиль была ей благодарна, хоть поведение вождя и было естественным. Фэнэк, как ни странно, понял свою ошибку, и даже извинился перед ней. Но голос его был совсем опавший, тоскливый, потерянный… Когда он встретился взглядом с Гиль, то поспешил отвести его, только устало вздохнул и подняв свой меч поплелся на выход. Пожалуй, эльфийка действительно смотрела на него как строгий преподаватель. Девушка накинула на плечи свой теплый плащ, ей ничего не оставалась, как последовать за подопечным.

 

> > >  Переход с Фэнэком в Королевский сад

[Эомер 335]

Вино из бокала стекало ручейками по лицу рохиррима, смешиваясь с кровью. Получившаяся мутная красная субстанция тяжёлыми каплями срывалась вниз, пачкая одежду и пол. Эомер медленно открыл глаза. Отвлечённо удивившись, когда это он успел их закрыть, Маршал посмотрел прямо в глаза вастачке. Эадиг уже почти успокоился, заглушил в себе ярость, собрался тихо уйти и поразмыслить. Но даже такую мелочь ему осуществить не дали. "Зря. Зря, девочка, зря. Я ведь уже почти успокоился, ещё немного — и я возможно даже уже пришёл бы в себя, может быть даже извинился бы. Нет. Тебе понадобилось влезть и показать, кто ты есть. Ну ладно, поиграем по твоему." Очередная капля сорвалась с кончика носа рохиррима и едва слышно разбилась о пол. Запах вина смешивался с запахом крови, создавая странный, приторно-сладковатый аромат, от которого тянуло блевать. Маршал провёл ладонью по лицу, вытираясь, но запах всё равно остался. Вастачка тем временем всё больше и больше распалялась, чуть ли уже не крича прямо в лицо Эомеру. Мужчина вновь перевёл тяжёлый, слегка затуманенный взгляд на девушку.

 

— А ты разговариваешь с братом Ярла, правителя Роханских степей, раскрашенная дура. Будем дальше мериться титулами? Мне плевать, кто ты и откуда ты. Мне плевать, кем был твой отец, — Эомер сплюнул на землю. Тягучая кровавая слюна с характерным "шлёп!" упала в лужу разлитого вина. Мужчина поднял голову и посмотрел поверх плеча восточанки на своего брата тем же тяжёлым взглядом. "Прости уж, братец. Она не стерпела, вступилась за своего, а я должен терпеть её только потому, что ты с ней обжимаешься и перемигиваешься? Прости.", — Я никогда не бью женщин, сестричка. Никогда, ни за что, ни при каких обстоятельствах. Но ради тебя, видно, придётся таки открыть счёт.

 

И вновь внутри рохиррима клокотала ярость, требущая немедленной расправы, желательно, кровавой и показательной. Вновь глаза застилала пелена, вновь руки сами собой сжимались в кулаки. Эомер практически видел, как он схватит эту дерзкую, глупую вастачку за горло, как поднимет над землёй и заставит прошипеть своим острым, язвительным язычком слова извинения. И мужчина уже даже дёрнулся вперёд, собираясь приводить план в исполнение, как в стремительно уменьшающийся зазор между ним и девушкой вклинилось ещё одно тело. Маршал перевёл мутный взгляд на вставшему между ним и его целью мужчину. Мужчина был чертовски похож на девушку, та же хитрая улыбка, тот же разрез глаз, даже в голосе было что-то схожее.

 

— Неужто храбрейшие коневоды решились выйти из-за столов и к танцу присоединиться? Странные у вас обычаи: слова дерзкие гостям говорить, вином обливаться.

 

Затуманенный разум требовал расправы и над ним. Собственно, ему было всё равно, кого бить, кого крушить — Маршал был готов кинуться на любого, кто встанет перед ним. Но оставшаяся нетронутой яростью часть души Эомера взывала к благоразумию и спокойствию. К миру. Словно очнувшись ото сна, Эадиг оглянулся. И увидел маленькую девочку. Ту самую, что помогала Трандуилу на свадьбе, ту самую, что устроила зажигательный танец. Светлая часть души мужчины зацепилась за неё, как утопающий за соломинку. Медленно, тяжело, но Маршал выходил из сумрака, злость отступала, а кулаки сами собой разжались. Вновь перевёл мужчина взгляд на вастаков. Только не было больше во взгляди пылающей ненависти, не было отчаянной ярости, была лишь огромная усталость и сожаление. "Во имя предков, да что со мной? Почему мне так отчаянно хочется чей-то крови? Почему меня так и тянет к битве? Почему я не могу просто отдохнуть... потанцевать, как та девчушка? Почему?!" Эомер с немым вопросом в глазах уставился на брата. Тот тоже вызывал у него много вопросов. "Почему, брат? Почему она? Колдовство, чары? Почему тебя охмурила какая-то вастачка с далёких, враждебных земель? Как мог ты обратить свой взор на ту, что всегда была нам врагом?... Слишком много почему!"

 

— Если я начну свой танец, друг мой, не останется никого, кто мог бы его увидеть, — прохрипел Эомер, глядя в глаза незнакомцу. "Уходить. Срочно. Пока вновь не захлестнула ярость, пока не совершил непоправимую ошибку, пока не натворил ещё чего-нибудь. Уходить. Пожалуйста, не пытайтесь меня остановить, ради всех предков, не пытайтесь..." — Ты, сестричка, жаждешь моей крови, жаждешь расплаты, жаждешь боя. Нет. Одну ошибку я уже сделал, на сегодня с меня хватит. Я ухожу, но... —  мужчина резко, рыком приблизился к девушке, почти носом ткнувшись ей в лицо, — Я буду следить за тобой, вастачка. И если я почую что-то неладное со своим братом... клянусь предками, я вырву тебе твой лживый язык.

 

Договорив, мужчина резко развернулся и пошёл прочь. Он был готов к тому, что его остановят. Мышцы были напряжены, и если бы кто-то его сейчас коснулся — наверняка получил бы нехилую оплеуху. Не слушая свист и дразнящие выкрики, Маршал бездумно ушагал прочь, неосознанно выбрав дорогу, схожую с той, по которой чуть ранее ушли эльфийка и харадрим.

 

Переход в Королевский сад

[Дамир 145]

Потухло пламя, даже не успев особо разгореться. Затоптали, задушили ярые языки пламени. И оставили на языке противный вкус пепла и золы, от которого хочется кашлять и плеваться... или скорей залить кубком вина.

Ничего не ответил на последние слова коневода вастак, лишь взглядом проводил орлиным, внимательно отмечая - по привычке ли? - оттенки эмоций, которыми сейчас было разукрашено лицо воина.

Простак. Еще и самодовольный в придачу. Но голову держит высоко.

А вокруг вились, кружились яркие, праздничные одежды. Где-то музыка звучала, надрывали глотки голоса, низкие, грубоватые и высокие, чистые, дикие и чересчур искусственные. Но вся эта какофония, смешение звуков и красок, билась где-то на задворках сознания, будто кто-то ширму задернул, отодвинул.

Не обернувшись ни к сестре, ни к ярлу и остальной честной компании, прошел он до стола, оперся кулаком о деревянную поверхность, отполированную тысячами локтей.

Не нравится ему эта новоявленная "любовь" Милд. Не нравится и все тут. Вроде бы он ничего не сделал.

Но тут внутренний голос разросся, поднялся, встал дыбой волны дикой.

Вот именно. Не сделал. Разве такого достойна сестра его? Вождь племени? Золотые крылья могучего орла?

Руки схватили кубок, услужливо наполненный чужедальней брагой.

Быстро тут эльфы работают.

Залпом выпил. Сразу. И старая, хитрая усмешка пробежала по губам.

Развернувшись так, что полы одежд взметнулись, направился он широким шагом в сад. На воздух.

 

Переход в Королевский сад [Дворец Трандуила]

[Теодред 240]

Теодред лишь приложил ладонь к лицу, выслушивая обмен любезностями между Милдред, Эомером и остальными... Не так он представлял себе эту встречу, совсем не так... Ярл с тоской думал о том, что народам восточных и западных степей предстоит еще долгий путь к взаимопониманию...

Когда Эомер выпалил свою тираду в лицо Милдред и ушел, Теодред отнял руки от лица, глядя на любимую. Она же не смотрела в его сторону. И понятно - оскорбление было серьезным.

Теодред вздохнул и, бросив виноватый взгляд на девушку, поспешил за братом. Сейчас вождям нужно побыть со своими людьми..

 

Переход за Эомером в Королевский сад